Обычный день бродяги
Тот день выдался для меня не особо веселым и удачным. С разрешения тогдашнего эксплуататора Анатолия Михалыча я калымил – штукатурил гараж на соседней улице у ингуша Руслана. Толик потом рассказывал – жалел он, что отпустил меня. Жена его Светка плешь ему переела: «Раз ты такой добрый – сам все делай!»
Сам Толик признавался по пьяни, што мое присутствие его разбаловало. То, что огород полит и прополот, поросята накормлены и у них убрано, двор чисто подметен – все это уже воспринималось, как должное. Замена розетки или выключателя, всякий ремонт – от табуретки до утюга – и даже хозяйской обуви – всем этим занимался я. Поэтому Толик прощал мне и загулы, и то, что я вполне был способен по пьянке что-нибудь спереть и пропить. (Ну, конечно, не то, чтобы совсем прощал. Морду набить – это само собой. Но – не выгонял.)
Завизжали петли железной калитки. (Вот тоже – давно уже смазать надо.) Я вошел во двор. Видок у меня был… живописный. Свежие синяки под обоими глазами; вся одежда заляпана засохшим раствором. Толик похлопал в ладоши: «Самолет летел, колеса терлися. Мы не ждали вас, а вы приперлися! Ну, не человек, а вылитый бамбуковый медведь. Чего на этот раз, Борис Федорович, изволили спереть, что вам такой макияж навели?» Я мрачно посмотрел на смеющегося Толика: «Полмешка цемента пропало, а свалили на меня.» Толик кивнул: «Ну, ясное дело. Руслан сам цемент пропил, а чтоб жена не ругалась – тебя отдубасил. Ладно. Действительно – что Бог ни делает – оно все к лучшему. Сейчас большой бак завалим на бок. Надо всю ржавчину ободрать и по новой покрасить.» Я замялся, переступил с ноги на ногу и нерешительно начал: «Толь… это… я…» Толик развел руки в стороны: «Ваша драма нам понятна. Денежки тю-тю, а головушка – бо-бо. Иди-ка ты, божий одуванчик, в душ. И переоденься. А то, как Доцент из цементовоза. А говорил – порожняком пойдет.» И Толик хохотнул.
Конец ознакомительного фрагмента.