Восточные Короли. Древняя история Курдистана (К. Б. Раш)

Ираноязычные племена Загроса, прямые предки язидов и курдов, к моменту становления Мидийского царства создали художественную систему мирового порядка. Это искусство широко обсуждалось в мире после ошеломляющих находок на территории Иранского Курдистана в пределах воображаемого четырехугольника между юго-западным побережьем Каспийского моря, центром Иранского плато (провинция Исфахан), Лурестаном и Южным Азербайджаном.

С 1928 года известно о находках, свидетельствующих о древней цивилизации Лурестана. Лурестан – провинция на западе Ирана, расположенная южнее Хамадана, в прошлом – земля касситов, затем часть Мидии. В районе города Харсин были найдены клады, датируемые XII—XI веками до н. э. (бронзовые топоры) и VII веком до н. э. (бронзовые псалии).

В 1946 году на юге озера Урмия, у города-крепости Ида, столицы древнего кутийского царства Манна, был открыт (впервые описан в 1950 году) клад, известный как Саккызский клад, или клад из Зивие. Сейчас Ида насильственно переименована в Хасанлу.

Несколько крупных кладов были найдены на юго-западном побережье Каспийского моря, а также в центре Иранского плато – в провинции Исфахан – при раскопках могильника в Тепе-Сиалк (так называемый стиль Сиалк VI века).

В кладах найдено много золотых, бронзовых и железных изделий. Боевые железные топоры с серебряной рукоятью, блюда, сосуды, кубки, золотые мидийские ножи, ритоны из зеленого стекла, грифоны, ритуальные ковши, лазуритовая голова мидийского царя, амфоры. В Хамадане была найдена лазуритовая фигура мидийского вельможи, прижимающего к груди львенка. Любопытно, что за поясом вельможи классический мидийский нож, такой же точно по рукояти, какой носил в XX веке за поясом вождь курдов генерал Барзани и какой до сих пор можно увидеть у курдских бойцов пешмерга. На одном из найденных сосудов были изображены мидийские маги в леопардовых плащах. Теперь эти изделия в основных музеях мира и частных коллекциях.

Найденные в этих кладах предметы перекликались по стилю не только друг с другом. Иранист В. Г. Луконин в своей книге «Искусство древнего Ирана» пишет:

«…Наиболее интересными оказались предметы, на которых встречалось несколько сюжетов, относящихся, казалось, к типичным образцам так называемого „скифского звериного стиля“. И в данном случае это были изображения, не просто похожие на скифские по каким-то внешним чертам, как, например, похож „луристанский звериный стиль“, о котором мы будем писать ниже, на „звериный стиль“ памятников Минусинской котловины. Нет, это были те же самые звери, в тех же позах и с теми же иконографическими деталями, что и знаменитые „скифские звери“, найденные в курганах Северного Причерноморья. Они известны каждому – „скифский олень“ (почти такой же, как, например, большая золотая фигура „костромского оленя“), „скифская пантера“ (такая же, как и большая золотая пантера, найденная в Келермессе), „скифский грифон“ (такой же, как и найденные во многих скифских курганах)».

В другой своей работе – «Древний и раннесредневековый Иран» – Луконин предлагает очень интересный взгляд на общеиранское культурное наследие через язык искусства.

«Если в качестве аналогии для объяснения того, чем являлось искусство Иранского плато в описываемый период, взять язык, понимая под этим язык художественных образов, созданных на этой территории между IX и VII вв. до н. э., то мы получим как бы три «диалекта» этого единого «языка»:

первый – скифский (имеются в виду только самые ранние памятники), который имеет свои и отчасти общеиранские образы (олень, свернувшийся зверь, гриф и др.), а также заимствования из искусства Древнего Востока, в частности древнего государства Урарту.

Вторым «диалектом», расцветшим уже в VI—V веках до н. э., является персидский (ахеменидский). В нем слабы элементы общеиранского «языка», но зато очень усилены заимствования из других «языков» Древнего Востока – Урарту, Ассирии, Вавилонии и далеких (территориально) «языков» Египта, Малой Азии и Греции. Эти заимствования, однако, касаются как бы иного «класса слов», чем это было в Зивие или у ранних Скифов, – заимствуются образы, прокламирующие богов и царя царей.

Наконец, третий «диалект» (быть может, исходный для двух остальных) – это диалект Мидии – первого крупного иранского государства, возникшего в VII веке до н. э.

Указанные три «диалекта» формируют проблему возникновения иранского искусства как самостоятельного явления, достигшего больших высот в своем развитии».

Таким образом, искусство Загроса имеет самобытное и самостоятельное значение с устойчивой традицией, по крайней мере, с IX века до н. э.

Выявить в иранском искусстве три диалекта и отдать пальму первенства мидийскому требовало от востоковеда В. Луконина исторической прозорливости и даже мужества. Дело в том, что последние двести лет с началом серьезного востоковедения в Европе Мидия ходила в пасынках. И даже раздражала книжников-источниковедов. К тому же подавляющее число ученых уже были «передовыми», то есть так называемыми прагматиками и материалистами, и понятие духа в нации и истории было им чуждо.

Судите сами – ахемениды, парфяне и сасаниды оставили после себя наскальные надписи, тексты и книги, только от мидян ни одного письменного памятника, ни алфавита, ни единого текста пока не найдено. Правда, ученые не теряют надежды, ведь нашли же в XX веке в Зивие, Луристане, Хамадане удивительные образцы мидийского искусства. Все дело в том, что мидийцы, как наиболее стойкие зороастрийцы, были убеждены: письмо – изобретение дьявола, Аримана. Истинное и благородное знание, по их непоколебимому убеждению, передается изустно и только от отца к сыну. Кто-то ведь подсказал гениальному психопату Александру Македонскому истребить как можно больше мидийских магов, чтобы навсегда прервать и подорвать духовную традицию Мидии. Язиды и по сей день сохранили инстинктивное недоверие к любому книжному знанию и уповают на устную традицию и религиозные гимны (кавлы).

Луконин один из трех диалектов иранского искусства приписывает раннему скифскому периоду, известному музейным работникам по находкам в Курганах, от Алтая до Дуная. Истоки «звериного стиля», загадочность которого так долго мучила искусствоведов и историков, на самом деле из той же Мидии. Скифы в VIII веке до н. э., преследуя родственных ираноязычных киммерийцев, прорвались через Кавказ, да так увлеклись, что, оставив за собой Двуречье, достигли даже Палестины, захватили приморский город Аскалон и стали угрожать Египту. Фараоны откупились от безжалостных кочевников. Но скифский «диалект» не укоренился в Передней Азии. Он сам позаимствовал многое из Загроса.

Киммерийцы, скифы, мидяне, маннейцы и персы имели не только близкий уклад скотоводов-всадников, но общую веру и единый древнеиранский язык. Отличия были незначительны, и они, как и их предки-кутии времен III тысячелетия до н. э., были одноязычным народом «умман-манда» – «воинством круга».

Ахеменидский «диалект», по Луконину, представлен в основном величественными руинами дворцовых сооружений Персеполя. «Язык» этот, хоть и не лишенный размаха и силы, все же казенно-помпезный. Он не народен, как и сама династия узурпаторов, утопившая Иран в крови во времена Дария I.

К тому времени далее всех от общеиранской основы оказался именно персидский диалект. С тех пор как в 845 году до н. э. присутствие персов было отмечено в ассирийских источниках, они мигрировали с северо-запада Ирана на юго-восток и ко времени создания Мидийского царства уже двести лет жили на территории Древнего Элама и смешивались с эламитами.

Элам же, современник и противник Шумера, был уже государством с древней почтенной цивилизацией. До возвышения Персии эламский язык являлся административным языком Персиды, что было бы немыслимо в Мидии, сугубо национальном государстве, хранителе зороастризма. Не случайно при ахеменидах второй и едва ли не главной их столицей стала Суза – древняя столица Элама Худжа. Влияние эламитов на персов было значительным.

Даже Персеполь расположен на исконно эламской земле. Эламиты называли эту область Аншаном. Персеполь расположен в 60 километрах к северо-востоку от Шираза, который существовал до прихода персов и носил эламское название Тиразиш (или Ширазиш). До последней четверти VII века до н. э. персы находились под властью Элама.

Эламиты же – народ весьма своеобразный. Эламский язык не похож ни на какой другой, очень сложен и до сих пор не поддается дешифровке. Говорят, ящерицы, оказавшиеся на улицах Суз, летом бывали заживо зажарены беспощадным эламским солнцем. Эламиты невероятно скрытны. Уже Дарий I не знал имени Элам, а только Худжа. Отсюда эта область Ирана, ныне Хузестан. Эламиты у арабов слыли к тому же задиристыми и получили прозвище «злобные эламиты». При пылкой фантазии в искусстве, их отличали упорство и мрачная сухость характера в сочетании с крайним прагматизмом. Казалось, они никогда не смеются. Вот такой древний и загадочный народ достался персам в соседи и повлиял на их кровь и характер.

Чтобы уточнить некоторые детали Ахеменидского владычества в Иране, стоит отметить еще вот что. Строго говоря, Кир II Великий (559—530 годы до н. э.) был, скорее, не персидским, а мидийским царем со столицей в Хагматане. Его сын Камбис II до воцарения прожил в Вавилоне наместником, а потом больше жил в Египте, чем в Иране. Камбиc был, похоже, человеком управляемым и психически неуравновешенным. Это видно из того, что он рвался вон из своего отечества. Таким же бесноватым был и энергичный лжец Дарий I (522—486 гг. до н. э.). Руки от крови подданных Дарий I отмыл только в 520 году. Тогда же заложил Персеполь. Вот с этого 520 года до н. э. и можно вести отсчет персидской (ахеменидской) династии узурпаторов.

Дарий I был неоднократно бит греками и скифами, несмотря на свое несметное численное превосходство. Еще более неудачлив оказался его сын Ксеркс I, разбитый греками при Марафоне, Платеях и в морском бою при Саламине. Упадок ахеменидской державы начался уже при внуке Дария I – Артаксерксе I (465—424 годы до н. э.). Уже после Артаксеркса трон ахеменидов будут захватывать дети вавилонских наложниц, а хозяйничать и интриговать при дворе примутся женщины и евнухи. Через сто лет после Артаксеркса Александр Македонский сомнет Персию и с садистским энтузиазмом сожжет Персеполь.

Не удивительно, что против грозной и дисциплинированной греческой фаланги последний ахеменид Дарий III выступит со старомодными и вышедшими из употребления колесницами и толпами пехоты. В «Анабасисе» Ксенофонта, в котором описываются события, произошедшие за 70 лет до битвы Александра Македонского и Дария III при Гавгамелах, и который, по мнению автора «Всеобщей истории» Полибия, вдохновил Александра Македонского на покорение Азии, Кир Младший рассказывает греческим наемникам о предстоящей битве с армией своего брата персидского царя:

«А для того, чтобы вы знали, какая вам предстоит битва, я, как человек осведомленный, расскажу вам об этом. Войско царя – огромная толпа, и наступает она с громким криком, но если вы устоите, то в дальнейшем мне и самому стыдно сказать, какими окажутся перед вами люди этой страны».

Последняя решающая битва с Александром Македонским состоится в Гавгамельской долине в 331 году до н. э. около курдского города-крепости Эрбела. Кстати, сейчас город Эрбела (ныне Эрбиль, по-курдски Хавлер) – главный город Иракского Курдистана, курдской автономии в Ираке. Интересно, что Эрбиль – единственный на земле город, который живет под своим именем с середины III тысячелетия до н. Э.

В связи с изложенным, ни скифский «диалект» в иранском искусстве, ни персидский, вобравший в себя черты загадочно-мрачных эламитов, не может претендовать на роль основополагающего языка искусства Ирана. Такая роль по плечу только мидийцам – народу Авесты.

Курды и востоковедение

С научным востоковедением мне довелось столкнуться впервые в 1954 году по окончании школы в Восточной Кахетии – в древнем Эрети, который был царским доменом в V веке. От нас до страшной когда-то Белоканско-Лезгинской линии было несколько километров. В нашем поселке лет сто стояли русские полки, в том числе и Нижегородские драгуны. В 1954 году я поступил на иранское отделение Восточного факультета, ведомый жаждой узнать свое прошлое.

На первый курс со мной поступили на кафедру семитологии Игорь Огурцов, блестящий фехтовальщик с врожденной дворянской статью, и Миша Садо из айсоров-несториан. Миша Садо на первом курсе уже имел первый мужской разряд по классической борьбе. Мы трое сразу подружились.

В декабре 1956 года меня исключили из университета за участие в протестах против ввода наших войск в Венгрию. Не помогла даже угроза нашего декана академика Орбели подать в отставку, если меня исключат. На время Орбели перевел меня в Ереванский университет, где я должен был учиться на армянском языке. Позже я перевелся все же в Питер, но на факультет журналистики, после чего академик Орбели до самой кончины со мной не разговаривал. Человек был он праведный, вспыльчивый и прямой, по прозвищу Тайфун.

В 1967 году, когда я уже работал в Сибири, пришло известие, что арестованы Игорь Огурцов и Михаил Садо. Вместе они создали тайную организацию христианско-социального направления с целью свержения советской власти. Это был чистый юношеский порыв, но обошелся он им очень дорого. Огурцов только в одиночках пробыл десять лет. Миша Садо по освобождении стал священником. В составе их организации был и покойный писатель Леонид Бородин, главный редактор журнала «Москва». Огурцов обладал с юности прямо-таки императорским достоинством и осанкой в сочетании с железной волей и высочайшей культурой. Когда однажды вывели на прогулку зеков и они увидели в дверях появившегося Огурцова – вся толпа зэков вместе с уголовниками молча сняли шапки. Такого явления не было за всю историю российских тюрем. Освобождения Огурцова требовали главы ряда европейских государств, но он вместе с поселением отсидел целых двадцать лет.

Ко времени нашего поступления Восточный факультет еще представлял собой весьма уникальное заведение. Незадолго до моего поступления из жизни ушел выдающийся арабист академик Крачковский. На этом относительно небольшом факультете еще трудились академики с мировыми именами – барон Василий Васильевич фон Струве и князь Иосиф Абгарович Орбели, директор Эрмитажа и местного отделения Института востоковедения. Академик Орбели создал в Институте востоковедения специальный Курдский кабинет и поставил во главе его лингвиста, доктора наук К. Курдоева, из бывших фронтовиков.

Когда мне довелось приехать в Комарово в гости к Иосифу Абгаровичу, навстречу мне во двор выбежал его сын, десятилетний Дмитрий Орбели. Иосиф Абгарович, показав с любовью на сына, заметил: «У этого мальчика в XII веке предки были курдами». Я знал, что Иосиф Абгарович из благородной и родовитой армянской семьи, но из деликатности он хотел сделать мне приятное. Кстати, я со слов отца моего Бакра хорошо знал о действиях моего собственного рода в том же XII веке. Когда в XII веке шейх Ади, почитаемый язидами, решил реформировать язидизм, представители нашего рода Камали («камали» в переводе с арамейского – «совершенный») выступили резко против. Видимо, шейх Ади прибег к реформам, чтобы смягчить нападки исламских властей на язидизм. Шейх Ади разделил жреческий слой на две касты – шейхов и пиров (шейх – арабское «старец», то же означает и на иранских языках слово «пир»). Наименование «шейх» было как бы поклоном в сторону арабов. Он же заменил древние иранские имена со времен Авесты на арабо-мусульманские. Род Камали, один из древнейших у язидов, из верности язидизму восстал против реформ и поплатился за это. Шейх Ади лишил их многих привилегий и отобрал у них бубны и флейты (курдское «даф» и «шебаб»), без которых невозможна язидская литургия, сопровождаемая музыкой и пением гимнов. Язиды считали себя ангельским райским племенем на земле. Литургия с пением и ритуальными плясками должна была олицетворять Гаронман, так называли в Авесте место песнопений в раю. С детства отец предостерегал нас от гордыни, убежденный, что шейх Ади наказал род Камали именно за гордыню.

Учителем князя Иосифа Абгаровича Орбели был академик Николай Яковлевич Марр, как он о себе говорил, «сын шотландца-садовода и мегрелки». Он обладал феноменальными способностями в сочетании с прямо-таки пугающими познаниями и был всемирно знаменит до того, как при советской власти возглавил Институт языкознания своего имени и на съезде партии обратился к Сталину с трибуны на грузинском языке. Николай Яковлевич языков знал несметное число. На всех европейских он общался свободно, а сто языков он знал лингвистически – то есть знал их состав, структуру, взаимосвязи. Как кавказовед он остался непревзойденным до сей поры, несмотря на то что позже увлекся невероятными лингвистическими фантазиями.

С упразднением цензурных барьеров на книжный рынок бывшего СССР хлынул неконтролируемый поток книг, написанных отвязными историками с параноидальными порой наклонностями, в которых безудержно восхваляются этносы и сомнительные герои, еще вчера известные как кровавые насильники, сооружавшие пирамиды из человеческих голов.

Эти авторы произвольно обращаются с историческим материалом, по своей прихоти углубляют хронологию своих народов, расширяют территории «от моря до моря» и объясняют всплески бандитского активизма загадочным термином «пассионарность».

Благородная и спасительная привязанность к родному очагу, племени и народу в смутное время, когда сбиты все нравственные ориентиры, легко переходит в нетерпимость к соседям, порождая нередко национализм пещерного свойства.

Смелость и апломб таких «историков» проистекает от тотального невежества и отсутствия не только основ академического гуманитарного образования, но и основ культуры, с вытекающим отсюда диким, сбивчивым и путаным представлением о филологии и истории, отсутствием понятия о том, что означают такие дисциплины, как история языка, историческая грамматика и сравнительное языкознание. Многие из этих «просветителей» не знают толком, к какой семье языков принадлежит курдский язык, на котором некоторые из них даже говорят.

Прочитав несколько популярных книжек по истории Востока, они делают, например, заявления о происхождении язидизма, где предлагают искать его истоки в исламе, самые смелые – в Вавилоне, в то время как язиды не менее двух тысячелетий до основания Вавилона пели гаты Заратустры, ставшие у язидов духовными гимнами – «кавлами». И гаты, и кавлы изложены на природном иранском языке.

Историческая реконструкция языка дает картину его развития в тысячелетиях и позволяет реконструировать культуру народа надежнее, чем археология.

Изучение иранских языков имеет в России двухвековую традицию. Иранистика представлена в российских университетах с 1804 года. В Российской империи жили ираноязычные народы: осетины, таджики, курды, талыши, таты и другие. За ее пределами – ираноязычные персы, целый ряд народностей Афганистана, курды, белуджи.

На иранских языках говорили многие древние народы и племена – мидийцы, персы, скифы, киммерийцы, саки, массагеты, согдийцы, хорезмийцы, парфяне, сыгравшие серьезную роль в мировой истории.

В древности ираноязычные народы занимали обширные земли от Дуная и Северного Причерноморья (скифы, саки и др.) до Великой Китайской стены. Среднеазиатские племена иранцев в древности были известны под именем «туран», позже они были тюркизированы и в XI веке появились в пределах Ирана и Малой Азии под именем турок-сельджуков.

Долгое время существовавшая гипотеза о том, что древние ираноязычные племена пришли на Иранское нагорье и в горную систему Загрос через Среднюю Азию, превратилась в советском востоковедении в любимую и довольно туповатую догму. Хотя в мире востоковедов уже довольно давно и прочно утвердилось положение, что древние индоиранцы появились в Передней Азии волнами через Кавказ с его тучными пастбищами. Двигались они по плоскости мимо будущего Дарбанда (Дербент) в нынешнем Дагестане и через перевалы Большого Кавказа по Лачинскому коридору, в котором осели и первые предки кутиев и мидийцев. Пробивались они на юг с территории Северного Причерноморья и степей Южного Урала в будущую Мидию. Причем с VI тысячелетия до н. э. индоарии, видимо, еще в составе индоевропейской общности, в течение тысячелетий не раз прибывали, а затем вновь покидали земли Загроса. Судя по данным археологов Челябинского университета, эта дорога древних была торной и никогда не забывалась.

Курды и филология

Иранскими языками и литературой занимается иранская филология. Письменные памятники на иранских языках засвидетельствованы на протяжении последних двух с половиной тысяч лет (с VI века до н. э.), несмотря на упорное общее пренебрежение иранцев письменностью.

Авеста, один из важнейших иранских письменных памятников, неоднородна по составу. При всех династиях, правивших Ираном со времен основания Мидии до исламского вторжения в VII веке, зороастризм был государственной или господствующей религией и Авеста переиздавалась временами с некоторыми дополнениями.

Например, одно из мидийских племен, ставшее известным под именем «парфяне», говорящее, как и курды, на северо-западном диалекте иранского языка (персы говорят на юго-западном диалекте), обосновалось в Хорасане на востоке Ирана и основало город Нису в память о Нисейской долине в их родной Мидии. Ниса находится в 20 километрах от современного Ашхабада. Возвысившись и овладев всем Ираном, парфяне накануне новой эры создали свою редакцию Авесты, в которой основные события перенесли в Восточный Иран.

Советские востоковеды восприняли как подарок судьбы новую редакцию Авесты, действие которой перенесено парфянами из Мидии на восток Ирана. Выходило, что главная книга иранского мира родилась на территории СССР – «родине слонов». Партийных востоковедов охватил род ученого помешательства. Миграция древних индоариев и иранцев могла идти в Переднюю Азию и Загрос только через советскую Среднюю Азию. Ослушники рисковали жестоко поплатиться научными степенями и званиями, то есть лишиться средств к существованию.

Тем временем самая древняя часть Авесты – «гаты Заратустры» – возникла в пределах Древней Мидии (в сердце нынешнего Курдистана) в конце IV – начале III тысячелетия до н. э. Так ее датирует ряд британских востоковедов. Язык гат – древнейший из иранских языков.

Считается, что распад индоиранского единства завершился около II тысячелетия до н. э. К тому времени иранцы уже закрепились в Передней Азии. Прямые предки курдов – «светлокожие кутии» в XXII веке до н. э. разрушили Аккад. Города Вавилон еще не существовало. Индоевропейцы хетты уже к XVIII веку до н. э. имели в составе своих войск колесницы. Около XVIII века до н. э. иранцы вместе с хурритами создали в Верхнем Двуречье сильное государство Митанни. Из XIV века до н. э. до нас дошел знаменитый трактат митаннийца Киккули о тренинге колесничных лошадей. Митаннийские арии обладали глубокими знаниями по коневодству. Киккули называет себя Асвасанни (арийск. «конь» и «тренировать»). Имя одного из митаннийских царей было Тушратта, его можно перевести с индоарийского как «колесничий, приносящий вред» или «буйноколесничий». Яростно и комично отрицал, вопреки очевидности, индоиранское происхождение имен митаннийских царей автор «Истории Мидии» И. М. Дьяконов.

До того как индоиранцы разделились, они отделились от родственной им индоевропейской общности, куда и поныне входят германская языковая семья (немцы, англичане, голландцы, шведы, норвежцы и др.), славянская семья языков (русские, поляки, сербы, украинцы, чехи, белорусы и др.) и романская семья, представленная сегодня французами, испанцами, португальцами, итальянцами, румынами и др.

После распада индийские племена создали свод духовных гимнов – Ригведу, иранцы – Авесту. По языку и грамматике Авеста и Ригведа очень близки. Их можно было бы изучать по одному общему учебнику грамматики санскрита. Также близки сюжеты и герои этих двух великих эпических сказаний.

В основе и Авесты, и Ригведы общая религиозная идеология, общее этническое имя «арья» (ария). Часто совпадают даже имена богов и героев, воспеваемых в гимнах Авесты и Ригведы. Так, имя царя Йима, сына Вивахвашны, из Авесты близко по звучанию с именем ведического царя Ямы, сына Вивахванта. Солнечному божеству ведическому Мисре соответствует авестийский Митра, ведическому божеству ветра Вата – авестийское Вата, Вайу. В Ведах Асура – верховный Бог, податель жизни, в Авесте Агура (Ахура) – Господь-Творец мира.

Языки старейшей из самхит Ригведы и древнейшей части Авесты гат – древнейших из зафиксированных представителей соответственно индоарийской и иранской ветвей (вторая половина II тысячелетия до н. э.) – демонстрируют значительную близость не только на уровне фонологии, морфологии и лексики, но и на уровне устойчивой поэтической фразеологии. Сравните, например, ведийское uttānáhastanámasā (РВ 6.16.46) и авестийское nəmaŋhāustānazasta- (Y. 28.1) «с руками, протянутыми в поклонении» или hrdā» mánasā (РВ1.61.2) и авест. zərədāčā manaŋhāčā (Y. 31.12) «сердцем и умом». Данная близость указывает на существование единого арийского праязыка и общих для предков ариев поэтических традиций5.

Наука, за очень редким исключением, не знает случаев, когда один язык заимствовал бы из другого такие слова, как «мать», «брат», «отец», «голова», «рука», «нога», числительные «один», «два», «три», «пять», местоимения «я», «он», «мы» или «рождаться», «умирать», «есть», «пить», «земля», «вода», «гора». Не бывает так, чтобы тот или иной язык перенял у другого языка систему глагольной флексии, или падежных окончаний, или суффиксов, скажем, множественного числа. Этой азбуке основ иранской филологии и сравнительного языкознания обучают студентов-филологов на первом курсе университета.

«В основе всех иранских языков общий исходный материал с грамматическим строем и словарный состав общеиранского языка-основы». В этом смысле можно говорить об иранских языках как о диалектах общеиранского языка-основы. Коли так, курдский язык – один из диалектов языка-основы, причем сохранивший древнейшие черты, как язидизм сохранил древнейшие черты духа Авесты.

Основная литургическая часть Авесты называется Ясна (от авестийского «Яз» – «почитание, поклонение, моление»; «Яздан» – «Господь»). Ясна дала наименование народу язидов. В Ясне 72 главы. Согласно преданиям язидов, верховный ангел Малак Тавус дал первому человеку слова молитв на семидесяти двух языках, поскольку ему суждено было иметь 72 сына и 72 дочери, которые заселят 72 страны на земле. Язиды и сейчас употребляют устойчивое словосочетание «семьдесят два народа».

Все язиды говорят на северном диалекте курдского языка, на том диалекте, на котором говорил победитель крестоносцев, великий полководец Востока Саладин, на котором в родительском доме общался поэт Низами Гянджеви, на котором говорил Шараф-хан Бидлиси и творил великий поэт Хани из Баязета. На этом же диалекте говорил выдающийся подвижник, богослов и реформатор язидизма шейх Ади (1077—1162), современник Саладина и Низами.

Шейх Ади родился в сирийской области Баальбек в долине Бекаа. Умер в Лалеше (современный Ирак). Гробница его – место всеобщего поклонения язидов. Полное имя шейха Ади уже говорит о длительном культурном влиянии ислама, звучит оно так – Шараф ад-Дин Абу л-Фадаил Ади бен Мусафир бен Исмаил бен Мусса бен Маван бен ал-Хасан бен Марван. Знаменательны и загадочны связи шейха Ади с величайшими исламскими богословами и подвижниками Востока его времени – теологом и суфием Хамидом Газали (1058—1111), которого европейские востоковеды сравнивают с Блаженным Августином и Фомой Аквинским, а также с основателем суфийского ордена Кадирия Абдул-Кадиром Гилани (1077—1166). Шейх Ади слушал в Багдаде проповеди известного суфия и музыканта Ахмада Газали, брата Хамида Газали. Возможно, эта дружба с богословами Гилани и братьями Газали объясняется тем, что они были курдами по происхождению.

Поздняя язидская традиция стала почти не различать имя Шейха Ади с Ших Ади и слила их в едином почитании. Между тем Ших Ади – наследие глубокой ведической традиции, где имя Ади – одно из имен верховного Бога-Творца, известное еще до появления на исторической сцене шумеров. Остается загадкой, было ли слияние Шех Ади (курды произносят «шейх» как «шех») с древним Ших Ади намеренным или случайным.

Если это слияние намеренное, то оно говорит о желании погасить древнейшую язидскую традицию в угоду сближения язидизма с исламом. И сегодня в среде курдов существует тайное и глубокое недоверие к реформам Шех Ади как скрытой исламской экспансии.

Четыреста лет государственным языком Ирана был «пехлевийский» или, для неграмотных филологов, «среднеперсидский», а на самом деле это чистейший старокурдский язык. Даже в фундаментальной работе И. М. Оранского «Введение в иранскую филологию» 1960 года сказано, что пехлевийским называют язык Рея (Рага), Исфагана, Хамадана, Нехавенда, Азербайджана. Только Оранский называет Мидию Атропатену почему-то Азербайджаном, хотя во времена пехлевийского языка не существовало в природе слова «Азербайджан», принесенного арабским нашествием. Разве ученый-филолог этого не знал? Не может быть! Оранский, перечисляя пять областей Ирана с пехлевийским языком, называет (если не считать Исфагана) четыре коренные мидийско-курдские области.

Что касается Исфагана, то Аршак Поладян в книге «Курды в VII—X веках по арабским источникам» сообщает: «Ал-Масуди – единственный автор, в произведениях которого приводятся списки и места обитания курдских племен. О расселении курдов в X в. в следующих областях: Фарс, Керман, Сиджистан (Систан), Хорасан, Исфаган, в Джибале – Нехавенд, Динавар, Хамадан, Шахризур, Дарабад, Самаган; в Адарбайджане, Бабал-Абвабе (Дарбанд), Джазире, Сирии (Шам)…». Далее Поладян пишет: «По мнению Ибн Хаукаля и аль-Истахри, во всем Фарсе обитало свыше 500 тысяч курдских семей (шатров), причем в каждом шатре жило до десяти человек (мужчин)».

Даже если арабские историки преувеличивают число курдов, их данные заставляют пересмотреть число и роль курдов в Иране к X веку. Кроме Хамадана можно было бы добавить и Керманшах (по-курдски Бахтаран). Стало быть, пехлевийский язык Сасанидского Ирана – это язык Мидии, старокурдский язык. Все знают и помалкивают. Самое комичное, что помалкивают и курды вместе с так называемыми иранистами.

С 700 года арабский язык был объявлен государственным языком для Ирана. С 742 года арабский язык и письмо, основанное на семитском арамейско-финикийском алфавите, стали обязательны для Ирана. А сегодня бывшие подданные героического Сасанидского Ирана чистейший старокурдский язык Авесты, без единого «арабизма», именуют пехлевийским и даже среднеперсидским.

Курды, их предки и их соседи

Историки отмечают, что ассирийские источники впервые упоминают мидийцев около 835 года до н. э. То есть именно в этом году, по воле источниковедов и клинописи, целый народ вдруг вынырнул из исторического небытия. Между тем большинство неподготовленных читателей именно так воспринимают эти сообщения.

Историческая наука знает свои штампы и склонность историков поколениями переписывать друг у друга данные. Но самые крупные и злые искажения происходят по политическим соображениям. Аннексии чужих территорий и бесстыдные захваты земель идут на страницах исторических книг повсеместно, непрерывно, веками.

В свое время советские историки, поддержанные властями, испытывали непреодолимое желание «приватизировать» сопредельные с республиками Закавказья и Средней Азии территории.

Азербайджанские историки по благосклонному попустительству своего ЦК партии пытались подверстать под себя всю историческую Мидию. Так в 1956 году появилась, как бы это сказать деликатнее, странная книга академика И. М. Дьяконова «История Мидии», возможно, самое постыдное явление в российском востоковедении. Долголетний соавтор И. Дьяконова – азербайджанский историк академик И. Алиев в рабфаковском энтузиазме сравнивал мидийские слова с азербайджанскими и с торжеством объявил об их едином происхождении. Ему и в голову не приходило, что он тем самым делает древними мидийцами и все другие тюркоязычные народы, как то: хакасов, якутов, уйгуров, киргизов и др.

Ученые Армении, оказавшейся более других обделенной территориально, безапелляционно решили прибрать к рукам «бесхозное» Урарту. Между тем урарты, как и хурриты, родственны по языку восточно-кавказским народам – дагестанцам и чеченцам, и не имеют никакого отношения к Армении.

После распада СССР расцвела параноическая давнишняя страсть графоманов соединять несоединимое при помощи случайных созвучий. Причем эти люди сверхактивны.

Так, вождь германцев Арминий может стать армянином. Заратустра, по исследованию крупнейшего нашего ираниста академика М. Боголюбова, значит «Утренняя звезда», а для академика Стеблин-Каменского, окормляющего издавна Таджикистан, Заратустра всего лишь «владеющий облезлым верблюдом».

Войны за древние территории и наследие не утихают ни на один день и не имеют признаков к ослаблению. Курды, лишившись в середине XIX века своих тысячелетних царств, сегодня оказались самым беззащитным народом в Передней Азии перед натиском историков-пираний.

А судьба язидов еще горше. За ними благодаря путешественникам закрепилось название «поклонники дьявола», ставшее почти штампом и особенно полюбившееся диким и невежественным исламизированным соседям. Дело в том, что главнейшим из великих ангелов, управляющих миром от имени Бога, в язидизме считается Малак Тавус – ангел-павлин, отождествляемый с солнцем. Устные предания рассказывают, что, когда Бог создал человека, Малак Тавус отказался поклониться ему, потому что не хотел поклоняться никому кроме Бога. За это Малак Тавус был изгнан в ад. Он пробыл там семь тысяч лет, проливая слезы, и в конце концов затопил ад своими слезами. После этого Бог простил его и восстановил во всех правах. Благодаря этому у язидов нет ада – есть только место для праведников и ничто. Очевидно, что политические и религиозные провокаторы не стали проводить параллель с сошествием Иисуса в ад, а вместо этого сравнили историю Малака Тавуса с изгнанием Люцифера с небес. Провокация получилась настолько удачной, что даже в русских краеведческих изданиях о Кавказе и Передней Азии XIX века язидов именовали чертопоклонниками.

Первыми востоковедение успешно соединили с разведкой и дипломатией англичане. Позже слова «востоковед» и «разведчик» практически стали синонимами. Курдская история, и особенно язык, уже много лет являются целью спецвостоковедов. По политическим мотивам целые природные курдские диалекты вроде заза и гуран объявляются «некурдскими».

Если востоковед – семитолог, то он ревниво следит, чтобы пальма «превосходства» в Месопотамии после шумеров была за семитами – аккадцами, аморреями, ассирийцами, но никак не за иранцами и индоариями. Пользуясь общим для иранцев презрением к письменности, книжники и разведчики от востоковедения дробят иранский мир на бессмысленные и бессвязные события, племена и государства. Игнорируются даже даже свидетельства соседей. Так, например, Ассирийский владыка Асархаддон (также Ассаргадон, Ашшур-аха-Иддин, библ. Асардан) около 679 года до н. э. сообщил: «Теушпу-киммерийца, умман-манду, чье место отдаленно, поразил оружием вместе с его войском в земле Хубушна» (7, 3, 260).

Хубушна – в юго-восточной части Малой Азии, нынешнем Курдистане. Замечательно, что Асархаддон не забывает упомянуть, что киммериец Теушпа «из умман-манду», то есть народов круга. Несколько позже правитель Ассирии пишет: «Я, рассеявший людей страны Маннеев, неусмиренных кутиев, побил оружием войско Импакая, скифа-союзника, не спасшего их» (7, 2, 263).

Стоит отметить, что упомянутые тут «рассеянные» и «побитые оружием» – это союз иранских племен во главе с Каштарити (иран. Хшатрит) и их родичи-союзники скифы, которые через год разобьют Ассирию и Асархаддона и станут основателями Мидийского царства. Упомянутая тут «страна Маннеев» это Манна – сердце Курдистана в Загросе. В пределах этой древней страны на раскопках у города Ида (ныне Хасанлу) были найдены предметы мидийского искусства. Для ассирийцев маннеи, киммерийцы, скифы, мидяне и «неусмиренные кутии» – это все «умман-манда» – один народ, говорящий на одном иранском языке с небольшими диалектными различиями. «Могучие кутии» из эпических песен уже в середине III тысячелетия до н. э. досаждали осевшим в Среднем Двуречье аккадцам.

Все III тысячелетие до н. э. между Шумером и Загросом шел интенсивный духовный и материальный обмен. Еще в IV тысячелетии до н. э. шумеры из Нижнего Двуречья «проторили лазуритовую» дорогу в Загрос к горе Дельменд, где еще в Раннем Средневековье существовали лазуритовые копи. Шумеры привозили лазурит из Бадахшана и ходили за металлами в горы Загроса и Тавра.

В любимых шумерами эпических поэмах повествуется об отношениях Шумера и Загроса. Одна из таких поэм рассказывает о правителе города Урука Энмеркаре из Шумера и верховном жреце и судье страны Аратты из Загроса. Аратта расположена «за семью сверкающими горами». Достойный правитель Энмеркар, «избранный светлым сердцем богини Инанны», обратился к «своей госпоже владычице доброй»:

Шумеры поставляли в Загрос хлеб в обмен на строительный и отделочный камень, драгоценные металлы и минералы. Если опустить детали, станет ясно, что правитель Аратты получил из Урука хлеб, а вот поставлять взамен условленные материалы не спешит. События эти происходили в раннединастический период. Это самое начало III тысячелетия до н. э.

Урук (совр. Варка, библ. Эрех) в начале III тысячелетия до н. э. захватил гегемонию в Шумере. Тогда, в период 1-й династии Урука, правили, каждый в свое время, три крупные личности – Энмеркар, Лугальбанда и Гильгамеш. Все трое станут прославленными героями всего Шумера.

После Энмеркара и Лугальбанды до вступления на престол Гильгамеша Уруком правит сам «божественный Думузи» – бог пастухов. Когда Думузи был низвергнут в шумерский Аид – Кур, «Страну без возврата», правителем Урука стал Гильгамеш.

Много подвигов совершил этот любимец шумерских поэтов и герой всех народов тогдашнего мира. Гильгамеш в опасностях и подвигах был неразлучен со своим другом Энкиду. Боги выбрали в спутники Гильгамешу Энкиду и вывели его из дебрей горных лесов, а таковые были только в Загросе. Когда верный Энкиду умер, глубокая скорбь охватила Гильгамеша.

Мысль о неминуемой смерти гнетет его, Гильгамеш знает, что боги даровали бессмертие Утнапиштиму, правителю Шуруппака. Гильгамеш отправляется через горы, чащи и воды смерти на поиски Утнапиштима, чтобы узнать у него тайну бессмертия. Он нашел Утнапиштима и убедил того открыть секрет. Для этого Гильгамешу надо было из морской пучины достать «траву жизни». Гильгамеш достает чудесное растение.

Гильгамеш радуется не только за себя, но и за своих «черноголовых братьев» в Уруке. Он подарит бессмертие своим подданным. Но боги давно с завистью следят за ним, и когда Гильгамеш купался в речке, боги подсылают змею, которая крадет «траву жизни». Владыка и любимец Урука ни с чем возвращается в родной город. Он не смог победить смерть, но героически искал бессмертие для себя и своих земляков-подданных. До похода он говорил богу Солнца Уту:

Гильгамеш остался наедине со своей печалью, но стал на тысячи лет любимцем людей за то, что хотел подарить людям бессмертие и первый на земле искал смысл жизни. В «Поэме о Гильгамеше» есть строки:

Поэма о Гильгамеше была в числе любимых произведений мидийцев. Среди мидийских кладов есть медальон из Зивие с изображением Гильгамеша, поднимающего за задние лапы двух львов. Головная косынка курдских женщин и сейчас носит имя шумерского бога плодородия Таммуза – «тамази», а у грузин широко бытует мужское имя Тамази, что выдает древнюю историю пребывания грузин на нынешней территории.

Древние люди были гораздо подвижнее, любознательнее и легче на подъем, чем мы думаем. В Шумере, на чистой аллювиальной равнине, не было камней. Земля их давала высокие урожаи и была тучна. Но дерево и строительный камень, железо и драгоценности они привозили в основном из Загроса, вверх по течению Тигра и его притоков Заба и Диялы. Кроме того, в долине шумерам негде было пасти свои стотысячные стада овец и они нуждались в предгорных пастбищах Загроса.

В литературе насадили укоренившийся штамп «Шумер и Аккад». Между тем эпоха Аккада длилась всего несколько столетий. Аккадцы заняли среднее течение Евфрата и медленно стали просачиваться в Шумер. Они не создали ни одной религиозной системы, а только переняли шумерских богов. Аккадцы, как все семиты, были хорошими торговцами, а значит, природными посредниками, они не творили, а передавали. Окрепнув и создав свою династию, аккадцы стали истреблять шумеров.

От геноцида Шумер спас Загрос. Через давние и глубокие связи шумеры обратились за помощью к «сильным кутиям», умоляя спасти их от аккадцев. Столица кутиев находилась вблизи современного курдского города Киркук в Ираке. Кутии устремились по долинам своих горных рек, спустились в Шумер, разгромили аккадцев и стерли с лица земли сам город Аккад. Шумеры встретили кутиев как спасителей. Ликованию Шумера не было предела. То, что было светом для шумеров, – стало тьмою для аккадцев.

Таково первое в истории явление светоносного Загроса. Кутии пришли в Шумер в последнее столетие III тысячелетия до н. э. Около ста лет они владели Шумером, но, не перенося жаркой равнины, правили через своих вассалов – шумеров. Они стали как бы соавторами возникновения блистательной третьей династии Ура, последнего расцвета Шумера.

Окрепнув, третья династия Ура через сто лет избавилась от своих благодетелей кутиев, а их последний правитель с авестийским именем Тирикан был убит. Кутии, как и подобает народам круга, тогда не знали царей, а управлялись выборными вождями-судьями. Это была чистой воды военная демократия свободных общинников, которая создаст и Мидию. Первый мидийский владыка Дейок поначалу был не царем, а вождем и судьей.

Надо заметить, когда кутии уничтожали династию Аккада, сам Шумер уже говорил по-аккадски. Шумерский язык останется языком богослужения в Двуречье еще целых две тысячи лет. И, пусть мертвым языком храмов, он дождется прихода Христа. Что до аккадского языка (и его диалекта – ассирийского), то он не обделен вниманием, судя по тому, что в наши дни в Чикаго вышел 20-томный «Словарь аккадского языка».

Дух благородного Шумера и 3-й династии Ура передает шумерская песня, которую поэт написал от имени знаменитого царя Шульги. Вот отрывок из нее:

Шульги называет себя «страж и пастырь черноголовых». Шумеры часто называли себя черноголовыми, видимо, в контрасте с Загросом, где нередки были и светловолосые горцы, и сероглазые пастухи. Для Шумера, видимо, даже каштановые волосы казались курьезом. Аккадцы были черноголовы, как и шумеры.

После аккадцев слабеющий Шумер одолевают новые семитские племена из сирийской пустыни – амори (амуру – то есть западные). Амореи просачивались в Шумер подобно песку, как до этого аккадцы, и в конце концов задушили Шумер. Наступил последний акт драмы тысячелетнего Шумера. Последний царь Ибби-Суэн (2027—2003 гг. до н. э.) окружен врагами. Он посылает письма наместникам и взывает о помощи, одинокий, всеми покинутый и преданный.

Царь решает защищаться до конца. Он понимает, что боги на своем совете «унизили Шумер» и обрекли его на гибель. Царь Ибби-Суэн впервые в истории своей родины дерзает идти против воли богов и не отдавать Шумер врагам. Он пытается предотвратить катастрофу мирового масштаба – гибель шумерской цивилизации.

Шумерская поэма «Жалобы Ибби-Суэна» говорила об этих трагических часах.

До последней минуты царь Ибби-Суэн надеялся, что к нему на помощь придут эламиты. Эламиты действительно пришли, но для того, чтобы разграбить страну и увезти плененного царя в Сузы. Это 2003 год до н. э. До нового тысячелетия всего три года. Вскоре будет основан молодой город Вавилон.

За столетия до гибели, еще во времена «сильных кутиев», шумеры и кутии на известковой скале, в месте слияния двух рукавов Тигра, создают сильную крепость Ассур, названную так по имени верховного бога арийцев (Ассур или Атур – это индоарийская форма слова «агур», то есть «огонь»). В первое время новое княжество чаще называлось Атур. Но постепенно в город Ассур и окрестности просочились родственные аккадцам семитские племена. Название «Атур» сберегли грузины в имени собственном – «Отар». Во времена Синахериба (705—680 гг. до н. э.) в Ашшуре, как он тогда звался, было уже 13 ворот и 38 храмов.

Выше по течению Тигра, почти на окраине современного Мосула (в Иракском Курдистане), была заложена еще одна столица Ассирии – Ниневия. Именно эту Ниневию в 612 году до н. э. захватят и разрушат мидийцы Загроса. Рядом с Ниневией, еще за тысячу лет до ее основания, горел огонь, зажженный Заратустрой в первом на земле святилище зороастризма, в язидском Лалеше.

Сохранилось изображение ассирийского царя, стоящего на коленях перед алтарем Ассура, арийского бога солнца и огня. Позже Ассур будет изображаться в виде крылатого солнечного диска. Именно этот крылатый диск возьмут ахемениды в Персеполь как изображение «бога арийцев Агурамазды», как сказано в надписи Дария I. Мидийские маги хорошо узнавали своего бога и всегда знали, что крылатый диск из Ассура (Атура) на Тигре – это их родной верховный бог Агурамазда, алтарь которого когда-то возвели их прямые предки. В таких вещах маги не ошибаются.

Как уже было сказано, аккадцы не создали своей религиозной системы, а только на свой семитский лад переименовали шумерских богов. Так же поступили на Тигре их родичи-ассирийцы. Только теперь они взяли богов не Шумера, а Загроса. Пусть крылатый диск Ассура у них будет потом называться Шамашем, а город – Ашшуром, это не меняет истоков и природы веры, пусть с веками и семитизированной.

К IX веку до н. э. Ассирия уже лет триста надрывалась в грабительских войнах, а после нашествия новой волны семитских кочевников-арамеев переживала глубокий упадок.

Ассирия стала приходить в себя при Ашшурнацирапале II (884—859 гг. до н. э.). Он, как и аккадские владыки, звался шаррумом (то есть повелителем). Ассирийский шаррум Асархаддон (680—669 гг. до н. э.) величает себя «Шаррум Ассирии, правитель Вавилонии, владыка Шумера и Аккада, повелитель Курдониаш». А еще в XV веке до н. э. (то есть за тысячу лет!) царь родичей мидийцев – касситов – Улам-Буриаш после разгрома аморейского Вавилона зовет себя «царем Вавилона, царем Шумера и Аккада, царем касситов и царем Курдониаш».

Комична реакция востоковеда М. Дьяконова на слово «Курдониаш» (то есть «Страна курдов»). Он тут же стал расчленять это слово на куски, чтобы исчезла основа «курд», ведь «курдониаш» – это сердце Мидии, где, по Дьяконову, не было курдов, и хорошо бы, если бы вообще не было в Месопотамии и Загросе никаких иранцев, а одни неведомые луллубеи, хурриты и пр. По Дьяконову, «курдониаш» расчленилось на «кур-дониаш», а далее черт ногу сломит.

Что до Вавилонии, то туда в XVI веке до н. э. из юго-восточного Загроса вторглись индоевропейцы-касситы и обеспечили Двуречью почти пятисотлетний порядок и расцвет. Первого их повелителя звали Гандаш. Он ликвидировал последнего аморейского шаррума из династии коварного Хаммурапи. Самих амореев касситы изгнали из Двуречья далеко за Евфрат и основали свою новую грандиозную столицу Дур-Куригальзу (крепость Куригальзу, названную по имени построившего ее царя Куригальзу I, который называл себя «царь равных (себе) среди своих предшественников»).

Касситы были прекрасными колесничими, поклонялись ведическим богам Индре, марутам, Митре и правили Двуречьем с 1742 по 1155 год до н. э. – более пятисот лет. Изгнанные амореи и их сторонники назвали эти светлые столетия касситской ночью.

В 539 году до н. э. во главе мидийской конницы в Вавилон ворвется Кир Великий, и Двуречье еще на тысячу лет станет иранской провинцией – до падения Сасанидов в VII веке.

Ко дню воплощения Господня, то есть первому веку нашей эры, индоарии и иранцы – кутии, касситы, мидяне и персы – только по формально-книжным признакам правили Южным Двуречьем совокупно более тысячи лет: сто лет кутии, пятьсот лет касситы и пятьсот лет мидяне и персы. Не говоря о фактическом доминировании в качестве мощнейшей военной силы и том влиянии, которое оказывала на всю Переднюю Азию первая в мире религия, проповедовавшая свободную волю и нравственный выбор.

Дух Кутиума и Мидии жил в Парфянском царстве, Государстве Сасанидов, он воплотился со временем в язидские эмираты Бохтан, Хаккяри, Битлис, дожившие до 1914 года. Они поверхностно были исламизированы, но все их правители, как эмир эмиров Курдистана Шараф-хан Бидлиси, помнили о своем язидском прошлом и мидийском величии. Когда в VII веке в пределы Загроса, сердца Сасанидского Ирана, вторглись отряды арабов, они встретили ожесточенное сопротивление курдов. Никто в Азии не сопротивлялся нашествию арабов дольше курдов. Последний священный огонь был погашен в Северной Мидии (Атурпатакан, переименованный арабами в Азербайджан) в X веке. Даже исламизированные курдские династии и эмираты с собственными горными крепостями и лучшими воинами вот уже тысячу лет формируют политический ландшафт Передней Азии.