Глава 4
Утром ветер нагнал тучи, и казалось, зарядит нудный, осенний дождь, однако на землю упало всего несколько капель. Мать доила корову в хлеву, а Абу поев, чистил ружьё во дворе.
– Абу отнеси тётушке Зайнап лепёшки и молоко, – крикнула она, – совсем плоха, стала старуха. Скажи ей, подою корову зайду.
– Хорошо мама.
Когда Абу проходил мимо сакли соседей, на пороге показался Вацу, он что-то процедил сквозь зубы и ушёл к себе.
«Надо бы проучить этого дурачка, – подумал Абу, – ну ничего, ещё будет время».
На пустой улице он издали увидел стройный девичий силуэт. Сердце замерло! Это была Кхокху, та, которую он безнадёжно любит. Даже со спины, он узнал бы её из тысячи других девушек. Она несла кувшин на плече. Неожиданно для себя, Абу догнал её и сказал:
– Здравствуй Кхокху.
Та, поставив кувшин на землю, и улыбнувшись, ответила:
–День добрый Абу. Да ниспошлёт Аллах тебе удачу и благоденствие.
– Благодарю тебя Кхокху за добрые слова. Я верю, что день будет удачен для меня, раз я повстречал тебя, – выпалил Абу, – я помню каждый день, когда имел счастье видеть тебя. Потому что я люблю тебя Кхокху. Теперь вот сказал это тебе и будь что будет!
– Что ты говоришь Абу! Разве можно так смеяться надо мной? Я никогда не давала повода для этого.
– Да отсохнет у меня язык, если я говорю неправду! – воскликнул Абу. – Ни кому я не позволю насмехаться над тобой! Поверь мне Кхокху, я люблю тебя!
– Что ж Абу, спасибо тебе за добрые слова. Должна признаться, что и ты мне мил. Я всегда издали, тайком, любовалась тобой. Мне даже и в голову не могло прийти, что ты скажешь мне о своей любви. Но нам нельзя долго разговаривать, немало найдётся злых языков, что бы опорочить меня.
– Не беспокойся Кхокху, моя рука тверда и любому я смогу прикрыть рот. Но ты права, мы слишком долго стоим здесь на пустой улице. Кхокху когда я вновь смогу увидеть тебя?
– Завтра после полуденной молитвы, я пойду навестить мою тётушку Пердоз. Пробуду у неё недолго. Ты же жди меня у Мечика, напротив её сакли. Я спущусь к тебе, когда выйду от тётушки, а теперь я пойду.
И Кхокху подхватив кувшин, быстро пошла по улице. Абу смотрел девушке в след, пока она не скрылась из виду. И о чудо! Ветер разогнал тучи, на небе весело засияло солнышко. Как хорошо стало кругом! Так же светло и ясно было на душе Абу.
Старушка Зайнап, ни как не могла взять в толк, какая муха укусила Абу? Чего он так развеселился? Шамкая беззубым ртом, она сказала:
– Старая я совсем стала, ни чего есть не могу. Съела кусочек лепёшки и всё, больше не хочу.
– Мама просила меня посидеть с тобой до её прихода, – сказал он, беря из рук Зайнап кувшин с молоком.
– Была нужда тебе сидеть со старухой! Ты молодой и должен быть со своей ровней. Нам старикам остаётся доживать свой век, да небо коптить. Иди Абу, спасибо тебе за заботу.
Тот не стал возражать, и направился к Хазболату. Братья весь день перекрывали крышу на овчарне. Баха взглянув на счастливого Абу, с усмешкой сказал:
– У тебя такой довольный вид, словно у кота, стащившего хозяйскую сметану. Скажи на милость, что случилось?
– Ничего, – пожал плечами Абу.
– Ну не хочешь, не говори, – Баха спрыгнул с овчарни, – нам скоро отправляться в дорогу.
– Когда? – упав, духом спросил Абу.
– Послезавтра на заре выезжаем.
– Хорошо, – с облегчение сказал Абу, – а сейчас я пойду.
Баха ездил с абреками за Терек, угонял скот у неверных. Абу с Хазболатом давно просили его взять их с собой. Тот всё тянул, а вот теперь согласился. Мог ли Абу раньше подумать, что не обрадует его это известие?!
***
Утро выдалось тёплое и ясное. Во дворе воробьи устроили шумный переполох, отбирая друг у друга кусочек просяной лепёшки. Абу с нетерпением ждал полудня. Ох, как долго тянется время!
Наконец муэдзин с минарета призвал правоверных к полуденной молитве. Самое удобное время идти к Мечику, потому как на улице ни души. Перемахнув через каменный забор, Абу отправился на свидание. Он спустился к реке неподалеку от дома кузнеца Юсуфа, и прошёл вдоль берега к сакле Пердоз. У обрыва сразу за огородом вдовы росли густые кусты ивы. В них и притаился Абу.
Сердце его бешено колотилось, а что если Кхокху передумала? Но нет, вот она!
– Кхокху я здесь, – произнёс Абу, осипшим от волнения голосом, – тут недалеко есть укромное местечко, пойдём туда.
– Хорошо, – согласилась Кхокху. – Ты долго ждал меня? Никак не могла вырваться от тётушки.
Они пошли вдоль Мечика.
– Я весь день думал о тебе Кхокху. Так ждал этого свидания, что время для меня остановилось.
– Признаться, я тоже с нетерпением ждала этого часа, – улыбнулась девушка.
– Кхокху, я хочу, что бы ты знала, ты для меня дороже жизни. В Иласхан Юрте много красивых девушек, но для меня никого нет милее тебя. Ты для меня всё! – горячо говорил Абу, держа девушку за руки.
Кхокху ответила, улыбнувшись:
– Ты говоришь как Омар Хайям:
«Ты кого я избрал, всех милей
для меня
Сердца пылкого жар, свет очей
для меня
В жизни есть ли хоть что ни будь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей
для меня».
– Когда он тебе это сказал? – расстроился Абу.
– Кто? – не поняла Кхокху.
– Этот Омар Хайям.
Девушка рассмеялась:
– Мне он ни чего не говорил. Это поэт, и жил он в то время, когда ещё не родились наши прадедушки.
– Он тоже, наверное, любил свою девушку так же сильно как я тебя. Как красиво сказал! А еще что он говорил?
– Он много писал о любви, вот например:
«Любовь – роковая беда, но беда
– по воле Аллаха
Что ж вы порицаете то, что всегда
– по воле Аллаха
Возникла и зла и добра череда –
– по воле Аллаха
За что же нам громы и пламя суда
– по воле Аллаха».
Впоследствии Абу не мог сказать, долго ли, коротко было его первое свидание с Кхокху. Для него это время пронеслось, словно один миг, настало время влюблённым прощаться.
Словно на крыльях летела Кхокху домой. Отец, взглянув на неё, спросил:
– Чем Пердоз так обрадовала тебя, что ты вся светишься? Что случилось?
– Ничего, – потупившись, ответила девушка.
– Ну и ладо, – усмехнулся Юсап, – раз смеёшься, а не плачешь, значит у тебя всё хорошо. У меня для тебя добрые вести. Хочешь, скажу?
– Да папа.
– Тогда слушай: тебе уже шестнадцать, ты взрослая девушка, и тебе пора замуж. Я нашёл тебе стоящего мужа.
– И кто же это? – спросила Кхокху, предчувствуя недоброе.
– Помнишь недавно ко мне заезжал мой кунак Тошо? Он сказал, что ты понравилась ему, и хочет взять тебя в жёны. Тошо человек богатый, уважаемый, именно такой муж тебе и нужен.
– Да, но он же старый!
– Дочка я что же, по-твоему, старый? – рассмеялся Юсап. – А Тошо одних со мной лет. К тому же, зачем тебе молодой ветрогон, у которого ничего нет за душой. Поверь мне, с Тошо ты будешь счастлива.
– Ты говоришь о моём счастье, словно о своём! Как ты можешь знать, буду ли я счастлива? И уже всё решил за меня. Так знай же, я не буду женой Тошо! Уж лучше смерть, чем жить с нелюбимым мужем!
– Что ты такое говоришь дочка?! – Юсап испуганно посмотрел на дочь. – Кого же ты хочешь себе в мужья?
– Абу, сына покойного Муссы.
– Так он же беден! Такой ли муж нужен тебе?!
– Я хочу замуж не за мешок золота, а за человека!
– Но почему ты решила, что Абу хочет взять тебя в жёны?
– Тебе нужно, что б он посватался? – Кхокху посмотрела отцу в глаза.
– Вряд ли он сможет заплатить калым за тебя, – сказал Юсап и отвёл взгляд. – Когда вы только успели сговориться?
И рассмеявшись, продолжил:
– Я даже не заметил, как быстро ты выросла. Иди к себе, у нас ещё будет время поговорить о твоём замужестве.
Кхокху ушла на свою половину, а Юсап задумался. Он хорошо знал характер дочери, и отнёсся к её словам серьёзно.
«Это всё Умар со своей учёностью! Совсем сбил девчонку с толку, – вздохнул Юсап, и решил, – что ж предадимся воле Аллаха, и пусть всё идет своим чередом».
Тут он почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, обернувшись, увидел сына.
– Извини отец, если помешал твоим размышлениям, – сказал Лечи, – но все, же разреши спросить: ты что же, изменишь, своё решение в угоду вздорной девчонке?
– Ты что подслушивал?
– В этом не было нужды. Вы разговаривали так громко, что хочешь, не хочешь, всё услышишь. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Да, я откажу Тошо, если это потребуется для счастья Кхокху.
– И выдашь её за голодранца Абу?!
– Ты сам слышал. Кхокху сказала, что любит его.
– Да мало ли какие бредни лезут в голову глупой девчонке! Не позволяй ей вертеть собой как она хочет! Почему ты слушаешь её?!
– Я поклялся вашей матери перед её смертью, что сделаю всё для счастья своих детей. Клялся на «Коране»! И прекратим этот разговор!
– Хорошо, пусть всё будет, так как ты решил папа.
Лечи, отправился к Магомеду. Идти нужно было мимо сакли Абу. Тот возился у себя во дворе. Впоследствии Лечи и сам не мог объяснить, почему он не пошёл дальше, а притаился за забором. Хеди пошла к колодцу, а вскоре и Абу, направился куда-то. В голове Лечи созрел план, простой и надёжный, как удар кинжала.
Он перемахнул через забор и пробрался в саклю Абу. В комнате на лавке лежало оружие. Лечи, страшно рисковал, в любой момент могли прийти хозяева, Немедля ни секунды, он схватил жакх45 с профилем волка на крышке и выскочил на улицу. Он молил Аллаха, что б его никто не увидел, и бежал прочь от сакли Абу.
Магомед у себя во дворе, чистил коня. Увидев друга, сказал:
– Я скоро закончу. Потом попьем чай.
– Хорошо, я подожду, – ответил Лечи.
Что бы хоть как то убить время, он достал кинжал и стал строгать щепку, которую подобрал тут же.
– Хороший клинок, – сказал Магомед, мельком взглянув на оружие.
– Подарок Тошо, кунака отца.
Магомед ничего не успел ответить, он увидел Абу шедшего по улице, идя мимо, он поприветствовал друзей:
– Вассала валейкум уважаемые.
– Валейкум вассалам Абу, – ответил Лечи.
Как только Абу скрылся из виду, Магомед, сплюнув, сказал:
– Я смотреть на него спокойно не могу, рука так и тянется к кинжалу.
– Раз Абу мешает тебе, то мой долг как твоего друга, помочь тебе убрать его с дороги.
– Ты поможешь мне?!
– Конечно. Если ты будешь слушаться во всём меня. Согласен?
– Конечно друг! – просиял Магомед.
***
Рассвет раскрасил всё кругом сочными, яркими красками. С вершины горы Машук, хорошо видна станица Горячеводская. Она находится в двух верстах к северу от этой горы. По периметру, станица, окружена рвом с высоким забором. Станица делилась на две неравные части, большая состоит из дубовых изб, а меньшая из мазанок выбеленных извёсткой.
Различие это объясняется просто: в 1825 году сюда переселили мужиков из России и Малороссии. Их перевели в разряд казаков. Сами новоиспечённые казаки друг друга так и звали: «русские» и «хохлы», селились они обособлено друг от друга. Русские рубили избы из дуба, привезенного из России, а хохлы строили себе хаты, из местной древесины которой вокруг было предостаточно.
В лучах солнца блестел купол церкви Успенья Пресвятой Богородицы, что находится в центре станицы. Звонко заголосил петух Митрофана Хрипунова, а следом отовсюду понеслось радостное, петушиное «кукареку».
На вершине Машука дозор несли два казака Семён Мокрый да Ванька сын вдовицы Пелагеи-кривой. Смён зевнул и, перекрестив рот, сказал:
– Ну, Ванька, ночку мы с тобой отстояли. Осталось дождаться смены и по домам. Я покемарю малость, а ты поглядывай.
Свернувшись на бурке, он мигом уснул. Ванька посмотрел вокруг, ничего стоящего внимания не обнаружил, и сел рядом с Семёном.
«Ноги дюже сильно гудять. Передохну трохи», – решил он, и конечно задремал. Приснилась ему черноокая цыганка Маша. Новый командир их Донского казачьего полка, полковник Иловайский, привёз из своего имения домашний оркестр и цыганский хор. Солисткой там была черноокая красавица, Маша. Молодой казак по уши влюбился в неё. Да вот беда, не было у него ни одного шанса, так как Маша была любимица Иловайского, а куда простому казаку супротив самого господина полковника! Но это на яву, а во сне бывает всякое.
Ах, что за сон приснился Ваньке этим утром! Будто миловался он с горячей, ласковой Машей. И не мудрено, что не услышал хлопец дробный стук копыт в дали.
Трое верховых гнали небольшой табун лошадей, и вскоре скрылись из виду. Проскакав несколько вёрст, тот, что ехал впереди сказал:
– Переждём до темноты в этом овраге, а потом поедем дальше. Стреножьте коней.
– Послушай Баха, не разумней ли будет сказать дальше? – спросил Абу. – Гяуры, наверное, уже снарядили погоню.
– Если погоня идёт за нами, они пойдут намётом, надеясь догнать нас пока мы не переправились через Терек, – усмехнулся Баха, – а мы тут переждём.
– Ты старший, тебе решать, – сказал Хазболат.
***
Кхокху прибиралась в сакле, когда приехал Лечи, выглядел он уставшим.
– Весь день с Магомедом гоняли косулю, но она всё равно ушла от нас, – сказал брат, вешая ружьё на стену, – Кхокху, дай поесть.
– Сейчас подам. Тяжёлой, наверное, была погоня за зверем, раз ты разорвал черкеску, – улыбнулась она, – взгляни на правый рукав.
– Зацепился где то в зарослях.
– Не беда братец, я сейчас всё зашью.
Лечи принялся за трапезу, а Кхокху отправилась на свою половину штопать черкеску. Во дворе раздался голос Магомеда, услышав друга, Лечи тут же вышел к нему. Они о чём-то переговорили и сразу ушли. Кхокху отвлекла от работы соседка Аманат – десятилетняя девочка. Она часто делилась с ней своими детскими секретами.
– Кхокху идём скорее, там Вацу убили! – возбужденно кричала девочка, вбегая в комнату.
– Какого Вацу?
– Чабана нашего, – тараторила девчонка, – скотина пришла в аул одна, без пастуха. Люди собрались и пошли искать его. Нашли за Мечиком, где он обычно пас коров. Лежит мёртвый. Идём, посмотрим, а то мне одной нельзя.
Ещё издали они увидели толпу мужчин столпившихся у тела пастуха. Кхокху узнала высокую фигуру аульного старшины Иласхана, а рядом с ним низенького Умара, отца Вацу. Девушка плохо слышала, о чём они говорили, однако разобрала, как несколько раз упоминали имя Абу. Что бы лучше слышать, она подошла поближе, и тут на ветке увидела клочок ткани, тёмно – бурого цвета, совсем как черкеска Лечи, которую она только что зашивала.
– Аманат мне некогда, я пойду, а ты разузнай всё и потом мне расскажешь. Хорошо?
– Ладно, – кивнула девочка.
Тревожно билось сердце Кхокху, ибо чувствовала она, что жизнь её круто изменилась. Девушка не находила себе места, ожидая прихода брата.
– Что там случилось? – спросила она, едва Лечи переступил порог дома.
– Абу убил пастуха Вацу, – ответил тот, снимая кинжал с пояса.
– Кто это сказал?
– Все так считают. Вацу стреляли в спину, недалеко от его тела нашли жакх Абу. Он у него приметный, серебряный с волчьей головой на крышке. Там же Умар и его братья объявили, Абу своим кровником. Аульный старшина Иласхан согласился, что они поступают по адату.
– Но Абу не убивал Вацу!
– Ерунда! Что ты женщина можешь понимать в этом! – со злостью ответил Лечи. – Все в Иласхан Юрте знают, о том, что между ними была ссора. При этом Абу грозился поквитаться с Вацу. Как видишь, он сдержал своё обещание.
– Так уже было, – сказала Кхокху, пристально посмотрев в глаза брату.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он.
– Всё повторяется на этом свете и такая история уже была: много веков назад, лицемера46 Таим – ибн – Убайру подозревали в краже военного имущества. Он что бы снять с себя подозрения, подбросил часть вещей в дом одного иудея, который на суде отрицал свою вину. Пророк Магомед заступился за иудея. Он сказал об этом в Коране:
«Не будь защитником для тех
Кто вероломно предаёт других».
– Я не понимаю тебя! – ответил Лечи
– Взгляни, – девушка показала клочок ткани, – это я нашла на том месте, где был убит Вацу. Кусок от твоей черкески! Как он мог оказаться там?! Ведь ты в то самое время охотился на косулю!
Звонкий голос девушки звучал не громче обычного, но Лечи казалось, что её слышит весь аул.
– Замолчи! Я это сделал для тебя! – зашипел он. – Ты же хочешь, что бы оборванец Абу женился на тебе.
***
Луна всё время пряталась за тучами, и ни чего не видно кругом. Эх, ночка тёмная, по душе ты влюблённым да разбойникам!
– Аллах помогает нам, – весело сказал Баха, – такая ночь в самый раз она для абрека.
– Может, скажешь, куда мы путь держим? – спросил Абу.
– Едем в Бабуков аул. Там живёт мой кунак, казак Никифор. Он поможет нам.
– С чего это гяур станет помогать нам? – удивился Хазболат.
– Он сделает это не бесплатно. Получит свою долю, – усмехнулся Баха. – Ну, вот и приехали. Остановимся в этом лесочке и переждём до утра
После утреннего намаза, Баха ушёл и пришёл через час, вместе с рослым, бородатым казаком.
– Мой кунак, Никифор, – представил он казака, – а это мои братья Абу и Хазболат.
Баха говорил по-чеченски, но казак хорошо понимал его.
– Лошадей оставите в нашем табуне, так надёжнее будет, – сказал Никифор, – а пока пойдём трапезничать в мою хату. День побудете у меня, а завтрашней ночью поедете дальше.
Казак провёл их через посты. Хата Никифора была на самой окраине станицы. Абу с Хазболатом ни когда не были в жилище гяуров, и с любопытством осматривались. Мало чем их сакли отличались от хаты казака. В маленькой горнице из мебели, грубо сколоченный стол да три табурета.
– Оно, конечно, вам сподручнее на полу сидеть, да вы у меня в гостях, так что милости прошу к столу, – усмехался в бороду казак.
– Ничего Никифор, посидим за столом, – сказал Баха.
Гости сели, а казак тем временем поставил на стол чугунок со щами47, краюху чёрного хлеба да блюдо варёной репы.
– Ну, гости дорогие поешьте с дороги, – сказал он, – а у меня ещё дельце одно будет. Отлучиться надобно. Сегодня у нас праздник, день Покрова пресвятой Богородицы. Я собрал узелок с провизией, да немного денег. Нужно тихонько отнести его вдовице Матрёне Никандровой. Детей у неё, много, нуждаются они. Обычай у нас такой, в праздничный день тайком положить на крыльцо бедным узелок с едой и деньгами.48
– Хороший обычай, – кивнул головой Баха.
***
Октябрьское солнышко пригрело Хазболата, и тот задремал в седле. Да так, что чуть было, не свалился с лошади. Хорошо, Абу вовремя удержал друга.
– Ну и джигит! – рассмеялся Баха. – Чуть было под ноги своему коню не угодил.
– Всю ночь в седле, – оправдывался Хазболат.
– Ничего скоро отдохнём, – подбодрил его Абу, – почти дома.
– Кто-то едет нам на встречу, – Баха указал рукоятью нагайки вперёд.
– Это Куира, – первым рассмотрел путника Хазболат.
– Вассала валейкум Куира, – поприветствовал его Баха, когда тот подъехал ближе.
– Валейкум вассалам добрые люди, – со страхом смотрел тот на друзей. – Вы в Иласхан Юрт путь держите?
– Что-то я не понял твоего вопроса Куира. Объясни в чём дело! – спросил Баха.
Тот посмотрел на троицу, вздохнув, сказал:
– Это конечно не моё дело, но Абу в аул ехать нельзя.
– Что ты такое говоришь Куира?! – воскликнул Абу.
– Подожди, – прервал его Баха. – Уважаемый Куира, объясни, что ты хотел сказать.
– Убит Вацу. Все решили, что это дело рук Абу.
– С чего это ты взял?! – возмутился Хазболат.
– Все знают, о том, что Вацу поссорился с Абу. Около тела пастуха нашли жакх Абу.
– Да продлит Аллах дни твои, уважаемый Куира. Прости нас за то, что отвлекли тебя от дел, – поблагодарил его Баха.
– Да поможет вам Аллах, – ответил Куира и поехал своей дорогой.
– А ехать в аул тебе не следует, – сказал Баха, как только Куира скрылся из вида, – посидишь здесь у источника. Мы с Хазболатом разузнаем, что к чему. Вечером привезём еду и новости. Раньше не получится.
***
Кхокху в нетерпении ожидала Аманат.
« Негодная девчонка, совсем забыла про меня. Наверное, где то с подружками обсуждает убийство Вацу. Пойду к ней сама» – решила она, и тут же услышала голос Аманат:
– Кхокху ты дома? Выйди сюда.
Девушку не пришлось просить дважды.
– Ну что разузнала?
– Старшина объявил аульный сход, – рассказывала Аманат, – все считают, что Вацу убил Абу. Там нашли его жакх.
– Хорошо я всё поняла, а скажи, Баха или Хазболат тоже были на сходе.
– Нет, – покачала головой та, – они только что приехали.
– А ты откуда знаешь?
– Сама их видела.
– Послушай Аманат. Можно тебе попросить сделать кое, что для меня?
– Конечно Кхокху. Мы же подруги! А что сделать?
– Нужно чтобы ты пошла к Хазболату и передала ему кое, что от меня. Не знаю, как ты это сделаешь, но мне это очень важно.
– Подумаешь задача! Попрошу братишку Абубакара, он вызовет Хазболата, а я ему всё передам.
– Но помни! Об этом кроме тебя и Хазболата никто не должен знать!
– Всё сделаю, как ты просишь Кхокху.
– Хорошо, скажи Хазболату, что мне необходимо с ним поговорить. Пусть ждёт меня у Мечика, напротив сакли моей тётки Пердоз.
***
Абу раз десять порывался вскочить на коня и ехать в аул, но в последний момент передумывал. Баха и Хазболат помнят о нём и не оставят его в беде. Он успокаивался.
«Но Кхокху!» – пулей проносилось в его мозгу.
А если она поверит в то, что он убил Вацу?! Нужно поехать к ней, всё объяснить. Опять он вскакивал, но никуда не ехал. Перед самым закатом приехал Хазболат.
– Держи брат, оголодал совсем, – сказал он, протягивая узелок, – как ни как весь день, ни чего не ел.
Абу развязал узел, там лежали куски варёного бараньего мяса, ячменные лепёшки.
– Ну что в ауле? – спросил он.
– Плохо дело, – вздохнул Хазболат, – старшина собрал аульный сход, там все решили, что Вацу убил ты. Умар и его братья прямо там же заявили, что отныне ты их кровник, аульный сход поддержал их, заявив, что ты изгоняешься из аула, и каждый может убить тебя, отомстив за Вацу. Умар с братьями подступились было к нам с Бахой, требовали выдать, где ты находишься, но брат им объяснил, что к чему.
– Как там моя мать?
– А ты как думаешь? – горько усмехнулся Хазболат. – Я виделся с ней, пытался успокоить, но сам понимаешь, какое тут может быть успокоение. Кстати, это не все новости.
– Есть ещё? И тоже плохие?
– Это уж тебе решать, – улыбнулся Хазболат, – я виделся с Кхокху, она просила передать тебе, что не верит тому, что говорят о тебе.
– Я хочу немедленно повидаться с ней! – вскочил на ноги Абу.
– Как же ты собираешься это сделать?
– Поеду в Иласхан Юрт.
– Как только ты въедешь в аул, тебя пристрелят как бешеного пса.
– И что ты что предлагаешь?
– Завтра вовремя утренней молитвы, увидишь её в известном тебе месте. После чего спрячешься в овраге, около Майртупа и будешь ждать меня или Баху. Ну а теперь мне пора ехать, дай мне своего коня, в аул пойдёшь пешком, так удобнее. До встречи брат.
После отъезда друга, Абу завернулся в бурку и уснул. Теперь он был спокоен.
***
Поздно вечером Юсап размышлял сидя у очага.
– Отец, ты так и будешь сидеть в темноте? – услышал он за спиной голос сына.
– Зажги свечи. Я задумался, и не заметил, как стемнело.
– О чём же?
– Из головы у меня не выходят слова Кхокху. Вздумалось же девчонке влюбиться в этого Абу! Вон оно как всё обернулось.
– А мне кажется, что ситуация не такая уж безнадёжная. Абу исчезнет из Иласхан Юрта, и скоро Кхокху совсем забудет его. Девчонки быстро влюбляются, но так, же быстро забывают своих любимых.
– Хорошо бы, – вздохнул Юсап.
– Поверь мне папа, так и будет. Теперь самое время дать знать Тошо, что ты согласен выдать за него Кхокху.
– Я подумаю над твоими словами.
– Конечно, – сказал Лечи, и вышел.
***
В полной темноте Абу пробирался по пустынным улочкам аула. Ему оставалось только молить Аллаха, что бы ни кому не взбрело в голову выйти из дому в этот поздний час. Наконец он добрался до сакли Бахи. Постучал по закрытым ставням и тотчас же вышел Хазболат.
– Проходи брат, мы ждём тебя.
– Спасибо, я ненадолго. Теперь я опасный гость.
– О чём ты говоришь Абу! – воскликнул Баха. – Ты наш гость, а значит по законам адата, мы обязаны защищать тебя.
– Кроме того, ты наш брат, – сказал Хазболат.
– И всё же братья, я не хочу подвергать вас, да и себя опасности. Глупо это, потому, я не буду у вас долго.
– Твои слова разумны, – кивнул Баха, – но тебе нужно поесть. Кто знает, что ждёт тебя впереди. Ты ешь, а потом ложись и отдохни, я разбужу тебя перед рассветом. Ты поговоришь с Кхокху, а затем отправишься к оврагу возле Майртупа. Хазболат приведёт тебе коня, и ты поедешь в Чиркей к кузнецу Али, пока поживёшь у него.
–Хорошо брат, сделаю всё, как ты скажешь, а сейчас я хочу повидать мать.
– Не разумно выходить от нас. Вдруг увидит кто, – с сомнением покачал головой Баха.
– Я всё же пойду. Пойми, кто знает, насколько я уезжаю.
– Не могу с тобой не согласиться, – улыбнулся Баха, – только будь осторожен.
– Не беспокойся, к своей сакле я подойду, так что никто не заметит.
***
Оставив отца предаваться размышлениям, Лечи отправился к Магомеду. Приятеля он поднял с постели.
– Не рано ли спать залёг друг?!
– День хлопотный выдался. У тебя что-то важное?
– А это как посмотреть, – усмехнулся Лечи. – Думаешь, если Абу исчез из аула то можно успокоиться?
– Теперь он в Иласхан Юрте вряд ли появится.
– Магомед, ты слишком безмятежен. Забыл старую мудрость? Успокоиться можно только над телом убитого врага, а нам с тобой ещё до этого далеко, потому как Абу жив.
– Твои слова справедливы. Но где сейчас Абу? Неизвестно.
– Как знать. Мне думается, Абу сейчас в Иласхан Юрте.
– С чего ты взял?!
– Они уехали втроём, а вернулись только Баха и Хазболат. Ясно же их кто-то предупредил и Абу где-то притаился. Но он рядом, и сегодня ночью наверняка придёт в аул. Нужно только выяснить, куда он пойдёт домой или к Бахе.
– Умар с братьями ходили к Бахе с требованием выдать Абу. Никакого толку.
– Конечно, иначе им быть не могло, но сейчас не это важно, – наставительно произнёс Лечи, – Абу не пойдёт в аул днём. Потому собирайся и пойдём к его сакле. Я думаю, он обязательно захочет повидаться с матерью.
– Хорошо, – согласился Магомед, – я захвачу ружья.
Лечи, всё правильно рассчитал, Абу действительно пришёл в аул. Когда друзья ждали Абу у его сакли, он был у Бахи, и надо же такому случиться, как только Магомед предложил идти к сакле Бахи и ждать Абу там, тот другой дорогой пошёл к своей сакле. Сердце Абу словно клещами сжали, едва он, увидел осунувшееся лицо матери.
– Здравствуй мама, – только и смог сказать он.
– Сынок, зачем ты пришёл?! Тебя же ищут. Немедленно уезжай. Взгляни на карлаг 49у нашей сакли. Если тебя поймают, то сразу убьют.
– Я ни в чём не виноват мама.
– Эх, сынок, хочется верить, что Аллах покарает настоящего убийцу пастуха. Но тебе следует быть осторожным.
Друзья всю ночь дежурили то у сакли Абу, то у дома Бахи и Хазболата, но безрезультатно.
Перед рассветом Магомед сказал:
– Скоро утренний намаз, Абу, наверное, побоялся прийти в аул. Пойдём по домам.
– Пожалуй ты прав, – неохотно согласился Лечи.
***
В эту ночь Кхокху не сомкнула глаз. Как долго тянется время! К счастью всему приходит конец. Закончилась и самая долгая ночь в её жизни. Едва забрезжил рассвет, девушка уже была на ногах. Тихо, стараясь не шуметь, она вышла из дома. Призыв муэдзина к молитве застал её у условленного места. Нужно торопиться. Во время молитвы её ни кто не хватиться, а потом может позвать отец. Она подошла к ивовым кустам, к ней на встречу вышел Абу. Девушка бросилась к нему на шею.
– Я так боялась, что с тобой, что ни будь случиться! – сказала она. – Даже совершенно забыла о приличиях.
– Мне многое хотелось сказать тебе, но вот ты пришла, а я даже не знаю с чего начать, – сказал Абу, не выпуская девушку из своих объятий.
– Тогда обойдёмся без пустых слов, нам нужно говорить о важном. Ответь, что ты собираешься делать?
– Мне нужно уехать, – вздохнув, сказал Абу, – сердца моё разрывается, от одной мысли, что возможно мы видимся в последний раз милая моя.
– Почему ты так решил?
– Я изгнанник, и не могу разговаривать о калыме с твоим отцом. Он не захочет иметь со мной дела.
– Но ты, же говорил, что любишь меня?!
– Я готов повторять это снова и снова.
– Вот видишь! А для любящих сердец не может быть преград, если они хотят быть вместе.
– Что ты хочешь сказать?
– Укради меня!
– Кхокху, я вынужден покинуть аул, не знаю, что ждёт меня в будущем. Как же я могу подвергать опасностям и лишениям свою любимую.
– Милый мой Абу, отец собирается выдать меня замуж за своего кунака Тошо. Жить с постылым мужем, зная, что где то твой любимый, намного хуже, чем скитания и бедность. Поверь мне, все трудности для меня ничто, если ты будешь рядом.
– Что ты предлагаешь?
– Сегодня я скажу отцу, что хочу навестить своего дядю Умара в Энгеное. Завтра, ты заберёшь меня оттуда.
– Но твой отец и брат станут моими кровниками.
– Я поговорю с Умаром. Мой дядя мудрый человек и всё поймёт. Он объяснит моему отцу, как обстоит дело.
– Я благодарен Аллаху за то, что он послал тебя мне!
– Я напомню тебе эти слова, – улыбнулась девушка, – теперь мне нужно возвращаться. До встречи милый.
Чмокнув любимого в щёку, девушка убежала. Счастливый Абу отправился к источнику, и совершенно позабыл о бдительности. Вместо того что бы подальше отойти от аула, и идти, в обход, Абу пошёл напрямую. Когда он проходил мимо сакли Магомеда, тот вышел помочиться. Судьба, как известно, благоволит к влюблённым и дуракам. Может поэтому Магомед не заметил его. Абу успел отпрыгнуть за забор. Дальнейший его путь прошёл без эксцессов. В условленном месте его уже ждали Хазболат и Баха.
– По твоему довольному виду понятно, что свидание у тебя прошло успешно, – сказал Баха, – это хорошо. Значит, в дорогу отправишься с лёгким сердцем. Конь твой отдохнул. Так что в путь.
– Благодарю вас братья за заботу, но я должен ещё остаться здесь до завтра.
– Не понимаю тебя! – Баха посмотрел в глаза Абу.
– Я уеду завтра, но не один, а с Кхокху.
– Ты что собираешься похитить её? Тебя и так обвиняют в убийстве пастуха, а ты ещё собираешься украсть девушку! Ты хоть соображаешь, сколько у тебя после этого будет кровников?!
– И все-таки я сделаю, так как сказал. Кхокху сама просила меня об этом. Отец собирается выдать её замуж, и она предложила мне похитить её.
– Она подумала о том, что ждёт вас?! – воскликнул Баха.
– Кхокху разумная девушка, она всё взвесила и знает, на что идёт.
– Ты слышал Хазболат? Вот такую жену нужно искать себе! – воскликнул Баха. – Знаешь что, поезжай-ка ты вместе с Абу. Поможешь им обустроиться. Согласен?
– Ты говоришь мудро брат, – улыбнулся Хазболат.
– Я знаю, – вздохнул Баха, – да будет милостив к вам Аллах.
Через два дня по Иласхан Юрту разлетелась новость, Абу украл в Энгеное дочь Юсапа. Снарядили погоню, но найти их не удалось. Пропал так же Хазболат. Старшина Иласхан вновь созвал аульный сход. Призвали к ответу Баху, но тот заявил, что Хазболат уехал по делам в Гергебиль, а где находится Абу, ему ничего не известно. Как не кричал Юсап, обвиняя Баху в пособничестве Абу, прямых улик против того не было и сход так, и разошёлся ни с чем. Вечером этого же дня к Лечи пришёл Магомед, он буквально светился от счастья.
– Я сегодня виделся с Петимат, она сообщила, что согласна выйти за меня замуж. Обещала завтра же поговорить со своим отцом. Спасибо тебе друг за всё.
– Рад за тебя Магомед, – ответил Лечи.
– Я не для того пришёл к тебе. На сходе твой отец объявил, что считает Абу своим кровником. Я твой друг, значит, ты всегда можешь рассчитывать на меня.
– Да возблагодарит тебя Аллах за слова твои Магомед! Как знать, может скоро мне понадобиться твоя помощь.
За эти дни у Лечи утроилась ненависть к Абу, и ещё больше вырос карлаг у сакли Абу. Глава 5
Не отсидел Аносов в каземате положенный срок. 10 января 1841 года, вызвал его комендант, и сообщил, что случилась оказия в Тобольск. Потому надлежит ему, вместе с фельдъегерем отправляться в дорогу. Тотчас же снят был с него офицерский мундир, и облачился Владимир в солдатскую амуницию. Вскоре явился фельдъегерь, коренастый есаул с пышными пшеничными усами и весёлыми, слегка раскосыми глазами. Посмотрев на Аносова, сказал:
– Ну что ваше благородие, тронемся благословясь в путь-дороженьку.
– Был ваше благородие, а теперь нижний чин. Должен смотреть на тебя выпучив глаза, да звать благородием, – хмуро ответил Аносов.
– Ничего, мы люди не гордые, без этого проживём. Величать тебя как?
– Владимиром.
– А по батюшке?
– Михайлович.
– А меня Фёдором кличут, – сказал казак, и со смешком добавил, – а по батюшке не обязательно. Ну, его к лешему моего батюшку. Всё время, скока помню яво, пил горькую, да упившись, нас с братом драл. И к тому же, вы Владимир Михалыч человек образованный, не что мы.
– Ну, хорошо коли так, – рассмеялся Аносов.
Этот простоватый казак, сам того не сознавая, вселил в него уверенность.
Всё у него будет хорошо! Не может быть по-другому.
– Ну и ладушки коли так, – кивнул есаул, – поехали Владимир Михайлович, ямщик уж, заждался.
На двадцатый день своего путешествия, добрались они до Казани, а это родные места Аносова. Упросил он есаула заехать домой, впрочем сильно уговаривать того не пришлось, казак с легкостью согласился. Дом Пелагеи Ивановны стоял на берегу речки Казанки, почти у стен кремля. Но свидеться с матушкой Аносову не довелось. Старый слуга Филимон, горестно вздыхая и охая, сообщил, что она отбыла на Рождество в Ташовку, в родовое имение Аносовых, вернуться обещалась после Крещенья.
– Эка незадача Владимир Михалыч! – вздохнул есаул. – Не можем мы задерживаться тута. Завтра поутру, надлежит дальше ехать. Ты уж извиняй никак нельзя нам боле оставаться в Казани.
– Я всё понимаю Фёдор. Только жалко, что не удалось повидаться с матушкой. Кто знает, увижу ли я её, – вздохнул Аносов, – отдохнём сегодня, а завтра поутру поедем.
– Оно конечно так. Поверь, мне тоже больно обидно, что ты с матушкой не свиделся.
– Да что ж поделаешь, – ответил Владимир, – впрочем, может оно и к лучшему. Не очень-то приятно предстать перед ней в солдатской шинели.
– И то, правда. Даст бог, все твои беды закончатся, и станешь ты опять офицером.
– Спасибо на добром слове.
Утром следующего дня, отслужив молебен в Варваринской церкви, тронулись в путь.
Аносов предполагал, что велика Российская империя. Но, одно дело знать, а другое испытать и почувствовать. Два месяца они были в пути, а всё одно, бескрайние заснеженные просторы да нескончаемая череда ямских станции, которым Аносов давно потерял счёт. Наконец добрались до Тобольска. Он мало чем отличался от других губернских городов. Строения в основном деревянные, совсем мало каменных зданий, разве что ворота в домах с рублеными узорами, каких Аносов до этого нигде и не видывал. Узоры эти были шибко замысловаты. Многообразие их было столь велико, что как не старался Владимир, а не смог найти двух одинаковых.
Конец ознакомительного фрагмента.