Все лорды Камелота. Глава 7 (Владимир Свержин, 2002)

Глава 7

Знамя герцога Ллевелина – могучего Стража Севера служило своеобразным магнитом, к которому тянулись поодиночке и небольшими группами вооруженные люди, судя по выговору, уроженцы самых разных концов Британии. Всех их собрало воедино поле великой битвы. Всего несколько часов назад они очертя голову рубились друг с другом, прославляя – каждый по-своему – короля Британии. Смерть вождей примирила их. Теперь и те и другие вступали под стяг могущественного Ллевелина, начисто позабыв недавние распри.

Впрочем, несмотря на уверения многих ратников, что Мордред мертв и они лично наблюдали ту нелегкую схватку, в которой непобедимый Артур сразил Эскалибуром сына и племянника своего Мордреда, лишь мы с Лисом знали, что это не так. Теперь с наших слов об этом знал Ллевелин. Но верил ли он нам, обнаружившим на месте схватки троих, обряженных в чужие доспехи рыцарей, или же тем, кто воочию наблюдал смертные минуты Мордреда, пока оставалось неясным. Одно можно было сказать с уверенностью: если тот действительно остался жив, мы очень скоро должны были убедиться в этом.

Были среди вышедших из боя ветеранов и те, кто клялся, что раненного в грудь Артура действительно вынесли с поля боя мои троюродные братья герцог Лукан и его младший брат сэр Бэдивер Бесстрашный. Некоторые говорили, что видели их у берега озера. Некоторые утверждали, что Лукан и Бэдивер направлялись без дороги в лесную чащу. Но и те и другие твердили, что раненый Артур был все еще жив.

– Они пошли к отшельнику, что живет меж двух скал среди болот Харлона, недалеко от Эльфийского источника.

Мы с Лисом невольно переглянулись. Географическая привязка хижины отшельника была дана весьма точно. Нам оставалось лишь радоваться, что ночные скитания в свое время привели нас к лачуге архиепископа Кентерберийского, а не в Харлонские трясины.

– Надо бы зайти проведать старичка, – задумчиво бросил верный напарник. – У тебя там родственники образовались. К тому же богомолье вполне достойный повод слинять отсюда по-тихому, потому как здесь мы уже отработали по полной программе.

– В целом ты прав, – ответил ему я. – Но давай немного подождем.

– Чего ждать будем? Небесного знамения? Или когда грозный Ллевелин отправится добивать остатки местного басмачества в их логове? Так у них тут логов или логовей, я точно не знаю, как их обозвать, шо называется, выше крыши.

– Лис, – напомнил я, – сэр Эктор.

– А шо с ним такое? Он уже один раз мертв. Больше ничего плохого с ним случиться не должно.

Я печально вздохнул. Сэр Эктор, один из славнейших рыцарей Круглого Стола, несомненно, имел все шансы входить в число лордов Камелота. Когда мы наблюдали равнину Камланна с холма, едва прибыв сюда после битвы на дороге, баньера сэра Эктора с пятью воспламененными сердцами все еще лежала там, где выронил ее знаменщик храброго рыцаря, всего лишь в трех десятках шагов от места схватки Артура со лжемордредами. Но когда мы добрались до места жестокой сечи, раздетый до белья труп рыцаря с исклеванным лицом – вот все, что осталось от некогда грозного воина. Мне удалось узнать его по шраму, тянущемуся от предплечья к запястью, следу от старой раны, полученной в битве при Маунт-Бадене. Мародеры сняли с него все, что могло представлять хоть какую-то ценность.

– Лис, – начал я медленно, – давай не будем торопиться. Ты же не хуже меня знаешь, у всех, кто вчера был на этом поле, нервы сейчас на пределе. Многие нынче поживились здесь различными ценностями и наверняка захотят обменять их на звонкую монету, а еще вернее, на доброе вино. Совершить такой обмен в этих местах можно лишь в тратториях,[7] а их тут раз-два и обчелся. Пошлем нескольких ребят покрепче, дадим им монет, пусть посмотрят, порасспросят, не сбывал ли кто вещи с гербом Эктора или Ивейна. Ну и ежели вдруг что, пусть силой, хитростью, как бог на душу положит, тащат мерзавцев сюда.

– Вальдар, – вздохнул Лис, – на это я тебе могу выставить десяток возражений. Сэр Эктор мог не входить в число лордов Камелота. Он мог перед смертью передать пергамент ближайшему рыцарю. Он мог оставить его спрятанным в тайнике в замке. Мародеры могли выбросить кусок пергамента за ненадобностью, могли пять раз перепродать, скажем, очередную ладанку или меч, в котором находится пророчество. И далее по списку. Но кое в чем ты действительно прав: переться на ночь глядя через здешние болота в гости к преосвященству действительно занятие на любителя. Это номер раз.

Номер два: невзирая на потери с обеих сторон, солдат здесь все еще до хренища, и вина, увы-увы, на всех не хватит. Так что с походом в тратторию действительно следует поспешить.

И номер три: давай ты останешься смирять Ллевелина с мыслью, что мы его бросаем в эту трудную минуту, дабы обнять родичей и получить отпущение грехов, а я лично возьму этих самых ребят покрепче и возглавлю поисковые работы. Только ты не забудь указать потом в отчете, что мы здесь не просто гульбасили, а собирали очень ценные артефакты.

Лис был неисправим. Впрочем, я понимал, что на душе у него сейчас не менее тошно, чем у меня, и что, ерничая, он пытался взбодрить своего напарника, с каждой минутой все больше и больше впадающего в черную меланхолию. Было из-за чего! И сэр Кэй, и Ивейн, и Эктор, да и многие другие, павшие вчера на этом поле, были мне добрыми друзьями и отважными соратниками. Если там, на поле брани, их бездыханные тела вызывали шок, заглушающий боль утраты, то теперь шок проходил, и боль медведем наваливалась на меня, лишая не то что возможности действовать, но думать и даже дышать.

«Глаза его обильно увлажнились», – написал бы, вероятно, сэр Томас Мэлори. Однако нет, глаза мои оставались сухими, но мне чертовски нужно было побыть одному, чтобы взять себя в руки. Я шел по темнеющему лесу без направления, топча опавшую прошлогоднюю хвою, пиная попадавшиеся под ноги шишки, вспоминая дни, когда веселые, полные силы и отваги рыцари Круглого Стола выезжали из Камелота загнать лесного красавца оленя или же завалить красноглазого вепря. Выезжали, всем видом демонстрируя силу и нерушимость Британии.

«Это плохая примета», – сказал лишь несколько дней тому назад сэр Кэй, увидев иссякший Эльфийский источник. Кто мог тогда предполагать, насколько он был прав? И хотя я еще со школьной скамьи прекрасно знал, чем завершится авантюра Мордреда, тем не менее, быть может, из-за той самой «плохой приметы» невольно чувствовал себе причастным к гибели друзей.

Я шел. Ноги сами несли меня в неведомом направлении. Уж и не знаю, зачем я начал взбираться на поросший травой и кустарником холм, высотой футов пятьсот, увенчанный вероятно еще римскими развалинами.

Стараясь отвлечься от мрачных мыслей, я попытался сосредоточиться на задании. «Итак, двенадцать частей пергамента… – взбираясь по склону, подсчитывал я, словно повторяя известную считалочку: – Двенадцать негритят пошли купаться в море». В оригинале их было десять, но здесь был иной мир, и судьба несчастных обреченных складывалась несколько иначе. Двенадцать кусков. Из них, вероятно, один у Ллевелина. Два у меня. Содержание еще трех, возможно, нам известно. Следовательно, надо искать того, кто способен прочитать текст на коелбрене. Если тексты разные, то прав Лис, и все наши похождения в этом мире – безответственная трата времени, средств, я уж не говорю об опасности для жизни, как нашей, так и окружающих.

Но для того чтобы сличить текст огамический и латинский из библиотеки графов Перси, следовало отыскать те самые части пергамента, аналоги которых были обнаружены в нашем мире. Для этой цели нам следовало найти того, кто был самым вероятным преемником Персиваля и Галахада, их спутника в поисках чаши Святого Грааля сэра Борса.

Скорее всего три части искомого предсказания находились у него. Но, насколько я мог судить, и он, и Ланселот, который, по всей видимости, также был причислен к лордам Камелота, находились по ту сторону пролива на материке, в Арморике. С высокой вероятностью их можно было вскоре ждать здесь, в Британии, но быть может, «да», быть может, «нет».

Еще один кусок я числил находящимся у Мордреда, и два обстоятельства сегодняшнего дня косвенным образом подтверждали мое предположение.

Первое: отсутствие его на поле боя. Ведь никто из нашедших там свой конец не мог через месяц принимать участие в «камелотской вечере». И второе: строка из пророчества, найденного в нашем мире: «златой дракон вонзит клыки в грудь алого». Уж и не знаю, имела ли она какое-то отношение к судьбе английской монархии нашего мира, но то, что в гербе храброго соратника Артура герцога Ллевелина красовался золотой дракон, а Мордред, претендуя на корону принял на себя старую эмблему Пендрагонов дракона червленого, было видно невооруженным глазом всякому, кто взял бы себе за труд посмотреть на их знамена. Значит, Камланн был лишь преддверием решительной битвы, где должны были сойтись грудь в грудь Ллевелин и коварный Мордред.

Была еще часть пергамента сэра Ивейна, но кто ее похитил, оставалось загадкой. Создавалось впечатление, что кто-то еще, кроме нас, заинтересован в том, чтобы расшифровать как можно раньше мерлиновский ребус.

Оставались еще три фрагмента рукописи. Один из них, возможно, находился у моего родственника сэра Лукана. А еще два? Был ли сэр Эктор обладателем части пророчества? Кто знает? Местонахождение двенадцатого же куска и вовсе было неизвестно, порождая массу достойных кандидатур как среди живых, так и среди павших.

Я карабкался все выше по склону, ожесточенно хватаясь за корявые кусты терновника, обдирая руки в кровь о колючие ветки, увешанные недоспелыми ягодами. Полз, словно что-то тянуло меня в эти древние развалины, и с каждой царапиной, с каждой каплей крови душевная боль отступала, давая место боли телесной.

– Капитан, я, кажется, что-то нашел! – зазвучал на канале связи радостный голос Лиса. – О господи! – Напарник, очевидно, увидел мои изодранные руки. – Тебя что, газонокосилкой переехали? И вообще, куда ты поперся на ночь глядя?

– Туда, на вершину. – Я поднял глаза к разрушенным стенам с зияющим, словно дыра от вырванного зуба, провалом ворот.

– И на хрена тебе эта руина?

– Не знаю. Меня туда что-то тянет.

– А, ну-ну, юный археолух. Пока ты не занялся раскопками, послушай-ка, что я тут нарыл. Смотри. – Лис дал картинку. – Только я тебя умоляю, ты ж там не сорвись! Ты отечеству еще живой нужен.

Упитанный хозяин передвижной траттории – походного солдатского трактира, пожилой маркитант в богатой расшитой рубахе, явно купленной здесь же по случаю, отвечал на вопрос моего напарника, не переставая при этом аккуратно недоливать пятую часть вина в глиняные стаканы. Галонная бутыль буквально парила в его руках словно сама по себе, исполняя традиционный ритуал недолива. Впрочем, похоже, посетителям увеселительного заведения такие мелочи были глубоко безразличны.

– …Да, был тут один, – вещал предприимчивый трактирщик, ловко подхватывая на лету брошенный динарий. – Пожалуйте, пожалуйте, господин рыцарь! – Очередная емкость наполнилась вином, и длинноусый наемник барбасон, несказанно польщенный высоким званием, отсалютовал мошеннику чаркой, забывая при этом забрать медяк сдачи. – Так я и говорю, был один. Продавал браслеты с пятью воспламененными сердцами в крест. Во-он там сидит. – Маркитант кивнул в дальний конец шатра. – То есть еще совсем недавно сидел.

– А куда пошел, не видел?

– Та кто ж его знает? – Хозяин вновь наполнил чью-то опустевшую чарку и поманил пальцем служанку, с хохотом вырывающуюся из похотливых рук солдатни. – А не видела, куда такой чернявый пошел? Который тебя на ночь звал?

– Да только-только сидел. Может, отлить вышел? – небрежно кинула «официантка», которую самый лояльный взгляд не мог объявить миловидной.

Лис повернулся к троице крепко сбитых йоркширцев, гулявших сегодня за его счет.

– Мальчики, а ну-ка, просквозите тут по округе. Пошарьте по кустам, нет ли тут такого чернявого. Почтеннейший, – он повернулся к торговцу, – расскажи-ка подробнее, как он выглядел.

– Да так себе, – недоуменно пожал плечами толстяк, – как все.

– Плащ на нем алый рыцарский, пояс с золотыми бляхами и колпак такой, ну… как в Корнуэлле носят, – ответила за хозяина девица.

– М-мадам, – галантно улыбнулся Лис, – вы оказали следствию неоценимую услугу. На, держи динарий. Заработала.

Серебряная монетка легла в заботливо подставленную грубую ладонь служанки.

– Мальчики, все слышали? Вперед, я жду вас здесь. Вот так-то, Капитан. Щас мы его, болезного, повяжем. Как говорится: мысли ваши – мышцы наши. – Гордый собой Лис вновь повернулся к содержателю траттории: – Давай-ка, братан, плесни мне еще своей бурды. Да только смотри, – тон Лиса потерял развязную беззаботность, – есть такая примета: кто мне не дольет, тот до утра не доживет.

Трактирщик, закусивший было губу от расстройства, увидев серебряную монету в руке своей прислуги, опомнился и поспешил выполнить требования. Добродушный в большинстве случаев Лис при желании мог быть очень убедительным.

– Энц[8] Рейнар! Энц Рейнар! Там он! – Один из отправленных на поиски мародера йоркширцев влетел в тратторию, запыхавшись от быстрого бега. – Мы его нашли.

– Ну так волоките сюда!

Верзила приблизился к моему другу и быстро зашептал ему на ухо:

– Он убит. Совсем.

– Как убит?! – нахмурился дотошный следователь.

– С позволения сказать, мечом в живот.

– Ограблен?

– Да нет, вроде все на месте. Плащ и пояс, и монеты вот. – Детина развернул ладонь, на которой лежало с десяток серебряных кругляшей.

– Тут за ним, – поспешила встрять в разговор словоохотливая «официантка», настроенная на откровенный лад более чем щедрой оплатой, – двое выходили. Пониже вот этого, – она кивнула на лисовского спутника, – но такие крепкие. По ухваткам, видать, бойцы не из худших. Оба при мечах. И вот что странно, снаряжены оба как рыцари: кольчуги, наручи, поножи, но без гербовых накидок.

– М-да, – произнес Лис, словно только что откусил кислющий лимон. – Капитан, тебе этот почерк ничего не напоминает?

– Похоже на того крепыша, что обыскивал Ивейна.

– То-то и оно. Я, конечно, пойду, проверю, может, просто совпадение. Но шо-то мне подсказывает, шо таки нет. Все, отбой связи. Ползи дальше, снежный барс!

Старая крепость встретила меня странными шорохами, хрипами и шушуканьем. Я осмотрелся среди безликих камней, пытаясь определить источник звуков, но тщетно. Время оплело развалины башен лозой дикого винограда и скрыло пеленой зеленовато-бурого мха подножия стен. Отсюда во всем своем ужасающе притягательном величии рассматривалась долина Камланна, плещущее в холодном равнодушии озеро Неиссякаемых Слез и лес, сколь видел глаз, лес, на много миль вокруг.

Я всмотрелся в горизонт. Где-то вдалеке, словно небольшой островок среди зеленого моря, виднелись две скалы. Очевидно, те самые, откуда начинался наш путь, а может, и какие другие. Что-то шурхнуло возле самых моих ног. «Никак ежи балуют», – усмехнулся я, оглядываясь. Никаких ежей рядом видно не было. Пронзительный рев, нечто среднее между звуком пикирующего бомбардировщика и визгом несмазанной лесопилки разнесся над лесом. Я вскинул голову… Так, похоже, побыть одному мне сегодня не удастся. Над развалинами крепости, быстро снижаясь, заходила на посадку виверна.

– Сэр Торвальд! – услышал я голос Карантока по ту сторону стены. – Сэр Торвальд! Вы здесь?

– Здесь, – нехотя отозвался я.

– Ну, слава Всевышнему! Наконец-то вы нашлись!

Я поморщился и, что-то насвистывая сквозь зубы, побрел к воротам, чтобы встретить «названого гостя». Виверна за моей спиной мягко приземлилась на поросший двор и, загребая когтистыми лапами, принялась топтаться по вершине холма, низко наклоняя голову к земле, щелкая зубами и издавая невнятное ворчание.

– Тише ты, – выругался я. – Чего разоралась?

Мои слова не произвели на божью тварь ни малейшего впечатления. Она продолжала самозабвенно рычать в пространство, колотя хвостом по земле. «Нервная», – пожал плечами я.

Святой Каранток, опираясь на свою сучковатую палку, довольно бойко поднимался вверх по склону, продираясь среди кустарников, но так, что казалось, ни одна колючка не решается разодрать не то что тело его, даже одежды.

– Чем обязан?

– Я только хотел сказать вам, – святой протянул мне руку и я схватил ее, помогая преодолеть последние футы, – да, я хотел вам сказать, что намереваюсь отправиться к архиепископу Кентерберийскому вместе с вами.

– Куда направиться? – не совсем понимая, о чем говорит подвижник, переспросил я.

– В хижину меж двух скал, – не задумываясь, выпалил Каранток, так, будто я спросил его, верует ли он в Господа. – В хижину, где, забытый всеми, призывает милость божью на головы враждующих и защиту на земли Британии архиепископ Кентерберийский Эмерик.

– Вы с ним знакомы? – настороженно уточнил я.

– Нет, до этого дня не были. Но я много о нем слышал, когда он был первейшим из слуг Божьих в Британии.

– Откуда же вы узнали, что он там живет?

– Узнал. – Задумчивость отразилась на лице валлийца. – Откуда-то узнал. Не помню. Может, кто-то рассказал? Одно могу сказать точно: я должен идти туда вместе с вами.

– Но почему?

– Сие мне неведомо. Пути мои в руце Господней, – гордо ответствовал святой. И слова его были поддержаны хлопаньем крыльев виверны, словно аплодисментами.

– А с чего вы взяли, что мы собираемся к его высокопреосвященству?

Признаться, когда я задавал этот вопрос, мною двигал чисто спортивный интерес, однако ответ моего собеседника превзошел все ожидания:

– Но ведь это же так!

Ничего не попишешь, к святым вообще тяжело подходить с точки зрения общих мерок, а уж к святым валлийским, то есть совмещающим небесное водительство с врожденным упрямством, тем паче. Я беспомощно развел руками и вызвал Лиса.

– Але, Капитан, шо у тебя опять стряслось? – встревоженно поинтересовался мой напарник.

– Ничего особенного. Я просто хотел сказать, что нас в «богомолье» будет сопровождать спутник. Вернее, два спутника.

– Кто такие? Я их знаю?

– Пожалуй, да. Это Каранток и его виверна.

– Ух ты, елкин дрын! Шо ж это им неймется-то? – удивился Сережа.

– Без комментариев. Может, у святого там религиозный диспут намечается. Может, ему просто нужно пообщаться с кем-то из своего круга. Одним словом, Божья воля.

– А, ну да, ну да. Одного поля ягодицы. А шо, пусть идет, все веселее будет.

Прощание с Ллевелином было недолгим, но грустным. Поставленный перед фактом нашего отъезда и не имеющий реальных оснований нас удерживать, Страж Севера огорченно выговаривал новоиспеченному лорду Камелота, какой тяжелый час настал для Британии и как нужны сейчас ей такие доблестные сыны, как мы. И что, невзирая на горькую измену Мордреда и исчезновение славного Артура, он и все, кого он сможет собрать под свои знамена, будут стоять на защите законов, данных нашим добрым королем, и духа славного рыцарства Круглого Стола.

– Кто, как не мы должны возродить Камелот во всем его величии? Кто, как не мы, его верные рыцари, должны спасти императорский венец Британии от посягательств тех, чьи руки запятнаны изменой и предательством?

В глубине души я был согласен с герцогом, однако у нас было свое задание, и с этим приходилось считаться. Пообещав Ллевелину вернуться как можно скорее, мы оседлали коней, раздобыли мула для увязавшегося за нами святого и направились к черным гранитным скалам, видневшимся с высоты старинной римской руины.

Итак, наш путь лежал «во владения» архиепископа Кентерберийского, где, если верить достопочтенному сэру Томасу Мэлори, находилась одна из могил короля Артура.

Впрочем, мог ли я верить этому разбойнику и беспутнейшему из рыцарей, после всего того, что нам некогда пришлось пережить вместе. Почти месяц сидели мы с ним в одной камере Ньюгейтской тюрьмы, пока при помощи Лиса и графа Уорвика Делателя Королей, не распрощались с ее угрюмыми сводами, позабыв при этом поставить в известность своих сторожей.

Правда, вскоре сэр Томас вновь вернулся туда. Но кто знает, не случись этого, довелось бы ему поведать миру о славных приключениях короля Артура и рыцарях Круглого Стола, словом, обо всем том, о чем я рассказывал ему долгими промозглыми ночами, чтобы хоть как-то скоротать время до рассвета. Меня несказанно забавлял этот процесс.

Щелкая зубами от пробирающей до костей сырости, я вещал отчаянному сокамернику о гордой отваге Ланселота, о верности сэра Кэя, добавляя время от времени красочности своим повествованиям за счет обширных цитат из книг самого Мэлори, читанных еще в Итоне. Каюсь, грешен. Тем самым я неумолимо впутывал бедного узника во временной парадокс. Но, может быть, хоть в этом мире я бы именовался не уменьшительно ласкательно сэром Тором, а полностью – Торвальдом, и никто бы не приписывал мне в отцы короля Пеленора, невесть где, невесть когда соблазнившего мою мамашу.

Вообще с родством и хронологией у Мэлори нашего мира, как показал личный опыт, были большие проблемы. Чего стоит один Галахад, сын Ланселота от Элейны, который на самом деле был его родным племянником, или Моргауза, жена короля Лота Оркнейского? Откуда взялась эта самая Моргауза, для меня до сих пор остается загадкой. Женой короля Лота была Моргана, которую сэр Томас отчего-то выдал замуж за короля Горры Уриенса. Однако мало того, что Уриенс до сих пор не был женат, он был лишь одним из тамошних танов, а Горра никогда не являлась королевством.

Некий исследователь из Бретани, изучая этот героический цикл, задался целью составить хронологию артуровской эпохи. Выводы его были весьма неутешительны. Из них следовало, что вчера на камланнском поле семидесятидевятилетний король Артур, сопровождаемый восьмидесятидвухлетним сэром Кэем, отважно рубились с шестидесятилетним юношей Мордредом, в то время как не менее шестидесятилетний сэр Ланселот на берегах Арморики изнывал от корсиканской страсти к перезрелой нимфетке леди Гвиневере каких-то там сорока четырех лет от роду. Ну что ж, как говорится, другие времена – другие нравы. Но лично у меня одно представление о том, что короля Артура, скрюченного артритом и страдающего от ревматических болей, приходится подсаживать в седло при помощи римского подъемника, а то и вовсе поднимать магическим заклинанием, словно Мерлин камни Стоунхенджа, вызывало улыбку не менее загадочную, чем улыбка Джоконды.

Мы выступили в путь, едва лишь взошло солнце. Признаться, я не люблю ранние побудки, но на войне как на войне. Задержись мы с выездом, и пробираться во временное пристанище архиепископа нам бы пришлось в потемках, а будет ли Господь столь любезен еще раз, что проведет нас мимо притаившихся под зеленой осокой трясин, позволив даже не замарать ног, оставалось невыясненным. Возможно, чтобы проявить свою особую милость к святому, он разверзнет земную твердь под ногами пары заядлых грешников. Сейчас же у нас был вполне реальный шанс добраться до резиденции его преосвященства еще засветло и, завершив все наши дела, переночевать и на следующий день вернуться так же засветло в лагерь Ллевелина.

Мы долго ехали молча, словно досыпая в седлах. Над головами, расправив кожистые крылья, парила виверна, не хуже стрелки компаса указывающая курс на скрытые за лесной чащей скалы. Звериные тропы, мало приспособленные для странствия всадников, то и дело заставляли спешиваться и отклоняться в сторону от нужного нам направления. В этих случаях встревоженная тварь резко сбрасывала высоту и орала негодующе удивленно, словно возмущаясь, куда это мы пытаемся улизнуть с указанного ее хозяином пути.

– Скажи-ка, святой, – глядя на синеющее небо, в котором носилась недовольная виверна, ни с того ни с сего спросил Лис, – а ты на этом, как его, коелбрене, читать умеешь?

Черты Карантока стали резче и строже, и чело его нахмурилось. Он помолчал немного и изрек с нескрываемым презрением:

– Коелбрен – богомерзкое писание диких колдунов и шарлатанов, носящих имя друиды, или же дервиды. Коснея во грехе, они не почитают истинным триединство Господа нашего. Но, укрываясь в лесах и пещерах, творят свои злодеяния, постигая язык птиц и тварей земных, разговаривая с рыбами и гадами ползучими, раскрывая тайны камней и деревьев. Коснея во грехе, носят они белые одежды, и, видя этот цвет чистоты, знания и духовного единства, люди именуют их пророками и носителями закона. Люди почитают их, прося выступать судьями в спорах и прорицателями судеб. Один раз в семь дней они выходят к народу и рекут, становясь лицом к светилу: «Пред оком Бога, оком правды…» – Он замялся, вслушиваясь в собственные слова, словно удивленный их звучанием. – Господи, я ли говорю это? Друиды, их приспешники барды и ученики их овидды, – тут глаза святого распахнулись изумленно, и речь стала маловразумительной, – …зеленые мантии… музыка и медицина… закон… одеяния голубые… грех… музыка… истина… слово Божье… богов… Грех, грех, грех!!! – Каранток перекрестил собственный рот. – Оборони, Господи!

– Что это с ним? – ошарашенно глядя на нашего спутника, спросил Лис. – По-моему, у святого лихорадка.

– Нет ничего лучше при лихорадке и жаре для утешения возмущения первичных жизненных сред, чем растение, посвященное земле, – худворт.[9] Для того же, чтоб извлечь из сего чудесного растения его излечивающую силу, след взять одну унцию изрядно высушенной травы и, поместив в глиняный сосуд, залить ее крепчайшим медом, вдвое большим по объему, чем худворт. И настаивать так пол-луны. После чего процедить и, собрав в бутыль, давать по одной капле на каждые десять фунтов веса четырежды в день.

Каранток, видимо, отчаявшись усмирить поток речи, вырывающейся изо рта, прикрыл его ладонью и, сделав мученическое лицо, стал подгонять пятками смирного мула, неспешно влачившего свою святую ношу.

– Капитан, ты чего-нибудь понял?

– Ну, если вместо крепчайшего меда взять, скажем, спирт. То, пожалуй, вполне…

– Я не о том! – прервал меня Лис. – По-моему, у святого, уж не знаю, в честь чего случился сдвиг по фазе. Башка нихт, полная абстракция.

– Прострация, – поправил я.

– Да тут шо в лоб, шо по лбу. У него там уже вава на всю голову.

– Ох, – вздохнул я, – кто их знает, этих святых! Мало ли что ему САМ по закрытой связи нашептал. Одно слово – свято-о-ой!