О счастье
O szczęściu
– Вы спрашиваете меня, счастлива ли я? Причем который уже раз спрашиваете. И так настойчиво. Это что же, только ради этого вы ехали из Франкфурта чуть ли не через всю страну? Если честно, то вопрос, простите, бессмысленный. И говорю я это вам не как психолог, хотя психология – моя профессия, которой я училась в институте, а просто как Христиана П., самая обычная женщина, которая теперь живет в деревне.
Можно быть или более счастливым, например, по сравнению с тем, что было раньше, или менее счастливым по сравнению с тем, что, возможно, когда-нибудь будет. Ощущение счастья никогда не бывает абсолютным, оторванным от конкретного времени или обстоятельств. Я знаю, о чем говорю, потому что я кандидатскую писала по счастью. Правда, работа строилась вокруг немецкого слова «несчастье», но трактовала тем не менее поиски счастья. Действительно, какой смысл говорить об этих понятиях в отрыве друг от друга, они вроде как сиамские близнецы, одно без другого не сможет существовать. Поиски счастья – равно как желание удовлетворять любопытство или быть любимым – лежат в основе той самой щемящей грусти, которая движет людьми многие века. Платон и Эпикур создали из этого поиска целые направления философии, которые актуальны со времен античности до наших дней, дней «Фейсбука». Джефферсон, еще до того как стал президентом едва зародившейся страны, наивно и популистски внес то ли в Декларацию независимости, то ли прямо в Конституцию Соединенных Штатов право на счастье. Лишение людей права на счастье является в США преступлением, преследуемым по закону, на основе статьи Конституции, а в некоторых штатах этой удивительной страны за препятствование в реализации данного права может грозить даже смертная казнь. Но пока что вроде никого не наказали. Даже несколькими часами общественных работ. А всё из-за того, что покушение на твое счастье труднодоказуемо. В некоторых случаях даже убийство (хотя убийство бесповоротно лишает убитого права на счастье) можно интерпретировать – кстати, именно так и поступают говоруны-адвокаты – как реализацию права на счастье убивать: он/она убил/убила, потому что убитый/убитая стоял/стояла на его/ее пути к счастью. Дико? В общем, да, но при всем при этом право на счастье, наверное, – самое прекрасное из всех конституционных положений, не так ли? Причем это экстравагантное право никому никоим образом счастья не гарантирует. Совсем напротив, оно внушает человеку ложное чувство, что он создан для счастья. Если же мы ощущаем себя несчастными, это значит, что если не в сознании, то где-то в подсознании мы пестуем мысль, что мир относится к нам несправедливо. А может ли быть хоть что-нибудь более деструктивное, чем такая мысль?
Впрочем, чего это я тут ученому объясняю. Наука вообще все пытается измерить, сравнить. Вот и счастье она тоже хочет измерить, втиснуть в таблицы, проиллюстрировать графиками, а результаты занести в базы данных. Ученые сканируют мозг, анализируют гены, составляют тысячи социологических анкет, а потом сопоставляют их друг с другом. Большинство результатов стекается в Роттердам, где при университете существует единственная в своем роде база данных по счастью (World Database of Happiness). Такой подход слегка пугает, потому что полностью отрывает счастье от эмоций, что в корне неправильно. Однако, несмотря на массу исследований, к которым и я руку приложила, до сих пор не получилось найти какой-то более или менее внятный рецепт счастья. Существуют люди, у которых есть, можно сказать, всё, а они несчастны, а бывает и наоборот: люди практически всё потеряли, но вопреки всему утверждают, что счастливы. Карта распределения счастья не совпадает с картой распределения богатства. Бедный мировой Юг вовсе не менее счастлив, чем богатый Север. Согласно роттердамской базе данных, в мучимой всеми несчастьями Бангладеш народ примерно так же счастлив, как в идиллически спокойной и богатой Швейцарии. Тогда, может, счастье в генах? Но генная карта также не дает конкретного и однозначного ответа на вопрос о природе и источнике счастья. И даже намека на существование гена счастья пока не найдено. Удалось выделить цепочку нуклеотидов, ответственных за склонность к трансценденции (так называемый ген Бога), но счастье постоянно ускользает от этих исследований. А еще известно из работ социологов, что и глубокая вера не всегда гарантирует счастье. В атеистической Чехии людей, заявляющих, что они удовлетворены жизнью (условно примем это как признание, что они счастливы), так же много – или, если вам угодно, так же мало, – как в ультрарелигиозной Северной Ирландии.
Однако вернемся к вашему вопросу: вот уже два года я чувствую себя более счастливой, чем раньше. С тех самых пор, как я поселилась в домике у моря, покинув гамбургский муравейник. Всего лишь в сорока пяти минутах езды от Санкт-Паули, где мы долго прожили с мужем. Я была аспиранткой, исследовавшей феномен счастья, а он становился все более и более несчастным. И вот однажды ночью я, склонившись над своими бумагами, не головой, а сердцем поверила в то, что написал мой гуру Дэвид Басс – американец, отец эволюционной психологии – в своем знаменитом труде о счастье: счастье можно найти вдали от суеты, толкучки большого города, информационного потопа[1]. Вот такой нетривиальный вывод из работы над диссертацией. Я убедила мужа уехать из Гамбурга. Через неделю мы продали квартиру, две недели мы прожили в гостинице, потом купили настоящий, с кафельными печками, крестьянский домик на краю деревушки, которая так мала, что ее даже нет на карте в навигационной системе вашего автомобиля. С тех пор как мы здесь поселились, я больше не изучаю счастье…