Вспоминая мамонтов…
Был у меня в жизни приятель Сережа. Из рафинированных интеллигентов. Причем таких, которые уже с детства знают, што им от жизни нужно. Даже из спорта они осваивали только теннис – в гольф тогда в СССР особо не играли. С этим Сережей мы и учились в одной школе, и жили в соседних домах, и в Школу юного журналиста при журфаке МГУ – тоже вместе пошли. Но на каком-то этапе дороги наши разошлись. Я орал, не хуже Соловья-Разбойника: «Ну, здравствуй, настоящая жизнь!» А Сережа скептически хмыкал, тренировался на кортах с нужными людьми, учил всякие языки и… ну, в общем, вел себя прилично. Закончилось наше знакомство после его заявления о том, што я стал ему совершенно неинтересен, и он не желает тратить на меня свое драгоценное время.
Ну, Бог с ним. Я вспомнил о нем только потому, што Сергей ходил на репетиции факультетской группы «Второе дыхание», где он (на репетициях) исполнял роль ритм-гитары. Ну и я по-приятельски стал туда шляться – просто посмотреть-послушать. Правда, был тама некто Кириллов, который, по мне, неизвестно – зачем там оказался. Так он меня хотел присоседить заниматься аппаратурой. Типа, таскать ее туда-сюда. Но я в молодости был грубый, поэтому у Кириллова ничего не получилось.
К чему я это вспомнил? Да к тому, што на этих самых репетициях я и познакомился с Игорем Дегтярюком, Максом Капитановским и Виссарионом Меркуловым (которого Игорь звал Виссариком).
Даже на мой непросвещенный взгляд сразу было видно, што для Виссарика эти занятия музыкой были просто хобби. В отличие от Игоря и Максима, для которых это была их жизнь – прошлая, настоящая и будущая. О Виссарике только и помню, што он мне джинсы продал не особо дорого – никак не мог найти достаточно длинноногого клиента. Вот я ему и пригодился с моими 195-ю см.
Игорь тогда играл на басу. У него был очень красивый инструмент – австрийский, по-моему, бас-скрипка фирмы «Лайон». Ох, как Игорь на нем шарашил! Бывало, он начинал под басовую партию петь битловские песни – я потом ему говорил – типа, Игорь, на хрена тебе группа, тебе можно одному выступать. Но однажды Виссарик обронил фразу: «Похоже, Игорю надоели уже четыре струны…» Так оно и оказалось. Игорь занялся соло-гитарой и, по мнению авторитетных людей, весьма в этом преуспел.
Может быть, мне просто везет в жизни на хороших людей. Но у меня до сих пор есть уверенность, што талантливый человек не может быть плохим. С Игорем мы, попивая пиво из буфета журфака, говорили о чем угодно. Его любые темы мне были интересны, мои – ему. (В этом он сам однажды признался: «Хоть поговорить есть с кем. Сережа твой – уж больно себе на уме…») За год знакомства я видел Игоря сердитым только один раз. С ним постоянно ходила какая-то подружка. И вот раз она сидела на столе, Игорь подошел сзади, взял за плечи, положил на стол и поцеловал. А она его укусила за губу. Ну и рожа у него была в тот момент! Он, пожевывая укушенную губу, пробурчал: «Дура…». Потом увидел, што я давлюсь от смеха, сверкнул глазами, помолчал, заржал и начал бегать за мной по комнате с криком: «Убью, гад…»
То, што я сказал насчет талантливых людей – в полной мере относится и к Максиму Капитановскому. Как он стучал по барабанам – не мне судить. Но уже через пару дней, глядя на него, я обзавелся палочками и с утра до вечера (первое время) стучал по резиновому коврику, положенному на табуретку. Максим показал мне, как палки в руках держать, и подарил книжку типа самоучителя – наверное, штоб я ему голову не морочил бестолковыми вопросами. А еще мне очень, помню, понравилась его сидушка, на которой он играл. Круглое сиденье, железная палка – и никаких упоров! То-есть, особо не расслабишься, сидючи. Надо было постоянно помнить о равновесии. Сразу становилось ясно – человек пришел работать, а не ж…у отсиживать.
Вот повспоминал, и накатила грусть-тоска. Светлая. Каких людей я знал! И хрен с ним, што из меня не получился ни гитарист, ни… который на ударной установке. Зато жил я в одно время и был знаком с хорошими Людьми!