Казинца 99. Повторный визит и его последствия
Постепенно Лидочка оправилась от шока, вызванного предыдущим визитом в общежитие. И уступив настоятельным просьбам декана, согласилась нести этот тяжкий крест и дальше. Перед входом в общежитие она, как заклинание, повторила несколько раз: «Надеваю на голову стеклянный шлем и безучастно наблюдаю. Я спокойна, я спокойна, мне не страшно… почти…» Затем Лидия Павловна мужественно отделилась от группы преподавателей и решительным шагом направилась к своим воспитанникам. Она шла по коридору общежития в относительно уравновешенном состоянии, ну, примерно как взведённый курок. Вдруг откуда-то сзади, через её голову перелетел аккуратно сложенный бумажный треугольник. Лидочка подняла его и автоматически развернула. Записка лаконично сообщала примерно следующее: «Посетите 4 комнату в 11 блоке на предмет аморального поведения».
Растерянная Лидочка поднялась этажом выше и показала анонимное послание декану. Тот задумчиво покачал головой. У него было такое выражение лица, словно он в дефицитной итальянской обуви сразу двумя ногами влез в коровью лепешку. Но делать нечего – придётся чистить туфли. А в данном конкретном случае – реагировать на полученный анонимный сигнал.
Декан в сопровождении Сухого, Панкратова и Лидочки подошёл к указанной в записке комнате и постучал.
– Проверка из деканата, – строго сказал он и подёргал за ручку двери. Она, естественно, оказалась запертой. Представители администрации потоптались в некоторой растерянности, не зная, что делать. Дежурный по блоку предложил: «Может, послать за председателем студсовета? У него есть ключ-мастер – к каждой двери подходит». Молчание было ему ответом. Очевидно, никому из присутствующих совершенно не хотелось заниматься скандальным делом. И вдруг неожиданно погас свет. Студенты повыскакивали из комнат посмотреть, что случилось. Шум, гам, суматоха. Наконец, кто-то пошёл проверить пробки, и минут через пять свет зажёгся снова. Тут, откуда ни возьмись, подоспел председатель студсовета. Он гостеприимно открыл нужную дверь и, войдя в тёмную комнату, щёлкнул выключателем. На одной из кроватей мирно спал Слуцкий. Больше никого в комнате не было. Голоса и яркий свет разбудили Бродягу, и он, приподняв голову, с удивлением посмотрел на вошедших.
– Ты почему не открывал? – не здороваясь, строго спросил декан.
Валера завернулся в одеяло, сел на кровати и, пожав плечами, сказал:
– Устал… понимаете. Мало сплю – много читаю.
Лидочке стало ужасно неудобно. Но декан – человек более опытный в таких делах, не спеша прошёлся по комнате, тщательно прочёсывая территорию внимательным взглядом. И вскоре заметил обугленную розетку. Рядом на полу валялась женская булавка. Сразу стало понятно, что явилось причиной короткого замыкания. Ведомый шестым чувством, декан продолжил поиски, и они увенчались успехом. Лифчик предательски валялся на тумбочке, красноречиво говоря о том, что какая-то особа женского пола покинула эту комнату совсем недавно и, очевидно, сильно спешила.
– Стыд и позор! Привёл девушку, заперся… – Декан запнулся, подбирая выражения.
Очевидно, решив, что терять уже нечего, Валерка невинно поинтересовался:
– Вы предпочитаете, чтобы я привёл парня?
Декан открыл рот, да так и не нашёлся, что сказать. Все дружно отвернулись, чтобы не злить шефа неуместными улыбками. Тот наконец собрался с мыслями и выдал казённую домашнюю заготовку:
– Ты когда-нибудь слышал о моральном облике советского студента? А? Разгильдяй! Что ты себе позволяешь, в конце концов. Женись – вот тогда и…
– Вы во сколько лет вы женились, Павел Игнатьевич? – как бы невзначай полюбопытствовал Валера.
– В двадцать семь, – не замечая ловушки, просто ответил декан.
– И конечно, были девственником? – спросил Бродяга будничным тоном, словно речь шла о погоде в отдалённой развивающейся стране.
Все быстро выбежали из комнаты, прилагая огромные усилия, чтобы не рассмеяться по дороге. Сухому выход загораживал декан. И сдерживаясь из последних сил, доцент стремительно отошёл к окну. Он мужественно старался переключить ход мысли на что-либо нейтральное и не думать о том, что происходит в комнате. Перед деканом стояла неразрешимая дилемма: сказать правду нельзя, соврать – тоже. Он вдруг отчётливо вспомнил свою первую женщину. Назвать любовью это можно было с большой натяжкой. Но приятные воспоминания охватили декана, и он быстро успокоился. Наконец, обречённо вздохнув, устало улыбнулся и сказал:
– Да пойми ты… Поступил сигнал. Ну, должен же я прореагировать. Эта ж тварь на меня потом напишет. – И он показал записку Валере.
Тот прочёл и весело засмеялся:
– Клеветники и завистники!
Потом вошёл в положение и серьёзно сказал:
– Я понимаю. Реагируйте… только не сильно.
– Значит так, выговор, и стипендию сниму, – объявил декан. – На месяц, – как бы извиняясь, быстро добавил он.
Валера пожал плечами:
– Так нету ж стипендии. Вы мне в начале года сняли… Ни за что, между прочим, Павел Игнатьевич! – с упрёком добавил Валера.
– Было б за что, я б тебя давно выгнал, поверь мне на слово, – неожиданно разозлился декан. – Короче, – выговор! Обжалованию не подлежит, – сказал он и решительно направился к выходу. Сухой поспешил за ним.
Конец ознакомительного фрагмента.