Глава 3
Сергей Горский не ожидал, что в Париже его встретит настоящая зима.
В Москве бушевала метель, и он сутки просидел в аэропорту. Пассажиры нервничали, пили много кофе и коньяка, смотрели в окна на снежную круговерть. Сергей последовал их примеру. Коньяк снял напряжение, и он задремал. Во сне перед ним стояли огромные, светлые, как озера, глаза Лиды. Ее лицо было печальным. Казалось, она хочет что-то сказать ему…
«Мы даже не успели как следует попрощаться», – подумал Горский, просыпаясь.
Наконец вылет разрешили. В комфортабельном салоне авиалайнера было тепло, ровно гудели двигатели, красавица-стюардесса с осиной талией разносила воду и спиртное. Горский расслабился. Сиур и Влад[4], его новые московские друзья, обещали подстраховать и, по-видимому, справились со своей задачей, так как все обошлось благополучно. Вначале Сергей пытался обнаружить их присутствие: незаметно оглядывался, наблюдал за окружающими из-под прикрытых век, внезапно останавливался у витрин киосков, но так ничего и не заметил. Его друзья действовали профессионально, так что ему не о чем беспокоиться. Но волнение не покидало его.
– Что будете пить?
Горский вздрогнул – перед ним стояла стюардесса с тележкой, уставленной напитками.
«Почему я все еще напряжен? – с досадой подумал он, беря стакан с соком. – Я уже в самолете, все хорошо, меня никто не преследовал, не пытался убить. Неужели я просто боюсь?»
Его обдало жаром. Горский в общем-то не считал себя трусом. Он принялся смотреть в иллюминатор, за которым ничего не было, кроме беловатой мути. Родителям Сергей не стал сообщать о своем приезде, пусть это будет для них приятным сюрпризом. Он не хотел, чтобы его встречали. Мало ли что…
«Опять? – разозлился он на себя. – Нельзя думать о плохом. У меня все получится. От меня ждут действий и новостей, на меня надеются, а я веду себя как робкая институтка на офицерской попойке. Хорошо, что Лида этого не видит!»
Горский провел рукой по груди и облегченно вздохнул. Все в порядке: медальон на месте. Это придало ему спокойствия. В Париже нужно разыскать Лили и во что бы то ни стало узнать у нее, кто продал ему флорентийский медальон. Он не сомневался – магический амулет охраняет его. С ним ничего не может случиться…
Адрес во Франции, который дал ему экстрасенс Азарий Ерофеев[5], Сергей выучил наизусть. После Лили он пойдет по этому адресу.
Полет закончился. Горский получил багаж, взял такси и отправился на свою квартиру. Над Сеной стелился туман. Набережная тонула в нем, по проступающим темным стволам деревьев угадывались бульвары и аллеи.
Сергею не верилось, что он снова здесь, что поездка в Харьков на выставку Корнилина изменила его жизнь. Он уже не тот самоуверенный, жесткий и удачливый господин, хладнокровный игрок, любимец женщин и расчетливый бизнесмен. Несколько месяцев, проведенных на родине, сделали его другим. Неужели все произошло на самом деле? Купальская ночь, смерть жены, флорентийские сны, монастырь, Лида… А может, он все это придумал? Сюжет для ненаписанной книги…
Консьерж приветливо поздоровался с Сергеем, будто тот и не уезжал.
– Почту я передавал мадам Клод, когда она приходила убирать, – сказал он, близоруко щурясь. Перед ним на столе дымился кофе, булочку с сыром он держал в руке. – Превосходный свежий сыр, месье! К нам с женой приехали родственники из Прованса…
Горский кивнул, поднимаясь по лестнице. Латинский квартал, засыпанный снегом, улыбка консьержа, знакомая дверь – все это делало нереальной опасность, которая не давала ему уснуть в самолете. Он совершенно успокоился, повесил на вешалку мокрую куртку и прошел в комнату.
Здесь царил идеальный порядок, все блестело – мадам Клод не сидела сложа руки. Сергей раскрыл окно, впуская холодный воздух. События в Харькове показались ему дурным сном. На низком столике лежали несколько журналов «Искусство», которые регулярно присылала ему редакция, стопка рекламных буклетов и несколько писем.
– Потом посмотрю, – решил Сергей, набирая номер телефона родителей.
Мама оказалась дома. Она работала переводчицей в посольстве, а отец – поваром.
– Серж! – обрадовалась она, привычно называя сына на французский манер. – Ты когда приехал? Я очень соскучилась! Прости, дорогой, но я уже убегаю – внизу ждет машина. Перезвони вечером.
Он усмехнулся – мать вечно торопится, все на бегу, впопыхах… Давно ли он сам был таким? Она научила его языкам: по-французски он говорил безукоризненно, по-английски немного хуже, а немецкий понимал и мог кое-как изъясняться.
Горский набрал номер Лили. Ее голос звучал глухо, как из далекого прошлого. Она была несказанно удивлена:
– Серж? Ты в Париже? Мы думали, ты уехал в Россию, надолго…
Она замолчала.
«Наверное, курит», – подумал Горский, представляя ее худое лицо, мундштук в длинных тонких пальцах, унизанных кольцами. Она обожала серебро и духи с запахом хвои.
– Лили… – Он прислушивался к себе, не екнет ли сердце, не забьется ли, как раньше, когда он не спал ночами, сходя с ума от желания и страха потерять ее навсегда.
Ничто не дрогнуло. Он был спокоен и холодно-любопытен: как она жила все эти месяцы? Что изменилось? По-прежнему ли она ходит в маленькое кафе на Монмартре, из окна которого видно, как художники в пестрых шейных платках предлагают прохожим свои картины. Сейчас там, наверное, пусто – из-за снега.
– Лили, – повторил он, словно пробуя ее имя на вкус. – Мы можем увидеться? Прямо сейчас.
Она еще больше удивилась:
– Ты хочешь? Но что…
– Мне очень нужно тебя увидеть! – перебил Горский. – Ты не занята?
– Нет, но…
– Тогда я еду!
Он решил не откладывать визит в долгий ящик. В конце концов, неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы выудить у Лили нужные ему сведения.
Она сразу открыла, не успел он позвонить, как будто ждала у двери, прислушиваясь к шагам. Медный колокольчик переливался в извивах крутой лестницы с коваными перилами.
– Серж?
Горскому показалось, что он видел ее вчера, до того все знакомо – впалые щеки, длинная шея, выпирающие ключицы в вырезе майки, сухие бедра, острые коленки. Неужели когда-то он целовал эти коленки, ощущая головокружение и дрожь в груди?.. Ничего похожего он сейчас не испытывал, просто смотрел…
– Можно войти?
Она молча посторонилась, пропуская его в прихожую. И здесь все по-прежнему – тот же запах сигарет, та же ветка сосны в керамической вазе, та же дубовая вешалка с подставкой для зонтиков, тот же светильник, который задеваешь головой, если вовремя не нагнуться…
Пока Горский ехал, у Лили промелькнули в голове сотни мыслей. Зачем он позвонил ей? Хочет возобновить отношения? На него не похоже… Когда ее родители намекнули, что он недостаточно обеспечен для женитьбы, Серж как будто с ума сошел. Он вел себя необъяснимо – пропал куда-то, не звонил. Оказалось, он зарабатывает деньги. Лили не верила, что у него получится. Во Франции он чужой… Но она ошиблась: Горский быстро наладил бизнес, ему везло. Его журнал начал приносить приличный доход, не говоря уже о торговле антиквариатом и предметами искусства.
Почему-то он передумал жениться на Лили. Ее родители были удивлены.
«Это все гордость! – сказал тогда месье Тьери. – У русских в глубине души бушует пожар, они все немного одержимые!»
Лили даже всплакнула, осознав, что Серж больше не придет. Он был так красив, что на него оглядывались, а в постели ему не было равных. Это она смогла оценить только теперь, когда у нее появился Франсуа, который по всем статьям проигрывал Горскому. Женщины становились просто невменяемыми в присутствии Сержа! Вряд ли, став ее мужем, он бы хранил ей верность…
Этими мыслями Лили успокаивала себя. Но только до того момента, как Горский переступил порог ее квартиры. Страсть и забытое желание вспыхнули с такой силой, что она испугалась. Оказывается, она ужасно соскучилась по его ласкам!
В комнате у Лили было прохладно и сумрачно. Сергей непроизвольно прикоснулся рукой к медальону, от которого исходило приятное тепло.
«Мне нужна твоя помощь, – мысленно обратился он то ли к амулету, то ли к Лиде, чей образ неотступно стоял перед ним. – Пусть Лили мне расскажет все, что ей известно».
Он вздохнул и опустил руку. Лили истолковала его жест по-своему:
– Тебе жарко? Может, открыть окно?
– Как живешь? – спросил он вместо ответа.
Она неопределенно повела тощими плечами, склонила голову набок. Когда-то ему до умопомрачения нравился этот жест! Он не переставал себе удивляться. Что могло привлекать в такой жеманной, насквозь фальшивой и пустой женщине, как Лили? Сколько безумств он готов был совершить ради нее! Дурак…
– Что тебе нужно? – спросила она раздраженно, словно угадав его мысли.
– Соскучился…
Она не поверила. Знакомая кривая усмешка и холодный взгляд Сержа говорили о другом.
– Приехал проверить, как идут дела, – добавил он. – И вот заодно решил тебя навестить.
Это было гораздо больше похоже на правду. Лили разочарованно вздохнула:
– Тебе везет! Деньги так и текут. Журнал процветает… и антикварный салон тоже.
– Кстати, – перебил ее Сергей. – Помнишь, ты помогла мне приобрести чудесную вещицу перед отъездом?
Лили наморщила лоб:
– Какую?
– Вот этот медальон!
Горский вытащил из-под рубашки флорентийскую подвеску и показал Лили.
– Ты что, хочешь меня отблагодарить? Или есть претензии?
– Ни то ни другое, – улыбнулся он.
– Тогда в чем дело? – насторожилась девушка.
– Ну… у меня появились деньги, как ты знаешь. Много денег…
Лили понимающе кивнула:
– Ты бы хотел еще что-то купить?
– Вот именно! – обрадовался Горский. – Ты удивительно догадлива, милая. Я хочу воспользоваться тем же источником. Надеюсь, ты не забыла, кто продал мне подвеску?
Лили недовольно скривилась. Она была не прочь заработать, но… обстоятельства несколько изменились. Ее подруга Мари, которая продала флорентийский медальон, пожелала остаться инкогнито. Посредником сделки была Лили, и Серж не встречался с продавцом. Таковы были условия. Теперь Лили не обязана хранить тайну, потому что подруга внезапно исчезла. Просто уехала, и все. Никто не знает куда.
– Так что? – настаивал Сергей. Он видел, что Лили в замешательстве, но не понимал причины. – У того человека есть еще что-то интересное для меня?
– Видишь ли… Он… то есть она… запретила мне называть ее имя. Но теперь это не имеет значения.
– Прекрасно! Можешь дать ее телефон, адрес?
Лили отрицательно покачала головой.
– Бога ради, почему? – воскликнул Сергей. – За деньгами дело не станет. Когда вещь мне нравится, я не торгуюсь!
– Не в том дело. Она… уехала.
– Куда? Надолго?
Лили подозрительно посмотрела на Горского. Он волнуется?! Явление небывалое. Впрочем, если речь идет о редких антикварных вещах, то понятно…
– Не знаю, – ответила она. – Ее зовут Мари, мы вместе ходили в коллеж. А потом ездили друг к другу в гости на Рождество… иногда. Обычная дружба. Мари не обязана ставить меня в известность, куда едет. Личная жизнь у нее не сложилась… вот и отправилась разгонять тоску! Может, в круиз, а может… в провинцию, к родне…
– А где ее родня?
– Не знаю! – рассердилась Лили. – Я просто так сказала. Предположительно…
– Значит, это Мари продала мне медальон? – уточнил Горский.
– Да. Только она потребовала, чтобы никто об этом не знал. Она была странная… и муж у нее был странный.
– В каком смысле?
– Ну… я его видела только один раз. Взгляд у него тяжелый… Мари мне призналась, что боится его.
– Зачем же было за такого замуж выходить? – не выдержал Горский.
Ему вспомнилась Алена, их вечные скандалы, отчуждение и ненависть. Как получилось, что он на ней женился? Еще спрашивает про эту Мари! Как будто сам не переживал ничего подобного…
– До брака он казался ей другим, – объяснила Лили. – Добрым и вполне милым человеком. А потом…
– Превратился в монстра?
– Прекрати, Серж! Ты же сам спрашиваешь!
– Прости, – спохватился он, испугавшись, что Лили больше ничего не расскажет.
Она могла уходить в себя и не разговаривать сутками. Когда женщина недостаточно умна, гораздо лучше, чтобы она молчала. Но в данный момент Горскому было нужно как раз обратное.
– Муж Мари был таким страшным, что она не выдержала и бросила его… Так?
– Не так! – возразила Лили. – Это он ее бросил. Пропал в один прекрасный день, и все.
– Пропал?
– Как сквозь землю провалился. Мари его искала… ведь она жила в его доме. Там все было его… Мари не знала, как поступить с имуществом. Заявила в полицию о пропаже супруга. Его искали… только безрезультатно. Тогда Мари кое-что потихоньку начала продавать: ей понадобились деньги на жизнь…
– А почему она уехала? – поинтересовался Сергей. – Сама отправилась на поиски?
– Не думаю, – покачала головой Лили. – Наверное, просто боялась жить одна в доме. Я как-то была у нее в гостях… один раз. Жуткий дом. Больше двух дней я там не выдержала. Темно, мрачно… какие-то узкие переходы… и стоит на отшибе. Это бывший замок, каких полно, – полуразрушенный, заброшенный. Ален отремонтировал только часть, а остальное так и лежит в развалинах. Отвратительное место и гадкий дом! Бедная Мари! Удивляюсь, как у нее хватило сил прожить там почти год…
– Ее мужа звали Ален?
– Да…
Лили встала и подошла к этажерке, которая едва не валилась от количества нагроможденных на нее вещей.
– Вот, смотри! – Она протянула Горскому фотографию в деревянной рамке. – Это Мари. Красивая, правда?
На фото две девушки в кимоно сидели в позе лотоса. В одной Сергей сразу узнал Лили, а другая… Стройная, уверенная в себе блондинка с развитыми мышцами и выразительным лицом. Такую испугать не просто.
– Мы медитируем! – с притворным вздохом объяснила Лили. – Когда ты меня бросил, я жутко страдала… Пришлось заняться йогой. Мари тоже нуждалась в успокоении. Это Франсуа нас сфотографировал.
Лили прикусила язык, но было поздно. Она поняла, что проговорилась.
– Франсуа? Кто это? Новый поклонник?
– Мой жених! – вызывающе сказала Лили.
Все равно Сержа ей уже не видать как своих ушей. Ничего не поделаешь! Эту игру она проиграла.
Горский хотел продолжить расспросы, но… увидел на фотографии нечто такое, что не сразу бросилось в глаза.
– Лили, давай выпьем, за встречу!
Она, пораженная, уставилась на него. Вот так Серж! Где его ревность? Мстительность? Желание взять реванш? Она-то думала, что он устроит ей сцену, а он… Выпьем! Все-таки он сильно изменился.
– Ладно, пойду принесу вина…
– Да. И захвати сыр. У тебя есть?
– Конечно…
Лили отправилась в кухню, а Горский тем временем поспешно вытащил фотографию из рамочки и спрятал в карман. Рамочку он, ступая на цыпочках, положил обратно на этажерку, засунув между книгами. Лили с ее рассеянностью не скоро обнаружит пропажу.
Она принесла бутылку бордо с терпким ароматом зрелого винограда. Закусывали холодным мясом, оливками и сыром.
Лили быстро опьянела и смеялась, прижимаясь плечом к Горскому. Тот не отстранялся.
Он ушел, когда за окнами начало смеркаться, а Лили уснула. Снег укрывал бульвары и крыши домов, наряжал деревья в причудливые белые одежды. Сергей поднял воротник, ожидая такси; его знобило…
Дома он первым делом достал из кармана фото – на заднем плане, неприметная, стояла фигурка Будды. Слишком знакомая.
Когда Лили была уже совсем пьяна, он спросил, что за статуэтка на снимке.
«Ах, это… – Она икнула и захихикала. – Ой, извини. Это Мари приносила с собой. Талисман! Может, останешься на ночь? Смотри, какой снег идет… Ты можешь за… мерзнуть…»
«В другой раз».
Глаза Лили сами собой закрывались.
Сергею не терпелось остаться одному, рассмотреть как следует фото: загадочную Мари, фигурку восточного божка… Он уложил Лили на диван, укрыл пледом.
«Я немножко подремлю… – пробормотала она. – Совсем капельку…»
«В первый же день такая удача!» – ликовал Горский. А ведь он еще даже не проверил адрес Ерофеева…
Валерия с трудом сдерживала слезы. Ах, какая тоска эти зимы! Беспробудность, беспросветность… Только снег и снег, всюду один снег…
– Никита! – позвала она раздраженно. – Ты где?
В доме было прохладно. Кафельная печь остыла за ночь, в комнатах стоял слабый запах перегоревших дров. Бабушка и мама Никиты уехали в Смоленск, к родственникам. Без них было скучно и тревожно.
Валерия накинула на плечи теплую шаль и спустилась на первый этаж. Дверь на веранду оказалась открыта, в большие окна смотрел белый от снега сад. На небе в красноватой дымке вставало солнце.
Никита вошел, неся огромную охапку дров. Валерию обдало холодным воздухом и запахом стружки.
– Ты уже проснулась? Иди в гостиную, сейчас я растоплю печь и камин.
– Я хочу в Москву, домой. Если бы ты знал, как мне надоели завывания метели по ночам! Как мне наскучила эта белая равнина за садом, этот черный лес…
– Что с тобой? Плохо спала?
Никита старался не обращать внимания на ее плаксиво-капризный тон, раздраженные нотки в голосе. Он был уверен, что в Москву им пока возвращаться нельзя. Но Валерия, похоже, не хочет больше ждать. Ее что-то угнетает. Она становится нервной и недовольной, по ночам бродит по комнате или подолгу сидит у затухающей печи, о чем-то думает…
Никита изменил свой образ жизни и теперь старался работать по ночам, когда Валерии удавалось уснуть, а днем проводил время с ней, не давая окончательно впасть в тяжелую хандру. У нее опять начался кашель и на глазах все чаще без всякой причины появлялись слезы.
Он положил дрова в камин, разжег огонь. Валерия уселась в мягкое кресло. Она куталась в шаль и плед и все равно мерзла.
– Посиди тут, – сказал Никита, целуя ее висок, на котором билась голубая жилка. – А я пойду приготовлю нам поесть.
На кухне он немного успокоился, выбирая между ветчиной и свежим мясом. Пожалуй, лучше приготовить мясо с сыром и томатом, как любит жена.
По дому распространился запах специй и кофе. Никита положил в тостер кусочки белого хлеба и задумался. Ему не нравилось состояние Валерии – вялость, сменяющаяся вспышками негодования по любому поводу, отсутствие аппетита, скука. Только в постели, во время любовных ласк, ему еще удавалось пробудить ее к жизни.
За завтраком позвонил из Москвы Сиур, но ничего существенного не сообщил.
Горский улетел во Францию, но от него пока никаких вестей. Вадим куда-то пропал… Все остановилось, замерло, словно в преддверии какого-то значительного, важного события, которое должно было разрешить их судьбы.
Валерия вяло ковыряла вилкой мясо, но все-таки ела. Никита был рад и этому. Вчера она ни кусочка не проглотила, как он ни уговаривал. Сухое вино кружило голову.
– Тебе еще налить?
Она кивнула. Негромко потрескивали дрова. От камина шел жар, но Валерия не отодвигалась. Никита снял свитер. В дымоходе гудело, снова поднимался ветер.
– К вечеру будет метель, – сказала Валерия. – Опять метель! Какая тоска… Никита!
– Да?
– Принеси мне зеркало из спальни, не хочется подниматься наверх.
Он легко поднялся на второй этаж. Приятно было ощущать силу молодого здорового тела; десятилетия неподвижности казались дурным сном. Инвалидное кресло стояло в углу коридора, у его рабочего кабинета, как дань прошлому. Отчасти Никита был благодарен своей болезни – если бы не вынужденный домашний плен, он не нашел бы столько времени для внутреннего созерцания и познания себя.
Никита открыл дверь в спальню, взял с туалетного столика любимое зеркало Валерии и быстро спустился в гостиную.
– Спасибо.
Жена принялась разглядывать себя – тени под глазами, бледные щеки, губы без помады. Она обладала той особой женской красотой, которой все нипочем: никакие страдания, болезни, отсутствие макияжа и прически – ничто не могло ее испортить.
– Я отнесу посуду в кухню, – сказал Никита, собирая тарелки. – Хочешь еще кофе?
Валерия отказалась, увлеченная своим лицом в зеркале. Румянец исчез, но черты оставались необыкновенно привлекательными. Ей показалось, что из темной глубины зеркала за ее отражением появилось нечто жуткое…
Никита принялся мыть посуду, когда услышал ее крик. Влетев в комнату, он увидел вытекающую из рамки ртутную массу зеркала и оцепеневшую от ужаса Валерию, белую, как снег за окнами.
– Ты поставила его слишком близко к огню, – сказал он, обнимая ее за плечи.
Валерия не поверила. Она просто его не слышала. Ей казалось, что из пустой рамки на нее смотрит другая женщина, очень похожая на нее, – смотрит долго, неотрывно и страшно – в глубине ее зрачков зарождается гибель Валерии. Губы женщины едва заметно кривятся в зловещей улыбке, а на лбу качается и нестерпимо сверкает золотая подвеска, на которой выбит Знак Рока…
– Валерия!
Голос Никиты вывел ее из столбняка, и она снова закричала, не в силах оторваться от страшного видения.
– Что с тобой?
– Там, там… – Она показывала рукой на зеркало, вернее, на позолоченную рамку, оставшуюся от него. – Там… та женщина и… Знак… – Ей едва удалось выдавить это, как сильный приступ кашля потряс все ее тело.
Никита ничего не видел, кроме расплавленного от жара стекла. На каминной доске стояли сухие веточки можжевельника. Словно в бреду, он увидел, как они занялись ярким, сверкающим пламенем…