Глава 9
Джейн и Лиз стали покупать все подряд журналы для новобрачных. К тому времени, когда они отправились в «Вольф» за свадебными нарядами, Джейн уже нисколько не расстраивалась. В детском отделе они провели не меньше часа. Джейн остановила свой выбор на платье из белого вельвета, отороченном розовым атласом, с крошечной розочкой на воротнике. Лиз тоже смогла подобрать себе платье. Когда с покупками было покончено, Берни повез их обедать в «Святой Франциск».
Берман, все это время находившийся в Нью-Йорке, узнал о готовящейся свадьбе уже через неделю. В торговых кругах новости распространяются быстро, тем более что Берни был здесь не последним человеком. Берман, позвонив в Сан-Франциско, даже не пытался скрыть своего изумления.
– Я и не знал, что ты от меня можешь что-то утаивать... Это правда?
Берман говорил шутливым тоном. Берни не оставалось ничего иного, как ответить ему смущенно:
– Не совсем.
– А я вот слышал, что Купидон совершил налет на Западное побережье. Это слухи или это правда?
Берман был рад тому, что у его старинного знакомого все складывается так удачно. Он не знал, кем была его избранница, но ни минуты не сомневался в том, что Берни и здесь сделал правильный выбор.
– Это правда. Я собирался и сам рассказать тебе об этом, Пол.
– Ну что ж, тогда валяй. Кто она? Я знаю только то, что свадебное платье она покупала на четвертом этаже.
Он захохотал. Они жили в крохотном мире, исполненном слухов и сплетен.
– Ее зовут Лиз. Она – учитель второго класса. Родилась в Чикаго и на Северо-Запад отправилась уже в зрелом возрасте. Ей двадцать семь, и у нее есть чудесная пятилетняя дочка по имени Джейн. Мы собираемся пожениться сразу после Рождества.
– Вот и хорошо. А какая у нее фамилия?
– О’Райли.
Пол вновь зашелся смехом. Он был достаточно хорошо знаком с госпожой Файн.
– А как к этому отнеслась твоя мать?
Берни улыбнулся:
– Я еще не говорил ей об этом.
– Ты уж нас извести о том, когда ты это сделаешь. Иначе мы погибнем от звукового удара. Впрочем, может быть, твоя мать стала теперь помягче?
– Я бы этого не сказал.
Берман вновь улыбнулся.
– В любом случае желаю тебе всего самого лучшего. Надеюсь, в следующем месяце ты заедешь сюда вместе с Лиз?
Берни действительно собирался лететь в Нью-Йорк, а оттуда – в Европу. Лиз должна была остаться дома – у нее работа, ей нужно ухаживать за Джейн и, помимо прочего, подыскивать новую квартиру. Они собирались в скором времени переехать в Нью-Йорк, и поэтому покупать жилье не имело смысла.
– У нее слишком много дел. Вы увидитесь только на нашей свадьбе.
Приглашения уже были заказаны. Берни и Лиз решили, что их свадьба должна быть скромной: пятьдесят-шестьдесят человек гостей, не больше. Устроят обычный обед в каком-нибудь ресторане, а потом они с Лиз отправятся на Гавайи. Трейси, подруга Лиз по школе, уже пообещала остаться на это время с Джейн.
– Когда, говоришь, у вас свадьба?.. Я постараюсь быть. Да, я полагаю, теперь ты не так рвешься в Нью-Йорк?
Внутри у Берни все похолодело.
– Это еще как сказать... Когда я попаду в Нью-Йорк, я попытаюсь подыскать школу для Джейн. Лиз собиралась заняться тем же весной. – На том конце линии стояло гробовое молчание. Берни нахмурился. – Мы хотим оказаться там не позже сентября.
– Все понятно... Увидимся в Нью-Йорке через несколько недель. Мои поздравления.
Берни какое-то время сидел, уставившись в потолок. Вечером он поведал об этом разговоре Лиз. Он был крайне взволнован.
– Я не я буду, если они заставят меня торчать здесь три года, как это было в Чикаго!
– Попробуй поговорить с ним в Нью-Йорке.
– Конечно же, поговорю.
Разговор этот действительно состоялся, но Пол Берман так и не стал называть конкретных сроков.
– Ты провел там всего несколько месяцев, Берни. Ты должен поднять этот филиал на ноги. Именно из этого мы и должны исходить.
– Магазин работает как часы. А провел я там уже восемь месяцев.
– Магазин работает только пять месяцев. Должен пройти хотя бы еще один год. Неужели ты не понимаешь, как ты нам на этом месте нужен! Тон, который ты сможешь задать, определит работу магазина на многие годы. С работой такого рода можешь справиться только ты.
– Год – это слишком много.
Для Берни так оно и было. Теперь он не мог позволить себе такую роскошь – разбрасываться годами своей жизни.
– Вернемся к этой теме через шесть месяцев.
На этом разговор с Полом и закончился. В этот вечер Берни покинул магазин далеко не в лучшем настроении. Его ждала встреча с родителями. Встретиться они должны были в «Береге басков» – Берни объяснил матери, что в Скарсдейл заехать он просто не успеет. Мать очень хотела увидеть его. Памятуя об этом, Берни купил для нее весьма изящную сумочку от Гуччи – кожа ящерицы цвета беж и замечательная застежка с тигровым глазом. Сумочка была настоящим произведением искусства, и Берни очень надеялся на то, что она понравится его матери. И все же он шел в ресторан с тяжелым сердцем. Стоял один из тех прекрасных октябрьских вечеров, которые случаются в Нью-Йорке пару раз в году. В Сан-Франциско такая погода стоит постоянно и поэтому не кажется такой уж замечательной. Здесь же, в Нью-Йорке, все обстоит иначе.
Город жил своей обычной жизнью – мимо проносились такси, элегантно одетые дамы спешили в рестораны, солидные лимузины везли не менее солидных седоков в театры и на концерты... Берни с тоской подумал о том, что лишен всего этого в течение вот уже восьми месяцев, и лишний раз пожалел о том, что рядом с ним нет Лиз. Он решил, что теперь будет приезжать сюда только вместе с ней. Весеннюю поездку в Нью-Йорк можно будет совершить во время пасхальных каникул.
Он решительно вошел в двери «Берега басков» и только тогда перевел дух – это был особый ресторан, он любил его больше всех прочих. Удивительная роспись на стенах, мягкий приглушенный свет, женщины в черных платьях, украшенных бриллиантами и жемчугами, мужчины в подчеркнуто строгих серых костюмах, от которых так и веет богатством и властью...
Берни перебросился парой фраз с метрдотелем. Его родители были уже здесь – они сидели за столиком на четыре персоны, стоявшим в заднем ряду. Когда Берни подошел к столику, мать простерла к нему руки с таким видом, будто она тонет – лицо ее при этом мгновенно приняло трагическое выражение.
К такого рода приветствиям Берни уже успел привыкнуть, хотя они, как и прежде, чрезвычайно раздражали его.
– Привет, мамуля.
– Это все, что ты можешь сказать своей матери после восьмимесячного отсутствия?
Она согнала супруга с банкетки и села на его место сама – чтобы быть поближе к сыну. Берни казалось, что весь ресторан смотрит только на них.
– Мы находимся в ресторане, мама. Здесь не место устраивать сцены.
– Это ты называешь «устраивать сцены»?! Ты не видел мать целых восемь месяцев, однако счел возможным толком не здороваться с ней, а потом еще и сказал, что она, мол, устраивает тебе сцены?!
Берни хотелось спрятаться под стол. Мать говорила так громко, что ее слышал весь ресторан.
– Мы виделись в июне, – сказал Берни подчеркнуто тихим голосом. Он понимал, что с мамой лучше не спорить.
– Это было в Сан-Франциско.
– Какая разница?
– Ты постоянно был занят, мы практически не виделись.
Родители приезжали в Сан-Франциско на открытие магазина, и Берни, при всей своей занятости, смог уделить им немало времени – мать это прекрасно помнила.
– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Берни, чувствуя, что настало время сменить тему разговора. Отец заказал «Роб-Роя» для матери и виски со льдом для себя. Берни остановил выбор на кире.
– Это еще что такое? – тут же насторожилась мать.
– Я дам тебе попробовать. Это очень легкий напиток. Ты действительно замечательно выглядишь, мама.
Почему-то всегда выходило так, что Берни приходилось разговаривать исключительно с матерью и никогда с отцом, и это его немало огорчало. Можно было подумать, что папашу вообще ничего не интересует, странно было только то, что он не прихватил с собой в «Берег басков» толстых медицинских журналов.
Официант принес напитки. Берни сделал небольшой глоток кира и предложил попробовать его своей матери. Он никак не мог решить, когда лучше завести речь о Лиз – до обеда или после. Если он отложит разговор, мать станет обвинять его в том, что он целый вечер лицемерил. Если же он заговорит об этом сейчас, мать поднимет скандал и испортит вечер и себе, и всем остальным. Первое было безопаснее, второе – честнее. Берни сделал большой глоток кира и решил быть честным.
– У меня есть для тебя хорошая новость, мама.
Голос его предательски задрожал, и мать тут же вперилась в него орлиным взором, почувствовав, что речь действительно идет о чем-то серьезном.
– Ты возвращаешься в Нью-Йорк?
Слова эти больно ранили его.
– Пока нет. Когда-нибудь – да. Я говорю о вещах более серьезных.
– Тебя повысили в должности?
Он устало вздохнул. С загадками пора было кончать.
– Я женюсь.
Все разом замерло. Мать, не мигая, смотрела на него. Дар речи вернулся к ней минут через пять. Отец же вообще никак не отреагировал на его слова.
– Может, объяснишь поподробнее?
Берни чувствовал себя так, словно только что признался в совершении немыслимых злодеяний. Странное это чувство разозлило его.
– Она замечательная женщина, мама! Ты ее сразу полюбишь. Ей двадцать семь, и она потрясающе красива. Она – учитель второго класса. – Последней фразой Берни отмел возможные вопросы матери о том, кем работает его избранница – танцовщицей в дискотеке, официанткой или исполнительницей стриптиза. – Да, кстати. У нее есть маленькая дочка по имени Джейн.
– Она разведенная...
– Да. Джейн уже пять лет.
Мать смотрела на него во все глаза, пытаясь понять, что же могло произойти с ее сыном.
– И как давно ты ее знаешь?
– С тех самых пор, как я приехал в Сан-Франциско, – солгал Берни и положил на стол фотографии Лиз и Джейн, сделанные на Стинсон-Бич. Мать тут же передала снимки отцу, который стал восхищаться красотой матери и дочки. Руфь Файн, однако, чувствовала, что здесь что-то не так.
– Почему же ты не познакомил ее с нами в июне?
Мать мастерски владела интонациями: можно было подумать, что у Лиз волчья пасть, или она хромоножка, или она все еще живет с мужем.
– Тогда я ее еще не знал.
– Выходит, вы знакомы всего несколько недель, а ты уже собираешься на ней жениться? – Мать выдержала эффектную паузу и тут же спросила о том, что волновало ее больше всего: – Скажи, она еврейка?
– Нет, не еврейка... – Берни показалось, что еще немного, и его мать упадет в обморок; он едва заметно улыбнулся. – Мама, только не делай такое лицо. Ты ведь знаешь, на белом свете живут не одни только евреи.
– И все же их достаточно, чтобы подыскать себе среди них пару. Скажи, кто она?
Мать это не интересовало, просто она хотела сполна отдаться своему горю... Берни решил сказать ей обо всем до конца.
– Она – католичка. Ее фамилия О’Райли.
– Бог ты мой...
Она прикрыла глаза и разом как-то обмякла. Берни решил, что она таки упала в обморок. Он испуганно повернулся к отцу, но тот еле уловимым жестом руки дал ему понять, что ничего страшного не происходит. Мать тут же открыла глаза и, обращаясь уже к супругу, сказала:
– Ты слышал, что он говорит? Ты понимаешь, что он делает? Он же меня в гроб вогнать хочет! Ему совершенно наплевать на меня!
Она картинно зарыдала и, достав из сумочки платок, принялась вытирать слезы. В тот же миг к их столику подскочил официант, вежливо осведомившийся, будут они обедать или нет.
– Думаю, будем, – подчеркнуто спокойным голосом ответил Берни, чувствуя на себе испепеляющий взгляд матери.
– Как ты можешь сейчас... есть... У матери вот-вот случится сердечный припадок...
– Может быть, все-таки поешь немного супа? – поинтересовался отец.
– Он мне в горло не полезет.
Берни готов был придушить мать.
– Мама, она замечательная женщина. Ты ее полюбишь.
– Ты решил это твердо? – Берни кивнул. – И когда же у вас свадьба?
– Двадцать девятого декабря.
Он сознательно не стал говорить ни слова о Рождестве, но мать, несмотря на это, вновь заплакала.
– Все уже решено, все устроено... Даже дата известна, а я об этом ничего не знаю. И когда только вы все успели? Наверное, ты и в Калифорнию из-за нее поехал...
Мать могла продолжать до бесконечности.
– Я встретил ее уже там.
– Но как? Кто вас мог познакомить? Кто меня так обидел?
К этому времени на столе уже появился суп.
– Я встретился с ней в магазине.
– Да? Может быть, на эскалаторе?
– Ради бога, мама, перестань! – Он ударил кулаком по столу, отчего мать даже подскочила. – Я женюсь. Точка. Мне тридцать пять. Я женюсь на прекрасной женщине. Честно говоря, меня нисколько не интересует, кто она, пусть даже она будет буддисткой. Она прекрасная женщина, хороший человек и любящая мать – мне кажется, этого вполне достаточно!
Он жадно набросился на суп, стараясь не обращать внимания на мать.
– Она в положении?
– Нет.
– Тогда почему вы так спешите со свадьбой? Лучше в таких делах не торопиться.
– Я ждал целых тридцать пять лет. Этого более чем достаточно.
Она вздохнула и мрачно посмотрела на него.
– Ты встречался с ее родителями?
– Нет. Они погибли.
Руфь на мгновение растерялась, но тут же снова взяла себя в руки. Установилось долгое тягостное молчание. Подали кофе. Берни внезапно вспомнил о приготовленном для матери подарке. Он протянул ей коробку, но она отрицательно замотала головой:
– Это не тот вечер, который мне хотелось бы запомнить.
– В любом случае не отказывайся. То, что там лежит, тебе понравится.
Берни почувствовал, что еще немного, и он швырнет коробку матери в лицо. Мать, заметив смену его настроения, едва ли не брезгливо приняла коробку и поставила ее рядом с собой.
– Не понимаю, как ты мог такое сделать...
– Ничего лучше этого я уже не придумаю, мама.
Он вздохнул и покачал головой. Будь его мать другим человеком, она бы сейчас радовалась. Он вновь сел на банкетку и сделал глоток кофе.
– Насколько я понимаю, на свадьбе вас не будет.
Мать снова заплакала, пользуясь салфеткой как носовым платком, и, посмотрев на своего супруга, простонала:
– Он не хочет, чтобы мы присутствовали на его свадьбе!
Она зарыдала так, что Берни от стыда готов был провалиться на месте.
– Мама, я этого не говорил. Просто я решил...
– Не надо решать за других! – Мать мгновенно очнулась, но уже в следующую минуту вновь запричитала, обращаясь к мужу: – Как все это могло произойти? Даже в голове не укладывается...
Лу погладил ее по руке и выразительно посмотрел на сына.
– Ей сейчас тяжело, но со временем она к этой мысли привыкнет.
– Ну, а ты как относишься к этому, папа? – Берни посмотрел в глаза отцу. Ему хотелось получить благословение хотя бы от него. – Она – замечательная женщина.
– Надеюсь, ты будешь с ней счастлив. – Отец улыбнулся и вновь погладил Руфь по руке. – А маму нашу я сейчас отвезу домой. У нее сегодня был непростой вечер.
Мать, взглянув на супруга и сына, стала раскрывать коробку с подарком.
– Очень мило, – сказала она, вытащив из коробки сумочку, но тут же, решив, что своим подарком сын пытается компенсировать нанесенный ей моральный ущерб, добавила сухо: – Одно жаль. Бежевый цвет я не люблю.
Берни вздохнул, но решил ничего не говорить в ответ на это заявление матери. Он прекрасно понимал, что в следующий раз увидит ее именно с этой сумочкой.
– Мне очень жаль. А я-то думал, она тебе понравится.
Мать презрительно фыркнула. Берни расплатился, и они поспешили выйти из ресторана. Мать взяла его под руку.
– Когда ты вернешься в Нью-Йорк?
– Не раньше весны. Завтра я улетаю в Европу, а из Парижа полечу сразу в Сан-Франциско.
Он говорил с ней холодно, памятуя о том, как она отреагировала на его признание.
– И ты нисколечко не задержишься в Нью-Йорке? – спросила мать еле слышно.
– У меня нет времени. Я должен вернуться в магазин – там должно состояться важное собрание. Увидимся на свадьбе, если, конечно, вы на нее приедете.
Мать приостановилась в дверях.
– Хорошо будет, если ты приедешь на День Благодарения. Такой возможности у нас больше не будет.
Она прошла через вращающиеся двери и приостановилась, дожидаясь Берни.
– Я ведь не в тюрьму собираюсь, мама. Я собираюсь жениться, и только. Надеюсь, в будущем году мы переедем в Нью-Йорк, и тогда все праздники мы будем встречать вместе.
– Ты и эта девица? Как, говоришь, ее зовут?
Мать вопросительно посмотрела на него, сделав вид, что от горя забыла все на свете. Берни, однако, нисколько не сомневался в том, что мать помнит все до малейших деталей – даже то, как «эта девица» выглядит.
– Ее зовут Лиз.
Он поцеловал мать и остановил такси, явно не желая затягивать прощание. Родители должны были ехать за своей машиной, которую они оставили возле отцовского офиса.
– Так ты не приедешь на Благодарение?
Мать стала открывать дверцу с явным намерением выйти из машины, но Берни едва ли не силой вернул ее обратно.
– Я не смогу. Когда вернусь из Парижа – позвоню.
– Я хочу поговорить с тобой о свадьбе.
Мать высунулась в окошко. Водитель, которому все это начинало надоедать, сердито заворчал.
– О чем тут говорить? Свадьба состоится двадцать девятого декабря в синагоге Эмануил. После этого все поедут в небольшой отель в Саусалито. Ей там очень нравится.
Мать хотела было сказать что-то особенно неприятное, но отец, мгновенно отреагировав на это, громко назвал водителю адрес своего офиса.
– Мне нечего надеть, – пискнула мать.
– Приходи в наш магазин, мы что-нибудь для тебя подберем.
И тут вдруг до матери дошел смысл услышанного. Они собирались жениться в синагоге.
– Она согласна пойти в синагогу?
Мать была страшно удивлена. По ее мнению, католики должны были вести себя совершенно иначе. Впрочем, эта девица была разведена, возможно, одновременно с этим ее отлучили и от церкви... Кто их, католиков, знает...
– Да. Она хочет, чтобы все происходило в синагоге. Ты полюбишь ее, мам, вот увидишь.
Он коснулся ее руки, и она улыбнулась ему сквозь слезы.
– Мазел тов! – «Удачи!»
С этими словами мать закрыла окошко, и машина, загрохотав по рытвинам, стала быстро набирать скорость. Берни вздохнул с облегчением. Он таки сделал это.