Строфа (3)
Виолетта позвонила в дверь подруги. Раз, второй… потом третий. Жоржина вышла из кухни и направилась в холл, чтобы впустить гостью. По пути в коридоре она остановилась и взглянула в окно. На черном небосводе выделялся яркий серп луны, вокруг которого в тишине ночи равнодушно мерцали звезды.
– А ты что, одна дома? Где родители? – первым делом спросила Виола, вступив на порог.
– А, они уехали куда-то отдохнуть на пару дней, – ответила Жоржина. – В доме только мы с тобой.
– Куда отдохнуть? Они ведь недавно вернулись с моря, – с некоторой завистью заметила ее подруга.
– Не знаю. Мама с папой не уточняли – сказали лишь, что в понедельник утром уже вернутся.
Если родители Виолетты собирались куда-то уехать – к друзьям в соседний городок либо на выходные в деревню, чтобы собрать урожай яблок или картошки, – то об этом знали все в округе. Знала их дочь, знали соседи, знали коллеги на работе. Об этом приходилось слушать даже случайным попутчикам в автобусе и продавцам в хлебном. Ведь любая поездка, даже самая незначительная, становилась большим событием в их жизни. И если бы финансовое положение позволило им выбраться на море, то об этом непременно узнал бы весь мир.
– У тебя есть что-нибудь поесть? Я, похоже, проголодалась, пока ехала.
– Конечно, – улыбнулась девушка и пригласила подругу на кухню.
Жоржина достала из холодильника куриное филе, обжаренное в яичном кляре, половину буханки хлеба и салат. Виолетта принялась за еду со зверским аппетитом и за несколько минут со всем расправилась.
– Знаешь, тебе бы не мешало перейти на более диетическое питание, – заметила Жоржина.
– Да ладно? – удивленно переспросила подруга.
– Виола, тебе надо меньше есть.
Она обвела рукой пустые тарелки, где еще совсем недавно громоздилась куча филе и гора салата. Хлеба тоже не осталось.
– Ладно. Я подумаю над этим, – ответила та, и кухню наполнил звук мощной отрыжки.
Девушки рассмеялись. Виола хохотала, держась за набитый живот. Но вдруг его свело спазмом. Она тут же прекратила веселиться, выдавив мучительную улыбку и ощущая себя так, будто пудовую гирю проглотила. Похоже, она снова объелась, хоть и чувствовала себя до этого не особо голодной.
– Мне сегодня ужасы снились, – чтобы отвлечься, сказала Виола.
– Какие ужасы? Что в ларьке у вашего дома перестали продавать сигареты?
– Это и твой дом – не забывай, – заметила она. – Может, когда-нибудь ты туда вернешься.
– Ни за что! Мне и здесь хорошо, – улыбнувшись, ответила Жоржина. – Так что тебе снилось?
– Знаешь, я уже забыла, – рассмеялась девушка.
– А мне в последнее время ничего не снится. Что это может значить?
– Понятия не имею. Может, надо меньше налегать на учебу…
– У меня и так завал. Стипендию я бы не вытянула, если бы подала документы на бюджетную форму обучения. Если бы туда прошла…
– Ладно, хрен с ней, с учебой! – улыбнулась подруга. – Что там с Флорианом и Теодором? Расскажи.
– Бросила их, вот и все. Хочу быть свободной. Все эти длительные отношения и семейная жизнь – это не для меня. Может, лет в сорок, но точно не сейчас. Не хочу я иметь мужа и детей. Это слишком большая ответственность, понимаешь?
– А то! Жизненное испытание…
– Вот, ты меня понимаешь!
– Значит, тебе не о чем беспокоиться, – успокоила ее Виола. – А вот на их месте я бы заволновалась, если бы потеряла благосклонность такой яркой девушки, как ты.
– Спасибо, Виола!
– А Флориан знает, что ты с Теодором делала? Он догадывался, что-то подозревал?
– Да что он мог подозревать? Что дважды два – четыре?
– Понятно. Короче, за тебя стоит выпить, – торжественно предложила Виолетта. – Поехали в клуб! Сегодня субботняя ночь – надо соблюдать нашу традицию. И время подходящее, только половина первого.
– Может, лучше в другой раз?
Жоржине совсем не хотелось ехать, это было написано у нее на лице. Она устала и желала только одного – побыстрее лечь спать.
– А еще у меня дурное предчувствие.
– Да брось ты, поехали! Хорошенько отметим это событие.
– Ну ладно… – сдалась Жоржина.
– Дашь мне повести? Я не стану ехать на красный свет, как в прошлый раз.
– Дам, но при условии, что ты не пила.
– Ага, конечно. В моем спирту крови не обнаружено! – загоготала подруга.
– И осторожно веди. Я сегодня уже загнула левое крыло.
– У тебя вроде правое было загнуто? Теперь еще и левое?
– Все верно.
– Значит, ты его подровняла, чтобы самредрично все выглядело.
– Саматрично, – поправила Жоржина. – Это называется «саматрия».
– Не умничай!
…Виолетта сидела за рулем автомобиля, а Жоржина развалилась на переднем пассажирском сидении. Они ехали по дороге, освещенной скупым светом остророгой луны. Ее сияние отражалось в лужах воды.
Девушки миновали пустой перекресток, на котором им предупреждающе подмигивал желтый сигнал светофора. Проехали возле городского кладбища. Надгробных камней там, казалось, было больше, чем живых людей во всем мире. И где-то среди них лежал в сырой земле Виктор.
Неожиданно в памяти Виолетты всплыли откуда-то услышанные слова, что с последним вздохом человека приходит конец всем его знаниям, которыми он обладал.
Газетный некролог лаконично поведал, что смерть Виктора наступила в дороге. В рамке было указано время похорон. Эта скупость фраз тогда поразила ее. Там не было сказано практически ничего. Заметка ни капли не рассказывала о настоящем Викторе, лишь сухо констатировала, что он умер.
Небольшие морщинки, которые собирались в уголках его глаз, когда он весело хохотал, довольная ухмылка, всегда появлявшаяся на лице Виктора после победы в очередной словесной схватке с кем-то из слесарей на работе в автосервисе, блеск глаз в моменты азарта – все это останется лишь в ее памяти.
Она неспешно ехала по слабо освещенной дороге, лавируя между многочисленными ямами, и размышляла о той несправедливости, которая поделила ее жизнь на «до» и «после».
И не только ее. Все теряют близких. Сколько интересных людей, обладателей удивительных и необыкновенных судеб, похоронены вместе с багажом их знаний и опыта! Многочисленные жизненные истории, толстые тома или только начатые рассказы навсегда погребены под тяжелыми надгробными камнями…
Виола в последний раз бросила взгляд на кладбище и завернула за угол.
В прошлом, когда Жоржина и Виолетта были маленькими девочками, время перед отходом ко сну они проводили совсем иначе, нежели сейчас. Летом стояли долгие сумерки. Подружки сидели на скамейке у подъезда и наблюдали закат. Играли в куклы, а над ними низко кружились ласточки. Теперь же все было по-другому…
Они подъехали к зданию ночного клуба «Шифер» и поставили машину на бесплатную стоянку. Это развлекательное заведение было самым большим в городе, хоть и размещалось за его чертой. И в нем всегда было не протолкнуться от публики разного рода.
Около клуба возвышалась небольшая постройка синего цвета – кинотеатр, там как раз начинался второй ночной сеанс. Показывали фантастический фильм. Красочные афиши завлекали зрителей, но девушки не пошли смотреть кино, а направились к входу в ночной клуб.
– «Шифер»! – объявила Виолетта с такой гордостью, будто была владелицей заведения. – Клуб для тех, у кого сносит крышу.
– Это уж точно…
Сегодня был выходной день, и вход стоил сто гривен с человека. Точнее, с парней, потому что для дам вход в клуб всегда оставался бесплатным.
– Вот одно из преимуществ быть девушкой, – подмигнула подруге Виола.
– Да, ты права, как всегда! – поддержала Жоржина. – Идем, потанцуем, – предложила она.
– Нет, у меня ноги болят. Наверное, к перемене погоды. Давай лучше что-то выпьем? – Вот выпить ей никогда ничего не мешало.
Музыка на танцплощадке заглушала восторженные крики толпы. Ди-джей то прибавлял громкость, то уменьшал, чтобы сделать какое-то очередное объявление.
Подруги присели на кожаный диван за одним из столиков. Оставались еще места за баром и столики с простыми металлическими стульями. Но они искренне считали, что их пятые точки достойны лучшей участи, поэтому никогда туда не садились. Это столики для приезжих – были уверены подруги.
Девушки обосновались, и в тот же момент к ним подлетела молоденькая официантка в короткой юбке и облегающей майке.
– Здравствуйте! Что будете заказывать? – приветливо улыбаясь, поинтересовалась она. – Может, вам принести меню?
– Мартини, – ответила Виолетта.
– Да, мне тоже мартини принесите, – сказала Жоржина. – И если можно – еще фруктовое ассорти. Но без киви, у меня на них аллергия.
– Давайте с киви, я съем, – перебила Виола.
Официантка кивнула, записала заказ и удалилась. В помещении было сумрачно, почти темно. Девушки не успели осмотреться и перекинуться парой слов, как им принесли две порции мартини и поднос с тонко нарезанными апельсинами, бананами, яблоками и, конечно же, киви, как просила Виолетта.
В этом развлекательном заведении всегда все было на высшем уровне: модные ди-джеи, элитный алкоголь, вышколенный персонал, который не заставлял клиентов долго ждать заказ. Здесь же Жоржина впервые перепихнулась с парнем по имени Теодор. Много событий связывало ее с этим ночным клубом.
Старые воспоминания улетучились, оставив после себя какое-то неприятное ощущение – будто осадок. Но Жоржина в который раз заверила себя, что все к лучшему. На душе стало тоскливо по другой причине…
Атмосферы праздника в пустых разговорах не наблюдалось. Подруги вяло перебрасывались словами, потягивая мартини. Танцевать не хотелось не только Виоле, но и Жоржине. Похоже, девушкам стало жизненно необходимо какое-то развлечение. Или объект, который смог бы их развлечь. И такой человек вскоре появился.
На столик, за которым они сидели, опустился стакан с виски, а за ним на кожаный диван возле Жоржины хлопнулся некий Игнат. Это был ее знакомый и один из старых приятелей Флориана, с которым они, впрочем, довольно редко общались. Он был в стельку пьян.
– Приве-е-ет! – заплетающимся языком произнес Игнат. – А чего вы здесь сидите такие одинокие? Можно мне к вам присесть?
– Ты уже присел, – ответила Жоржина.
– И мы не одни, – добавила Виола. – До тебя нас было двое.
– Ага, понятно, понятно…
Игнат не отличался особым шармом в разговоре. Он был среднего роста и носил кричащую одежду. Его правую руку украшали часы и два перстня, а левую – массивный золотой браслет, на котором висело несколько подвесок-иконок с образами святых. Он поочередно прикасался к ним и тер пальцами.
Игнат любил поговорить о футболе. Он считал, что это сугубо мужское занятие. А также об азартных играх и легкодоступных девушках. Речь этого человека не выделялась изысканностью и была испещрена весьма грубыми выражениями, от которых уши собеседников нередко пламенели как пожар.
Отец Игната несколько лет назад вел дела с отцом Флориана. Он покупал участок земли, чтобы кое-что на нем возвести. Потом они как-то встретились у Винсента дома. Отец взял Игната с собой, и он познакомился с Флорианом.
– А где твой Флориан? – спросил он Жоржину, взглянув на ее ноги, едва прикрытые юбкой.
– Ну, он… – начала она, но подруга ее перебила:
– Его нет, – выпалила Виола. – Для Жоржины его больше нет. Они сегодня расстались!
Девушка была преисполнена собственной важности, ощущая ответственность момента. А еще неимоверно рада, что смогла выложить о своей лучшей подруге вести, которые та сама, возможно, пока никому не желала сообщать. Тем более практически постороннему человеку.
– Спасибо, но я и сама могла ответить!
– Да не за что! Я только помочь хотела.
– Так вы расстались? – уточнил Игнат. – Столько лет встречались, и тут бац – расстались?
– Именно так, – ответила Жоржина. – И я не хочу об этом говорить.
– Так не будем, – согласился парень. – Дамы, давайте лучше выпьем.
И они выпили. Он – еще виски, а они – еще по одному мартини.
Разговор в основном вели на нейтральные темы. Виолетта время от времени вставляла свои «пять копеек», но не так активно, как случалось в других беседах. Зачастую она пыталась сделать так, чтобы все внимание было приковано к ней одной, и Жоржина становилась в беседе третьей лишней… или четвертой. А если у нее не получалось этого сделать сходу, она принималась подкалывать подругу, упоминая постыдные ситуации, главной героиней которых той случалось побывать, чтобы выставить девушку в невыгодном свете.
Вдруг Игнат взорвался хохотом от собственной шутки. Жоржина с Виолой присоединились к нему. Он смеялся громко и пронзительно, сотрясаясь и хлопая себя по коленям, а Виола тихонько, пофыркивая и держась рукой за живот. Похоже, она вновь страдала от боли.
Близился второй час ночи. Виолетта все грустнела. Ее тошнило и хотелось справить нужду.
– Ладно, – измученно произнесла она. – Я отойду в туалет на минутку. Что-то у меня живот прихватило. Это все киви.
Девушка покинула Жоржину и Игната. Они проводили ее взглядом, пока она не скрылась в толпе, а потом исчезла за пластиковыми дверями женского туалета.
Парень оглянулся по сторонам, разглядывая мутными глазами посетительниц заведения и оценивая обстановку, чего девушка, конечно, не могла не заметить.
Клуб был забит под завязку. Одни что-то ели, другие поднимали бокалы в тосте и смеялись. Официантка добродушно флиртовала с парнем у барной стойки.
– Какие у тебя планы на сегодня? – поинтересовался Игнат.
Отсутствие Виолетты мигом отрезвило его, придало глазам блеск, а голосу – уверенность. А еще – натолкнуло на мысли особого толка.
– Не знаю даже… – ответила девушка. – А что? Есть какие-то предложения?
– Поехали ко мне. На загородную дачу. Здесь недалеко…
Не дожидаясь ответа, Игнат встал и положил деньги под стакан с остатками виски. Жоржина тоже поднялась – это и был ее ответ.
– Но как же моя машина? – спросила она, уже забыв о подруге.
– Поедем на моей, – ухмыльнулся он и обнял ее за плечи хозяйским жестом.
– Ты не очень пьян?
– Да нет, – отмахнулся он. – Та девушка умеет водить?
– Да, но…
– Тогда оставь ей ключи – пускай себе покатается.
– Хорошо.
Жоржина бросила ключи от автомобиля в сумку Виолы и принялась набирать sms с объяснениями: «Мы сбежали. Деньги за счет на столе – сдачу забери себе. Ключи в твоей сумке. Катайся осторожно. Завтра встретимся».
Поездка прошла без приключений. Игнат привез Жоржину в район, застроенный особняками за высокими кирпичными ограждениями с острыми металлическими штырями наверху. Он был «под градусом», но ехал на удивление осторожно, видимо, опасаясь повредить свой автомобиль. И получить за это взбучку от отца.
В это время Виолетта в ночном клубе вернулась из туалета. Она не слишком-то расстроилась, не застав на месте компанию, потому что прочла sms подруги и нашла в своей сумке ключи от ее автомобиля, а также сдачу на столе. Вечер продолжался…
Дом, в который предстояло попасть Жоржине, имел три этажа, подвал и треугольный скат крыши с чердаком. В окнах свет не горел. Здание выглядело темным и пустынным.
Внутри интерьер украшала дорогая мебель. В гостиной вдоль стены раскинулась барная стойка. Напротив зиял темным провалом незажженный камин. На столике с хрустальными статуэтками гордо возвышался портрет хозяина дома – отца Игната. Парень остановил взгляд на широкоформатном изображении, вмонтированном в деревянную раму. В голове тут же всплыло одно из самых стойких воспоминаний, связанных с его папой…
Жарким летним вечером 1998 года отец шестилетнего Игната в очередной раз явился домой пьяным. Мужчина возвращался из больницы города Сумрак, где работал. По пути домой он успел хорошенько хлебнуть пива. Игнат сидел у входа в их старый дом и рассматривал наклейки с обнаженными девушками. Модели занимали вызывающие позы и выставляли свои прелести прямо в камеру фотографа. Это было целое сокровище, которое он выменял у своего друга на видеокассету с боевиком.
Как обычно, при виде отца у мальчика возник комок смешанных чувств, где было место и любви к родителю, и ненависти. Огромных размеров мужчина в годах работал врачом. Для Игната он был сродни Богу – мог быть добрым и заботливым, а в следующий миг мог становиться карающим и жестоким. Причем мальчик никак не мог научиться угадывать резкую смену его настроений. Такой был Игнат-старший.
В семье младшие братья откровенно ненавидели отца, а мать жила в постоянном страхе и старалась никогда не перечить супругу. Только Игнат продолжал ощущать привязанность к папе, пусть на нее и накладывались трепет и паника, формируя самые сложные душевные противоречия в молодом подсознании.
Игнат-старший по своей природе был эгоистом и глупцом, но иногда он чувствовал, что во всей семье только сын, названный в его честь, искренне любит его. Привлечь внимание остальных домочадцев отец мог только при помощи окрика или дубинки. Чаще все же дубинки.
По отношению к старшему сыну у него время от времени просыпались теплые чувства, и после очередной затрещины он мог по-отечески обнять ребенка, сжимая его практически со всей силы. В такие моменты Игнат был готов оставаться в объятиях отца, замирая от робкого чувства, похожего на восторг, даже несмотря на ужас, распирающий его изнутри, способный довести до дрожи в коленках и заставляющий сердце биться в ребра.
Мальчик спрятал наклейки в карман, спрыгнул с крыльца и побежал к папе. Мужчина был пьян, его шатало из стороны в сторону, однако ноги крепко держались земли. Игнат вдруг сообразил, что отец пришел пешком, и это было на него совсем не похоже. В его взгляде читалось что-то недоброе…
– А где машина? – спросил мальчик.
– Машина? Разбилась, – невнятно пробормотал отец.
Внутренний голос Игната сразу выдал сигнал тревоги. Сейчас ему необходимо быть максимально осторожным, подбирая выражения. Для собственной безопасности.
– Очень плохо, – неуверенно заметил он, и уставился на папу, ожидая его реакции.
Отец принялся рассматривать собственного сына, выпучив ничего непонимающие глаза. Это заставило Игната напрячься. Он ждал и надеялся, что сейчас папа ухватит его своей медвежьей рукой, притянет к себе и скажет: «Ну, пойдем домой, мой мальчик». В основном свою любовь к детям он проявлял именно так…
Но сегодня все было иначе. Игнат пока был не в состоянии осознать эти изменения, но сердцем ощущал что-то неладное.
На физиономии изрядно подпившего мужчины стали сгущаться тучи.
– Что ты имеешь в виду под «очень плохо»? – спросил напряженным голосом Игнат-старший.
– Ничего, ничего, просто плохо, что машина разбилась, – скороговоркой залепетал мальчишка.
Короткий взмах мощной руки родителя оказался не только стремительным, но и быстрым, пройдясь по касательной по лицу сына. После удара Игнат мешком повалился на землю, на его губе выступила кровь. Карман порвался и на дорогу, словно конфетти рассыпались наклейки с обнаженными девушками.
– За-аткнись, – посоветовал ему папа, растягивая букву «а».
Сын молчал, так как знал, что любые слова способны только усугубить ситуацию.
– И не думай огрызаться! Поднимайся и прими лекарство, – подытожил он.
Игнат поднялся на четвереньки, посмотрел на отца и увидел в его лице что-то странное и одновременно ужасное. Только сейчас он понял, что никаких объятий сегодня не будет, а вот оказаться в пыли в бессознательном состоянии – перспектива вполне реальная. Почувствовав опасность и страх, Игнат вскочил и помчался прочь.
Отец сердито взревел и бросился в погоню. Раскачивающийся под хмелем габаритный мужчина в белом халате изрыгал из себя проклятья в адрес ребенка. Мальчик несся изо всех сил, думая в первую очередь о собственной жизни. Он хотел только одного – добраться до своего укрытия, домика, устроенного высоко на дереве, где он любил по вечерам сидеть с фонариком.
Слишком хлипкая лестница не выдержит веса взрослого человека. Он надеялся, что отец не сможет добраться до него. Между ними будет расстояние и шанс поговорить. Может быть, старик успокоится и отправится спать.
– Остановись! Будь мужчиной, прими свое лекарство! – ревел на всю округу разъяренный отец.
Игнат вприпрыжку пересек задний двор, направляясь к спасительному дереву. Его мать, тощая и замотанная женщина, выглядевшая еще костлявее в дырявом халате, выглянула на шум в открытое окно кухни. Она увидела, что ребенок спасается бегством, и хотела что-то крикнуть, но в последний момент лишь крепче сжала бесцветные губы. Безопаснее было сдержать крик. Она боялась за сына, но еще больше опасалась, что муж обратит свою необузданную ярость на нее и младших детей.
– Не делай этого! Немедленно остановись! – продолжало реветь чудовище где-то сзади. Игнат уже не был точно уверен, его ли это папа, и вообще человек ли за ним несется.
Он добежал до огромного вяза, растущего во дворе, и стал стремительно взбираться по самодельной лестнице из досок, прибитых к стволу. В прошлом году в дереве жили пчелы, но Игнат-старший при помощи бензина смог выкурить их оттуда, поэтому насекомые больше не представляли никакой опасности. Теперь этим убежищем безраздельно владел маленький мальчик.
Игнат полз изо всех сил. В один момент он оказался недостаточно проворен, и отец даже успел ухватить его за лодыжку, но в последний миг его рука соскочила – до того, как кисть успела зафиксировать мертвой хваткой худенькую детскую ножку. В результате мужчина стащил с него кроссовок, а ребенок юркнул в домик под защиту нескольких метров высоты.
В этот момент смотреть на отца было просто невыносимо. Он носился кругами возле дерева, испуская вокруг не только ругательства, но и нечленораздельное рычание, больше присущее дикому зверю, а не человеку. Он молотил дерево кулаками, кроша кору и срывая кожу на костяшках пальцев. Его лицо стало багровым от злости. Он был вне себя.
– Папа… пожалуйста, прости меня. Пожалуйста…
– Немедленно спускайся вниз! И прими лекарство, как подобает мужчине! Или я воспитал труса?!
– Я спущусь, но дай слово, что ты только отшлепаешь меня, а не станешь избивать! – в панике кричал в ответ мальчик.
– Спускайся вниз! Или я спилю дерево вместе с тобой. Немедленно вниз! – орал вверх пьяный отец.
Игнат с надеждой посмотрел в сторону дома, но ждать защиты оттуда не приходилось. Лицо матери надежно скрылось за цветастой занавеской.
– Быстро спускайся! – продолжал разрываться Игнат-старший под деревом.
– Я не могу этого сделать…
В тот момент это была чистая правда. В таком состоянии отец мог запросто забить ребенка до смерти.
Ситуация оказалась безвыходной. Мужчина продолжал топтаться внизу, ругаясь на весь свет, выкрикивая проклятия, а мальчик сжался наверху, дрожа и наблюдая за действиями отца. После нескольких подходов Игнат-старший все-таки решил попробовать забраться наверх. Он проверил на крепость ступеньки и стал осторожно подниматься.
– Она не выдержит тебя, папа… – прошептал мальчик.
Отец неумолимо приближался к своей цели. Одна из ступенек дрогнула и подломилась, и Игнат-старший чуть не сорвался вниз. Однако он успел схватиться за следующую перекладину. Под тяжестью массивного тела она вывернулась на 90 градусов, но крепко держалась благодаря гвоздям. И через пару секунд лицо взбешенного отца уже поравнялось с полом домика. Это был первый и последний раз в жизни Игната, когда отец поднялся к нему в домик на дереве. Но повод для этого оказался не самый приятный.
Если бы сейчас мальчик толкнул его ногой в лицо, он упал бы вниз – и, не исключено, сломал бы себе шею. В такой ситуации никто не стал бы винить ребенка в смерти настоящего тирана, да и тех, кто сожалел о его утрате, наверняка бы не нашлось. Вот только любовь к отцу, пусть и наводящему ужас, не позволила сделать этого.
В результате мальчишка только сжался, закрыв руками лицо, и стал ждать неминуемой расплаты, слыша, как сначала одна, а затем и вторая рука отца зацепилась за настил.
– Теперь… тебе… несдобровать… – прохрипел огромный мужчина.
– Папа, – жалобно выдавил из себя небольшой комочек, забившийся в дальний угол площадки.
На какой-то миг в глазах отца мелькнула нерешительность, и Игнату показалось, что, быть может, все обойдется. Но эта надежда исчезла почти сразу. Лицо приобрело прежнюю суровость, и на мальчика пахнуло застоявшимся пивом.
– Я покажу тебе, что значит пререкаться со мной, – поучительным голос ответил мужчина.
Сомнений не осталось. Мощный удар ногой в живот ребенка был такой силы, что из легких моментально вышел весь воздух, будто из проколотого шарика. Игнат отлетел назад, пробил легкую стенку домика, и с четырехметровой высоты кулем упал на землю. Он приземлился на левую руку, от чего локоть моментально сломался. Несмотря на дикую боль, Игнат даже не смог вскрикнуть, так как у него просто не осталось воздуха для этого. В следующий миг он потерял сознание.
И последняя мысль, возникшая перед тем, как провалиться в пелену обморока, была: «Ты вырастешь таким же, как он. Таким же, как твой отец».
Через полгода сломанная рука срослась и беспокоила только перед переменой погоды. А вот кошмарные сны преследуют его и по сей день. Возможно, они не закончатся никогда.
Все это произошло давным-давно и лишь изредка всплывало в памяти. Еще тогда, когда они жили в городе Сумрак, причем достаточно бедно – на одну зарплату Игната-старшего. Только спустя несколько лет им удалось разжиться деньгами и переехать.
Игнат-старший понимающе взирал с фотографии на сына и девушку, которую он привел в их дом. Его глаза смотрели куда-то вдаль, а губы были сжаты в тонкую линию, выражая то ли злость, то ли презрение ко всему миру.
– Это мой папа, – произнес юноша, дохнув на Жоржину перегаром. – Он хороший человек, но иногда чересчур жесткий, поэтому я стараюсь его избегать и не злить.
– Понятно… – протянула девушка, кивнув – она тоже находилась в не слишком трезвом состоянии.
– Хочешь что-то выпить?
– Давай еще мартини. Я просто балдею от него!
– Тогда я налью себе еще виски.
Он удалился к барной стойке. Девушка осмотрелась и присела на широкий кожаный диван, расположенный перед камином. На стенах коричневые обои с узором, несколько картин, в углу столик с пустой хрустальной вазой. Панорамное окно, стекла которого дрожали под порывами ветра. В камине трещало и стреляло полено – Игнат зажег его, как только они вошли в дом.
Тишину нарушил звук жидкости, льющейся в бокал, а потом в стакан. Мартини и виски соответственно – для дамы и ее кавалера. После чего снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелканьем больших напольных часов. Их громадный маятник колебался влево-вправо, словно серебряная монета на цепочке в руках гипнотизера.
– Это тебе, – сказал Игнат, протягивая ночной гостье порцию мартини.
– Отлично, спасибо, – ответила девушка.
– Так что с Флорианом? – спросил он. – Ты больше не думаешь с ним встречаться?
– Он надоел мне, – отмахнулась Жоржина. – Хочется быть свободной.
– И как ты себе это представляешь?
– Ну, например, если бы мы с ним сейчас были вместе – я не смогла бы сидеть здесь с тобой.
– Почему не смогла бы?
– Он бы не позволил мне. Пришлось бы это скрывать. А я не хочу ничего ни от кого утаивать. Я хочу делать то, что мне вздумается.
Девушка, салютуя, подняла бокал и коснулась им наполовину пустого стакана Игната.
– Понимаешь, серьезные отношения – это не для меня, – продолжала Жоржина. – Мне нравится покурить, выпить, потусоваться. Я хочу нагуляться перед тем, как заводить детей и выходить замуж. А он хотел бы, чтобы я была другой – тихой и послушной.
– Может, ты имела в виду сначала выйти замуж, а потом родить детей? – поправил Игнат.
– А как я сказала? – удивилась она.
– Наоборот – рожу детей и выйду замуж.
– Ну, это сути не меняет, наверное. – Она задумалась. – Одно следует за другим… или от другого. Короче, все это оковы семейной жизни.
Игнат понимающе закивал головой, принял бокал из рук девушки и отставил в сторону вместе с остатками своего виски. И плотнее придвинулся к ней, положив руку на ее плечо.
– Значит, ты хочешь нагуляться? – прищурившись, уточнил он. – Так я понимаю?
Жоржина занервничала и сглотнула слюну, не зная, что сказать. Она смотрела по сторонам и нервно облизывала губы, думая над ответом. Ей надо было собраться и не показывать, что она напугана. И перестать облизывать губы. Потому что подобное поведение производило на парня дурное впечатление в сложившейся двусмысленной ситуации.
– Да, что-то типа того… а что?
Недолго думая, он резко раздвинул ей ноги и лег сверху, придавив весом пьяного тела. Тут же рука Игната скользнула под юбку девушки.
– Эй, что ты делаешь?! – вскрикнула она. – Я вовсе не затем с тобой поехала!
– А я только для этого тебя и привез, – ухмыльнулся он. – Ты же нагуляться хочешь – сама сказала.
– Слезь с меня, а то я буду кричать!
Жоржина попыталась его оттолкнуть, но безуспешно. Этот парень весил намного больше нее и был сильнее физически.
– Кричи, – довольно бросил он. – Тебя никто не услышит – мы одни здесь.
– Флориан – твой друг. Не делай этого со мной. Не смей…
– Но ты свободна. А я хочу тебя! Я все исправлю… я вылечу тебя!
Игнат содрал с нее трусики, расстегнул свои джинсы, и девушка увидела, как из его боксеров вывалился обвисший член.
– Сейчас-сейчас, – пробормотал он, массируя его рукой. – Сейчас он встанет. Будет тебе лекарство.
Если бы сердце девушки смогло забиться быстрее, то выскочило бы наружу. Ее глаза поблекли и стали похожи на два колодца, полные отчаяния. А улыбка ушла, оставив гримасу боли.
– Я маленькая…
– Тоже мне, «Дерьмовочка»!
– Не надо, прошу тебя!
– Знаю, ты еще такой ребенок – хочешь, но… ох! – выдохнул он.
Речь Игната внезапно прервалась. Жоржина ударила его коленом в промежность. Он же размахнулся и в ответ огрел ее кулаком по лицу, а потом схватил за подбородок. Из ее глаз брызнули слезы боли. Она перестала сопротивляться – поняла, что это бесполезно. Похоже, этот парень все-таки стал тем чудовищем, которое видел в детстве.
Ей с трудом верилось, что осуществление мечты о свободе совпало с воплощением ее самых жутких кошмаров. Всего за несколько секунд она превратилась из гостя в узника.
– Я не хочу обижать тебя, – проникновенно произнес он. – Я лишь пытаюсь тебя вылечить, а ты брыкаешься, будто непослушная лошадка.
Игнат отпустил лицо Жоржины, оставив красные отпечатки пальцев на ее щеках. Она начала рыдать, размазывая тушь грязными кулачками…