Глава VI
Роже Мартен дю Гар (Martin du Gard)
1937, Франция
Роже Мартен дю Гар
Французский романист и драматург Роже Мартен дю Гар (23 марта 1881 года – 23 августа 1958 года) родился в парижском пригороде Нейи-сюр-Сен, в зажиточной семье, ведущей свое происхождение из Бургундии и Лоррена. Роже был старшим из двух детей. Его отец, Поль Эмиль Мартен дю Гар, и дед были юристами, мать, урожденная Мадлен Жанна Вими, происходила из семьи биржевого маклера. Когда Роже было около 10 лет, он подружился в школе с мальчиком, писавшим пьесы, и с этого времени сам, как он впоследствии вспоминал, загорелся желанием стать писателем.
В 11-летнем возрасте Мартен дю Гара отправили в католическую школу Эколь Фенелон, где мальчик попадает под влияние аббата Марселя Эбера, одного из вождей французского неотомизма (движения внутри католической церкви, которое стремилось к пересмотру церковных догм в свете современной науки и философии и потому считалось еретическим в начале XX века). Со временем Мартен дю Гар отошел от католицизма, но с Эбером у него установились близкие, дружеские отношения, которые сохранились вплоть до смерти священника в 1916 году.
Поместье дю Гара в Нормандии. Франция
Мартен дю Гар был довольно нерадивым студентом и учился неважно, поэтому отец отправил его к профессору Луи Меллерио, который несколько месяцев давал юноше частные уроки. Попав в интеллектуальную среду, где от него требовалось много читать и ничего не принимать на веру, он развил в себе привычку к регулярному труду и приобрел то, что впоследствии называл «исследовательской жилкой».
В 17-летнем возрасте, по совету Эбера, Мартен дю Гар прочитал «Войну и мир». Толстой произвел на молодого человека неизгладимое впечатление, желание писать самому после этого окрепло еще больше.
Вскоре Роже поступает в Сорбонну, однако, провалившись на экзамене, уходит из университета и в том же году поступает в Эколь де Шарт, высшее архивно- историческое учебное заведение. Хотя впоследствии Мартен дю Гар говорил, что не знает, почему он выбрал именно это заведение, оно сыграло огромную роль в развитии его писательской техники, в основе которой лежала педантичная научная методология, заложенная еще профессором Меллерио.
В 1905 году Мартен дю Гар получил диплом палеографа-архивиста за работу об аббатстве Жюмьеж под Руаном.
Через год молодой человек женится на Элен Фуко, дочери парижского юриста.
Поселившись в Париже, Мартен дю Гар задумывает длинный, в духе Толстого, роман о сельском священнике, прототипом которого, возможно, был его наставник Эбер. Однако после полутора лет работы начинающий писатель понимает, что роман такого масштаба ему не по силам. Глубоко подавленный, Мартен дю Гар терзается тяжелыми сомнениями относительно своего призвания.
В 1907 году у него рождается дочь Кристина, будущее которой он должен обеспечить, и вот весной 1908 года, буквально за несколько недель, что называется, на одном дыхании, Мартен дю Гар пишет «Становление» («Devenire»), историю человека, который хочет стать писателем, однако все его попытки что-то сочинить, а также обрести личное счастье заканчиваются крахом. Писатель издает этот роман на собственные средства – и с этого момента становится профессиональным литератором.
Первое издание «Жана Баруа»
Приступив к работе над следующим произведением, которое он собирался назвать «Мариз» («Marise»), Мартен дю Гар вновь чувствует, что его возможности не соответствуют его амбициям, и начинает искать темы, более близкие его жизненному опыту. Вообще, взыскательность была отличительной чертой Мартена дю Гара, который нередко сжигал свои рукописи, если находил их неудовлетворительными. Отказавшись от «Мариз», Мартен дю Гар пишет роман «Жан Баруа» («Jean Barois», 1913), ставший первым значительным произведением писателя, принесшим ему успех. Используя новаторскую для того времени технику совмещения диалога и исторического документа, Мартен дю Гар изображает молодого человека, мятущегося между рационализмом и верой. В романе дается яркая картина политического скандала, разыгравшегося вокруг офицера французской армии Альфреда Дрейфуса, – скандала, оказавшего разрушительное действие на всю структуру французского общества конца XIX – начала XX века. «Жан Баруа» был издан по рекомендации Андре Жида, который стал близким другом Мартен дю Гара и с которым он многие годы вел переписку.
Во время первой мировой войны Мартен дю Гар служит во французской армии на Западном фронте. Демобилизовавшись в 1919 году, он некоторое время работает в парижском театре, а в 1920 году переезжает в имение родителей в Центральной Франции, где начинает писать свой знаменитый роман «Семья Тибо» («Les Thibault»), 8 томов которого выходили с 1922 по 1940 год. В романе, действие которого происходит в первое двадцатилетие XX века, изображены две буржуазные семьи, одна – католическая, другая – протестантская. Повествуя о жизни двух главных героев, братьев Тибо – Жака, социалиста и революционера, и Антуана, врача, придерживающегося более консервативных взглядов, – автор показывает упадок предвоенного общества. «Семья Тибо», как и другие книги Мартен дю Гара, писалась в жанре roman fleuve (буквально – многотомного романа) – детального, основанного на исторических документах повествования…
На углу улицы Вожирар, когда они уже огибали здание школы, г-н Тибо, на протяжении всего пути не сказавший сыну ни слова, внезапно остановился:
– Ну, Антуан, на сей раз, на сей раз я сыт по горло!
Молодой человек ничего не ответил.
Школа оказалась закрытой. Было воскресенье, девять часов вечера. Сторож приотворил окошко.
– Вы не знаете, где мой брат? – крикнул Антуан.
Обложка одного из изданий романа Дю Гара
Тот вытаращил глаза.
Господин Тибо топнул ногой.
– Позовите аббата Бино.
Сторож отвел их в приемную, вытащил из кармана витую свечку, зажег люстру.
Прошло несколько минут. Г-н Тибо без сил рухнул на стул; он опять пробормотал сквозь зубы:
– Ну, знаете ли, на сей раз!..
– Прошу извинить, сударь, – сказал аббат Бино, бесшумно входя в комнату. Он был очень мал ростом, и, чтобы положить руку на плечо Антуану, ему пришлось встать на цыпочки.
– Здравствуйте, юный доктор! Так что же случилось?
– Где мой брат?
– Жак?
– Он не вернулся сегодня домой! – воскликнул г-н Тибо, поднимаясь со стула.
– Куда же он ушел? – спросил аббат без особого удивления.
– Да сюда, черт побери! Отбывать наказание!
Аббат заложил руки за пояс.
– Жака никто не наказывал.
Фрагмент сериала «Семья Тибо
– Как?
– Жак сегодня в школу не приходил.
Дело запутывалось. Антуан не спускал со священника глаз. Г-н Тибо передернул плечами и обратил к аббату одутловатое лицо с набрякшими, почти никогда не поднимавшимися веками.
– Жак сказал нам вчера, что его оставили на четыре часа без обеда. Сегодня утром он ушел, как обычно. А потом, часов около одиннадцати, вернулся, но застал только кухарку, мы все были в церкви; сказал, что завтракать не придет, потому что оставлен на восемь часов, а не на четыре.
– Чистейшая фантазия, – заявил аббат.
– Днем мне пришлось выйти из дома, чтобы отнести свою хронику в де «Ревю де Монд», – продолжал г-н Тибо. – У редактора был прием, я вернулся только к обеду. Жак не появлялся. Половина девятого – его нет. Я забеспокоился, послал за Антуаном, вызвал его из больницы с дежурства. И вот мы здесь.
Аббат задумчиво покусывал губы. Г-н Тибо приподнял веки и метнул острый взгляд на аббата, потом на сына.
– Итак, Антуан?
– Что ж, отец, – сказал молодой человек, – если этот номер он задумал заранее, значит, предположение о несчастном случае отпадает.
Поведение Антуана внушало спокойствие. Г-н Тибо придвинул стул и сел; его живой ум перебирал десятки вариантов, но заплывшее жиром лицо ничего не выражало.
– Итак, – повторил он, – что же нам делать?
Антуан размышлял.
– Сегодня – ничего. Ждать.
Это было очевидно. Но невозможность покончить с неприятной же, историей тут сразу, применив отцовскую власть, а также мысль о конгрессе моральных наук, который открывался послезавтра в Брюсселе и куда он был приглашен возглавлять французскую секцию, вызвали у г-на Тибо приступ ярости, его лоб побагровел. Он вскочил.
Фрагмент сериала «Семья Тибо»
– Я подниму на ноги всю жандармерию, – крикнул он. – Или во Франции больше нет полиции? Или у нас разучились разыскивать преступников?
Его сюртук болтался по обеим сторонам живота, складки на подбородке то и дело ущемлялись углами воротничка, и он дергал головой, выбрасывая вперед челюсть, точно конь, натягивающий поводья. «Ах, негодяй, – пронеслось у него в мозгу. – Попасть бы ему под поезд!» И на какой-то миг г-ну Тибо представилось, что все улажено – выступление на конгрессе и даже, быть может, избрание на пост вице-президента… Но почти в ту же секунду он увидел младшего сына лежащим на носилках, а потом в гробу, обрамленном горящими свечами, увидел себя, сраженного горем отца, и всеобщее сочувствие окружающих… Ему стало стыдно.
– Провести целую ночь в такой тревоге! – сказал он вслух. – Тяжело, господин аббат, да, тяжело отцу переживать такие часы.
Он направился к дверям. Аббат выпростал из-за пояса руки.
– С вашего разрешения, – сказал он, потупясь.
Люстра освещала его лоб, наполовину прикрытый черной бахромкой волос, и хитрое лицо, клином сбегавшее к подбородку. На щеках аббата проступили два розовых пятна.
– Мы сомневались, сообщать ли вам об одном случае, сударь, который произошел с вашим сыном совсем недавно и который должно рассматривать как весьма и весьма прискорбный… Но, в конце концов, мы сочли, что в беседе с вами могут выясниться важные подробности… И если вы будете так любезны, сударь, уделить нам несколько минут…
Пикардийский акцент подчеркивал нерешительность аббата. Г-н Тибо, не отвечая, вернулся к своему стулу и грузно сел; веки его были опущены.
– В последние дни, сударь, – продолжал аббат, – мы уличили вашего сына в проступках особого свойства… в проступках чрезвычайно тяжелых… Мы даже пригрозили ему исключением. О, разумеется, лишь для острастки. Он вам об этом рассказывал?
– Вы же знаете, какой он лицемер! Он, как всегда, промолчал!
– Невзирая на серьезные недостатки нашего дорогого мальчика, не следует считать его испорченным существом, – уточнил аббат. – И мы думаем, что и в последнем случае согрешил он не намеренно, а по слабости своей; здесь следует усматривать дурное влияние опасного товарища, каких, увы, так много в государственных лицеях…
Господин Тибо скользнул по аббату тревожным взглядом.
– Вот факты, сударь. Изложим их в строгом порядке. Дело происходило в минувший четверг… – Он на секунду задумался, потом продолжал почти радостно: – Нет, прошу про щенья, это произошло позавчера, в пятницу, да- да, в пятницу утром, во время уроков. Незадолго до двенадцати мы вошли в класс – вошли стремительно, как привыкли делать это всегда…
– Он подмигнул Антуану. – Осторожно нажимаем на ручку, так что дверь и не скрипнет, и быстрым движением отворяем ее. Итак, мы входим и сразу же видим нашего друга Жако, ибо мы предусмотрительно посадили его прямо напротив дверей. Мы направляемся к нему, приподнимаем словарь. Попался, голубчик! Мы хватаем подозрительную книжонку. Это роман, перевод с итальянского, имя автора мы забыли, – «Девы скал».
– Этого еще не хватало! – воскликнул г-н Тибо.
– Судя по его смущенному виду, мальчик скрывает еще кое- что, глаз у нас на это наметан. Приближается время завтрака. Звонок; мы просим надзирателя отвести учеников в столовую и, оставшись одни, открываем парту Жака. Еще две книжки: «Исповедь» Жан-Жака Руссо и, что гораздо более непристойно, прошу извинить меня, сударь, гнусный роман Золя – «Проступок аббата Муре»…
– Ах, негодяй!
– Только закрыли мы крышку парты, как нам в голову приходит мысль пошарить за стопкой учебников. И там мы обнаруживаем тетрадку в сером клеенчатом переплете, которая, на первый взгляд, должны вам признаться, выглядит вполне безобидно. Раскрываем ее, просматриваем первые страницы… – Аббат взглянул на своих гостей; его живые глаза смотрели жестко и непреклонно. – Все становится ясным. Мы тут же прячем нашу добычу и в течение большой перемены спокойно обследуем ее. Книги, тщательным образом переплетенные, имеют на задней стороне переплета, внизу, инициал: Ф. Что касается главного вещественного доказательства, серой тетради, она оказалась своего рода сборником писем; два почерка, совершенно различных, – почерк Жака и его подпись: «Ж.» – и другой, нам незнакомый, и подпись: «Д.» – Он сделал паузу и понизил голос: – Тон и содержание писем, увы, не оставляли сомнений относительно характера этой дружбы. Настолько, сударь, что поначалу мы приняли этот твердый и удлиненный почерк за девичий или, говоря вернее, за женский… Но потом, исследовав текст, мы поняли, что незнакомый почерк принадлежит товарищу Жака, – о нет, хвала господу, не из нашего заведения, а какому-нибудь мальчишке, с которым Жак наверняка познакомился в лицее. Дабы окончательно в этом убедиться, мы в тот же день посетили инспектора лицея, достойного господина Кийяра, – аббат обернулся к Антуану, – он человек безупречный и обладает печальным опытом работы в интернатах. Виновный был опознан мгновенно. Мальчик, который подписывался инициалом «Д», это ученик третьего класса, товарищ Жака, по фамилии Фонтанен, Даниэль де Фонтанен.
– Фонтанен! Совершенно верно! – воскликнул Антуан. – Помнишь, отец, их семья живет летом в Мезон-Лаффите, у самого леса. Конечно, конечно, в эту зиму, возвращаясь вечерами домой, я много раз заставал Жака за чтением стихов, которые давал ему этот Фонтанен.
– Как? Чтение чужих книг? И ты не поставил меня в известность?
– Я не видел в этом ничего опасного, – возразил Антуан, глядя на аббата так, будто собирался с ним спорить; и вдруг его задумчивое лицо озарилось на миг молодой улыбкой. – Это был Виктор Гюго, Ламартин, – объяснил он. – Я отбирал у него лампу, чтобы заставить спать.
Аббат поджал губы.
– Но что еще важнее: этот Фонтанен – протестант, – сказал он, решив взять реванш.
– Ну вот, так я и знал! – удрученно воскликнул г-н Тибо.
– Впрочем, довольно хороший ученик, – поспешно заверил аббат, выказывая свою беспристрастность. – Господин Кийяр сказал нам: «Это взрослый мальчик, который всегда казался серьезным; здорово же он всех обманул! Его мать тоже держится вполне достойно».
Обложка одного из французских изданий «Семьи Тибо». 50-е годы
– Ах, мать… – перебил г-н Тибо. – Совершенно невозможные люди, несмотря на весь их достойный вид.
– К тому же хорошо известно, – ввернул аббат, – что кроется за суровостью протестантов!
– Во всяком случае, отец у него вертопрах… В Мезоне никто их не принимает; с ними едва здороваются. Да, нечего сказать, умеет твой братец выбирать знакомых!
– Так вот, – продолжал аббат, – мы вернулись из лицея, вооруженные всеми необходимыми сведениями. И уже собирались произвести расследование по всем правилам, как вдруг вчера, в субботу, в начале утренних занятий наш друг Жако ворвался к нам в кабинет. Ворвался, в полном смысле этого слова.
Бледный, зубы стиснуты. И прямо с порога, даже не поздоровавшись, стал кричать: «У меня украли книги, записи!..» Мы обратили его внимание на крайнюю непристойность его поведения. Но он не желал ничего слушать. Глаза его, всегда светлые, потемнели от гнева: «Это вы украли мою тетрадь, – кричал он, – это вы!» Он даже сказал нам, – добавил аббат с глуповатой улыбкой: «Если вы посмеете ее прочесть, я покончу с собой!». Мы попытались действовать на него лаской. Он не дал нам говорить: «Где моя тетрадь? Верните мне ее! Я тут все у вас переломаю, если мне ее не вернут!». И прежде чем мы успели ему помешать, он схватил с нашего письменного стола хрустальное пресс-папье, – вы помните его, Антуан? – сувенир, который наши бывшие воспитанники привезли нам из Пюи-деДом, – и с размаху швырнул в мраморный камин. Это пустяк, – поспешил добавить аббат в ответ на сконфуженный жест г-на Тибо, – мы вспомнили об этой мелочи лишь для того, чтобы показать вам, до какой степени возбуждения дошел наш дорогой мальчик. Потом он стал кататься по полу, с ним начался настоящий нервный припадок. Нам удалось схватить его, втолкнуть в маленькую классную комнату, смежную с нашим кабинетом, и запереть на ключ.
– Ах, – произнес г-н Тибо, вздевая вверх кулаки, – бывают дни, когда он точно одержимый! Спросите у Антуана – разве не приходил он на наших глазах – из-за сущей безделицы – в такое неистовство, что мы, конечно, сдавались; весь посинеет, на шее вздуются вены, – кажется, еще миг, и задушит кого-нибудь от ярости!
– Ну, все Тибо отличаются вспыльчивостью, – констатировал Антуан, всем своим видом показывая, что он ничуть этим не огорчен, и аббат счел своим долгом снисходительно улыбнуться…
В 1931 году писатель попадает в автомобильную катастрофу и вынужден два месяца пролежать в больнице. За это время он пересмотрел план оставшихся частей романа, переработал финал, а главное, сменил акценты, обратившись, как в «Жане Баруа», к технике исторического документа. По мнению английского критика М. Сеймура-Смита, «Семья Тибо» «впечатляет подробностями, рельефностью главных персонажей, своей честностью; из крупных романов нашего века «Семья Тибо» – самый трагический». Мартен дю Гар начал жизнь при Третьей республике (1881), закончил – при Пятой (1958). На его глазах французский республиканизм прошел через грандиозные победы и поражения. В год смерти выдающегося писателя Марселя Пруста (1922), словно подхватив оброненное знамя, Мартен дю Гар взялся за цикл семейных романов, которые намеревался писать серийно, один за другим. И никаких эпических замыслов он вначале не держал. Когда в 1940 году шеститомная хроника «Семья Тибо» была наконец завершена, автор уже ходил в лауреатах Нобелевской премии по литературе.
Взятые в руки два огромных тома русского перевода «Семьи Тибо» испугают, возможно, любого читателя…
Роман действительно огромен, величествен, обстоятелен и написан удивительно ровно. Мартен дю Гар сознательно писал именно семейную сагу трех поколений, не отклоняясь от сюжета и не вводя в роман боковых линий. Образ Оскара Тибо чрезвычайно впечатляет…
Конец ознакомительного фрагмента.