Во имя Разума. Уникум. Книга 1. Талариус (Ева Пинега)

Глава 1

Небо совсем потемнело, тучи клубились черным дымом. Ветер рвал платье, спутывал волосы. Сейчас громыхнет! Девушка зябко поежилась, прижимаясь к стене у входа в институт. Еле успела забежать под козырек крыльца, но все же попала под первый дождь. И тут над самой головой небо раскололось, раскинуло ветви огненное дерево – вспыхнула молния. И следом, почти без паузы, взорвался тяжелый, оглушительный гром. Ударило так близко, даже в ушах зазвенело. И обрушился ливень, целый водопад.

– Какая гроза! Ты же вся промокла, Верочка! Скорее в машину!

Владимир схватил ее за руку, и они побежали, прыгая через пузырящиеся лужи. Вера упала на сиденье, откинула назад мокрые волосы. Машина тронулась. «Дворники» не успевали стряхивать со стекла потоки воды.

– Не думал, что уже так поздно, – виновато улыбнулся Владимир. – А тут гроза! Я как глянул в окно, тут же о тебе вспомнил: ждешь ведь!

Девушка молчала, дуясь на него. Платье ее, совсем мокрое, противно липло к телу, и е было ужасно неловко: как голая!

Владимир кинул на нее быстрый взгляд:

– Писанины много было. Отчет о лабораторных исследованиях. Завтра заключительный опыт, я же тебе говорил. – Он поморщился с легкой досадой: оправдывается, как школьник.

– Это который всю науку перевернет? – фыркнула Вера.

– Ты зря смеешься. Такой эксперимент! Это не просто защита диссертации. Это открытие века!

– Все великие открытия уже давно сделаны, – пожала плечами Вера. – Когда кроме своих мозгов у ученых ничего не было – ни машин, ни компьютеров. А у компьютеров нет воображения.

– Мой эксперимент как раз против компьютеров. Человек останется властелином мысли, разума, вершиной прогресса, как и предназначено природой. И в своем совершенствовании далее пойдет нарастающими темпами.

Глаза Владимира загорелись, лицо преобразилось, озарилось вдруг таким воодушевлением, таким внутренним светом, что Вера невольно залюбовалась им. Это и впрямь были глаза гения.

– Переделать мир – не страшно? – поддела она. – И возможно ли?

– Суть эксперимента – перевоплощение организма, метаморфоза. Так гусеница превращается в бабочку. Я добиваюсь перестройки организма по заданной извне, силой воли и мысли, программе, преобразованной в электромагнитные импульсы. Мышь, к примеру, превращается в птицу, в рыбу или вообще в фантастическое существо.

– А зачем?

– Как зачем? – удивился Владимир. – Представь, перед человеком открываются неограниченные возможности. Прощай век техники и электроники, век деградации и вырождения живого Разума! Человеку не нужны будут машины и компьютеры. Сейчас он уже так зависим от них, что, окажись он, вершина прогресса, без этих своих машин, без заводов, магазинов, больниц, электростанций, – и он погиб, беспомощный и беззащитный!

– А как же Робинзон Крузо? – попыталась защитить Вера бедное человечество.

– Ну, когда это было! Если вообще было. Тогда человек не был так избалован цивилизацией. Теперь, в век электроники и кибернетики, умственный и физический труд человек взваливает на машины, зациклившись на своих личный потребностях – еда, сон, развлечения, – и в конце концов остановится в своем развитии. На человека давит груз зависимости от самого себя. Он слаб, уязвим, он в тягость самому себе, у него постоянно возникают мелочные, примитивные потребности и запросы – необходимость в тепле, уюте, в пище, воде и воздухе. Его преследуют болезни, старость, он подвержен перепадам настроения, он подвержен жадности, жестокости, эгоизму – все это от неудовлетворения своей жизнью. А также физические и моральные уродства, алкоголизм, наркомания, насилия и убийства. Продолжать? Его продукты деятельности – загаженные водоемы, отравленные атмосфера и почва, истощение ресурсов, уничтожение лесов, истребление животных, выбросы химических и радиоактивных отходов, озоновые дыры. Наша планета превратилась в большую помойку человеческих отбросов, где на месте плодородной земли зияют ранами котлованы и карьеры. Я уж не говорю о вероятности ядерной войны.

– Но при чем тут этот эксперимент? – недоумевала Вера. – Что изменится, если человек превратится, скажем, в слона или крокодила?

– Познав тайну перевоплощения, человек сможет летать на собственных крыльях, жить на дне океана, ходить без скафандра по чужой планете, питаться солнечной энергией, – да мало ли что! Ему и космический корабль не понадобится: рассыпал себя на атомы, привел в энергетическое состояние – и вперед со скоростью мысли! Человек легко сможет вступать в контакт с иным разумными существами, перевоплотившись в их подобие. Он познает все тайны Мироздания. Человек быстро продвинется в своем развитии – и станет гуманнее, мудрее, терпимее к окружающему миру. Здоровое тело, чистый дух, великие помыслы – это воззвание станет гимном жизни человека, смыслом его существования. Кто тогда вспомнит о распрях, конфликтах, вечных войнах? Человечеству откроется доступ во Вселенную, в дальний Космос. Главной задачей будет познавать мир, иные миры, – и отпадут территориальные и ресурсные проблемы на Земле. У него просто исчезнет необходимость губить природу для своих нужд, потому что исчезнет сама проблема. Он станет независим от окружающей среды, а значит, перестанет быть врагом природы, более того, будет частью ее.

– Ну, тогда это будет не человек, это просто Бог.

– Ну, до Бога ему все равно будет далековато, – рассмеялся Владимир. – Но это будет новая ступень развития человека. Это будет уже не просто Гомо Сапиенс. Гомо кто—нибудь другой.

– А как же Апокалипсис? – поддела его Вера вроде бы в шутку, но не без давней тревоги. – Только и слышно, что скоро конец света. То Луна упадет на Землю, то Земля остановится, то наше Солнце взорвется. Просто кошмар какой—то! Если наша цивилизация скоро погибнет, то вообще не было смысла в самом ее существовании. Для чего—то же мы созданы в этой жизни. Даже один микроб для чего—то нужен Вселенной. А мы? Но даже если кто—то из нас выживет, так не хочется обратно в пещеры, с каменным топором за плечами.

– Да, возможно, если мы не предпримем экстренных мер, – согласился Владимир. – Как человечество настроит информационное поле Земли, так оно и пойдет в дальнейшем. Вот я и пытаюсь что—то предпринять.

– И завтра все решит этот эксперимент? – Вера недоверчиво пожала плечами. – И мир изменится.

– Ну, до этого мы можем и не дожить, только наши потомки. Завтра же последняя проба на животных, последний штрих. Если все получится, в чем я не сомневаюсь, – проведу опыт на себе, а оператором поставлю своего ближайшего помощника, ассистента Терехова.

– Но почему же обязательно на себе?! – испугалась Вера. – А если что—нибудь случится, если не получится, что тогда?

– Что бы ни случилось, организм все равно вернется в первоначальный облик, память наследственности устойчива – восстановится. Главное – подольше закрепить новую информацию, не дать ей ускользнуть. Пока это преображение слишком не—устойчиво и недолговременно.

Машина свернула на незнакомую улицу, и Вера встрепенулась, возвращаясь с небес на грешную землю:

– Куда это мы едем?

– Ко мне домой, – невозмутимо ответил Владимир.

– Это еще зачем?! – опешила Вера.

– Тебе надо хорошенько обсохнуть и согреться. Ты же простудишься. – Мельком взглянув на девушку, растерянную и обеспокоенную, он рассмеялся: – Что, испугалась?

– Ничего я не испугалась! – рассердилась Вера – опять этот отеческий, покровительственный тон, как с ребенком. – Но я в таком виде… У себя обсохну, не растаю.

– Это в общежитии—то? Где даже ванны нет! Не выдумывай. Я тебя все равно такую не отпущу.

Вера в смятении ерзала на сиденье, не знала, куда деть руки и как получше уложить мокрые волосы. К нему домой! Никогда ведь раньше не приглашал. Знал, что не пойдет. А тут вдруг даже не спросил…

Бежевый «жигуленок» проскочил арку длинного серого с голубым здания, миновал тенистый двор с детской площадкой и остановился в тупичке у последнего подъезда. Грозы тут и в помине не было. На лавке у подъезда сидели две бабули с детскими колясками, перемывали, наверное, чьи—нибудь косточки, сплетничали. Как по команде повернули головы на шум подъехавшей машины.

Вера глянула на них и теснее вжалась в сиденье:

– Не пойду! Представляю, что они обо мне подумают.

– В каком смысле? – нахмурился Владимир.

– Но мое платье… Я похожа на мокрую курицу.

– Вот ключи. Седьмой этаж, дверь справа от лифта. Я отгоню машину. Вперед! – скомандовал Владимир, открывая дверцу.

Вера безропотно вылезла из машины и, уперев взгляд в землю, деревянными шагами направилась к подъезду. Странно, старушенции ее как будто проигнорировали. Приняли за племянницу, наверное. Она же по—сравнению с ним просто девчонка. Он сам—то ее всерьез не воспринимает. Говорил, что потерял сына такого же возраста, вот теперь и возится с ней, воспитывает, вроде папаши. Девчонки в общаге так и называют его за глаза. Папаша и есть. И нечего тут огород городить.

Квартира была небольшая, из двух комнат, но уютная, со вкусом обставленная. И – книги, книги везде, на полках вдоль стен, в стеллажах, на столе и даже на подоконнике. В одном углу – фортепиано. На нем тоже пара книг, очки для чтения, ваза с сухими цветами и… прислоненная к вазе цветная фотография. Он, Владимир, почти такой же, но на висках его не было седины, как сейчас, с искрой в глазах, обнимает за плечи миловидную черноволосую женщину с яркими синими глазами. На коленях у нее цветы, пунцовые розы, в тон платья. Она прижимается щекой к его плечу. Одна его рука у нее на плече, другой он прикрыл ее руку на букете. А за ними стоит, чуть склонившись к их головам, с широкой белозубой улыбкой хорошо сложенный парень, очень похожий на отца, на Владимира, с такими же, как у него, зеленоватыми глазами и темными, в отличие от светлых волос, прямыми бровями.

– Этой фотографии скоро два года…

Вера вздрогнула, словно застигнутая на месте преступления. Она и не заметила, как Владимир вошел. Он взял фотографию в руки, немного помолчал, задумавшись.

– Мы тогда Димку в армию провожали. Вот и сфотографировались на память. На вечную память…

– А что с ними произошло?

– Что—то непонятное. Словно испарились! А машина осталась. Она стояла посреди дороги, с закрытыми дверцами и пустая, а за ней – резкий след шин от тормозов. Они тогда на дачу ехали. А я не поехал. Готовился к лекции… черт бы ее побрал! Я вечно оставался дома, заваленный своими бумагами. Если бы я тогда поехал с ними, может ничего бы и не случилось.

– Сейчас много пишут об исчезновениях, о похищениях людей. Спускается с неба НЛО и…

– Чепуха! – отмахнулся Владимир. – Так называемые НЛО – это энергетические выбросы планеты, нарушение баланса в природе. Земля больна, экология нарушена. Человек грызет и разрушает планету, как червь, подтачивает ее силы… Нет, они погибли, конечно. Но как? Как сквозь землю провалились!

Он замолчал и словно забыл о своей гостье. Он сейчас был там, в прошлом. Вера боялась шевельнуться, чтобы не потревожить его воспоминаний. И, как нарочно, вдруг громко чихнула.

– Да что же это я? – спохватился Владимир. – А ну марш в ванную! Я принесу халат и чистое полотенце. И сварю кофе. Нет, лучше крепкий чай с лимоном.

Закутанная в теплый махровый халат Владимира, раскрасневшаяся после ванны, Вера с удовольствием прихлебывала горячий чай. Она стосковалась по домашнему теплу и уюту и на время забыла о своем общежитии—коридорке с четырьмя узкими койками в комнате.

За окном быстро темнело. Владимир зажег красивый светильник с плывущими, как волны, разноцветными лучами, и комната переливалась, купалась в этих вкрадчивых, гипнотических лучах, из пурпурной становилась лиловой, затем бирюзовой, янтарной. Девушка в этих таинственных отблесках была просто обворожительна. Она забралась ногами в кресло, уютно свернувшись в нем, как котенок. Но что—то ее беспокоило. Владимир сел напротив, поставил свою кружку с чаем на столик. Этот его странный взгляд, это вдруг наступившее молчание… Теперь он смотрит на нее совсем иначе.

Женственность и чувственность только просыпались в девушке, еще неизведанны были любовные страсти. Владимир годился ей в отцы и считал ее еще ребенком. Но ни с кем другим знакомиться она не хотела, считая Владимира чуть ли не идеалом. У нее никогда не было отца, и она тянулась к нему всем существом. Она не питала надежд на его любовь, это просто не укладывалось у нее в голове: он, ученый, благородный, солидный – и она, тощий нескладный птенец, только что выпорхнувший из родительского гнезда! Ей было достаточно, что он рядом. Но теперь… Что—то неуловимо изменилось, сдвинулось с мертвой точки.

А как они познакомились! Она прилетела в Москву с края света – с Дальнего Востока – и не поступила в институт. Денег на обратную дорогу у нее не было – потеряла, разиня! И матери сообщать не хотела, та и так еле концы с концами сводит с младшими двумя мальчишками, по две смены вкалывает. И вот она сидела на скамейке в сквере у института, зареванная, потерянная. И тут словно само небо послало ей помощь – его, Владимира Алексеевича Карелина, кандидата каких—то там наук, как он ей потом представился. Склонился к ней, участливо и чуть с иронией заглянул в лицо: «Почему такие горькие слезы?» Устроил на работу. Дали общежитие. Иногда навещал, интересовался успехами. У нее на первых порах на работе не все получалось, очень переживала, и он всегда мог ободрить, найти нужное слово. Застенчивая, угловатая, неброская, она под его ненавязчивым руководством вырастала в собственных глазах. Она уже не размахивала руками при разговоре, не хохотала во весь голос, стала следить за своей внешностью, походкой, манерами, хотя он никогда не делал ей замечания, не поправлял ее. Как—то все это происходило без его прямого участия, но для него, хотя она этого не осознавала.

И вот теперь, в эту минуту она вдруг поняла, что красива, и что он смотрит на нее с каким—то новым интересом, даже удивлением.

Заметив ее смущение, Владимир как—то загадочно улыбнулся, поднялся с кресла и подошел к фортепьяно. Сел на крутящийся табурет, открыл крышку и замер, словно прислушиваясь к чему—то. Руки его коснулись клавиш, и полилась, заискрилась чарующая мелодия.

Как, он еще и играет?! Это был сюрприз. Заинтригованная, Вера подошла, встала рядом в немом изумлении, чтобы видеть его руки, выражение его лица. Владимир предстал для нее совсем в ином свете – уже в который раз! И она заново познавала его, изучала в непонятном волнении. Ее глаза неотрывно следили за ним. Она была очарована, околдована его игрой, его музыкой. Владимир не мешал ей. Он чувствовал перемену в девушке, но не спешил, не торопил события, хотя в глазах его разгоралось пламя. Он уже не улыбался.

Мелодия постепенно затихала, умирая. Вера стояла, боясь дышать, чтобы не рассеять чары прекрасной музыки. Рукой она опиралась о край клавишной панели. Владимир склонил свою красивую голову и прижался губами к этим тонким нервным пальцам. Девушка вздрогнула от неожиданности, рванулась в сторону, вспыхнув до корней волос. Владимир мягко, но настойчиво привлек ее к себе, глядя на нее снизу вверх незнакомым завораживающим взором.

– Моя маленькая дикарка… Ты что так испугалась?

Она молчала, не в силах вымолвить ни слова, напряженная, как натянутая струна. Но уже не вырывалась. Она не могла прийти в себя, потрясенная, ошарашенная. Но ее все больше влекло, притягивало к этому человеку, и не было сил оттолкнуть. Как мучительно хорошо чувствовать прикосновение его рук, видеть в его глазах почти мольбу, почти призыв, слышать его тихий, нежный, волнующий голос. Каждое новое ощущение было для нее открытием, откровением.

– Я ненавижу вечера, потому что остаюсь совсем один. Вот сегодня… Ты ведь не уйдешь? Слышишь, гроза и сюда добралась!

Вера повернула голову к окну, прислушалась. Сквозь гардину полыхнуло зарево, заворчал, зарокотал тяжелый гул. Владимир поднялся со стула, мягко взял девушку за плечи, повернул к себе.

– Ты останешься со мной?

Она молча ткнулась лицом ему в грудь и замерла в напряжении, словно готовая вот—вот сорваться и убежать.

– Моя дикая вербочка… – прошептал он, касаясь губами ее белокурых волос, и крепко обнял.

Глава 2

Вера пораньше отпросилась с работы и теперь хлопотала на кухне, стараясь приготовить что—нибудь повкуснее. Она еще не очень хорошо готовила и боялась, что у нее может ничего не получиться. Сегодня у Владимира такой знаменательный день, заключительный эксперимент. Ужин должен быть праздничный.

Она возилась с посудой и не слышала, как отворилась входная дверь. Но что—то ее все же насторожило. Она услышала в прихожей какую—то возню. Потом шаги. Неужели Владимир так рано пришел? А у нее еще ничего не готово!

Вера выскочила в коридор, на ходу поправляя волосы, и тут же столкнулась с какой—то бабулей, еле тащившей в руках полные сумки.

– Отнеси—ка, милая, сумки на кухню, – с радостью избавилась бабка от тяжелой ноши. – Все по списку взяла.

– А вы кто?

– А соседка. Сам разве не предупредил? Я у него заместо домработницы, прихожу с тех пор, как один остался, сердешный. А мне все лишняя копейка перепадает – пенсия—то мизерная. Так, помогаю по хозяйству. Мужику одному нельзя. А ты, видать, родственница ему? Хорошо, что приехала. Ну, пойду я. Если что надо будет, то моя квартира напротив.

Бабуля взялась за ручку двери, но тут обернулась:

– Так ты надолго приехала—то? Мне—то как, убираться здесь?

Вера смешалась, не зная, что ей ответить. Бабуля махнула рукой:

– Ладно, потом у самого спрошу. Я сегодня еще полы не мыла и цветы не полила. Так что ты сама сегодня.

– Да, конечно.

Наконец бабуля ушла. Вера стала выкладывать на стол продукты из сумок. Вдруг ей показалось, что в квартире кто—то есть. Но бабуля—то ушла! Может, пока они тут с ней общались, Владимир пришел? Просто не стал им мешать. Конечно же, он!

Вера бросила сумки и радостно выбежала в зал. И остолбенела. Ей навстречу шагнул высокий красивый парень, поразительно знакомый, хотя раньше она с ним как будто не встречалась. Но где—то видела.

– Ты что тут забыла? – без лишних церемоний спросил он, озадаченный не сколько ее присутствием, а больше тем, как по—хозяйски свободно она себя здесь чувствовала. – Ишь, как у себя дома! Где отец?

– Ты… ты Вадим? – пролепетала девушка потрясенно. – Ты вернулся?!

– Черт, в этом доме вечно сигарет не найдешь! У тебя нет?

Вера отрицательно замотала головой. Порывшись в столе, на полках, Вадим неприязненно оглядел девушку с ног до головы.

– И давно это у вас с отцом?

– Что? – совсем растерялась Вера.

– Проехали, – отмахнулся Вадим. – Долго меня не было?

– Он говорил, что скоро два года.

– Два года?! Тогда все ясно. Он нас с мамой уже давно похоронил. Но придется его разочаровать: мы живы. Ясно? Так что собирай—ка свои манатки и катись!

– Я его подожду, – решила Вера. – А потом уйду.

– Ну, батя дает на старости лет, не теряется! – Вадим презрительно смерил девушку взглядом. – Еще бы из детского сада привел себе подружку!

– Ты… ты ничего такого не думай… – Вера покраснела. – Он вас никогда не забывал. А я тут по хозяйству помогаю. И лезть в вашу семью не собираюсь.

– Так отец в институте, со своими мышками? – сменил тему Вадим, не очень поверив в оправдания девушки.

– С Чарой. Это горилла. У него сегодня решающий эксперимент. Он, наверное, поздно придет.

– Эксперимент подождет. Придется его прервать, – жестко сказал Вадим и вскинул руку, словно проверяя время, и на его запястье сверкнул странный широкий браслет с кнопками.

– Я с тобой! – Вера порывисто схватила его за руку.

Но Вадим уже нажал на браслете какую—то кнопку, и тут у них пол ушел из—под ног, закружилась голова, в глазах потемнело. А в следующий миг они уже стояли в лаборатории научно—исследовательского института. Вера ахнула, но Вадим тут же зажал ей рот ладонью.

– Тихо ты! Без паники. Вот навязалась на мою голову! Хорошо, нас никто не заметил – одни спины перед нами. Видно, все очень заняты.

– Но как мы здесь очутились?

– Телепортация, мгновенное перемещение в пространстве. Фантастику читала в детстве? Должна знать.

– Поэтому у тебя такой странный браслет? Откуда он взялся?

На них зашикали, замахали руками.

Впрочем, Владимир, к которому было приковано все внимание сотрудников, был в наушниках и в шлеме с проводами, глаза его были закрыты. Он был сейчас глух и слеп к окружающим, уйдя в себя, напряженный и сосредоточенный. От его шлема через компьютер к клетке тянулись провода. В клетке находилось какое—то невероятное чудовище, монстр из фильма ужасов. Но если хорошенько приглядеться, с трудом, но удалось бы распознать в нем огромную обезьяну, гориллу. Это, конечно же, была Чара, она сейчас крепко спала и не ведала, что с ней творят. Сейчас она выглядела как исчадие ада.

– Крылья, крылья пошли! – зашептал кто—то рядом восторженно. – Надо все попробовать. Жабры тоже не помешало бы проверить.

– Прямо как дьявол из преисподней! – откликнулся другой. – Как в страшном сне.

– С ума сойти! – поразился Вадим. – Просто издевательство над природой! Когда эта обезьянка очнется, она тут же умрет в ужасе от своего вида.

– Это ненадолго, – успокоил его сосед. – К сожалению, пока часа на два, затем Чара снова станет прежней.

Владимир снял шлем и взглянул на свое творение в клетке. Затем с торжествующей улыбкой повернулся к публике:

– Ну, как вам эти перевоплощения? Достаточно?

Все зашумели, задвигались, окружили клетку, делясь впечатлениями. Вадим поспешно, в нетерпении пробирался сквозь толпу к отцу. И тут Владимир увидел его, замолчал на полуслове и стал медленно подниматься с кресла.

– Сынок… Мальчик мой… Вернулся…

Схватив сына в объятья, сжимал, тискал его, ерошил ему волосы, ощупывал, как слепой, словно не веря, что это его сын, что это наяву.

– Где ж ты так долго пропадал, сынок?

– Потом объясню. Маму надо спасать! – выдохнул Вадим.

– Что?! – опешил Владимир. – Где она? Что с ней?

– Скоро узнаешь. Давай за мной!

И они стремительно выбежали из лаборатории. Вера бросилась следом, выглянула за дверь, но в коридоре уже никого не было. Они исчезли, испарились, будто провалились сквозь землю.

Глава 1

Машина легко и послушно мчалась по пустынной в этот ранний час дороге. Воздух был еще сырой, прохладный, в белесой утренней дымке. Восходящее солнце озарило верхушки березняка розовым золотом и обещало прекрасную погоду.

Вадим сделал последнюю глубокую затяжку, щурясь от дыма, и легким щелчком выстрелил окурок в открытое окно.

– Отец много потерял, – проворчал он. – Зарылся в своих бумагах – не оттянешь! А погодка—то будет нормалек – так и шепчет!

– Надо было все же его вытащить, – с сожалением вздохнула Нина. – Выходной есть выходной.

– На дачу? Клубнику сажать? – хохотнул Вадим. – Забудь! Сами справимся. Ты что, отца не знаешь? Он же не любит в земле ковыряться. Тем более у него завтра лекция.

Машину сильно тряхнуло на ухабе, и Нина поспешно схватилась за ремень безопасности – не отстегнулся?

– Не гони ты так, Дима! Не могу привыкнуть. Ты ж за рулем без году неделя.

– Дорога—то пустая, ма! Нормальные люди еще спят. А машина что надо! Королевский подарок! Вы у меня самые замечательные предки. – Вадим чмокнул мать в щеку. – Да только не долго мне кататься. Скоро обуют меня в солдатские сапожки, обреют мою буйную головушку, в руки автомат – и прости—прощай, свобода!

– А после армии, может, и женишься, – прибавила Нина с улыбкой. – Невесту—то выбрал?

– Какую невесту, ма?! – скривился Вадим презрительно. – Окстись! В гробу я их видел, таких невест! Сами на шею вешаются, никакой гордости. Размалеванные лахудры с прокуренными голосами, а на уме – одна постель! А уж лексикон у них!..

– Тебе просто такие попадались. А скромных, порядочных девушек еще поискать придется.

– Да таких теперь нет. Времена не те, – отмахнулся Вадим.

– Ничего, встретишь еще. Вот вернешься с армии… Не испортили б тебя там. В армии народ всякий. Дедовщина эта еще…

– Все будет путем, мамуль. Не бери в голову. Я за себя всегда постоять смогу.

– Да на рожон там не лезь! А то я тебя знаю! Не больно—то маши кулаками. А то загремишь еще по статье какой—нибудь.

– Там же дисциплина, ма! – поморщился Вадим. – Не в колонию же отправляешь!.. Что—то ты у меня совсем расклеилась.

Вадим приобнял мать одной рукой. Нина прижалась к его руке щекой, тихонько всхлипнула.

– Ты это, мать, брось, – Вадим даже растрогался. – Со мной больше половины класса пойдет. Может, вместе и будем служить. Все будет в ажуре, не переживай.

– Да, конечно. Всего каких—то два года, – вздыхала Нина. – А потом хорошо бы к отцу в институт.

– А уж это уволь! Всю жизнь возиться с мышами да с пробирками! С графиками температур и всяких биоритмов. Не понимаю я отца. Он в своем институте скоро жить будет.

– Ты же знаешь, он сейчас работает над важным экспериментом.

– Ну да! – фыркнул Вадим. – У него, видите ли, родилась идея – усовершенствовать человечество! А то оно без его вмешательства деградирует и вымрет. Тоже мне, Господь Бог! Я отца, конечно, люблю и уважаю, но эти его идеи… Ничего у него не получится. Человек от природы ничтожнейшее создание, паразит. А уж мнит о себе – ого—го! Если же хорошенько покопаться, все эти идеи высшего предназначения во Вселенной – пустой звук, сотрясение воздуха. Сколько тысячелетий развивается гомо сапиенс, но в сущности все таким же приматом и остался – жадным, эгоистичным, самовлюбленным. А тут еще решили к рынку, к капитализму вернуться с его волчьими законами наживы и конкуренции – побольше урвать, повыше залезть, и каждый сам за себя. Законы джунглей. А отец все вчерашним днем живет, коммунистическими идеями: человек – это звучит гордо! Да что—то фальшиво звучит.

– Человечество просто еще не выросло из пеленок. Когда—нибудь оно начнет исправлять свои ошибки.

– Если доживет! – фыркнул Вадим. – Еще великий физик Нильс Борн сказал черте когда: «Человечество погибнет не в ядерном кошмаре, оно задохнется в собственных отходах». Я бы даже точнее выразился: в собственных нечистотах!

Нина неожиданно рассмеялась. Вадим подозрительно покосился на нее:

– Это ты сейчас над Нильсом Борном смеешься? Или надо мной?

– Просто эту фразу тебе отец цитировал, когда вы с ним спорили, как всегда. Ты вылитый отец! И мыслишь как он – о тех же проблемах человечества, только с другой стороны подходишь. Ты был бы просто незаменим в его проекте.

– Человечество не переделаешь, ма! – отмахнулся Вадим. – Вся наша вонючая цивилизация – это просто ошибка природы.

– Не слишком ли ты зол на бедное человечество? Ведь и мы с тобой – часть его.

– Не мы выбирали себе цивилизацию! – проворчал Вадим.

– Но мы в ней живем, так уж получилось. И если есть возможность что—то исправить…

– Если бы я был уверен, что все исправить можно, – вздохнул Вадим. – Разве бы я не помог отцу. Но все это просто бред! Что может сделать один человек для всей цивилизации?

И тут сзади раздался голос, словно откровение свыше, словно голос с небес:

– И один человек может перевернуть весь мир!

Вадим резко обернулся. Машину повело в сторону. Вадим поспешно ударил по тормозам, успев заметить на заднем сиденье машины какого—то субъекта в довольно странной одежде. Затем перед глазами все поплыло, и наступила темнота.

Глава 2

Очнулся он в мягком полупрозрачном кресле в небольшом овальном помещении. По всей замкнутой стене мигали экраны, разноцветные огоньки на панелях с кнопками. И не было ни окон, ни дверей.

Спиной к нему в таком же кресле сидел тот самый странный тип, который непонятно как оказался тогда в его машине. Его руки лежали на клавиатуре, по экрану перед ним плыли бесконечные строки.

Вадим подумал было, что он в «летающей тарелке», и перед ним существо иного разума. Но тут незнакомец повернулся к нему вместе с креслом, и Вадим увидел слишком мудрые и проницательные, но все же вполне человеческие серые глаза. И все же что—то необычное было в этом взгляде – усталость и печаль глубокого старца, обремененного большим жизненным опытом, но в то же время эти глаза лучились энергией, работой мысли. Невозможно было определить его возраст – одинаково его можно было назвать и молодым, и старым.

– Добро пожаловать в мой мир, – незнакомец приветливо улыбнулся. – Я – правитель планеты Георагзис.

– Какой планеты? – опешил Вадим. – Гео…

– Земли, разумеется, – усмехнулся тот. – Георагзис – это мое имя.

– Впервые слышу, будто у нашей планеты есть единый правитель! – фыркнул Вадим. – Это что, розыгрыш?

– Вы в далеком будущем, молодой человек. У вас скоро произойдет страшная катастрофа на всей планете. Привычный вам мир исчезнет. Но катастрофу эту можно предотвратить.

– О чем вы говорите? – подскочил Вадим. – Не ядерная война, конечно же?

– Хуже. Ученые на околоземной орбите проводили эксперименты с антивеществом. Хотели создать абсолютное топливо для космических кораблей дальнего следования, а также – прыжки во времени и пространстве при помощи микро— черных дыр.

– Я что—то такое слышал про микроскопические черные дыры, – задумался Вадим. – У нас не так давно на земле хотели запустить гигантский коллайдер, связанный с этим экспериментом, но общественность была против.

– И тогда коллайдер построили на околоземной орбите, – кивнул Георагзис. – И возобновили опыты. Эксперимент вышел из—под контроля.

– И что тогда произошло?

– Все живое на планете погибло. От гигантского метеорита времен динозавров был меньший ущерб, чем от этой аннигиляционной вспышки. Мало кто сумел спастись в тот момент. Катастрофа все и вся смела с лица земли. Началась ядерная реакция. Ведь у человечества было припасено столько ядерного оружия, что хватило бы и не на одну нашу бедную планету. Взорвались также все атомные электростанции, все нефтехранилища и газопроводы. Планета вспыхнула, как спичка. Горела даже атмосфера. Ничего нельзя было остановить. Это было так страшно.

– Но кто—то выжил? И что тогда?

– Все уцелевшие ушли под землю. В подземельях, предназначенных на случай ядерной войны, были водохранилища, фермы, оранжереи, заводы, электростанции. И все же условия существования были тяжелейшими. Продуктов, одежды, медикаментов, сырья постоянно не хватало. Люди влачили жалкое существование, были на грани вымирания от голода и инфекций. Учащались грабежи, бунты, убийства.

– Как же люди выбрались из этого скотского состояния?

– Я возглавлял тогда главный подземный вы—числительный центр. Я разработал и ввел программу, при которой компьютер мог постоянно учиться, развиваться и самоусовершенствоваться. Он всех нас спас тогда от голодной смерти, разработав искусственную пищу, получаемую из переработанного сырья. Было еще много его разработок. Компьютер из помощника превращался в нашего спасителя, становился для нас главой, владыкой. Но постепенно он начал выходить из—под контроля, становился все более самостоятельным и независимым. Мне все труднее было управлять этим Супермозгом. Он даже имя себе дал – Талариус, позаимствовав мое имя как его программиста и оператора. Это я теперь Георагзис, а тогда меня звали Георгий Васильевич Таланов.

С тех пор много воды утекло, сменилось много поколений. Постепенно люди стали полностью зависимыми от Талариуса. Но Супермозг все же нуждался во мне, в человеческом разуме, потому что правил миром людей, будучи сам машиной. И он сделал меня бессмертным, потому что бессмертен сам. А цивилизация эта сейчас на грани вымирания.

– Когда—то и у нас были свои гении, философы, ученые. Они делали открытия – не без помощи Талариуса, конечно. Но постепенно жизнь людей становилась все более беззаботной, праздной, какой—то бессмысленной. Доверив все свои проблемы Супермозгу, человечество потеряло интерес к жизни, стремление, любознательность. Но это уже потом. А раньше, еще когда существовали ученые, мы открыли перемещение во времени. Правда, мгновенное перемещение в пространстве, телепортацию, тогда еще не изобрели. Так вот, мы тогда снарядили экспедицию в прошлое. Я ее возглавил, как возглавлял и все остальные открытия и начинания. Талариус повесил на меня все руководящие должности, все проходило только через меня. Так вот, выбрали дореволюционный период России, девственную тайгу подальше от людей, в Сибири, потому что при перемещении во времени выбрасывается большое количество энергии, происходит сильнейший взрыв, вроде отдачи, это связано с законом сохранения. Этот взрыв даже вошел в историю.

– Неужели Тунгусский метеорит? – изумился Вадим.

– Он самый, – подтвердил Георагзис. – Когда мы с экспедицией возвращались в свою эпоху, за нами увязался один местный и попал в наш мир. Он в конце концов попытался уничтожить Талариус, взорвав главный пульт управления. При взрыве, в частности, повредился архив достижений науки нашей эпохи. Этот архив, собственно, нам как раз и нужен для предотвращения катастрофы в вашем мире. В нем было сохранено множество знаний и открытий.

– Но архив уничтожен, – напомнил Вадим. – Или его можно как—то восстановить?

– Можно попасть в то прошлое, когда архив ГИКа – Главного Информатора—Координатора не был поврежден, и предотвратить взрыв. У меня на руке браслет пространства—времени. Можете им пока попользоваться. Он очень прост в обращении. Имеется запись памяти мозга Матвея, так звали виновника тех событий, сам же он при взрыве погиб. Я как раз устанавливал эту запись, когда вы очнулись после перемещения сюда. Больше вы не будете терять сознание при переброске, ваш организм адаптировался. Я включу запись, и вы мысленно окажетесь в образе нашего горе—героя. Браслет дистанционно подключен к пульту. Когда наступит подходящий момент для прыжка в прошлое, вы, Вадим, должны сосредоточиться на своем «я» и нажать на браслете кнопку старта. Запись памяти зафиксировала только последние события, для ее просмотра не потребуется много времени.

– Не проще ли сразу отправиться в прошлое? – предложил Вадим. – Прямо к Тунгусскому метеориту?

– При перемещении в прошлое возникает погрешность на сопротивление отрицательного времени – это как плавание против течения. И вы, Вадим, попадете не точно куда задумали. Можно ведь нарваться прямо на взрыв! Степень погрешности зависит от глубины проникновения в прошлое и поэтому непостоянна. Браслет, конечно же, можно было усовершенствовать, чтобы он мог корректировать время, но Талариус после покушения на него запретил эти путешествия и все с ними связанное. И в нашем распоряжении только ночь, пока Талариус отключен от внешнего мира.

– А не получится так, что я совмещусь с этим Матвеем в одной точке времени и пространства?

– Браслет этого не допустит, – успокоил Георагзис. – Конечно, если ему не дать такую команду.

– Ну, тогда чего мы ждем? – заторопил Вадим. – Я готов к приключениям.

– Но запомните, Вадим! – предостерег напоследок Георагзис, надевая ему на голову шлем. – Прежде чем совершить прыжок во времени и нажать на браслете нужную кнопку, отдайте мысленный приказ: «В бункер!». Помните об отдаче энергии при прыжке. Когда же будете возвращаться назад, нажмете вот эту кнопку – «сброс». Тогда вы вернетесь на исходную точку времени, сюда, абсолютно точно. Вернуться всегда проще, это все равно что зачеркнуть пройденный путь.

– Но ведь тогда я изменю прошлое! – осенило Вадима. – Ваш мир не исчезнет вместе с вами, правитель?

– Ничто не исчезает в никуда, – заверил его Георагзис. – Это противоречит природе, закону сохранения. Мир просто раздвоится.

– Я не совсем понял…

– Параллельные миры. Они возникают из—за таких несоответствий и противоречий. Миры с измененной реальностью. В них тоже можно путешествовать. Браслет сам найдет дорогу домой.

– Мудрено как—то! – скептически покачал головой Вадим. Но затем решился: – Ладно, поехали! Время не ждет.

– Удачи.

Георагзис нажал какие—то клавиши на панели пульта. Цветными всполохами запестрели экраны, замигали лампочки—индикаторы. В глазах потемнело. Сознание стало уплывать…

Глава 1

Они появились внезапно, искрящиеся голубые фигуры, едва забрезжила заря. Вышли из густого ельника и, осторожно, как—то не очень уверенно переставляя ноги по траве, направились к таежному поселению и остановились у ближайшего сложенного из кедровых бревен дома.

Матвей, заспанный, всклокоченный, почесывая спину под рубахой, выходил из сарая с топором нарубить сучьев. И тут же в ужасе попятился:

– Силы небесные! Кто ж это такие?

– Ангелы, ангелы с неба сошли! – всплеснула руками Тонька и выронила ведро с помоями себе под ноги.

– Темнота! – хмыкнул Степан, появляясь на пороге. – То люди со звезд! Мне давеча одну байку про другие миры заезжий купец сказывал, ну тот, что за куниц да белок сахару дал да муки. Обещался таку книжку привезть, про хуманодов энтих.

– Ты сам как хуманода! – замахнулась на него Тонька. – Несет околесицу, безбожник, балабол!

– Ведро подбери, вон весь подол заляпала! – хохотнул Степан, храбрясь, а сам с крыльца не сходил, разглядывал пришельцев настороженно.

Пришельцы подходили все ближе. Они уже не казались такими нереальными, хотя их тела окружал защитный мерцающий ореол. И одеты непонятно. Издалека, наверное, прибыли, из дальних стран. Их было пятеро. Один из них, видно, главный – он шел впереди, – выделялся высоким ростом по—сравнению с остальными. Те же были мелкие, как подростки, едва доставали ему до плеча, и с волосами до плеч. А одна из них, кажется, девка – волосы ниже пояса, глазищи как блюдца.

– Милости просим в дом, гости дорогие! – в пояс поклонилась им Тонька. Голос ее дрожал от волнения. – Чем богаты…

Главный из пришельцев шагнул вперед:

– Спасибо, хозяюшка. Мы ненадолго. Мы путешествуем.

Все вошли в дом. В темном отгороженном занавеской углу неподвижно лежала изможденная, иссохшая от болезни женщина.

– Хворая она, матушка наша, – сокрушенно покачала головой Тонька, раздвинув занавеску. – Зовут ее Евдокия. Которое лето лежит, не встает. Вот и руки отнялись, и говорить перестала. От тунгусов шамана приводили – помрет, сказал, к снегу, и сделать, мол, больше ничего нельзя.

От пришельцев вдруг отделилась девушка. Ее тонкие бледные руки с длинными пальцами распростерлись над больной и, почти не касаясь, как бы ощупывали ее с головы до ног. Огромные сиреневые глаза девушки мерцали в темноте колдовским светом, а от ее серебристых, пушистых, как мех, волос, казалось, шло сияние.

Матвей как завороженный не мог отвести от нее глаз. Ему вдруг захотелось коснуться ее рукой, совсем чуть—чуть, чтобы она не заметила. Хотелось убедиться, что она живая и теплая, а не привидение, не мираж. Но он ни за что бы не посмел. А она вдруг оглянулась, чувствуя его взгляд, и посмотрела на него своими глазищами—омутами, и он понял, что пропал, умер, растворился в ней.

– Надо открыть окна, – сказала она. – Нужен свежий воздух.

Голосок ее переливался, как нежная мелодия, как пение птицы, как звон ручья в лесу, и все слова, произносимые ею, становились прекрасными, полными затаенного смысла, глубокого звучания и красоты.

Матвей как заколдованный продолжал ошалело таращиться на нее, и тут Степан дернул его за рукав и потащил к двери:

– Ты что, оглох? Открой дверь, а я – окна… Да что это с тобой?

– Ведьма! – деревянными губами бормотал Матвей, пятясь к двери. – Как есть ведьма!

– Втюрился, вот и весь сказ! – хмыкнул Степан. – Хороша деваха! Да не нашей породы. Уж больно худосочна. Родить не сможет. Ни ведра воды принести, ни косить, ни стирать… Не—е, по мне, так наша Тонька гораздо лучше!

– Завтра к вечеру эта женщина поднимется на ноги, – сказала девушка. – До следующего утра она будет спать.

– Чудеса! – изумлялась Тонька. – Она совсем поправится, ходить будет?

– Да, – ответила гостья. – Болезнь покидает ее.

– Это чудо! – ахала Тонька. – Волшебство!

– В обычном режиме мозг человека активен лишь на 10%, – сказала Сияна. – Остальное – парапсихология. Мозг надо тренировать.

– Нам пора, – сказал главный из пришельцев. – Мы уже отдохнули с дороги. Нам нужно возвращаться.

– Как, вы уже уходите? – расстроилась Тонька. – А я собиралась на стол накрывать. Такой еды, как у нас здесь, в тайге, вы нигде не найдете!

– Спасибо, хозяюшка, – тепло улыбнулся Тоньке Главный. – Только мы привычны к искусственной пище. Другая пища для нас – просто яд.

– Это что ж за еда у вас такая особенная?

– Ну, что—то вроде густого молока, – пояснил Главный. – Все компоненты, необходимые организму.

– А молоко у нас есть! – обрадовалась Тонька. – От оленухи. Жирное, вкусное, очень даже пита—тельное.

– Нет уж, не взыщите, – рассмеялся главный. – Пора!

И все они как по команде повернулись к лесу. Но главный тут же остановился:

– Да, кстати, когда мы исчезнем, будет сильный взрыв, так что никуда не отходите. Возникнет очень сильная ударная волна, может снести все вокруг на своем пути на несколько километров. Мы уходим как можно дальше, в тайгу, где нет людей. В какую сторону нам лучше идти?

– Идите по солнцу, чтоб по правую руку чуть было. Там тихо сейчас, тунгусы вниз по реке ушли, – отозвался Степан. – Вас, может, все же проводить?

– Нет—нет, за нами не ходите. Иначе погибнете. Ну, прощайте!

И пришельцы тронулись в обратный путь, но немного в другую сторону – куда им указал Степан. Они уже пересекли поляну и скрылись за кромкой леса, как вдруг Матвей сорвался и устремился за ними следом.

– Куда ты? – ахнула Тонька. – Сказано же – нельзя с ними! Вот понесла нелегкая!

– Далеко не убежит, – махнул рукой Степан. – Пусть побегает, дурь выветрит. Очухается и вернется.

Матвей едва поспевал за ними. Как же быстро они мчатся! Уходят! Не успеть! И Она с ними! Он никогда больше не увидит Ее! Как эти странные хрупкие создания умудряются так быстро двигаться? Они едва касаются ногами травы! Может, правда ангелы, а их главный – только проводник в мир иной? А как потом вернуться? Нет, только бы еще раз увидеть Ее, попрощаться. А может, Она согласится остаться здесь жить?

И он бежал за ними, спотыкаясь о корни деревьев, оступаясь и падая, раздирая о колючие кустарники руки и лицо. Он совсем выбился из сил, пока их догонял.

Но вот наконец пришел момент, когда пришельцы остановились. И хотя они при передвижении парили над землей, эти нежные существа совсем выбились из сил и теперь просто изнемогали от усталости. Кроме их главного. Главный оглядывался вокруг, выбирая, видно, место получше, а может, просто хотел еще раз убедиться, что здесь кроме них больше никого нет.

И тут предводитель заметил Матвея, неосторожно выглянувшего из—за ствола дерева.

– Зачем же вы пошли за нами? – вознегодовал он. – Вы погибнете от взрыва!

Матвей попятился, споткнулся о корягу и чуть не свалился в кусты.

– Придется забрать вас с собой, в наш мир, – решил главный.

– Я не хочу к вам! – в ужасе вскричал Матвей. – На тот свет я всегда успею!

Он словно очнулся от наваждения. Зачем он здесь? Бежать! Прочь отсюда!

– Вы потом вернетесь домой, – сказала девушка с сиреневыми глазищами.

Матвей окунулся в эти бездонные колодца ее колдовских глаз и не смог больше сопротивляться. Только быть с нею рядом, и больше ничего не страшно, хоть в аду!

Глава 2

Матвей со своей прекрасной спутницей ехали в удобных мягких креслах по движущейся ленте широкого подземного туннеля. С левой стороны пробегала в обратную сторону такая же лента с рядами кресел с редкими пассажирами. В стенах, излучающих мягкий свет, то и дело появлялись проемы в боковые туннели, проскакивали ниши с вращающимися лестницами, арки, колонны, мостики, балкончики и подвесные площадки. Все вокруг мерцало, переливалось, меняло оттенки цвета в созвучии с непрерывной навязчивой мелодией. Правда, Матвей не обладал музыкальным слухом и дурманящие, притупляющие внимание звуки почти не воспринимал. Но у пассажиров, проносящихся мимо, лица были непроницаемые, какие—то отсутствующие, как у лунатиков. И на Матвея никто из них не обращал внимания, хотя он резко отличался от них.

Матвей взглянул на свою спутницу. Теперь он едва узнавал ее. Она сидела в соседнем с ним кресле такая же равнодушная и отрешенная, как и все здешние люди. От нее просто веяло холодом. Матвей невольно поежился. Ему уже начинало казаться, что это не она, не та прекрасная незнакомка, которую он в мыслях назвал С и я н о й. Не зная ее имени и не решаясь спросить, он дал ей выдуманное им имя от исходящего сияния ее необычайных глаз, ее пушистых серебристых волос, странного сверкающего костюма и окружающего ее фигуру ореола. Теперь это сияние напоминало холодные отблески снежных сугробов. Она ни разу не взглянула на него, не сказала ни слова, будто они незнакомы.

Куда они едут? Как спросить? Она сидит в каком—то напряжении, будто чего—то ждет, ее руки с тонкими длинными пальцами крепко сжимают подлокотники кресла. На одном пальце сверкает большой перстень. Может, у нее есть жених? Но почему она не сказала? Почему улыбалась ему тогда, в тайге, зачем звала с собой?

Вдруг перстень, тонко пискнув, вспыхнул голубым огоньком. От неожиданности Матвей чуть не подпрыгнул. Сияна поднесла руку с перстнем ближе к глазам. И вдруг в перстне появилось чье—то лицо и – заговорило! Силы небесные! Перстень—то волшебный!

– Привет, Аселия! Как там пришелец? Он сейчас с тобой?

– Да, мы направляемся к вам.

– Отменяется. Решено отправить пришельца для обработки информации. ГИК не может настроиться на его биотоки, им трудно управлять. Даю координаты: 5—й радиан, блок Д—112 8—го яруса, 17—й отсек, 9—я линия, 4—й уровень. Установка сна уже для пришельца готова. Талариус ждет информацию с его мозга.

– Принято к сведению, Аэстанс.

– А завтра пришельцем займутся Бортифольс и Лейлисси. Тебе нужна помощь, Аселия? Правитель предлагает прислать Эдилия или Миессель.

– Я справлюсь, Аэстанс. Пришелец не представляет опасности. У него замедленные реакции, низкий интеллектуальный уровень, и состояние агрессии отсутствует.

– Тогда до завтра.

Перстень погас.

– Ты, значит, Аселия, – решился заговорить Матвей. – А я тебя Сияной прозвал.

– Я это знаю, – отозвалась спутница, не поворачивая головы.

– Откуда? – удивился Матвей. – Я же вроде не говорил!

– Я знаю все, о чем вы думаете, – бесстрастно отвечала девушка.

– Все, о чем думаю? – Матвей ошарашено уставился на нее. – И ты все мои мысли знаешь? Даже самые тайные? Но я же не могу не думать!

– Все ваши тайные мысли, Матвей, не представляют интереса, так что успокойтесь. Наша платформа. Идемте.

Они ступили на неподвижный у стены тротуарчик, прошли под аркой и спустились по вращающейся винтовой лестнице на несколько ярусов ниже. Вокруг фонтанами взлетали прозрачные мерцающие колонны, перекидные мостики, террасы. У Матвея от всей этой сказочной красоты рябило в глазах и кружилась голова.

– Здесь осторожнее – движущийся полокат! – предупредила спутница, указывая на скользящую у ног ленту пола. – Нам сюда.

Легко сказать – осторожно! Матвей почему—то почти не чувствовал веса своего тела, и ему трудно было даже сохранять равновесие на движущейся ленте, не то что идти по ней. Он казался себе большим мешком, набитым соломой – в детстве они со Степкой кидали такой друг в друга, дурачились.

Эта движущаяся дорога была намного уже и без кресел. Коридор то и дело разветвлялся на боковые туннели – просто лабиринт! И как тут только люди находят свои жилища?

Миновав несколько ответвлений, свернули в один из них, с дверями по стенам. Наконец вышли на неподвижную платформу. Девушка шагнула к одной двери, и дверь эта вдруг послушно въехала в стену.

– Сама открывается! – ахнул Матвей и попятился. – Колдовство!

– Фотоэлементы, – пояснила Сияна на ходу, – Идемте же!

Помещение оказалось совершенно пустое, нежилое, с голыми стенами, не считая небольшого пульта с экраном, от которого Матвей шарахнулся как от черта и чуть не упал, не рассчитав свой облегченный вес.

– Чего это я такой легкий? – недоумевал он. – Невозможно устоять!

– Антигравитация, – опять бросила Сияна непонятное слово, но Матвей не стал уточнять.

Сияна подошла к пульту и стала нажимать какие—то кнопки. Тут же из стен и из пола выдвинулись кресла и столик с двумя узкими бокалами.

– Чудеса! – восторгался Матвей, уже не так пугаясь, попривыкнув. – А что это, в стаканах?

– Попробуйте, – Сияна протянула ему бокал. – Это лойриз, наша основная пища.

Матвей с большими предосторожностями подсел к столику – такое все здесь хрупкое – и взял бокал. Жидкость на вид довольно неприятная – что—то вроде гоголя—моголя из сырых яиц. Не очень аппетитно выглядит, но поесть бы вообще—то не помешало. Набрался мужества и глотнул. Жидкость приятно пощипывала язык, обжигала и холодила одновременно. Голова сразу стала легкой и пустой. Возникшее чувство голода тут же пропало. Даже в сон потянуло. Матвей расслабился, захотелось по—говорить.

– А кто этот, из перстня волшебного? – задал он Сияне мучивший его вопрос. – Муж твой, жених?

– Аэстанс? Нет, мы не элитная пара, – ответила Сияна, почти не притронувшись к еде. – Мы из другой категории людей.

– Это каких же? – опешил Матвей. – Как монахи, не можете жениться, иметь детей?

– Для продолжения рода отбираются лучшие представители, производители потомства. Но это не муж и жена в том смысле, как принято в вашей эпохе. И дети у них не рождаются. Эмбрионы выращиваются искусственно. Элитные пары являются только донорами половых клеток.

Матвей опять почти ничего не понял, но спросил главное, что его волновало:

– А как же любовь?

– Любовь? Имеется ввиду половое влечение, стимул к совокуплению? У нас ничего подобного давно уже не существует. Мы выше всего животного, основанного на инстинктах и рефлексах. Главное – Разум. Люди в прошлом все усложняли и сами создавали себе трудности и проблемы уже самим своим существованием, образом жизни. Чувства, эмоции – это лишняя, ненужная обуза, мешающая, тормозящая развитие и совершенствование Разума. Чем проще – тем совершеннее. Это истина.

– Какого еще разума? – пожал плечами Матвей. – Для чего?

– В этом предназначение человечества.

– А жить когда? Просто жить.

– Тогда человечество никогда не вылезло бы из пещер.

– А зачем ты спасла мою мать? – вдруг спросил Матвей, и глаза его мрачно вспыхнули. – Ты была совсем другой там, в тайге. А сейчас… сейчас ты, мне кажется, ее бы убила, чтоб не мешалась под ногами.

В отстраненных, холодных, как льдинки, глазах девушки на миг мелькнуло удивление, настороженность: а этот пришелец не так уж прост, начинает рассуждать. Он становится опасным.

А Матвей все больше заводился, смелел:

– Ты мне явилась богиней добра и любви, изгоняющей смерть. А сейчас ты сама похожа на вестника смерти. В тебя вселился дьявол!

Матвей вскочил, опрокинув на пол столик с бокалами. От слабого притяжения его откинуло к стене, ноги на миг оторвались от пола. Это привело его в еще больший ужас и ярость, и он закричал в исступлении:

– Верни меня домой, ведьма!

– Поздно, – спокойно изрекла Сияна, даже не шелохнувшись в своем кресле, только ноги ото—двинула от разлитой жидкости на полу. Правда лужа тут же испарилась.

Матвей замер с широко раскрытыми глазами:

– Поздно? Что поздно? Почему?

– Скоро прозвучит Сигнал. Сначала предупреждающий, потом основной. В этот момент все должны находиться в установках сна. Неповиновение – и стирается память с мозга, а провинившийся отправляется в нижние ярусы, для людей низших категорий. Но уже давно не было случая неповиновения Закону. Наш мир строго соблюдает Закон, всегда действует по его правилам. Отклонение от правил, от порядка – это шаг в сторону от совершенствования Разума, это падение в Хаос.

Матвей пытался понять хоть что—то из этой угрожающей речи Сияны, морщил лоб и сосредоточенно сдвигал брови. Что же ему делать теперь? Вот это попал!

И тут раздался пронзительный звук. Матвей запаниковал, стал кидаться из стороны в сторону, пытаясь отыскать пропавшую вдруг дверь и выбраться наружу, подальше отсюда.

– Выпусти меня! – закричал он. – Что тебе от меня надо?

– Успокойся, Матвей. Это еще не Главный Сигнал. Ты сейчас ляжешь в установку сна и будешь спать.

Из стены выдвинулось ложе. У его изголовья змеями извивались провода с присосками—электродами.

– Вот твоя постель, Матвей, ложись спать, – заговаривала его Сияна. – А завтра ты вернешься домой, в свою тайгу.

Матвей в ужасе отпрянул:

– Я не полезу в этот ящик! Что со мной будет? Для чего здесь эти веревки?

– Ничего не бойся. Установка сна будет считывать информацию памяти с твоего мозга, пока ты будешь спать. Только и всего.

– Для чего? Ты—то в такой ящик не полезешь, небось, а?

– У меня тоже есть установка сна, как и у всех. Мы все отдам накопленную за день информацию через установку сна, отчитываемся за свои мысли и поступки. Это Закон.

– Да плевал я на ваш Закон! Я не ваш! Я сам по себе!

– Тем более. Неповиновение – смерть!

– Ты, что ли, меня убьешь? – вскинулся Матвей. – Напугала! Да я на медведя ходил!

Сияна взглянула на пульт. Индикаторная шкала все ярче накалялась. Скоро ее цвет из оранжевого станет красным. Время истекало.

– Придется действовать внушением.

Сияна вплотную приблизилась к Матвею, впилась в него своими колдовскими глазищами. И тут он почувствовал. Как сознание начинает уплывать, будто после чекушки первача. Перед глазами все поплыло, закачалось, ноги стали подгибаться от слабости. Матвей замотал головой, стараясь избавиться от липкой паутины этого бесовского взгляда. Ведь затащит в этот гроб, ведьма!

И он, обезумевший от страха, в панике, резко оттолкнул девушку, отшвырнул от себя, как ядовитую змею. Сияна отлетела к стене, как тряпичная кукла, и, сильно ударившись спиной и затылком, сползла на пол безжизненным комком, оставляя на стене кровавую полосу. Матвея в слабом тяготении крутануло по инерции, и он упал на четвереньки. Но вот медленно поднялся, приходя в себя, подошел, с минуту в оцепенении стоял над бездыханным телом, обливаясь холодным потом от ужаса и отчаяния. Он убил ее! Она мертва!

Матвей поднял бездыханную девушку на руки, легкую, невесомую. Длинные пушистые как мех волосы, саваном укрывавшие ее, разлетелись в стороны, как серебряное пламя под дуновением ветра. Лицо ее теперь было спокойным, безмятежным, каким—то невинно детским. Это снова была его добрая фея, за которой он бежал по тайге околдованный, забыв обо всем на свете. Здесь ее изменил этот мир, сделав бесчувственной и равнодушной, но теперь она снова прежняя, нежная и прекрасная, как ангел, как дитя. Она должна была остаться там, в тайге, вместе с ним. И ничего бы этого не случилось, она была бы жива.

В отчаянии Матвей прижал ее к себе. И тут почувствовал губами тепло ее щеки. Жива! Она просто без сознания. Слава тебе, Господи! Матвей носил и носил ее по пустым комнатам, укачивал и баюкал, как маленького ребенка. Наконец положил ее в кресло, сам сел у ее ног, в ожидании не спуская с нее глаз, как верный пес.

И тут его голову чуть не разорвал резкий жуткий звук, возникший прямо в мозгу, словно пилой резанули прямо по черепу. Электрическим током он сотрясал его тело, дикой болью отдаваясь в каждом нерве. Сигнал! Конечно же, это тот самый Сигнал, о котором предупреждала Сияна! Матвей ничком упал на пол, в ужасе сжимая голову руками, и ждал карающего удара, выстрела, взрыва…

Но ничего не происходило. Сигнал через минуту внезапно смолк, вымотав до предела, до дрожи во всем теле, до брызнувшей из носа крови. Смолкла, наконец, и нудная усыпляющая мелодия, свербившая в мозгу, как надоедливый гнус. И ничего! Мертвая тишина, как в могиле…

Сияна со стоном пошевелилась в кресле, в недоумении распахнула свои бездонные глазищи. Перевела взгляд на Матвея, замершего в тревожном ожидании.

– Что со мной? – слабо произнесла она, приподнимаясь. – Почему у меня все болит?

Матвей отвел глаза. Как ей сказать, что он в панике чуть не вышиб ей мозги? Но он не хотел, так получилось. Просто очень испугался. Впрочем, она же знает все, о чем он думает, да и сама, может, поняла.

– Ты меня прости, – сконфуженно пробормотал он. – Я не хотел лезть в тот ящик, а ты – колдовать!

– Но почему такая тишина? Я не слышу транс—мелодию. Что, уже был Сигнал?!

– Ну да, вроде бы как тот самый Сигнал. У меня чуть голова не разорвалась!

– И ничего не происходит?! Но этого не может быть! Мы с тобой нарушили Закон! Уже сам звук Сигнала должен был лишить нас рассудка.

– Чепуха все это! Видишь сама. Вас просто пугали. Да и кому охота все время за всеми следить? Все спят, Закона никогда не нарушают, сама говорила. Зачем тогда и сторожить?

– Не в этом дело! – Сияна нервно стиснула пальцы и заходила по комнате. Но тут же повернулась к Матвею: – Я, кажется, поняла! Я же была без сознания, когда прозвучал Сигнал, и ГИК не мог меня контролировать, а ты, Матвей, чужой и не такой, как мы, и Главный Информатор—Координатор к твоим биотокам еще не приспособился, не зная твоей энцефалограммы которую и должен был расшифровать через установку сна. Теперь же, после Сигнала, никто меня не контролирует, и транс—мелодия не давит на мозг, мешая сосредоточиться.

– И ты снова прежняя! – подхватил Матвей. – Как там была, на Тунгуске.

– Да. Я свободна! Я больше не робот. Почему мы не можем быть свободными? Что в этом плохого? Если бы можно было сейчас всех разбудить, тоже сделать свободными.

– А разве нельзя разбудить? – пожал плечами Матвей. – Они же не мертвые.

– В том—то и дело, что это невозможно. Установку сна не открыть, пока утром она сама не выдвинется из стены.

– А что же с тобой станет утром? – забеспокоился Матвей. – За тобой же снова будут следить!

Сияна в ужасе схватила его за руку.

– Ты прав. Если меня не уничтожат как нарушителя Закона, то сотрут мою память, а меня отправят вниз, к вечно спящим «счастливцам» нижних категорий. Это же хуже смерти! А тебе точно не жить.

– А давай убежим! – вскочил Матвей. – Прямо сейчас! На Тунгуску.

– Это невозможно без ГИКа.

– Но надо же что—то делать! – отчаялся Матвей.

– Да. Надо уничтожить Талариус.

Глава 3

Внезапно наступила темнота. Сквозь прикрытые веки Вадим почувствовал свет. Сознание прояснилось. Но в чем дело? Почему прервалась запись? Сбросив остатки дурмана, Вадим с трудом открыл глаза. Увидел перед собой потухший экран. Может, Георагзис выключил? Что—то произошло? Вадим развернулся от пульта вместе с креслом. Перед ним стояло странное существо неопределенного пола, хрупкое, бледное, с цыплячьим пухом на голове, с огромными оранжевыми глазами, без ресниц и бровей. Длинными тонкими пальцами без ногтей это существо вертело шлем, снятый с головы Вадима. На шлеме все еще мигали огоньки – запись памяти Матвея наверняка продолжает прокручиваться дальше. Черт возьми, ну вот на самом важном месте! Скоро, наверное, закончится.

– Кто вы такой? – вопросило это существо без интонации, не разжимая губ – видимо, телепатически. – И что вы здесь делаете?

– А ты кто такой? – рявкнул Вадим. – Сюда посторонним вход воспрещен без Георагзиса.

Незнакомец даже опешил от такой наглости чужака.

– Я не посторонний, я Жессиви, главный помощник Правителя. Я прибыл сюда по тревожному вызову Главного Информатора—Координатора о вторжении.

– Где Георагзис?

– Это вы должны отвечать на мои вопросы. И мы примем меры, что с вами делать.

– Перебьешься! – оскалился Вадим. – Хватит из себя тут корчить!

– Я последний раз предупреждаю, – монотонно бубнил Жессиви, как робот. – Отвечайте на мои вопросы.

– Ах, так! – лопнуло у Вадима терпение. – Твое время на исходе, мозгляк! Ну—ка давай сюда мой шлем, ты, бледное подобие человека!

Вадим рванулся с кресла, но Жессиви молниеносно выбросил вперед руку, и неведомая сила придавила Вадима обратно в кресло. Вот так мозгляк! Наверняка генерирует через это свой ГИК.

– Советую вам не делать резких движений, иначе мне придется применить электрошок, – предупредил Жессиви. – Так кто вы такой? И какое имеете отношение к Правителю?

Что же делать? Взгляд Вадима вернулся к пульту. Цифры на табло продолжали отсчитывать промежуток времени записи памяти Матвея и дистанционно выдавали результат на браслет. В любой момент они могут остановиться. Делать нечего, придется рискнуть, пока не поздно.

И в следующую секунду Вадим нажал на браслете кнопку.

Глава 4

Пульт еще цел. Почти такой же, как у Жессиви. Только нет боковых экранов. Зато есть двери в стене. Перемещения в пространстве—то здесь пока не придумали. Главный Центр управления пока пуст. Успел! Ничего, сейчас заявятся, голубчики.

Вадим плюхнулся в кресло, и оно мягко приняло его в свое лоно. Что—то уж слишком мягко. Этакая нежная манящая ловушка. Ах, да, здесь пониженная гравитация. Правда, не настолько, чтобы не владеть своим телом. А Матвей этот, как слон в посудной лавке, на все натыкался! Интересно, какой он со стороны?

Но вот наконец послышался мягкий шелест дверей. Они, долгожданные! Вадим крутанул кресло и с постной миной развернулся к дверям. То—то сейчас будет всплеск эмоций!

– Привет, революционеры! – он небрежно чуть приподнял руку с подлокотника кресла и закинул ногу на ногу. – Бомбу прихватили?

Но ожидаемого эффекта не получилось. Сияна взглянула на него с удивлением, но никак не испуганно, Матвей же вообще признал в нем своего:

– Ты не из Питера случаем? Мы раньше там жили, пока отца не сослали. Он против царя пошел. Был в бегах. Теперь вот мы в тайге живем, с другими ссыльными на поселении. С тунгусами зверя промышляем, рыбу ловим. А я вот здесь теперь, и тоже против царя, здешнего. Чудно!

Вадим его не слушал. Он смотрел на Сияну. Теперь он видел ее собственными глазами и подмечал в ней новые детали, на которые этот толстокожий Матвей не обратил внимания. И понял, что она намного совершеннее, чем в глазах Матвея. Конечно, красота девушки какая—то немного болезненная, тепличная. Грудь и бедра не развиты – как подросток. Совсем не во вкусе Вадима. Но и не такая уж она хилая, как в представлении Матвея. Ее ладная фигурка словно облита серебром комбинезона в тон удивительным воздушным волосам. А эти глаза! Сколько в них силы, ума, сколько магнетизма. От нее прямо—таки сияние исходит, аура энергии. Она удивительно гармонична. Но в ней нет кокетства, призыва, ожидания, желания нравиться и преподносить себя как произведение искусства, что так присуще женской природе. Нет и застенчивости, стеснительности, скромности как таковой в ее пристальном, пронзительном взгляде. Она не чувствовала в себе женщины, соблазнительницы и укротительницы мужчины, своего предназначения по природе. Она и не была надменной, гордой и наигранной. Она была просто другая. Необыкновенна, неподражаема, как инопланетянка.

Несколько долгих секунд Сияна пронизывала Вадима своим проницательным взглядом, и он не смел даже шелохнуться. У него возникло ощущение, что она просвечивает его рентгеном. Но вот уголки ее губ дрогнули в улыбке, и она сказала:

– Я знаю, Вадим, вам нужны информационные кассеты из архива науки. Хорошо, что вы успели. И как я поняла, со взрывом Главного пульта ничего толком не выйдет, лишь незначительные повреждения.

– Вы основательно порылись в моих мозгах, Сияна—Аселия, – усмехнулся Вадим немного натянуто, скрывая смущение. – Вы опасная женщина! Вы теперь все обо мне знаете, все мои грехи.

– Только ваши последние события. – Сияна в замешательстве взглянула на него: – Но мне не совсем понятны ваши последние мысли… насчет моей женской природы.

– Вы и это откопали, Сияна?! – Вадим слегка покраснел. – Мне бы сейчас точно не помешал мой старый добрый мотоциклетный шлем.

– Не поняла последнюю фразу. – Сияна взглянула на Вадима вопросительно, но тут же рассмеялась: – Ах, чтобы экранировать ваши мысли. Меня сбило с толку слово «мотоциклетный».

– У меня другого нет.

Она снова рассмеялась. И Вадим засмеялся вместе с ней. Они смотрели друг на друга и уже от души хохотали, до слез.

– Я никогда прежде так не смеялась, – призналась девушка. – Я вообще никогда по—настоящему не смеялась.

– Что, так плохо жилось? – посочувствовал Вадим. – Ваш мир оказался не таким уж совершенным?

– Наша машинная система из людей сделала роботов, не способных смеяться и плакать, выражать свои чувства и эмоции, потому что все это мешает совершенствованию Разума. Сегодня я решилась разрушить эту систему, уничтожив Главный Информатор и Координатор – выводной канал Талариуса, его глаза и уши, его длинные вездесущие руки. Но теперь понятно, что мне это не удастся. ГИК пустил корни гораздо глубже.

– И как вы собирались это сделать?

– Взорвать.

Сияна извлекла из—за пояса маленькую прозрачную горошину, излучающую слабый свет.

– Вот так бомба! – недоверчиво усмехнулся Вадим. – Мне уже страшно.

– Зря смеетесь. Она может разрушить скалу. И все же ее мощности не хватило. Надо придумать что—то другое.

– Можно было бы запустить компьютерный вирус, – коварно предположил Вадим. – Да где его здесь взять!

– Должен же быть способ просто отключить ГИК на случай аварии. Но это известно только Георагзису.

Вадим огляделся вокруг и заметил еще одну дверь.

– Та дальняя дверь ведет к Георагзису?

– Сейчас она заблокирована. Нет доступа.

– Можно взорвать дверь! Той маленькой бомбочкой.

– Правитель сейчас находится в установке сна, в стене, как и все остальные.

– Замурован, – разочарованно вздохнул Вадим. – А эта бомбочка, откуда она у вас, Сияна?

– Осталась от экспедиции в прошлое, на всякий непредвиденный случай в тайге. Вспомнила о ней только после Сигнала. Можете забрать ее себе, Вадим.

– Ладно. Вдруг да пригодится.

Вадим протянул руку к раскрытой ладони девушки, и их пальцы на мгновение соприкоснулись. И словно искра пробежала по его руке. Горошина перекатилась в его ладонь, и он нехотя убрал руку – не хотелось отпускать. Сияна же внимательно, с любопытством искоса глянула на него. Вадиму показалось, что она усмехнулась, и он снова по—краснел. Такого с ним еще никогда не случалось.

– Не читайте мои мысли, Сияна! – сказал он вроде бы шутливо, но в голосе его слышалась плохо скрытая досада. – Я ни на что не рассчитываю. Я прекрасно понимаю, что для вас все мужчины – ноль, пустое место. И даже такой умный, красивый и сексапильный, как я!

Сияна рассмеялась.

– Мне приятно с вами общаться, Вадим. Вам даже удалось меня рассмешить. Хорошо, что мы встретились.

– Подумаешь, рассмешить может! – ревниво влез Матвей, круживший вокруг них и вконец потерявший терпение. – Я вот медведя одной рогатиной завалю! Когда же мы наконец вернемся к нам в тайгу?

– Успеется! – оборвал его Вадим. – Сначала кассеты. Сияна, можно их извлечь как—нибудь?

– Конечно. Достаточно подключить реестр и консерватор памяти.

– Но сейчас ночь и все отключено.

– Не совсем. Энергия не отключается никогда. Источник ее – подземное тепло. Цикл непрерывен.

Сияна подошла к пульту, коснулась пальцами клавиш. Пульт ожил, засветился разноцветными огоньками. На экране вспыхнуло табло со значками—символами, поплыли строчки цифр. Сияна, сверяясь по ним, отыскивала нужные клавиши уже на другой панели. Символы появились на другом экране.

– Странный у вас компьютер, – фыркнул Вадим. – Зачем такие сложности с разными панелями?

– Это не совсем компьютер, – пояснила Сияна – Всего лишь пульт управления. На нем не предусмотрены сложные операции.

– Ну да, разве можно обезьяну подпустить к компьютеру! Что, даже Правителю не дозволяется?

– Смотря что. У него есть компьютер в кабинете. Я тоже имею небольшой доступ.

– Да вы, Сияна, оказывается, не только врач!

– Каждый представитель окружения Правителя должен уметь обращаться с компьютером, с Главным пультом, а также оказывать медицинскую помощь, обладать внушением и телепатией. Нас не так уж много, полноценных людей из высшей категории. Нас этому обучали, тренировали с самого рождения.

– Хорошее же у вас было детство, ничего не скажешь. Разве это жизнь?

– Я другую не знаю… Ну вот, готово!

С тихим шелестом в открывшуюся ложбинку на пульте посыпались маленькие цилиндрики. Сияна сгребла их ладошкой.

– На кассетах тончайшая голографическая пленка. Запись цифровая, двоичной системы, как обычно для компьютеров. Не составит большого труда вам ее расшифровать.

Вадим ссыпал кассеты в карман, как горсть семечек.

– Осторожнее с ними! – предупредила Сияна. – Это очень ценная информация.

– Что, такие хрупкие?

– Не в этом дело. Чтобы они не попали не в те руки.

– Здесь же достижения науки и техники вашего мира, как я понял? Да, это бомба в грязных руках, согласен. Буду осторожен. Нашим ученым над этим еще корпеть бы и корпеть, а тут вот вам, пожалуйста, на блюдечке подарок от супермозга Талариуса!

– Без людей Талариус ничего бы не открыл. Лично ему это не нужно. Но он зависим от людей. Симбиоз человека и машины. Без людей у Талариуса не будет смысла существования.

– Значит надо перекрыть Талариусу доступ к людям! – заявил Вадим. – И он труп!

– Это я и собиралась сделать, уничтожив ГИК – Главный Информатор и Координатор.

– Может, уже вернемся? – напомнил о себе Матвей. – Чего ждем, разговоры ведем?

– Матвея надо вернуть назад, – спохватилась Сияна. – Да и отсюда убираться. А там придумаем, как дальше быть.

– Кстати! – забеспокоился Вадим. – Как же нам точно попасть в день возвращения вашей экспедиции с Тунгуски? Георагзис предупреждал меня насчет сопротивления отрицательного времени.

– Я введу дату, назначенную Правителем. И мы попадем в ту же точку времени, когда на Тунгуску отправлялась наша экспедиция. Дайте—ка мне ваш браслет, Вадим.

Он с готовностью протянул ей руку с браслетом, слишком уж поспешно – Сияна снова будет касаться его руки своими нежными пальчиками!

– А чуть сдвинуть время нельзя? – предложил он, пока Сияна устанавливала координаты. – Ну, чтобы не столкнуться с вашей экспедицией.

– Я это учла, – отозвалась Сияна.

Вадим снова поразился проницательности этой удивительной девушки—загадки.

– Ну вот, мы можем, наконец, отправляться! – объявила Сияна и обернулась к Матвею: – Давайте ближе, Матвей, а то останетесь!

– Это было бы неплохо! – проворчал Вадим себе под нос.

Глава 5

Продравшись сквозь заросли, они подошли к дому Матвея. И почти тут же увидели, как из дома выходят пришельцы в искрящихся голубых комбинезонах. Вчерашнего Матвея пока не видно – обзор закрывал угол дома. Но как только этот экипаж прыжков во времени скрылся за деревьями, тот Матвей рванулся за ними следом. Сегодняшний же, уже побывавший в будущем, выпучив глаза, ошалело глядел на удаляющуюся коренастую широкоплечую фигуру.

– Себя не признал? – поддел его Вадим ехидно. – Мы попали в твой вчерашний день. Уразумел?

– Тот, что побежал, это я, что ли? – недоверчиво спросил Матвей. – Я что, такой?

– А ты почаще в зеркало смотрись!

– А то мне спину видать в твоем зеркале! – вскинулся Матвей.

– Тише! – оборвала их Сияна. – Нас услышат.

Из сарая как раз выходила Тонька все с тем же злополучным ведром.

– Надо же, вернул свою зазнобу! – воскликнула она, увидев Сияну. – Милости просим к нам назад, барышня!

– Я у нее в гостях был! – похвастался Матвей. – В подземном городе.

– Болтай! – отмахнулась Тонька. – Уж больно быстро что—то вернулся. Я только и успела что в сарай заглянуть.

– Она с нами теперь будет жить, станет моей женой, – объявил Матвей.

– Чего?! – Тонька снова выронила ведро. – А ты у нее—то спрашивал? Вот уморил! Жених!

– Пусть помечтает! – поддел Вадим, выходя вперед. – Привет, красавица!

– Ой, а ты—то кто таков будешь, добрый молодец? – встрепенулась Тонька с заблестевшими глазами. – С каких краев? И к нам надолго ли?

– Проездом, – бросил Вадим небрежно – тоном, каким обычно отвечал девицам, делающим ему глазки.

– Ну, идемте, что ли, в дом, чего топтаться на задворках? – и Тонька повела их за собой, махнув приглашающее рукой.

– На стол собери гостям—то, – показался из дома Степан. – Хватит глазами—то стрелять!

Тут же быстро организовали прямо во дворе небольшое застолье. На столе появилась исходящая паром картошка, печеная на угольях в лопухах рыба, оленье молоко, квас и бутыль клюквенной настойки с погреба, еще с осени заготовленная, да всякие соленья—разносолы.

Сияна к еде не притронулась. Только чуть попробовала молока. Выглядела она немного растерянной и подавленной, шарахалась от каждой мошки—букашки, которые тут водились в изобилии. Вадим старался приободрить ее, отвлечь то заумными разговорами, то глупыми шутками, над которыми смеялась только Тонька – вся внимание к нему одному. Когда же Сияну укусил комар, она чуть не потеряла сознание.

– Щас разгоним мошкару! – поднялся с лавки Степан. – Закурим по цыгарке.

– Давай! – обрадовался Вадим. – Сто лет не курил.

Степан протянул ему самокрутку из старой питерской газеты. Вадим жадно затянулся и тут же подавился едким горьким дымом.

– Злой табачок—то? – хмыкнул Степан. – Свой, домашний. Сам сушил. Энто тебе не какие—то там мерканские але хранцузские для дамочек!

Сияна, с ужасом глядя, как Вадим пытается выпустить изо рта дымовые кольца, подражая Степану, пятилась от них вдоль лавки и наткнулась на Матвея, не успевшего раскурить свою самокрутку. Матвей тут же отбросил папироску за спину и увлек девушку в свой угол стола, потянув ее за руку и что—то ей горячо шепча на ухо. Вадим рванулся было с лавки, глядя на этих голубков, но тут Тонька потянула его за рукав, играя бровями:

– Айда со мной, рыбу поглядим на реке, можа что поймалось в ловушки. Ягод насобираем.

– Отстань!

Вадим оттолкнул ее, но Тонька не сдавалась:

– Че такой робкий? Я не кусаюсь.

– От бесстыжая девка! – проворчал Степан. – У нее одно на уме – жениха найти. А где тут женихов искать, в тайге? Так что берегись – окрутит!

– Только не меня!

– Мы только погулять. – Тонька говорила как пела, двигалась как танцевала, вся призыв и желание.

Хмель от первача и от жаркой близости ядреной девки ударил в голову. А тут еще задело, что Матвей с Сияной о чем—то все шепчутся обособленно. И он дал себя увезти из—за стола, шагнул вслед за Тонькой. Хотел доказать всем, а больше самому себе, что ему нет дела до той сладкой парочки в дальнем углу стола.

Тонька шла впереди, разрывая упругими бедрами заросли малинника. Длинная русая коса мягко била ее по спине, на шее вились легкие колечки. Вадим почему—то не мог оторвать от них глаз.

Они вышли к реке, и Тонька остановилась.

– Нам тут не спуститься – высоко. Давай посидим. Куда спешить?

И тут же опустилась на траву, потянув Вадима за собой. Он присел рядом, чувствуя, как Тонька прижимается к нему плечом. И тут он заметил, как рвутся из тесного платья ее крепкие, словно наливные яблоки, груди, и как они вздрагивают от ее прерывистого дыхания. Все существо ее ждало, призывало, манило, опутывало тонкой сетью. Тонька словно специально давала рассмотреть себя получше, но это получалось у нее как—то само сбой, без умысла. Сама природа завладела ее существом. Рука девушки скользнула к ее толстой косе за спиной, рванула ее во всю длину, и волосы рассыпались по плечам золотистыми струями.

– Или не хороша? Погляди—ка на меня!

Вадим невольно сравнил ее с той, другой, загадочной и недоступной, словно созданной из лунного света, с Сияной. Думал он о Сияне как—то отвлеченно, возвышенно, как о неземном создании, прекрасном, но далеком. А Тонька – вот она, близкая, ждущая, реальная, ощутимая, податливая, так и просится в объятья, просто, откровенно и естественно, не требуя ничего взамен, не загадывая на будущее.

– Ты мне сразу приглянулся, – говорила она без тени смущения или кокетства. – Как тебя увидела, так сердечко и екнуло.

– Меня здесь скоро не будет, учти, – глухо сказал Вадим. – Так что ни к чему это.

– А с собой возьми! – тянулась к нему Тонька. – Я за тобой хоть на край света.

– Я жениться пока не собираюсь. А ты, может, за какого—нибудь купца заезжего выскочишь, в шелках да соболях ходить станешь.

– Только ты мой желанный, мой ненаглядный, – шептала она горячо и тут обвила его шею руками.

– С ума сошла… дуреха… – выдавил он последнее и, теряя самообладание, бросил ее на траву.

Все произошло слишком поспешно и бестолково. Но Тонька выглядела счастливой. Вадим же чувствовал одну лишь пустоту и досаду. Хмель уже прошел, и все больше накатывалась волна презрения к самому себе. Как он мог так легко поддаться искушению? А Тонька тоже хороша – потащила в кусты пьяного мужика, глупая гусыня, на что рассчитывала? А Сияна? Как он теперь посмотрит ей в глаза? А он, нашел время развлекаться, будто у него сейчас нет других дел! Может, Георагзис напрасно на него понадеялся, и надо было выбрать кого—то другого для спасения человечества? Как теперь вернуться? Просто взять и исчезнуть, ничего не объясняя и не прощаясь? Вот так бросить Тоньку на этой поляне у обрыва и смыться? А потом всю жизнь считать себя мерзавцем и негодяем?

Тонька все поняла по его лицу. Она не стала выть и биться головой о землю, цепляться за его ноги, умоляя не бросать ее. Только встала слишком резко, до хруста в коленках, и скрылась в зарослях, оглянувшись на миг в последний раз. И в глазах ее не было осуждения и упрека, нет, они говорили о всепрощении. Это было невыносимо!

Вадим поднялся, стряхнул с колен приставшие травинки. Все, пора. Он должен выполнить свою миссию. С Талариусом должно быть покончено. А Тонька… сама виновата. Переживет.

И тут он услышал чьи—то легкие быстрые шаги, чье—то прерывистое дыхание. Конечно, это Тонька, кто же еще! Не выдержала, вернулась! Теперь прощайся с ней целую вечность со слезами и уговорами. Нет уж, увольте!

Вадим в раздражении вскинул руку с браслетом, чтобы тут же исчезнуть. Но что—то в последний момент заставило его обернуться.

– Сияна?!

Ее лицо было совсем белым. Рывком тяжело преодолев последние шаги, она упала бы, не подхвати ее Вадим.

– Что случилось, Сияна?

– Я боялась… что не успею… Матвей не отпускал… Степан его задержал… Мне трудно, я не привыкла бегать…

– Но зачем ты бежала?

Сияна отдышалась и села в траву.

– Боялась тебя не застать. Ты должен забрать меня отсюда, Вадим. Я здесь долго не протяну. Не оставляй меня здесь!

– Успокойся. Я скоро вернусь за тобой. Подожди меня здесь. А мне надо торопиться. Я должен успеть к моменту исчезновения вашей экспедиции, чтобы не получилось еще одного «Тунгусского метеорита».

– А если ты не успеешь? Ты погибнешь от взрыва.

– Должен успеть. У меня же браслет.

– Ты один не справишься с Талариусом. Ты должен взять меня с собой! – Сияна вскочила и схватила его за руку.

– Нет! – Вадим резко отпрянул он нее, чтобы Сияна не попала под действие браслета, да и чтобы не дать себя уговорить. – Ты… слишком много значить для меня, чтобы тобой рисковать.

И тут же, боясь потерять решимость от ее испуганных, умоляющих глаз, нажал на браслете кнопку перемещения в пространстве, чтобы очутиться в очаге «Тунгусского метеорита».

Глава 1

Главного пульта больше не было. Все было исковеркано и оплавлено. С минуту Вадим тупо смотрел на это зрелище. Потом начал истерически хохотать. Все оказалось так просто! Прыжок в прошлое конечно же вызвал взрыв. Удирая от Жессиви, в спешке, в панике, Вадим совсем забыл наставления Георагзиса насчет какого—то там специального бункера. И он добился того, что не вышло у Сияны – взорвал это пульт ко всем чертям! Пол—стены как не бывало. Уж теперь—то ГИК должен быть уничтожен – вон какая яма, целый кратер! Талариус наверняка гораздо глубже, но теперь ясно, как надо действовать. Заодно избавился от этого выродка Жессиви.

Надо найти Георагзиса. Но где его искать? Надо хотя бы проникнуть за стену, а там видно будет.

Вадим нажал на браслете кнопку и оказался за стеной. Он считал, что теперь будет на свободе и сможет идти куда захочет. Но он заблуждался.

Он очутился в огромном, как стадион, зале с высоченным, теряющемся в дымке потолком. Пол колыхался под ногами, плыл и вибрировал. На его зеркальной поверхности играли блики, радужные всполохи, проскакивали цветные искры. Создавался эффект непрерывного движения, и в то же время все вновь возвращалось, как в неспокойной воде. Звуки же, нереальное и искаженные как бы движением самого пространства, дробились на бесконечные отголоски эха.

Вадим повернулся, чтобы оглядеться вокруг, и тут же будто пол ушел из—под ног. Все вокруг завертелось в бешеном вихре, изменяясь и повторяясь вновь. Тело словно растворилось в пространстве. Где верх, где низ? Все движется, меняется, и ни одной прямой линии, ни одного угла, и нет ничего неподвижного, постоянного.

Вадим сделал всего несколько шагов, но впечатление складывалось такое, будто он проскакивает километры, с каждым шагом появляясь в другом месте. Он уже не узнавал и не помнил того места, где появился за стеной. Пространство распахивалось и сворачивалось, как в кривом зеркале.

Он совсем очумел от этой круговерти и сел прямо на пол, тряся головой. Что это за место? Куда он попал? В виртуальный мир Талариуса? Наверное, именно так выглядит мир Хаоса. А может, этот мир многомерный, со своими правилами и законами? Это хотя бы на Земле? И где здесь теперь искать Георагзиса?

Браслет! Ведь достаточно только подумать о Георагзисе, и вот этот маленький умненький приборчик сам найдет его – по биотокам или еще как, но найдет!

Вадим оказался в таком же помещении, как Центр управления, но значительно меньшим. Здесь был только один небольшой такой пультик, как у Сияны, для личного пользования.

Георагзис склонился над креслом, и Вадиму не было видно, что он там делает. Вадим подошел поближе. В кресле без признаков жизни лежала мать Вадима.

– Мама? Как она здесь оказалась? Что с ней? Она жива?

– Жива, жива, – успокоил его Георагзис, но лицо правителя было обеспокоенным. – Мои помощнички перестарались. Заблокировали ее память. Ты ведь познакомился с Жессиви?

– Ночь ведь еще не кончилась. И Талариус, так сказать, изволит спать, – напомнил Вадим. – Кстати, как здесь оказался Жессиви? Разве он не должен был находиться в установке сна до утра, как все добропорядочные граждане?

– Талариусу поступил экстренный вызов, сигнал опасности. Жессиви должен был разобраться.

– Значит, Талариус проснулся, его разбудили? – насторожился Вадим. – И он в курсе нашего заговора?

– В данный момент он проверяет все свои системы – произошел сбой. Собственно, Талариус ночью не отключается полностью, просто отключает связь с внешним миром и замедляет все свои процессы до минимума. Но этот взрыв в Центре управления выбил его из ритма. Нам теперь грозит опасность разоблачения. Ты должен вернуться домой со своей матерью. Тем более ты же достал кассеты.

– Но почему моя мать здесь?

– Видимо вы с ней были в контакте при перемещении сюда из автомобиля.

– И как теперь разблокировать ее память? Это возможно?

– Было возможно. Пока существовал Главный пульт. Но ты его уничтожил.

– Можно вернуться назад и…

– Все не так просто, – вздохнул Георагзис. – Талариус тоже может заглянуть в прошлое своим вездесущим виртуальным оком. И принять меры. Он теперь будет настороже. И без главного пульта я не смогу разблокировать твоей матери память. А в вашей эпохе еще так мало изучен мозг человека. Если только великий ученый в области нейрохирургии…

– Я знаю такого человека! – воскликнул Вадим. – Это мой отец.

Глава 2

– Маму надо немедленно отправить к нам в институт, – сказал Владимир, склонившись к Нине и проверяя пульс на ее вялой руке. – Бывает, память возвращается, если, к примеру, применять электрические импульсы определенной частоты, или наложением электромагнитного поля, а также с помощью гипноза, шоковой терапии, стресса, наконец. Будем надеяться. Главное – жива. Надо поскорее возвращаться, сынок.

– Дай мне немного времени, – остановил его Вадим. – У меня здесь еще одно небольшое дельце… Пока ночь не закончилась… Да, вот, возьми, отец… Мало ли что… Кассеты, те самые, про которые я тебе говорил.

– А ты куда? – насторожился Владимир. – Неужели сейчас есть что—то важнее жизни твоей матери?

– Вот только не надо так ставить вопрос! – вскинулся Вадим. – Пара часов ничего не решит.

– Да куда ты опять собрался?

– Пока Талариус в коме, я его уничтожу!

– Это лишнее, – поспешил вмешаться Георагзис. – И может только навредить. Без Главного Информатора и Координатора Супермозг нам неопасен, а остаться сейчас совсем без него в нашей системе управления просто глупо. К тому же после инцидента с Сияной и Матвеем был установлен сторож—предохранитель.

– Почему же он не сработал, когда я взорвал главный пульт вместе с Жессиви? – язвительно поддел Вадим. – Талариус должен быть уничтожен, пока беспомощен, пока не нашел лазейку и не принял контрмеры.

– Цивилизация без Талариуса погибнет, – увещевал Вадима Георагзис.

Но Вадим был неумолим:

– Если у этой цивилизации осталась хоть капля разума – она выживет, выкарабкается. А нет – грош ей цена. Ладно, мы только теряем время.

И он вскинул руку с браслетом.

– Постой! Остановись! Ты же погибнешь! – вскричал Владимир, бросаясь к нему.

Но было поздно. Вадим уже исчез.

– Ничего у него не выйдет, – сказал Георагзис. – Талариус теперь хорошо защищен.

– Но как же взорванный пульт? – напомнил Владимир. – Я так понял, что он был взорван при перемещении во времени.

– Непреднамеренный взрыв! – осенило правителя. – Теперь я понял. Система сторожа—предохранителя телепатическая. Вадим, вызвав взрыв прыжком в прошлое, не думал о покушении. Он лишь думал, как отвязаться от Жессиви. Но теперь… теперь этот наш слишком горячий юноша полон решимости взорвать Талариус таким же способом. Но Талариус будет начеку.

– Мой сын погибнет? Так верните же его! – вскричал Владимир в ужасе. – Сделайте же что—нибудь, пока не поздно!

– В чрево Талариуса не так просто добраться обычным способом, там много зашифрованных паролей и закодированных замков. Другого же браслета для мгновенного перемещения у меня нет. Конечно, нам все равно придется туда пойти. Надо забрать браслет, чтобы отправить вас с Ниной обратно.

– Так идемте же! – у Владимира осел голос. – Может, он еще жив, и мы успеем…

– Тогда бы он уже вернулся. Он погиб.

– Нет! Я вам не верю! – Владимир в отчаянии схватил Георагзиса за грудки. – Я должен сам это увидеть! Должен сам убедиться! Слышите, вы!

– Хорошо, – с трудом выдавил Георагзис, высвобождаясь из его тисков. – Я лучше покажу вам его. Прямо сейчас. Вы можете поговорить с Талариусом.

– С кем? – тупо спросил Владимир, плохо воспринимая окружающее от потрясения.

– С Талариусом. Теперь, без ГИКа, я могу непосредственно общаться с Талариусом. Связь телепатическая. Он согласен предоставить вам последнюю запись.

– Что значит – он согласен? – не понял Владимир. – У меня создается впечатление, что вы, Правитель, все это предвидели или даже запланировали, и гибель моего сына вам только на руку!

Но Георагзис уже нажал на пульте нужную кнопку. И в следующее мгновение осветился главный экран. Владимир невольно прислушался к своим новым необычным ощущениям в мозгу. И тут в голову ударили даже не слова, а какие—то абстрактные понятия: это было, это будет – и это есть, и то, что это есть – уже нет. Абракадабра какая—то! И тут же на экране возникла картина: среди цветных и объемных сгустков света, целого виртуального города, появился Вадим. Владимир подался вперед в слепом желании оказаться с ним рядом, защитить его, хотя бы дотронуться до него, но его пальцы тут же наткнулись на стекло экрана. А сын так близко, еще живой. Ему тесно среди внутренностей Талариуса, и он опустился на корточки. Огляделся вокруг и вскинул руку с браслетом, сверкнувшим в цветных лучах яркой звездочкой, как маячок. Сейчас, сейчас он нажмет кнопку! Сейчас он разнесет взрывом это паучье гнездо!..

Но случилось иное. Сверкнул ослепительный разряд, опутал его искрящейся сетью. Вадим вздрогнул всем телом и ткнулся лицом в пол. Его тело обуглилось и рассыпалось в прах.

Глава 3

С трудом уложив малыша спать, Вера достирала детское бельишко и присела на край ванны, устало уронив на колени покрасневшие от стирки мокрые руки с ошметками мыльной пены. Глаза слипались – опять провозилась полночи.

Тут неожиданно раздался звонок в дверь. Вера встрепенулась: как бы сын не проснулся! – и торопливо выскочила через длинный коридор коммуналки—хрущевки в прихожую. Опять сосед слева ключ забыл!

На лестничной клетке лампочку давно выкрутили, и Вера, открыв дверь, никак не могла разглядеть, кто же это в проеме двери, один только силуэт. Но явно не сосед. И заходить не торопится. Пьяный, что ли? Вера уже хотела захлопнуть дверь, но что—то ее удерживало. Что—то в этом незнакомце ее тревожило. Может, он болен, и ему нужна помощь?

– Вы к кому? Вы кто?

– Здравствуй, Вера…

Голос был хриплый и глухой, но сердце у нее пропустило удар:

– Это… это ты! Ты вернулся!

Она ткнулась лицом ему в грудь и всхлипнула. Он покачнулся, оперся рукой о косяк двери, выдохнул отрешенно:

– Сын, Димка… Его больше нет… Теперь совсем нет… Я видел, как он там… как он… – Ему сдавило горло, стало трудно дышать.

– Зайдем же в дом! – заторопилось Вера. – Ты весь дрожишь.

Вера потянула его за руку, закрыла дверь. И тут она в тусклом свете пыльной лампочки в прихожей наконец увидела его лицо – осунувшееся, постаревшее, с провалившимися глазами. А главное – он был совсем седой! Вера как слепого повела его на кухню, усадила на отчаянно скрипнувший табурет. Поставила на плиту древний чайник. И наконец обратила внимание, что он все в том же лабораторном халате, каким она видела его в последний раз.

– Как ты меня нашел? – попыталась она его отвлечь расспросами.

– Терехов привез из лаборатории.

– А твоя жена?..

– Она потеряла память. Сейчас находится в институте, под наблюдением. – Он сжал голову руками и закачался из стороны в сторону. – А Димка… Я не могу… Я этого не вынесу.

Голос его прервался. Он закрыл лицо руками, подавив рвущееся рыдание, но слезы сдержать не мог, и они просачивались сквозь пальцы.

– Я не остановил его! Я как—то сразу не понял… Я не думал, что он может погибнуть… Какие—то секунды…

– Родной мой, не убивайся так. Ты разрываешь мне сердце. Я не могу помочь твоему горю, но я с тобой, я здесь, – Вера прижала его голову к своей груди и сама не могла сдержать тихих слез.

Послышался детский плач. Вера встрепенулась, вскочила:

– Я сейчас, подожди! Выключишь чайник, ладно? Ах, он уже вовсю кипит! Я скоро вернусь.

И она убежала в комнату. Но Владимир не мог сейчас быть один пошел следом, медленно, по стеночке, как больной старик. Когда он вошел в комнату, малыш уже засыпал. Вера укачивала его на руках, присев на край постели.

Владимир в недоумении посмотрел на ребенка.

Иди сюда! – шепотом позвала она Владимира, тихо улыбаясь. – Погляди на него. Правда, на тебя похож?

– На меня? – не понял Владимир. – Почему на меня? Что это за ребенок?

– Это твой сын. Его зовут Кирилл.

– Мой сын?! Это мой сын? – потрясенный, в сильном волнении, он склонился к ребенку, вглядываясь в его личико. Он потянулся к малышу, и уголки его губ дрогнули в слабой улыбке: – Дай мне его подержать… моего сына.

– Осторожно, не разбуди! У него режутся зубки, я с ним просто измучилась, все время просыпается и капризничает.

– Долго же меня не было! Вон уже какой богатырь у меня появился.

Владимир взял ребенка на руки, прижал к себе. Малыш открыл на миг глаза, сонно моргнул и опять заснул.

– Признал! – изумлялся Владимир, еще не до конца веря в такое чудо. – Глаза—то у него мои!

– Чьи же еще! – Вера улыбнулась. – Ладно, клади его в кроватку. Я страшно хочу спать, просто умираю.

– Я немного с ним посижу, ладно? А ты ложись. Я должен привыкнуть к тому, что у меня снова есть сын.

Глаза его ожили, лицо осветилось, и Вера узнала наконец того прежнего, одержимого, целеустремленного, которого увидела впервые и которого полюбила. Он даже помолодел.

– Знаешь, Верочка, нашу многострадальную Россию теперь ждет великое будущее! И у нас теперь никогда не будет войны.

– О чем ты? – Вера зевнула.

– У нас с тобой теперь такая сила!

Но Вера уже ничего не слышала ни о кассетах Талариуса, ни о Правителе Земли Георагзисе. Она спала, и во сне у них с Владимиром и их сынишкой был большой красивый дом с цветущим садом.