Мастан
Мастан упоминался в главе, посвященной Раманатхе Брахмачари, как ткач, изготавливавший ткань для одежды Бхагавана. Он родился в 1878 г. в Десуре – маленькой деревушке, расположенной примерно в шестидесяти пяти километрах от Тируваннамалая. Он вырос в мусульманской семье, к Бхагавану его привела Акхиландамма – вдова из этой деревни, регулярно ходившая в Тируваннамалай, чтобы увидеться с Бхагаваном и приготовить для него еду. В точности неизвестно когда Мастан впервые встретился с Бхагаваном, но по всей видимости это было в ранний период, когда Бхагаван стал жить в пещере Вирупакша. Бхагаван как-то упоминал Вишванатхе Свами, что Мастан пришел к нему даже прежде Ганапати Муни, впервые посетившему его в 1903 году.
В склепе, где похоронен Мастан, сохранился документ, в котором говорится, что в очень раннем возрасте, работая на семейном ткацком станке, он самопроизвольно впадал в состояние, похожее на самадхи. Его руки и ноги останавливались, переставая приводить в движение механизм станка, и он погружался в абсолютное безмолвие. Его родители, Хусейн и Салуби, думали, что он засыпает за работой. Едва завидев его в этом состоянии, они приводили его в чувство тумаками и требовали, чтобы он продолжал работать. По-видимому, эти эпизоды были нередким явлением в его детстве[43].
Сам Мастан, описывая свои ранние годы, не упоминал об этих сильных переживаниях.
Когда мне не было и двадцати лет, я был очарован воззрениями бхакти. Во время фестиваля Мухаррам я надевал одежды пандарама (шиваитского монаха), покрывал тело пеплом вибхути и бродил с чашей для подаяния.
Я нашел и прочитал стихи Гунангуди Мастана[44]. Я решил, что на следующий фестиваль Мухаррам я должен одеться как пандарам и петь эти строки.
Приобретя такую же книгу, я прочитал отрывок под названием «Исступленная радость» и попытался выучить его наизусть. Пока я учил его, я понял, что не должен носить одежду пандарама. «В этом нет никакого смысла, – подумал я. – Вместо этого я должен стремиться к освобождению».
С того момента, как я принял это решение, весь последующий год я не спал ни днем, ни ночью. Большую часть времени я читал стихи Мастана. Я также прочитал поэмы и песни Тхаюманавара и Паттинатхара.
У Гунангуди Мастана есть одна строфа, в которой говорится: «О ум, возможно ли описать отчаяние и несчастье тех, кто сочетается браком с женщинами?» Это очень впечатлило меня. Я никогда не женюсь! Когда я узнал, что мои старшие братья, работающие в вооруженных силах, собираются организовать мою женитьбу, я содрогнулся.
В пятнадцать лет я потерял отца, а когда мне было двадцать пять, умерла мать. После этого я оставил семейное ткацкое дело. На этой работе у меня остался долг в сто рупий, но один из преданных [Бхагавана] оплатил мне его, освободив меня от этого занятия[45].
О жизни Мастана больше ничего не известно – вплоть до того дня, когда он сопровождал Акхиландамму в свой первый визит в Тируваннамалай в 1914 г. В разговоре с Кунджу Свами Мастан описывает эту встречу так:
Когда я пришел к Бхагавану, он сидел, как скала у пещеры Вирупакша… [Его неподвижный взгляд] был полон милости, сострадания и непоколебимой мудрости. Я встал сбоку от него. Он направил на меня взгляд, тем самым открыв врата моего Сердца, и я тоже установился в этом состоянии.
Я простоял так восемь часов, не чувствуя никакой усталости, – наоборот, мое внимание было полностью поглощено, меня наполнял покой. В то время Бхагаван открывал нам Сердце простым взглядом, исполненным милости, который и преобразовывал нас. Вопросы были уже не нужны, – одним своим взглядом он делал нас подобными себе[46].
Эта версия истории о первой встрече с Бхагаваном из уст самого Мастана звучала далеко не так драматично. Там полностью отсутствовали яркие переживания, испытанные при этой встрече:
В первый раз, когда я увидел его, он сидел под манговым деревом рядом с ашрамом Джада Свами. С этого момента я получал его даршан во многих пещерах. Я всегда проводил примерно месяц в его присутствии.
Прочитав короткое интервью Нарасимхи Свами с Мастаном, я пришел к выводу, что Мастан нарочно преуменьшал свои переживания, испытанные в присутствии Бхагавана. Рассказы людей, хорошо знавших Мастана, о его жизни указывают на то, что он был тихим и скромным человеком и прилагал все усилия, чтобы не привлекать к себе внимания.
Следующая история, рассказанная Вишванатхой Свами, свидетельствует о том, что сам Бхагаван рассказывал о первых визитах Мастана в пещеру Вирупакша более эмоционально.
Многие действия, высказывания и реакции Шри Бхагавана были до некоторой степени предсказуемыми. Когда живешь вблизи такого великого существа и постоянно впитываешь его присутствие и наставления, начинаешь думать, что понимаешь его, хотя бы в какой-то степени. Однако время от времени Бхагаван внезапно говорил вещи, которые изумляли всех нас, и нам становилось ясно, как мало мы на самом деле знали и понимали его. Я очень хорошо помню одно такое высказывание.
Бхагаван однажды сказал мне: «Все живые существа притягиваются к джняни – дэвы (обитатели небесных сфер), риши (мудрецы), брахманишты (упроченные в Брахмане), сиддхи (существа, достигшие совершенства и обладающие сверхъестественными способностями) и йоги. Некоторые приходят в виде людей, а некоторые облекаются в тонкие, астральные тела. Некоторые из этих великих существ принимают вид нищих или сумасшедших, а иные даже являются в форме птиц и животных.
Те, кто приходят в обычном человеческом теле, а потом остаются и становятся преданными, сильно различаются по степени духовной зрелости: новички смешиваются с высокоразвитыми душами. Самые развитые из них подобны спелым фруктам, готовым упасть [с ветки]. Им нужно находиться в присутствие джняни лишь для того, чтобы погрузиться в глубокое переживание Самости. Одним из таких преданных был Мастан.
Он был столь зрелой душой, что, когда приходил ко мне в пещеру Вирупакша, иногда впадал в глубокое самадхи даже до того, как входил в пещеру. Едва он прикасался к ограждению у входа, его парализовывало переживание Самости. Он стоял, пригвожденный к месту, не в силах пошевелиться, шесть или семь часов. Так было несколько раз. Обычно это происходило с ним даже до того, как он встречался со мной, поскольку я был внутри пещеры и не знал, что происходит у входа.
Мастан был из совершенно другой категории людей, не похожим на большинство из приходящих ко мне. Он был высокодуховным, несмотря на обычную внешность. Он был добрым и щедрым, всегда искал возможность помочь кому-нибудь. Он никогда не проявлял ни малейшего чувства собственной важности. Наоборот, он любил оставаться в тени, незамеченным и непонятым обычными людьми[47].
Эти состояния самадхи не были абсолютным, непреходящим переживанием Самости. Когда его ум снова включился, он обратился к Бхагавану за советом:
Однажды, идя к Бхагавану, я взмолился о его милости. Когда я пришел в пещеру Вирупакша, он спросил: «Что тебе нравится, сагуна-упасана (медитация на форму, или почитание формы) или ниргуна-упасана (медитация, или почитание, бесформенного)?» Я ответил: «Я хочу только ниргуна-упасану». Тогда Бхагаван сказал мне: «Направь ум в Сердце. Если ты будешь удерживать внимание на источнике, из которого появляются мысли, ум утихнет в нем и воссияет реальность».
Я уже встречал подобные наставления в «Махараджа Тираву», в стихах Мастана и в «Сукар Кайвальям». Такие же рекомендации я видел и в нескольких других книгах. Я твердо решил, что это мой путь. После этой встречи с Бхагаваном у меня уже не было сомнений на этот счет. Абсолютно никаких сомнений[48]».
В кратком неопубликованном рассказе о жизни Мастана Кунджу Свами сделал следующие комментарии: «У Мастана был очень миролюбивый характер… После первого визита он приходил к Аруначале всегда, когда хотел, и подолгу находился в присутствии Бхагавана, получая его даршаны – но на расстоянии. Он никогда ничего никому не говорил… Он не женился и остался брахмачари. Он жил мирной жизнью, занимаясь ткачеством и получая даршаны Бхагавана [49]».
Хотя Мастан был, вне всяких сомнений, особенным преданным, очень мало известно о нем и о тех годах, которые он провел с Бхагаваном. Немногие сохранившиеся истории были рассказаны людьми, общавшимися с ним. Акхиландамма, возможно, знавшая его лучше, чем кто-либо еще, описывала, как они вместе ходили в Тируваннамалай:
Мы с Мастаном ходили из нашей деревни к Аруначале, чтобы служить Бхагавану. Мастан был ткачом из нашей деревни, но он не был привязан к своему ремеслу. Он был с причудами – мог внезапно бросить недоделанное полотно и уйти жить к Бхагавану на несколько месяцев. Все это время его душа держалась в теле только за счет милостыни, которую он собирал.
Тогда еще не было автобусов. Я связывала в узелок продукты – рис и бобы – и укладывала узелок ему на голову. Так мы шли сорок миль[50] к Аруначале. Мы шли медленно, никуда не торопясь, и рассказывали друг другу истории о Бхагаване.
Мастан время от времени делал полотенца и каупины и подносил их Бхагавану, а тот принимал их с благодарностью.
Однажды Бхагаван заметил с большой радостью: «Ремесло Мастана, хоть и не кормило ни его, ни его родителей, все же дает мне одежду».
В полнолуние мы совершали круговой обход горы в святом присутствии Бхагавана. Нас было человек десять: Перумал, Мастан и еще кто-то[51]. В такие лунные ночи мы шли в ликовании, забыв обо всем на свете, кроме священной горы. Наверное, эти прекрасные времена никогда не вернутся!
В один из таких обходов Мастан начал петь во все горло. Я никогда не слышала, чтобы он пел так громко.
«Мастан, что сегодня с тобой? – спросил Бхагаван, как только мы закончили прадакшину. – Ты никогда не поешь, почему же ты вдруг запел?»
«Просто так, – беззаботно ответил Мастан. – Перумал сказал мне, что я должен петь, чтобы вам не хотелось спать, и, чтобы придать мне необходимые силы и воодушевление, заставил меня выпить напиток с ганджей».
«Значит, вот как. Ты распевал дикие песни, потому что был опьянен ганджей. Сколько раз я говорил тебе, что мне не нужна посторонняя помощь, чтобы не чувствовать сонливости?
Кроме того, я уже говорил тебе, чтобы ты ничего не делал ради меня. Не слушай других, которые утверждают обратное».
Хоть Бхагаван и отчитал Мастана, я не думаю, что последний воспринял критику серьезно. Мастан был очень простодушным человеком, и такие вещи его не задевали.
Я помню один случай, произошедший когда Бхагаван жил в Скандашраме. В помещение ашрама вошел мангуст с золотистой шерстью и сразу же направился к Бхагавану. Он какое-то время сидел у него на коленях, потом начал ходить по пещере и заглядывать во все закоулки. Он закончил свою «инспекцию» и исчез в кустах на горе. В тот момент рядом с Бхагаваном находился только Мастан. Через некоторое время Перумал вернулся в ашрам, и Мастан рассказал ему о приходе мангуста. Из замечаний Мастана можно понять, в каком состоянии он был.
«Я боялся, что мангуст причинит вред нашим павлинам, – сказал он, – и поэтому был наготове на случай, если он нападет на них. У меня под рукой была большая палка. К счастью, мангуст ушел, не сделав ни шага в сторону павлинов».
Перумал сказал ему: «Мастан, надо было поймать его. Если бы ты это сделал, мы принесли бы его сюда и держали бы как домашнее животное».
Бхагаван слушал этот разговор. Обращаясь к Мастану, он сказал: «Как ты думаешь, кто это был? Ты думаешь, ты смог бы его поймать, а этот другой человек – приручить? Это был мудрец Аруначалы, принявший форму мангуста, чтобы навестить меня. Он хотел выразить мне свое уважение. Сколько раз я говорил вам, что мудрецы приходят ко мне в самых разных формах?»
Мастан никогда не рассказывал мне об этом мангусте. Сам Бхагаван упомянул мне об этом случае в один из моих более поздних визитов[52].
История о приходе мангуста с золотистой шерстью включена во многие рассказы о Бхагаване, но это единственная найденная мною версия, в которой говорится, что Мастан был единственным, кто оказался рядом с Бхагаваном в тот момент. Поскольку этот необычный визит состоялся в день фестиваля, в Скандашраме было много людей, но из постоянных жителей ашрама никого, кроме Мастана, не оказалось. Прежде чем посетить Бхагавана, жившего выше на склоне горы, мангуст зашел в пещеру Вирупакша к Паланисвами, который долгое время был помощником Бхагавана. Из этого можно сделать вывод, что этот случай произошел в 1915 г., когда Паланисвами умер. В тот год Бхагаван перешел жить в Скандашрам, а Паланисвами остался в пещере Вирупакша, где и скончался спустя несколько месяцев.
Вот рассказ самого Бхагавана о приходе мангуста:
Я жил на горе в Скандашраме. Много людей из города взбирались на гору. Мангуст, по размеру крупнее обычного, с шерстью золотистого оттенка (а не обычного, серого), без единого черного пятнышка на хвосте, какие встречаются у обыкновенных диких мангустов, бесстрашно прошел через всю эту толпу. Люди подумали, что это ручной мангуст, принадлежащий кому-то из посетителей. Зверек направился прямиком к Паланисвами, совершавшему омовение в ручье рядом с пещерой Вирупакша. Тот погладил его и похлопал по спинке. Зверек пошел за ним в пещеру, обследовал все углы и закоулки, вышел из пещеры и направился вместе с толпой наверх, в Скандашрам.
Тут его заметил я. Его красота и бесстрашие поразили всех. Он подошел ко мне, забрался на колени и лежал на них какое-то время. Затем он обошел все помещение. Я ходил за ним, чтобы ему не причинили вред неосторожные посетители или павлины. Два живших там павлина смотрели на зверька с любопытством. Мангуст беспечно озирался по сторонам и наконец исчез в скалах с юго-восточной стороны ашрама[53].
Некоторые биографы, упоминавшие об этом случае, предполагали, что мангуст был Аруначалешварой – верховным божеством Аруначалы, принявшим эту форму, чтобы навестить Бхагавана. Бхагаван никогда не подтверждал и не отрицал эти домыслы, когда при нем упоминали о них. Рассказ Акхиландаммы – единственный, в котором Бхагаван, похоже, делает однозначное заявление о том, кто был его гостем в тот день.
В 1914 г., вскоре после того, как Мастан стал преданным Бхагавана, они с Акхиландаммой решили открыть в деревне Десур матх – приют для путешественников, где могли бы жить и питаться садху и паломники. Акхиландамма и до того момента кормила садху в течение многих лет, но это происходило в ее собственном доме. Ее родственники не одобряли того, что она тратит на садху столько времени, энергии и денег, и поэтому она ушла из семьи и нашла себе отдельный дом в Десуре. Много лет он был центром ее благотворительной деятельности. Около 1914 г. появилась возможность устроить в деревне настоящий матх. Каннаппа Мудальяр, долго проживший в Десуре, рассказывает, как появился матх:
Я стал ходить к Бхагавану примерно в 1930 г. под влиянием Мастана и Акхиландаммы, моими односельчанами. Тогда в Десуре было всего десяток семей. Мы все очень хорошо ладили друг с другом. Все были как одна большая семья. Мастан никогда не был женат, но потомки его семьи до сих пор живут в деревне. Я встретил Акхиландамму в Шри Раманананда Матхалаям – матхе нашей деревни, который был посвящен Бхагавану. Однажды Акхиландамма рассказала мне о том, каким был матх в первые годы своего существования.
По ее словам, Мастан помогал строить матх. Он расчистил площадку и сам выполнял некоторые строительные работы. Матх служил приютом для путешественников, предоставлявшим паломникам и садху ночлег и еду. Там останавливались многие садху из Раманашрама, особенно когда они были больны и нуждались в уходе. К нам приходили люди и из других мест.
Когда строительство было закончено, Мастан регулярно проводил там параяну с текстами Бхагавана. К тому моменту Мастан практически бросил работу ткача.
Он жил как садху и обычно питался подаянием, однако иногда Акхиландамма кормила его. Акхиландамма готовила еду в матхе. Если еды не было, Мастан выходил на улицу просить милостыню. Каждый раз, когда приходили преданные, Мастан приводил их в матх и разговаривал с ними о Бхагаване.
В 1928 г. Нандагопал Мудальяр, живший в той же деревне, дал денег на строительство нового здания с северной стороны матха. На стену повесили табличку, на которой было написано, что на постройку здания дал деньги Нандагопал Мудальяр. По всей видимости, Мастан был недоволен этой табличкой. Он не хотел жить в доме, на стене которого было чужое имя, не имя Бхагавана. Его так оскорбила эта надпись, что он решил уйти из матха и поселиться в другом месте.
Мунисвами Гоундер, живший в нескольких километрах от этого места, узнал об этом и пригласил Акхиландамму и Мастана жить в его деревне за его счет. Он жил в Матаме – маленькой деревушке в четырех километрах от Десура. Мунисвами Гундер давал деньги на содержание матха в своей деревне, который был назван в честь Аппара[54], и он ожидал, что Мастан и Акхиландамма будут жить там. Однако Мастан решил, что не будет жить в матхе, названном в честь кого-то другого, не Бхагавана, и отказался от предложения. Мунисвами Гоундер, ища компромисс, построил Мастану маленькую хижину возле матха. Акхиландамма решила остаться в Десуре. Оба они время от времени ходили в Тируваннамалай навестить Бхагавана. Иногда они шли туда пешком, а иногда Мастан вел повозку, нагруженную провизией для жителей ашрама[55].
Когда Акхиландамма рассказала Бхагавану, что она открыла в своей деревне матх, чтобы служить его преданным, он сказал, обращаясь ко всем присутствовавшим:
«Теперь о нас будут говорить по всей стране. Видите эту Десурамму, которая препоясала чресла? Она основала Раманананда Матхалаям».
Сказав это, он громко рассмеялся[56].
Позже, услышав о том, что Мастан теперь живет в деревне Матам, Бхагаван попросил Акхиландамму тоже поселиться там, чтобы заботиться о нем. Она восприняла это как прямой приказ. Она сказала: «Где бы он ни был, я буду служить ему», и ушла жить в матх, расположенный в Матаме[57].
Сам Мастан записал лишь один рассказ о встрече с Бхагаваном – разговор, который состоялся вскоре после того, как Бхагаван переехал из Скандашрама к подножию горы.
Одно время, когда я медитировал – примерно один час каждый вечер, – я слышал звон большого колокола. Иногда я видел мощное сияние. В 1922 г., когда я пришел к Бхагавану в его новый ашрам у подножия горы, я спросил его об этом.
Он ответил: «Нет нужды думать о таких проявлениях. Если увидишь, откуда они исходят, ты поймешь, что они возникают из-за наклонностей (санкальпы) ума. Всё появляется в Тебе и исчезает внутри Тебя. Свет тоже является из того же источника. Если ты увидишь, кому он является, ум утихнет в источнике, и останется только реальность»[58].
Мастан продолжал навещать Бхагавана на протяжении 1920-х гг., хотя его визиты и были менее частыми, чем в более ранние годы. Он и еще несколько человек оказались в Раманашраме, когда там произошел нашумевший случай: в 1924 г. на Бхагавана напала шайка грабителей, которые ошибочно полагали, что в ашраме хранится крупная сумма денег.
Бхагаван получил сильный удар по ноге, но ответил грабителям в своей характерной манере: «Если вам этого мало, можете ударить по другой ноге».
Присутствовавший при этом Рамакришна Свами был так взбешен, что схватил железный прут и собирался бить нападающих. Бхагаван остановил его со словами: «Пусть эти грабители играют свою роль, а мы будем играть свою. Пусть делают то, что им нравится. Мы должны терпеть и сдерживаться. Не будем им мешать».
По всей видимости, Мастан во время этого нападения последовал совету Бхагавана, поскольку нет ни одного свидетельства о том, что он каким бы то ни было образом отреагировал на жестокое вторжение грабителей.
Согласно одному из немногих письменных свидетельств, Мастаном сказано: «Даже если небо обрушится тебе на голову, даже если меч вонзится тебе грудь, не отступай от своего истинного состояния[59]».
Последнее высказывание, которое можно с тем же успехом перевести как «не впадайте в беспокойство», в обобщенном виде характеризует реакцию Мастана на это событие.
Когда Акхиландамма услышала об ограблении, она сразу же отправилась в Тируваннамалай. Вот ее рассказ о том, как Бхагаван отреагировал на вторжение грабителей:
Случилось такое, чего мы не могли себе и представить: Бхагавана избили воры. Новость разлетелась как молния, и многие, как и я, страшно обеспокоились и бросились в ашрам.
Увидев меня, Бхагаван удивился и сказал: «О Десурамма, ты тоже пришла. Кунджу Свами рассказывает эту историю вон там. Иди и послушай».
Это прозвучало так, будто Бхагаван посылает детей послушать историю, которую кто-то рассказывает неподалеку. Я узнала, что Бхагаван поручил Кунджу Свами рассказать обо всем, что происходило во время ограбления. По его реакции я поняла, что постоянные вопросы со стороны преданных досаждали Бхагавану даже больше, чем само избиение.
Я села у ног Бхагавана и, поглаживая раненую ногу, выразила свое удивление и печаль: «Как несправедливо! Какая несправедливость!»
Бхагаван возразил мне: «В чем же здесь несправедливость? Как ты угощаешь меня сладостями, так и они угостили меня побоями, и я их тоже принял. Сколько я ни говорил, что я не есть тело, ты так и не можешь этому внять[60]».
Матх, который Мастан и Акхиландамма держали в Десуре, был построен, чтобы обслуживать странствующих садху, в особенности преданных Бхагавана. Следующая история, рассказанная Вишванатхой Свами, указывает на то, что Мастан воспринял эту задачу очень со всей серьезностью:
В те годы (1920-е) некоторые преданные Бхагавана ходили пешком в близлежащие города, например в Полур и Десур. Мы совершали эти путешествия, чтобы навестить преданных, живших в тех местах. Прежде чем мы отправлялись в такой поход, Бхагаван всегда давал нам разрешение. Состав группы менялся, но обычно в «экспедицию» с радостью отправлялись Кунджу Свами, Рамасвами Пиллай, «Нонди» Шриниваса Айер, Раманатха Брахмачари и Ранга Рао. Я тоже ходил много раз. Иногда мы отправлялись в Куддалор или Веллор, но по большей части ходили в окрестностях Полура и Ченгама[61].
Находясь в пути, мы никогда не останавливались в домах.
С наступлением ночи мы останавливались в мантапамах или пещерах, а иногда просто укладывались спать под деревьями. По дороге мы просили подаяние. Время от времени люди давали нам продукты, из которых можно было приготовить еду – в таких случаях мы останавливались и готовили. Если в наши чаши для подаяния клали уже приготовленную еду, мы делили ее между всеми членами группы. Несмотря на то что во время таких путешествий было много веселья, мы все же помнили, что мы – садху и совершаем паломничество. Во время ходьбы мы декламировали отрывки из священных текстов или медитировали в молчании.
Иногда Мастан каким-то образом прознавал заранее, куда мы направляемся. Мы приходили в город, например в Полур, и обнаруживали, что он ждет нас. Встретив нас, он тут же заставлял нас сесть и ждать, а сам шел по улицам просить для нас милостыню. Мы не хотели, чтобы он нам служил, но Мастан очень настаивал. В таких случаях он говорил, что он «преданный преданных» – он сам взял на себя эту роль и принял этот титул.
Он говорил: «Я хочу служить преданным Бхагавана. Вы должны остаться здесь, а я поищу для вас еды».
Обычно Мастан возвращался с большим количеством еды, гораздо большим, чем мы могли съесть. После того как мы съедали сколько могли, он делился остатками со всеми, кто жил неподалеку. Если мы останавливались в пещерах или других безлюдных местах, остатки еды отдавали обезьянам.
Угощая нас, Мастан все время просил нас об одном: «Прошу вас, расскажите мне какие-нибудь истории о том, как велик наш Учитель. Перескажите мне всё, что он говорил, пока меня не было с ним. Для меня каждое слово, произнесенное Бхагаваном, священно. Слова, исходящие из его святых уст, так сильны, что зрелые души могут обрести освобождение, лишь слушая их[62]».
Мастан продолжал жить в Матаме до самой своей смерти в 1931 г. Задолго до этого он знал дату и время своей смерти – судя по тому, какую подробную информацию он дал ухаживавшему за ним Мунисвами Гоундеру. Однако Мунисвами Гоундер не обратил внимания на предсказание Мастана.
За день до смерти Мастан разослал сообщение всем преданным Бхагавана, жившим неподалеку, с просьбой прийти к нему как можно скорее. Большинство из них не смогли прийти вовремя – из-за того, что жили слишком далеко, или из-за того, что получили письмо после того, как стемнело.
Когда Мастан умирал, Акхиландамма была рядом с ним. Так она описывает последние минуты его жизни.
Около недели он был болен и прикован к постели. В эти дни он говорил о многих вещах, не принадлежащих этому миру, так, словно на самом деле видел их.
Он говорил: «Вот спускается Нандишвара (бык, на котором ездил Шива). Он с такой любовью облизывает все мое тело! Смотри! Вот танцуют Шива-ганы (небесная свита Шивы)! Смотри! Они подают мне знаки, приглашая в их мир. Взгляните на эти озера, где плавают лотосы и небесные лебеди!»
Мы думали, что он просто бредит, но в последний день случилось нечто очень странное, и мы уже не могли списать это на горячку. В тот день он внезапно встал с постели. Он стоял так, словно его звал некто, стоявший с ним лицом к лицу. Затем он воскликнул с сильным волнением: «Мать Апитакучамба[63], неужели ты пришла собственной персоной, чтобы сопроводить меня?» После этих слов он упал мертвым. Я сразу же отправила письмо Бхагавану.
Когда Бхагаван узнал о смерти Мастана, он послал Кунджу Свами в нашу деревню с подробными указаниями, как построить самадхи для Мастана. Есть книга на тамильском языке с подробным описанием, как нужно хоронить последователей Господа Шивы[64]. В соответствии с этими инструкциями Бхагаван сделал план самадхи, указал размеры и отправил его с Кунджу Свами. Нам казалось очень странным, что мусульманин будет похоронен по обряду, предусмотренному для шиваитских святых, но еще необычней было то, что Бхагаван, обычно не поощрявший формальные ритуалы, в мельчайших подробностях расписал обряды, которые необходимо совершить у самадхи Мастана.
Какой бы ни была причина этого, следуя указаниям Бхагавана, мы возвели в нашей деревне усыпальницу для Мастана. Жители этого места по большей части джайны. Они решили, что индуистское самадхи в их деревне будет приносить несчастья. Узнав об этом, кое-кто из них даже заговорил о том, что всем джайнам придется покинуть деревню. Однако, когда там построили самадхи, для всех жителей поселения настали хорошие времена. Деревня стала богатеть. Сейчас уже никто не сомневается, что самадхи Мастана – святыня для всех жителей, независимо от их касты и вероисповедания. Какое чудо[65]!
В двух последних параграфах содержится информация, требующая пояснений. Во-первых, насколько мне известно, Бхагаван потребовал соорудить самадхи такого типа лишь для трех своих преданных: для своей матери, для коровы Лакшми и для Мастана[66]. Поскольку Бхагаван публично заявлял, что первые двое реализовали Самость, напрашивается закономерный вывод, что Бхагаван считал таковым и Мастана на момент смерти. Если это так, окончательная реализация произошла между 1922 г., когда Мастан все еще продолжал задавать вопросы о своей садхане, и 1931 г., когда он умер.
Тирумулар (стих 1916) указывает на то, что колодец для самадхи джняни должен быть 1,5 на 1,5 м и 2,75 м в глубину. Внутри этого колодца строятся треугольные стены длиной 1 м. Тело помещается в эту треугольную кострукцию в позе лотоса. Затем углубление заполняется большим количеством вибхути и камфоры. Когда Бхагаван послал Кунджу Свами в Матам с подробными инструкциями по постройке самадхи, он также передал достаточное количество вибхути и камфоры из Раманашрама для всех необходимых ритуалов. Каннаппа Мудальяр, присутствовавший при постройке самадхи, рассказал мне, как помогал строить внутренние треугольные стены.
Тирумулар писал (стих 1913), что если «тело джняни» будет захоронено в соответствии с этими указаниями, «властители и народ этой земли будут благословенны и обретут безграничную милость».
Деньги на постройку самадхи дал местный джайн Симхакутти Наянар. Удивительной чертой Мастана было то, что представители всех религий почитали его как святого. Отчасти можно объяснить это тем, что Мастан не любил и не проводил ритуалы, которые характеризовали бы его как последователя какой-либо определенной религии. В рукописи, сохранившейся в его самадхи, сказано, что он не любил «пуджи, стук барабанов, простирания, изысканную пищу и гирлянды». Однако он наносил вибхути на лицо. По рассказам Кунджу Свами, он всегда появлялся в Раманашраме со лбом, намазанным вибхути, а на одной сохранившейся фотографии, сделанной в Скандашраме с Бхагаваном, его лоб намазан вибхути специально.
Когда разлетелась весть о смерти Мастана, находившийся неподалеку храм Шивы дал нам чапрам, чтобы перед погребением можно было устроить процессию с телом Мастана по ближайшим деревням. Чапрам – четырехколесная деревянная телега, ее используют в храмах, чтобы во время фестивальных шествий возить по улицам храмовых мурти. Эта телега была совершенно новой и она еще ни разу не использовалась. Я считаю это удивительным доказательством святости Мастана – индуистский храм отдал один из своих чапрамов для похоронной процессии мусульманина!
Мастан умер 8 ноября 1931 г. В этот день был фестиваль Дивали. Шел ливень; чапрам с телом Мастана толкали и тянули через три деревни. Племянник человека, строившего самадхи Мастана, рассказал мне, что иногда приходилось тянуть чапрам по пояс в воде[67]. Но ни погода, ни трудности управления чапрамом не сломили дух людей, шедших в погребальной процессии. Где бы они ни проходили, люди присоединялись к процессии и помогали толкать чапрам.
Когда процессия вернулась к месту самадхи, была устроена поминальная трапеза. Мунисвами Гоундер, заботившийся о Мастане в течение многих лет, пожертвовал 200 кг. риса и накормил всех присутствовавших.
До самого конца своей жизни Мунисвами Гоундер организовывал большую поминальную трапезу в день самадхи Мастана. С его смертью эта практика прекратилась.
Я спросил местного жителя по имени Чокалингам о существующем поверье, будто самадхи Мастана исполняет желания – об этом упоминала Акхиландамма в последнем параграфе своего рассказа. Он ответил: «За годы, прошедшие с момента постройки самадхи, все заметили, что семейные и коммерческие дела у тех, кто помогал Мастану, значительно улучшились, а у тех, кто был против него, – пошли на спад. Это было очевидным для всех, и люди стали приходить к самадхи за благословениями. По сей день многие приходят сюда молиться об исполнении желаний».
Несколько дней спустя Акхиландамма отправилась в Тируваннамалай, чтобы рассказать Бхагавану о последних днях жизни Мастана.
Я пошла к Бхагавану и рассказала, как прошли последние дни Мастана. Выслушав это, Бхагаван сказал: «Возможно, вселенская мать Апитакучамба пришла за ним собственной персоной. Всё, что он описывал, связано с миром Шивы. Мастан был непоказным преданным. Он владел сокровищем скрытых духовных переживаний. То, что ты заботилась и присматривала за ним до самой его смерти, достойно вознаграждения[68]».
Десур Мастан Свамигал Бхакти Раса Патигам
Одиннадцать стихов нектарной преданности Мастана Свами из Десура
Хотя Мастан никогда ничего не писал о своих переживаниях в присутствии Бхагавана, его знакомый, Самбандан, все же записал несколько его высказываний на духовные темы. После смерти Мастана они были сложены в поэму из одиннадцати стихов. Мысли, выраженные в этой поэме, а ее также язык, указывают на то, что Самбандан был учеником Мастана. Из этих стихов становится ясно, что Самбандан считал его просветленным человеком, имеющим полное право давать духовные наставления.
Мастан вначале побуждал Самбандана, который, по-видимому, жил где-то в районе Десура, сочинить несколько стихов, воспевающих величие Бхагавана. Мастан знал, что Самбандан может сочинять хорошие стихи на тамильском языке и попросил его применить этот талант на практике. Впоследствии Самбандан исписал целую записную книжку – там было около 200 стихов, превозносящих Бхагавана. Эта рукопись попала в Раманашрам. Муруганар, которому показали эти стихи, внес в них много поправок и улучшений. Внутри этой записной книжки был маленький листок, на котором были напечатаны одиннадцать стихов Самбандана, воспевающих Бхагавана и Мастана, а также краткие наставления, которые они давали. Похоже, эти одиннадцать стихов были сочинены и опубликованы по случаю годовщины смерти Мастана. Записная книжка и напечатанная поэма находились среди коллекции бумаг Муруганара, переданной затем Садху Ому в 1970 г. вскоре после смерти Муруганара.
Слово, появляющееся вначале каждого из первых десяти стихов, которое я перевел как «освобожденный», имеет несколько других значений, таких как «солнце», «свет» и «сознание».
1 Мастан, освобожденный, сияющий в Десуре! Божественный! Святой, почитаемый Брахмой, рожденным из лотоса, и другими дэвами, среди которых находится Индра! По своей милости ты сказал мне, грешнику, петь на языке поэтов славу божественному Рамане – Гуру, прославленному Богу, сияющему у Аруначалы, где цветут леса.
2 Мастан, освобожденный, сияющий в Десуре, где многочисленны водоемы с благоухающими лотосами! Светоносный! Вы сказали мне: «Этот огромный мир – картина, написанная Брахмой[69], – есть не что иное, как «мы». Он не отделен от нас. Если ты отбросишь название и форму, иллюзия исчезнет». [Даже не пытаясь осознать это], я впустую потратил много времени.
3 Мастан, освобожденный, сияющий в Десуре! Освобожденный, навеки отрекшийся от мира, прославляемый дэвами, в числе которых Брахма; [Мастан], говоривший лишь о величии Раманы – несравненного Бога, в изобилии даровавшего свою милость подобно бескрайнему прохладному океану! Вы сказали: «Уничтожь невежество. Если ты будешь удерживать ум внутри, это само по себе будет безупречной сварупой». Так вы разрушили ваше собственное невежество и пришли в деревню Матам.
4 Мастан, освобожденный, сияющий в прекрасном Десуре, окруженном медоносными рощами! Праведный Гуру, давший мне наставление: «Пребывай в блаженстве в источнике, из которого возникает мир». Драгоценный камень, обретший милость Садгуру Раманы, прославляемого благородными! Вы отреклись от этой мирской жизни, подобной извергнутой пище, и обрели жизнь в истинной джняне.
5 Мастан, освобожденный, сияющий в прекрасном Десуре, вы – моя родная мать! [Вы сказали мне: ] «Это тело из плоти когда-нибудь перестанет существовать. Зная это, всегда пребывай в своем Сердце. Даже если небо обрушится тебе на голову, даже если меч вонзится тебе прямо в грудь, не отступай от своего истинного состояния». Хотя мой слух воспринял это мудрое наставление, я не следую ему на практике.
6 Мастан, освобожденный, прославляемый в прекрасном Десуре, окруженном чистыми озерами! Благой и чистый, отвергнувший мирское, никогда не знавший женщины – вы навсегда остались подобным ребенку, вы бродили повсюду, как призрак. Выказывавший огромную милость к тем преданным, которые припадали к вашим стопам! Светильник, возжигающий светлый ум Акхиландаммы, чьи плечи подобны стеблям бамбука!
7 Мастан, освобожденный, живущий в Десуре, окруженном величественными стенами, над которыми парят облака! Вы сказали мне: «Где бы ты ни был физически, всегда пребывай в своей Самости». Гуру, владеющий богатством милости, погладивший меня своей рукой, изливший милость подобно дождевой туче! Я не воспринял милость, не отдал жизнь служению вам. Что же мне делать теперь?
8 Мастан, освобожденный, живущий в Десуре, где по рекам проплывают лебеди с красными лапками! Океан саччидананды, без препятствий осознавший истину и ставший этой реальностью!
Вы сказали: «Если вишая-васаны[70] будут уничтожены, ум также будет уничтожен, и тогда воссияет ни с чем не сравнимая реальность, природа которой – покой. Эта реальность не отделима от тебя».
9 Мастан, освобожденный, сияющий в Десуре, где так много водных источников! Непорочный, идущий путем отречения от всего мирского, не забывая лотосных стоп джняни Раманы, дающий учение, пребывая в истине, выраженной в упанишадах: «Знание сознания – вот истинное знание; все знание не-Самости – это знание, порожденное иллюзией». Когда же утихнет мой беспокойный ум?
10 Мастан, освобожденный, сияющий в Десуре, где так много медоносных рощ! Достигший совершенства в мауне[71] и показавший на практике преданность, не забывая благоухающих лотосных стоп несравненного высшего Гуру Раманы Махарши, превозносимого всем миром, сказавшего: «Не позволяй ни единой мысли возникать в мауне».
11 Хвала пурне[72]! Хвала джняна-Гуру! Хвала свету, сияющему в нашем сознании и открывающему нам сердце Вед! Господь, разорви эти путы сансары, приносящие несчастье. Прими эти жалкие слова преданного-невольника, адресованные твоим божественным стопам.