Глава 2. «Евреи, евреи, вокруг одни евреи»
Быть женатым на нееврейке считается в иудаизме одним из самых тяжёлых грехов. Дети, рожденные евреем от нееврейки, считаются, согласно еврейскому Закону, стопроцентными неевреями. И поэтому, женившись на нееврейке, еврей начинает участвовать, со своей стороны, в процессе «бескровного геноцида» собственного народа – способствуя его вымиранию. Ввиду этого, не только с точки зрения еврейского Божественного закона, но и с чисто человеческой позиции автор считает евреев, женатых на нееврейках, предателями своего народа и заслуживающими всяческого порицания. Подобный подход и является причиной резко-уничижительных выражений, которые автор на протяжении всего повествования употребляет в их адрес. Как читатель может убедиться, автор полагает себя далёким от расизма; он с нескрываемым уважением и огромным пиететом относится к праведным неевреям, а презрительные выражения, вроде «гоюха» (просторечное русское производное от ивритского слова «гоя» – нееврейка) и тому подобные автор применяет только в отношении тех неевреек, которые замужем за евреями, ибо таким образом эти женщины соучаствуют в грехе еврейских мужчин, который считается худшей формой разврата.
Более того, автор является также и резким противником прозелитации («обгиюривания») неевреек, которые вышли замуж за евреев, и «обгиюривания» их отпрысков. Во-первых, гиюр в подобных ситуациях обычно преследует лично-корыстную цель сохранить семью и, таким образом, противоречит самому духу – а часто и букве – святого понятия «гиюр». А во-вторых, ввиду того, что прозелитация жён-неевреек и их потомства создает в народе ложное представление, согласно которому, якобы нет чего-то специфически дурного в смешанном браке еврея с нееврейкой. «Вот, мол, сколько евреев женились на нееврейках, а потом их «обгиюрили» – ну, значит, и мне позволено следовать их примеру…». В особенности это применимо к тем, кого в народе принимают за праведников; например к баалей-тшува – евреям, возвратившимся к религиозному образу жизни. Ибо когда простой обыватель видит пример такого «праведника», который, став религиозным, вместе с тем не развёлся со своей нееврейской женой, а её «обгиюрил», – в глазах постороннего это выглядит, как прямая легитимация смешанных браков. Всё изложенное и служит для меня причиной презрения и осмеивания смешанных браков, и автор пытается проявить своё отношение к таким бракам на протяжении всего своего повествовния.
Если кто-либо из деятелей еврейского религиозного истеблишмента с пеной у рта защищает баалей-тшува, «обгиюривших» своих «гоюх» – на самом деле они просто-напросто защищают элементарную похоть. Это остроумно высмеял в своем стихотворении «Израильский городок» известный калининградский поэт Виктор Шапиро.
(Цитирую по книге Шапиро В. К. «Желание быть еврейцем. Опыты в стихах». – Калининград, издательство «Шофар», 2012)
Израильский городок, скромных домиков рядок…
Там скучает неженатый, бывший горский паренёк.
Он зовется Хануко, а живётся нелегко
Одинокому джигиту, словно в песне «Сулико».
Много есть вокруг девчат, только замуж не хотят,
Служат девушки в ЦАХАЛе2, и у каждой автомат.
Хануко смотрел кино, на уме теперь одно,
Что нужна ему блондинка, как из фильма «Мимино».
Это к счастью или нет, есть на свете Интернет.
Написал письмо куда-то, и пришёл ему ответ.
За одним другой e-mail, не прошло и двух недель,
Он нашел себе что надо и в Россию полетел.
Подмосковный городок, липы жёлтые в рядок,
Подпевает электричке ткацкой фабрики гудок…
Вот ступает на порог израильский паренёк,
А в квартире у невесты – православный образок.
Он стоит, разинув рот, – вот нежданный оборот.
И зовут её Настасья, как в романе «Идиот»…
А она ему: «Не стой, будь как дома, дорогой.
Я балдею от евреев, он – такой, а ты другой».
«Ты должна пройти гиюр и забыть про эту дурь,
А иначе не надолго будет наш с тобой амур!»
Занавешено окно, стало в комнате темно —
Выносить «святых» придется этой ночью всё равно…
Так вот, одним из непостоянных посетителей Бейт-мидраша был молодой мужчина, женатый на нееврейке. Его звали Андреем. Он иногда приходил в Бейт-мидраш на субботние трапезы, а в одну из суббот даже остался там вместе с нами ночевать после вечерней сеуды (ритуальной трапезы).
К чести Ицхака и Йеуды надо сказать, что их отношение к Андрею было довольно прохладным, хотя рамки культуры и приличий всегда сохранялись. Но когда дело доходило до принципиальных вопросов, Ицхак с Йеудой не сдавались. Например, когда перед праздничной трапезой (кажется, это было вечером в Суккот) Андрей велел своему гойскому (то есть нееврейскому) сынишке произнести благословение «Ашер кидшану бемицвотав вецивану аль нетилат ядаим» («Благословен Ты, Бог, Господь наш, Царь вселенной, освятивший нас своими заповедями и заповедовавший нам омывать руки»), Йеуда или Ицхак, – уже не помню, кто – прервал его, запретив обучать нееврея благословению «Ашер кидшану вецивану» («…который освятил нас и заповедовал нам…». «Нееврей не имеет права произносить это благословение!» – так было сказано Андрею.
Потом Андрей со своей семьей уехал в Америку. Однажды он мне позвонил, спрашивал телефон Ицхака и сказал, что хочет послать цдаку (пожертвование) в Бейт-мидраш. Спустя некоторое время я спросил у Ицхака, звонил ли Андрей? Ицхак с чувством презрения ответил, что звонил, и сказал, что его жена в Америке прошла гиюр. На вопрос, что за гиюр она прошла, Андрей ответил Ицхаку: «Там такие же, как и вы». Я спросил Ицхака, что этими словами Андрей имел в виду? На это Ицхак сказал: «О каком гиюре может идти речь, когда он обещал послать деньги – и не послал?» Вообще Ицхак был очень чувствителен в делах, связанных с субсидированием Бейт-мидраша, потому что заведение испытывало постоянные финансовые трудности – об этом пойдет речь далее.
Ицхак в Бейт-мидраше на ул. Маскавас
Мне известен ещё один инцидент (его прямым свидетелем я не был), в котором Ицхак проявил стойкость в национальном вопросе. Этот случай был связан с Коломейцем. Коломеец стал первым евреем, которого Ицхак возвратил к тшуве. Слово «тшува» на иврите означает «ответ», «возвращение»; в данном случае имеется в виду раскаяние, возвращение к еврейской религии, образу жизни и соблюдению заповедей. Но эта тшува была довольно условной, потому что Коломеец был женат на гойке (нееврейке) и не собирался её бросать. В конце концов, между Коломейцем и Ицхаком произошел разрыв, и с тех пор в Бейт-мидраше Коломеец больше не появлялся. Однако, он продолжал соблюдать заповеди (кроме самой главной – не сожительствовать с гойкой). У него всё рождались и рождались дети-гои, и, как я слышал, всем им он давал звонкие еврейские имена. Ицхак смеялся над этим, и ещё над тем, что он всех своих гойских отпрысков приводил перед субботой в микву (бассейн для ритуальных омовений) на помывку; ради экономии средств, что ли?!
Поначалу о Коломейце я только слышал, но не знал, как он выглядит. В какой-то период мы, ученики Бейт-мидраша, регулярно ходили в синагогу на утреннюю субботнюю молитву. И я заметил, что какой-то религиозный еврей тоже там регулярно молится. Я поначалу был уверен, что это бааль-тшува, которого привлекли хабадники. Мне очень хотелось к нему подойти и пригласить в Бейт-мидраш, но я сдерживался и стеснялся. Так и не оказалось подходящего момента для такого приглашения. Потом я узнал, что это Коломеец. Вот было бы смеху, если бы я пригласил его в Бейт-мидраш!
Ицхак говорил, что Коломеец писал жалобы раву Зильберу, одному из немногих людей, которых Ицхак по-настоящему уважал. По этому поводу рав Зильбер сказал Ицхаку: «Всё правильно, но не забывай, что он был у тебя первым».
К чести Ицхака будет сказано, что этот случай и инцидент с Андреем Э. были не единственными, когда он не выстилал перед гойкой, вышедшей замуж за еврея, «гиюрную дорожку».
Был у нас еще один посетитель, женатый на гойке – по имени Аркадий. Так же, как и Коломеец, Аркадий П. был многодетным отцом. Ицхак про него говорил, что он «духовный человек». Действительно: тихий, отзывчивый такой.
В один прекрасный момент он, по-видимому, решил оставить свою гоюху. Аркадий приехал в Израиль в качестве туриста с целью изучать Тору, и Ицхак попытался устроить его там в йешиву, филиалом которой формально считался наш Бейт-мидраш. Но Аркадия отказались принять на том основании, что в общежитии этой йешивы не могут жить те, кто были женаты. Ицхак обиделся и устроил его в другую йешиву. При этом он рекомендовал Аркадию, чтобы подтвердить своё еврейское происхождение, обратиться к раввину Йеуде Г. – к человеку, которого Ицхак очень уважал и считал своим близким другом. В итоге всего этого в йешиву, где учился Аркадий П., пришли какие-то люди – то ли из Министерства иностранных дел, то ли ещё откуда-то (из пространных рассказов Ицхака я так и не понял, откуда именно). Они и сообщили руководству йешивы, что там учится нееврей. Так Аркадий опять оказался в своём родном городе.
История с приездом Аркадия произошла, когда я уже жил в Израиле. Через несколько лет я вновь посетил наш Бейт-мидраш, – к прискорбию моему, уже после смерти Ицхака. И там на молитве в Йом-Кипур (Судный День, день поста и покаяния; один из центральных еврейских праздников) я опять увидел Аркадия П. Братья Л., которые стали «заведовать», то бишь хозяйничать в Бейт-мидраше после смерти Ицхака, не побрезговали пригласить его дополнить миньян (кворум из десяти евреев, необходимый для общественной молитвы). Чудеса, да и только! И по сей день я не знаю, еврей или не еврей Аркадий.
В своё время Ицхак принял Аркадия в Бейт-мидраш, не проверив его еврейское происхождение. Но всё же Ицхак позаботился о том, чтобы каким-то гипнозом убедить его пройти эту процедуру, хотя бы через несколько лет – в Израиле. Ицхак знал, что в проверках на еврейство он профан; и мне известны несколько случаев, когда Ицхак в них «прокалывался». Понятно, что он проводил такие проверки непрофессионально, но заслуживает уважения сам факт того, что ему было важно, чтобы в Бейт-мидраше обучались Торе евреи, а не гои. Еврейский Закон предписывает евреям обучать неевреев семи заповедям сынов Ноя, общим для всего человечества (соблюдая их, нееврей становится праведным), но запрещает обучать другим, специфически еврейским и не имеющим к неевреям отношения частям Торы. Ицхак прилагал для этого все возможные для себя усилия.
Однажды я пришёл в Бейт-мидраш и с удивлением обнаружил, что Ицхак надевает тфиллин Диме Опенштейну – пареньку с еврейской внешностью, который учился в Еврейской школе. Его я нередко видел в синагоге на разных «попойках», то бишь трапезах у местных хабадников: то у рабби Натана, то у рабби Мордехая. «Ну, – думаю, – удалось переманить „кадра“ из рук хабадников-охмурителей». Ицхак суетился вокруг Димы в каком-то радостном возбуждении. Когда Опенштейн ушел, Ицхак сказал: «Я в жизни не видел, чтобы так волновались, когда надевают тфиллин. Парень даже покраснел». Ицхак заподозрил что-то неладное и послал меня к Опенштейну домой проверять его документы.
Я пришёл. В метрике его мамы национальность не была записана. Имена отца мамы были еврейскими, однако мама мамы была записана как Екатерина Петровна. У меня в сердце закралось сомнение, но Ицхак сказал: «Екатерина Петровна – это ещё ничего не значит» и, в принципе, был прав. Для дальнейших выяснений Ицхак послал Йеуду. Йеуда пришёл к Опенштейнам домой, побеседовал «мило – по-доброму, туда-сюда», – и мама Димы сама признала, что её мать не еврейка. Ицхак сразу предложил Опенштейну гиюр (что было не очень для него характерно): такое уж сильное впечатление, наверное, произвело на Ицхака волнение, с которым Опенштейн надевал тфиллин. Опенштейн наотрез отказался – он и так, без гиюра, считал себя евреем. В Бейт-мидраше он больше не появлялся, зато впоследствии его ещё не раз видели спокойно восседающим на хабадских «попойках».
На каких-то уроках иврита, – кажется, в Сохнуте3, – мои родители познакомились с молодым парнем по имени Миша; фамилию его не помню. Мои родители – добрые люди, и он стал приходить к ним в гости. Папа сказал, что, по словам Миши, его бабушка по материнской линии – еврейка.
Я не знал, «под каким соусом» предложить Мише посетить наш Бейт-мидраш, потому что был почти не знаком с ним. И поэтому со слезами помолился Всевышнему, чтобы Миша сделал тшуву. Я знал, что в Гемаре написано: молитва, произнесённая со слезами, принимается особо благосклонно.
Через некоторое время, в очередной раз придя в Бейт-мидраш, я с удивлением обнаружил там Мишу. Ицхак пожурил меня полушутя: «Почему ты его не привёл к нам?» Миша стал соблюдать заповеди буквально «на глазах». Но без проверки и на сей раз не обошлось.
Через несколько месяцев Ицхак каким-то образом узнал адрес Мишиной мамы. Йеуда пошёл по этому адресу, позвонил в дверь; открыла Мишина мама. Это была нееврейка – содержательница притона у себя на дому. Ицхак был в отчаянии – ведь целых несколько месяцев мы учили гоя Торе! Какие-то мистические «раввины» сказали Ицхаку, что единственный способ, чтобы исправить грех того, что несколько месяцев обучали гоя Торе – сделать Мише гиюр! Воистину мистический псак (раввинское постановление) – без пол-литра не поймёшь!
Однако Миша, уличённый, исчез. С ним исчезли и несколько еврейских книг на русском языке, которые я дал ему почитать. Мой папа обнаружил, что из комнаты, где ночевал Миша, когда был приглашён к нам домой, исчезло золотое кольцо моей покойной бабушки. Я понял, что был до глупости наивен! Заслуживает внимания и тот факт, что, как выяснилось, у Миши, прикидывавшегося холостяком, на самом деле были жена и ребёнок. Зачем же он скрывал от нас и это? Или же он просто патологический лгун? На одном из шабатов (празднований субботы), на который я пригласил его к себе домой, он распинался по поводу того, что, мол, «в данный момент не хочет заниматься поиском шидуха (невесты)», поскольку опасается, что будущая жена в связи с его «фанатичной религиозностью» устроит ему, как он выразился, «лесопилку»… И в моих, дурака, ушах это звучало так искренне!..
Примерно через полгода Миша опять заявился в Бейт-мидраш и попросил о гиюре. Ицхак был тогда в Израиле, а сердобольный Йеуда вновь принял Мишу. Когда Ицхак вернулся, он был очень недоволен тем, что этому человеку было вновь позволено переступить порог Бейт-мидраша. Через некоторое время (добровольно или принудительно, уже не помню) Миша, однако, навсегда покинул Бейт-мидраш. Но я слышал, что и по сей день он приходит получать различные еврейские «пайки» – в Еврейском обществе или в Хабаде.