Глава первая
Пустота
Я сидела в его спальне, облокотившись о серую спинку кресла. В большие стеклянные двери проникал призрачный свет луны, такой же нереальный, как и бывший хозяин этой комнаты. Я до сих пор не могла поверить в то, что его больше нет. Потерять Илая, значило потерять смысл жизни. Вместе с ним я утратила часть себя, как будто кто-то беспощадно выдрал половину души, оставляя зияющую пустоту на том месте, где раньше жила любовь. Мы все лишились части себя, в тот самый день, когда Илай спас меня ценой своей жизни. Марина сделала все, чтобы растоптать наши сердца.
Я в очередной раз окунулась в тот самый злополучный день, когда мне казалось, что моя жизнь наконец-то стала идеальной, прижимаясь всем телом к парню, которого я любила. Которого люблю и сейчас, не в силах поверить в то, что мои руки больше никогда не коснуться его волос. Я никогда не почувствую жар от его прикосновений и не смогу ощутить вкус его поцелуя на губах. Я никогда не скажу ему, как сильно я его люблю и что он для меня значит. Он – моя жизнь, жизнь которой больше нет.
Прищур его игривых глаз, искренняя улыбка, острая линия смуглых скул – до сих пор стояли у меня перед глазами, разрывая сердце на клочки. Он погиб. Я должна была это принять… но не могла, продолжая жить им, дышать им. Продолжая верить вопреки всему, верить в то, что он где-то рядом со мной… хотя, может оно так и было. Когда-то он сказал, что всегда будет жить в моем сердце, неважно что произойдет, он будет во мне. Он был, оставаясь частичкой меня навсегда.
Дверь тихо скрипнула, в тьму пробрался лучик света и уверенно пополз к моим ногам. Послышались почти бесшумные шаги босых ног по деревянному полу.
– Я не мог тебя найти, – сказал Пьетро, присаживаясь в кресло напротив.
В полумраке черты его лица были почти не различимы, но я знала что он хмурится. Пьетро остался жить в доме, он, как и прежде, тренировал меня, хотя гораздо реже. Наши занятия, скорее, походили на сеанс психотерапии. Он все это время был рядом, помогая мне смириться с потерей. Пьетро молча смотрел в окно. Мы оба молчали. Все чего я хотела – побыть одной.
– Лила, – начал он неуверенно, – Нит и Джо собираются сходить в Меркурий* поужинать, я подумал, может ты тоже захочешь?
– Я не голодна, – ответила я вежливо. Есть на самом деле не хотелось.
– Ты достаточно просидела в четырех стенах, пора бы выбираться из добровольного заключения. Жизнь продолжается.
Я согласно кивнула.
– Ты прав Пьетро. Может, завтра сходим.
Он потер пальцами лоб, наклонился вперед положив руки на колени и вздохнул – тяжело, протяжно.
– Уже прошло много месяцев, пора возвращаться к жизни. Илай бы этого хотел, хотел чтобы ты жила дальше, – Пьетро поднял на меня темные, словно горький шоколад глаза, – разве не для этого он пожертвовал своей жизнью?
– Я пытаюсь! – резко перебила я.
К горлу подступил тошнотворный ком. Я сомкнула веки и сцепила руки, сжимая их до онемения. Пьетро ударил по самому больному, желая лучшего, но это не умоляло волны горя накрывшей меня с головой. Каждую минуту я укоряла себя в том, что именно я осталась в живых.
Я подошла к окну и распахнула его настежь. Сделала глубокий размеренный вдох, затем выдох и постаралась абстрагироваться от воспоминаний, думать о чем-нибудь кроме Илая. О лете, теплом песке, океане, но подсознание тут же связывало любую картинку с ним, словно я ходила по заколдованному кругу. Холодный осенний ветер врывавшийся в распахнутое окно не приносил облегчения, лишь могильный холод, заставляющий меня мелко дрожать. Я села на подоконник, поджала колени, обхватив их руками и больно прикусила нижнюю губу, запрещая себе плакать, уверяя себя: " Я буду идти дальше! Не смогу идти – буду ползти! "
– Ты не можешь вечно сидеть тут. Даже Нит…
– Пол года, – сказала я глотая подступающие слезы.
– Что? – переспросил Пьетро.
– Сегодня ровно шесть месяцев со дня его гибели.
Пьетро вздохнул.
– Прости, я не знал.
– Не извиняйся. Это все лишь цифра, – сказала я и подумала: "Которая, почему-то, делает боль только острее".
Безнадежная пустота, с привкусом затхлости, запахом отчаяния, ощущалась все сильнее. Так случалось каждый раз, когда я не могла справляться с собой и начинала громко рыдать, утыкаясь лицом в подушку, чтобы никто не слышал. Мне нужно было сделать хоть что-то, срочно, сейчас же.
Я резко поднялась, схватила со спинки стула куртку и бегом пустилась к выходу.
– Куда ты? – Пьетро крикнул мне в след, но я скрылась в дверях.
Миновав длинный белоснежный коридор, в темноте казавшийся угнетающе серым и узким, я спустилась вниз по стеклянной лестнице. Свет горел только на кухне и доносились голоса Нита и Джорданы. Они обсуждали планы на вечер. Заметив меня Джо слегка улыбнулась.
– Ты пойдешь с нами? – спросила она, но я не смогла ответить и даже повернуться ее сторону.
Я почувствовала как крошеные осколки стреляли по венам, и я отчаянно пыталась сохранить маску на лице, чтобы не выдать эмоций, но сердце бешено стучало о ребра, а всхлипы уже застряли во рту, сдерживаемые только плотно сжатыми челюстями. Я пулей вылетела за дверь и бросилась со всех ног, оставляя позади желтые пятна светящихся окон дома.
Холодный осенний ветер забирался под майку, обвивая тело ледяными щупальцами. Дорога терялась в темноте, едва заметная, в свете луны скрывшейся за облаками. Где-то вдалеке высились скалы, да и те вскоре поглотила тьма. Я бежала без оглядки, так быстро как могла, иногда спотыкаясь о камни и кочки, пытаясь выгнать из себя всю боль, пару раз чуть не вывихнув себе ноги, карабкаясь по мокрым камням, словно шла шаг за шагом все дальше в никуда.
Я пыталась убежать от себя; от крика сердца, содрогающегося в висках; от чувств, которые испепеляли меня заживо; от его глаз, ласково улыбающихся мне; шепота его голоса нежно произносящего: "Я люблю тебя…" Нет, нет, нет!!!!! Я запрещала себе думать о нем. О чем угодно, о чем-то другом, о чем-то реальном. Взгляд стал отчаянно цепляться за черносерые силуэты вокруг. Вдалеке белел туман, сползая с верхушек гор густыми вязкими лапами. Я подняла голову к верху и уткнулась в полную Луну, печально выглядывающую из-за черных туч, улетающих в никуда, растворяющихся под натиском ветра. Мое тяжелое дыхание беспокойно тревожило ночную тишину. Изо рта, рисуя белые узоры в холодном воздухе, вылетал пар, а затем моментально растворялся в ночи.
Мои шаги замедлились. Под ногами глухо шуршала влажная каменистая почва. Не в силах оторвать взгляд от серебристого диска, я остановилась запрокидывая голову в небо. В голове, словно вспышка, словно дежавю вспыхнуло странное чувство лишающее сил дышать. Мне вдруг показалось, что где-то там Илай в эту самую секунду стоит и смотрит на эту же Луну, также не в силах оторваться от нее, думает обо мне и верит, что наши взгляды встречаются на лунном диске.
Это ощущение было настолько живым и реальным, что у меня подкосились ноги. Сверху на грудь упала неподъемная плита, весом в незаменимую потерю. Стена рухнула и из глаз хлынули слезы. Ледяной воздух разорвался хриплым криком полным отчаяния, разразив небо вспышками молний. Я упала на колени и впилась руками в сырую землю, не пытаясь сдерживать стон рвущийся наружу. Впервые, находясь один на один с собой, я позволила выпустить всю боль, плакать столько сколько хочется, вонзаясь пальцами в траву и громко рыдая, все еще пытаясь найти в себе силу пережить его потерю. Я знала, что она закрыта где-то там в глубине сознания, за глухой дверью, ключей от которой я никак не могла подобрать.
На лицо упало несколько крупных капель, и пошел проливной дождь. Я задрожала, хотя холода не чувствовала, затем подняла голову кверху, раскачиваясь из стороны в сторону, подставила лицо каплям дождя. Я слишком долго сдерживала все внутри себя притворяясь сильной. Жизнь научила меня бороться с трудностями, никогда не сдаваться. Но я никогда, даже в самые отчаянные минуты, не чувствовала себя такой одинокой, словно внутри разрасталась черная пустота. Еще никогда я не желала чего-либо так сильно, как вернуть его жизнь. Но он сделал свой выбор – подарил мне величайший подарок и ради него я должна идти вперед. Спотыкаясь, глотая слезы и заглушая боль, но идти! Я смогу, переживу.
Заставляя себя подняться, я еще раз посмотрела в небо: луна скрылась за грозовыми тучами. Дождь с ветром хлестал по лицу; дорога превратилась в скользкое месиво; голова, после длительной истерики, кружилась и я, сделав несколько шагов, упала. Опираясь руками в лужи, я попыталась подняться и упала снова. Сил больше не было, мне хотелось свернуться в этой грязи и закрыть свои глаза, забыть обо всем, что убивало меня, вообще обо всем… я зарычала на саму себя: "Заткнись!!! "
Что может быть унизительней этого? Сдаться, лежать в лужи грязи и жалеть себя. Во мне вспыхнула злость к самой себе. Насколько сильно я не переносила нытиков, настолько очевидным нытиком стала я. Повернувшись на бок, я сделала несколько глубоких вдохов, собрала волосы грязными руками в пучок и поднявшись на ноги побрела вперед, домой.
В гостиной громко работал телевизор. Кажется, шла футбольная игра. Они остались дома и сейчас, на повышенных голосах, комментировали происходящее на поле. Я бегом, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась наверх, в свою спальню, захлопнула дверь и облокотилась о нее спиной. Сил почти не осталось.
Неподалеку от меня, на столике, стояла рамка с фотографией Илая. На снимке он улыбался игривой ослепительной улыбкой, волосы немного растрёпаны ветром, в руках Ray Ban, а вокруг него, словно конфетти, играют солнечные блики. Я любила это фото – в нем хранилась часть его тепла. Именно в этот момент я поняла, что смогу. Смотрела на него и вспоминала: сколько в нем было оптимизма, радости, света, как он наслаждался каждой секундой существования, и всем этим он пожертвовал ради меня.
– Спасибо, – произнесла я тихо, провела пальцем по прохладной поверхности рамки и, прижав ее к себе, упала в кровать.
От деревьев по потолку ползли корявые тени, я знала, что усну не скоро, так же, как и все ночи до этого. После смерти Илая меня преследовала бессонница. Погружаясь в поверхностный сон, я видела кошмары, неотступно следующие за мной. Сны лишенные красок и жизни, словно немое черно-белое кино, где я, ни я, где ни разу не приснился Илай, а я отчаянно желала увидеть его хотя бы там, хоть на мгновение.
Проворочавшись в кровати около часа, я взяла первую попавшуюся книгу с полки и начала читать, но буквы словно неизвестный шифр не складывались в текст. Раздраженно откинув книгу в сторону, я встала с кровати, одела штаны, майку, схватила телефон и спустилась вниз, в спорт зал. Мне казалось, что изнурительная тренировка и динамичная музыка могут помочь, если довести тело до изнеможения, то варианта "не уснуть" просто не будет.
Физическая нагрузка заставляла забыть, хоть и не на долго. Грохот стали, лязганье метала, шипение канатов. Я ставила максимальные веса, делала столько подъемов, что мышцы сводило судорогой. Страх, что боль вернется с новой силой, как только я останусь один на один с собой, не позволяла останавливаться и гнала вперед, все дальше и дальше, до полного изнеможения.
Когда мой энергетический запас полностью истощился, я на ватных ногах побрела в спальню. Часы показывали половину четвертого утра. Темный подвальный коридор шел мимо студии. Я застыла напротив проема, вглядываясь в заброшенные инструменты. Гитары, барабанная установка, микрофон… все покрылось слоем пыли.
Инструменты походили на груду пыльного металлолома. Подушечкой пальца, я поскользила по шершавой поверхности микрофона, там где его касались губы Илая: горячие, страстные и всегда улыбающиеся, а в голове звучали слова песни, как будто он пел ее для меня сейчас, вкладывая в нее всего себя, открывая мне свою душу. В висках заскрежетало учащенное сердцебиение. Тренировка пошла на смарку, я ни на шаг не удалилась от пропасти.
С трудом выпустив микрофон из рук, я вышла в коридор и прислонившись плечом к стене закрыла глаза. Страх перед грядущими кошмарами и пустой, холодной кроватью приковал меня к полу, не сдвинуться – ни вперед, ни назад. Я, не долго думая, нырнула в ближайшую дверь "игровой", как портал в другой мир, где я могла ненадолго обо всем забыть. Только теперь "игровая" скорее походила на кабинет психотерапии, причем не только для меня. Судя по размеру пробоин в стенах, Нит заглядывает сюда регулярно. Он старательно делал вид, что жизнь все та же, что он тот же, как ловкий иллюзионист – ловкость рук и никакого мошенничества. Похоже, что Нит смог обмануть даже себя. Я все чаще видела его улыбающимся, хотя, от его прежнего Нита, мало что осталось.
На улице уже стало светать. Солнечный свет робко озарял черный небосвод слабым розовым и лимонно-желтым. В комнате было душно – дышалось тяжело. Я распахнула окно, позволяя утреннему морозному воздуху наполнить подвал прохладой, подошла к полкам, сняла с одной из них серый кейс с маленькими ножами и встала в центр комнаты. Абстрагируясь от всего внешнего мира, несколько раз глубоко вдохнула, позволяя морозному воздуху привести меня в чувство. Осталась только я и моя цель. Представляя, что каждый нож это мучительное чувство, я стала по одному запускать их в мишень. Первым, со стоном полетело отчаяние; затем боль потери; следующим, с особой яростью, я запустила жалость к самой себе; тревога… Я отпускала Илая, прокладывая дорогу к новой жизни.
В кейсе остался последний нож с корявым погнутым острием. Я взяла его в руку, замахнулась и, вдруг, чья-то горячая ладонь крепко сжала мое запястье. Во мне словно взорвалось что-то, сердце взбешенно молотило в груди. Я замерла боясь повернуться, боясь даже вдохнуть. Он достал наушники из моих ушей и спросил.
– Не спится?
Глотая обжигающий ком я повернулась к нему, пытаясь скрыть разочарование, это был всего лишь Нит, но я поняла очень важную вещь – я так и не смогла смириться со смертью
Илая, продолжая верить в то, что он жив, вопреки всему ждать его.
Я повернулась к Ниту.
– Ты не одна страдаешь бессонницей.
Сделав несколько шагов, я припала спиной к стене и осела на пол – безжизненным взглядом рассматривая нашпигованное ножами чучело. Нит опустился рядом со мной.
– Прости меня, – проговорила я, чувствуя ужасную вину за то, что лишила его брата.
– Это не твоя вина, – Нит положил мне на плечо руку и прижал к себе.
Мой еле слышный вздох разлетелся эхом в полупустых стенах. Между нами пролегла густая тишина. Наконец, набрав полные легкие воздуха, я решилась спросить о том, что мучило меня так сильно.
– Нит, – я заглянула в его уставшие глаза, они блекло мерцали в полумраке, словно антрациты, – у тебя нет такого чувства, что Илай все еще жив?
Нит тяжело сглотнул, потер переносицу и закачал головой, как сломанный "болванчик".
– Он погиб Лила. Прими это как есть, – полоснул он по мне.
Похоже, у меня была паранойя в прогрессирующей стадии. Внутри меня все бурлило и кричало оспаривая очевидное.
Нит сидел неподвижно, как статуя, запрокинув голову кверху, казалось, он даже не дышал. Глаза закрыты, челюсти сжаты.
– Я не верю. Не могу, – тихо прошептала я, уронив лицо в ладони.
Слезы снова стали пробиваться сквозь плотно сжатые веки.
Никому прежде я не говорила этого. Слишком сокровенные мысли боялись быть растерзанными правдой. Внутри меня жила надежда, что, может быть, Нит тоже чувствует что-то, ведь они близнецы.
– Так устроен мозг, мы отчаянно пытаемся наедятся, даже тогда, когда надежды уже нет.
Сквозь плотно зажатые веки пробилась первая слеза и потекла по напряженной скуле. Нит вытер ее рукой и крепко прижал меня к себе. Я снова разрыдалась, громко всхлипывая на его груди. Последняя надежда растаяла в призрачных лучах восходящего солнца. Сколько времени прошло прежде, чем в комнате стало тихо? Минута, может десять, а может час? Мне было не известно. Я потерялась во времени, а оно потерялось во мне. Вытерев рукавом мокрое лицо, я сидела прислонившись к его плечу головой. В полной тишине. Мы вместе, но каждый по раздельности, старались пережить общее горе.