7. Женюсь!
Приехав, как всегда, на летние каникулы в Киев, я сразу же побежал к Алику. Уж очень мне не терпелось рассказать ему про Асю и показать ее фотокарточку, которую по моему заказу в фотомастерской выкадровали из ее групповой фотографии в доме отдыха! Но, увы, дома я его не застал. Мера очень обрадовалась моему приходу, объяснила, что Алик уехал в очередной турпоход куда-то в Сибирь. Потом она долго и нудно жаловалась на мужа, на его непоседливый характер: «его оставили при университете для учебы в аспирантуре, а он вместо того, чтобы писать диссертацию бегает по каким-то там горам! Ну, разве можно так легкомысленно относиться к себе и своей семье?» Грустно мне было все это выслушивать.
А дома мне каждый день приходилось выслушивать родительские наставления. Они при каждом удобном случае пытали: есть ли у меня уже девушка, с которой я гуляю? Не думаю ли я жениться? Вначале я дипломатично увиливал от прямых ответов, но, в конце концов, не выдержал и заявил, что такая девушка есть, более того, намерен жениться. Далее, как я и ожидал, пошли расспросы о национальности Аси. «Еврейка?» – спросила мама с надеждой в голосе. – «А шведка вас устроит?» – огорошил я маму своим ответом, имея в виду шведку, Асину прабабку. – «Шведка?.. Такое дело!» – недоуменно произнесла мама, не зная, что сказать по этому поводу. Но папа заявил твердо: «И думать о женитьбе не смей! Кончишь институт, вернешься домой, а там будет видно. Найдешь здесь себе другую!» Все это прозвучало, как приказ, весьма оскорбительный для молодого человека, которому уже исполнилось 23 года. Впрочем, такая реакция родителей для меня была ожидаемой. Обидным было огульное неприятие родителями человека, с которым они даже не были знакомы.
Оборвав нашу жесткую дискуссию на какой-то незавершенной и повисшей в воздухе высокой ноте, родители вместе с Фаней и Осей уехали в Крым – папе в том году повезло: ему в месткоме выдали семейную путевку в дом отдыха в Мисхоре. Я же, собрав свои немудрёные пожитки, немедленно сорвался в Москву. Дело в том, что Лютик, окончив Музыкальное училище, получила назначение на работу аж на Северный Урал. А Ася же письмом известила меня, что она такого-то числа едет провожать сестру до Москвы, там посадит ее на поезд и погостит еще день-два у своей московской тетки Екатерины Евграфовны.
Каково же было изумление сестричек, когда я неожиданно встретил их в Москве на перроне Курского вокзала?! Забросив вещи в камеру хранения Казанского вокзала, я предложил девочкам экскурсию по Москве. Мы осмотрели Красную площадь с мавзолеем Ленина и Сталина, а оттуда я провел Асю и Лютика пешком через Арбат до Смоленской площади, поражая воображение моих экскурсантов свободной ориентацией в многочисленных московских переулках и проходных дворах. Лишь посадив Людмилу на поезд «Москва – Североуральск», мы с Асей поехали на электричке разыскивать ее тетку, которая жила где-то за городом между станциями Кучино и Салтыковка. Пройдя вдоль железной дороги по сильно прореженному сосновому лесу, мы довольно легко нашли старинный двухэтажный домик, где нас радушно встретила Екатерина Евграфовна. Ну вот, познакомился еще с одной Евграфовной – представительницей громадного семейства Мякишевых.
После всех неприятных для меня перепалок с родителями я ехал в Курск с радостным настроением человека, возвращающегося к себе домой. Дома Ася застала маму совсем в разбитом состоянии: ее мучили ежедневные головные боли, боли в сердце и еще где-то. Теперь у Аси появилась новая забота: она (и я вместе с нею) постоянно бегала по аптекам в поисках дефицитной «пятерчатки» – сильно действующей смеси из пяти дефицитных порошкообразных препаратов от головной боли, и валокордина – импортных сердечных капель, которые в доме должны были быть бесперебойно. А Анна Евграфовна теперь частенько жаловалась Асе: «Вот Лютик уехала, а на следующий год и тебя зашлют черти куда… Останусь тут одна и сдохну в одночасье, если лекарства вовремя кто не подаст…». И, гуляя по вечерам по курским улочкам и паркам, мы часто обсуждали с Асей сложившуюся ситуацию с маминым здоровьем. И мы решили не дожидаться окончания Асиной учебы в институте, а расписаться раньше, чтоб Асю не заслали по распределению, а оставили в Курске при муже. Тем более что я вполне самостоятельный человек, имею специальность токаря в руках, а значит, смогу прокормить семью! Тут же мне пришел в голову и другой довод – начну получать зарплату и немедленно откажусь от ежемесячных родительских пособий, стану окончательно независимым от них. А мой институт? А что институт? Придётся как-нибудь совмещать. Учатся ведь как-то другие, работая на заводах!
Не обошли мы мимо и проблемы с фамилией. Ася очень осторожно, чувствуя, что это – мое больное место, предложила мне принять ее фамилию, мотивируя это тем, что на ее отце заканчивается род Гущиных. Я же был решительно против. Я был убежден, что такой мой шаг больно ударит по всей моей еврейской родне, такой шаг противоречит вековым русским и советским традициям, при которых жена принимает фамилию мужа, и, наконец, «Шимон Рувимович Гущин» – довольно смешное сочетание, которое неминуемо станет объектом для насмешек со стороны всех окружающих. А о продлении рода Гущиных пусть лучше думает ее сестра Людмила. У неё в этом отношении возникнет меньше проблем. И больше к этому вопросу мы никогда не возвращались.
В один из пасмурных осенних вечеров мы поделились своими соображениями с Асиными родителями. Алексей Сергеевич, не долго раздумывая, как о чем-то давно решенном, сказал:
– Ну и правильно! Мы вам дальнюю комнату выделим. Нечего тебе по углам скитаться.
– А родители твои, Семен, возражать не будут? – спросила осторожно Анна Евграфовна.
– А что мне родители? – ответил я, хорохорясь. – Пойду работать, я вполне самостоятельный человек.
– Это оно, конечно. – Многозначительно поддакнул Алексей Сергеевич и разлил водку по рюмочкам.
Через несколько дней я убедился, что найти место токаря в Курске не так уж легко. Оббегал все крупные заводы (а их в Курске в то время было всего-то 4 или 5), но ни на одном из них токари не требовались.
Встретил как-то на улице знакомого трубача по кличке «Палыч» из оркестра, игравшего в ресторане «Ленинград». Поделился с ним своими горестями, и он тут же предложил мне:
– Валяй к нам! Сядешь на второй сакс, башли4 у нас приличные! Не пожалеешь!
– Да вряд ли смогу, – заколебался я. – Квалификации у меня, пожалуй, не хватит.
– Да ты что? Сможешь! Если бы я не знал, что ты лабух классный, я бы разве тебя приглашал? – уговаривал меня Палыч.
Вечером я решил-таки пойти в ресторан. Пошел без инструмента, просто так, посмотреть на работу их оркестра, чтобы потом уж решиться на что-нибудь. Взобрался я на небольшой оркестровый подиум, и, чтобы ни кому не мешать, присел рядом с пианисткой, дабы переворачивать ей нотные листы. В начале все было весьма прилично, но где-то через часа два работы, когда весь зал наполнился табачным чадом и водочным перегаром, из публики в оркестр начали поступать «заказы». Опьяневшие посетители заказывали то «Барыню», то «Лезгинку», а то и просто напевали любимую мелодию без названия. Руководитель оркестра – аккордеонист Сашка – принимал от заказчиков пятирублевки, распрямлял их и бережно укладывал под ноты на пульте, и начинал сам выполнять любую заказанную мелодию на аккордеоне, а все остальные оркестранты потом «подключались» к нему, подыгрывая, подбирая на слух и что-то импровизируя. Далеко за полночь, когда дюжие официанты выволокли на улицу последних, допившихся до беспамятства клиентов, оркестр всем составом был приглашен на ужин с водочкой. Я хотел, было, улизнуть, но Палыч чуть ли не силой усадил меня за стол: «Не бойсь, это бесплатно, здесь это каждый день так у нас заведено». Прямо за столом Сашка разделил по известным ему пропорциям полученные от клиентов деньги. Мне, естественно, достался только ужин с выпивкой, который я и то посчитал для себя незаслуженным.
Наутро проснулся поздно с больной головой. Марья Ивановна тут же соизволила с усмешкой заметить: «Как пойдешь на такую работу, то каждый день приходить пьяным будешь и быстро алкоголиком станешь!» Искренне извинившись перед Марьей Ивановной за позднее возвращение, я побрел завтракать в свою постоянную столовую. Перспективу стать алкоголиком я для себя, конечно, отмел, но, прекрасно понимая, что я ни на грош не обладаю даром импровизации, решил в ресторанный оркестр больше не заявляться. Неожиданно за соседним столиком я увидел Славку Седых в своем неизменном, уже изрядно потрепанном серо-синем пиджачке. Мы с ним встретились радостно: больше года я его уже не видал!
– Ты что? В отпуске? – полюбопытствовал я.
– Нет, Сенечка, сбежал я оттуда. Насовсем. Пока, вот, решил зиму в Курске перекантоваться, а там… там видно будет…
– Ну, так ты хоть денег заработал?
– Какие там деньги…
И он с многочисленными подробностями рассказал мне свою грустную дальневосточную одиссею, как он сел в поезд «Москва – Хабаровск» и с каким-то морячком-попутчиком пропил все подъемные деньги в вагоне-ресторане. Потом простудился, заболел, и его на какой-то станции милиция сняла с поезда. Очнулся в больнице.
– Смотрю на солнышко, что прямо в глаза через промерзшие окошки светит, и спрашиваю соседей по койке: «В каком это я, блин, городе?» – «В Абакане» – говорят. У сестрички спрашиваю: «А вещи мои где?» – «Да вон, говорит, под кроватью все твои вещички, и костюмчик в гардеробе». Глянул я под кровать. Ё-мое!!! А там стоит мой сакс в футляре. И больше ничего.
А как на поправку дело пошло, приходят ко мне какие-то чуваки и говорят: «Мы из местной филармонии. Вот сказали нам, что в больнице лежит человек с настоящим саксофоном. Это правда?» Я говорю: «Правда. А вы что? Настоящего сакса не видали?» А они мне в ответ: «И вы на нем играть умеете?» Ну, взял я тут сакс и прямо в палате как задул «Детей капитана Гранта», так те аж обалдели и в ладоши захлопали! И говорят, блин, оставайтесь у нас, зачем вам этот Хабаровск сдался? Ты у нас, блин, такие башли иметь будешь. Мы тебя на квартиру с молодой хозяйкой поставим… В общем, уговорили. Потом начались гастроли по всему краю. Приехали мы как-то в Шушенское. Ты слыхал про такое?
– Слыхал-слыхал, – успокоил его я.
– Там от сакса вообще обалдели и говорят оставайся, блин, у нас. Здесь иметь будешь еще больше, чем в Абакане. Ну, блин, уговорили, остался.
– Да… Поездил ты… – прервал я его воспоминания.
– Но, Сенечка, знаешь ты, чтот такое Шушенское? Там сам Ленин срок отбывал! Так он, и то не выдержал, сбежал! А мне то, блин, что оставалось делать? Ну, вот я и оказался снова в Курске. Без денег, без зимней одежонки. Ну, с работой, правда, запросто – снова взяли в оркестр «Комсомольца». А ты, значит, работу ищешь? Сакс есть? Приходи в половину пятого, то есть к пятичасовому сеансу. Репертуар все тот же, тебе знакомый, с дядей Сережей я переговорю.
Пришел со своим саксофоном. Скрипач дядя Сережа, руководитель оркестра, без лишних разговоров посадил меня за пульт:
– Садись на второй голос. Башли, правда, небольшие – 700 рубликов в месяц всего. Но зато есть левые подработки: то жмурики5, то свадьбы. Живем, не тужим!
Как только отыграли пятичасовый сеанс, дядя Сережа, выразительно подмигнув, подал команду аккордеонисту: «Герман, давай». И Герман, не задумываясь, схватил футляр от своего аккордеона и вышел. Вскоре он вернулся и вытащил из футляра несколько бутылок водки. Оркестранты достали из своих «тормозков» свертки с едой. В узкой коморке за сценой разлили водку по стаканам. Предложили и мне. Я вначале решительно отказывался, так как у меня не было ни денег, ни тормозка, чтоб равноправно участвовать в складчине. Но меня очень уговаривали:
– Пей смелей! Днем мы зна-атного жмура тащили. Так что это вроде как гонорар спрыскиваем!
Выпили по полстакана, закусили. «Мужики, по второй – нельзя. Нам еще работать сегодня!» – строго сказал дядя Сережа. После семичасового сеанса допили остальное, и снова Герман был послан в гастроном с пустым футляром, чтобы после девятичасового сеанса было что выпить «на посошок». После откровенных застольных разговоров с коллегами я понял, что такое времяпрепровождение здесь практикуется чуть ли не каждый день, и твердо решил, что и здесь работать не стану.
Когда по городу прошел слух, что в помещении бывшего Суворовского училища организуется какая-то таинственная шарага, я немедленно побежал туда. В отделе кадров человек, явно офицер в отставке, спросил:
– Такелажником пойдешь? Пока что есть работа только по установке станков и по оборудованию цеха.
Я согласился. Он предложил мне написать заявление и сказал, что организация у них очень секретная и мое заявление будет долго проверяться, надо запастись терпением, и меня в свое время вызовут…
Однако вскоре Юра Мякишев, Асин двоюродный брат, предложил мне поступить к ним на завод.
– Я уже у вас был. Отказали.
– То ты приходил в отдел кадров сам, и тебе отказали. А то зайдем туда вместе…
Так, в середине сентября 1958 года я поступил в механический цех Курского завода Предвижных агрегатов (КЗПА), заняв «по блату» место токаря 4-го разряда. Работа предстояла трехсменной – неделя днем, неделя вечером, неделя ночью, потом снова днем и так далее. Завод выпускал передвижные электростанции для армии, а потому считался секретным. Находился он далеко за городом в чистом поле. Служебный автобус собирал рабочих со всего города, начиная свой маршрут от площади Перекальского, и подвозил их к началу каждой смены.
Когда я пришел в цех с утра в первую смену, Юра представил меня старшему мастеру Сургакову:
– Вот, Леонид Николаевич, новенький… Тебе говорили?..
– Говорили, – неприветливо процедил Сургаков и выписал мне наряд на изготовление 12-миллиметровых болтов, тихо приговаривая: «М12. Лишние на складе не будут… Присылают тут всяких…»
Выдали мне в кладовке темно-синий комбинезон, три резца различных типов, после чего мастер Николай Иванович Калуцкий указал мне мой станок. Работа оказалась несложной, но несколько непривычной. В Киеве я имел дело только с чистенькой «аристократической» латунью, а тут – одна грязная сталь и чугун, при обработке которых резцы надо непрестанно поливать жирной охлаждающей жидкостью.
Так начал я свою работу на этом заводе, изо дня в день, изготавливая то болты, то гайки, то гайки, то болты. Работа была ужасно монотонная и скучная. Заработать на таких деталях было трудно, так как расценки на крепежные изделия были рассчитаны на токарные станки-автоматы. Где же мне на тяжелом универсальном станке угнаться за легкими быстроходными станками-автоматами?
В октябре из далекого Урала пришло письмо от Людмилы, в котором она неожиданно сообщала о своем намерении выйти замуж. Тогда уж и я, заплатив в банк 25 рублей за гербовую марку – государственная пошлина за невесту, – пригласил Асю в загс.
25 октября 1958 года был обычный пасмурный день, иногда начинал накрапывать мелкий дождичек. Мы шли, не торопясь, под руку вниз по Ленинской улице к двухэтажному домику, где нам предстояло расписаться. На первом этаже загса шел ремонт, и отдыхающие рабочие-маляры прервали свою громкую беседу, уснащенную забористым матом, объяснили, что нам надо наверх. Торжественно поднявшись на второй этаж по узкой деревянной скрипучей лестнице, мы открыли дверь с соответствующей табличкой. Приветливая женщина, не вставая со стула, объяснила, что с нашим делом надо зайти в соседнюю дверь, так как она регистрирует только смерти. В соседней комнате менее приветливая женщина предложила нам присесть у ее стола, не спеша достала из шкафа толстую амбарную книгу, взяла наши паспорта и мою гербовую марку и принялась медленно заполнять все графы своей книги. Через минут пятнадцать вся процедура была, наконец, закончена. Мы с Асей вышли за дверь, оглянулись и, увидев, что никого в коридоре нет, поцеловались на радостях. Сбежав вниз по ступенькам, оказались снова на мокрой центральной улице, но теперь уже мы гордо шли об руку, как муж и жена! Увидев фотомастерскую, решили зайти и сфотографироваться на память. После этой традиционной процедуры пошли домой, но поскольку дождик припустил сильнее, то до дома мы добирались уже на трамвае. А дома нас ожидал скромно накрытый стол с ужином. Из гостей была только Нина Евграфовна с мужем да Александра Евграфовна. Нас от всей души поздравили с законным браком, выпили «по-маленькой». Потом сестры Евграфовны затянули старинную русскую свадебно-величальную песню о голубе и голубке, которые «встретятся, встретятся, встретятся они, поцелуются…» Все было очень трогательно.
25 октября 1958 года
Я долго и трусливо не мог решиться сообщить об этом важном событии в моей жизни своим родителям в Киев. Мне было так хорошо и так не хотелось сейчас никаких скандалов! На третий день я не выдержал и послал в Киев телеграмму, которая звучала, как запоздалое ответное слово в том нашем незаконченном летнем разговоре: «Я уже три дня как женат». В ответ немедленно пришла телеграмма: «Выезжай немедленно в Киев. Папа». Этот папин выпад еще больше ожесточил меня и эту телеграмму я порвал и оставил без ответа.
Так началась для меня моя семейная жизнь. Анна Евграфовна и Алексей Сергеевич через пару дней после нашей женитьбы уехали в далекий город Карпинск на Северном Урале на свадьбу к Людмиле, которую там решили устроить в выходные дни Октябрьских праздников. На время этих праздников мы получили полную свободу хозяйничанья в доме. У многих после женитьбы наступал медовый месяц, а мы довольствовались медовой неделей. Как-то в цехе столкнулся носом к носу со знакомыми музыкантами. Оказывается, трубач по кличке Маныч работает здесь инженером-технологом! Он назвал мне еще нескольких знакомых мне имен, работающих здесь и играющих в заводском духовом оркестре.
– Приходи! Нам как раз не хватает кларнетов, – предложил Маныч.
– Непременно приду, – заверил его я.
Вечером дома я рассказал Асе об интересной для меня встрече и о том, что мне предложили влиться в их коллектив.
– Что? – расстроено спросила Ася. – Ты снова будешь вечно привязан к демонстрациям, а я буду сидеть и ждать тебя? Ты будешь сидеть на вечерах на сцене, а я буду стоять и подпирать стенки на танцах?
– Нет, Асенька! Что ты! Я, конечно же, отказался, – уверенным голосом утешил ее я.
На этом моя музыкальная карьера закончилась окончательно, и я никогда потом об этом не сожалел. С уральской свадьбы мои тесть и теща вернулись в расстроенных чувствах. Многое в новом зяте – лейтенанте милиции Геннадие Комарове – их настораживало: жених на свадьбе напился до неприличия. Это не положено! Затем, они заявили, что и нам с Асей надо сыграть свадьбу по-настоящему, выбрав также какие-нибудь дни ближайших праздников, например, День Конституции 5 декабря… Мы не возражали. В качестве первого семейного приобретения купили добротный письменный стол, который из мебельного магазина я с Юрой Мякишевым привез домой на трамвае. А Алексей Сергеевич купил мне отрез на свадебный костюм. Для этого он завел меня в подсобку промтоварного магазина и вместе с завмагом – дородным евреем по фамилии Марголин, долго обсуждал цвет, сорт материала. Выбрав светло-серый коверкот, Алексей Сергеевич долго мял его в руках, старательно проверяя качество, затем мы тут же отнесли этот отрез в ателье через дорогу, чтобы к свадьбе костюм был уже готов. Поборов обиду на отца, я написал в Киев письмо-приглашение на свадьбу и неожиданно получил очень миролюбивое ответное письмо от мамы с обязательным обещанием приехать к нам всей семьей. Окрыленные этим, мы с Асей тут же разослали приглашения на свадьбу всем родственникам, которых только могли вспомнить! В день свадьбы рано утром 5 декабря мы с Асей встретили поезд из Киева и прямо на перроне, засыпанном легким снежком, я познакомил с Асей маму, папу и Фаню. После знакомства с Асей папа отвел меня к краю перрона и поднес к моему носу внушительный кулак: «Попробуй только разведись!». На этом церемония знакомства благополучно окончилась.
Свадьба получилась шумная, хотя приехали далеко не все приглашенные. Две полуподвальные комнатки были забиты гостями до отказа, а работники ближайшего почтового отделения замучились носить к нам поздравительные телеграммы от родственников, которые не смогли приехать. Два высококлассных баяниста из музыкального училища старались вовсю. Под их аккомпанемент все гости танцевали и пели, и наше стройное пение через открытые форточки вырывалось на мороз во двор, где под окнами собрались соседи. Они бесцеремонно заглядывали в окна и требовали, чтобы все занавески были распахнуты до отказа: «иначе стекла побьем!». Мои родители, кажется, остались довольны своим первым визитом в Курск. На прощание, не удержавшись, я шепнул маме, что Ася уже беременна и у нас будет ребенок!