Глава третья
1
Майор Брюшин не заметил, когда и где за его черной «Маздой» увязался белый «Ситроен» со знакомыми номерами. На то имелось целых три причины. Во-первых, Брюшин был спокоен и беспечен, потому что находился на своей территории, где ему никогда и ничего не угрожало. Во-вторых, он даже подумать не мог, что отморозки, удравшие с места драки, отважатся следить за ним, майором милиции. В-третьих, сказывалось действие героина, растекающегося по жилам.
Сознание Брюшина изменилось. Его состояние сделалось сонным и вялым, но вместе с тем каким-то утонченным и возвышенным. Его словно бы куда-то засасывало, куда-то уносило, обволакивая умиротворением. Горечь, появившаяся во рту и носу после укола, бесследно прошла. Голова существовала как бы сама по себе, отдельно от тяжелого тела. Она плыла в незримом потоке, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом и выпуская его наружу. Конечно же эту голову абсолютно не волновало присутствие «Ситроена», неотвязно следующего за «Маздой».
– Хорошо, – произнесла она, с удовольствием прислушиваясь к звучанию своего голоса. – Отходняк начнется только через четыре часа, но в это время я буду спать и видеть красивые, красочные сны. Хорошо-о-о!
Беседа с собственной головой не мешала Брюшину вести машину по ночным улицам. Подъезжая к очередной точке, он со спокойным достоинством выбирался из «Мазды», заходил внутрь увеселительного заведения и забирал там оставленные деньги. Пересчитывать их не получалось, поэтому Брюшин даже не пытался, а строго предупреждал:
– Если бухгалтерия обнаружит недостачу, пеняй на себя!
Его заверяли, что все в порядке, он важно кивал и отправлялся дальше. Ему было хорошо, особенно, если не думать о том, что ожидает его в ближайшем будущем, когда исчезнет эффект толчка и волшебного обволакивания после укола. Знающие люди рассказывали, что «приход» постепенно прекратится, и потом его не вернуть никакими дозами. Героин будет нужен уже не для кайфа, а исключительно для избавления от мучительных ломок. Вены превратятся в сплошные дырявые «дороги» с незаживающими дырками. Начнутся недельные запоры, боль в почках будет сводить с ума, пропадет аппетит, ноги станут подгибаться при ходьбе.
Но пока наркоман не испытывает угрожающих симптомов, он наивно верит, что у него все будет не как у других. Верил и майор Брюшин, вернее, запрещал себе задумываться над тем, что ждет его завтра, послезавтра и послепослезавтра.
Остановившись на безлюдной аллее, он сделал себе еще один укол, подождал, пока нахлынет новая волна эйфории и пересчитал деньги. Получалось много, но сколько именно, сразу вылетело из головы. Тогда майор выкурил сигарету, расслабленно откинув голову назад, и решил, что обойдет еще три точки. Ближе всего находилась сауна «Нега». Подкатив к ней, Брюшин выбрался из машины, вошел внутрь и не смог сдержать улыбку от нахлынувшего на него счастья. Источником этого счастья служил обыкновенный электрический свет.
– Хорошо тут у вас, – похвалил Брюшин охранника, исполняющего обязанности привратника. – Тепло, светло и мухи не кусают.
– Вы к кому? – набычился охранник.
– Я? – удивился Брюшин.
Изумление его было настолько сильным, что добрых полминуты он не знал, как поступить. Хорошее настроение резко сменилось просто отвратительным, окутавшим душу, как черный дым. Чтобы дать выход этому дыму, Брюшин схватил со стола монитор, поднял и с размаху опустил на голову охранника.
– Я – твое начальство, – сказал он, беря увесистый горшок с какими-то экзотическими цветочками. – Меня надо знать в лицо.
Охранник как раз начал подниматься со стула, когда горшок обрушился на его макушку. Издав невнятный икающий звук, он опустился на место. Обсыпанный мокрой землей и осколками, он понравился Брюшину несравненно больше, чем в тот момент, когда задал свой идиотский вопрос.
– Ты прямо как новогодняя елка, – сказал Брюшин, хотя, по правде говоря, охранник не имел ничего общего с новогодней елкой. – С наступающим тебя!
– Ну, сука, – прорычал охранник, – сейчас я тебя урою!
Он опять приподнялся и опять сел, увидев направленный на него пистолет.
– Могу тебя застрелить, – сказал ему Брюшин, слегка поводя стволом. – Легко. Прямо сейчас.
– Нет. – Охранник помотал головой, из которой уже начала сочиться кровь. – Не надо. Я сделаю все, что вы скажете.
– И отсосешь у меня?
Брюшин вопросительно поднял брови. Охранник ничего не ответил, только шумно сглотнул. Глаза у него были большие и тоскливые, как у коровы, которую привели на убой.
– Что ж, – сказал Брюшин, – молчание – знак согласия. Но я просто пошутил, расслабься. Меня не привлекают мужчины, даже такие губошлепы, как ты. Процедура отменяется. Ты рад?
Охранник несколько раз кивнул, так энергично и истово, что из его ноздрей и ушей потекла кровь.
– Отлично, – сказал Брюшин. – Тогда ступай за деньгами.
– За… ка… ка…?
Ничего более членораздельного он выговорить не смог.
– Ты не знаешь, кому, когда и сколько платит твой хозяин? Плохо, очень плохо. Ты сильно меня разочаровал.
Брюшин поискал глазами подходящий тяжелый предмет, но новая экзекуция не потребовалась.
– Знаю! – воскликнул охранник. – Я понял! Там вам оставили!
Он показал пальцем куда-то вниз.
– Тогда сбегай и принеси, – попросил Брюшин. – Только не заставляй меня долго ждать, ладно?
Он не стал объяснять, что ему вдруг приспичило вмазаться еще. Он просто пошевелил указательным и средним пальцами, изображая ноги бегущего человека. А потом вздохнул, ощущая неимоверную усталость.
«Наша служба и опасна, и трудна, – звучало в голове сурово и торжественно, – и на первый взгляд как будто не видна…»
Открыв глаза, Брюшин увидел чью-то протянутую руку с пухлым конвертом. Взяв конверт, он механически повернулся на пятках и покинул сауну.
Было далеко за полночь.
2
Сделав очередную остановку на Пролетарской улице, Брюшин направился к черному входу в ночной клуб «Зодиак». Его большие белые кроссовки были заметны даже в темноте. В сочетании с джинсами и короткой кожанкой они делали его образ похожим на рэкетира конца 90-х.
– Это уже двенадцатое заведение за ночь, – констатировал Головастик, наблюдая из машины, как Брюшин колотит кулаком в дверь.
– И ни в одном больше, чем на десять минут не задержался. – Баркас провел ладонью по выбритому затылку. – Чем они его не устраивают, хотел бы я знать?
Руслан, упираясь подбородком в руки, скрещенные на руле, лениво пояснил:
– Он их крышует, заведения эти, а не развлекаться в них ходит. Собирает дань для своей татаро-монгольской орды в погонах.
– Хорошо устроился, – злобно произнес Головастик. – Попробовал бы он без погон.
– Зачем без погон, когда с ними намного проще и безопаснее, – пожал плечами Руслан.
Под ночным клубом, в который вошел милиционер, отиралось шумная компания молодежи. Одного парня начало тошнить, и друзья потащили его как раз в тот угол, где была припаркована машина Руслана. До ушей друзей доносился мат, стоны блюющего и отрывки бессвязных разговоров. Кажется, обсуждали каких-то «телок», которые одновременно являлись также «биксами» и «мочалками». С ними поддатые парни намеревались завалиться то ли к «Митьку», то ли к «Витьку», и заочно распределяли, кому какая телка достанется. В обсуждении принимал участие даже тот парень, которого тошнило, подавая голос всякий раз, когда ему удавалось распрямиться.
Из клуба вышел Брюшин, равнодушно поглядел по сторонам, направился к «Мазде». Руслан повернул ключ в замке зажигания и снял «Ситроен» с ручного тормоза, готовясь тронуться с места, когда в окно заглянула крупная голова с оттопыренными ушами:
– Эй, ты, – обратилась голова к Руслану. – У тебя зачем черный кошак на капоте? Ты мне несчастье хочешь принести, га?
Руслан оценил взглядом расстояние от машины до того места, где стояли пошатывающиеся друзья лопоухого, заинтересованно поглядывая в их сторону.
– Твое главное несчастье – это ты сам, – сказал он, наблюдая за тем, как Брюшин садится в свою машину.
– Слышь, пацаны, тут какой-то клоун залупается, – обратился лопоухий к своей компании, стараясь открыть дверцу со стороны водителя. Баркас, сидевший сзади, успел заблокировать двери – свою и водительскую. Но тут перед капотом «Ситроена» выросли двое пьяных друзей лопоухого, один из них опирался о капот перепачканными какой-то липкой дрянью пятернями.
– Поехали, поехали! – заволновался Головастик, указывая на отъезжавшую машину Брюшина. – Уйдет ведь!
– Если мы уедем просто так, эти козлята решат, что они владыки вселенной, – процедил Руслан.
– Ну и хрен с ними, – рассудил Баркас. – Пусть покуражатся. У нас дело или как?
– А ну, открой! – проорали снаружи. – Открывай, чмо!
Чей-то кулак врезался в стекло.
– Дело подождет, – сказал Руслан. – Я быстро.
– Подсобить? – спросил Головастик, видя, что друг намеревается открыть дверцу.
– Отдыхайте. Я эту шелупонь сам разгоню.
Руслан и сам не мог бы объяснить, почему он решил обойтись без помощи друзей. Может быть, потому что понял, что они с ним лишь до определенной черты, которую не собирались перешагивать ни один, ни другой. Если так, то следовало рассчитывать лишь на себя самого. И на свои силы, которых, как полагал Руслан, у него хватало.
Его появление на сцене вызвало некоторый переполох среди пьяных юнцов, которые отпрянули в стороны. Но, подобно вспугнутым рыбам или птицам, тут же устремились обратно. Судя по их боевым возгласам, они верили в легкую победу.
Чтобы не слишком разочаровывать их, Руслан несколько секунд забавлялся с ними, как с детьми. Не переходя в нападение, он лишь отбивал удары и толкал противников друг на друга, внося в их и без того нестройные ряды еще больше сумятицы.
Против Руслана работало не менее четырех пар кулаков одновременно, однако никто не мог поставить ему фингал под глазом, разбить нос или рассечь губу. Его руки и плечи обеспечивали ему надежную защиту, а то обстоятельство, что нападающих было несколько, лишь мешало им, а не помогало.
Бросив косой взгляд на удаляющиеся габаритные огни «Мазды», Руслан решил, что развлекаться дальше времени нет. Перейдя из глухой защиты в нападение, он умело заработал ногами и руками. Противники словно сами собой нарывались на свинги и хуки, выражая свое недовольство грязной руганью.
Какой-то хлюпик вздумал угрожать Руслану финкой, и тут же получил коленом в пах, перегнулся пополам и схлопотал ребром ладони по затылку. Потом настал черед остальных. Двое более или менее успешно прикрывали уязвимые места руками, а остальных Руслан просто калечил – расчетливо и умело. Ему, принимавшему участие в коварных и беспощадных тюремных драках, это не составляло труда. Не прошло и минуты, как пьяная шушера начала разбегаться и расползаться кто куда.
– И все дела, – сказал слегка запыхавшийся Руслан, возвращаясь за руль.
С этими словами он утопил педаль газа до упора в пол, а через пару минут «Ситроен» уже сидел на хвосте черной «Мазды», не успевшей уйти далеко.
– Мы так до утра за ним ездить будем, – недовольно пробурчал Головастик. – Не нравится мне все это. Катаемся, катаемся, а толку? Приключений на свою задницу ищем, что ли?
– Есть какие-то конкретные предложения? – спросил Руслан.
– Может, тормознем легавого прямо сейчас?
– Пусть сперва все бабки соберет. Нам же больше достанется. Есть возражения?
– Принято единогласно, – обронил Баркас, не спуская глаз с габаритных огней черной «Мазды».
3
Брюшин уже объехал все заведения, где ему должны были деньги за крышевание, и направлялся домой, когда заметил белую иномарку, неотвязно следующую за «Маздой». Не делая попыток оторваться, он стал вглядываться в отражение подозрительной машины.
«Ситроен»? Неужели тот самый, с пассажирами которых произошла потасовка? Может быть, это какая-то ошибка? Но нет, Брюшин четко запомнил номер автомобиля. Тогда, быть может, «Ситроен» появился случайно? Только последний идиот мог бы принять эту версию. Майор Брюшин был кем угодно, но только не идиотом. И преследование ему не мерещилось. Белый «Ситроен» был совершенно реален. Давно перевалило за полночь, дороги были пустынны, поэтому он бросался в глаза не хуже белых кроссовок Брюшина.
– И чего тебе надо? – пробормотал он, поглядывая в зеркало заднего обзора.
Ответа, естественно, не последовало. Впрочем, Брюшин его и не ждал. Надо отдать ему должное, он был человек не робкого десятка. Слежка не напугала его, тем более, что по вечерам майор пользовался пистолетом со стесанным номером, экспроприированным у одного залетного вора, покоившегося ныне на дне городского ставка. Личное оружие Брюшин берег исключительно для выполнения служебных заданий. Трофейный же «Макаров» уже не раз сослужил ему добрую службу в трудных ситуациях. Например, во время разборок с конкурентами.
Некоторые несознательные бандиты, забыв, сколько добрых услуг оказывали им милиционеры города, порой теряли нюх и пытались «отжать» ту или иную точку или подмять под себя чужой бизнес, но разговор с такими был короткий. Их отстреливали, как собак, или же садили за решетку, где расправа была не столь быстрой, но зато куда более жестокой. Майор Брюшин и его сослуживцы никогда не гнулись перед бандитами, даже самыми авторитетными. Они чувствовали себя хозяевами на своей земле и не собирались уступать город всякому уголовному отребью.
И уж тем более бегать от всякой приблатненной шантрапы.
Сделав несколько нехитрых маневров, Брюшин убедился на сто процентов в том, что его подозрения обоснованы. «Ситроен» продолжал преследование. Что ж, тем хуже для тех, кто в нем сидит. Кого они вздумали водить на коротком поводке? Офицера милиции? Ха-ха-ха!
На скорости сто километров в час «Мазда» промчалась по пустынному проспекту, резко свернула в одну подворотню, в другую, а потом неожиданно затормозила, вереща шинами. Еще не успел затихнуть в ночи этот пронзительный звук, как дверца автомобиля распахнулась и, выскочив наружу, Брюшин оперся на нее локтями обеих рук, обхвативших рукоятку пистолета, как это делают американские полисмены. Ствол был направлен в приближающуюся машину. «Сейчас водила ударит по тормозам и включит задний ход», – подумал Брюшин, не меняя угрожающей позы.
Так поступил бы он сам, находись он за рулем «Ситроена». Но все люди реагируют в одинаковых ситуациях по-разному. Увидев перед собой косо стоящую «Мазду» и милиционера с пистолетом, Руслан нажал не на педаль тормоза, а на педаль газа.
– Держись! – крикнул он товарищам, упираясь руками в рулевое колесо.
Прыгнувший вперед «Ситроен» врезался в открытую дверцу «Мазды» и снес ее вместе с майором Брюшиным, как картонную декорацию. Удар был настолько силен, что шейные позвонки милиционера сломались. Его подбросило метра на два в высоту, откуда он рухнул на асфальт, дважды дернул ногой, лишившейся кроссовки, и затих в свете фар остановившегося «Ситроена».
– Готов, – прошептал Головастик, потрясенный драмой, разыгравшейся у него на глазах.
– Туда ему и дорога. – Баркас завертел головой, выглядывая наружу из разных окон автомобиля. – Поехали, поехали отсюда, пока никого нет.
– Сейчас, – произнес Руслан бесстрастным голосом.
Покинув «Ситроен» он подошел к мертвецу, наклонился и не без труда вырвал пистолет, стиснутый онемевшей рукой. Затем обшарил карманы убитого милиционера. Почти в каждом лежал конверт с деньгами. Собрав их в одну пачку, Руслан сунул ее за пазуху. Вернувшись за руль, он сунул пистолет за пояс, прикрыл рубахой и обронил:
– У нас крупный улов.
– В конвертах лавэ? – догадался Голововастик.
– Нет, письма любимой бабушке в деревню. Не задавай глупых вопросов. Ты же видел, как этот мусор дань собирал.
Произнеся эту короткую эпитафию покойному майору милиции, Руслан развернулся и поехал прочь. Раскаяния он не чувствовал, эмоций не испытывал. Оказалось, что убить человека не так трудно, как принято считать. Да и человеком ли был мусор, обиравший коммерсантов, которого он был обязан защищать?
4
Выбравшись за черту города, Руслан проехал несколько километров по объездной дороге, выбрал неприметный съезд в сторону и свернул туда. В глубине его души шла жестокая борьба, незаметная снаружи. Одна часть Руслана убеждала его, что делиться с друзьями нужно не всей суммой, а лишь половиной или даже третью, потому что основную работу выполнил он, тогда как Баркас с Головастиком вообще не горели желанием разбираться с обидчиком. Вторая половина сознания твердила, что дележ должен быть абсолютно честным, иначе Руслан разбогатеет, но потеряет нечто важное, составляющее его натуру.
Еще не зная, как он поступит, Руслан проехал вдоль лесополосы, потом мимо кукурузного поля. Увидев впереди редкие огоньки он остановился.
– Похоже, там дачный поселок, – произнес он хрипло. – Что, братва, может, прикупим себе земли, домишки и начнем редиску с картошкой выращивать?
Предложение было встречено довольно нервным смехом.
– Сколько там? – кивнул Баркас на пайту Руслана, под которой угадывались очертания спрятанных конвертов.
– Штук пять есть? – спросил Головастик, глаза которого азартно сверкали.
– Я не считал, – ответил Руслан как можно более равнодушно.
– Так посчитай! – заерзал Баркас.
– Тебе невтерпеж? Или боишься, что я с баблом смоюсь?
– Я такого не говорил.
– Так скажи, – жестко предложил Руслан.
– Хватит из меня снеговика лепить, в натуре, – буркнул Баркас, отвернувшись. – Я что? Я ничего. Мне, что ли, больше всех надо.
– Башли завтра поделим, – поддержал Головастик. – Сколько дашь, столько дашь, Руслан. Мы тебе доверяем, брат.
После этих слов устраивать какие-либо мутки сразу перехотелось. Руслан выгреб из-за пазухи добычу и передал ее на заднее сиденье Головастику.
– Дели поровну. На троих.
– Ага! Я мигом.
Оживившийся Головастик зашуршал купюрами. Баркас развернулся и просунул голову между спинками передних сидений, чтобы лучше видеть.
Руслан закурил, молча глядя в темноту. Ему не было жаль денег. Это был мусор, накипь на бульоне человечества. Деньги нужны лишь для того, чтобы проверять, кто чего стоит. Оценивать корешей Руслана не тянуло. Наверное, оттого, что он понимал: оценка эта будет невысокой. Уж слишком жадно блестели глаза Головастика, тасующего бумажки. Уж слишком внимательно наблюдал за его руками Баркас.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Руслан включил радио, настроился на шансон, услышал хриплый, проникновенный голос Сереги Холодного, который не то, чтобы пел, а говорил:
«Сегодня горек дым сигарет, и муторно глядеть на белый свет. Давно не веселит вино…»
– Потише можно? – спросил голос Головастика за спиной.
– Нет, – отрезал Руслан.
А ровный, бесстрастный, почти равнодушный голос Холодного продолжал:
Займите, парни, на билет.
Я не был дома много лет.
Бог мой,
Я так хочу домой…
К гитарным аккордам подключился низкий, рокочущий бас, потом сухо вступили ударные. Руслан затянулся сигаретой и закрыл глаза, наслаждаясь то ли вкусом табачного дыма, то ли песней. Серега Холодный рассказывал ему про вокзал… про пустынный зал… про то, как лег в вагоне к стене лицом и стал вспоминать мать с отцом – «под стук колес, впервые в жизни протрезвев до слез…»
А что потом? – мысленно спросил Руслан. И услышал:
От полустанка шагал пешком
То лесом, то лужком, то бережком.
В душе
Я дома был уже.
Но у калитки теперь стою
И проклинать судьбу не устаю.
Свой дом
Я узнаю с трудом.
По мере того, как в голосе певца все отчетливее звучали надрыв, боль и отчаяние, друзья Руслана притихли, обратившись в слух. Даже Баркас, потянувшийся к банке с пивом, решил вскрыть ее позже. Он был чужд поэзии, но где-то глубоко внутри него мерцала искорка, которая запросто могла оказаться душой.
Ну а дом, о котором шла речь в песне, был «глух, нем и слеп», он стал неживой «уже не дом, а склеп», и герой приближался к крыльцу, как к мертвецу. И тут Серега Холодный взял на октаву выше, срываясь на фальцет, такой же пронзительный, как вскрики и стоны соло-гитары.
Кровавя пальцы, выдираю гвозди…
«Добро пожаловать, сыночек, в гости.
Ты не писал нам столько долгих-долгих лет.
А мы все ждали-ждали, не дождались,
А нам бы подождать еще хоть малость…
Сил не осталось, извини, нас нет».
Все как во сне. Усталость.
Инструменты заиграли тише, голос Холодного вновь попытался зазвучать равнодушно, отстраненно, хотя это у него получалось плохо.
Сковало сердце точно льдом.
Кому теперь он нужен, мертвый дом?
Все в нем
Гори теперь огнем!
Мне бы заплакать, только слез-то нет.
Отец и мать сквозь дым глядят мне вслед.
Они
Кричат мне «извини».
Песня оборвалась так неожиданно, что некоторое время в «Ситроене» царило неловкое молчание. Потом снова раздалось шуршание бумажек. Руслан радио выключил, чтобы облегчить процесс подсчета денег.
– Ну? – спросил он, не оборачиваясь, когда ждать надоело. – Закончил?
– Пока закончил, чуть не кончил, – хохотнул Головастик.
– Заколебал своими шуточками! – прикрикнул на него Баркас, на лбу которого блестели бисерины пота. – Сколько там?
Последовала интригующая пауза. Если бы Головастику вздумалось затянуть ее хоть на секунду дольше, он наверняка довел бы нетерпеливого Баркаса до белого каления, но ему хватило сообразительности не перегибать палку.
– Шесть штук баксами, – торжественно провозгласил он, – и примерно столько же нашими деньгами, по курсу.
– То есть, – мгновенно прикинул Баркас, – по четыре штуки на рыло выходит.
– Ага, – подтвердил Головастик и, не в силах больше сдерживать рвущийся наружу восторг, завопил по-индейски: – Йахууууу!!!
– Тихо ты, – поморщился Руслан. – Всех собак в округе разбудишь. Денег никогда не видел?
– Видел. В кино, например. Но столько в руках еще не держал.
– Ты дели, дели, – поторопил его Баркас, суя в рот сигарету.
– Переверни, – сказал ему Руслан.
– А?
– Сигарету, говорю, переверни другой стороной. Ты фильтром собрался прикуривать.
– И правда. – Баркас издал короткий смешок, похожий на кашель.
Когда, обхватив губами сигаретный фильтр, он прикуривал от автомобильной зажигалки, его рука заметно дрожала. Руслан обернулся назад. Шелестящий деньгами Головастик беспрестанно облизывал губы, пальцы его слушались плохо, он то и дело сбивался, а потом начинал дележ сначала.
Руслан сел прямо, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. «Нет, – горько подумал он, – этих двоих нельзя брать на дело. Слишком неровно на лавэ дышат. Придется искать других подельников или действовать в одиночку. Но и бросать пацанов нельзя. Пропадут ведь. Нажрутся на радостях, или просто так кому-то проболтаются. Жадность, она как ржавчина. Одно пятнышко всю душу разъедает.»
– Что думаете делать? – спросил он, забирая свою долю, протянутую хихикающим Головастиком.
– Наверное, по домам пора? – предложил Баркас.
– А я бы оттянулся, – мечтательно протянул Головастик. – На всю катушку.
– Нет, – отрезал Руслан.
В повисшей тишине было слышно, как бурчит в животе у Баркаса.
– Что тогда? – спросил он. – Жрать охота.
– Пожрешь, – пообещал Руслан. – Но не дома. И не в городе.
– Это почему? – не понял Головастик.
– Да, – поддержал его Баркас. – Разъясни.
Руслан вздохнул, как человек, вынужденный втолковывать прописные истины непроходимым тупицам.
– Мы мента завалили? – спросил он и ответил себе сам: – Завалили. Искать нас будут? Не просто искать, а землю рыть. Номера тачки засветились? Многократно. Вывод? – Руслан поочередно посмотрел на Баркаса, потом на Головастика. – Вывод такой, что из города сматываться надо. Не заходя домой, где уже может засада находиться. Согласны?
Друзья переглянулись и кивнули, но Головастик не преминул вставить:
– Согласны-то согласны, но мента…
Не договорив, он замялся.
– Хочешь сказать, что мента я завалил? – спросил Руслан. – Пусть так, хотя для суда вы все равно сообщники. Есть шанс покаяться. Тогда оформят явку с повинной, глядишь, и отпустят.
– За кого ты нас принимаешь? – высказался Баркас за себя и притихшего головастика.
– Я принимаю только аспирин, когда башка болит, – произнес Руслан. – А вам излагаю варианты вашей дальнейшей судьбы, если вы зависнете в городе. Или самим идти в ментовку, или за вами приедут. Третьего не дано.
– Не, мы лучше в бега подадимся, – решил Головастик, осознав всю серьезность их положения. – Предкам по телефону скажем, что в Крым намылились.
– Лучше в Турцию, – вставил Баркас.
– Почему в Турцию?
– Чтобы на связь не выходить, балда. Если мобильником пользоваться, сразу засекут и вычислят местонахождение.
– Соображаешь, – похвалил Баркаса Руслан. – Мобилы эти закопаем, а завтра новые купим. Тачку мою спалим или в ставке утопим.
– Охренел? – воскликнул Головастик. – Ее выставить за полцены – сразу улетит, со свистом.
– И продавец улетит со свистом, – сказал Руслан. – В места не столь отдаленные, как пишут в книжках. Жадность фраера сгубила, слыхал?
– Слыхал…
– Ну вот и не забывай.
– Куда же мы двинем? – спросил Баркас, на лбу которого прорезалась глубокая морщина.
– В Киев, – сказал Руслан.
– Почему именно в Киев?
– Во-первых, город большой, там затеряться легко. Во-вторых, там у меня кое-какие связи имеются. Отсидимся, осмотримся, поднимемся.
– Я, в принципе, против Киева ничего против не имею, – заявил Баркас, подумав.
– Я тоже, – поддержал друга Головастик.
Руслан молча кивнул. Он не сомневался, что его план будет принят единогласно.