Глава 2
Два джипа цвета хаки съехали с платформ состава, бойцы быстро заняли свои места. Последним в машину садился Стольников. Уступив место генералу и видя, что тот запрыгивает в машину с той же легкостью, с какой одиннадцать лет прыгал на подножку бронетранспортера, хмыкнул: «Годы не берут его, что ли?»
Всю дорогу от подземного «вокзала» НИИ до платформы, которая располагалась у самого выхода в Другую Чечню, он рассматривал лицо Зубова. То и дело оно пропадало во мраке, но через мгновение снова освещалось фонарями, тянувшимися вдоль стен тоннеля.
В который уже раз Саша вспомнил, как он оказался в этом тоннеле впервые. Тогда, после стычки с бандой Алхроева, он отходил с группой южнее Ведено и в конце концов спустился в овраг, рискуя там и остаться. Небольшой, поросший кустарником вход мог быть чем угодно – небольшой пещерой, размытой дождями ямой. Стольников рискнул войти в него и выиграл. Это был вход в лабиринт, приведший его группу через много часов в Другую Чечню. Как много изменилось с тех пор… Одиннадцать лет изменили это место до неузнаваемости. Теперь на месте пещеры находится научно-исследовательский институт, городок для сотрудников, казармы, своя школа, магазины и даже кинотеатр. И все только для того, чтобы скрыть эту маленькую лазейку в несуществующий, казалось, мир. Обеспечить деятельность власти в Другой Чечне. И вот теперь он уже не сам бредет, слизывая влагу со стен лабиринта, а везет его скоростной поезд. А где-то там, по телевизору: «Прорвало трубу на улице Печатников… Администрация района обещала устранить аварию…»… Какая беспросветная слепота…
Группа заняла весь состав. Подразделения в форме грузинской армии должны были выехать следом. Стольников сидел, молчал, хотя темы для разговора с Зубовым были, и смотрел то на генерала, то в пол.
И только когда джипы съехали с платформ и подняли столбы пыли на выезде из подземного бункера, игравшего роль «воздушной подушки» между платформой и Другой Чечней, Саша вышел и заговорил первым:
– Старые времена вернулись, товарищ генерал-полковник?
– Ничего не изменилось, – подтвердил он. – По-прежнему я вижу вас, и вы с оружием. И как раньше, сейчас отправимся искать приключения на задницу.
Забравшись в один джип, уселись сзади. В машине находился только Мамаев за рулем и Ермолович на переднем сиденье.
– Я хотел спросить, товарищ генерал. Кто «крота» будет в НИИ искать?
– Ждан.
Это был первый и единственный момент, когда им удалось остаться вдвоем. Лучшего случая поговорить не было.
Банде Хараева удалось поднять мятеж в тюрьме и выйти из-под контроля благодаря человеку, работающему в институте. Этот человек входил в очерченный специальным разрешением правительства круг лиц, допущенных к тайне существования «Миража». Раз так, то он знал и о Другой Чечне. Хараев и его люди уничтожены, но «крот» остался. Сменил каналы получения и сброса информации, лег на дно. Разоблачить его теперь могла только операция по уничтожению вырвавшихся на свободу бандитов.
– Я начинаю подозревать, что боевики не случайно нашли антидот, – проговорил Саша.
– Стольников, я всегда уважал тебя за умение мыслить.
– Значит, вы скинули информацию в НИИ, и кто-то из допущенных к работе с «Миражом» ее подобрал?
– Точно.
– И вы знаете кто?
– Нет. Поэтому Ждан и остался.
– А вы пошли со мной, потому что не доверяете?
Зубов улыбнулся:
– Нет. Потому что мне нужно пойти. Ты не мясо. А если мясо, то и я – с тобой.
Разведчик ничего не ответил.
– У вас со Жданом есть связь?
– Да. Коротковолновый передатчик. Хотя и не без вмешательства нанотехнологий. – Генерал вынул из нагрудного кармана крошечный, чуть больше спичечного коробка, прибор. – Сюда говори, сюда же и слушай. Ты видишь, куда я его кладу? – Он сунул его обратно в карман. – Если понадобится, возьмешь.
Стольников понял, о чем речь. А кто бы не понял?
– Ждан что, подбивает клинья к Ирине?
Зубов поднял на разведчика удивленный взгляд:
– Вот куда ты ходил… Да, парень – видный жених. Молодой полковник, отец – видный генерал. Светлое будущее, финансовая независимость. Дисциплинирован, уравновешен. Любит девочку.
– А она его?
– А тебе какое дело?
– Однажды вы с папой Ждана спасли его будущее, сломав человека и засадив в него чувство вины по горло. – Стольников качнулся и толкнул генерала плечом. – Теперь вы с папой хотите организовать его личную жизнь. Однажды бывший классный парень лейтенант Ждан превратится в жалкую скотину, и очень скоро вы с сожалением вспомните обо всех медвежьих услугах, что ему оказали. Вы – быстрее, потому что отец Ирины.
– Послушай, это не лучший способ понравиться отцу девушки, в которую влюблен, – угрюмо заметил Зубов. – Чернить за глаза человека, который открыт и прозрачен.
– Кто сказал, что я влюблен в Ирину?
– Дурак не заметит!
– Я никогда не окажусь рядом с ней. И не потому, что вы не захотите. Просто я не смогу гарантировать ей счастья. Что я имею? Три с половиной миллиона долларов на счетах, открытых на чужое имя. Будущее покойника или калеки. Мой путь начертан колесами этого джипа. И даже если мы с вами выйдем отсюда, я не подойду к Ирине. У меня, по крайней мере, есть совесть. У меня нет будущего, но совесть – есть.
– Саня… – Зубов наклонился почти к его лицу: – Знаешь, почему я пошел с вами?
– Жду, пока расскажете.
– Люди, которых ты знал в Другой Чечне, сильно изменились. Произошла какая-то трансформация сознания и физиологии… В «Мираже» стояли мощные вентиляционные установки с фильтрацией воздуха, но, я думаю, причина не в этом.
– А в чем?
Стольников некоторое время ехал молча и только потом развернулся к генералу всем телом:
– Прошу прощения, но я вопрос задал.
– Сейчас ты не узнаешь тех людей, что видел в крепости. Даже если и заметишь знакомое лицо.
– Что это значит?
– С ними что-то произошло. По улицам поселка изредка проезжают мои люди, проверяют порядок, и жители в эти дни ходят как тени, не вступая в общение. Несколько раз мои люди исчезали.
– Их убивали?
– Не знаю. Попытки что-то выяснить у жителей не имеют успеха. Жители отказываются с нами общаться. И выглядят странно…
– Сколько раз случались такие пропажи? Вы сказали – «несколько»? А точнее?
Зубов внимательно посмотрел на майора:
– Какой период времени тебя интересует?
– С момента появления Южного Стана.
– За десять лет?.. Скажем так – полторы тысячи раз.
Саша не выдержал и присвистнул:
– И как вы объясняете их исчезновения в Известной Чечне?
– Пропал без вести при исполнении служебного долга. Медаль Суворова, пенсия семье. Это же Чечня.
– Полторы тысячи… – повторил Стольников и поднял брови. – И ни трупа, ни следа?
– Ничего!
– А вам не приходило в голову перевернуть этот Южный Стан вверх дном?
– Саша… Моя бы воля, я бы объехал сейчас этот поселок, чтобы только не ступить ни на одну из его улиц.
– Но вы отдали приказ полковнику Бегашвили провести разведку.
– Местные знают Бегашвили, он не вызовет у них тревоги. Кроме того, в поселке есть больница, в которой работают главврач и медсестра. Они до сих пор живы, значит, местным это нужно.
Зубов занервничал. Он знал что-то, чего не мог объяснить, не рискуя выглядеть сумасшедшим.
– После того как ты и твои люди исчезли из Чечни, я был здесь около сотни раз. За последние два года – раз двадцать. И каждый раз мне хотелось поскорее убраться отсюда… Как из больного сна, понимаешь?..
– Нет.
Вдалеке появились первые признаки сильно пересеченной местности с редко стоящими на пригорках дикорастущими абрикосами.
– Меня пугают не «чехи», Саня. Меня пугают жители, отгородившиеся от нашей помощи молчанием.
– Вы же говорили, что они принимают гуманитарную помощь?
– Принимают, но забирают ее как собаки, ночью, тайно, чтобы никто не видел. Однажды мои люди двое суток просидели рядом со снесенным на землю грузом. Они не вышли. Ни один. Два «КамАЗа» муки, консервов, топлива, компрессоров, одеял и всего, что просто необходимо. Дело к зиме шло…
Стольников хмыкнул снова:
– Может, они просто боятся вас?
– Тогда почему я их боюсь? За последние месяцы я не видел ни одного. Они или передвигаются по Этой Чечне ночами, или закупорились в Стане, как в банке!
– Думаю, эту банку уже откупорили.
Зубов посмотрел на часы:
– Через двадцать минут мы увидим Южный Стан. Полагаю, что батальон Бегашвили уже ведет с беглыми боевиками бой. И у меня фантазии не хватает представить, что там сейчас происходит.
«Роверы», пыля, как на ралли, то расходились, то сходились. Они были похожи на два катера, мчащихся по волнам. Вскоре, однако, скорость пришлось сбросить, а когда до поселка оставалось чуть более километра, машины и вовсе еле двигались. Приходилось объезжать овраги, крутые холмы и спускаться на дно пологих ложбин.
Как только на горизонте появилась окраина Южного Стана, Зубов велел остановиться. Взобравшись на крышу одной из машин вместе с майором, он поднял бинокль. Вгляделся в пейзаж и Саша.
Цейсовская оптика мгновенно сократила расстояние. Стольников видел дома – они сильно отличались друг от друга архитектурой и высотой – от двухэтажных в два подъезда до низких строений, похожих на дачные домики.
На улицах не было видно ни души. Словно это был мертвый поселок, выстроенный специально для ядерных испытаний. Но и манекенов тоже не было. Как не было заметно и техники. Зубов говорил, что автомашины законсервированы, но хотя бы одна-то должна была выполнять какую-то работу? Ведь в поселке каждый день нужно что-то подтащить, переместить или просто доехать.
– Мертвая зона. Что-то не вижу я ожесточенного боевого столкновения, генерал.
– Не может быть. Хотя Бегашвили мог выдавить их из Стана.
– За два часа? Не смешите меня.
– Неужели «чехи» обошли Южный Стан, не признав в нем грузинское село, и двинули дальше? – Сказав это, Зубов посмотрел на Стольникова, словно тот знал ответ на этот вопрос.
Саша сомневался в том, что заключенные могли проехать мимо. Груженные маньяками и живодерами «ЗИЛы», да чтобы проехали мимо женщин и возможности поживиться или просто кого-то прирезать?.. Маловероятным ему это казалось.
Они сели на кабину, Стольников похлопал по крыше. «Ровер» тронулся с места, за ним последовал и второй.
Бойцам не нужно было отдавать команды. Глядя на командира, они выполняли все, чему он их когда-то обучил. Лучшим способом получить приказ при молчании Стольникова было посмотреть на него. И тогда все просто повторяли его действия. В разведке говорить приходится мало. Лучше вообще не говорить. Единственное исключение – когда командир в темноте и приказы отдаются голосом. Но сейчас, хорошо видя Стольникова, бойцы приводили оружие в боевую готовность и поправляли на себе снаряжение.
– Стой! – приглушенно прикрикнул Саша, когда машины приблизились к поселку не более чем на триста метров.
Он снова поднялся на ноги и посмотрел в бинокль. Ничего не изменилось с того раза, как он разглядывал Южный Стан в последний раз. Одну из улиц пересекла, поджав хвост, пегая собака. По другой улице ветер вяло гнал перекати-поле.
И в этот момент Саша почувствовал, как разгрузочный жилет рвануло в сторону. Через мгновение он сообразил, что его смело с крыши. Еще не коснувшись земли, он прогремел:
– К бою!..
Бойцы в мгновение ока освободили оба джипа от своего присутствия, кувырками и перекатами разобрали на земле позиции.
Стольников перевернулся на бок и оттянул в сторону «разгрузку», чтобы оценить ущерб. Сомнений, что его сбила с машины пуля, не было. При этом эта пуля не была выпущена из автомата Калашникова. Такая убойная сила бывает только у снайперских винтовок. Но звук был металлический, и майору хотелось проверить, каких бед эта пуля натворила.
Поврежденным оказался один из магазинов. Пуля разбила его стальной корпус, вырвала несколько патронов и выбросила наружу пружину. Магазин спас хозяина если не от смерти, то от тяжелого ранения.
Ссыпав оставшиеся патроны в карман куртки, Стольников зашвырнул испорченный магазин за спину.
– Девять миллиметров! Товарищ генерал, каким образом в «Мираже» могла оказаться снайперская винтовка «Винторез»?
«Винторез» – это не просто винтовка снайпера. Это оружие спецназа. Особенность ее заключается еще и в том, что выстрелы из нее бесшумны.
Выстрелов больше не было. Но уже было ясно – группа в центре внимания тех, кто находился в поселке. Кем бы они ни были.
– Зачем мирным жителям стрелять из снайперской винтовки по тем, кто возит им продукты? – прокричал Ключников.
– Хороший вопрос! – похвалил Зубов. – Если только это мирные жители!
– Я задам вопрос иначе. В подразделении полковника Бегашвили кто-то вооружен снайперской винтовкой?
– Ну конечно, это же подразделение спецназа!..
Стольников долго молчал, глядя перед собой в землю и соображая. А потом снова вспомнил о «разгрузке». Проверил. Ерунда, можно зашить. Жилет сейчас сыграл роль бронежилета. А могло быть хуже, угоди пуля между магазинами…
Был бы бронежилет…
Он вспомнил, как в девяносто девятом его взвод весь день сидел в засаде на улице Лескова в Грозном и ждал появления в трансформаторной будке боевиков. Утром Стольников обнаружил там «схрон» – четыре автомата, два гранатомета, ящик патронов и восемь гранат к РПГ. По приметам сходилось, что груз только что занесли, тщательно не маскировали, то есть вот-вот должны были забрать. Стольников взял с собой Жулина и Ключникова. Проморозив носы в неотапливаемом подъезде напротив будки, им удалось «принять» двоих курьеров с поличным, с гранатометами в руках. Помяв их и сдав в прокуратуру, вернулись в подъезд в ожидании, пока придет «броня». Адреналин выплескивался наружу через глупый смех и бессмысленные разговоры.
За этим занятием и застала их женщина лет тридцати, с грохотом спустившаяся по лестнице. Она мчалась вниз, ноги не поспевали за ней, так что, не доходя до опешивших и уже вскинувших автоматы разведчиков нескольких шагов, она упала и по замерзшим ступеням катилась уже на спине.
– Аллах милостив!.. – кричала синяя от страха чеченка на русском. – Аллах милостив!..
– Руки покажи!.. – приказал Стольников, не отводя от ее лица ствол автомата. Знал он таких шустрых, подкатывающихся к ногам офицеров с «Ф-1» в руке…
– Слава богу, что вы здесь! – кричала как заведенная она, простирая к ним руки.
– Что стряслось, тетка? – Ключников играл пальцем на спусковом крючке, посматривая вверх между лестничными пролетами.
– Помогите ради бога!..
От их ответа зависела жизнь маленькой десятилетней девочки. Недоделанный отчим заперся с ней в квартире, а если верить плачущей маме, что босиком скатилась к ногам разведчиков, у того не все в порядке с головой. Зато у него все в порядке с обрезом ружья двенадцатого калибра, который он вырезал полчаса назад. И еще, оказывается, после пол-литра местного самогона он пообещал с девочкой расправиться. Причина проста: девочка ему не родная. Ну кто после этого нормального мужика не поймет? Не родная ведь… Чего бежать к военным-то?
Стольников спросил этаж, как расположена квартира и помчался наверх. Следом ринулись и Жулин с Ключом. Саша бежал и понимал, что в квартире сейчас его может встретить кто угодно. И это вполне может быть не пьяный бытовик, а полувзвод обдолбанных «чехов», решивших заманить русских в ловушку. Но он бежал.
Когда они стояли перед дверью, цыкая на тонко подвывавшую супругу безумца, в голове Стольникова, да и в головах прапорщика и сержанта, конечно, стоял один вопрос. Где сейчас в квартире находится маленькая десятилетняя девочка? Вопрос не праздный, если учесть тот факт, что при сложившихся обстоятельствах без насилия над личностью отчима не обойтись, а в панельных домах пули имеют обыкновение делать в квартире по два-три рикошета. Дробь из обреза рикошетов не делает, зато цепляет все на своем пути, что нужно и не нужно.
Стольников шагнул назад и вложил в удар весь свой вес. Дверь вылетела с одного удара…
Уже вбегая в коридор квартиры, пытаясь рассмотреть сквозь пыль известки от поврежденного косяка отчима и девочку, капитан понял, что опоздал. У него нет времени для принятия решения, как нет времени даже для необдуманного поступка. Ему в грудь смотрели, чернея пустотой, два расположенных рядом отверстия. Последнее, что он запомнил, были едва различимые стружки на свежих срезах стволов двенадцатого калибра…
Страшный удар сзади, одновременно с грохотом выстрелов, заставил Стольникова рухнуть на живот и в кровь разбить подбородок…
Кабанья картечь, в клочья разорвав на стоявшем позади него Жулине бронежилет, отбросила прапорщика к стене. Как кукла с разведенными в стороны руками, он медленно опускался на пол…
В миллионные доли секунды Стольников догадался, что Жулин сориентировался во времени быстрее него. Он сбил капитана с ног, чтобы дробь ушла мимо.
Понимал ли в тот момент прапорщик, что если выстрел не попадает в Стольникова, то тот же самый выстрел наповал валит его?
«Нет, – отмахивался потом Жулин, матерясь, – ничего я не понимал. Автомат сработал. Отвяжись!»
Но это было потом, через неделю. А сейчас, захлебываясь кровью и задыхаясь, непослушной рукой прапорщик пытался разлепить на бронежилете липучки.
Не в силах даже закричать от ярости, чувствуя, как голова разрывается от боли, Стольников вскочил на ноги. Пьяный чеченец продолжал держать в руке дымящийся обрез. Сколько было выстрелов? Два? Один? Саша не считал, потому что для него не было разницы.
Когда отчим, уже – не отчим, уже – вообще никто, упал на стену и стал растирать по обоям собственную кровь, Саша кинулся к Жулину. Прапорщик улыбался, что-то шепча ему окровавленными губами.
– Что? Олег, потерпи, дорогой!.. Я знаю, что больно…
Стольников сорвал с его плеч бронежилет и подложил под голову. Картечь не тронула тела. Жулин задыхался от страшного по силе динамического удара. Он продолжал что-то бормотать. Капитан видел, как от напряжения вздуваются на его лбу вены.
– Что?! Молчи, Олег!..
Бесполезно. Что знал в тот момент Жулин, чего не знал Стольников?!
Саша прижался ухом к его кровавым губам.
– У тебя жилета нет, Саня… Ты не надел жилет…
Да, Стольников редко надевал жилет. Он ему мешал.
Вот и сейчас, когда он рассматривал разорванную выстрелом «разгрузку» на боку, он встретился с глазами прапорщика. Жулин смотрел, тревожно блестя глазами.
– Все в порядке, Олег!
– Предупреждение? – предположил Баскаков.
– Мне все равно! – ответил Стольников. – Триста метров – короткими перебежками – вперед!..
Группа снялась с места. По двое, трое разведчики броском поднимались над землей, выписывали замысловатые траектории и тут же падали рядом с удобным укрытием. Кто падал не в траву, а на прожженные проплешины, старался откатываться в сторону сразу, как поднимал пыль. Получать пулю по ориентиру не хотелось.
Группа уже продвинулась вперед на сотню метров, но больше выстрелов со стороны поселка не было.
Но едва Стольников подумал о том, что кто-то из людей полковника Бегашвили мог случайно пустить пулю-дуру, как рядом с его головой раздался короткий свист. Словно промчался мимо, издав хищный звук, сапсан.
– Саня, по тебе бьют, прицельно! – подал голос Зубов.
Двигаться как разведчики в своем возрасте он уже не мог, выходило тяжеловато и неловко, но группу не задерживал. Чего ему это стоило, видели все. На лбу Зубова бугрились вены, пот заливал лицо. Несколько раз он связывался со Жданом, отдавая какие-то замысловатые распоряжения.
Когда до ближайших домов Южного Стана оставалось не более ста шагов, Стольников велел подогнать машины. «Роверы», чьи двери и капот были защищены от автоматных пуль и осколков, но были бесполезны при защите от снайперской винтовки дальнего боя, скользнули в овраг, скрылись из виду и только спустя минуту появились: один на левом фланге, второй – на правом.
– Поднять стекла, – приказал Зубов.
Тонированные почти в черный цвет стекла бесшумно превратили машины в легкие бронетранспортеры. Толщина стекол не вызывала сомнений – пули от них отскочат.
– Двигаемся к центральной улице! – приказал Саша. – Татарин, Ключ, Жулин – по правую сторону, остальные – со мной!
Джипы вкатились в поселок и медленно поехали вдоль дороги рядом с асфальтированными тротуарами. Стольников отдал должное строителям – дома здесь строились не как для потерявших жилье при наводнении в Крымске. Это были кирпичные, выстроенные хоть и без строгого архитектурного замысла, но все-таки стоящие вдоль улиц коробки-крепыши. Саша тут же вспомнил дом Басаева в Грозном. После штурма к этому дому подогнали танк и били в упор. Повалить стену танкисты смогли только после второго выстрела.
Одноэтажные дома чередовались с двухэтажными, несколько домов на центральной улице выделялись своей высотой – они были в три этажа.
«Роверы» катили вдоль тротуаров, бойцы, прячась за их кузовами, шагали гуськом, пригнувшись. Те, кто шел справа, контролировали крыши домов и окна слева, те, кто двигался по левую руку, держали под прицелом все живое справа.
Впрочем, живого было немного. Город словно вымер. Ни одного человека на улице, ни одного животного. Лишь приноровившиеся к обстановке скалистые голуби перетаптывались на коньках крыш, толкаясь и ворча.
«Где мычание скота?» – вдруг подумал майор. Приглядевшись к крышам, он не заметил голубей. Скалистые голуби в Чечне – дело привычное. Быть может, дело в том, что здесь – Другая Чечня? Но Стольников своими глазами видел голубей в Крепости и на крыше тюрьмы.
Он внимательно присмотрелся к окнам. Ни одного лица. В поселке – ни единого звука. Только когда потянуло с запада ветром, с грохотом захлопнулась где-то форточка. Мамаев мгновенно отреагировал и прицелился.
Но – ничего необычного – просто форточка. Просто окно.
– Где люди Бегашвили, генерал? – бросил через плечо Стольников Зубову, крадущемуся сзади.
– Я и сам хотел бы это знать.
– Может, они проверили, нет ли опасности, и ушли?
– Тогда бы мы их повстречали. Дорога на «Мираж» проходила через нас… – Зубов поднес рацию к губам: – Третий, свяжись с Десятым. Где он?
– Почему бы вам напрямую не связаться с Бегашвили? – удивился Стольников.
Зубов промолчал.
Эти полутона стали беспокоить майора. Когда вот так идешь и не понимаешь, что делает человек у тебя за спиной, – это не дело. Но сейчас артачиться не стоило. Группа уже работала. Не хватало еще, чтобы бойцы чувствовали сомнение в командире.
Стольников поднял голову и выпрямился.
В этот момент он услышал приглушенный голос Ждана:
«Первый, я Третий. Связи с Десятым нет».