Восток – дело близкое. Иерусалим – святое. Глава 2. В порочном кругу войн без побед (Л. И. Медведко, 2009)

«Не в Иерусалиме, так на Суэце в этом году…»

Вторая мировая война обошла Турцию стороной, но после провозглашения за океаном «доктрины Трумэна» она сразу оказалась в эпицентре «холодной войны», которая закрутила несколько кризисных воронок по соседству – на Балканах и Ближнем Востоке. Доктрина эта (как и сменившая ее «доктрина Эйзенхаура») была нацелена на заполнение «вакуумов». Они были обнаружены сначала на Суэце, а потом в Ливане и соседних странах – Сирии и Ираке. Стамбул, бывшая столица Османской империи, одним из первых вновь стал превращаться в «Мекку разведывательных служб», причем не только стран НАТО, куда поспешила вступить и Турция.

Вторую часть командировки мне довелось провести в Стамбуле. Хотя моя дочь Ольга родилась в Анкаре, а ее старший брат там же сделал свои первые самостоятельные шаги, их детские воспоминания тоже связаны со Стамбулом и консульской дачей в Биюкдере, на Босфоре. О Стамбуле-Константинополе немало написано, а еще больше сочинено турецких песен и даже западных шлягеров. Но никому, кто писал об этом удивительном городе, не удалось еще так емко и точно передать свое восприятие этого города двух материков, как турецкому классику Надиму. А написал он всего лишь пять слов: «Стамбул – это такой город, где…» Поэт имел в виду, что некогда в нем был сосредоточен едва ли не целый мир.

В 1950-х годах это был уже многомиллионный город, далеко вышедший за пределы своих древних крепостных стен и двух берегов Золотого Рога и Босфора. Не раз приходилось то на пассажирском трамвайчике, то на пароме переправляться с европейского на азиатский берег в Ускюдар. Там я часто встречался с доктором Хикметом Кывылджимлы. С ним, как я уже упоминал, мы познакомились на Измирской международной торговой ярмарке. Там же летом 1956 года мне представился случай познакомиться с директором Израильского павильона, бывшим советским гражданином Симоном. По профессии он был музыкантом-скрипачом. Одно время даже дирижировал симфоническим оркестром в Тель-Авиве. Несмотря на свои атеистические убеждения, Симон очень сокрушался по поводу того, что после Палестинской войны 1948 года главные еврейские святыни остались в Восточном Иерусалиме, как он выразился, под контролем «иорданского короля-марионетки и ставленника английских колонизаторов». Переубеждать его ссылками на принятую ООН резолюцию о международном статусе Иерусалима было бесполезно. Мне он рассказывал, как его верующие родители, отмечая очередной еврейский Новый год, всякий раз повторяли одно и то же: «Следующий год – в Иерусалиме». Он был убежден, что вековая мечта евреев непременно сбудется.

– Незавершенная война за независимость рано или поздно должна завершиться победой. Впрочем, ждать придется недолго, – сказал мой новый знакомый перед нашим расставанием, когда мы на пароходе возвращались в Стамбул. – Я удивляюсь, что советские руководители с их коммунистическими убеждениями стали помогать арабским феодалам и бывшим поклонникам Гитлера. Помяните мои слова: уже этой осенью мы их разобьем в пух и прах. Не они нас сбросят в море, а мы их отгоним от Суэца. Да нам и не потребуется сбрасывать их в море. И произойдет это не в следующем году, который евреи всегда мечтают встретить в Иерусалиме, а уже в этом, 1956 году, мы выйдем на Суэцкий канал. Мы обязательно будем в Иерусалиме. Не забывайте, что в Израиле у вас гораздо больше сторонников и друзей, чем в Египте. Лучше было бы нам вместе завершить нашу незавершенную войну…

Последняя его фраза заставила меня задуматься. По возвращении в Стамбул я решил доложить полученную информацию нашему генконсулу Александру Абрамову. Он приехал в Стамбул недавно, можно сказать, прямо из Тель-Авива. После непродолжительного разрыва дипломатических отношений с Израилем из-за учиненного кем-то в 1951 году взрыва на территории советского посольства, он занимал пост посланника СССР в Израиле. Вспоминая проведенные там годы, Абрамов часто любил, смеясь, рассказывать, как в Тель-Авиве многие израильские посетители посольства и даже высокопоставленные чины прежде чем начать с ним какой-то разговор, почему-то пристально всматривались в его глаза и, переходя на шепот, обычно спрашивали: «Скажите честно, товарищ Абрамов, вы – наш?». На все его уверения, что он чистокровный русский, его собеседники все равно оставались при своем мнении: «Признайтесь, вы все-таки Абрамов? Значит наш!». Поэтому работники нашего консульства за его спиной подшучивали: «Их человек в Тель-Авиве стал нашим консулом в Стамбуле».

Ему-то как человеку, наиболее осведомленному в израильской политике, к тому же недавно приехавшему из Москвы, я и решил, прежде всего, рассказать то, что «Скрипач» из Тель-Авива поручил мне «сообщить» в Москву. Абрамов отнесся к моей информации серьезно. Но, будучи тонким дипломатом, он посоветовал «ввести в курс дела более опытного в таких делах» вице-консула Михаила Ивановича Иванова. Тот, выслушав меня, спросил, смогу ли я еще раз встретиться со своим «Скрипачом». Узнав, что на следующий день Симон с вокзала Хайдарпаша уезжает в Анкару, Иванов впервые не стал меня отговаривать от поездки на азиатский берег в Ускюдар. Похоже, ему и до моей информации уже кое-что было известно о готовившейся против Египта военной операции. Михаил Иванович попросил меня при очередной встрече с израильским «Скрипачом» попытаться выяснить то, что в разведке называется «источником полученной информации». Оказалось, «источник» был довольно серьезный. Симон слышал об этом от своего родственника, офицера генштаба. После такой перепроверки Михаил Иванович, посоветовавшись с генконсулом, уговорил военно-морского атташе доложить эту информацию по своим каналам в Москву. Трудно сказать, дали ли ей там дальнейший ход или еще раз стали перепроверять. Но после того как мы услышали по радио о начале Суэцкой войны, Иванов в сердцах произнес: «Наверное, вашему Симону не поверили в Москве так же, как не поверили в 41-м году информации из Токио от Зорге о готовившемся нападении немцев на Советский Союз. Скорее всего, Израиль к Суэцкому каналу будет прорываться не один. Запад наверняка поможет ему…»

Так оно и произошло. Для Запада развязанная Израилем 29 октября 1956 года война против Египта была направлена на то, чтобы отобрать национализированный Суэцкий канал, а заодно проучить президента Насера за его шаги в сторону Москвы, которая недавно поддерживала Израиль, а теперь стала помогать арабам.

Здесь придется несколько нарушить хронологию мемуарного повествования, чтобы обратиться к воспоминаниям некоторых бывших соратников Насера – Х. Мохи эд-Дина, А. Хамруша, М. Хейкала – о событиях, имевших отношение к первой Палестинской войне и египетской революции. С ними нам не раз приходилось встречаться. Делясь своими воспоминаниями, египетский публицист и историк Мухаммед Хейкал рассказал, как он познакомился с Насером и взял у него первое интервью, когда тот со своим батальоном был окружен под Фаллуджей. «И для Израиля, и для арабов, – говорил Хейкал, – Палестинская война была не за обретение подлинной египетской независимости». Это как раз и показал разразившийся после нее суэцкий кризис.

Позднее Мухаммед Хейкал передал нам фундаментальное исследование под названием «Секреты и тайные переговоры арабоизраильского конфликта», где описаны все перипетии подготовки и хода Палестинской войны.

– Операция «Мушкетер» против Египта, – иронизировал Хейкал, – была подготовлена и осуществлена, как говорят у вас в России, в компании на троих. Израиль в ней выполнял подчиненную роль. Именно тогда Египет при поддержке Советского Союза сумел отстоять свою подлинную независимость. Ну, а что касается Израиля, то, может, он в 1948 году и приобрел свою призрачную независимость, но, развязав Суэцкую войну по заказу Запада, он фактически утратил ее.

Первую Палестинскую войну в Израиле называют иногда «Второй Иудейской». По сути, в строго географическом понимании это был, пожалуй, первый и последний локальный кризис. В нем принимали участие небольшие контингенты еще не созданных к тому времени регулярных армий соседних арабских стран. Война разворачивалась на территории еще не появившихся на карте государств Израиля и Палестины. Арабы не имели ни централизованного командования, ни общих целей. Обе стороны в основном использовали партизанские методы борьбы, включая диверсии и террор. В первой Палестинской войне в отличие от последовавших за ней классических региональных войн (1956, 1967 и 1973 годов) обе стороны делали главную ставку на индивидуальный и групповой террор. Он осуществлялся как во время войны, так и после нее в основном против мирного населения. Его жертвами становились и государственные деятели, и миротворцы, и даже эмиссары ООН. Война террора против террора продолжалась и после заключения в феврале 1949 года на острове Родос соглашений о перемирии между Израилем и соседними с ним арабскими странами.

Людские потери в первой Палестинской войне оказались не превзойденными даже самой широкомасштабной Октябрьской войной 1973 года. Потери Израиля составляли более шести тысяч убитыми и пятнадцати тысяч ранеными. Жертвы среди палестинцев вместе с вооруженными формированиями других арабских стран исчислялись огромным числом – не менее пятнадцати тысяч убитыми и двадцати пяти тысяч ранеными. Большинство этих потерь с обеих сторон приходится не на вооруженные формирования, а на мирных жителей. Такова главная особенность той первой «войны террора-антитеррора» на Ближнем Востоке. После Октябрьской войны 1973 года эта тенденция обрела более устойчивый характер. Она стала наглядно проявляться как в Ливане и Ираке, так и в ходе двух палестинских восстаний – «интифады камней» и «интифады аль-Акса» в Палестине.

По отношению к общему населению Палестины и Израиля число изгнанных войной или лишившихся крова жителей Святой земли несоизмеримо ни с числом насильственно перемещенных, ни загнанных в гитлеровские концлагери европейцев в годы Второй мировой войны. Почти половина палестинских семей покинула свои жилища и земли. Жертвами террора в ходе и после Палестинской войны стали эмиссар ООН шведский граф Фольке Бернадотт, убитый сионистскими террористами в Иерусалиме в сентябре 1948 года. В том же году в Каире «братья-мусульмане» застрелили египетского политического деятеля Махмуда Нукраши-пашу. Его судьбу летом 1951 года разделил бывший ливанский премьер Рияд ас-Сольх. Почти одновременно в Иерусалиме настигла смерть короля Иордании Абдаллу.

Завершая книгу «О, Иерусалим!», Л. Коллинз и Д. Лапьер приводят древнее предсказание Пророка Исайи, которое сбылось после «Второй Иудейской войны»: «Иерусалим выпил из длани Господней полную чашу Его ярости».

Пролитое масло на рельсы воины

Уход Британской империи со Святой земли завершился церемонией, сценарий которой повторялся на Суэце, в Адене, Кувейте и Бахрейне. Колонна солдат прошла по узким улочкам Иерусалима под звуки шотландской волынки; на здании верховного комиссара в Палестине торжественно спущен «Юнион Джек» (разговорное наименование государственного флага Великобритании. – Ред.); последнее английское транспортное судно отчалило из Хайфы. Но в самом Святом городе – Иерусалиме церемониал ухода 14 мая 1947 года то ли по самодеятельности британского офицера, командовавшего последней ротой шотландских стрелков, то ли по указанию верховного комиссара Великобритании в Палестине генерала Каннингхэма был дополнен особым религиозным ритуалом. Недалеко от Ворот Сиона главному раввину еврейского квартала вручили символический ключ от Иерусалима.

Подробности разыгранной тогда трогательной сцены мне лично рассказывали авторы книги «О, Иерусалим!». С Коллинзом и Лапьером я познакомился в приемной дворца короля Иордании Хусейна в 1970 году, когда мы вместе ожидали его аудиенции. Судя по всему, собирались мы брать у него интервью с разными целями. В мои намерения входило расспросить монарха о путях выхода из назревавшего очередного иордано-палестинского кризиса, завершившегося вскоре «черным сентябрем» 1970 года. Мои западные коллеги хотели, как они сами признались, разузнать у короля кое-какие подробности первой Палестинской войны для своей книги, ставшей потом бестселлером. Правда, тогда у нее еще не было названия. Но, зная их как авторов нашумевшего бестселлера «Сгорит ли Париж?», я предложил на выбор ряд броских заголовков. Может, «Второе падение Иерусалима»? Или, например, «Вторая Иудейская и первая Палестинская война». В последнем случае хотел задать мучивший меня вопрос: можно ли было вообще избежать войны 1948 года?

– Вот на этот вопрос мы и сами пока не имеем ответа. Если вам повезет больше, чем нам, задайте этот же вопрос Его Величеству! – то ли шутя, то ли всерьез предложил мне Лапьер.

В интервью с королем меня, честно говоря, больше занимала политика, чем история. Позже я, конечно, с интересом прочел вышедшую в свет книгу «О, Иерусалим!» Не берусь судить, насколько точно описана в ней сцена последнего ночного разговора Голды Меир и сопровождавшего ее израильского профессора-востоковеда Эзра Данина с тогдашним королем Трансиордании Абдаллой. Похоже, эта встреча проходила в том же загородном дворце, где в 1963 году нас с корреспондентом «Известий» К. Вишневецким принимал король Хусейн. Но об этом позже. Документы и воспоминания самой Голды Меир подтверждают описание этой встречи в книге «О, Иерусалим!». Воспроизвожу его в несколько сокращенном изложении.

При встрече с королем Голда Меир, очевидно, намеренно приветствовала его схожими по звучанию словами на иврите «шалом» и на арабском «салям». То и другое в переводе означает «мир». Этим приветствием обменивались и евреи, и арабы еще во времена их общего праотца Авраама-Ибрагима. Главной целью того ночного визита Голды Меир была попытка отговорить Абдаллу от вступления в войну находившегося в его распоряжении Арабского легиона. Командовал им английский генерал Дж. Глабб, известный в арабском мире под именем Глабб-паша. К тому времени правители соседних арабских государств уже настолько успели втянуть Абдаллу в свои планы развязывания джихада против евреев, что нужно было очень постараться уговорить его сменить, если не стратегию, то хотя бы тактику.

Еще до этой встречи Абдалла направил еврейским лидерам тайное послание с просьбой о некоторых уступках, которые позволили бы ему убедить своих собратьев двигаться путем мира, более выгодным для обеих сторон, а не войны. Этот бедуинский монарх, который вел свою родословную от самого пророка Мухаммеда, и дочь киевского плотника начали свою беседу с обмена традиционными для обоих народов приветствиями, чтобы сделать последнюю попытку предотвратить столкновение родственных народов. Король сказал, какой уступки он ждет от евреев.

– Повремените с провозглашением своего государства, – с места в карьер начал разговор с гостями эмир. – Пусть Палестина пока останется объединенной. Евреи будут иметь в ней автономию в своих районах. Управление же страной будет осуществлять объединенный парламент, где евреи и арабы будут иметь равное количество мест. Я хочу мира. Если мое предложение не будет принято, войны не избежать.

– Это предложение неприемлемо, – сразу же отрезала Голда Меир. – Палестинские евреи тоже искренне хотят мира с арабами. Но они не могут отказаться от своей самой сокровенной мечты – иметь собственную страну… Еврейское государство готово уважать границы, установленные ООН при условии мира. Но, если разразится война, мы будем сражаться до тех пор, пока у нас будут силы, а силы наши за минувшие месяцы неизмеримо возросли.

– Знаю, – ответил Абдалла. – У меня нет никаких иллюзий. Я верю, что это божественное провидение вернуло вас, семитский братский народ, скитавшийся в изгнании, на древнюю родину.

Верю, что вы будете способствовать процветанию семитского Востока. Он нуждается и в ваших знаниях, и в вашей предприимчивости. Однако после той резни, которую вы учинили в Дейр-Ясине, весь арабский народ возбужден. Раньше я был одним правителем, теперь я – один из пяти, приготовившихся к войне. Положение сейчас трудное и ответственное. Имейте терпение. Повремените с провозглашением своего государства, – повторил свою просьбу король.

– Еврейский народ терпел уже две тысячи лет, – ответила Голда Меир. – Наш час, наконец, настал. И мы не можем его теперь отсрочить. Если Ваше Величество хочет войну, то, боюсь, война начнется. Но после войны мы все равно, я уверена, встретимся снова, представляя уже два суверенных государства.

– Да, я тоже надеюсь, что мы встретимся вновь, и что отношения между нами не прервутся.

Так закончился описанный в книге «О, Иерусалим!» последний разговор, который, как замечают ее авторы, мог бы предотвратить Палестинскую войну. Но уже тогда войну одного террора против другого террора остановить было нельзя. Она продолжилась и после заключенного в 1949 году перемирия. Прогноз Голды Меир об ожидаемом между двумя суверенными государствами – Израилем и Иорданией – мирном договоре сбылся через четыре с лишним десятка лет, после пяти арабо-израильских войн. Авторы книги «О, Иерусалим!» описание этого ночного визита завершают словами, которые якобы на прощание произнес сопровождавший Голду Меир профессор Данин:

– Ваше Величество, – обратился он к Абдалле, – остерегайтесь ходить в мечеть и прилюдно появляться там, когда Вам как потомку Пророка целуют края одежды. На Вас могут совершить покушение.

– Что поделаешь, хабиби (мой дорогой), – ответил профессору по-арабски Абдалла. – Я рожден свободным бедуином. Отказываться от обычаев своих отцов и предков, становиться пленником своей стражи я не могу. Чему быть – того не миновать.

Предсказание это и в самом деле сбылось через три года, когда король Абдалла был застрелен в иерусалимской мечети аль Акса мусульманским фанатиком-террористом на глазах его внука, малолетнего наследника трона – будущего короля Хусейна. Через тридцать с лишним лет Садата тоже расстреляли мусульманские террористы, правда, не в Иерусалиме, а в Каире, после его «капитулянтского» паломничества в Иерусалим.

Возможно, эту несвященную войну на Святой земле и удалось бы предотвратить, если бы вслед за упущенным в ночь на 14 мая политическим шансом во дворце короля Абдаллы не состоялся утром того же дня военно-религиозный ритуал прощания последней колонны английских солдат у Ворот Сиона. Сцена эта красочно и даже с сентиментальным оттенком описана в книге «О, Иерусалим!». Ее тоже, хотя бы кратко, стоит изложить.

Британский офицер, командовавший последней колонной английских войск, вручил главному раввину еврейского квартала ключ от Ворот Иерусалима, сопроводив этот ритуал высокопарными словами: «Я имею честь, ваша милость, вручить впервые за долгую историю этот ключ от Ворот Иерусалима. Почти никогда за две тысячи лет он не находился в еврейских руках… Наши отношения были непростыми. Но давайте расстанемся друзьями! Будьте счастливы!» Дрожащими руками раввин принял увесистый, заржавевший от времени ключ, не находя подходящих слов в ответ. Его первые слова были обращены к Всевышнему: «Благодарю тебя, Господи, что дал мне дожить до этого счастливого часа». После этих слов раввин лишь кивком головы поблагодарил английского офицера. Священнику была хорошо известна старинная легенда, передававшаяся в его роду из поколения в поколение. В 70-м году н. э., в ночь перед взятием города римским императором Титом, самый сильный из священнослужителей главного храма высоко подбросил в небо ключ от Ворот Иерусалима с возгласом: «Бог! Отныне Ты будешь хранителем этого ключа!»

Не успел раввин с ключом скрыться за железными дверями своего дома, как со всех сторон раздались ружейные залпы, заглушившие привычные шумы города. В то утро генерал Каннингхэм тщетно ждал прихода на площадь перед своей резиденцией хотя бы по одному представителю от еврейского и арабского населения города для присутствия на церемонии спуска английского флага. Но уже тогда, как пишут авторы книги «О, Иерусалим!», «сто шестьдесят тысяч жителей “священного города” вцепились друг другу в глотки».

Почти в то же время в Тель-Авиве Д. Бен-Гурион, дождавшись возвращения Голды Меир после ее визита к королю Абдалле, собрал членов созданного им Национального совета страны. У него к ним был один-единственный вопрос: провозглашать или не провозглашать суверенное Еврейское государство? Доклад Голды Меир о безрезультатной ночной встрече с королем только усилил колебания на этот счет. Еще больше сомнений возникло после доклада сионистского лидера Моше Шарета о его переговорах с госсекретарем США Дж. Маршаллом. Американец тоже настойчиво рекомендовал не спешить с провозглашением еврейского государства, обещая предпринять усилия для разрешения мирным путем конфликта между евреями и арабами. Предложение Маршалла было отвергнуто членами Национального совета большинством всего в один голос.

Если бы Голда Меир вняла совету короля – потомка Пророка, если бы Бен-Гурион прислушался к рекомендациям американского госсекретаря или хотя бы дождался прихода на утреннее заседание еще нескольких членов Национального совета, если бы английский офицер – хранитель ключа от Ворот Иерусалима – не поспешил его «вернуть с неба» для передачи главному раввину еврейского квартала… Кто знает, может, и удалось бы остановить начавшийся разгул террора против террора на Святой земле. Или, по крайней мере, предотвратить на ней «самую длительную войну века». Однако масло проливается на трамвайные рельсы не только в фантазии М. Булгакова – создателя «Мастера и Маргариты». После того как «масло» на рельсы войны оказалось пролито, трамвай истории остановить стало невозможно.

Восхождение на Сион по краю пропасти

Еврейские эмигранты послевоенной волны – вторая и третья «алии», то есть репатрианты, «восходящие на Сион», – не предполагали, что начали «восхождение» к своей Независимости по рельсам войны, которая окажется продолжительнее двух Великих катастроф покинутой ими Европы. Никто и подумать не мог, что всего лишь два года спустя после окончания Второй мировой войны пролитое «масло» на эти рельсы сыграет куда более роковую роль, чем в булгаковской фантасмагории. Механизм «вызова-ответа» в войне терроризма на Святой земле действовал по принципу библейского завета «око за око». Колесо его начало набирать обороты вскоре после одержанной антигитлеровской коалицией победы.

Поэтому, наверное, свой резон имела постановка палестинской проблемы на обсуждение I учредительной конференции ООН в январе 1946 года. Почти каждая из последующих сессий Генеральной Ассамблеи ООН по разным поводам возвращалась к палестинской проблеме. Так что она по праву может считаться ровесницей Организации Объединенных Наций. Появись тогда в Палестине, как это предусматривала принятая 29 ноября 1947 года резолюция ООН № 181/11, два суверенных государства – еврейское и арабское, они тоже могли бы вместе отмечать свои годовщины. Но этого не произошло. Выписанная метрика о совместном рождении оказалась преждевременной. По назначению ею 15 мая 1948 года воспользовался только Израиль. Принять «роды» Арабского государства в Палестине не удалось. Даже рождение Палестинской автономии как предвестника будущего государства затянулось более, чем на пятидесятилетний срок, заполненный в каждом из прошедших десятилетий по меньшей мере пятью арабо-израильскими войнами. Все это время Святая земля со Святым градом Иерусалимом как была, так и остается яблоком раздора.

До сих пор и в Израиле, и в арабском мире часто раздаются критические голоса в адрес этой резолюции ООН, словно она явилась источником и первопричиной всех бед. Но, если внимательно вчитаться во все ее пункты, нетрудно увидеть, что конфликт породило не принятие, а невыполнение этой резолюции. Будь она выполнена в полном объеме, конфликт не принял бы столь затяжного характера. Главная причина заключалась не в создании государства Израиль, а в несоздании арабского государства Палестины и нарушении международного статуса Иерусалима.

Раздел Палестины происходил не на основе Экономического союза, как то предусматривалось резолюцией ООН, а скорее на основе военной конфронтации. Это стало следствием разжигаемого Лондоном религиозного и национального конфликта между еврейским и арабским населением, а также обострившегося в послевоенный период соперничества между Англией и США за зоны влияния на Ближнем Востоке. Здесь же возникала арена борьбы между создававшимися враждебными блоками, отождествляемыми с Западом и Востоком. Прежде чем палестинская проблема стала дебатироваться в различных комиссиях и комитетах ООН, на Ближнем Востоке уже были посеяны семена насилия и террора. Потом они и проросли многими кровавыми конфликтами и войнами. Палестинцев – евреев и арабов – колониальные власти сотнями бросали в тюремные застенки, где их подвергали издевательствам и пыткам. Наносились беспорядочные удары то по арабским, то по еврейским организациям. В июне 1946 года в Палестине было объявлено военное положение. Проводились повальные обыски и аресты. Власти даже выдали ордер на арест находившихся в США сионистских руководителей во главе с Бен-Гурионом. За две недели были арестованы и интернированы около трех тысяч человек, подавляющее большинство составляли еврейские иммигранты.

Посетившая Палестину в июне 1947 года специальная комиссия ООН по вопросам Палестины (ЮНСКОП) в своем докладе подтвердила, что там сохраняется военное положение. Проволочные заграждения, заставы на дорогах, пулеметные гнезда, постоянное патрулирование броневиков – так выглядели, по описанию этой комиссии, Иерусалим и другие районы Палестины. «Свобода личного передвижения, – отмечалось в докладе, – максимально ограничена. Введение комендантского часа и объявление осадного положения стали обычным явлением…» Каждый палестинец мог быть арестован без решения судебных властей, причем в любое время и любым представителем вооруженных сил или полицейским чиновником. Так, по мотивам «охраны порядка» в Палестине были арестованы более восьмисот человек, а задержаны около восемнадцати тысяч.

В израильской и западной историографии довольно широко распространена версия о ведущей роли сионистов в антиколониальной борьбе в Палестине. Дескать, именно поэтому английские власти, придерживаясь проарабской ориентации, острие своих репрессий направляли против еврейских организаций. Однако в действительности мандатные власти проводили не антиеврейскую, а антипалестинскую политику. Она была направлена на расчленение Палестины и подавление освободительного движения на Ближнем Востоке, сохранение, а по возможности и укрепление своих военно-политических позиций. Этими целями руководствовался Лондон, соглашаясь и на раздел, и на федерацию в Палестине с призрачной автономией еврейской и арабской общин при условии сохранения британского военного контроля над Иерусалимом и пустыней Негев. Вашингтон был уже почти готов уступить Лондону, соглашаясь на передачу контроля над пустыней кому-либо из арабских вассалов Великобритании. Но в самый последний момент Белый дом под усилившимся нажимом влиятельных сионистских кругов отступил от прежней позиции и стал высказываться за раздел Палестины.

Англия согласилась передать решение вопроса о будущем Палестины в ООН лишь после того, как лейбористское правительство К. Эттли убедилось в бесполезности давления на сионистов, пользовавшихся покровительством США. К тому же финансовое положение Лондона было не настолько прочным, чтобы он мог финансировать содержание в Палестине почти стотысячной армии и многочисленных военных баз на Ближнем Востоке. Кроме того, приходилось еще помогать своим вассалам – арабским монархическим режимам в Египте, Ираке, Трансиордании, на юге Аравии и в Персидском заливе.

Администрация США проводила курс на постепенное вытеснение европейцев с Ближнего Востока, делая в Палестине ставку на сионистов. Президент Трумэн в августе 1945 года почти в ультимативной форме потребовал от правительства Эттли допуска в Палестину ста тысяч евреев из числа перемещенных лиц, у которых «нет реальных возможностей поселиться в США и вообще в Западном полушарии». Это требование было продиктовано вовсе не гуманными соображениями, а стремлением заручиться поддержкой еврейских избирателей на приближавшихся президентских выборах. Лондону ничего не оставалось, как удовлетворить требование Вашингтона. После этого Англия и США стали теснее координировать свои действия в Палестине. В вопросе еврейской иммиграции между ними не было существенного антагонизма. А в обстановке нараставшей напряженности между арабской и еврейской общинами и провоцируемых колониальными властями взаимных кровавых столкновений между ними массовая еврейская иммиграция вела к еще большему обострению ситуации в Палестине.

Однако в Лондоне явно просчитались. Надежды Эттли на то, что ему удастся обусловить въезд новых еврейских иммигрантов роспуском сионистских вооруженных формирований, не оправдались. Террористы из сионистских боевых групп «Иргун» и «Лехи» организовали серию диверсионных актов и покушений на британских военнослужащих и чиновников. В июне 1946 года было взорвано десять мостов. Тогда же в Иерусалиме был устроен взрыв отеля «Царь Давид», под обломками которого погибли несколько десятков человек, в том числе англичане. Вслед за этим взлетел на воздух клуб британских офицеров в Иерусалиме. Еврейские боевики подожгли склады с горючим в Хайфе, атаковали английские казармы и арсеналы с оружием, ограбили несколько банков, наконец, среди бела дня на улицах захватили в качестве заложников британских офицеров и солдат. Одновременно они терроризировали и арабское население. Все эти акции, получившие широкий резонанс, послужили для Эттли и шефа Форин-оффис Э. Бевина веским доводом, чтобы передать палестинскую проблему в ООН. В конце января 1947 года колониальные власти вынуждены были отдать приказ об эвакуации из Палестины всех гражданских лиц – британских подданных, одновременно ужесточив репрессии против палестинцев.

Необъявленная война в Палестине вызывала недовольство и протесты как английского, так и мирового общественного мнения. Даже находившийся в оппозиции лидер консерваторов Черчилль поставил перед лейбористским правительством вопрос: «Сколько может продолжаться эта кровавая бойня, которая ежегодно обходится в 30–40 миллионов фунтов стерлингов и отвлекает тысячи английских солдат, находящихся вдали от родины?» Чем сложнее и напряженнее становилась ситуация в Палестине, тем усерднее и изощреннее действовал Лондон. Чтобы сохранить свое влияние, он препятствовал в Палестине всякому вмешательству ООН и разжигал антагонизм между арабами и евреями.

Трумэн, переизбранный в 1948 году президентом США, проводил противоречивую ближневосточную политику с явным просионистским уклоном. Амплитуда колебаний ее зигзагов между арабами и евреями объяснялась прежде всего синдромом «боязни коммунизма». Публично Трумэн неоднократно заявлял, что палестинская проблема должна решаться дипломатическими средствами в сотрудничестве с англичанами и арабами. Говорил он и о том, что становление нового государства должно происходить на мирной основе. «Я вовсе не хочу, – клялся президент, – посылать туда для замены англичан пятьсот тысяч американских солдат, чтобы устанавливать мир в Палестинe». Ho на деле администрация США, Госдепартамент, Пентагон и созданное как раз в годы палестинского кризиса ЦРУ немало постарались для заполнения создавшегося якобы после ухода старых колонизаторов «вакуума» на Ближнем Востоке. При этом использовались как экономические, так и военные средства.

Американские стратеги всегда рассматривали Ближний Восток как жизненно важный для всего «свободного мира» плацдарм вблизи границ Советского Союза. Из арабских стран они хотели создать своеобразный «санитарный кордон». Эти страхи перед «советским экспансионизмом» и «угрозой коммунизма» усиленно внушало Трумэну ЦРУ. Оно-то в основном и определяло колебания Вашингтона при поисках решения палестинской проблемы. Как вспоминал позднее сам Трумэн в своих мемуарах, американские дипломаты и военные, участвовавшие в дискуссиях в Овальном кабинете Белого дома, больше всего беспокоились о ближневосточной нефти, в долгосрочном плане – в отношении арабов, которые «в пику западной политике в Палестине могут начать действовать сообща с Россией».

Угроза коммунизма им мерещилась и с противоположной стороны, среди всего прочего особенно большой страх они испытывали перед прибывавшими из Центральной Европы еврейскими иммигрантами. Они, дескать, «могли занести и распространить на Ближнем Востоке вирус коммунизма» и тем самым создать угрозу американским интересам. Отчасти поэтому ЦРУ, проводя курс на расширение еврейской иммиграции в Палестину, проявляло вместе с другими секретными службами Запада большую активность в ужесточении контроля за отбором еврейских беженцев и в борьбе с прогрессивными еврейскими организациями. На словах администрация США ратовала за права арабов и евреев на самоопределение в Палестине, а на деле немало сделала, чтобы сорвать решение о создании арабского палестинского государства.

Если Вашингтон руководствовался в основном антикоммунизмом, склоняясь на сторону сионистов, то Лондон по той же причине разыгрывал арабскую карту. Убедившись в невозможности сохранения своего прямого военного присутствия в пустыне Негев и секторе Газа, Англия развила закулисную деятельность, а затем стала открыто подталкивать своих арабских вассалов (монархов Трансиордании, Саудовской Аравии и Египта) к установлению контроля над этими территориями. В феврале 1947 года «мозговой трест» Форин-оффис составил секретный меморандум. В нем подчеркивалась заинтересованность Лондона в присоединении к Амману части Святой земли с целью обезопасить «коридор от Красного моря через пустыню Негев и Газу к Средиземному морю». Это позволило бы сохранить «преобладающее английское военное и политическое влияние в районе, имеющем важное стратегическое значение».

Перспективами такого раздела Лондон пытался заинтересовать Саудовскую Аравию и Египет, что, очевидно, в немалой степени помешало созданию арабского государства в Палестине в результате ее раздела. Интересы Англии и зависимых от нее арабских монархических режимов во многом совпадали. Лига арабских стран категорически выступала против любого решения вопроса о Палестине, кроме создания на всей ее территории единого арабского государства. Но это не мешало, например, королю Трансиордании Абдалле поддерживать тайные контакты с сионистскими эмиссарами. С ведома Англии и США с ними велась сложная политическая игра. Еще до этого существовал план «расчленения и присоединения» Палестины к Иордании.

Война должна была создать дымовую завесу для маскировки подобной политической сделки. Такой сценарий устраивал всех, кроме самих палестинцев. Король Трансиордании Абдалла и египетский король Фарук должны были получить что-то вроде алиби в случае возможных нападок за присвоение палестинских земель, выдавая их за трофеи войны. Сионистских руководителей тоже устраивала запланированная война. Она, по замыслу Бен-Гуриона, давала возможность «обсуждать вопрос о создании еврейского государства на значительной части бывшего британского мандата, не отказываясь от притязаний на всю Палестину».

Лондон как вдохновитель войны надеялся, что она в любом случае окажется беспроигрышной. Англия была уверена, что ни арабы, ни евреи сами по себе не способны довести ее до победного конца. Но даже если кто-то из них и попытался бы это сделать, Лондон и Вашингтон имели достаточно возможностей повлиять на ход войны. Кто-кто, а уж британцы хорошо знали прискорбный уровень боеспособности арабских армий, которые в основном имели английское оружие и обучались английскими инструкторами.

Наиболее боеспособным был находившийся в Трансиордании Арабский легион. Его командир Глабб-паша считался фактическим британским наместником в Трансиордании. Именно по его настоянию король Абдалла на заседании Лиги арабских стран высказался категорически против предоставления палестинским арабам оружия. Что же касается вторжения Арабского легиона в Палестину, то оно могло быть осуществлено только с благословения английского правительства.

К разыгрыванию арабской карты на определенном этапе подключился и Вашингтон. Запад долгое время держал в глубоком резерве и под полицейским надзором во Франции бежавшего из Палестины иерусалимского муфтия Хадж Амина аль-Хусейна, который скомпрометировал себя тесным сотрудничеством с нацистами. Всю Вторую мировую войну он провел в Германии и Италии, где выдавал себя за «представителя палестинцев». Не без содействия своих западных друзей он в мае 1946 года на американском самолете был доставлен в Египет. Громогласные призывы муфтия «изгнать всех сионистов из Палестины» и «сбросить их в море» способствовали разжиганию междоусобных столкновений в Палестине и кампании террора, направленной главным образом против прогрессивных арабских деятелей. С ноября 1946 по февраль 1947 года сторонники муфтия организовали около десяти террористических акций, жертвами которых стали авторитетные арабские деятели, занимавшие умеренные позиции по палестинской проблеме.

В общем, Запад, Израиль и сами арабские страны каждый по-своему вносили лепту в блокирование мирного решения палестинской проблемы в рамках обсуждаемого в ООН проекта резолюции. В этих условиях здравомыслящие представители как еврейской, так и арабской общин испытывали законную тревогу по поводу возможных трагических последствий раздела Палестины, если к тому же он будет сопровождаться разгулом террора. «Раздел страны, – писал в те дни ректор Еврейского университета в Иерусалиме И. Магнес, – не остановит террористических действий еврейских групп. Добившись с помощью террора раздела, они попытаются таким же путем добиться, чтобы и вся остальная часть страны была отдана евреям».

Москва стремилась не допустить возникновения опасного военного очага на Ближнем Востоке в непосредственной близости от своих южных границ. Выступая 15 мая 1947 года на заседании специальной комиссии Генеральной Ассамблеи ООН по Палестине, глава советской делегации А.А. Громыко заявил, что справедливое решение палестинского вопроса может быть найдено только при соблюдении законных интересов как арабского, так и еврейского народов Палестины. «Историческое прошлое, – напомнил он, – равно как и условия, создавшиеся в Палестине в настоящее время, не может оправдать любое одностороннее решение палестинского вопроса как в пользу создания арабского государства без учета законных прав еврейского народа, так и в пользу создания независимого еврейского государства, игнорируя законные права арабского населения».

За три недели до того, как проект резолюции о разделе Палестины должен был быть поставлен на сессии Генеральной Ассамблеи на голосование, СССР предпринял еще одну попытку предотвратить перерастание палестинского конфликта в арабо-израильскую войну. Советская делегация в ООН внесла 3 ноября 1947 года предложение о прекращении британского мандата с 1 января следующего года, выводе британских войск из Палестины в трех-четырехмесячный срок после отмены мандата и введении переходного периода до провозглашения независимости еврейского и арабского государств. Палестина на весь этот период должна была находиться под управлением специальной комиссии ООН из представителей стран – членов Совета Безопасности.

Однако США и Великобритания заблокировали советские предложения. Было решено сохранить мандат до мая 1948 года и возложить ответственность за управление Палестиной в период между окончанием мандата и созданием еврейского и арабского государств на комиссию из представителей малых стран, правда, не имевшую никаких реальных полномочий. Будущий президент Ливана К. Шамун, представлявший в ООН Лигу арабских стран, предлагал вернуться к выдвинутой в свое время СССР идее о создании в Палестине федеративного государства, в котором арабская и еврейская общины обладали бы равными правами.

Но время было упущено. И причина вовсе не в «неожиданном изменении» советской позиции по поводу палестинской проблемы, а в маневрах английской и американской дипломатии, которым в немалой степени способствовали раскол и амбиции арабской стороны. Раскол среди арабов и экстремизм некоторых их лидеров помешали, несмотря на поддержку СССР, добиться включения в повестку дня вопроса в той редакции, на которой настаивала Москва: «прекращение мандата над Палестиной и провозглашение независимости страны».

Авантюризм одних и неуступчивость других явились препятствием для решения палестинской проблемы на основе создания единого еврейско-арабского государства в Палестине, как это предлагал СССР. Лишь после отклонения этого предложения обеими сторонами он поддержал раздел Палестины на два государства. Соответствующая резолюция была принята Генеральной Ассамблеей 29 ноября 1947 года тридцатью тремя голосами при десяти воздержавшихся. Против голосовали в основном арабские и мусульманские страны, а также Индия, Греция и Куба. Среди воздержавшихся была Великобритания, хотя она сама оказала наибольшее противодействие разумному решению палестинской проблемы.

После прекращения мандата британцы старались любыми путями остаться в Палестине. Они рассчитывали использовать Палестинскую войну как предлог для возвращения своих войск якобы с целью восстановления порядка. Вот почему колониальная администрация, по существу, блокировала выполнение резолюции о разделе Палестины в полном объеме.

Из трех взаимосвязанных условий решения палестинской проблемы в рамках резолюции ООН не были выполнены два главных ее требования – создание независимого арабского государства и установление международного режима в городе Иерусалиме. В общем, если говорить о резолюции в полном ее объеме, то независимость Израиля провозглашалась в соответствии с ее формой, но вопреки ее подлинному содержанию. Израиль при поддержке Запада игнорировал суть этой и других резолюций ООН. Между тем они обязывали Совет Безопасности принять все необходимые меры для обеспечения свободного доступа жителей Палестины к иерусалимскому району ввиду его тесной связи не только с иудаизмом, но и с двумя другими мировыми религиями – христианством и исламом.

В связи с этим глава советской делегации Громыко на очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в октябре 1982 года напоминал: «Разве кто-нибудь отменял решение, принятое ООН в 1947 году, которое предусматривает создание на бывшей подмандатной территории Палестины двух суверенных государств – арабского и еврейского? Никто не отменял. Так на каком же основании говорят о законности существования лишь еврейского государства и уже три с половиной десятилетия всячески препятствуют созданию другого – арабского? Не было и нет таких оснований».

Сионистский лидер Бен-Гурион в одностороннем порядке, не дожидаясь согласованных сроков («через два месяца после окончания эвакуации вооруженных сил страны-мандатария», то есть не раньше 1 августа и не позднее октября 1948 года), 15 мая зачитал декларацию о провозглашении государства Израиль. Вслед за этим сионисты отвергли и другую юридическую основу создания еврейского государства: с помощью военной силы они установили контроль над западной частью Иерусалима. Проигнорирован был и план раздела Палестины на основе Экономического союза. Такая поспешность объяснялась тем, что новые руководители Израиля предпочли осуществить раздел не после ухода колонизаторов из Палестины, а почти синхронно с их эвакуацией, то есть фактически под прикрытием британского мандата. Так начался ближневосточный конфликт, породивший одну войну за другой подряд в каждом из последующих десятилетий.

План под кодовым названием «Далет» предусматривал постепенный захват Палестины и вытеснение оттуда арабов. Разрабатывался он еще до провозглашения государства Израиль. Сразу же после объявления резолюции о разделе Палестины вооруженные формирования «Хаганы» и различные террористические группы приступили к осуществлению этого плана на свой манер. Они поспешили установить контроль над коридором между Тель-Авивом и Иерусалимом. Силой были захвачены арабские кварталы и населенные пункты близ Иерусалима, в Западной Галилее, на юге и Средиземноморском побережье. Террористы бесчинствовали среди безоружного арабского населения. Головорезы из банд «Иргун» и «Штерн», руководимые М. Бегином, в ночь на 10 апреля 1948 года устроили резню в деревне Дейр-Ясина, что вблизи Иерусалима, где уничтожили 254 жителя, включая детей, женщин и стариков. Аналогичные погромы в период с 27 по 29 апреля в арабских кварталах Иерусалима заставили бежать оттуда более 40 тысяч жителей. Необъявленная война в Палестине сопровождалась массовым изгнанием арабов и из других районов: из Сафада и его окрестностей – 25 тысяч, из Яффы – 67 тысяч, Бейсана – 15 тысяч, из Южной Палестины – 25 тысяч, из Аккры и прилегающих деревень – 30 тысяч арабов. Эти акции террора сопровождались ответным террором с другой стороны. Так начиналась эта первая локальная война, вылившаяся в наши дни в «глобальную антитеррористическую войну».

Бегство арабских жителей из Палестины приобрело еще более массовый характер в ходе войны 1948–1949 годов. Формально ее объявили арабские государства, не признавшие резолюцию о разделе Палестины. Но масло в ее огонь подливал и Израиль. Опираясь на поддержку не только Москвы, но и США, а также на сионистские круги Запада, Израиль сумел увеличить свою армию с лета 1948 года и до конца войны с 60 до 100 тысяч человек. Арабы смогли противопоставить лишь 30-тысячную армию, которую потом удалось увеличить лишь до 40 тысяч человек. Так что превосходство израильской армии над арабской проявилось в Палестинской войне не в «более высоком боевом духе» и выучке солдат, на чем обычно акцентируют внимание израильские и западные военные историки, а в количественном боевом составе, оснащении и мобильности. Так, американский историк Б. Каган пришел к весьма многозначительному выводу: своей победой в войне 1948–1949 годов израильтяне в наибольшей степени обязаны добровольцам, прибывшим в основном из США, а не только из стран Восточной Европы.

В результате Палестинской войны, которая с перерывами продолжалась до 28 марта 1949 года, Израиль нанес существенный урон войскам арабских стран. По оценке иностранных военных специалистов, арабские войска потеряли убитыми и ранеными более 40 тысяч, а Израиль – около 21 тысячи человек. Израиль дополнительно к отведенной ему ООН территории оккупировал земли площадью 6,7 тысяч квадратных километров, в том числе большую часть Иерусалима. В ходе войны к 400 тысячам палестинцев, покинувших ранее свои дома, добавилось еще 340 тысяч беженцев. Вскоре общее число палестинских беженцев составило более 900 тысяч человек. Они вынуждены были оставить в Палестине 75 тысяч жилищ, около 350 деревень, почти 350 тысяч гектаров плодородной земли. Общая стоимость собственности, захваченной израильтянами у палестинских арабов, оценивалась тогда в прежнем исчислении не менее 2,5 миллиарда долларов.

Арабские страны, составившие антиизраильскую коалицию, из-за разрозненности своих рядов, отсутствия единого командования и стратегии, а главное – из-за своей отсталости и зависимости от колониальных держав не смогли помешать захвату значительной части территории, на которой предполагалось создать арабское государство. Незахваченная Израилем часть территории Палестины была поделена между Иорданией и Египтом. Западный берег Иордана с восточной частью Иерусалима (Старый город) временно перешел под контроль Иордании, а в секторе Газа была установлена египетская администрация. Международный статус Иерусалима так и не был обеспечен, о чем ныне вообще все реже вспоминают.

Территориальный вопрос в арабо-израильском конфликте после войны 1948–1949 годов еще более обострился. Границы Израиля с соседними арабскими государствами оставались неясными. Двусторонние соглашения о перемирии, которыми завершилась эта война, зафиксировали лишь временные линии перемирия и прекращения огня. В апреле 1950 года западный берег Иордана и восточная часть Иерусалима (общей площадью в пять тысяч квадратных километров) решением иорданского парламента были включены в состав Иорданского Хашимитского королевства. При этом оговаривалось, что присоединение данной территории является временной мерой и влиять на окончательный статус арабской Палестины не будет. Дальнейшие события еще более затруднили выработку единой арабской стратегии и тактики в палестинском вопросе.

После окончания палестинской войны Запад всячески способствовал разжиганию противоречий и конфликтов как между арабскими странами, так и между арабами и государством Израиль.

Когда в 1956 году разразился Суэцкий кризис, между Западом и Израилем заранее были распределены роли в развязывании против Египта так называемой «тройственной агрессии».

Суэцкая авантюра в кампании на троих

Летом 1956 года английские войска покидали Суэцкий канал столь же поспешно, как уходили из Палестины в мае 47-го. По аналогии с установившейся с давних пор традиции, что Англия, если не остается, то оставляет войну, моему знакомому «Скрипачу» из Тель-Авива нетрудно было предсказать надвигавшуюся суэцкую кампанию. Она назревала и со стороны контролируемого Египтом сектора Газа, откуда палестинские «коммандос» все чаще совершали дерзкие рейды и нападения на приграничные еврейские поселения и военные патрули. Возможно, сигнал от «Скрипача» был намеренной утечкой информации. Москва на нее никак не отреагировала, потому что о начавшемся тогда планировании операции «Мушкетер» с участием Израиля, Англии и Франции располагала более достоверной и обстоятельной информацией. Поступила она от нашего разведчика из Кембриджской группы Кима Филби. В то время он работал в аппарате ЦРУ, координируя английскую и американскую разведки.

Почти тридцать лет спустя я узнал об этом, прочитав мемуары самого Кима Филби. А в 1990-х годах мне представился счастливый случай познакомиться с египетской писательницей Латыфой аз-Заят, автором романа «Открытая дверь». Он повествует о событиях июльской революции в Египте и о разразившемся вслед за ней Суэцком кризисе. Меня как переводчика этого романа на русский язык представили ей во время Международной конференции в Каире, посвященной новому кризису в Персидском заливе, теперь уже вокруг Ирака. Сама тематика конференции ассоциативно настроила нас на воспоминания о событиях давно минувших дней, тем более, что Латыфа была их свидетельницей. Ее рассказ потом был дополнен Мухаммедом Хейкалом. Он по праву считался самым информированным и вдумчивым летописцем новейшей египетской истории.

Начиная с весны 1956 года командующему английскими войсками в зоне Суэцкого канала приходилось едва ли не еженедельно эвакуировать своих солдат вместе со всем громоздким военным имуществом. В общем, его войско таяло прямо на глазах.

13 июня ему предстояло погрузить на прибывшее военно-транспортное судно «Ивэн Гибб» последние подразделения (несколько сот солдат) и с ними покинуть Порт-Саид.

Каждый раз, когда отходило очередное английское судно с солдатами, толпы возбужденных людей собирались в порту, они танцевали, пронзительно улюлюкали, обнимали друг друга и целовались. В тот день в городе царило необычайное веселье. Бригадиру Льюси не хотелось дожидаться официальной церемонии передачи ключей от своей штаб-квартиры египетскому президенту подполковнику Насеру. Без лишних слов Льюси как-то неловко сунул их стоявшему рядом египетскому лейтенанту и, откозыряв, быстро поднялся по трапу на судно… Возможно, это и был момент триумфа египетской революции. Но к нему египетские «свободные офицеры» шли более шести лет от Эль-Фаллуджи до Порт-Саида.

Как рассказывал один из свидетелей тех событий, мой однокашник по институту Игорь Беляев, требование об эвакуации английских войск из зоны Суэцкого канала огласил Гамаль Абдель Насер на многолюдном митинге вскоре после июльской революции 1952 года. В Лондоне сопротивлялись этому очень долго. Сначала согласились сократить находившиеся в Египте британские силы с восьмидесяти до десяти тысяч солдат. Они, дескать, необходимы для охраны Суэцкого канала. Потом по соглашению, подписанному в Каире 19 октября 1954 года, Лондон взял на себя обязательство в течение двадцати месяцев вывести и эти войска. В июле истекал срок соглашения, и английским офицерам, остававшимся в Египте, предстояло выполнить обязательства, взятые лондонскими политиками. Они все еще надеялись, что «свободные офицеры» долго не продержатся у власти. И не только надеялись, но и делали все возможное, чтобы заменить их более покладистым правительством.

Но и эти расчеты не оправдались. Египетская революция не ограничилась выдворением из страны короля, она предала суду многих королевских сановников, крупных феодалов и бизнесменов, в общем, всех тех, через кого Британия рассчитывала проводить свою политику после ухода из Египта. Революционное руководство издало закон об аграрной реформе, ограничивший земельную собственность крупных землевладельцев, начало наступление на иностранный капитал. Не суждено было осуществиться и планам создания на Ближнем Востоке «оборонительной организации», с помощью которой Запад надеялся сохранить свои военные базы в Египте и других арабских странах под предлогом защиты от «коммунистической угрозы».

Насер еще в начале 1953 года на встрече с госсекретарем США Даллесом (тот настаивал на вступлении Египта в оборонительный пакт под эгидой Запада) заявлял: «Мы не намерены обсуждать какие-либо пакты или меры безопасности. Для того чтобы народ был действительно заинтересован в защите своей независимости, он должен обрести ее». Даллес попытался запугать Насера «советской угрозой». В свою очередь тот задал ему встречный вопрос, которым впоследствии не раз ставил в тупик своих западных оппонентов: «Почему нам нужно бояться Советского Союза? Он находится за пять тысяч миль от нас, и мы никогда не имели от него каких-то неприятностей. Он никогда не нападал на нас, не оккупировал нашу территорию. У него никогда не было баз на нашей земле, а англичане находились здесь в течение семидесяти лет».

Но британские политики не оставляли надежд «пристегнуть» Египет к какой-нибудь антисоветской военно-политической группировке и тем самым сохранить за собой право военного присутствия в зоне Суэцкого канала. Именно поэтому англичане, подписывая в октябре 1954 года соглашение о полном выводе своих войск из Египта, настойчиво добивались, чтобы Великобритании в течение семи лет было позволено пользоваться военными базами в зоне канала и реактивировать их в случае нападения на Египет, или на одно из арабских государств, либо на Турцию. Дело в том, что уже тогда в Лондоне готовились к созданию нового военного союза на Ближнем Востоке, который, как надеялся премьер-министр А. Иден, «мог бы со временем трансформироваться в ближневосточный вариант НАТО». В начале 1955 года он был оформлен как Багдадский пакт с участием Турции, Ирака, Ирана, Пакистана и Англии. К этому союзу на правах ассоциированного члена присоединились и США. С образованием первого звена этого пакта на Египет оказали сильный нажим, причем не только политический, но и военный. Осуществлен он был с помощью Израиля.

На словах западные державы проводили политику равновесия сил на Ближнем Востоке, а на деле предпочтение отдавали Израилю, куда широким потоком направлялось оружие и деньги. К 1956 году помощь США Тель-Авиву только по государственной линии составила шестьсот миллионов долларов. Англия и Франция вообще прекратили продажу оружия Египту после июльской революции 1952 года. В то же время хорошо оснащенная оружием и укомплектованная по большей части офицерами, получившими военное образование в западных государствах, израильская «Хагана» («Силы обороны») создавалась как наступательная армия.

Вооруженные силы Израиля дважды – в феврале и августе 1955 года – совершили вторжение в находившийся под египетским контролем сектор Газа. Продвинувшись на несколько километров в глубь территории сектора, израильтяне стреляли не только по солдатам, но и по мирному населению. Десятки людей были убиты, около сотни ранены. Лишенные крова люди покидали созданные в Газе лагеря беженцев и устремлялись в пригороды Каира.

Подобные операции совершались якобы под предлогом ответных акций на действия палестинских партизан и носили, как уверял израильский премьер-министр, «ограниченный» характер. Такие ограниченные операции становились все более систематическими. Между 1948 и 1956 годами вопрос об арабо-израильском конфликте поднимался в Совете Безопасности не менее двухсот раз, и в каждом случае под влиянием западных держав он отказывался принять какие-либо действенные меры, ограничиваясь лишь констатацией нарушения законных прав палестинского населения.

Вот в каких условиях египетское руководство обратилось к США с просьбой о продаже оружия. Вашингтон обусловил ее унизительными и совершенно неприемлемыми политическими требованиями, главное из них – вступление Египта в Багдадский пакт. Лондон вообще отказался поставить Каиру даже те танки «Центурион», которые были закуплены и оплачены Египтом еще до революции 1952 года. Против Египта были применены и экономические санкции: Англия значительно сократила закупку длинноволокнистого хлопка – основной статьи экспорта страны, надеясь тем самым окончательно дезорганизовать ее экономику. Зачастившие в Каир английские и американские эмиссары пытались убедить Насера, что он может обеспечить безопасность Египта, только вступив в военный союз с Западом. Однако арабский лидер пошел по другому пути. Он укрепил контакты с неприсоединившимися государствами, участвовал в работе Бандунгской конференции, стал одним из ведущих лидеров движения неприсоединения, которое провозгласило политику активного нейтралитета как форму борьбы с империализмом.

Насер расценивал создание Багдадского пакта как попытку расколоть арабский мир. «Даже если империалистам удастся пристегнуть к этому пакту, кроме Ирака, еще несколько арабских государств, Египет готов один противостоять Израилю и его империалистическим покровителям, отстаивая свою свободу, честь и независимость» – такова была позиция Насера. Сама логика проводимого им антиимпериалистического курса подвела его и к другому важному решению, ставшему поворотным пунктом в истории независимого Египта.

В сентябре 1955 года Египет заключил соглашения о закупке оружия с Советским Союзом, Чехословакией и Польшей. А вскоре Насер принимал парад, на котором впервые было продемонстрировано советское вооружение – современные танки, артиллерия, реактивные самолеты. Имя Насера становится самым популярным в арабском мире.

Когда на следующий день после подписания соглашения о закупке советского оружия Насер официально уведомил об этом американского и английского послов в Каире, госсекретарь США Даллес был буквально взбешен. По свидетельству одного из его приближенных, он «вел себя, как разъяренный буйвол», и был готов на все, чтобы немедленно сорвать сделку. Даллес даже подготовил Насеру ультиматум с требованием аннулировать это соглашение. В случае отказа США угрожали осуществить следующие меры: «прекратить Египту все виды помощи; прекратить торговлю, порвать дипломатические отношения, осуществить блокаду Египта, чтобы воспрепятствовать прибытию судов с оружием». В дальнейшем Насеру не раз приходилось узнавать о подобной реакции Даллеса на многие решения египетского руководства, которые отвечали национальным интересам народа, но противоречили целям США и Великобритании. «Мы все слышали, что государственный секретарь взбешен, – рассказывал мне Мухаммед Хейкал. – Мы слышали это так часто, что в конце концов это стало навязчивой фразой: «Госсекретарь взбешен!»

В Англии действия Насера произвели даже большее впечатление, чем в свое время свержение короля Фарука и решение о закрытии английских военных баз в зоне Суэцкого канала. На страницах лондонских газет появились призывы пересмотреть решение о выводе британских войск из зоны Суэцкого канала и «предпринять военную операцию с целью спасти Англию от бедствия на Ближнем Востоке».

Поздние угрозы были подкреплены конкретными действиями: Иден принял решение увеличить силы командующего сухопутными войсками на Ближнем Востоке генерала Чарльза Кейтли. На Кипр, юг Аравийского полуострова и в зону Персидского залива стали перебрасываться воинские подкрепления. Тогда же наметились контуры созданного позже «тройственного союза» Англии, Франции и Израиля. В первые дни 1956 года в Вашингтоне состоялось экстренное совещание Энтони Идена и Селвина Ллойда с американскими руководителями для выработки совместной политики на Ближнем Востоке. Кто-то вспомнил забытую всеми Тройственную декларацию 1950 года, в которой Англия, Франция и США выражали намерения, правда, довольно туманно, принять совместные меры для стабилизации положения в этом регионе. Группа лейбористских депутатов потребовала создать в восточной части Средиземного моря «международные вооруженные силы, способные обеспечить проведение в жизнь Тройственной декларации».

Когда от прибывшего в Каир специального американского эмиссара Кермита Рузвельта Насер узнал о подготовленном ультиматуме Египту, он напомнил, что США имеют дело с независимой страной. Предупреждение возымело действие. Прибывший по поручению Даллеса его заместитель Джордж Аллен более полутора часов дожидался приема у Насера, а потом несколько часов убеждал его пересмотреть решение о закупке советского оружия, но вручить ультиматум так и не решился. Так и уехал, ничего не добившись. Столь же безрезультатно закончился и визит в Каир американских сенаторов. Им тоже не удалось соблазнить Насера щедрыми обещаниями об оказании помощи взамен «кое-каких политических уступок».

На подрывные действия ЦРУ Насер ответил решительными мерами: из страны был выдворен американский шпион Ферч, который под видом дипломата занимался в зоне Суэцкого канала сбором разведывательной информации. Насер имел неопровержимые доказательства о стремлении Запада заменить его «более сговорчивым человеком».

Попыткам втянуть его страну в Багдадский пакт египетский лидер противопоставил политику активного нейтралитета на антиимпериалистической основе и этим внес значительный вклад в движение неприсоединения. В ответ на вооруженные провокации Израиля Насер стал теснее координировать свои действия с другими арабскими государствами.

Однако Запад рассчитывал еще на два фактора. Во-первых, учитывал заинтересованность Советского Союза в укреплении отношений с западными государствами и разрядке напряженности в Европе. Можно было попытаться заставить СССР отказаться от поддержки арабской освободительной борьбы или отвлечь его внимание от Ближнего Востока с помощью провокаций в Европе. Во-вторых, Запад мог использовать важное средство экономического давления: Египет был заинтересован в крупном займе для строительства Асуанского гидроэнергетического комплекса. Некоторые историки и политики, оглядываясь назад с целью уяснить причины Суэцкого кризиса, склонны возложить вину главным образом на Даллеса. Дескать, именно от «костяшки домино», небрежно вытащенной руками Даллеса, впоследствии рухнула вся столь тщательно создаваемая неоколониалистская пирамида на Ближнем Востоке. А ведь она должна была держаться на «трех китах»: военных базах (включая Суэцкий канал), политической структуре Багдадского пакта и экономической заинтересованности Египта в Асуанской плотине. Однако этот провал стал следствием ошибочных расчетов не одного только Даллеса.

Перекрыть Нил, использовать его воду для ирригации, поднять уровень сельского хозяйства, создать национальную промышленность – все это было давнишней мечтой египетского народа. Еще в начале XX века у первого нильского порога была построена невысокая плотина. Она и создала водоем около пяти миллиардов кубических метров. Однако очень скоро возможности ее расширения оказались исчерпанными, в то время как проблема орошения посевных площадей становилась все актуальнее.

С победой революции вопрос о сооружении новой Асуанской плотины был впервые поставлен на практическую основу. Стоимость строительства была определена в миллиард американских долларов. Вначале правительство Египта обратилось за помощью к Западу. Наконец, в декабре 1955 года после длительных переговоров США, Англия и Международный банк реконструкции и развития (МБРР) пообещали предоставить Египту заем в 270 миллионов долларов (США – 56 миллионов, Англия – 14 миллионов и МБРР – 200 миллионов). Как стало известно позднее, правительство США уже в начале следующего года под воздействием просионистских и некоторых оппозиционных групп в конгрессе пересмотрело свое решение. К тому же США учитывали возражения своих «друзей» по Багдадскому пакту, которые продолжали настаивать на устранении Насера. Американцы приняли самое активное участие в подготовке и осуществлении таких мер. За ширмой переговоров о предоставлении Египту займа развернулась широкая пропагандистская кампания против Насера. Своего апогея она достигла именно после окончательного вывода британских войск из зоны Суэцкого канала.

Бывший в то время английским послом в Каире Хэмфри Тревельян вспоминал, что Запад был на пути к началу открытых враждебных действий против Египта. И все это происходило именно тогда, когда вслед за выводом английских войск правительство Египта отменило закон о военном положении, введенный после июльской революции 1952 года, были амнистированы все политические заключенные, выработана новая конституция и создавались конституционные органы власти. В стране был проведен плебисцит, в ходе которого народ, одобрив конституцию, избрал Насера президентом Египта.

Решение об отказе в американском займе Даллес сообщил египетскому послу в Вашингтоне 19 июля 1956 года. Это было первой официальной внешнеполитической акцией США в отношении Республики Египет. Она явилась как бы сигналом для начала открытой конфронтации Запада против Египта, вылившейся через неделю в Суэцкий кризис, а через три с лишним месяца – в вооруженную агрессию против молодого независимого арабского государства.

В условиях все более обострявшегося экономического и политического кризиса Суэц представлялся западным лидерам тем ключевым звеном, нейтрализовав которое можно было якобы остановить неумолимо развивавшуюся цепную реакцию распада их колониальных империй и укрепить позиции внутри своих стран.

«Было ясно, – откровенно признает Селвин Ллойд, – что если нам не удастся сохранить международный статус Суэцкого канала (то есть оставить канал под контролем Запада. – Ред.), мы постепенно потеряем все наши интересы и капиталы на Ближнем Востоке. Даже если нам пришлось бы действовать в одиночку, мы не остановились бы перед применением силы для защиты наших позиций». Между тем Насер более всего опасался именно быстрого военного вмешательства Англии и Франции, полагая, что каждая неделя отсрочки уменьшит шансы успеха подобной операции. Это, очевидно, сознавали и в Лондоне, и в Париже. В вышедшей десять лет спустя после суэцкого кризиса книге бывшего командующего французским экспедиционным корпусом генерала Бофра «Суэцкая экспедиция 1956 года» содержится весьма любопытное признание. Оказывается, с целью немедленного свержения режима Насера англичане и французы подготовили план, предусматривавший высадку войск в Александрии и стремительное их продвижение к Каиру.

Однако немедленная военная операция не состоялась. В литературе, посвященной суэцкому кризису, чаще всего отсрочку и последующий неуспех агрессии против Египта объясняют позицией, занятой США, которые якобы воспрепятствовали применению силы, а потом вообще отмежевались от коллективной вооруженной акции. Конечно, США, готовясь заменить Англию и Францию на Ближнем Востоке, стремились выдать себя за противника прежних колониальных методов, а заодно извлечь максимальную выгоду из посреднической роли в урегулировании споров между арабскими странами и бывшими колониальными государствами, не говоря уже об арабо-израильском конфликте. Поэтому в условиях обострившейся борьбы за будущее влияние на Ближнем Востоке, а тем более в преддверии президентских выборов республиканское правительство США не было заинтересовано в преждевременном обострении Суэцкого кризиса. Тем не менее всего через два года США сами выступили инициатором использования военной силы против Ливана и для оказания давления на Ирак и Сирию. Но в тот период Даллес из сугубо тактических соображений предпочел занимать выжидательную позицию.

Между тем адмирал флота лорд Маунтбеттен и фельдмаршал Темплер, с которыми советовался Иден, отказались от высадки воздушного десанта до тех пор, пока основные силы вторжения не смогут в течение суток последовать за парашютистами, ибо, как пишет Хейкал, они хорошо знали о танках и истребителях «МиГ», полученных Египтом из СССР. А затяжная военная кампания была крайне нежелательной как по политическим, так и по экономическим соображениям. Во-первых, она неизбежно вызвала бы резко отрицательную реакцию на международной арене, особенно в арабском мире, что угрожало еще большим ослаблением позиций Англии и Франции в Азии и Африке. Во-вторых, по заключению экспертов, имевшиеся запасы нефти могли обеспечить военные действия англичан не более чем на неделю. Доводы, изложенные военными специалистами, отрезвляюще подействовали на политиков Англии и Франции, однако не настолько, чтобы вовсе отказаться от задуманной авантюры. После состоявшейся в Лондоне в начале августа встречи Идена и Даллеса с министром иностранных дел Франции Пино было решено ограничиться оказанием на Египет экономического давления, но продолжать военные приготовления к интервенции. С целью же маскировки стороны договорились использовать дымовую завесу переговоров.

Через день после национализации канала Англия применила против Египта экономические санкции, блокировав в своих банках сто шестнадцать миллионов египетских фунтов и запретив перевод капиталов компании Суэцкого канала на текущий счет Египта. Аналогичным образом поступила Франция. Вслед за ними и США начали осуществлять экономическую блокаду Египта. Они «заморозили» двадцать один миллион египетских фунтов, находившихся на счетах в американских банках, сократили поставки Египту ряда промышленных товаров, отказали в продаже продовольствия и медикаментов для борьбы с эпидемическими заболеваниями среди детей, прервали переговоры о предоставлении ранее обещанной помощи (двадцать пять миллионов долларов). Это было равносильно объявлению экономической войны. Затем, чтобы помешать нормальной работе канала, западные государства отозвали своих служащих и лоцманов.

Генеральные штабы Англии и Франции лихорадочно проводили военные приготовления, их войска сосредоточивались в Восточном Средиземноморье. В первой половине августа в Англии были призваны около двадцати пяти тысяч резервистов, на Кипр и Мальту перебрасывались крупные сухопутные силы, танковые части и боевые самолеты. В Никосии начал действовать штаб объединенных англо-французских сил. А в Лондоне, в секретном убежище под дном реки Темзы, которое сохранилось со времен Второй мировой войны, специальная англо-французская группа планирования вносила необходимые коррективы в разработанные планы. Общее руководство действиями англо-французских войск было возложено на командующего английскими сухопутными войсками на Ближнем Востоке генерала Кейтли, его заместителем был назначен французский адмирал Баржо.

Свои военные приготовления Англия и Франция тщательно маскировали до самого последнего момента. Иден даже после возвращения из Парижа, куда он и его министр иностранных дел Ллойд вылетали 16 октября на секретное совещание с французскими руководителями, продолжал утверждать, будто Англия и Франция собираются претворять в жизнь выдвинутый Даллесом план создания Ассоциации пользователей Суэцким каналом (АПСК). Под предлогом «интернационализации кризиса» этот план преследовал цель возвращения западным государствам под эгидой США контроля над каналом. По существу, пользователи канала, так и не поняв неизбежности происходящих событий, намеревались, объединившись, определить такие условия навигации, которые лишили бы Насера доходов. Подобный метод, как считал Даллес, будет даже действеннее, чем угроза силой или ее применение. Правительство США не исключало вариант использования силы, если не дадут эффекта другие средства. План АПСК, по признанию Ллойда, был хитроумным маневром, изобретенным Даллесом для того, чтобы затянуть события и не дать им разразиться в разгар президентских выборов в США.

Тем временем разрабатывались сценарии военных операций по возвращению канала «под международный контроль». Наиболее оптимальным и надежным был признан вариант, предусматривавший «нанесение главного удара по Александрии, захват порта и аэродрома, затем продвижение к Суэцкому каналу через район Каира». Позднее, однако, в этот план, получивший название «Мушкетер», были внесены некоторые изменения: предусматривалась высадка десанта не в Александрии, а в Порт-Саиде.

Руководство Израиля уже в первые дни Суэцкого кризиса предложило свои услуги в качестве третьего участника агрессии против Египта. К тому времени Париж установил тесные контакты с Тель-Авивом, представители которого один за другим посещали Францию, чтобы поторопить события и ускорить отправку очередной партии оружия. Сначала в Париже побывал личный представитель израильского премьер-министра Шимон Перес, затем Моше Даян. Вскоре туда пожаловал и сам Бен-Гурион в сопровождении Даяна. В конфликте из-за канала Тель-Авив увидел удачную возможность для осуществления своих давнишних замыслов о нанесении превентивного удара по Египту.

Израильские военные, проводя курс на подготовку агрессии против Египта, еще до национализации Суэцкого канала периодически осуществляли операции против соседних арабских стран в надежде запугать и помешать укреплению их военно-политического сотрудничества с Насером и палестинским освободительным движением. Так, по признанию Даяна, в начале 1956 года генштаб Израиля подготовил операцию по уничтожению оборонительного форта в Иордании. «Форт Калькилья, – писал он, – был выбран в качестве цели потому, что он находился в центре густонаселенного района, и его ликвидация произвела бы должное впечатление на общественное мнение… так что цель этой военной операции была политическая… Мы хотели, – откровенно признавался Даян, – лишить египтян равновесия, иными словами, устрашить арабов, оказать психологическое воздействие на их вооруженные силы и население». Однако Тель-Авив еще не мог решиться на развязывание широкомасштабной войны в одиночку.

Интересы руководителей Израиля и Франции совпадали. Дипломатические отношения с Египтом Париж уже прервал. Франция вела открытую войну в Алжире, ее войска осуществляли карательные операции в других странах Магриба. Свои военные неудачи Париж в значительной степени связывал с помощью Насера алжирским повстанцам. В свержении египетского режима французское правительство Ги Молле видело выход из создавшегося «арабского тупика». Ради этого, считали в Париже, можно вступить и в союз с Израилем. Поэтому Франция одобрила намерение израильтян провести рейд в глубь Синая, который должен был сыграть роль детонатора для выступления англо-французских войск. Все заявки Тель-Авива выполнялись безотказно. Французское оружие шло в Израиль широким потоком. Для быстрейшего освоения новой военной техники в Израиль направлялись французские инструкторы. В первой половине октября 1956 года в Париже было заключено секретное соглашение, которое подписали Абель Тома и Шимон Перес. После того как Энтони Иден и Ги Молле утвердили 16 октября окончательный вариант плана нападения на Египет с участием Израиля, состоялась заключительная встреча высокопоставленных представителей трех стран во французском городе Севр. 25 октября 1956 года они подписали документ, официально оформивший создание блока агрессоров. От имени Израиля его подписал премьер-министр Давид Бен-Гурион, от Франции – министр иностранных дел Кристиан Пино, от Англии – личный представитель Идена Патрик Дин. Поскольку Иден не скрепил своей личной подписью этот документ, он пытался впоследствии убедить всех, будто не причастен к сговору с Израилем. Позднее тайны тройственного сговора в Севре раскрыл в своих мемуарах министр иностранных дел Великобритании Селвин Ллойд, хотя в свое время его участники дали друг другу обещание никогда не предавать гласности это соглашение.

Селвин Ллойд, отрицая факт тройственного сговора в Севре, тем не менее, впервые признал то, что так тщательно скрывали английские официальные круги. «После тайных переговоров “совершенно неожиданно” (!), – с циничным простодушием пишет Ллойд, – появился документ, который и вошел в историю как “секретный севрский договор”».

Согласно договору, развязывание Израилем военных действий против Египта должно было послужить прелюдией к осуществлению англо-французского вторжения в зону Суэцкого канала. Израильская операция носила кодовое название «Кадеш» («Очищение»). Очевидно, оно содержало намек на очищение Синая от египтян, а заодно очищение от грехов союзников Израиля – англичан и французов. Таким образом, Тель-Авив взял на себя самую грязную «работу» по развязыванию агрессии.

Хотя в 1956 году США непосредственно не участвовали в военных действиях против Египта, их вооруженные силы в восточной части Средиземного моря и на Ближнем Востоке всячески демонстрировали свою поддержку агрессорам. Под предлогом «необходимости защищать жизнь и имущество американских граждан» (эту версию Вашингтон не раз впоследствии использовал для военных демонстраций против арабов) США, по существу, сразу приняли участие в антиегипетской кампании. К побережью Египта направился весь американский 6-й флот. Затем в Александрии было высажено небольшое подразделение морской пехоты, опять же с целью «обеспечения безопасности граждан США» и якобы для противодействия вторжению Англии и Франции в Египет. Эту акцию некоторые американские историки и публицисты попытались использовать для доказательства, будто «Соединенные Штаты спасли Насера», а Средиземноморский флот США потребовался «для предупреждения нападавших». На самом деле, хотя военные приготовления Англии, Франции и Израиля тщательно маскировались до самого последнего момента, Вашингтон не только был в курсе дел, но и всячески поощрял «тройку». Даллес не раз заявлял, что США не исключают возможности использования военных средств в разрешении Суэцкого кризиса. Американцы открыто не поддержали антиегипетскую кампанию, поскольку сами стремились ослабить позиции прежних колониальных государств на Арабском Востоке, а заодно укрепить свои нефтяные интересы, особенно в Саудовской Аравии, которые в случае открытого присоединения к «тройке» оказались бы под угрозой.

Основной задачей «тройственной агрессии», как показали факты, было свержение режима Насера и замена его правительством прозападной ориентации. В свою очередь Израиль надеялся уничтожить базы палестинских отрядов на Синайском полуострове и тем самым ликвидировать палестинское движение сопротивления, а кроме того, заставить Египет заключить мирный договор на выгодных для Израиля условиях. Иными словами, с помощью вооруженной силы навязать ему капитуляцию.

Разработанная израильским командованием операция преследовала две основные цели: во-первых, в кратчайший срок достигнуть Суэцкого канала и, создав угрозу свободному судоходству, дать повод Англии и Франции для военного вмешательства; во-вторых, овладев южной частью Синайского полуострова, островами Тиран и Синнафир, установить контроль над Акабским и Суэцким заливами. Операцию намечалось осуществить в течение семи-восьми суток. Для нападения на Египет была создана крупная группировка в составе десяти бригад (около 100 тысяч человек), 200 танков, около 600 орудий и минометов, 150 самолетов и 20 кораблей.

Однако израильскому командованию приходилось учитывать значительно возросшую боеспособность вооруженных сил Египта. В соответствии с подписанными в 1955 году соглашениями с СССР, Чехословакией и Польшей Египет получил значительную военную помощь. И хотя египетские вооруженные силы находились еще в стадии реорганизации, а поступившая военная техника не была полностью освоена, Израиль при таком соотношении сил и с учетом возможности получения Египтом военной поддержки от других арабских государств не мог решиться на самостоятельное развязывание войны.

«Если бы не англо-французские действия, – откровенно признавался позднее Моше Даян, – Израиль вряд ли начал бы военную кампанию, а если бы решился на нее, то она в военном и политическом отношениях носила бы совершенно иной характер».

Главная задача Тель-Авива состояла в создании повода для вовлечения Англии и Франции в войну и разгроме египетских войск на Синае. Англо-французским войскам надлежало захватить зону Суэцкого канала и Каир. Поскольку в результате открытой кампании угроз и шантажа против Египта и длительных военных приготовлений намерения Англии и Франции стали известны мировой общественности, особое значение придавалось сохранению в полной тайне готовящегося нападения со стороны Израиля. И это организаторам «тройственной агрессии» удалось.

5 ноября, в разгар Суэцкого кризиса, министр иностранных дел СССР Д.Т. Шепилов направил в Совет Безопасности ООН телеграмму с требованием немедленного его созыва для принятия срочных мер по пресечению развязанной против Египта агрессии. А в ночь на 6 ноября от имени советского правительства были отправлены послания идентичного содержания Идену, Ги Молле и Бен-Гуриону. В нем выражалась «решимость применения силы сокрушить агрессоров и восстановить мир на Востоке». На Западе это послание не случайно потом было расценено как «первый ядерный ультиматум» ему со стороны Москвы. Он и в самом деле отрезвляюще подействовал не только на «мушкетеров», но и на Вашингтон, заставив его более решительно от них отмежеваться.

«Это было звездным часом для советской политики и личным триумфом Никиты Хрущева», – так характеризует А.М. Васильев в своей книге «Россия на Ближнем и Среднем Востоке» эффект, произведенный этим ультиматумом. – Это спасло режим Насера и решило судьбу Суэцкого кризиса». На вопрос нашего коллеги, заданный в личной беседе с тогдашним министром иностранных дел Шепиловым, не мог ли ультиматум повлечь за собой непредсказуемую реакцию со стороны Запада, тот ответил: «Тогда это было невозможно, в основном именно из-за американской позиции. У Англии кишка была тонка, а США из-за них начинать войну не хотели. У Вашингтона не было веских и серьезных оснований, чтобы идти тогда на военный конфликт».

Моторизованные подразделения израильской воздушно-десантной бригады, усиленные танковым батальоном, вечером 29 октября 1956 года пересекли египетскую границу в южной части Синайского полуострова. Одновременно много восточнее перевала Митла был выброшен воздушный десант, который завязал бой с оборонявшим этот перевал египетским батальоном. С наступлением темноты в район высадки израильского десанта французские транспортные самолеты начали доставлять военную технику, боеприпасы, горючее, продовольствие и… питьевую воду. Ведь маршрут агрессоров проходил через всю Синайскую пустыню, где на источники воды не приходилось рассчитывать.

На главном направлении две израильские пехотные бригады, встретив сопротивление египетских войск, были вынуждены остановиться. На приморском направлении, в районах Газа, Рафах, наступление израильских войск было вообще остановлено. Действия наземных войск поддерживались самолетами, управляемыми не только израильскими, но и французскими летчиками. За день до начала операции «Очищение» в Израиль через английскую базу на Кипре было переброшено шестьдесят французских реактивных истребителей с французскими экипажами, а к египетским берегам уже двигались английские и французские эскадры. По существу, операция «Мушкетер» началась до предъявления англо-французского ультиматума Египту и даже раньше израильского вторжения на Синай.

Однако политическое и военное обеспечение союзниками израильской армии проходило далеко не гладко. Предполагалось, что на следующий день после израильского вторжения правительства Англии и Франции предъявят Египту и Израилю ультиматум. В нем должны были содержаться требования к обеим сторонам прекратить в течение двенадцати часов военные действия и отвести свои вооруженные силы на десять миль от Суэцкого канала, не препятствуя английским и французским войскам занять ключевые позиции в зоне канала – в Порт-Саиде, Исмаилии и Суэце. В случае отклонения египетским правительством этого ультиматума Англия и Франция планировали осуществить вооруженную интервенцию, ссылаясь на условия англо-египетского договора 1954 года. Таким образом, все должно было выглядеть вполне «благородно»: англо-французская коалиция выступает не в роли пособников Израиля, а беспристрастного посредника, действующего во имя «пресечения агрессии» и «в интересах восстановления мира».

Однако вышла заминка. Энтони Иден, ознакомив членов своего кабинета и представителей оппозиции с текстом ультиматума, столкнулся не только с колебаниями, но и возражениями ряда своих коллег, не говоря уже о лидерах лейбористов. Во-первых, Идену резонно возразили, что ссылки на англо-египетский договор 1954 года выглядят несостоятельными, поскольку в нем специально оговаривалось, что действие статьи, разрешающей Англии в случае войны вновь оккупировать зону канала, не распространяется на арабо-израильский конфликт. Во-вторых, Идену напомнили, что предъявление подобного ультиматума противоречит Тройственной декларации 1950 года и обязательствам Англии в рамках Британского содружества, так как это решение принималось без предварительной консультации с США и другими союзниками. В-третьих, это противоречит Уставу ООН, ибо такой шаг, равнозначный объявлению войны, предпринят в тот момент, когда Совет Безопасности ООН, собравшийся на Чрезвычайное заседание в связи с израильским нападением, еще не принял никакого решения.

Однако английских и французских руководителей остановить было уже нельзя. 30 октября заместитель министра иностранных дел Киркпатрик в присутствии французского министра иностранных дел Пино принял одного за другим египетского и израильского послов и зачитал им текст ультиматума. Составители документа и сами, очевидно, не верили в реальность выполнения своих требований. Позабыв об элементарной логике, они даже не постарались свести концы с концами. В обоих текстах значилось требование об отводе войск на десять миль к востоку от канала. Но к тому времени израильтяне вообще не вышли к каналу, а египетские войска находились на западном берегу и, следовательно, могли отступать только на запад, а не на восток.

Разумеется, Египет отклонил этот ультиматум, а израильтяне восприняли его как благословение на быстрейшее продвижение к каналу. Иден же, хотя и призывал своих коллег по кабинету к твердости и решительности, сам, как пишет Т. Робертсон, «производил впечатление как мошенника, так и дурака, который сгибается под тяжестью, которую сам на себя взвалил».

Но процесс уже пошел, и 31 октября истек срок ультиматума. Теперь очередь военных была вступать в дело. Дальнейшие события диктовала логика войны. Однако, как признал десять лет спустя командующий французским экспедиционным корпусом генерал Бофр, военная операция «трех мушкетеров» не могла быть удачной, поскольку проходила в неблагоприятной политической обстановке. Генерал Бофр не раскрыл до конца смысл главной ошибки. А она состояла в том, что агрессоры недооценили прочность революционного режима, возглавляемого Насером, силу международной солидарности с Египтом, особенно твердую позицию, занятую Советским Союзом, и поддержку, которую оказали арабские страны жертве агрессии. Главная цель – свержение прогрессивного режима Насера, которую ставили перед собой агрессоры, – не была достигнута. В результате не оправдались расчеты ни Лондона, ни Парижа, ни Вашингтона, ни Тель-Авива.

Участники и организаторы суэцкой кампании надеялись на то, что первые разрывы бомб, сброшенных на египетские города, послужат сигналом для выступления реакционных сил в Египте. Те, кто готовил нападение, рассчитывали не только на активную поддержку империализма и сионизма, но и арабской реакции, чего тогда не произошло. Начав вечером 31 октября военную операцию против Египта, англо-французское командование решило ограничиться вначале лишь воздушными налетами на египетские города и военные объекты. В первые три дня английские и французские самолеты подвергли бомбардировке Порт-Саид, Каир и другие города. Были совершены налеты на аэродромы и военные объекты страны. В результате египетские ВВС потеряли до ста сорока боевых самолетов, что позволило западной авиации завоевать господство в воздухе и обеспечить беспрепятственную высадку воздушных и морских десантов. 3 и 4 ноября ВВС союзников неоднократно совершали налеты не только на военные объекты, но и на жилые кварталы. Была выведена из строя радиостанция «Голос арабов» в Каире, разрушено здание телеграфа в Александрии. Большие разрушения были причинены таким густонаселенным городам, как Суэц, Исмаилия, но особенно Порт-Саид. В Суэцком заливе английский крейсер потопил египетский фрегат. Движение по Суэцкому каналу прервалось. В итоге нормальное судоходство, о котором якобы так пеклись Англия и Франция, оказалось нарушенным не египетским правительством, а действиями интервентов. Более того, ущерб был нанесен судоходству и в сопредельных с Суэцким каналом районах, поскольку командование военно-морских сил Англии и Франции объявило определенные зоны в восточной части Средиземного моря и северной части Красного моря закрытыми для торгового судоходства.

– На египетские города сбрасывались не только бомбы, но и тысячи листовок с призывами свергнуть правительство Насера, – рассказывала мне египетская писательница Латыфа аз-Заят. – День и ночь радиостанции вели целенаправленные передачи с Кипра с обращениями к населению восстать против «тирана Насера».

В своих мемуарах сам Иден признает, что в Каире не нашлось тех «внутренних противников» режима, которые могли бы устранить Насера. Даже те «внутренние враги», на которых рассчитывали агрессоры, позднее констатировали, что никогда Насер не был так популярен, как в дни Суэцкого кризиса.

Почти все независимые арабские страны порвали дипломатические отношения с Англией и Францией. В Сирии был взорван нефтепровод иностранной компании «Ирак петролеум компани», началось формирование народного ополчения. Саудовская Аравия остановила перекачку нефти на английские танкеры и нефтеперерабатывающий завод в Бахрейне. Иордания запретила Англии использовать военные базы на своей территории и вместе с Сирией объявила готовность оказать Египту непосредственную поддержку в соответствии с военным соглашением о создании объединенного командования, заключенным с Каиром в октябре 1956 года. Во многих арабских странах проходили антиимпериалистические демонстрации. В Ираке правительство Нури Саида, напуганное размахом антианглийских выступлений, вынуждено было, разорвав дипломатические отношения с Францией, не только публично осудить участие Великобритании в «тройственной агрессии», но и временно отказаться от сотрудничества с ней в рамках Багдадского пакта.

Против проводимой Англией политики выступили многие страны – члены Британского Содружества. Индия, Пакистан и Цейлон подписали совместное заявление об осуждении англофранцузской агрессии против Египта, а Индия даже пригрозила выходом из Содружества. В самой Англии против войны выступила лейбористская оппозиция, состоялись массовые митинги и антиправительственные демонстрации. Интервенцию осудило общественное мнение всего мира. Даже представитель США вынужден был в Совете Безопасности внести предложение об осуждении агрессии, прекращении огня и об отводе израильских войск на линию перемирия. За выдвинутую им резолюцию, которая призывала воздержаться от применения силы или угрозы применения силы, проголосовали все, кроме Англии и Франции, которые применили право вето. Примечательно, что, если в 1946 году Советский Союз впервые использовал это право с целью ускорить вывод иностранных войск из Сирии и Ливана, то Англия и Франция применили его, чтобы помешать выводу израильских войск с оккупированной египетской территории. СССР и другие страны Восточного блока призвали Генеральную Ассамблею ООН осудить вооруженное нападение на Египет и потребовать от Англии, Франции и Израиля немедленного прекращения огня и отвода войск.

Между тем США оказали участникам суэцкой кампании немалую услугу, представив на сессии Генеральной Ассамблеи два многословных проекта резолюции. Советский представитель охарактеризовал их как попытку «утопить в бесплодной дискуссии по общим вопросам… главный вопрос – прекращение агрессии». Именно в тот момент, когда требовались быстрые и решительные меры по пресечению агрессии, американцы хотели навязать обсуждение… палестинской проблемы. Такая позиция США способствовала не урегулированию кризиса, а его дальнейшему углублению. Агрессия нарастала. Убедившись в тщетности попыток манипулирования Египтом с помощью бомбардировок и учитывая крайне неблагоприятную для себя обстановку на международной арене, Англия и Франция пустили в ход свои десантные силы.

Иден в своих мемуарах попытался оправдать эти действия чуть ли не стремлением подтолкнуть создание чрезвычайных сил ООН. На самом деле союзники решились на этот отчаянный шаг в расчете упредить любые возможные коллективные или односторонние действия по пресечению агрессии и попытаться как можно быстрее достичь главной ее цели – свержения правительства Насера, поставив таким образом мировое общественное мнение перед свершившимся фактом.

Утром 5 ноября 1956 года началась высадка десантных частей интервентов. Израильские войска, к тому времени приблизившись к восточному берегу Суэцкого канала, двинулись по побережью Суэцкого и Акабского заливов. У наступавших был значительный перевес в сухопутных, военно-воздушных и военно-морских силах. Объединенные англо-французские силы вторжения включали 65 тысяч человек, более 430 танков, 520 орудий и минометов. Против Египта они задействовали около 700 самолетов, 122 корабля, в том числе 6 авианосцев, 6 подводных лодок и 60 транспортных судов. Порядка 600 английских и 500 французских парашютистов были десантированы в западной и южной частях Порт-Саида. Египетские подразделения береговой охраны оказали противнику сопротивление, поддержанное артиллерийским огнем. Вооруженные жители города тоже принимали участие в боях. Утром следующего дня английский флот подверг бомбардировке египетские позиции, а затем был высажен морской десант. Французские войска захватили Порт-Фуад. К вечеру после ожесточенных боев были подавлены последние очаги сопротивления в Порт-Саиде. Иностранные войска намеревались 7 ноября овладеть Эль-Кантарой, 8-го взять Исмаилию и не позднее 12 ноября – Суэц. Но замысел остался неосуществленным.

Египтяне вовсю готовились к партизанской войне. Казавшаяся интервентам такой близкой победа обернулась для них поражением. Последствия ее в полной мере проявились не столько в те дни, сколько в последующие годы, и не только в Египте, но и за пределами арабского мира, в обширном регионе Азии и Африки.

До сих пор в арабских странах, да и на Западе хорошо помнят, какой резонанс произвела телеграмма, 5 ноября 1956 года направленная министром иностранных дел СССР в Совет Безопасности ООН. В ней содержалось требование немедленно прекратить военные действия и в трехдневный срок вывести все вторгшиеся на территорию Египта войска, а в случае его невыполнения – оказать Египту военную помощь со стороны всех членов ООН, прежде всего СССР и США. В тот же день советское правительство обратилось к президенту США с предложением совместно использовать с санкции ООН вооруженные силы для прекращения агрессии против Египта.

Инициатива Москвы, естественно, не встретила поддержки в Вашингтоне. Позднее шеф ЦРУ Аллен Даллес признал, что США были информированы о «тройственной агрессии», но не захотели ее предотвращать, ожидая, как развернутся последующие события. А события развернулись вовсе не так, как хотели участники антиегипетской коалиции. 5 ноября 1956 года правительство СССР направило послания главам правительств Англии, Франции и Израиля с предупреждением о «самых серьезных последствиях продолжения агрессии и готовности Советского Союза принять решительные меры для восстановления мира на Ближнем Востоке».

Ответные послания от премьер-министров Англии и Франции были получены 6 и 7 ноября 1956 года. В них сообщалось, что они отдали приказ своим войскам в Египте прекратить огонь в ночь на 7 ноября. В заявлении ТАСС, опубликованном 11 ноября 1956 года, Москва предупреждала, что «советские люди не останутся пассивными наблюдателями международного разбоя, если агрессоры не выведут свои войска с территории Египта».

Советское правительство 15 ноября 1956 года направило Англии, Франции и Израилю новые послания с настойчивым требованием немедленно вывести войска с египетской территории. И это возымело действие: иностранные войска покинули не только берега Суэцкого канала, но и весь Синайский полуостров. Подразделения англо-французских войск оставили зону Суэцкого канала в декабре 56-го года. В январе следующего года израильские войска ушли с Синая, а в марте – из сектора Газа.

Обе стороны понесли в этой войне значительные людские и материальные потери. Только в боевых действиях с израильскими агрессорами на Синае египетские войска потеряли около трех тысяч человек убитыми и ранеными. Но еще больше жертв было среди мирного населения египетских городов, подвергшихся бомбардировкам и обстрелу англо-французских интервентов. Многие кварталы Порт-Саида были полностью разрушены. «Порт-Саид, – говорил впоследствии Насер, – пожертвовав собой ради Египта и арабского мира, расстроил план империалистов, которые заявили, что они оккупируют Египет за двадцать четыре часа».

Войска тройственной коалиции, оккупировав почти весь Синайский полуостров и значительную часть прилегающей зоны, так и не смогли полностью осуществить военные цели – в течение недели овладеть всей зоной Суэцкого канала и Каиром. Их расчеты на молниеносную победу были сорваны.

Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер (в 1956 году профессор Гарвардского университета) признал: «Суэцкий кризис показал, что Англия уже не способна к серьезным самостоятельным действиям. Она в известной степени сама себя ранила сильнее, чем когда-либо. После Суэца английская дипломатия во многом утратила прежнюю уверенность».

Эта военная кампания потрясла экономику Англии и Франции. Особенно дорого она обошлась Франции: ее валютные запасы почти иссякли, а инфляция и рост цен в стране приобрели невиданные масштабы. Что же касается Англии, то война поставила ее, по свидетельству Г. Макмиллана, бывшего в то время канцлером казначейства, «на грань банкротства». Она и обошлась ей по меньшей мере в двести пятьдесят миллионов фунтов стерлингов.

США, которые сочли для себя более выгодным отмежеваться от союзников, на деле оказывали им не только политическую, но и экономическую поддержку, снабжая их нефтью, а Лондону выдав заем в пятьсот миллионов долларов. Не случайно известный американский политический деятель Р. Мэрфи в порыве откровенности впоследствии упрекал Ги Молле за то, что Англия и Франция не продолжили войну до победного конца. «Я знаю своих соотечественников, – заявил он. – Эйзенхауэр и Даллес изменили бы свои позиции в случае успеха».

Как стало потом известно, ЦРУ по заданию Даллеса предприняло ряд попыток устранить Насера. Для этой цели в Египет были направлены три группы наемных убийц. Президент Насер знал или догадывался об этом, имея все основании в тот период и в последующем не доверять «бескорыстному посредничеству» США в урегулировании ближневосточного конфликта. Ему было известно, что и старые, и новые колонизаторы связывают свои планы в Египте с подрывной и заговорщической деятельностью внутренней реакции.

После суэцкого кризиса США сочли, что пришло время занять место прежних колониальных держав. В январе 1957 года группа из семидесяти американских конгрессменов потребовала «интернационализации» части территории Египта, граничащей с Израилем, и лишения Египта права управления Суэцким каналом. Это была попытка претворить план, выдвинутый Даллесом еще в период суэцкого кризиса. Одновременно ряд американских монополий во главе с «Чейз Манхэттен бэнк» предложил египетскому правительству передать Суэцкий канал в аренду. Американская дипломатия стремилась навязать ООН суэцкий вопрос, чтобы под видом интернационализации добиться установления над каналом контроля США.

Позиции иностранных монополий в экономике Египта были серьезно подорваны, что имело важнейшее значение для проведения независимой внешней политики. Одновременно началось осуществление первого пятилетнего плана развития промышленности. Большое место в нем занимал государственный сектор, предусматривалось проведение ряда социально-экономических мероприятий. В Египте и других арабских странах высоко оценили позицию Москвы во время суэцкого кризиса. Президент Насер в мае 1966 года, выступая на митинге в Порт-Саиде по случаю прибытия туда советской правительственной делегации, отметил, что «поддержка СССР вселила в египетских патриотов уверенность в победе над империализмом и помогла отразить “тройственную агрессию” в 1956 году». Селвин Ллойд вынужден был прямо признать: «Не может быть двух мнений: ясно для всех, что мы потерпели дипломатическое и политическое фиаско». К такому же выводу пришел двадцать лет спустя французский коллега Ллойда – Кристиан Пино, признавший, что «Суэц был ошибкой» и Англии, и Франции. Иначе говоря, «мушкетеры» просчитались.

…После беседы с писательницей Латыфой аз-Заят захотелось побывать на Суэце. На центральной площади Порт-Саида все еще стоял, словно застывшее напоминание о тех драматических событиях, чудом сохранившийся постамент от памятника Лессепса[2], взорванного в день отплытия последних кораблей с английскими и французскими солдатами. Перед глазами невольно возникла сцена, ярко описанная в ее романе «Открытая дверь», переведенном нами на русский язык. С первой попытки взорвать памятник одному из главных строителей Суэцкого канала тогда не удалось: отлетела бронзовая голова, при второй – снесло всю его верхняя часть, но постамент так и остался стоять. Он как бы символизировал собой стратегию колониализма: оставаться навсегда.

Но должных выводов участники операции, похоже, не сделали. За свой провал в Египте Запад вскоре попытался взять реванш на другом фланге – к востоку от Суэца.

Смотрины в Стамбуле и несостоявшийся брак в багдаде

После потери Англией Суэца оплотом западной политики на всем Ближнем и Среднем Востоке стал Багдад. Там размещались все постоянно действующие органы пакта, в том числе его военный комитет. В Ираке, как и в других странах-участницах пакта, во время маневров и в случае «резкого обострения обстановки» могли приземляться и базироваться эскадрильи американских бомбардировщиков. В Ливане тем временем укреплялись позиции сторонников Насера. В этом Запад усматривал «коммунистическую угрозу» как в Ливане, так и в соседней Сирии, взявшей курс на объединение с Египтом. Интервенция против Ливана была предрешена, оставалось лишь назначить дату, а точнее, ее санкционировать. Начальник генштаба иракской армии уже заранее получил приказ направить две бригады в Иорданию и подготовить их для переброски в Ливан. Такова схема сценария, который начал постепенно осуществляться.

Летом 1957 года в Стамбуле мне довелось быть свидетелем пышных приготовлений к встрече молодого иракского монарха Фейсала. На следующее лето было намечено два важных события: открытие сессии Багдадского пакта и женитьба молодого короля на турецкой принцессе Фазиле, ведущей свою родословную, как утверждали стамбульские газеты, от османских султанов. Белоснежная королевская яхта, бросившая якорь в бухте Флорья на Босфоре, вечерами сияла разноцветными огнями. Оттуда доносилась музыка, а вокруг сновали катера и лодки, доставлявшие все необходимое для готовящегося бала. Турецкая печать предрекала, что предстоящее бракосочетание будет символизировать прочность военно-политического союза, окрещенного по месту его рождения Багдадским пактом, которому, как таинственно намекали некоторые турецкие журналисты, предстояло выдержать серьезное испытание. Прогнозы турецкой печати отчасти оказались пророческими. Это «серьезное испытание» Багдадский пакт не сумел выдержать, а намечавшийся брак не состоялся. Принцесса Фазиле и турецкие государственные деятели, выехавшие утром 14 июля на аэродром Ешилькей для встречи иракского монарха и его премьер-министра Нури Саида, так и не дождались высокопоставленных гостей.

Лишь к полудню стало известно, что короля Фейсала, его дяди, регента Абдул Иляха, и Нури Саида нет в живых, а Иракское Хашимитское королевство больше не существует. Багдадский пакт остался без Багдада.

Намеченная на 14–15 июля в Стамбуле сессия Багдадского пакта была отменена. Между тем именно ей надлежало установить точную дату вооруженного вторжения в Ливан, план которого уже детально обсуждал Нури Саид в Вашингтоне и Лондоне. На Западе не сомневались, что его утвердят без проволочек. У Вашингтона для этого имелись довольно действенные рычаги: ведь к тому времени США являлись членами трех основных комитетов Багдадского пакта – экономического, по борьбе с подрывной деятельностью и военного. Вступив в военный комитет, США, по существу, стали одним из главных участников пакта, хотя официально они не входили в его руководящий орган – Постоянный совет, но все равно играли в нем ведущую роль. Кроме того, Вашингтон оказывал непосредственное влияние на каждого участника пакта, используя двусторонние соглашения в рамках «доктрины Эйзенхауэра».

Еще до начала Суэцкого кризиса США начали активно осуществлять военно-политическую экспансию в Ирак на основе подписанных в апреле и июле 1954 года соглашений, предусматривавших предоставление ему американской военной помощи. Королевское правительство Ирака обязалось быть верным союзником США и Англии, которая к тому времени все еще имела там прочные позиции. Британское посольство в Багдаде определяло политику страны. Экономика ее тоже в значительной степени зависела от английского капитала, контролировавшего через «Ирак петролеум компани» (ИПК) и другие иностранные компании нефтяную промышленность. Специальная британская военная миссия держала под своим контролем иракские вооруженные силы. В апреле 1955 года правительство Нури Саида подписало с Англией соглашение, которое фактически передавало иракскую армию под командование британских военных инструкторов. В свою очередь, Англия обязалась по требованию иракского правительства предоставить в его распоряжение свои вооруженные силы для защиты от агрессии. Хотя формально британские военные базы в Хаббании и Шуайбе были переданы правительству Ирака, английские ВВС получили право пользоваться ими и совершать полеты над всей территорией страны.

Правительство Нури Саида в соответствии со взятыми во время «тройственной агрессии» против Египта обязательствами не препятствовало использованию иракских аэродромов английскими боевыми самолетами. После провала интервенции в Египте США усилили свое проникновение в Ирак. С помощью заключенного в 1955 году соглашения о предоставлении военной помощи Вашингтон сумел значительно укрепить свои военные и политические позиции в стране. Группа американских военных советников в Ираке, находясь в непосредственном подчинении главнокомандующему американскими вооруженными силами в Европе, к 1958 году насчитывала восемьдесят пять человек. С принятием Ираком «доктрины Эйзенхауэра» возросла роль американской дипломатии в определении внутренней и внешней политики страны.

Но в самом Ираке уже длительное время назревала революционная ситуация. В период Суэцкого кризиса и «тройственной агрессии» по всей стране прокатились манифестации протеста против политики колонизаторов. В ответ на репрессии Нури Саида иракцы подняли восстание. Почти через две недели оно было подавлено войсками и полицией, но не прошло бесследно: в феврале 1957 года был образован Фронт национального единства.

Социальная база оппозиции реакционному режиму была весьма широкая: трудящиеся города и деревни, учащаяся молодежь, интеллигенция, национальная буржуазия. События ускорили назревание процесса, который и завершился 14 июля 1958 года антимонархической революцией. Она сделала Багдад, по выражению французского публициста Пьера Росси, «вторым Суэцем». Иракские войска, вместо того чтобы в соответствии с полученным приказом двигаться в Иорданию, а затем в Ливан для подавления народного движения, направились в Багдад и свергли монархию. Выступление армии встретило широкую поддержку всего народа.

Как писал тот же Росси, «уже к концу 1956 года королевский режим оказался в полной изоляции. На самом видном месте в городе появились портреты египетского президента подполковника Насера, который превратился в подлинного кумира Ирака. Над Хашимитами (королевской семьей. – Ред.) открыто насмехались. Армия чувствовала себя морально подавленной. Опираясь на нее, генерал Касем стал вождем свершившейся революции».

Багдадский пакт лишился самого важного элемента. В результате оказалась разорванной вся цепь военных союзов на Ближнем и Среднем Востоке. Созданная незадолго до этого иракско-иорданская федерация рухнула.

Революция в Ираке явилась полной неожиданностью для Запада. Подъем национально-освободительного движения в Египте, в странах Магриба, в Сирии, Иордании и Ливане показал, что все они – слабые звенья всей колониальной системы на Ближнем Востоке. Но Ирак считался самым прочным и надежным. Именно поэтому иракская революция оказалась для Запада особенно ощутимым ударом и в политическом, и в экономическом, и в военном отношениях. После того как Багдадский пакт остался без Багдада, «доктрина Эйзенхауэра» стала терять и других своих потенциальных клиентов и союзников.

Маршал Жуков у «врат Царьграда»

Война в зоне Суэцкого канала и на Синае продолжалась недолго. Последствия разразившегося в 1956 году кризиса, который вошел в историю как суэцкий, давали о себе знать гораздо дольше, чем сама война, хотя главной ареной разворачивавшихся событий, помимо Суэца, были города Порт-Саид и Исмаилия.

Спустя почти двадцать лет, уже после Октябрьской войны 1973 года, генерал Бофр, бывший командующий французским экспедиционным корпусом в ходе этой операции, воскликнет: «Прощай, Суэц! Здравствуй, Залив!»

Но в первые два года после Суэца Запад не спешил сдавать свои позиции. Механизм Багдадского пакта в 1957 году только начинал набирать обороты. В Сирии был раскрыт антиправительственный заговор. В августе по обвинению в организации другого заговора из страны выдворили несколько сотрудников американского посольства. В октябре была задержана еще одна группа заговорщиков, переброшенных в Сирию из Турции. Турецкие войска подтягивались к сирийской границе (о чем достоверно стало известно нашей военной резидентуре в Стамбуле), одновременно готовилось антиправительственное выступление группы сирийских офицеров и некоторых воинских частей.

В турецких газетах все чаще появлялись, очевидно, инспирируемые извне статьи, напоминавшие о «законных притязаниях» Турции на часть территории Сирии. Подкреплялись они приграничными инцидентами на ее границах. В турецкие порты едва ли не ежедневно стали заходить американские корабли и суда с военными грузами. После Анкары вдруг неожиданно пожаловал в Стамбул заместитель госсекретаря США Гендерсон для проведения консультаций с турецкими руководителями и их зарубежными гостями. Вслед за этим в некоторых газетах появились заметки с кричащими заголовками через всю полосу; якобы, у Гендерсона пропал портфель, и, скорее всего, это дело рук «русских шпионов». Все это было приурочено к началу проведения в Восточном Средиземноморье и на территории Турции совместных учений НАТО.

В это время наш военно-морской атташе адмирал Тимченко получил из Москвы указание организовать прохождение группы наших военных кораблей через Черноморские проливы. Позднее мы узнали, что на крейсере под флагом министра обороны СССР находится сам маршал Жуков. Он направлялся с официальным визитом в Албанию, который стал для него последним. Все офицеры во главе с адмиралом Тимченко, начистив ботинки до блеска и надраив пуговицы своих бушлатов, ранним утром направились на приписанном к нашему генконсульству военном катере в устье Босфора для встречи маршала.

Мне (Л.М.) как самому молодому сотруднику военно-морского атташата было поручено ответственное задание – крепко держать Тимченко за ноги, когда он, вытянувшись во фрунт, во весь рост встанет на носу катера, качающегося на волнах. Именно так, по всем морским правилам он и приветствовал флаг министра обороны и лично маршала Жукова, показавшегося с биноклем в руках на капитанском мостике. Рядом с нами туда-сюда сновал катер под американским флагом. На нем мы сразу признали своих коллег из военно-морского атташата США. Они беспрерывно щелкали фотоаппаратами, наводя объективы поочередно на все антенны нашего флагманского корабля. Это не осталось там незамеченным. Мы издали увидели, как из-за стекла капитанского мостика выглянули сразу нескольких биноклей. Среди флотских головных уборов нельзя было не заметить выделявшуюся своим красным околышем и позолотой высокую маршальскую фуражку. Как ни старался я удерживать за ноги своего адмирала, он, приметив маршала Жукова, так подался вперед, отдавая честь, что едва не потерял равновесие. Жуков навел, однако, свой бинокль не на наш катер, а на американский. Заметив, как там дружно все работают фотоаппаратами, он, высунув руку, то ли пальцем, то ли кулаком пригрозил уж слишком наглым «фоторепортерам». На утро одна из газет дала сообщение о проходе корабля с маршалом под заголовком «Жуков появился у стен Стамбула». Все вчерашнее действо происходило в самом узком месте Босфора, в створе между стенами двух некогда грозных крепостей по европейскому и азиатскому берегам пролива – Румели-хисар и Анадалу-хисар.

Через некоторое время наши корабли проследовали в обратном направлении, но уже без маршала Жукова.

Когда мы в автомашине возвращались в Анкару, то по московскому радио услышали сообщение, что Жуков, прервав свой визит, возвратился в СССР. Эта весть была полной неожиданностью не только для нас, но и для недавно прибывшего нового посла Н.С. Рыжова (бывшего министра текстильной, а затем легкой промышленности). Он был причастен к строительству текстильного комбината в Кайсери. Надо полагать, Хрущев направил его в Турцию для наведения порушенных Сталиным «мостов дружбы» между нашими странами. Рыжов по-прежнему считался человеком, близким к верхам. Об этом можно было судить по портрету Хрущева в его кабинете, на котором красовался многозначительный автограф: «Никите от Никиты. Хрущев». Услышанную по радио сенсационную весть мы расценили совершенно по-разному. Судя по сухости, с какой было передано сообщение, мы заподозрили неладное. Но посол, снисходительно пожурив нас за политическую близорукость, попытался рассеять наши сомнения: «Вот увидите, после Пленума ЦК ваш Жуков, скорее всего, станет премьер-министром».

Оправдалось все же наше предчувствие. Более того, как вскоре узнал я от своих военных начальников, вслед за Жуковым серьезные перестановки произошли в Генеральном штабе и Главном разведывательном управлении (ГРУ). Пользовавшийся в военных кругах большим авторитетом прежний начальник Генштаба – генерал С.М. Штеменко, который считался человеком Жукова, тоже оказался в опале. Его направили в Северокавказский военный округ, войска которого в то время проводили демонстративные учения у границы с Турцией. (Тогда это расценивалось не только как своеобразное предупреждение для НАТО и Багдадского пакта, но и упреждение усилившегося нажима на Сирию.) Так до нас доходили отголоски бурных перемен на родине.

О них мы узнавали от приезжавших из Москвы новых работников, из диппочты, от первых советских туристов (как правило, высокопоставленных или именитых). Одни, как, например, писатель Лев Никулин, азербайджанский поэт Расул Рза, которых мне приходилось встречать и сопровождать, приезжали в творческие командировки. Другие – Константин Паустовский, украинский писатель Любомир Дмитерко, кое-кто из родственников высокого начальства – были в Стамбуле транзитом как туристы первых средиземноморских круизов. Помнится, нам было поручено под благовидным предлогом прервать круиз дочери Молотова, которой якобы из-за болезни отца было предложено самолетом возвратиться в Москву. Только позднее мы узнали об «историческом Пленуме ЦК», отправившем в отставку не только всех членов «антипартийной группы» Молотова – Кагановича – Маленкова, но и самого популярного на Арабском Востоке советского министра иностранных дел с самой длинной фамилией – «и-примкнувшего-к-ним-Шепилова». С ним мне довелось встретиться уже четверть века спустя, в дни разразившегося второго ливанского кризиса.

Как Хрущев обложил чужих, заложив своих

Шумиха в турецкой печати по поводу «портфеля» Гендерсона, исчезнувшего чуть ли не при переправе его через Босфор, вскоре получила неожиданное развитие. Два помощника военно-морского атташе плюс переводчик и шофер были через несколько дней схвачены полицией. Несмотря на дипломатический иммунитет помощников их вместе с шофером и переводчиком (моим коллегой Михаилом Лыщиным) всю ночь продержали в полицейском участке. На мои неоднократные телефонные звонки заявляли, что они задержаны до «выяснения подлинных намерений их встречи с неким турецким гражданином». Для официального уведомления о случившемся нашего посла мне пришлось всю ночь висеть на телефоне, поочередно делая звонки то в полицию, то в Анкару. После продолжительных разбирательств моих коллег в конце концов освободили.

Утренние газеты появились еще до возвращения наших работников в консульство. Все газеты писали, будто этот турецкий гражданин «обладал военными секретами». На самом деле гражданина этого они подвозили до летней резиденции атташе во Флорье, где по предварительной договоренности он должен был проверить водопроводную систему. Скорее всего, это была, что называется, «полицейская подстава».

Но в посольство тут же не замедлила поступить нота турецкого МИД. Она объявляла помощников атташе В. Прохорова и А. Молагина «персонами нон грата» как лиц, занимающихся «несовместимой со статусом дипломатов деятельностью». Вице-консул Иванов, занимавшийся их отправкой на родину, прощаясь с ними, пошутил: «Признавайтесь, наверное, вы подсадили в свою машину какого-то лоцмана, чтобы он вас на яхту к принцессе Фазиле на свидание свозил?» Вице-консул намекал на то, что королевская яхта стояла почти напротив нашей летней резиденции. Позднее стало известно, что провокация против нас была ответной реакцией турецких властей на очередную «кузькину мать» Хрущева. Разоблачая где-то с высокой трибуны «происки империализма», он похвастался: дескать, советские разведчики добыли «секретные документы Багдадского пакта», готовящего нападение на Сирию. Это заявление тут же было подкреплено передвижением наших войск на Кавказе на учениях вблизи турецкой границы. Ну, а турецкие органы безопасности дали утечку в печать о пропаже якобы портфеля Гендерсона где-то на Босфоре.

Конец ознакомительного фрагмента.