Вольный странник. НАША СТОУВ (Дэннис Фун, 2004)

НАША СТОУВ

Здесь душно, – хмуро бросила Стоув.

Водитель вздрогнул. В тот же миг зашуршал вентилятор. Никому не нравилось, когда Стоув начинала хмуриться.

– Дело не в том, дует воздух или нет. У меня ноги затекли. Я хочу размяться, мне надо выйти из машины и пройтись. – Она сердито взглянула на вмонтированную в машине видеокамеру, отслеживавшую каждое ее движение. – И это платье тяжелое, которое я должна носить, мне жарко в нем, неудобно, оно жмет и натирает – вот почему мне и душно! Выпустите меня из машины. Хочу пройтись до фабрики пешком.

– Мне очень жаль, Стоув, но ты ведь знаешь, что твое длительное пребывание на всеобщем обозрении запрещено службой безопасности.

– Но, Виллум, меня ведь все в Городе любят.

– Тебя все очень любят, но поблизости могут оказаться чужаки…

– Бунтовщики? Неужели у нас все так из рук вон плохо, что бунтовщики уже сотнями слоняются по Городу, только и думая о том, как бы совершить на меня покушение?

Виллум взглянул на видеокамеру.

– Нет, конечно же нет. Но мы обязаны соблюдать необходимые предосторожности.

– Ты прекрасно знаешь, что я сама могу за себя постоять. Кроме того, меня защищает вот это.

Она постучала рукой по передней части платья – раздался такой звук, будто она стучит по кольчуге. Девочка взглянула на непромокаемый, непробиваемый материал с таким выражением лица, будто он был изобретен исключительно для того, чтобы обречь ее на мучения.

Она украдкой перехватила взгляд Виллума, и ей показалось, что тот с величайшей осторожностью подбирает слова для ответа.

– …При определенных обстоятельствах это действительно так. Но нас беспокоят непредвиденные ситуации, которые могут возникнуть в связи с необычайным притоком людей из Дальних Земель.

– Это же надо! И что, все они тоже представляют для меня угрозу?

– Нет, нет, конечно.

– Тогда вели остановить машину.

– Стоув, нам следует остерегаться толпы. Ты ведь знаешь, как люди на тебя реагируют.

– Но мы же на мосту, Виллум, здесь никого нет! Останови машину.

– Это нежелательно.

– Мне нужен воздух. Я задыхаюсь!

Стоув видела в зеркальце заднего обзора, как взгляд водителя нервно перескакивает с нее на Виллума, а блокиратор у него над ухом пульсирует сильнее обычного. Он должен был подчиниться – но кому? С тяжким вздохом Виллум кивнул головой. Клирик с явным облегчением остановил машину и выключил электрический двигатель. Машины сопровождения, следовавшие за ними и впереди них, тоже остановились, дверцы их распахнулись, и на мост повыскакивали клирики в синей форме. Они тут же разбежались по обе его стороны, высматривая подозрительных личностей.

– Погуляй, но только несколько минут, – сказал Виллум. Он всегда шел навстречу разумным пожеланиям девочки.

Дверца со стороны сиденья Стоув распахнулась. Она вышла из машины на мост. Порыв сильного ветра ударил ей в лицо, поднял все ее четыре юбки, даже жесткий стоячий воротничок склонился под напором воздушного потока. Стоув нравилось, когда дул ветер. Его порывы приглушали слова, которыми она собиралась обменяться с Виллумом.

Внизу зеленела вода залива. Вверху синело бездонное небо. А по обе стороны залива ввысь уходили десятки куполов небоскребов, выстроенных в эпоху Консолидации, когда отряды повстанцев то и дело нападали на Город и часто шли красные дожди. Когда-то эти купола использовались для защиты элиты от обрушивавшейся с неба разрушительной заразы, отравлявшей все живое. Теперь под этими куполами располагались лаборатории, созданные для того, чтобы поддерживать жизнь одряхлевших старцев. Возвышавшиеся за ними здания новой архитектуры Владык Города отражали их победу над предателями и изменниками. Сверкающие остроконечные шпили, башни, напоминавшие очертаниями памятники, и возвышающаяся над всеми зданиями Великая Пирамида – шедевр архитектуры из стекла, пульсирующее сердце Города.

Вот какой он, Город – единственный Мегаполис, переживший эпоху Консолидации, и он ее обожает. Ее образ здесь повсюду – на плакатах, указателях, даже на таких гигантских рекламных щитах, как тот, который возвышается в конце этого моста. Она – истинная дочь самого Города, образ его будущего. Для граждан она – само совершенство, сострадание, милосердная красавица, возможность и надежда. Такой ее сделал Дарий, и кем же он стал для нее теперь? Лжецом. Город – его творение, а горожане – его подданные. И он контролирует их так же, как контролирует ее.

На некотором расстоянии от процессии росла и удлинялась выстроившаяся очередь машин. Судя по их цветам, многие принадлежали частным владельцам. Такая привилегия предоставлялась лишь гражданам, вносившим вклад в прославление Города, – дизайнерам, инженерам, архитекторам, докторам и им подобным. Но, как и в других аналогичных ситуациях, имевших место в Мегаполисе, никто не жал на гудок, не возмущался ни один водитель. Все терпеливо ждали, сколько бы времени это ожидание ни занимало. В Городе никто никогда ни на что не жаловался. А если вдруг кому-то хотелось пожаловаться, он куда-то почему-то очень быстро пропадал.

– Ладно, – сказала Стоув, – теперь мы можем поговорить.

– Тебя уже ждут на фабрике.

– Знаю, в центре нашей цивилизации. Виллум, мне нравятся эти визиты. Я понимаю, какой важный вклад вносят рабочие, и согласна с тобой, что не надо заставлять их ждать. Но…

– Охрана очень нервничает. И ветер здесь такой сильный.

– Это недолго, – настаивала она, повернувшись к спутнику. – Мне приснился дурной сон, Виллум.

– Тебе и раньше снились плохие сны, – ответил он ей.

Тем не менее в его невыразительном тоне девочка расслышала нотку интереса.

– Те сны были не такие. – Она внимательно вглядывалась в выражение его лица, пытаясь точно определить, что ему известно и как много она ему может рассказать. – В этом сне мне привиделся человек в накидке из разноцветных перьев.

Собеседник казался невозмутимым, но теперь ей было совершенно очевидно, что он слушает ее с напряженным вниманием.

– И кем же был этот оперенный незнакомец?

– Это он принес в Негасимый Свет смерть и разрушение.

– Стоув, когда тебе будут сниться такие кошмары, всегда мне о них рассказывай.

Он сказал это таким тоном, каким говорят родители, души не чающие в своих чадах. Почему, интересно, это вызвало у нее одновременно и радость, и раздражение?

– Ты смогла после этого снова заснуть?

Она подогрела его любопытство, не сводя с Виллума пристального взгляда:

– В том кошмаре человек-птица говорил с Хранителем. Он чем-то вызвал недовольство Старейшего. Не выполнил какое-то его задание. Но был за это наказан.

Виллум смотрел на нее не мигая.

– Ясно как день, что твой дар сновидений продолжает набирать силу.

Да, он явно был заинтригован. Подозрения его усиливались. Интересно, поделится ли он с кем-нибудь своими соображениями?

– Ты когда-нибудь встречал такого человека-птицу, какого я видела во сне?

– Мне известно лишь то, о чем мне рассказывали, а это совсем немного. Когда я работал в пустынных землях внешнего предела, мне что-то говорили о таком человеке. – Он смолк, поймав настороженный взгляд одного из клириков. – Пойдем. Они будут следовать за нами.

Пока они шли по пешеходной дорожке под массивными канатами, на которых над пенистыми бурунами был подвешен мост, клирики разбежались во все стороны, стремясь неукоснительно сохранять порядок, предписанный инструкцией по охране.

– Его зовут Ворон.

– Надо же, какое имя замечательное. Оно совершенно не соответствует тому ушлому, жалкому подлецу, который валялся на полу в зале Хранителя.

Он что, улыбнулся? Слишком натянуто. Ну ничего, она еще его поймает. Игру его разгадает, правду его выведает.

– Говорят, он очень плохо учился в семинарии. Природа его обделила способностями к учению.

– Но ведь по заведенному регламенту семинаристам в закрытых семинариях вживляют блокираторы, а потом они становятся клириками.

– Дарий приказал отменить имплантацию. Ворон был необычайно умен и изворотлив, поэтому Хранитель дал ему задание присоединиться к новому движению, зарождавшемуся в Дальних Землях.

– Поняла – это были братья. Получается, что один из первых последователей Святого был доносчиком Дария. Совсем неглупо.

– Но и не очень умно. Хоть Ворон и сумел успешно тебя доставить под защиту Старейшего, он не смог выяснить, где был твой брат. Или так ему сказал.

– Я должна быть ему вечно за это благодарна, – сказала Стоув с приторной улыбкой. – Дарий мне как отец родной. Его великодушие не знает пределов.

– Потом стало ясно, что все это время Роун был вместе с братьями прямо под носом у Дария.

– Получается, что Ворон оказался предателем?

– Выглядело это именно так. Ворона привезли к Дарию, допрашивали, пытали, но виновность его так и не смогли доказать.

– Ты не веришь ему?

– Нет.

– Получается, он может знать, где мой брат.

– Может быть, знал когда-то, но теперь не знает.

Стоув обхватила рукой поручень, глядя на бурливший внизу поток.

– Спасибо тебе, мой добрый Виллум, – произнесла девочка с улыбкой.

– Я здесь лишь для того, чтобы служить тебе, Стоув.

– Знаю.

Как же он потом на нее посмотрел? Она готова была поклясться, что с радостью, если не с восторгом. Но нет – ей надо контролировать свои чувства и ни в коем случае нельзя видеть в других то, что она ощущала сама. Беспечно она поступала, легкомысленно, позволила себе показать ему свое торжество. Она оказалась права в отношении Ворона и пришла от этого в восторг, но демонстрировать это Виллуму было совсем без надобности. Она ни перед кем не должна раскрывать свои истинные чувства, даже перед ним, всегда должна быть начеку, постоянно постигая тайное, скрытое явным. Потому что явное, лежавшее на поверхности, всегда оказывалось ложью, которой Владыки хотели запудрить ей мозги.

– Это Наша Стоув! Наша Стоув!

На пешеходной дорожке с другой стороны моста стояли мужчина и женщина и энергично махали ей руками.

– Наша Стоув! – кричали они, лица их светились ликованием.

Стоув подняла тонкую ручонку в приветственном жесте, губы ее сложились в натянутую улыбку. Какой же беззащитной и уязвимой она должна была казаться на фоне изображавшего ее гигантского плаката, где ее невинная ангельская улыбка была призвана согреть мир. Огромными буквами на плакате было выведено: «Наша Стоув».

О да, Город от нее без ума. Жители поклоняются ей как божеству. Но подчиняются они не ей. Их подлинный владыка – Дарий.

Пока.