Я просто хочу быть свободным, и точка
Об Илье Кормильцеве я узнал, как и большинство, в связи с «Наутилусом Помпилиусом» – в то время, когда эта рок-группа обрела первую, еще не грандиозную, но стойкую среди меломанов известность. Конец 1986 года, альбом «Разлука» с «Праздником общей беды», «Ален Делоном», «Эта музыка будет вечной», «Казановой», «Скованными одной цепью»…
Я делал запись альбома с «оригинала» – кассеты, имеющей под футляром отпечатанную на пишущей машинке бумажку с названиями песен, фамилиями участников. И отдельно был указан автор текстов почти всех песен – Илья Кормильцев.
Честно говоря, «Наутилус Помпилиус» («Нау») не входил в число главных для меня, да и большинства тех, с кем я общался на почве рока, групп, по причине, может быть, для кого-то диковатой: слишком профессионально. Но в советском роке (понятия «русский рок» тогда не существовало), для нас, слушателей, самым важным был не профессионализм, а нечто близкое, родное, и даже примитивность исполнения, простота текстов трогала больше, чем отточенность и поэтическая сила.
К тому же «Наутилус» нарушал, наверное, важнейший, хотя и неписаный закон рок-музыки: поет тот, кто написал текст песни. В этой группе тексты – на самом деле, зачастую настоящие стихотворения, – писал в основном тот, кто не пел и не играл… В этом плане «Наутилус», конечно, выбивался из общей рок-среды. Нарушение неписаного закона уводило группу в сторону социальной эстрады, которая в годы перестройки была довольно популярна.
Из вышенаписанного может сложиться впечатление, что «Наутилус» я недолюбливал. Да нет, ценил, имел все магнитальбомы того времени, а потом бегал в поисках виниловых пластинок. Помню, первую пластинку, где на одной стороне были песни «Нау», а на другой «Бригады С», купил в магазине совхоза «Победа» (такая вот перекличка с песней Башлачева «Грибоедовский вальс») что километрах в пятидесяти от моего родного Кызыла…
Служа в армии, я раздобыл – попросил прислать ленинградских приятелей – сборник стихов Ильи Кормильцева и напевал своим голосом, на свою мелодию:
в нашей семье каждый делает что-то
но никто не знает что же делают рядом
такое ощущенье словно мы собираем
машину которая всех нас раздавит
наша семья это странное нечто
которое вечно стоит за спиною
я просто хочу быть свободным и точка
но это означает расстаться с семьею
кто здесь есть? брат сестра тесть!
смотрите на меня – я иду поджигать
в пижаме и с нелепым огнем
смотрите на меня хотя бы потому
что я просто иду
я иду поджигать наш дом
Кстати, точек и запятых в сборнике не было. Для меня такое не стало открытием – еще в собрании сочинений Маяковского, ребенком, я натыкался на подобное, – но как это правильно, давать свободу строкам. Даже в прозе знаки препинания нередко мешают, а уж в поэзии – почти всегда. И многие поэты, кстати, их не расставляли. За них это делали редакторы, корректоры…
В середине 90-х мой – да и не только мой – интерес к «Нау» упал почти до нуля. Впрочем, как и к року в целом. Началась взрослая жизнь, совпавшая с безработицей, безденежьем. Нужно было бороться за существование… Как-то без эмоций я узнал, что группа распалась и воспринял это без печали – распады групп происходили постоянно.
Казалось, Илья Кормильцев остался там, в моей юности, автором текстов нескольких десятков песен, которые я иногда переслушивал на уже начавшем тянуть старую пленку магнитофоне (проигрыватель и дорогущие некогда пластинки были давно заброшены).
Но Кормильцев явился как переводчик. Многие произведения тех, кем я зачитывался в конце 90-х и в 2000-е были переведены Кормильцевым. Уэлш, Керуак, Паланик, Берроуз, Ник Кейв, Том Стоппард, Бегбедер, Кроули, Хоум… Не владея знанием иностранных языков, я не могу судить, насколько Кормильцев придерживался оригинала, но читать его переводы было увлекательно. Мир за пределами России был показан хорошим русским языком. Чего не могу сказать о большинстве нынешних переводов.
Кормильцев сделал и отличный перевод «Заводного апельсина», который я уже много лет ищу, чтоб перечитать, но так и не могу найти…
А третьим воплощением Ильи Кормильцева для меня стало его книгоиздательское творчество.
Это было действительно творчество. «Ультра. Культура»… Она просуществовала года четыре, а кажется, успела вместить в себя (или же породить) целую литературную эпоху…
Небольшие независимые издательства – великое дело. Как и независимые киностудии, звукозаписывающие фирмы, театральные студии… Именно в них чаще всего и можно прочесть, увидеть, послушать настоящее, ценное.
В Москве, по крайней мере, и в 90-е, и в 2000-е, и теперь было и есть немало небольших и независимых издательств. Но в основном они настолько небольшие, что книг их почти не видишь, а те, что иногда попадаются, напоминают брошюры, самоделки. По-настоящему заметно и влиятельно разве что «Ад Маргинем» и, короткое, но яркое время, была «Ультра. Культура».
Книги, изданные Кормильцевым, сразу привлекали к себе внимание. Внешним видом, так сказать. (Отдельные томики до сих пор можно встретить в магазинах, и глаза за них цепляется.) Пестрые, призывающие к себе.
И подбор авторов… Впрочем, слово «подбор» не совсем подходящее – Илья сотоварищи черпали то, что вряд ли (или наверняка) не могло быть выпущено в больших издательствах. Что-то из-за коммерческой бесперспективности, что-то по эстетической или идеологической неприемлемости, а то и из страха, что издателей потащат в суд. Тем более что после истории с «Голубым салом» Владимира Сорокина, «Пилотажами» Баяна Ширянова риск испортить репутацию, а то и попасть на крупный штраф стал вполне реальным.
Не буду перечислять книги зарубежных авторов, приведу фамилии лишь нескольких российских литераторов, издававшихся «Ультра. Культурой». Часто совершенно разных по взглядам (по крайней мере в то время), но находившихся на грани, крайних… «Ультра».
Эдуард Лимонов, Андрей Бычков, Андрей Родионов, Александр Проханов, Борис Кагарлицкий, Станислав Белковский, Алина Витухновская, Гейдар Джемаль, Всеволод Емелин, Алексей Цветков…
Кормильцев издал первую книгу Германа Садулаева «Я – чеченец!» и выпустил «Скины: Русь пробуждается»… Слово «либерал» сейчас ругательное, да поведение людей, называющих себя либералами, нередко напоминает деятельность каких-нибудь тоталитаристов… Кормильцев много ругался в интернете, разорвал отношения с Вячеславом Бутусовым, отбивался от нападок то леваков, то националистов. Но это не мешало его по-настоящему либеральной издательской политики. В «Ультра. Культуре» могли высказаться приверженцы всех взглядом. И за эти высказывания уже после смерти Кормильцева издательство подвергалось судебным преследованиям. Может, и закрылось вскоре не из-за финансовых трудностей, а по иным причинам…
Мне особенно памятны два коллективных сборника «Ультра. Культуры» – «Последние пионеры» и «Поколение «Лимонки»… Я тогда уже во всю публиковался, были даже книги, но в издательство Кормильцева пойти всё не решался. Казалось, слишком круто. Надеялся, что или он, или его сотрудники заметят мои вещи (антибуржуазные, протестные) и пригласят… Читая тексты из этих сборников, я вздыхал: классная книга, но неполная… (Думаю, такие мысли литератору простительны.) Успокаивал себя мыслью, что свой первый роман, который тогда писал, «Лед под ногами», отнесу в «Ультра. Культуру». Но не сбылось…
Знаком лично я с Кормильцевым не был. Видел его несколько раз на рок-концертах в конце 80-х, а потом в Москве, в 2000-е.
Осенью 2003 года «независимые издательства» то ли не пустили на книжную выставку на ВДНХ, то ли аренда стендов была непомерной. И они сняли на день или два самолет возле 57-го павильона. У входа, как стюард, посетителей встречал пышущий здоровьем и энергией Илья Кормильцев. В салоне на узких столах были разложены книги, на самолетной кухоньке были водка, бутерброды… Получился такой уютный клуб – разговаривали, листали книги, выпивали.
В январе 2004-го в старом, еще в Большом Козихинском переулке, помещении книжного магазина «Фаланстер» состоялась презентация сборника «Последние пионеры»… Вернее, не состоялась. Собралось человек пятьдесят, в том числе не так давно вышедший на свободу Эдуард Лимонов, и тут здание буквально окружили милиционеры. Рота, не меньше.
Кормильцев пытался доказать, что это литературный вечер, будут звучать стихи, проза, но собравшихся заставили разойтись. Помню его даже не обиду, не злобу, а – растерянность и недоумение. Через три года я снова увидел его таким…
Телевизор я всегда смотрел редко, с интернетом стал ладить вообще недавно. Предпочитал не загружаться новостями, не захлебываться в информационном потоке… Но однажды, включив телевизор, наткнулся на лежащего, держащегося за спинку кровати Кормильцева. Постаревшего, растерянного. Он говорил журналистам, что это не хоспис, а диспансер, отсюда выходят… Из дальнейших комментариев новостников, я узнал, что у Кормильцева неожиданно обнаружился рак позвоночника последней степени… Через несколько дней он умер.
…Те, кого ты пусть не лично знаешь, но наблюдаешь со своей ранней юности уже что-то сделавшими, чего-то добившимися, обычно кажутся тебе намного взрослее. И тут, взглянув на годы жизни Ильи Кормильцева, я с удивлением понял, что он был всего на десять с небольшим лет старше меня, и прожил-то совсем мало. Сорок семь лет. И – пусть это звучит как штамп – успел очень много. И очень много оставил. Думаю, на долгое время, еще не на одно поколение.
«Наутилус Помпилиус» я по-прежнему слушаю изредка. Впрочем, многие песни помню наизусть. Заучились без усилия. И одна строчка из песни-стихотворения «Наша семья» приходит всё чаще и чаще, щекочет язык и душу: «я просто хочу быть свободным и точка». Мало кому удается воплотить это желание. Илье Кормильцеву, не затворнику, не какого-нибудь монаху искусства, а до крайности общественному человеку, уверен, удалось.