Peter Heather
The restoration of Rome. Barbarian popes & imperial pretenders
Copyright © Peter Heather, 2013
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
Посвящается Аните Хольм Сойер
Пролог
Приблизительно 4 сентября 476 г. один из полководцев римской армии в Италии по имени Одоакр арестовал и казнил дядю императора Западной Римской империи Ромула, известного как Августул – маленький Август. Семью днями раньше Одоакр проделал то же самое с отцом Ромула. Сам император был всего лишь ребенком, а его отец и дядя правили империей. Оказавшись у власти, Одоакр проявил милосердие. Ромул был отправлен жить в имение в Кампании (обширная область на восточном побережье юга Италии. – Пер.) до конца своих дней. Но для хода европейской истории более важным было то, что Одоакр также убедил римский сенат отправить в Константинополь к императору Восточной Римской империи Зенону посольство, заявившее, что «нет нужды в раздельном правлении, и одного императора достаточно для обеих империй [Восточной и Западной]».
Вскоре за ним последовало другое посольство, которое привезло в Константинополь одеяние императора Западной Римской империи, включая плащ и корону, ношение которых считалось государственной изменой для всякого, кроме императора. И хотя Одоакр поддерживал вымысел о суверенитете императора Зенона, однако не намеревался позволять Константинополю вмешиваться в дела расположенного в Италии государства, которым он теперь управлял. Два посольства Одоакра положили конец почти 750-летней традиции существования империи с центром в Риме[1].
Но низложение Одоакром Ромула Августула стало для империи всего лишь последним смертельным ударом. До этого ее западную часть постепенно уничтожали три предыдущих поколения политиков. Затем произошел этот удиви тельный переворот, нарушивший равновесие стратегической власти на обширных европейских территориях. За исключением нескольких самых первых успехов, вроде захвата Сицилии в III в. до н. э., основная территория Римской империи была приобретена в течение одного века до рождения Христа и одного – после. Это была эра, когда несредиземноморская Европа представляла собой три больших географических региона (западный и южный, северо-центральный и северо-восточный), в каждом из которых существовали общества, находившиеся на поразительно разных ступенях развития. Производство продовольствия, плотность населения, сложность экономики, размеры поселений и масштабы политической организации – все это было на гораздо более высоком уровне на юге и западе Европы латенского периода (археологическая культура железного века, распространенная в Центральной и Западной Европе в V–I вв. до н. э. – Пер.), который существенно понижался по мере продвижения на восток и север по территории двух других регионов. В течение этих ключевых лет строительства империи ее средиземноморские регионы в сочетании с его грозной военной организацией для предстоящего завоевания всех европейских территорий поставляли для Рима необходимые экономические и человеческие ресурсы. Практически только европейские запад и юг получили затем от Рима доходы и достаточное количество военной добычи – этим оправдывалось ведение на материке крупномасштабных военных действий, а римские легионы остановились только на дальних границах этих регионов.
Однако человеческие амбиции таковы, что были также предприняты усилия к тому, чтобы подчинить себе части Центральной Европы, в которых в значительной степени преобладало население, говорившее на германских языках. Часто думают, что большая победа вождя херусков Арминия над римской армией в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э. положила конец этому процессу, но реальность оказалась более прозаичной. В последовавших вскоре военных походах римляне разгромили Арминия, и поистине это была логика имперского уравновешивания затраты – выгоды, означавшей, что Рим в конечном счете позволил границам своих владений слиться с Рейном и не стал отодвигать их дальше на восток. В начале первого тысячелетия северо-центральная область Европы не стоила расходов на ее завоевание, тогда как третий регион – северо-восточный – никогда даже и не фигурировал как объект интереса империи.
Однако за последующие четыреста лет – прежде всего благодаря импульсу, полученному от взаимодействия с Римской империей во всех областях жизни от экономики до политических и культурных образцов, – убыстряющийся процесс развития изменил модели жизни в центральном регионе Европы. К середине IV в. увеличилось производство сельскохозяйственной продукции, значительно выросла плотность населения и экономические модели приобрели дотоле неизвестную сложность. Военная мощь этого региона в целом тоже заметно выросла (не в последнюю очередь за счет заимствования римского вооружения), а его политические структуры стали гораздо более сильными. Было невозможно создавать большие долговечные государства в этом регионе, потому что экономические и административные структуры еще не могли поддерживать сложные политические надстройки. Так что Рим, вообще говоря, сохранял за собой общий стратегический контроль. Тем не менее к IV в. до н. э. империи приходилось обеспечивать безопасность своих границ с помощью политики кнута и пряника, чтобы справляться с несколькими довольно крепкими зависимыми государствами среднего размера, которые теперь занимали каждый дюйм площади по ту сторону границы. Старый порядок, царивший в центральном регионе, – когда существовали маленькие, редко разбросанные племенные общины, – ушел в прошлое. Эти зависимые государства, возможно, не угрожали общему существованию империи, но, безусловно, обладали достаточной политической и военной силой, чтобы формулировать свои собственные средне– и долгосрочные политические программы. И когда условия были в их пользу (обычно это случалось, когда Рим вел войну с Персией), они могли даже парировать самые назойливые аспекты римского владычества, которые принимали форму бесконечных требований людских ресурсов, продовольствия, сырья и иногда – даже дозволения свободно действовать христианским миссионерам. И если изменившаяся северо-центральная область Европы оставалась слишком разрозненной политически, чтобы представлять общую угрозу, то во многом изначальное демографическое и экономическое преимущество, позволившее Римской империи возникнуть пятьсот лет назад, было подорвано развернувшимися за это время революционными процессами развития[2].
Мой отец был экспертом по взрывчатым веществам и рядом с ними провел большую часть своей жизни. Главный принцип безопасности, который он понял в начале своего обучения, состоял в следующем: где бы человеческая деятельность ни создала легковоспламеняющуюся атмосферу, «Бог, то есть какой-то несчастный случай или что-то еще, пошлет искру». Иными словами, безопасность должна была сосредоточиваться на том, чтобы не допускать нарастания огнеопасных условий, так как попытки уберечься от искр оказывались совершенно безнадежны. Что касается европейской истории, существенное преобразование старого северо-центрального региона создало потенциально взрывоопасную политическую ситуацию – по крайней мере, по отношению к долгосрочному будущему римского империализма, и искра в конечном итоге явилась в образе гуннов. Ворвавшись на границы Европы в два этапа в последней четверти IV в., гунны вытеснили две большие смешанные группы старых сателлитов Римской империи из трансформировавшегося северо-центрального региона (вместе с некоторыми другими группами издалека) на территорию империи в две волны: в 375–380 гг. и четверть века спустя, в 405–410 гг. Первая волна совпала с оккупацией гуннами земель, расположенных непосредственно к северу от Черного моря, а вторая, по всей вероятности, – с их дальнейшим проникновением на запад до Большой Венгерской низменности. Перед лицом (естественной) враждебности римлян, которые либо массово убивали тех, кто был вовлечен в такие передвижения, либо обращали в рабство, уцелевшие иммигранты из обеих групп (а многие из первоначальных участников погибли в пути) к концу 410-х гг. на почве Западной Римской империи объединились в две новые смешанные группировки, ставшие крупнее и сплоченнее каких-либо объединений людей, существовавших по другую сторону границы в IV в.: вестготская и вандало-аланская коалиции. В каждую входили по крайней мере три основных, до этого независимых, источника военных людских ресурсов, и в обеих из них развились соответствующие более централизованные руководящие структуры. Они укрупнились, чтобы выстоять перед лицом ответных ударов римлян, а большие богатства римского мира в сравнении с богатствами по ту сторону границы дали возможность новым династиям мобилизовать достаточные ресурсы, чтобы удерживаться у власти.
Но в то время, когда изначальные мотивы иммигрантов были сфокусированы в основном на спасении от хищнического нападения гуннов, они тоже хотели извлечь выгоду из богатств Рима, и их появление на землях империи физически подорвало ее способность к выживанию. По существу, она функционировала благодаря обложению налогами сельскохозяйственного производства с целью финансирования своей профессиональной армии и других правительственных структур. Эти новые объединения иммигрантов заставили Западную Римскую империю признать занятие ими частей ее территории, что значительно сократило ее доходы и, как прямое следствие, размеры армий, которые она могла содержать. И другие аутсайдеры, которым гунны непосредственно не угрожали – такие, как англо-саксонские племена, вторгшиеся в Южную Британию, быстро воспользовались военными и политическими ограничениями, вызванными этими потерями доходов. Особенно когда вандало-аланская коалиция захватила в 439 г. самые богатые североафриканские провинции Западной Европы, последняя оказалась в порочном круге. Меньшая численность войск означала еще большие потери территорий как в пользу изначальных групп аутсайдеров (вестготов и вандало-аланов), так и новых (вроде франков). Убывающая военная мощь империи побуждала встать на чью-то сторону.
Переворот, произведенный Одоакром, совершил последние обряды в этой саге о крахе империи. Он был частью последней волны беженцев из старой северо-центральной области Европы, которые нашли дорогу на римские земли в результате распрей, последовавших за падением гуннской империи Аттилы в Центральной Европе в конце 450-х и 460-х гг. Будучи правителем народа скиров и сыном одного из главных сторонников Аттилы, он был вынужден перебраться в Италию, когда его народ утратил свое независимое положение. И недовольство военных, которое Одоакр использовал в своих интересах, чтобы осуществить государственный переворот, было вызвано нехваткой в Италии средств для выплаты жалованья солдатам, которых он поднял на бунт. Эта нехватка явилась непосредственным результатом потери доходов от налогов из провинций по мере того, как они одна за другой попадали под власть захватчиков извне – процесс, образующий центральную повествовательную линию истории Западной Римской империи в V в. Поток финансовых средств для содержания римской армии в Италии постепенно убывал, а Одоакр был там для того, чтобы извлечь выгоду из проистекающих из этого беспорядков. Искра, высеченная гуннами, привела к стратегическому взрыву, который перенес значительное количество вооруженных людей из преобразившейся северо-центральной Европы на землю Западной Римской империи, чтобы подорвать там ее власть[3].
Новые правители, вставшие во главе политически связанных объединений вооруженных людей, которые не так давно возникли за пределами границ империи, были теперь хозяевами основной массы старых западных владений римлян. Наряду с Одоакром англосаксонские короли контролировали большую часть Центральной и Южной Британии, франкские – управляли Северной и Восточной Галлией, вестготские – властвовали в Юго-Западной Галлии и Испании, представители бургундской династии – в долине Роны, а самые богатые римские земли в Северной Африке оказались в руках вандальской династии Хасдингов (карта 3, с. 82). Таким образом, группы племен из старой северо-центральной области Европы в том виде, в котором она была на момент рождения Христа, породили мощную революцию на земле Рима, в результате которой вместо изначально единой империи появилось несколько государств-правопреемников.
В равной степени глубокий переворот (даже если и менее подтвержденный документально) затем последовал в самой Центральной Европе приблизительно через век после 476 г., который привел группы славянских племен из третьей европейской области на север и восток, и они заняли заметное положение в большей части Центральной и Восточной Европы. Этот процесс нельзя восстановить в подробностях, хотя существует достаточно указаний на то, что создание славянской Европы было итогом ряда сложных, разнообразных и продолжительных процессов, нежели внезапного переворота. Однако вот что становится совершенно ясно: крушение Западной Римской империи нужно рассматривать как часть тотального изменения существовавших в Европе балансов стратегической силы, эквивалентного процессам, происходящим в наше время, по мере того как постепенно проявляются региональные и глобальные последствия массовой экспансии ближневосточной, азиатской и некоторых южных экономик[4].
Но посреди всей этой перестройки римская концепция империи не только продолжала существовать, но и оказалась необыкновенно живучей. После поразительного полутысячелетнего существования (в сравнении: Британская империя протянула менее века) это, наверное, не так удивительно. Это сверхгосударство – Западная Римская империя – могло исчезнуть, но на многих (хотя и не на всех) частях его старых территорий население пережило закат империи, сохранив в целости свои общественные, экономические, судебные и культурные структуры. В этих группах остались целыми и невредимыми римские идеи и даже некоторые административные институты. Да и чужаки, уничтожившие империю, не испытывали непримиримой враждебности ко всему римскому. Многие из них были ее давними приграничными соседями и не начинали свои индивидуальные захваты частей римской территории под знаменем идеологического крестового похода против империализма. Они давно уже привыкли действовать в рамках всеохватывающей структуры Римской империи, и новые лидеры пришедших ей на смену государств, приступив к созданию нового порядка из хаоса ее крушения, видели много полезного для себя в структурах римского правления, общества и культуры.
Подхватывая историю от судьбоносного посольства Одоакра, передавшего Константинополю облачения императора Западного Рима, в этом продолжении книги «Падение Римской империи» рассказывается о трех великих претендентах на императорский престол, пытавшихся возродить римское наследие в Западной Европе, – Теодорихе, Юстиниане и Карле Великом. Каждый из них добился удивительных успехов. Имея совершенно разное происхождение и различные опоры власти, каждый из них сумел собрать воедино достаточную часть старой Западной Римской империи, чтобы убедительно заявить о своих правах на титул ее императора.
Но даже когда каждый из них закончил свой необычный жизненный путь, образ жизни людей на просторах Европы продолжал отдаляться от трехступенчатой модели, характерной для времени рождения Христа. Так как эти претенденты были по-своему успешны, то обстоятельства второй половины первого тысячелетия все больше препятствовали возможности поддержания долговременной структуры империи в том масштабе, который сохраняла старая Западная Римская империя на протяжении предыдущих пятисот лет. В конечном итоге восстановление стабильной императорской власти в поистине римском масштабе оказалось возможным только тогда, когда свежая кровь из той части Европы, которую «старые» римляне считали совершенно варварской, воспользовалась инструментарием Рима, чтобы породить совершенно новую империю. Благодаря обновленному институту папства европейские варвары нашли способ основать новую Римскую империю, существующую уже более тысячи лет.