Глава 3
Кавказ во времена Екатерины II
Кавказская линия
В 28 июля 1762 года в результате дворцового переворота на российский престол взошла Екатерина II. Наметились изменения во внешней политике России, в первую очередь, в ее отношениях с Турцией. Стремление покончить с безраздельным господством Порты в Причерноморье вызвало у императрицы большой интерес к Кавказу, также считавшемуся возможной ареной борьбы с могущественным противником. Отправным пунктом новой политики стал 1763 год, когда на среднем течении Терека была основана крепость Моздок – новый форпост русской власти на Северном Кавказе.
Кабардинцы, которые до этого времени были фактическими хозяевами всего Северного Кавказа и достаточно тесно сотрудничали с русским командованием, к появлению крепости отнеслись недоброжелательно, увидев в этом покушение на их независимость. Кабардинцы, объединившись с черкесами и чеченцами, летом 1765 года двинулись в поход по северному берегу Терека, разоряя все на своем пути. В середине июля они подошли к Кизляру и осадили крепость. На третий день вождь горцев Росламбек Карамзин, известный под именем Сокура (Кривой), повел своих воинов на штурм, который русскими был отбит с большими потерями для горцев. После этого горцы отказались от плана захвата Кизляра. Устремившись на север, они разграбили кочевья астраханских татар и угнали весь их скот. У русских не нашлось сил, чтобы как-то воспрепятствовать этому.
Чтобы предотвратить в будущем повторение подобных набегов, Екатерина II приказала создать Кавказскую линию. Для этого в 1769 году на Терек была переселена часть волжских казаков, которые заселили пространство между Моздоком и станицей Калиновской. Эти поселения получили название Моздокского полка. Сама Моздокская крепость с каждым годом набирала не только военную, но и политическую силу. Через нее была установлена скрытная военно-дипломатическая связь с некоторыми христианскими правителями Закавказья, что не замедлило дать положительные результаты.
В конце 1768 года началась новая война между Россией и Турцией. Воспользовавшись этим, в августе 1769 года христианские цари Имеретии и Грузии обратились к русскому правительству с просьбой оказать им военную помощь в борьбе с турками.
Екатерина II с готовностью откликнулась на эту просьбу. В Моздоке в спешном прядке был сформирован отряд под командованием генерал-майора графа Готлиба Генриховича (Готлиб Курт Генрих) Тотлебена. Перед ним была поставлена задача взять под контроль территории Грузии и Имеретии, изгнав оттуда турок.
Осенью 1769 года отряд Тотлебена по долинам Терека и Арагви пересек Кавказские горы и расположился на зимние квартиры в Грузии. Но там положение русских оказалось весьма тяжелым. Грузинский царь Ираклий II был целиком занят междоусобной борьбой с местными феодалами. Ведение боевых действий с турками он целиком возложил на русского генерала, выделив в его распоряжение несколько тысяч иррегулярной грузинской конницы, боеспособность которой была крайне низкой. Тем не менее генерал Тотлебен, сосредоточив под своим началом до 10 тысяч воинов, в марте 1770 года осадил турецкую крепость Ахалцих, оборонявшуюся семитысячным гарнизоном.
Осада затянулась, и это внесло раскол в ряды союзников. Горячие грузинские князья совершенно не признавали над собой власть русского генерала и действовали с подчиненными отрядами по собственному плану. Однако в случае неудачи они винили во всем русских, нередко затевая с офицерами ссоры, готовые перерасти в поединки. О проведении серьезных операций в такой обстановке нечего было и думать. Русский командующий был вынужден снять осаду Ахалциха и отказаться от помощи грузинской конницы.
Распрощавшись с грузинами, Тотлебен в июне того же года соединился с войсками имеретинского царя Соломона. К концу лета он занял Кутаис и приступил к осаде Поти. Она продолжалась более трех месяцев и дорого стоила русским, потерявшим под стенами крепости только от болезней более двух тысяч человек.
Неудачи русских войск под Ахалцихом и Поти, а также непрочность их союза с грузинами подсказали турецкому правительству новый план действий. К Поти был направлен 6-тысячный отряд. Узнав о его приближении, Тотлебен в начале февраля 1771 года снял осаду крепости и отвел войска в Имеретию. Там он создал несколько гарнизонов, которые, расположившись в крепостях, активных действий не вели.
Однако турецкое правительство было сильно озабочено нахождением русских войск в Грузии и Имеретии. По требованию султана отряды крымских татар и черкесов напали на калмыков, которые считались подданными России. Генерал-майор Медем уговорил хана Убаша с оружием встретить противника.
Сражение состоялось 29 апреля на реке Калаус и было выиграно калмыками. В рапорте Медем писал: «Черкесы дали тыл, и калмыки насели на них, как дикие звери: они их рубили, резали, загоняли в болота, топили в Калусе. Все пять знамен, множество оружия и панцирей, пять тысяч лошадей, обозы и вьюки – все это осталось в руках победителей. Пленных взято было немного, немногие же успели бежать, а все остальные пали на поле сражения. На самом месте побоища Убаша велел тогда же насыпать курган и назвал его Курганом победы, а на другой стороне Калуса, где кончилась битва, – другой курган, который был назван Курганом пиршества». Оба эти кургана существуют и поныне.
Между тем турки не оставляли попыток поднять на борьбу с русскими горские племена Северного Кавказа. Их послы появились среди кабардинцев. Вскоре блеском золота и обещаниями они соблазнили некоторых молодых князей, которые выступили против русских. Последние объединились с калмыками и в июле 1769 года в ущелье Подкумка наголову разбили противника. После этого кабардинцы принесли присягу на верность России, выделили заложников и приняли у себя русского пристава.
По традиции весть о покорении кабардинцев понеслась в Петербург и была с восторгом воспринята императрицей. Генерал Медем и многие калмыцкие старшины получили награды и щедрые подарки.
Но российская императрица решила показать всему миру и, прежде всего, народам Кавказа, свою большую щедрость и «демократизм». Кабардинцам также были пожалованы щедрые подарки и большие привилегии. Их делегация была с почетом принята в Санкт-Петербурге и обласкана императрицей. Домой она вернулась с жалованными грамотами, в которых были прописаны пункты, присущие не для побежденных, а для победителей.
Такие действия, по мнению Медема, были не совсем рациональными. Так, он пишет: «То, что мы применяли по отношению к нашим ближайшим соседям горцам крайне мягкую политику, приучало их к той настойчивости, к постоянным колебаниям, с какими эти народы относились к нам во все последующие времена. Безнаказанность за постоянные измены, задабривание подарками и деньгами влиятельных лиц вызывали в них совсем обратные чувства. Многие считали жалованье наше обязательной данью России, другие видели в нашей уступчивости предлог к дальнейшим претензиям и при малейшем отказе поднимали оружие против нас». Так центральная российская власть впервые ступила на вредный путь заигрывания с побежденными народами Северного Кавказа, который имел свои негативные последствия и несколько веков спустя.
Официальное примирение русских с кабардинцами рассорило их с калмыками. Причиной ссоры стало нападение калмыков во главе с ханом Убаши на Кубань в 1770 году. Разграбив край, они вернулись в свои улусы. Своеволие калмыков не понравилось Медему, и он строго высказал свое недовольство хану. 21 августа 1770 года хан приезжал к Медему для переговоров, но русский генерал не смог умилостить калмыкского правителя. В январе 1771 года 28 тысяч калмыцких кибиток поднялись со своих мест и направились на Урал, а далее в Китай, все грабя на своем пути.
Разочаровавшись в кабардинцах, турки направили своих посланцев к чеченцам, которые два года подряд опустошали окрестности Кизляра. В 1770 году чеченцы захватили город. «Ворвавшись в Кизляр, они не брали жителей в плен, а убивали всех, не разбирая ни пола, ни возраста», – писал один из свидетелей этой драмы.
Чтобы спасти положение, российское правительство было вынуждено отозвать войска Тотлебена из Грузии и Имеретии, усилив ими гарнизоны пограничных линий.
Однако удача в русско-турецкой войне 1768–1774 годов все чаще склонялась в пользу русского оружия. Победы, одержанные Румянцевым и Суворовым, заставили султана искать мира. По Кючук-Кайнарджийскому договору, подписанному 10 июля 1774 года, Турция признала независимость Крымского ханства, что делало его фактическим вассалом России. Петербург получил возможность через Крым влиять на дела прикубанских народов – черкесов и карачаевцев, которые, согласно этому договору, причислялись к владениям крымского хана. Россия добилась от Турции окончательного отказа от притязаний на всех кабардинцев (подразумевались также осетины, ингуши и чеченцы), которые по особому соглашению, заключенному с султаном, были признаны русскими подданными. Порта приняла на себя обязательство впредь не вмешиваться во внутренние дела Грузии и Имеретии, но и Россия не должна была считать эти земли своими и содержать там войска и администрацию. Новая русско-турецкая граница была начертана от Азова до крепости Моздок, и далее на восток – по реке Терек.
Завершив «дела» на Западном Кавказе, генерал Медем обратил свое внимание на его восточную часть. В 1774 году он совершил поход в Дагестан и занял Дербент, который официально принадлежал персидскому шаху. Но попытки русских расширить зону контроля в том районе не увенчались успехом. Их отряды постоянно подвергались нападениям горцев. Один из них был полностью разгромлен и потерял два знамени. Медем легко «списал» людей, но знамена был вынужден выкупить за 70 рублей серебром.
Угон горцами стада
В 1776 году по приказу из Петербурга Дербент был оставлен русскими войсками, а в следующем году генерал Медем, сдав командование генералу Якоби, навсегда покинул Кавказскую линию.
В 1785 году указом императрицы было учреждено Кавказское наместничество. Правителем наместничества был назначен кавказский губернатор статский советник Алексеев. На него были возложены задачи гражданского управления пограничными районами России, а также охрана кавказской границы империи. Но авторитет гражданского чиновника среди кавказских правителей, казачества и войск был невысокий. Поэтому было решено обязанности наместника возложить на войскового командующего.
В начале сентября 1787 года в командование войсками Кавказского корпуса и Кубанской части войск вступил Петр Авраамович Текелли, в связи с этим произведенный в генерал-аншефы. Но П.А. Текелли совершенно не знал обстановки на Кавказе. В своем письме к Потемкину от 27 сентября 1787 года он, в частности, писал: «…Прошу покорнейше уведомить меня, какими к Каспийскому морю край населен нациями, частью подданными России, частью ни от кого не зависимыми, а также и о другом, о кабардинском войске, собравшемся в шести сотнях – где оно ныне стоит и для чего собрано». (Кавказский сборник. XIV. – Тифлис, 1890. С. 5.)
Состояние войск Кавказского корпуса в то время было весьма трудным. От Азовского до Каспийского моря располагались войска, входившие в состав Екатеринославской армии, подчиненной генерал-фельдмаршалу Г.А. Потемкину.
Непосредственно в составе Кавказского корпуса было 9 пехотных полков, 4 отдельных егерских батальона, 3 карабинерных кавалерийских, 2 драгунских, 6 линейных и 5 «семейных» казачьих полков. В составе этих частей насчитывалось 41 800 нижних чинов и 120 артиллерийских орудий. Войска корпуса были расположены в Григориополисе, Прочном Окопе, Ставрополе и его окрестностях, Георгиевске и в слободах Терского и Гребенского казачьих войск. От Прочного Окопа вверх по Кубани никаких поселений не было, а существовала лишь жидкая цепь редутов, которые на зиму войсками оставлялись. Войска Кубанской части располагались на зимних квартирах в Ейском укреплении, Азове, в Таганрогском, Бахмутском и Черкасском округах в готовности к выступлению в случае необходимости. В Каспийском море находилась русская эскадра, состоявшая из 9 судов, три из которых были в ремонте. Материальное положение частей корпуса было крайне тяжелым. Солдаты были изнурены службой, истощены голодом, оборваны. Ружей недоставало, орудийные лафеты частично были поломаны, «положенного при войсках обоза не было.
В момент вступления П.А. Текелли в командование корпусом значительная часть войск находилась в походе за Кубань, проводившемся под руководством генерала П.С. Потемкина – родственника всемогущего фаворита. Этот поход проходил неудачно. Войска возвращались, не выполнив поставленные перед ними задачи. Сам П.С. Потемкин, узнав о назначении П.А. Текелли, оставил войска и, даже формально не сдав дела, выехал в Екатеринослав.
Не лучшей была дисциплина и других офицеров корпуса. Так, например, командир Нарвского карабинерного полка полковник О’Рурк, получив новое назначение, вместо того чтобы сдать часть своему сменщику, уехал, не рассчитавшись и «не заплатив за недостающие вещи 8611 рублей, увезя с собой серебряные трубы с литаврами, пять карабинеров, четырех извозчиков, одного кузнеца и одного плотника». Из этого следует, что командир полка считал вверенную ему войсковую часть чем-то вроде своей помещичьей вотчины, а солдат – крепостными.
Офицеры корпуса в основном вели праздную жизнь. Большая часть их, оставив под различными предлогами войска, находилась в отпусках в России. Поведение офицеров негативно отражалось на дисциплине войск. В одном из докладов командующему указывалось на бесчинства войск по отношению к казакам. «Нижние чины, да и офицеры, распоряжались в станицах чужим добром как бы своим собственным не платя за него ни копейки денег и не вознаграждая ничем, а если им добровольно что-либо не давали – они отнимали силою и вдобавок били неуступчивых поселян сколько им нравилось».
В результате жители слободы Сергеевской послали жалобу к корпусному командиру на офицеров и солдат Каргопольского полка, по которой было проведено расследование. П.А. Текелли приказал удовлетворить материальные претензии слобожан и впредь жителям «обид и безденежных взяток не чинить», но разложение войск продолжалось.
П.А. Текелли решил первым делом основные усилия направить на восстановление боеготовности войск. С тем, чтобы быть ближе к войскам, он переносит штаб корпуса из Ставрополя в крепость Георгиевск и переезжает туда сам. Там же по его приказу разворачивается главный госпиталь, куда собирают наиболее опытных врачей и обслуживающий персонал.
Летом 1788 года за Кубань была организована новая экспедиция. 12 августа в 20 верстах южнее реки состоялся бой русских войск с черкесами. В ход была пущены артиллерия и залповый ружейный огонь, «восемь часов продолжавшиеся». В результате, по сведениям командира отряда генерал-поручика Талызина, «побито неприятеля 800 человек, взято в плен шесть; пять больших селений, до двух тысяч домов, со всем оставшимся по выводе жен и детей имением, и несколько мечетей предано огню». Потери русских составили два человека убитыми, 21 ранеными и 45 казаков пропали без вести и 15 пленными.
В октябре 1788 года П.А. Текелли предпринял карательную экспедицию за Кубань против народов, «обитающих от вершины Кубани на реках Большого и Малого Зеленчуков, Урупе и других реках». Судя по отчету, экспедиция была удачной. О характере действий русских войск командующий писал: «…достижением войск до самых снеговых гор, многих покорил; кроющихся же в ущельях тесных и непроходимых и противящихся истребил, и первых силою оружия понудил войти в подданство российское». Покорившиеся должны были вернуться с гор в долины и выдать русскому командованию заложников в знак своей покорности. И все же часть закубанцев ушла в горы, «пешие, бросая детей и старых, не могущих идти, коих многих сыскивали партии наши мертвыми». Завершив таким образом экспедицию, 26 октября войска вернулись на свою территорию.
Иван Петрович Салтыков (1730–1805), командующий на Кавказе (1788–1789)
На этом завершился период командования Кавказским корпусом генералом П.А. Текелли. Своему сменщику Петр Авраамович передал дела в полном порядке.
Новый командующий 59-летний генерал-аншеф граф Иван Петрович Салтыков до этого времени уже успел отличиться в войне с турками, имел все высшие российские награды и считал себя обиженным назначением на Кавказ. Чтобы его утешить, Г.А. Потемкин-Таврический осуществляет ряд организационных мероприятий. Кавказский корпус и Кубанская часть объединяются в Кубанскую армию. В ходе войны с Турцией этой армии определяется задача «для разделения сил неприятеля… наискорее выступить к Кубани частью кавказских войск и стать на месте, как выгодном для людей, так и удобном ради нанесения вреда неприятелю», если бы он решился напасть на русскую территорию. Кубанским частям надлежало совершить поход в Тамань для занятия этого полуострова и последующего взаимодействия с основными силами русских войск.
Таким образом, действия русских войск в период командования И.П. Салтыкова на кавказском направлении носило пассивный характер. В середине декабря 1789 года Салтыков был отозван с Кавказа в Финляндию. На посту командующего его сменил генерал-поручик Юрий Богданович Бибиков.
Вновь назначенный военачальник решил отметить свое вступление в должность боевыми успехами и уже 10 февраля без разрешения Г.А. Потемкина-Таврического начал поход на Анапу, которую полтора года назад не смог взять генерал П.А. Текелли.
Перейдя Кубань у Прочного Окопа с отрядом численностью в восемь тысяч человек при 26 орудиях полевой артиллерии, фактически без запасов провианта, Бибиков двинулся вверх по Лабе через места, где еще не ступала нога русского солдата. Преодолевая отчаянное сопротивление горцев, терпя лишения, только 24 марта войска подошли к Анапе.
Утром следующего дня командующий, без должной подготовки, послал войска на штурм, который был отражен противником с большими потерями для русских. Затем началось отступление в условиях непрерывного преследования и атак противника. Только 11 апреля русский отряд переправился через Кубань и вернулись на свою территорию. Непродуманные действия Ю.Б. Бибикова привели к значительным потерям. За время экспедиции было убито и умерло от ран 1196 человек, число раненых и больных достигло 1100 человек, дезертировало 111 человек. Кроме того, было потеряно более 2300 лошадей, брошено и утрачено 958 ружей, карабинов и штуцеров, 333 пистолета, почти 45 000 патронов, 2233 пушечных заряда.
На штурм!!!
Узнав о походе Ю.Б. Бибикова, светлейший князь Г.А. Потемкин-Таврический послал ему на помощь войско под командой генерал-поручика Розена. Розен нашел Кавказский корпус в полном расстройстве. «Офицеры и нижние чины находятся в таком жалком виде, который выше всякого выражения, – писал он. – Все они опухли от голода и истомлены маршами, стужей и непогодой, от которых не имели никакого укрытия. Солдаты и офицеры лишились в этом походе всего своего имущества и остались в рубищах, босые, без рубах и даже без нижнего белья, которое погнило на людях». По докладу Г.А. Потемкина-Таврического 19 мая императрица уволила Ю.Б. Бибикова с военной службы. В то же время все участники неудачного похода были отмечены специальными серебряными медалями с надписью «За верность».
Вслед за войсками Бибикова к Анапе подошла русская эскадра под командой контр-адмирала Ф.Ф. Ушакова. Она попыталась уничтожить или хотя бы отогнать турецкие суда, находившиеся на рейде под защитой крепостных орудий. Но и эта операция ввиду мощности турецкой артиллерии потерпела неудачу.
После отстранения Бибикова от должности, командование войсками принял генерал-поручик граф Антон Богданович де Бальмен, уже немолодой и больной человек, ничем прежде не отличившийся военачальник. Но его кратковременное командование совсем неожиданно было отмечено одним важным событием.
Турецкое правительство решило использовать неудачную экспедицию на Анапу русских войск и нанести по ним ответный удар. В августе 1790 года сераксир Батал-паша с большим турецким войском и отрядами закубанцев вступил в Кабарду. Де Бальмен, узнав об этом, приказал срочно собирать русские войска в районе Кумского редута, куда вскоре прибыл лично. О действиях русских войск подробных сведений не сохранилось. Но из доклада одного из участников этих событий генерал-майора Ивана Ивановича Германа от 1 октября следует, что днем ранее неприятелю было нанесено поражение. Сам сераксир «с небольшою его свитою сдался в плен; пушек, коих в лагере находилось и но штурме было около тридцати разного большого калибра с большими припасами, остались в руках наших, и я со своим лагерем стал в его оставшемся».
Это было единственное военное дело во время кратковременного командования генералом де Бальменом Кавказским корпусом. 4 октября он скончался на своем посту. Командование войсками временно принял генерал-майор Булгаков, который вернул войска из-за Кубани на зимние квартиры, а пленного Батал-пашу отправил к генерал-фельдмаршалу Г.А. Потемкину-Таврическому в Яссы.
В целом, в этот период были возобновлены попытки России утвердиться в Закавказье, по-новому определен и значительно укреплен южный пограничный рубеж от Азова до Каспийского моря. В этих целях были построены новые крепости (укрепления), проведено ряд карательных экспедиций за Кубань и предпринята неудачная попытка захватить Анапу.
Шейх-Мансур
Еще в начале XVIII века в качестве новой силы, способной влиять на события в этом регионе, начала выступать религия. Так, в материалах по истории Дагестана, опубликованных во втором выпуске Сборника сведений о кавказских горцах, изданном в Тифлисе в 1869-м, сообщается, что в 1710 году в Кубинском ханстве появился некий Дауд-бек, который начал распространять особое духовное учение, ратовавшее за уничтожение светской власти и создание общественного строя на основе ряда религиозных догм, служению которым должен был посвятить себя всякий правоверный. К сожалению, более подробных сведений об этом учении не сохранилось. Но по всем признакам оно было весьма схожим с мюридизмом, ставшим господствующим среди народов Северного Кавказа в более поздние времена.
В 60—80-е годы правительство Екатерины II создает новую линию казачьих поселений между Моздоком и Червленной путем переселения сюда семей с Дона. Это вызвало большое недовольство чеченцев, которых теснили с левого берега Терека вплоть до Кабарды. Недовольными были и гребенские казаки, также считавшие себя единоличными хозяевами в этих районах.
В начале 80-х годов этого же века в Дагестане появился загадочный человек, назвавшийся проповедником Шейх-Мансуром. До сих пор его истинное происхождение остается тайной. По одним мусульманским источникам Шейх-Мансур происходил из оренбургских татар и получил духовное образование в Бухаре, по другим – он был родом из чеченского аула Алды, а Коран изучил под руководством ученого муллы в Дагестане. Обе эти версии, носящие национально-религиозный характер, активно распространялись среди мусульман, но они не имеют документальных подтверждений и, следовательно, могут быть подвергнуты сомнениям.
Поэтому будет вполне уместным привести и третью версию, выдвинутую в конце XIX века известным востоковедом, профессором Туринского университета Оттино якобы на основании документов, обнаруженных им в местном архиве. Там, по утверждению профессора, оказались личные мемуары и письма шейха Мансура, вывезенные с Кавказа одним из его «сподвижников» в Турцию, а затем проданные посланнику сардинского короля Виктора Амадея III. Достоверность этой версии также вызывает большие сомнения: едва ли сам Мансур стал бы писать и хранить сведения о своих неблаговидных поступках и приключениях, которыми богата его история.
Согласно документам, якобы обнаруженным профессором Оттино, под именем шейха Мансура действовал итальянский авантюрист Джованни Батист Боэтти. Он родился 2 июня 1743 года в Монферате и был старшим из сыновей местного нотариуса Эспера Бартелеми Боэтти. Двое других сыновей, рожденные во втором браке, мирно провели свою жизнь на родине. Старший из них Людвиг унаследовал от отца нотариат, младший Карл был землевладельцем в Палаццоло.
Иная судьба досталась Джованни. Мачеха с первого дня невзлюбила мальчика. Она нещадно била его за малейшие детские шалости и настраивала против пасынка отца. Тот вынужден был в угоду жене отправить пятнадцатилетнего Джованни в Турин изучать медицину. Но наука не пришлась юноше по душе. Он убежал из Турина и некоторое время скитался без определенной цели по окрестным городам, но вскоре был задержан за драку и привезен в родительский дом. Получив основательную взбучку, Джованни вновь вернулся в Турин, но и на этот раз пробыл в школе недолго.
Боэтти ушел в Милан и завербовался в полк солдатом. Но через два месяца военная служба ему опротивела не меньше врачебной науки. Он бежал из полка сначала в Крему, а затем в соседнюю Богемию. В конце 1760 года молодой итальянец появился в Праге, где попытался выдать себя за отпрыска знатной семьи, спасающегося от злой мачехи.
Романтические истории красивого юноши тревожили женские сердца. Он без труда находил покровительниц, а через них и средства для безбедного существования. Но это не могло продолжаться бесконечно. Один из его романов с молодой богатой вдовушкой закончился изгнанием из города. По такой же причине Боэтти был вынужден покинуть и Страсбург. Он направляется в Рим, но, будучи ограбленным в пути, с видом кающегося грешника вновь вернулся под родительский кров.
В Монферате Джованни прожил два года. Там он присмотрел себе богатую невесту и добился согласия ее родителей на брак. Случись этот брак, и наш герой превратился бы в обычного незаметного буржуа. Но жизнь распорядилась иначе. Мачеха имела виды на избранницу пасынка для своего любимого сына Людвига. Однажды, когда Джованни поздно вечером возвращался от невесты, его встретили ружейным выстрелом из окна родительского дома. Он уцелел чудом, провел ночь в заброшенном сарае, а утром ушел в Геную. Оттуда Боэтти перебрался в Рим. Что делал молодой человек в «Вечном городе» неизвестно. Но 25 июля 1763 года он дал обет Лоретской Божией Матери начать праведную жизнь и поступил послушником в доминиканский монастырь в Ревенне.
Через год Джованни Боэтти был пострижен и отправлен в Феррару для окончания богословского образования. После кратковременного увлечения Саваноролой и его реформаторской деятельностью, все мечты молодого человека сосредоточились на одной цели – на сказочных странах Востока. Пятилетним безукоризненным поведением и благочестием ему удалось добиться назначения миссионером в Моссул, древнюю Ниневию.
Путь в Моссул оказался длинным, трудным и полным приключений. Началось с того, что в Венеции Боэтти был арестован полицией и посажен в тюрьму за излишнюю проповедническую ревность, направленную на девиц легкого поведения. Проповедь окончилась дракой, которую девицы объяснили нежеланием монаха заплатить им деньги. Власти предложили Боэтти убираться из города и поберечь свое миссионерское усердие для восточных стран.
В начале 1770 года Джованни добрался до Кипра. В течение двухмесячного там пребывания он выучился говорить по-гречески. Затем при содействии французского консула переправился в Латакию. Но в день прибытия познакомился с турецкой тюрьмой, куда его посадили по обвинению в хулительных речах о Магомете.
Спасшись каким-то чудом от того, чтобы быть посаженным на кол, миссионер пристал к каравану, шедшему в Алеппо. Там он пробыл шесть месяцев в монастыре францисканцев, изучая арабский язык и, между делом, проповедуя в церкви и исповедуя кающихся грешников, особенно грешниц. Его успехи у последних не понравились отцам францисканцам. Они донесли начальству о неблаговидных отношениях молодого доминиканца к богатой вдове-гречанке. Ответом на донос, который Боэтти называет в своих мемуарах клеветой, был приказ миссионеру немедленно следовать к месту назначения. Впрочем, отец Джованни признается, что «вдова на прощание одарила его богатыми подарками».
В дальнейший путь Боэтти отправился в светской одежде. Он благополучно достиг Евфрата, где в городе Бирте едва не стал жертвой медицинской практики. Местный паша, узнав, что в караване есть европеец, и решив, что всякий европеец непременно врач, потребовал Боэтти к больной дочери. Девушка влюбилась в «медика», которому и предложено было тотчас же вступить с нею в брак, принявши магометанство. Отказ Боэтти от столь высокой чести привел его в тюрьму. Оттуда он умудрился бежать на лучшем арабском скакуне с конюшни чадолюбивого паши. Лишь после этого он добрался до Моссула.
Настоятель миссии, отец Ланца, принял его очень плохо. Вскоре отправившись в Рим, он и там постоянно вредил своему бывшему помощнику. С отъездом отца Ланца несчастный Боэтти вынужден был опять приняться за медицину, но неудачно. Один из пациентов – человек, близкий паше, умер. Врача заподозрили в отравлении. По особенной снисходительности паши дали ему всего пятьдесят палочных ударов по пяткам и выгнали из города. Боэтти укрылся в Амадии (в Курдистане), и опять началась для него бродячая жизнь, полная тревог, приключений и опасностей.
Некоторое время спустя Боэтти появился в Орфе и по сговору с местным пашой установил свой контроль над всеми христианскими храмами города. Он сходится с яковитами, мирит их с католиками и по выбору тех и других избирается епископом объединенной церкви.
Рим не мог вытерпеть такого своеволия. По требованию папы султан лишил орфского пашу его места и направил в ссылку. Боэтти был вынужден скрыться. Его преследовала турецкая полиция и «великое отлучение» Рима, требовавшее «заковать отступника, еретика и схизматика и отослать его для наказания в монастырь в Ферраре».
Спасаясь от кары, Боэтти сбросил монашескую одежду и растворился в многолюдном Константинополе. Там он под именем доктора Пафли открыл аптекарскую лавку и кабинет для консультаций. Дела пошли успешно. Полечивая, он выучился турецкому и персидскому языкам и успел сколотить порядочное состояние. Но вновь подвели женщины. Одна признательная пациентка, жена камергера султана Мустафы, предложила ему свою любовь и все драгоценности. От любви врач уклонился, а драгоценности взял и скрылся из города.
После этого Джованни Боэтти, по-видимому, окончательно убедился, что ему нечего ждать пощады от Рима и чего бы то ни было от духовной карьеры. В своих скитаниях по Востоку он верно определил характер и настроение мусульманского населения этих стран, готового слепо идти за всяким человеком, который сумеет расшевелить его и поднять во имя Аллаха. Итальянец решил не упускать свой шанс. Но, прежде чем начинать опасное предприятие, следовало основательно подготовиться.
Из Константинополя Боэтти отправляется в длительное путешествие по северо-восточным провинциям Османской империи. Он посетил Трапезунд, Эрзерум, Карс, Ахалцых, Ардаган, Поти и Тифлис и другие города Кавказа, познакомился с культурой и обычаями горцев. Туринский исследователь утверждает, что в ходе этого путешествия у бывшего монаха возникла идея покорения Кавказа, которой он посвятил всю свою последующую жизнь…
Однажды в курдистанский город Амадия на праздник Рамадана, заявился новый посланец Пророка. Щеголевато и эффектно одетый в белое, с зеленою чалмою на голове (цвет, который в праве носить лишь потомки Магомета), пришелец сразу обратил на себя внимание всего правоверного населения города как своею выдающеюся, красивою и величественною фигурою, так и необыкновенным благочестием и молитвенною экзальтацией. Ранним утром, прежде чем голос муэдзинов раздастся с минаретов мечетей, его уже можно было видеть на площади. Коленопреклоненный на разостланном плаще, незнакомец простирал руки в сторону священной Мекки и громко взывал к Аллаху и пророку о пощаде заблудшим грешникам, забывшим учение Магомета. Толпы народа сходились смотреть на богомольца. Раз проезжающий мимо местный шейх остановил коня и обратился к чужестранцу с вопросом:
– Кто ты, что так горячо молишься о прощении грешников?
– Я – посланник Магомета. Пророк видит, что правоверные отступили от закона, данного им в святой книге. Он послал меня возвестить сынам Ислама, что их ждут страшные кары, если они не покаются и не возвратятся на путь истинный.
Этот разговор слышали многие, и рассказы о чудесном посланнике Аллаха быстро разнеслись по городу, во много раз увеличив его популярность. Отныне на него не только приходили посмотреть люди, но стали также внимательно слушать и его речи. Нередко среди толпы бедняков появлялись именитые горожане, иногда его приглашали в богатые дома.
Проповедник понимал, что одними речами добиться значительных успехов невозможно. С самого начала он рассчитывал главным образом на военную силу. Авантюристов, стать под его знамена, было достаточно. Но для их вооружения требовалось оружие. Последнее было закуплено в Синопе и тайно доставлено в Амадин четырьмя иностранцами: персианином Табет-Хабибом, французом Клеопом Гавено, неаполитанцем Камило Рутиглини и немецким евреем Самуилом Гольденбергом. Позже эти люди возглавили четыре первых вооруженных отряда общей численностью 96 человек, во главе которых 20 апреля 1784 года посланец Пророка двинулся завоевывать мусульманский мир.
На первом же переходе в селе Заку пришелец собрал жителей, объявил им о своем божественном посланничестве и изложил догматы нового учения. Признавшие в нем посланца Пророка были немедленно зачислены в ряды войска, а оказавшиеся неверующими и упорствующими – поголовно вырезаны. Тем же упрощенным способом были «просвещены» светом новой религии жители еще нескольких селений и городков Курдистана. Способ оказался настолько убедительным, что к укрепленному городку Битлису наш герой подступил уже во главе армии численностью несколько тысяч человек.
В Битлисе было около 20 тысяч жителей. Местный паша вооружил обывателей и поручил им защиту укреплений, а сам с 500 солдатами регулярной турецкой армии засел в цитадели. Плохо дисциплинированные, но фанатизированные толпы нападающих ворвались в город и взяли приступом цитадель. В назидание другим победитель приказал посадить на колья пашу, его офицеров и нескольких нотаблей города. Сам же город предоставил на разграбление своей орде в течение трех дней.
Трагедия Битлиса быстро стала известна в окрестных городах, проняв их население ужасом. Ага, начальствовавший в Муссе, сдался без сопротивления. Пришелец вступил в город среди распростертого ниц населения, ободрил обывателей, преподал им свое благословение и потребовал провианта для армии. Вся молодежь до тридцатилетнего возраста включительно была зачислена в ее ряды. Слава посланца Пророка и рассказы о том, как он расправляется с закоснелыми грешниками и неверующими, пронеслись по всему Курдистану. Они нагнали такой ужас, что вся страна беспрекословно покорилась новому повелителю правоверных.
Укрепившись в Курдистане, мятежники решили овладеть Эрзерумом и в нем основать свою резиденцию. Но прежде, чем двинуться на эту сильную крепость, отряды направились на север мимо озера Ван, овладели несколькими населенными пунктами и подошли к Ахалцыху.
При населении 30 тысяч человек, с пятитысячным гарнизоном регулярных турецких войск и с сильной артиллерией, Ахалцых мог считаться в то время первоклассной крепостью. Паша отказался сдать город. После десятидневной, более или менее правильной осады с траншеями и апрошами, посланец Пророка повел свои скопища на штурм, и город был взят. Его постигла та же участь, какой подвергся ранее Битлис. Паша и офицеры были посажены на колья, правоверные обыватели завербованы в армию победителя, непокорные избиты, а город разграблен и сожжен. На дымящихся развалинах фанатизированные толпы провозгласили своего вождя «Мансуром», то есть «победителем», или «победоносцем».
Полчища завоевателя быстро возрастали. К ним примкнули шайки охочих людей из гор и ущелий Кавказа. Мансур, оказавшись во главе 40-тысячной армии, двинулся к Эрзеруму. На этот раз обошлось без сопротивления. Паша, гарнизон и обыватели с чисто азиатским фатализмом подчинились новому пророку. Он пощадил город, взявши с жителей крупную контрибуцию деньгами, провиантом и работою, заставив их исправить и расширить укрепления. Для вооружения Эрзерума были доставлены пушки, взятые в Битлисе и Ахалцыхе.
Из Эрзерума Мансур направил своих сподвижников для закупки оружия, пушек, мортир, снарядов и для приглашения военных инженеров и литейщиков из Франции, Австрии и Англии. Он попытался создать горную артиллерию, разборную и перевозимую на спинах мулов. Затем принялся за реорганизацию своей армии по европейскому образцу. Под его железной рукой нестройные толпы быстро превратились из дикой орды в дисциплинированные полки и эскадроны.
Особое внимание уделялось укреплению воинской дисциплины. Средства выбирались весьма жестокие. Так, после штурма Ахалцыха Мансур подозвал к себе одного из отрядных командиров, кротко улыбаясь, сделал выговор за неточное исполнение какого-то распоряжения и тут же приказал его повесить. В следующий раз он так же спокойно застрелил из пистолета другого ослушника и собственноручно отрубил ятаганом голову третьему.
Характеризуя Мансура, один из дипломатов писал из Константинополя туринскому правителю: человек этот одарен необычайною физическою и нравственною силою. Каждый день он утомляет под собою пять или шесть лошадей, а большую часть ночей посвящает работе или внезапным осмотрам лагеря. Ест он шесть раз в день. Из военной добычи он удерживает в свою пользу самых красивых рабынь, но единственно ради того, чтобы избавить их от позорной продажи на базарах, так как сам он строго удаляется от женщин. «Женщины, – говорит он, – существа странные, ненадежные и порочные». Человека он сразу видит всего насквозь и никогда не ошибается. По натуре он очень добр и никак не может быть назван жестоким: но по убеждению и ради примера неумолим с изменниками, ослушниками и теми, кто не признает его за пророка».
После взятия Эрзерума, Мансур сделался неограниченным повелителем Курдистана и Армении. Поход на Константинополь мог уже быть совсем не фантастическим предприятием, и Турции грозила серьезная опасность. Стремясь избежать ее, правительство Порты вступило с «пророком» в переговоры. Их содержание осталось неизвестным.
Мансур во главе многотысячной вооруженной толпы двинулся к Карсу и овладел им после шестичасовой бомбардировки. После этого он решил, что с такой силой можно диктовать условия Константинополю. Он издал манифест в котором говорил: Бог сказал мне: «Иди, о пророк Мансур! и возвести всем грешникам, что их ждет быстрое и жестокое наказание: упорствующие в нечисти да погибнут от меча. Возвести всем чу´дное учение: скажи, чтобы отдали неимущим часть достояния, мною им данного».
Далее в манифесте говорится об измене Исламу сильных мира сего: пашей, визирей, султана, шейх-уль-ислама в Константинополе и шерифа в Мекке. «Все они должны быть наказаны и власть их уничтожена. А вы, о верные мои! посадите на константинопольский трон правоверного государя».
На этом месте версия профессора Оттино обозначает свое самое слабое место. Совершенно непонятно, как могло случиться, что столь могущественный повелитель, каким стал шейх Мансур после покорения Курдистана и Армении, вдруг оставил завоеванные им земли и народы и с небольшой группой сторонников направился на Северо-Восточный Кавказ? Не исключено, что ратные подвиги на территории Турции и Армении были совершены другими лицами, но затем молва приписала их шейху Мансуру. Но вполне возможно, что он был участником всех описанных событий, правда, в качестве второстепенного лица или даже наблюдателя. Пока что на этот вопрос достоверного ответа нет, и едва ли он вообще появится. Отсюда и возникновение различных легенд о необычных приключениях будущего вождя правоверных.
В то же время нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что во второй половине XVIII века к территории Кавказа проявляли интерес многие государства. Активно работали там агенты Англии, католического Рима, Турции, Персии. Поэтому не исключено, что кому-то из них было поручено разжечь на Северном Кавказе пламя религиозной войны, которое должно было воспретить дальнейшее продвижение России в этот регион.
Но это только предположения, которым пока нет документальных подтверждений. Поэтому обратимся к фактам. Следуя последней версии в 1784 году Мансур появился в селении Алды в Чечне, где начал активно проповедовать свое учение. Именно оттуда и пошло его новое имя, вошедшее в историю – Шейх-Мансур.
С началом новой российско-чеченской войны в 1994 году, интерес многих исследователей к личности исторических вождей горцев вспыхнул с новой силой, в том числе и в самой России. При этом российские исследователи начали предлагать читателям свои версии, которые также не имели никаких документальных подтверждений, а основывались на слухах или донесениях агентов. Эти исследования затем неоднократно использовались историками в более позднее время для объяснения событий большой исторической давности, а некоторые из них даже получили официальное признание.
Так, в журнале «Вопросы истории» № 2 за 1998 год была опубликована статья А.В. Бирюкова «Российско-чеченские отношения в XVIII – середине XIX века». В этой статье автор утверждает, что Шейх-Мансур был уроженцем чеченского селения Алды и имел настоящее имя Ушурма или Ушурме. Он был беден, а кормился тем, что пас чужой скот. «Родители его приняли мусульманство уже в зрелом возрасте. Переживания прозелита, живущего среди наполовину языческого населения сочеталось в его душе с негодованием при виде быстрого усиления в Чечене «неверных» русских, – утверждает автор. – Под влиянием религиозных видений, содержание которых, кстати, было весьма далеким от ортодоксального мусульманства, он провозгласил себя «Шейх-Мансуром», то есть непобедимым пророком, и заявил, что достаточно ему стать во главе даже самого немногочисленного войска, и оно победит всех неверных – своих язычников или же русских».
Несмотря на столь значительные расхождения исследователей биографии шейха Мансура, его лидерство среди народов Северного Кавказа отрицать не приходится. Воин, прекрасный оратор, он создал учение, понятное его диким соплеменникам и принятое ими. Это учение было довольно простым и заключалось в 24 догматических тезисах. Суть их состояла в следующем:
1) Веруйте в Бога и поклоняйтесь ему в духе. Всякие внешние обряды противны Богу.
2) Бог един и неделим. Троицы нет.
3) Христос был святой и праведный человек, такой же пророк, как я.
4) Добрых ждет награда, злых кара, но кара временная, вечной кары нет.
5) Молитва благодарности Всемогущему есть нечестие.
6) Все люди, какую бы веру они ни исповедовали, спасутся, если они исполняют закон своей веры.
7) Райское блаженство есть жизнь вечная, в которой нет ни зла, ни печали.
8) Мир был создан, но конца ему не будет.
9) Государи и властители представляют Бога на земле, если они таковы, какими должны быть.
10) Прелюбодеяние – великое преступление.
11) Сластолюбие не грех.
12) Убийство – грех, караемый судом людским и Божьим.
13) Кровосмешение не грех, ибо оно не противно законам природы.
14) Кража грех, если она совершена не по крайней нужде.
15) Крещение и обрезание – смешные обряды.
16) Всякие обеты во всех религиях безумны и достойны кары.
17) Римский папа, шейх уль ислам в Константинополе, шериф Мекки – величайшие обманщики и шарлатаны.
18) Самоубийство дозволительно в некоторых случаях.
19) Неисполнение честного слова большой грех.
20) Бесчестные, тунеядцы и скупцы должны быть лишены их званий и имуществ и приговорены к тяжкой работе.
21) Женщину, уличенную в прелюбодеянии, следует побить камнями.
22) Девушка вольна располагать своим телом, как ей угодно.
23) Убийство изменника святое дело.
24) Должно любить Бога больше всего в мире, а ближнего – как самого себя.
Проповедник, очевидно, хорошо знал почву, на которой действовал, и ловко перемешивал догматическое учение с предписаниями практически-житейского характера в духе покладистой мусульманской морали. О себе он предпочитал помалкивать. На вопросы, откуда он и кто, высокомерно заявлял: «Никто не знает, кто я, и никто этого не узнает. Тайна останется тайною, враги будут посрамлены. Но для славы Божией я буду являться в мир всякий раз, когда несчастие станет опасным правоверию. Кто за мною пойдет, тот будет спасен: а кто не пойдет за мною, против того я обращу оружие, которое пришлет мне Пророк. Им я накажу нечестивых и обращу неверных».
Проповеди шейха были понятны горцам и всегда собирали большую аудиторию. Вскоре весть о них распространилась по всему краю. Ученость проповедника и логика его рассуждений не вызывали сомнений. К нему шли на суд и за советом, ему верили и повиновались. Прошло совсем немного времени и Шейх-Мансур стал авторитетом, способным объединить разрозненные вековой кровной враждой племена горцев под знаменем общей для всех идеи. И такая идея была найдена. Ею стал призыв борьбы с христианами как врагами Ислама. Вполне понятно, что острие мусульманского меча было направлено прежде всего в сторону России.
В следующем 1785 году проповедником был объявлен большой поход против «неверных». Вскоре под его знамена собралось несколько тысяч горцев, которые, разделившись на отряды, начали систематически нападать на посты и станицы Терской линии. В ряде случаев эти набеги были весьма успешными. Это давало нападавшим большую добычу и умножало их ряды новыми добровольцами.
Беспорядки на линии, связанные с появлением в Чечне воинственного проповедника, заставили П.С. Потемкина принять ответные меры. Желая быстро покончить со смутьянами, он приказал командиру Астраханского пехотного полка полковнику Пиери стремительным рейдом овладеть аулом Алды и захватить или уничтожить Шейх-Мансура в его резиденции. Для решения этой задачи был сформирован отряд, в который, кроме указанного полка, вошли еще два батальона пехоты, конная сотня терских казаков и артиллерийская батарея.
Скрытно приблизившись, 5 июля русские войска внезапно атаковали селение. Но прежде, чем они ворвались на его территорию, Шейх-Мансур, его воины и жители скрылись в густом окрестном лесу, угнав туда скот и бросив на произвол судьбы убогие жилища. Раздосадованный командир отряда приказал сжечь селение и начать отход за Сунжу.
Но горцы не собирались прощать обиды. Дождавшись ночи, они напали на русский отряд и почти полностью уничтожили его. Пиери погиб, а вместе с ним под кинжалами и шашками кавказцев полегли еще 8 офицеров и более 600 нижних чинов. Лишь небольшой группе солдат и офицеров удалось вырваться из губительного леса и вернуться в расположение своих войск. В числе немногих уцелевших в этом бою был ординарец командира отряда унтер-офицер князь Петр Иванович Багратион – будущий видный российский военачальник. Две пушки, захваченные чеченцами у Пиери, затем были возвращены русским за сто серебряных рублей ввиду отсутствия среди его воинов специалистов в области артиллерии.
Весть о разгроме крупного русского отряда с быстротой молнии облетела горы, и тысячи правоверных устремились под зеленые знамена Пророка. Шейх-Мансур, вдохновив их пламенными речами, в двадцатых числах июля повел в наступление на Кизляр. На пути к городу горцы встретили сопротивление небольшого гарнизона Карчинского редута и жестоко расправились с его защитниками.
Осада и штурм Карчинского редута потребовали некоторого времени. Эта пауза была умело использована русским командованием. Навстречу врагу из Кизляра вышли казаки, которые умелыми маневренными действиями втянули горцев в заранее подготовленную засаду. Попав под перекрестный ружейно-артиллерийский огонь и понеся огромные потери, те в беспорядке отступили за Терек.
Неудача под Кизляром не охладила воинственного Шейх-Мансура. Некоторое время спустя он появился в Кабарде где начал активно вербовать сторонников. 29 июля во главе нескольких тысяч воинов Шейх-Мансур внезапно напал на редут Григориополис, где находился пехотный батальон под командой подполковника Вреде. Завязалась жестокая ружейная перестрелка. Горцы, прекрасно владевшие оружием и умело маскировавшиеся на местности, выводили из строя одного защитника за другим. Артиллерия же в условиях большого рассеивания противника на местности оказалась совершенно не эффективной.
Командир батальона, стремясь прекратить бессмысленную перестрелку, решился на хитрость. Он приказал зарядить орудия картечью и выпустить за ворота редута полтора десятка овец и коз. Хитрость удалась. Увидев животных, кавказцы покинули свои позиции и бросились их ловить на открытой местности. Когда скот и охотники сбились в кучу, был дал артиллерийский залп. Несколько десятков человек остались лежать на месте. Прием был повторен некоторое время спустя и примерно с тем же результатом. Три десятка голов скота стоили нападавшим более сотни человеческих жизней.
С наступлением ночи Шейх-Мансур приказал поджечь постройки, находившиеся на подступах к редуту, и повел своих джигитов в атаку. В восточной части укрепления завязался ожесточенный бой. Тем временем Вреде, собрав две сотни добровольцев из солдат и казаков, скрытно вышел с другой стороны редута и внезапно ударил по противнику с тыла. Контратака русских была столь неожиданной и сильной, что вызвала панику в рядах штурмующих. Оставив на поле боя сотни убитых и раненых, мусульмане бросились врассыпную. К утру в окрестностях Григориополиса не осталось ни одного их отряда.
Пока Шейх-Мансур сражался в Кабарде, его сторонники собирали силы в Западной Чечне и Дагестане. 20 августа 12-тысячное скопище горцев, возглавляемое воинственным проповедником, переправившись через Терек, вновь подошло к Кизляру. Разорив окрестности и дождавшись наступления сумерек, когда падала эффективность артиллерийского огня, они начали штурм крепости. Он продолжался до утра. Пять раз кавказцы бросались на крепостные стены и отступали, понеся большие потери.
Шейх-Мансур, потеряв надежду овладеть Кизляром, решил разгромить Томский пехотный полк, занимавший редут в десяти километрах восточнее крепости. Но и там его воины были встречены дружным артиллерийским и ружейным огнем и, понеся большой урон, в беспорядке отошли за Терек.
Ряд неудач навел мусульманского вождя на мысль о необходимости объединения усилий кабардинских, чеченских и дагестанских племен для совместных действий на главном моздокском направлении. В горные аулы направились посланцы с требованием именем Аллаха собраться в конце октября южнее Моздока. На этот призыв откликнулось до 20 тысяч воинов.
П.С. Потемкину от лазутчиков заранее стали известны планы шейха. Он решил упредить противника и навязать ему бой в выгодных для русских войск условиях на подступах к крепости. С этой целью был сформирован отряд из двух полков пехоты, двух эскадронов драгун, Моздокского казачьего полка и трех сотен донских, терских и гребенских казаков общей численностью около 4 тысяч человек. Командование этими силами было поручено полковнику Негелю. Отряду предписывалось выдвинуться в южном направлении и разгромить противника до завершения сбора всех его сил.
Сражение произошло 30 октября в 20 километрах южнее Моздока. Обе стороны дрались с одинаковым упорством и к исходу дня продолжали удерживать свои позиции. Ночью горцы начали отходить на запад. Русские устремились в погоню и сами попали в ловушку. Перейдя через Терек у селения Татартуба они со всех сторон были атакованы противником. С фронта наступали чеченцы, справа – кабардинцы, слева – тавлинцы, а с тыла заходили кумыки. Начался жестокий бой. Но и на этот раз разрозненные мусульманские отряды не выдержали картечного огня русской артиллерии, дружных залпов и штыковых ударов пехотных частей, действовавших в плотных боевых порядках. Во второй половине дня, оставив на поле боя сотни убитых и раненых, они начали растворяться в лесных массивах. Негель организовал преследование врага кавалерией, которая значительно увеличила потери горцев, захватила множество трофеев, в том числе и пять знамен. С последними генерал П.С. Потемкин поступил довольно необычно. «Знамена их, – писал он своему именитому родственнику князю Г.А. Потемкину-Таврическому, – не нашел я достойными поднести Вашей светлости, а, обругав их при собрании тех кабардинских владельцев, которые у меня находились в стане, через профоса сжечь приказал».
В следующем году Шейх-Мансур перенес свою деятельность на земли черкесов, которые также враждебно относились к россиянам и поддерживали тесные отношения с Турцией. Последняя, готовясь к очередной войне с Россией, заблаговременно подыскивала союзников. В связи с этим в Константинополе проявляли повышенный интерес к мусульманским народам Кавказа и их вождям. Не обошли они своим вниманием и Шейх-Мансура.
Летом 1786 года к шейху был направлен специальный человек, который должен был выяснить, насколько Шейх-Мансур в роли посланника Пророка мог быть полезен Порте в войне с Россией. По возвращении на родину в конце августа того же года посланец сделал доклад, который стал известен русскому послу в Константинополе Якову Ивановичу Булгакову. Основываясь на показаниях агента, посол доносил в Петербург: «Он говорит, что Мансур родом не из Чечни, а пришел из других мест: что он не ученый и не особенно набожен, хотя и не уклоняется никогда от совершения молитв, предписанных законом. Он не говорит или делает вид, что не говорит по-турецки, а беседовал с софтою не иначе, как по-арабски. При нем находятся шесть человек, одетых улемами и оказывающих большое почтение своему наставнику, который, кроме того, имеет отряд в шесть тысяч человек, составленный из людей различных национальностей».
На основании знакомства с шейхом константинопольский агент сделал вывод, что Шейх-Мансур не является посланцем Пророка и что реальная его власть на Северном Кавказе не так уж и велика. Тем не менее на словах шейху была обещана помощь Порты в его борьбе с Россией.
Во время очередной русско-турецкой войны 1787–1791 годов военные действия в основном велись в Бессарабии и на Дунае, где турецкие войска терпели одно поражение за другим. До Кавказского театра Порте практически не было дела. Поэтому ставка Шейх-Мансура на зарубежную помощь не оправдалась. Вся его деятельность в этот период свелась к агитации среди мусульманского населения Северного Кавказа, которое, в лучшем случае, удавалось поднять на набег с целью грабежа казачьих территорий. Такие масштабы не могли удовлетворить честолюбивого проповедника. В 1791 году он вновь обратился с письмом к султану, предлагая ему помощь горцев в войне с Россией. Переговоры по этому вопросу должны были состояться в начале лета в Анапе, куда Шейх-Мансур заблаговременно прибыл с небольшой свитой. Мог ли он знать о том, что эта сильная турецкая крепость станет для него ловушкой?
Таким образом, уже в XVIII веке война на Кавказе начала приобретать религиозный оттенок. Условия Кавказа создали благоприятную почву для появления «пророков», которые сравнительно легко находили себе сторонников, особенно среди горских народов. В результате создаются предпосылки формирования реакционного религиозного течения, направленного против России.
Анапа
В конце декабря 1790 года князь Г.А. Потемкин-Таврический назначил своим приказом нового командующего войсками Кавказского и Кубанского корпусов. Им стал генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович, который прибыл в Георгиевск в конце января 1791 года.
И.В. Гудович считал себя специалистом по взятию турецких крепостей и, прибыв на Кавказ, решил доказать это в очередной раз, овладев Анапой. Но для того, чтобы добраться до этой крепости, расположенной в глубине территории противника, нужно было организовать и провести крупную военный экспедицию.
Подготовку к экспедиции новый командующий начал с укрепления пограничной линии. Он обратил внимание на то, что Кавказская линия, начинавшаяся от берегов Терека, заканчивалась Григориополисским укреплением на Кубани. Остальное пространство вниз по этой реке до самого Черного моря оставалось открытым. И.В. Гудович приказал воздвигнуть там ряд укреплений и редутов вплоть до переправы через Кубань в районе урочища Заны, положив тем самым начало строительству новой Кубанской линии.
Иван Васильевич Гудович (1741–1820), наместник императора на Кавказе (1796–1809)
Для укрепления границы И.В. Гудович предложил от Соленого Брода на реке Малке до устья Лабы создать 12 станиц, поселив в них Волгский, Хоперский и три донских казачьих полка. Но в Петербурге решили иначе, выделив для поселений шесть полков войска Донского. Но донцы, узнав о готовящемся переселении, взбунтовались. Три из шести полков, прогнав начальников и прихватив с собой полковые знамена и бунчуки, самовольно вернулись на Дон, где спровоцировали беспорядки, продолжавшиеся три года. Правительству пришлось направить на Дон армейские части под командой бригадира князя Щербатова.
19 апреля 1791 года, оставив вместо себя начальником на линии генерал-майора Савельева, И.В. Гудович с несколькими полками выступил в поход из Георгиевска. Остальные части прибыли в Темжбек (на реке Кубани), объявленный районом сбора, к 4 маю. В этом укреплении был создан временный сильный гарнизон, а также сосредоточены силы, предназначавшиеся для несения сторожевой службы вниз по Кубани. 9 мая по предстоящему маршруту движения была выслана разведка, а остальные войска выступили несколькими днями позже. Двигались с большой предосторожностью, делая дневки через каждые два дня перехода, устраивая редуты с гарнизонами по 20–40 человек каждый.
18 мая основные силы благополучно достигли Петровского ретраншемента (фортификационное сооружение с внутренней оборонительной оградой). Туда для встречи с русским командующим и с просьбой о подданстве прибыли некоторые местные владельцы. Всем им был оказан теплый прием. Прошения о подданстве также были удовлетворены.
Продолжая поход в прежнем порядке, русские войска достигли Кубани и 25 мая начали переправу через реку на лодках и одновременное строительство моста. Переправившиеся части располагались на плацдарме в боевом порядке в готовности к отражению внезапного удара противника. Но горцы избегали открытого боя. Зато, воспользовавшись прибылью воды, они пустили по Кубани множество срубленных деревьев, которые разрушили мост и затруднили переправу. Тем не менее к исходу 29 мая весь Кавказский корпус переправился через реку, устроив инженерные укрепления и оставив для их охраны войсковые отряды с артиллерией по обе стороны переправы.
Дальнейший путь пролегал по местности, сильно пересеченной реками, ручьями и болотами. Приходилось ежедневно наводить по несколько мостов и гатей. 5 июня русские достигли Кубанского лимана, где их ждали трехдневный отдых и отряд войск, присланный туда из Таврического корпуса генерал-аншефа М.В. Каховского. Здесь был создан вагенбург (особый строй обозов в виде каре на случай нападения противника), после чего основные силы продолжили движение.
Первая стычка с неприятелем произошла 9 июня 1791 года на реке Нарпсухо, где черкесы и турки заблаговременно заняли позицию, рассчитывая задержать русских на подступах к крепости. Но после непродолжительного боя они отказались от своей затеи и отступили в Анапу. На следующий день к крепости подошли и войска Гудовича. Были заложены две батареи по 10 пушек каждая, которые с утра 14 июня открыли огонь по противнику. Причем одна батарея вела интенсивный обстрел крепости, а вторая – судов, находившихся на рейде. Батареи противника отвечали вяло, практически не чиня вред осаждавшим. В то же время под покровом ночи отряды черкесов то и дело совершали вылазки, которые сильно тревожили русских.
20 июня Гудович направил парламентера к анапскому коменданту Мустафе-паше с предложением сдаться, обещая за это свободно пропустить гарнизон и жителей со всем их имуществом. Но турки отвергли это предложение. Положение осадных войск было сложным. Им противостоял почти равный по силам гарнизон крепости, в тылу действовали отряды черкесов, постоянно нападавшие на фуражиров. В Черном море появилась неприятельская эскадра. В таких условиях время играло на пользу противника. Гудович решил не откладывать со штурмом, решив провести его в ночное время.
21 июня, собрав военный совет, командующий довел до подчиненных командиров план предстоящего штурма. Главный удар решено было нанести с фронта, где вал был ниже, а рвы не так глубоки, силами четырех колонн. Вспомогательный удар пятой колонны, составленной из частей Таврического корпуса, наносился со стороны моря. Зная, что во время штурма черкесские отряды непременно ударят в спину русским войскам, для охраны тыла также были выделены значительные силы. Всего в сражении принимало участие немногим более 12 тысяч человек, половина из которых предназначалась для действий на направлении главного удара, 1300 – на второстепенном направлении, 4144 человека для обороны тыла и 327 для защиты вагенбурга.
В тот же день, едва стемнело, штурмовые колонны выдвинулись на свои направления. В полночь загрохотали обе батареи. Неприятель, приняв передвижение и огонь русских за демарш, не предпринял ответных мер. Некоторые колонны смогли беспрепятственно приблизиться ко рву и начали его преодолевать. Лишь тогда осажденные разобрались в обстановке и бросились отражать штурм. Завязался жестокий бой, но русская пехота уже была на городских стенах и, истребив их защитников, спускалась в город. Подразделения подполковника Винова захватили средние ворота и опустили мост, по которому в город устремилась спешенная кавалерия. К утру гарнизон Анапы прекратил сопротивление. Более 8 тысяч защитников города были убиты, 13 500 человек «обоего пола» взяты в плен. Трофеями победителей стали 95 артиллерийских орудий, 3 булавы и 130 знамен, а также склады с военным имуществом и продовольствием. Потери русских составили 1238 убитыми и 2472 ранеными.
Награды для победителей были весьма щедры. Гудович получил орден Св. Георгия 2-й степени, а также шпагу, украшенную алмазами и изумрудами в виде лаврового венка. Четыре старших начальника удостоились ордена Св. Георгия 3-й степени, 6 человек – этого же ордена 4-й степени, еще 4 получили золотые шпаги, ряд офицеров стали кавалерами ордена Св. Владимира 3-й и 4-й степеней. «Остальные получили одобрительные листы, что не умаляет заслуг особенно отличившихся, так как одни из них уже были георгиевскими или владимирскими кавалерами, а другие, находясь в малых чинах, имели впереди много возможностей для дальнейших отличий и наград. Всем же вообще участникам знаменитого штурма было объявлено в высочайшем рескрипте на имя генерал-аншефа Гудовича монаршее благоволение».
В числе немногочисленных плененных защитников оказался и Шейх-Мансур. С четырьмя своими сподвижниками он был отправлен в Петербург, а затем сослан пожизненно в Соловецкий монастырь, где и умер в 1798 году. Последнее его письмо, обнаруженное в архивах профессором Оттино, было помечено «Соловец, 15 сентября 1798 года» и подписано «Джованни Батист Боэтти, проповедник».
Чеченские сподвижники Шейх-Мансура Хаджи-Гасан, Чагелезгин-Сулейман и едишкулец Пендже-Али были сопровождены в Симферополь к генерал-аншефу М.В. Каховскому. Там было по их делу проведено следствие, «так как по сделанным допросам они не признались и не обличены ни в каком злом умысле, то Ее Императорское Величество, следуя всегдашнему ее в подобных случаях правилу – лучше даровать прощение преступнику, нежели наказать невинного, высочайше повелеть соизволила водворить их в Тавриде между людьми испытанной верности и, отыскав, доставить женатым их жен и детей».
После взятия Анапы русские войска некоторое время оставались в лагере, расположенном в окрестностях города. Вскоре Гудовичу стало известно, что противник без боя оставил крепость Суджук-кале. Направленные туда казаки подтвердили это. Они нашли крепость пустой и сожженной с 30 брошенными на валах орудиями. Заклепав пушки и сбросив их в море, русские оставили эту крепость и вернулись в главный лагерь.
4 июля 1791 года на рейде Анапы показался турецкий флот, состоявший из 52 судов. Но, убедившись, что крепость пала, флот ушел в открытое море. Но русское правительство и высшее командование видимо плохо знали обстановку. Из Петербурга поступило указание уничтожить Анапскую крепость. Следуя ему, Гудович приказал срыть укрепления до основания, а сам город предать огню. 11 июля русские войска начали обратное движение и спустя два месяца вернулись на свою территорию. После этого Кубанский корпус по приказу Г.А. Потемкина-Таврического был переведен в Екатеринославскую губернию и передан в состав армии генерал-аншефа Каховского.
После покорения Анапы Гудович занялся внутренними делами в подчиненном ему крае. 7 ноября он представил императрице всеподданнейший отчет, в котором достаточно четко оценил политическое состояние края и проживающих на его территории народов.
В середине января 1792 года от кавказского командующего в Петербург было доставлено донесение, в котором он излагал свои мысли об учреждении линии на Северном Кавказе после заключения мира с Турцией. В нем он подробно описал наличие и состояние всех крепостей, укреплений, редутов и селений, имевшихся на линии от Черного моря до Каспийского. Сделав оценку всем оборонительным сооружениям, Гудович, с учетом проводимой Россией на Кавказе военной политики, предложил некоторые из них упразднить, а другие усилить.
В конце февраля 1792 года последовал указ, согласно которому войска Кавказского корпуса стали подчиняться непосредственно Военной коллегии, а спустя два дня – об усилении Терской линии. В связи с последним Кубанский корпус вновь был возвращен в подчинение Гудовичу.
С целью быстрого обустройства линии в июне 1792 года Гудович также был назначен вместо П.С. Потемкина кавказским генерал-губернатором, впервые совместив военное и гражданское управление всем подчиненным России краем.
В том же году Гудович вышел к правительству с предложением: «Дабы сделать границу на Кубани надежной, чтобы оная самим населением была защищаема, то перевести оттуда (с Дона) три полка казаков, которых поселить вниз по Кубани от крепости Прочного Окопа до устья Лабы».
Императрица одобрила это предложение и приказала атаману Иловайскому населить 12 станиц донскими казаками, выслав для этого три тысячи семей с Дона. В это время на Кубани находилось шесть донских полков, заканчивавших трехлетний срок службы на линии. Было решено их оставить на месте, переселив к ним семьи.
Казаки заволновались. Три полка без начальников покинули Кавказ, прибыли в Новочеркасск и потребовали от атамана объяснений. Иловайский выехал в Петербург и убедил Екатерину отменить приказ. После этого мятежные полки вернулись на линию для окончания срока службы.
В августе на Дон из Петербурга пришла новая грамота с требованием выслать на линию три тысячи семейств, но уже по решению войскового командования. Иловайский потребовал от каждой станицы выделить определенное количество семей по выбору станичных сборов. Так в число переселенцев попало 800 семей малороссиян, приписанных в казаки. Некоторые станицы вообще отказались выполнять приказ атамана и начали укрепляться. Для усмирения непокорных на Дон были введены регулярные войска. Только с их помощью удалось к концу года выселить на Кубань тысячу семейств, которые образовали Линейное войско в нижнем течении этой реки, примкнув его правым флангом к Черноморскому казачьему войску.
Определенное внимание было обращено и на Каспийскую эскадру. Она состояла из 9 судов со 108 пушками. Но исправными были только три судна, которые постоянно несли службу у персидских берегов. На их командиров была возложена задача «доставлять по команде сведения обо всех явлениях, происходящих в мусульманских провинциях и в особенности в Персии». Для этого корабли направлялись в персидские порты, где становились на рейд «для охраны русских подданных купцов», но реально – для ведения разведки. Так, в конце декабря 1791 года в порт Энзели прибыл фрегат «Астрахань», приведя за собой два пушечных бота с командами Кавказского и Нижегородского мушкетерских полков.
По сведениям, поступившим от командира фрегата капитан-лейтенанта Аклечеева, центральная власть на территории Персии и в вассальных ей землях Восточного Кавказа была сильно ослаблена. Власть в стране принадлежала двум правителям: Ага-Магомет-хан-сардар владел лишь средней частью персидского государства, называемой Ираном. Остальная территория принадлежала Лютф-Али-хану. Номинально подвластный Персии дагестанский владелец-шамхал не подчинялся ни одному из этих ханов. Карабах и разделенный на части Ширван также имели своих правителей. Следовательно, рассчитывать на единство действий всех этих правителей в случае войны не приходилось. Более того, раздираемые противоречиями, они легко могли стать врагами и начать служить тому, кто окажется сильнее.
Каспийский поход графа В.А. Зубова
В начале 80-х годов XVIII века персидский шах Али-Мурад повел откровенно-агрессивную политику против грузинского царя Ираклия II. Грузинский правитель, оказавшись один на один перед лицом грозного врага, обратился за помощью к российской императрице Екатерине II. 5 августа 1783 года в крепости Георгиевск (ныне город Георгиевск на юге Ставропольского края) был подписан трактат. В соответствии с этим документом Россия принимала под свое покровительство Картли-Кахетинское царство (Восточную Грузию), гарантируя ему защиту и автономию.
15 октября 1783 года два русских пехотных батальона с четырьмя полевыми орудиями под командованием генерал-поручика П.С. Потемкина (родственника светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического) вступили в город Тифлис. На пути следования отряда была заложена крепость Владикавказ, которая впоследствии цепью полевых укреплений была связана с крепостью Моздок. Кроме того, в результате движения отряда было положено начало первой дороге через Главный Кавказский хребет. Древняя караванная тропа через Дарьяльское ущелье была преобразована в подобие дороги, по которой могли двигаться не только отдельные всадники, но и телеги с имуществом, орудия. Так было положено начало строительства будущей Военно-Грузинской дороги, которая на многие столетия стала главной артерией для подпитки Грузии сырьем и товарами первой необходимости с территории России.
Приход русских войск в Тифлис, а также известие о подписании Георгиевского трактата между Грузией и Россией заставили персидского шаха отказаться от агрессии. Цель демонстративной экспедиции была достигнута. В феврале 1784 года русский отряд покинул Восточную Грузию и вернулся на старую пограничную линию.
Постаревшая Екатерина Великая в последние годы долгого 34-летнего царствования, испытав радость многих побед в Европе, вновь обратила свои взоры к Кавказу.
В начале 90-х годов власть в Персии поменялась. В результате внутренней междоусобицы на престол взошел воинственный Ага-Магомед-хан из тюркского племени Каджаров, основавший новую династию, которая будет править до начала XX века. Он решил продолжить агрессию против Грузии.
В 1795 году огромная армия персов, вобрав по пути следования отряды многих ханов Северного и Южного Азербайджана, появилась под стенами Тифлиса. Небольшое войско грузинского царя было разбито, а город разорен. Затем была разорена вся Восточная Грузия.
Валериан Александрович Зубов (1771–1804), командующий русскими войсками на Кавказе (1796–1797), генерал-аншеф
Весть о нападении персов и разорении Грузии вызвала недовольство Петербурга. Георгиевский трактат был нарушен. Русские власти начали срочно собирать силы для похода в Закавказье. Но на этот раз было решено действовать не с территории Грузии, основательно опустошенной персами, а вдоль побережья Каспийского моря. Таким образом, императрица Екатерина Великая решила довершить дело, некогда начатое Петром Великим и опять установить российский контроль за кратчайшим торговым путем в Персию, Индию и на Ближний Восток. Было решено силой оружия овладеть приморскими районами Дагестана, городами Дербент и Баку, уже затем идти на Тифлис.
Встал вопрос о том, кому поручить столь ответственное дело? Казалось бы, лучшего военачальника и знатока края, чем И.В. Гудович не сыскать. К тому времени Иван Васильевич сделал немало. Его стараниями Кубанская и Терская линии были усилены несколькими новыми станицами-крепостями, пространство между которыми контролировалось казачьими разъездами. Благосклонности Гудовича добивались многие вожди горских племен, в том числе и крупный владетель дагестанский шамхал Тарковский. Заслуги генерала были высоко оценены в Петербурге. В 1793 году он был награжден орденом Св. Андрея Первозванного, а три года спустя получил 1800 душ в Подольской губернии.
Однако Екатерина II распорядилась иначе. Главное командование экспедиционным корпусом и Каспийской военной флотилией было поручено брату ее фаворита 24-летнему графу В.А. Зубову, который по этому случаю был произведен в генерал-аншефы. Безусловно, такая крупная операция этому молодому человеку, не имевшему должного опыта военачальника, была не по плечу. Поэтому с ним в поход были направлены такие опытные генералы, как П.Д. Цицианов, А.М. Римский-Корсаков, Л.П. Беннигсен, граф С.С. Апраксин.
К исходу марта 1796 года войска, предназначенные для похода, собрались в Моздоке. От Ставрополя подошли Нижегородский и Астраханский драгунские, Хоперский казачий полки, на Тереке готовилось к походу местное казачество. В начале апреля В.А. Зубов прибыл в Кизляр, где его уже ждал генерал-ашеф Гудович, которому надлежало с отрядом в 8 тысяч человек проследовать по Военно-Грузинской дороге на Тифлис. В Закавказье войска Гудовича и Зубова должны были встретиться. Было согласовано взаимодействие с Каспийской военной флотилией, которой надлежало обеспечивать войска с астраханских складов всем необходимым.
Павел Дмитриевич Цицианов (1754–1806), главнокомандующий в Грузии (1802–1806)
Операция началась достаточно успешно. 8 апреля русские войска начали переправляться через Терек, занимая плацдарм на его южном берегу. Прибыв в корпус 13 апреля, В.А. Зубов разделил его на две пехотные (генералы Булгаков и Римский-Корсаков) и две кавалерийские (генералы Беннигсен и Апраксин) бригады. Вся иррегулярная казачья конница была подчинена генералу Платову.
25 апреля русские войска из Кизляра прибыли в Тарки. Неделю спустя их передовые части достигли Дербента, являвшегося столицей одноименного ханства, правитель которого был вассалом персидского шаха. Город с крепкой цитаделью и мощными стенами в самом узком месте занимал прибрежную полосу, упираясь стенами в море и горы.
Русские пытались договориться с дербентским правителем, но 18-летний Шейх-Али-хан ничего не хотел слушать. Но на подступах к городу передовые отряды генерала И.Д. Савельева были обстреляны со стен крепостной артиллерией, а также отрядами местных наездников и стрелков, засевших в горах и оврагах.
Основные силы русских войск медленно приближались к Дербенту. Местные дагестанские племена препятствий не чинили. Более того, многие владельцы изъявляли покорность и присылали заложников. Крепость была обойдена с юга, в то время, как основные силы приблизились к ней с севера. 2 мая, после трехчасового боя на подступах, горцы организованно ушли в крепость, а русские приблизились к ее стенам.
Вспомнив, видимо, штурм Измаила, Зубов решил взять Дербент с ходу. По его приказу в ночь на 3 мая отряд генерала Римского-Корсакова попытался овладеть передовой башней крепости. Атака не достигла цели. Русские войска были остановлены огнем артиллерии и отступили, понеся большие потери. Стало ясно, что взятие Дербента требует более серьезной подготовки.
Город был обложен со всех сторон, а напротив передовой башни установлены две батареи, открывшие огонь на разрушение. 7 мая, в результате решительного штурма отчаянное сопротивление противника в передовой башне было сломлено. На следующий день батареи были установлены против главного дербентского замка Нарын-Кале, и начали его интенсивный обстрел. В городе возникли пожары, среди населения появились убитые и раненые. Спустя два дня, 10 мая 1796 года, Дербент капитулировал. Шейх-Али-хан с повешенной на шею саблей в сопровождении большой свиты вельмож вышел навстречу победителю. Его взятие стоило русским войскам 11 офицеров и 107 нижних чинов. В городе было захвачено 28 орудий, 5 знамен, 11 тысяч единиц различного огнестрельного и холодного оружия.
После взятия Дербента Шейх-Али-хан был оставлен в русском лагере в качестве почетного пленника. Вскоре, пользуясь предоставленной свободой передвижения, он бежал в горы, где начал поднимать подданных на борьбу с русскими.
Пока войска были заняты штурмом Дербента отряд казикумыхцев, скрытно спустившись с гор, внезапно напали на сосредоточенные в тылу русских войск обозы и разгромили их. В отместку Зубов позволил разграбить город, что было проделано с большим усердием. Особенно старались казаки, седельные сумки которых быстро наполнились различным добром.
Взятие Дербента в Петербурге восприняли, как большую победу. Командир корпуса В.А. Зубов за Дербент указом императрицы был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени, алмазными знаками к ордену Св. Андрея Первозванного и бриллиантовым пером на шляпу, бриллиантовые знаки к ордену Св. Андрея Первозванного. Все генералы, участвующие в этом деле, получили Анненские ленты (орден Св. Анны 1-й степени).
Генерал В.А. Зубов не стал долго задерживаться в Дербенте. В течение мая и июня его войска овладели крепостями Куба и Баку. 3 июля отряды генералов Булгакова и Платова с боем заняли селение Черек. 13 декабря отдельный отряд генерала Римского-Корсакова после продолжительной осады приступом взял Ганджу.
Таким образом, в результате активных наступательных действий к концу 1796 года значительная часть Каспийского побережья оказалась под контролем российских войск. Их отряды находились в ханствах Дербентском, Бакинском, Казикумыхском, Ширванском, Карабахском, Шекинском и Ганджийском. Казачьи разъезды контролировали основные переправы через Куру и безнаказанно появлялись на ее южный берег, продвигаясь глубоко на территорию Персии. Однако сил и, главное, условий для закрепления достигнутого успеха у Зубова не было.
6 ноября 1796 года скончалась Екатерина Великая. Ее уход из жизни обозначил резкое изменение всей внешней политики Российского государства, в том числе и в отношении Кавказа. На российский престол вступил 42-летний Павел Петрович, который с детства недолюбливал мать, был противником ее политики и ненавистником фаворитов. Уже в середине декабря все полковые командиры, минуя командующего, получили именные приказы о возвращении. Опальный генерал-аншеф, несмотря на такое оскорбление, взял все руководство отходом на себя.
Позже император Павел не только отстранил от государственных дел Платона Зубова, но также приказал начать следствие по деятельности его брата на Кавказе. При этом за основу был взят донос, написанный на Валериана Александровича его главным конкурентом Гудовичем. В нем генерал, раздосадованный победами Зубова и обиженный недоверием к нему покойной императрицы, сделал все возможное, чтобы кавказские события в Петербурге представлялись в черном свете. Масло в огонь подлил случай уничтожения полутысячного отряда подполковника Бакунина казикумыхцами у селения Алпаны 1 октября 1796 года.
На основании доноса в начале следующего года Павел приказал послать на Кавказ специальную комиссию. Вполне понятно, что ее оценки были преимущественно негативные, в том числе и в отношении дальнейшего пребывания российских войск на побережье Каспия. Опираясь на выводы комиссии в том же году Павел I отозвал войска с Юго-Восточного Кавказа. Зубов был уволен с военной службы и подвергся опале. В 1804 году он умер в Москве от «водяной болезни» в возрасте 33 лет.
Уход русских с закавказских ханств был использован их противником. Персидский Ага-Магомед-хан двинулся в Закавказье во главе 60-тысячной конной орды. Перейдя Аракс, он сумел захватить крепость Шушу и вступил в Ширвинское ханство. Несчастной Грузии вновь было суждено оказаться под ударом персидских полчищ.
Но все изменил случай. Шах, будучи разбуженным ночью ссорой невольников, приказал утром их умертвить. Но те, как позже выяснилось, имели сильных покровителей. Подкупив охрану, они смогли уйти из-под стражи и, не дожидаясь рассвета, сами напали на шаха и зарезали его. После гибели хана Ага-Магомеда в Персии началась традиционная междоусобная резня, в свете которой кавказские проблемы на некоторое время отошли на второй план.