© Юлия Давыдова, 2015
© Юлия Викторовна Давыдова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Заклинание
Густой аромат ладана делал воздух тяжелее. Даже у самых дверей, где сквозь щели струился холодный воздух улицы, он невесомо окутывал собой.
В углу располагались полочки с иконами, упаковками церковных свечей и разной утварью. Здесь же за стойкой восседала матушка. И лики святых, несмотря на традиционную серьезность своего изображения, явно были добрее старушки в платке.
Скромное убранство маленькой церкви привлекало внимание Анны. Верующие, наверное, давно перестали обращать внимание на стены. Опущенные головы старушек, набившихся в средний зал, словно говорили: Ой, как мы грешны! И это обстоятельство, конечно, волновало верующих больше, нежели образы, украшающие своды над ними. Так что Анна в одиночестве разглядывала стену, где сидел Иисус, широко разведя руки, и весьма рисковала, привлечь к себе внимание матушки. А судя по доброте старушки, это могло окончиться плохо. К её помощнице подошла пожилая женщина с просьбой разрешить ребенку попить воды, и зычный голос матушки перекрыл пение церковного хора:
– Ну, нельзя! Нельзя до причастия! Пусть потерпит!
Расстроенная помощница и бабушка ребенка отошли.
– Вот ведь, – тихо засмеялась Маша, – строгая какая.
Анна покачала головой.
– Осуждаешь? – уточнила её жест Маша.
– Нет.
– А я да!
– Да? – Анна посмотрела вопросительно.
– Что уж ребенку нельзя воды попить? – невозмутимо пожала плечами Маша.
Она отыскала взглядом бабушку с внучкой и направилась к ним. Не дойдя шага, опустилась на корточки, дернула девочку за руку. Та повернулась, и Маша протянула ей бутылочку со святой водой.
– Пей скорей, – зашептала она, – пока не видит никто.
Девочка обрадовано сделала глоток, а Маша, крадучись на цыпочках, вернулась обратно к Анне. Весело подмигнула на её удивленный взгляд.
– Ну, ладно, – улыбнулась Анна. – Тебе виднее.
Служба продолжалась. Пели, конечно, из рук вон плохо, но старались. Разве что голоса священников, вступающих в означенные моменты службы, отличались ровностью и низким звучанием.
– Ты молитвы за здравие закажешь? – поинтересовалась Маша.
– Ах, да…, – Анна вытащила кошелек, и пошла к матушке. – Можно молитвы заказать?
– Можно, – отреагировал церковный цербер. – Вот бланк.
– А кому можно заказать молитву за здравие, какому святому? – уточила Анна.
– Всем можно, – почти отмахнулась матушка.
– Богородице закажи, богородице… – Маша ткнула Анну пальцем в бок, и та невольно засмеялась.
Матушка явно восприняла это как личное оскорбление, насупилась, протянула бланк заказа молитвы за здравие.
Анна взяла ручку, начала писать.
– Поют плохо, но стараются хорошо, – заметила Маша о церковном хоре, явно следя за выражением лица матушки.
Но та уже не услышала это замечание, потому что пошла в средний зал, пробираясь через верующих с той же верой, что и танк Т-34 через сопки. Толпа прямо раздвигалась перед ней.
– Ну, все, затыкай уши, – сказала Маша.
Анна положила заполненный бланк на стойку и вопросительно взглянула на неё.
– Сейчас запоет!
И точно. Горловой вопль матушки разнесся под куполом церкви:
– Святый боже, святый крепкий…
– Ой, ё… – Анна сразу зажала себе рот рукой, – прости, господи.
– Это тебе испытание, – смеялась Маша. – Иди свечки ставь и слушай.
Анна пошла в средний зал. Но уверенности ей не хватало, так что она искала пустые местечки среди людей и двигалась по ним, как по воздушным карманчикам. В центре зала ощущения стали еще страшнее. От обилия людей, от выражения их лиц.
Анна тоже опустила голову.
– Маша…, – прошептала она, обернулась, ища ее взглядом.
Та стояла в дверном проеме и ободряюще махала рукой.
– Иди, иди! Почти дошла!
И, правда. Анна уже стояла рядом с высоким напольным подсвечником. Он был почти полон, но кое-где местечки остались.
– Простите, извините, разрешите пройти… – Анна протиснулась между двумя широкими бабками, загородившими собой подход, и, оказавшись у подсвечника, с облегчением вздохнула. Дошла!
Она зажгла первую свечку от центрального огонька, поставила. Зажгла вторую. Первая свечка от непосредственной близости соседней горящей начала изящно клониться вниз. Анна зажгла еще три и с сомнением смотрела, как они все друг за другом загибаются от горящего рядом племени.
Так, и что же делать? Непродуманная система! Тонкие свечи, расстояние небольшое.
Анна выпрямила все загогулины, и теперь стояла, держа свои свечи пальцами. Может, соседние затушить? Нет, чужие свечки! За здравие горят!
Анна беспомощно оглянулась назад. Маша уже гуляла по залу среди верующих, несмотря на их косые взгляды и шепот:
– Нельзя ходить во время службы…
Анна вернулась к своей проблеме. Огонь уже начал опасно полизывать рукав куртки.
«Может, оставлю как есть и уйду», – подумала она и сразу отмахнула эту идею.
Внизу под стойкой стояла пустая купель, накрытая материей, лежали книги. Не хватало только пожар устроить.
Анна вздохнула. Ну, значит стоим, ждем, пока догорят поставленные свечи. Все, смирились. Стоим. Ждем.
Внезапно, впереди стоящая бабуля, резко обернулась, оглядела девушку. Ничего не говоря, пальцами затушила почти догоревшие свечки, собрала их со стойки, подхватила загогулинки Анны, распрямила, оплавила на огне и четким движением установила каждую в держатель. Анна почти с восхищением следила за её действиями.
– Спасибо, – неуверенно произнесла она.
И тут очередной вопль матушки разбил все волшебство момента. То ли на бабушку, то ли на ребенка, но громогласная старушка вопила во все возможности голосовых связок:
– Нельзя себя так вести! Вы в церкви! Нельзя так!
«Зато от тебя оглохнуть можно», – подумала Анна.
В толпе появилась Маша, умирающая от смеха, схватила Анну и потащила к выходу.
– Что случилось? – спросила та.
– Ничего!
– Ну, правда?
– Да ничего! – смеялась Маша. – У матушки припадок вон, умрет от злости, карга старая! На исповедь пойдешь?
– А надо?
– Конечно! Что ж мы пришли тогда?
Женщины остановились в притворе, где перед ликами икон теперь сидела добрая помощница матушки.
– И причаститься надо, – сказала Маша.
Она посмотрела в зал, послушала пение и кивнула:
– Вот как раз сейчас… Поберегись!
Один из священников вышел из алтаря и направился в притвор. Здесь, перед столом со свечками за упокой, стояла небольшая ширма и, видимо, здесь причащали и исповедовали.
Толпа из среднего зала потянулась за святым отцом, как ниточкой привязанная. Сразу стало шумно, стали толкаться. Все на исповедь и причастие! Всем строем! Видимо, надо было торопиться, а то тело и кровь Христа остались в небольшом количестве и новые на склад, пока не завезли.
– Ой, – Анне стало стыдно за такие мысли, и она смущенно посмотрела на Машу, – знаешь, о чем я подумала сейчас?
Та отмахнулась:
– Иди, в очередь.
Анна вздохнула, толкаться не стала, встала где-то, не понятно где, где было место, и приготовилась терпеливо ждать.
Ладан так витал в воздухе, и аромат погасших свечек приятно наполнял пространство. Иисус наверху сидел с распростертыми объятиями, и со стороны казалось, что вся толпа пришла именно к нему.
– Мне так стыдно, – прошептала Анна, глядя на него.
Пока медленно тянулась очередь, она все пыталась сформулировать, зачем пришла, но мыслей было так много.
– Я в церковь никогда не ходила, и не исповедовалась, и не причащалась, а набрала на себя, наверное, столько, что меня в чане со святой водой не отмоешь…
Иисус наверху смотрел весьма понимающе.
– Вот я даже к иконам боюсь подойти, – думала Анна, – вот с тобой на стенке мне проще поговорить, чем у иконы. Там строгие все…
Она заглянула в зал. Но почему-то сейчас лики икон не показалась такими уж осуждающими. Вроде, стали посветлей.
– Не зря говорят, не делай того, чего сама себе не хочешь, а я делала. И обманывала, и сквернословила, и прелюбодействовала и даже… убила.
Анна замолчала в своих мыслях, снова взглянула на Иисуса.
– Но ты ведь знаешь…
И вдруг заплакала. Вдруг не осталось больше сил. Будто краник открыли и все они, что были на обман и браваду, все, что позволяли молчать, и ни с кем не делиться, все вдруг вылились одним потоком, а в пустом сосуде души остались только самые сильные демоны – боль, стыд и отчаяние.
Глаза Анна застелила дымка, слезы потекли так, что и утирать смысла не было. Ручьем.
– Как я батюшке подойду? – навзрыд зашептала она.
А Маша уже потянула её за руку и поставила прямо перед священником.
Тот глянул на молодую женщину.
– Грешна?
– Еще как, – выдала Анна. – То есть, да.
– Чем грешна?
– Ребенка убила, – совсем тихо прошептала Анна, – не рожденного.
Бородатый батюшка чуть задержался со словами, посмотрел внимательно.
– Раскаиваешься, – произнес он.
Не спросил, утвердил.
Анна не смогла ответить, головой закивала, слезы так не проходили. Священник наложил на неё крестное знамение, потом поднес к губам ложечку с вином и хлеб, и отпустил.
Девушку мгновенно снесла напирающая за ней толпа, и Маша за руку повела её из исповедальной очереди.
– Меня что-то ноги не держат, – прошептала Анна, когда они остановись у стойки с иконами.
Маша радостно утирала слезы с ее щек.
– Ну? Как ты? Легчает?
– Ага… – Анна шмыгнула носом.
Слезная дымка проходила, дыхание выравнивалось. Тело становилось легким, и все в нем дрожало, словно слабый ток проходил через органы, чуть встряхивая.
– Иисус, наверное, до сих пор в шоке… – прошептала Анна.
– Он всегда в шоке, – отмахнулась Маша. – Еще посидим?
– Да.
Девушки дождались конца службы и с последними верующими вышли из церкви. За ними и закрыла дверь матушка, уже недовольная, уже с веником и тряпкой. На улице было по-осеннему сыро, прохладно. Но стояла такая тишина, и почему-то так ощутимо витали вокруг тепло и аромат ладана. Словно прозрачное облачко окутало Анну.
– Ну, дело сделали? – поинтересовалась Маша.
– Сделали, – Анна дышала, как в сказке.
Легко, легко. Казалось, полететь можно.
– Спасибо, я без тебя не справилась бы, – сказала она.
Маша покачала головой:
– Справилась бы. Но и то, что меня позвала, тоже хорошо! Мы с тобой раньше пришли, одна ты еще полгода собиралась бы. Я тебе еще нужна?
– Конечно… – Анна смутилась, – ты всегда мне нужна.
– Так я всегда с тобой, – улыбнулась Маша.
– Я знаю. Прости меня. Не знаю, что на меня нашло, попалась в руки та книжка, там все заклинания такие смешные, я не знала, что подействует!
Маша только отмахнулась, закатала рукав.
– Вот до неприличия много у вас теперь умных книжек, отвязывай.
На запястье женщины красовалась тонкая линия, будто начертанная красным маркером.
Анна быстро закатала рукав, поднесла свое запястье к губам, и три раза прочла заклинание. Всего три строчки из книжки «Магия» с названием «Как призвать богородицу себе на помощь».
Маша все ворчала:
– И заклинания то до неприличия простые. Взяла, привязала меня к себе, а всего-то боялась в церковь идти, дурочка, ни дать, ни взять.
Но она не сердилась. Красная линия с её запястья исчезла, и Маша только небрежно тряхнула рукой.
– Не верю я тебе, – вдруг улыбнулась Анна, – ты же могла в любой момент от этой ниточки избавиться.
Маша сняла платок с головы, поправила пышные светлые волосы и посмотрела в небо. В непроглядном облачном покрове вдруг прорезалась трещинка, и солнечный поток устремился сквозь неё к земле.
– Конечно, – невозмутимо улыбнулась она, – но ты очень просила, как я могла отказать?
Свет солнца уже бежал по соседним крышам.
– Мы еще увидимся? – прошептала Анна.
– Так я тут! – засмеялась Маша. – Всегда! Смотри на мир, я здесь!
Золотой луч наполз на дорогу, зажигая блики воды на мокром асфальте, и в его сиянии мягко растворилась фигура Марии. А в небе то тут, то там разошлись облака, выпуская россыпи лучей света, и осеннее утро вдруг потеплело и раскрасилось в яркие цвета. Анна стояла счастливая, счастливая.
Из церкви вышла суровая матушка, осмотрелась и вдруг заулыбалась:
– Неужели солнышко? Благодать. Наверное, ангел над нами пролетел.
– Нет, – тихо прошептала Анна. – Богородица приходила, и все её видели, и никто не узнал. Ведь она сама не хочет, чтобы её узнавали, просто приходит, когда нужна.