Глава 2
Утром за завтраком дед посмотрел на меня как-то излишне внимательно:
– Я знаю, что ты задумала, Полетт.
– Ты стал телепатом?
– Я стал старым и все вижу. Ты хочешь взяться за это дело. И не говори, ма шер, что я ошибаюсь.
– Увы! Я еще ничего не решила, даже для себя.
– Но я вижу по твоему лицу, что ты этим очень заинтересовалась.
– Дед, я просто хочу поехать к Юлиане, навестить подружку детства, все-таки мы когда-то играли в одной песочнице.
– Я это сразу понял. Ты уже несколько дней болтаешься без дела, а долго сидеть сложа руки ты не можешь. Когда ты расправилась с прокурором, ты испытала такое чувство наслаждения, что теперь наказывать всяких злыдней стало для тебя кайфом.
– Дед, я даже не буду с этим спорить. Ты, конечно, взял номер телефона у Раисы Константиновны?
Я подняла глаза на деда. Он тоже смотрел на меня. Мы поняли друг друга без слов. Ариша пошел в свою комнату и принес записанный на клочке бумаги номер домашнего телефона.
– Значит, все-таки… – вздохнул он, протягивая мне листочки.
– А иначе зачем бы ты его взял?
К моему удивлению, Раиса Константиновна сразу узнала меня:
– Поленька? Как же, конечно, я тебя помню! Мы вчера разговаривали с твоим дедушкой, Аристархом Владиленовичем. Он в двух словах рассказал мне о тебе.
– Раиса Константиновна, вы не возражаете, если я загляну к вам? Очень хотелось бы посмотреть на Юлю, вспомнить наше детство…
– О чем речь?! Полина, в любое время! Кстати, сегодня выходной, можешь сегодня и приезжать. Только Юлианы пока дома нет, она отправилась к одной женщине… Ей порекомендовали… Но об этом я тебе при встрече расскажу. Так ты приедешь?
– Да, конечно, я только соберусь.
Утро выдалось солнечным и теплым, вчерашний дождь растопил почти весь снег. Я села в свой «Мини-Купер», стоявший во дворе, и поехала на улицу, где мы когда-то жили с родителями в трехкомнатной квартире.
Раиса Константиновна открыла дверь и всплеснула руками:
– Боже! Полина! Какая ты стала! Выросла-то, выросла как! Ну, заходи скорее.
Я прошла в квартиру, где мы с Юлькой играли когда-то. Все здесь было по-другому: обои, мебель. Хозяйка усадила меня в гостиной за стол.
– Я сейчас чайку поставлю. Угощу тебя пирогом с курагой, как тогда, в детстве, помнишь?
Она ушла в кухню, а я еще раз осмотрелась. Да, от тех лет не осталось практически ничего. Все новое, современное.
Раиса Константиновна вернулась с подносом, на котором стояли чашки, сахарница, лежали куски пирога на тарелке, варенье в розетке.
– Угощайся, Полиночка. И рассказывай, как у тебя дела? Аристарх Владиленович вчера буквально в двух словах о тебе сказал. Я так поняла, что ты институт закончила? Работаешь по специальности?
Как ей сказать, что я не работаю совсем? Что я уволилась с завода с должности юрисконсульта? Для многих работа по специальности – предел мечтаний.
– Я – юрист, – сказала я неопределенно. Это не было ложью, но и полной правдой тоже.
– Молодец! Хорошая профессия. Юристы сейчас неплохо зарабатывают.
– Я не гонюсь за деньгами, – сказала я, – главное, как я считаю, чтобы работа нравилась.
– Да, это тоже немаловажно. – Раиса Константиновна вздохнула и посмотрела на меня уже с какой-то грустью: – А ты, как твой дедушка сказал, тоже не замужем? Почему же? Ты ведь девушка симпатичная, неужели еще никого не встретила?
– Так получилось, – уклончиво ответила я.
– А-а-а… Все принца ждешь, как и моя Юлиана! Да моя-то уже дождалась. Аристарх Владиленович тебе рассказал о том, что у нас случилось?
– Да. Примите мои соболезнования…
Раиса Константиновна только рукой махнула: какие, мол, соболезнования! Что в них толку!
Она хотела сказать что-то еще, но в это время раздался звонок в дверь.
– Юлиана пришла! Я открою… А ты чай-то пей, пока горячий!
Хозяйка убежала в прихожую. Я налегла на чай и пироги, которые со времен моего детства, кажется, стали еще вкуснее. Хлопнула входная дверь, в прихожей послышались голоса. Мне было трудно разобрать, но, по-моему, Раиса Константиновна сообщила дочери о моем визите. Через минуту в комнату вошла подруга моего далекого детства.
– Полька! Сколько лет! Встретила бы тебя на улице – ни за что не узнала бы. Какими судьбами?
Я смотрела на Юлиану и не находила в этой женщине ничего общего с той тоненькой и хрупкой девушкой девятнадцати лет, какой я видела ее в последний раз. Волосы она обрезала, покрасила в темный тон и сделала мелирование. Поправилась, причем довольно ощутимо. И, кажется, стала выше. Или дороднее? Только чуть раскосые зеленые глаза смотрели по-прежнему – как-то обиженно. Это была Юлькина отличительная черта – она смотрела на тебя так, словно ты ее очень расстроила, и она вот-вот расплачется.
– Дед мне рассказал, что он встретил Раису Константиновну. Вот я и решила вас проведать, вспомнить детство.
– Правильно сделала. Сколько лет-то мы не виделись? Четырнадцать?
– Да. Страшно подумать!
– Ой, девочки, как время летит! Доченька, садись, попей чаю.
Мы сидели за столом втроем. Вспоминали детство, постоянно выкрикивая по очереди: «А ты помнишь, как…» Но это были, скорее, грустные воспоминания. Тогда, в детстве, все было по-другому. До той трагедии, которая произошла в нашей семье. Мы вспомнили и моих погибших родителей, и папу Юлианы. Она вздохнула:
– Да, папа был очень хорошим человеком. Я всегда знала, что не встречу такого, как он, а выходить за кого попало…
– Дочка, не надо. Ты еще и замуж выйдешь, и ребеночка родишь…
– Мама! О чем ты!
Юлиана вскочила и нервно дернула стул. Раиса Константиновна принялась ее успокаивать, но, похоже, это был напрасный труд.
– Юлианочка, доченька, не рви себе сердце…
– Да оно уже давно разорвано, мама! Я вообще не понимаю, как я живу!
– Юль, может, расскажешь, что у тебя случилось? Выговоришься, легче будет.
Мой спокойный тон немного охладил подругу. Она снова села за стол, а ее мама принесла ей из аптечки валерьянку.
– Хвалиться мне особо нечем, – предупредила меня Юлиана, – все просто, как гвоздь, все грустно, как поминки осенью. Пока я училась на заочном, работала в одной строительной организации сначала секретарем, потом, с четвертого курса, – инженером ПТО. А когда я диплом получила, меня перевели инженером по охране труда. Все бы хорошо, только главным инженером, моим непосредственным начальником, работал один человек… очень хороший человек. Юра Словарев. То есть для всех он был, конечно, Юрием Ивановичем, и я его тоже так звала – на работе. Полина, ты не представляешь! Он такой умница! Да, он старше меня на восемь лет и женат… Дочка у него. Только я влюбилась в него без памяти, просто голову мне снесло, веришь? На работу приду, только и жду, когда планерка… Сижу на ней, глаза прячу, потому что ведь у меня на физиономии всегда все написано, а я боялась, что он узнает. Я потому и стала в уголок садиться, чтобы оказываться у всех за спиной, чтобы никто не видел, как я на него пялюсь… А если он ко мне подойдет по работе, у меня прямо душа в пятки проваливается! Стою на ватных ногах, слушаю, что он говорит, и ничего не слышу. Вот дура я, да?
– Ну почему дура? Это любовь. Нормальное дело, – я пожала плечами.
– Хорошо, что хоть ты меня понимаешь. И вот так, страшно сказать, все восемь лет и продолжалось.
– И он ничего не знал?! – не удержалась я.
– Ничего. Я думала, если это судьба, – значит, так и страдать мне до пенсии. А однажды на корпоративной попойке он подошел ко мне и пригласил танцевать. И во время танца спросил, почему я так на него смотрю, причем давно. Оказывается, он замечал мои взгляды исподтишка, только вида не подавал. Я возьми и расскажи ему все! Мол, люблю вас уже восемь лет безответной любовью, страдаю… Но все понимаю: у вас семья, дочка и все такое… Поэтому, мол, на взаимность даже не надеюсь. Полин, ты не поверишь, но с того вечера мы стали тайно встречаться!
– Юлиана, а я тебе говорила: не связывайся с женатым, не доведет это до добра, потому что – грех, – вставила свое веское слово Раиса Константиновна.
– Мама! Да что теперь-то говорить! Это судьба, я уже давно все поняла. И я с собой ничего не могла поделать. Я бы Юру забыла, если бы, допустим, перешла работать в другое место. Но куда мне было идти? Свободных вакансий для инженеров по охране труда в городе не было. Вот я и сидела, страдала.
– Ты же говоришь, вы стали встречаться? – переспросила я.
– Стали, после того вечера… Редко, правда, у него ведь семья. Но иногда он уезжал в командировку, а когда возвращался – шел ко мне. Я к моменту его приезда номер в гостинице снимала. Мы еще день или ночь в номере жили, а потом только он возвращался к семье. Так продолжалось больше года.
– Пока ты не забеременела?
– Угадала. Когда я Юре сказала об этом, он растерялся. Я его понимаю: его дочке в то время уже восемнадцать исполнилось, она школу закончила, да и ему почти сорок стукнуло. Становиться в сорок лет снова папой – не каждый на это решится.
– Так он тебя бросил?
– Нет, что ты! Как ты могла такое подумать! Он очень порядочный человек. Сказал только, что от семьи уйти он не может, дочку очень любит, да и к жене привык. Опять – квартира, машина… Как все это делить? В общем, он ничего в своей жизни менять не хотел. А мне сказал, чтобы я сама решала, нужен ли мне ребенок. Но, если я решусь рожать, он будет нам помогать.
– Все равно, – опять встряла мама Юлианы, – от женатого человека иметь ребенка – грех.
– Мама! Какой грех?! Дети – грех?! Мне уже тридцать три! Я что, в сорок лет должна рожать? Мне и так врачи сказали, что я старородящая! Я давно поняла, что замуж не выйду. Не полюблю я больше никого, пока Юра рядом… В общем, я подумала, подумала и решила рожать. Ребенок от любимого человека – это счастье, я так думаю.
– А я потом тоже смирилась. Поняла, что, может, и не дождусь я, когда дочка замуж выйдет, а так – хоть внучок будет. Станем жить втроем… Буду его нянчить…
– С Юрой я больше не встречалась. Но он иногда подходил ко мне, в каком-нибудь укромном месте, спрашивал, не нужно ли мне чего? Я гордо все отвергала. Мне помощь не нужна! У меня мама еще крепкая и здоровая, как-нибудь вырастим ребенка одни. На учет в поликлинику я сразу встала, анализы сдала, в общем, все, как полагается. Весь срок наблюдалась, УЗИ делала. Когда мне сказали, что родится мальчик, я так обрадовалась! Витамины горстями принимала, пила молоко, печенку ела – в общем, все делала для ребенка. Поправилась на тринадцать килограммов. Я и до беременности не очень худенькой была, а уж теперь-то и вовсе…
Раиса Константиновна печально вздохнула, слушая дочь.
– Настал мне срок рожать. Я заранее легла в роддом, меня осмотрели, все, говорят, хорошо у вас. Малыш ожидается около четырех килограммов весом. Покололи мне витамин «Е» и что-то еще для укрепления матки, я забыла, как называется. Одним словом, рожать я собралась во всеоружии. Мама пеленок-распашонок накупила… На работе мне обещали коляску подарить. Я уже и имя мальчику придумала – Ванюшка, Ванечка, Иванушка. Правда, красивое?
– Правда. Так что во время родов-то произошло?
– Да ничего особенного. В этот день с утра сынуля мой так толкался, аж сил не было. Живот мой выпирал то с одной стороны, то с другой. Ну, думаю, что-то он совсем разбуянился, хулиганом, наверное, будет. А затем у меня схватки начались. Я – к врачу. Она меня посмотрела, все, говорит, время твое пришло. Стали меня готовить. Когда я вошла в предродовую, там лежала одна девушка, молоденькая совсем, все стонала. Вот мы с ней вдвоем и выводили свои арии. Ее первой увели в родовую, а я еще с час мучилась. Главное, схватки становились все сильнее, перерывы между ними – все меньше, чувствую я – сейчас начнется…
Помню – палата родильная была с высоким потолком, очень светлая и очень душная, так мне, во всяком случае, показалось. Было больно и тяжело, я все время думала, что вот-вот умру, но никого это, похоже, не волновало. Мне не хватало воздуха, я задыхалась. Акушерка учила меня, как надо дышать, но я была не способна слушать ее – я умирала, и это было для меня самым ужасным в тот момент! Мой таз раздирала какая-то жуткая, нечеловеческая боль, сознание мутилось, и не было мне ни до кого дела. Ни до назойливой акушерки с ее дыхательной гимнастикой, ни до ребенка, которому «тоже сейчас трудно, и ты должна ему помочь…», как кто-то говорил мне, держа меня за руку. Я понимала, что никому не могу помочь, мне было очень-очень плохо… И вдруг все закончилось. Сразу! В один момент. Мне стало легче, настолько легче, что я смогла нормально дышать. Я закрыла глаза и лежала, обессиленная, удивляясь тому, что осталась жива. В полузабытьи я слышала детский плач, акушерка шепнула кому-то: «…Потом, пускай отдохнет…» Мне казалось, что это все говорят не обо мне. Мне сделали какой-то укол, и я отключилась. Не знаю, сколько я так пролежала, пять минут или пять часов. Открыла глаза, потому что услышала или почувствовала, как кто-то подошел ко мне. Женщина в белом халате с марлевой повязкой на лице стояла возле меня. Оказалось, я лежу в палате на кровати.
– Тебе сразу… сообщили?
– О ребенке? Нет. Спросили – как я себя чувствую? Я говорю – вроде нормально, только голова какая-то чужая. Соображаю плохо. Врач сказала, что это пройдет, это от укола, и ушла. А я увидела, что в палате нас трое. Та молодая мамаша, вместе с которой мы в предродовой мучились, и еще одна женщина. Вскоре им принесли детей, они начали их кормить. Я спрашиваю нянечку – почему мне ребенка не несут? Она буркнула что-то и убежала.
Когда пришли забирать детей с кормления, я опять спросила, где мой ребенок? Мне сказали, чтобы я подошла к главврачу. Я поднялась, голова еще кружилась, поплелась в ее кабинет… Там врачиха сидит, как царица на троне. Взгляд надменный, холодный.
«Что же вы нас обманули?» – говорит. Я ничего понять не могу. Кого это я когда обманывала? И в чем? А она: «Да, обманули. У вас, оказывается, была внутриутробная инфекция, а вы это скрыли. Что ж, сами виноваты, что ребенка потеряли!» Я говорю: подождите, какая инфекция? Вы о чем? У меня все анализы в порядке. И что это значит – потеряла ребенка? Где он?! Принесите, мне его кормить надо!.. Она давай на меня кричать! А я ей и ответить толком не могу, у меня голова, как чугунок, гудит и туго соображает.
Короче, я поняла только одно: из-за внутриутробной инфекции у меня родился мертвый ребенок. Это инфекция убила плод еще в матке. Выгнали меня, сказали, что завтра меня выписывают, отдадут мне труп ребенка, его можно забрать в морге. Еще спросили, не оставлю ли я им его. Вам, мол, все равно, а мы бы его для опытов взяли.
На другой день выдали мне маленький сверток. Развернула я его – мальчик, маленький, совсем крохотный, на четыре кило не потянет. Синий весь, худющий, из животика тянется пуповина… Просто ужас!
Юлиана заплакала, наверное, уже в сотый раз со времени этого ужасного события. Раиса Константиновна стала ее утешать.
– Тебе заключение о смерти выдали? – спросила я.
– А как же! И там то же самое. «Внутриутробная гибель плода». И какую-то инфекцию приписали. Но, Полина, клянусь, я слышала плач ребенка! И в родовой я в тот момент одна лежала. Так что плакать мог только мой ребенок, МОЙ! И анализы я все сдавала вовремя, все, что врачи мне назначали, то я и делала. Не могло у меня быть никакой инфекции, мне бы еще в поликлинике об этом сказали…
Да, ну и дела! Почему-то я ей верила. В самом деле, зачем Юльке врать? Если она с самого начала наблюдалась в поликлинике, как врачи могли «не заметить» инфекцию? И откуда она вообще взялась?
– Ты Юрию своему об этом сообщила?
– Естественно! Он утешал меня, но и сам, похоже, расстроился. Сказал, что как-то уже настроился на сына. Готов был помогать нам.
– Я тоже уже настроилась на внука, – подала голос несостоявшаяся бабушка, – купила мальчику пеленки, голубое одеяльце, распашонки… А пришлось вот его хоронить…
– Да не мой это ребенок там, в гробике! Я сердцем чувствую – не мой! А теперь уже я и наверняка знаю. Эх, не хотела я тебе… да ладно!..
Юлиана залпом допила свой чай и заговорила тихо, почти шепотом:
– Я сегодня у экстрасенса была! Деньги ему отдала приличные, но не жалею об этом. Это хороший специалист! Я ей ничего не рассказала о себе, она сама все увидела. Шар свой хрустальный повертела, свечки везде поставила. Знаю, говорит, что за беда вас ко мне привела. Вы ребенка потеряли! Только не верьте тому, кто сказал, что мальчик ваш мертв. Он жив! Он в другом городе, далеко отсюда. В богатом доме, накормлен, обласкан… Родители ему – чужие, но заботятся о нем, как о родном. Они немолоды, и своих детей у них нет. А за вашего мальчика они большие деньги отвалили! Кому точно, не скажу, только у этого человека – черные глаза, и душа – тоже черная.
Юлиана смотрела на меня напряженно. Наверное, боялась, что я сочту ее сумасшедшей. Но я так не думала.
– Доченька, а что она тебе сказала, вернется наш мальчик к нам или как?
– Мама, она сказала, что вернуть его можно, но очень трудно будет это сделать. Слишком, мол, большие деньги за него заплачены…
– Вот, Полиночка, видишь, какая беда на нас свалилась! – Раиса Константиновна принесла из кухни новые куски пирога и разложила их на блюде.
– Юлиана, ты готова бороться за своего ребенка? – спросила я.
– Что значит «готова»?! Зачем ты спрашиваешь? Я бы на все пошла, только бы Ванечку вернуть! Я ведь понимаю: больше мне родить не придется. От кого попало я не хочу, да и просто – не смогу. Юрий мне такого удовольствия тоже больше не доставит. Это был мой единственный ребенок… Ты мне лучше, как юрист, скажи: это реально? Есть шанс?
– Шанс есть всегда. Значит, говоришь, тот ребенок, которого тебе для похорон отдали, был маленький и щуплый?
– Да. Слишком маленький. Я думаю, в нем и трех килограммов не было. А мне врачи сказали, что у меня ребенок крупный, около четырех должен весить. Целый килограмм – это слишком большая разница!
– А Юлиана тоже весила четыре килограмма. У нас в роду все крупными рождались. Моя сестра…
– Подожди, мама. Так что же, Полина, мне делать? Куда идти? Главврач со мной говорить не хочет. В милицию я уже обращалась. Со мной следователь поговорил, вину врачей не увидел. «Вы труп ребенка получили? Похоронили? Чего вам еще? Идите домой и рожайте других!» Тем более что и заключение патологоанатома у меня есть.
– А в свою поликлинику ты обращалась?
– Естественно! Они провели обследование еще раз – никакой инфекции и в помине нет!
– Справку тебе дали?
Юлиана встала, подошла к книжному шкафу. Достала из одного из ящичков пакет с бумагами.
– Вот справка о моем здоровье. Видишь, все анализы. Заключение: здорова! Вот заключение патологоанатома – «Внутриутробная гибель плода от внутриутробной инфекции»! Упасть – не встать! Два медицинских учреждения противоречат одно другому. Одна справка говорит о том, что я здорова, другая – что я больна. Кому верить? Кто из них врет?!
– Скорее всего, врет патологоанатом. Ты это следователю показывала?
– Да все я ему показывала! Он и слушать меня не хочет. Говорит: нет оснований для заведения дела.
– Тут он не прав. Оснований больше чем достаточно. Хотя бы несоответствие этих двух справок. Юль, ты готова пройти еще одно обследование?
– Да хоть десять, если это поможет мне вернуть Ванечку!
– Тогда слушай. Есть одно медицинское учреждение – «Центр планирования семьи» называется. Там очень серьезные врачи и хорошее оборудование. Нужно пройти генетическое обследование. Это, конечно, не бесплатно. Но…
– Я готова!
– Хорошо. Тогда назови мне фамилию следователя, отказавшегося завести дело.
– Хомяков Игорь Игоревич. Он в нашем отделении в двадцать первом кабинете сидит. Полина, что ты собираешься делать?
– Ты для начала пройди обследование. И вот тебе мой сотовый, набери, чтобы у меня высветился твой.
Мы обменялись номерами, и я засобиралась домой.
– Нет, Полина, ну правда, есть надежда?
– Надежда, как известно, есть всегда. И умирает она последней. Знаешь, почему? Сначала она всех других замочит!
Я ехала в машине домой и раздумывала. Правильно ли я поступаю? Зачем я вообще лезу туда, куда меня никто не приглашал? А может, главврач роддома права? И у Юльки действительно была какая-то скрытая инфекция, которую обычным способом в поликлинике не распознать? Возможно ли такое? Вполне. А то, что она слышала крик своего ребенка, – это вообще вилами на воде писано. Вдруг у нее после укола в голове все помутилось! Да, все как-то туманно и неопределенно. Ясно только одно: если Юлька права и ее ребенок в чужих руках – дело дрянь. И ей плохо – она сходит с ума от безысходности, и ребенку плохо. Говорят, что дети, даже только что рожденные, чувствуют свою мать, ощущают ее присутствие рядом с собой. Просто на инстинктивном уровне. Если это так, то Юлькин сын тоже страдает без своей мамы. Тогда спасать мне придется уже двоих…