© Илана Радуга, 2017
ISBN 978-5-4490-0193-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие автора
« – Оська, земля! – воскликнул я задыхаясь. – Земля! Новая игра на всю жизнь!»
Л. Кассиль
Здравствуйте, дорогие мои!
Принято, что автор пишет немного о себе и о своём творчестве. Но поскольку описывать саму себя в третьем лице ощущается мной довольно странно, а «я, нижеподписавшаяся» как-то не греет, то давайте мы просто поговорим. Я расскажу чуть-чуть о себе и о том важном, чем мне хочется поделиться с вами. Вы же можете отвечать мне в комментариях, если, конечно, будет желание.
Итак, меня зовут Илана Радуга; искренне рада знакомству. Радуга – это символ, который, как мне кажется, верно отражает моё творчество. Мне очень интересно, почувствуете ли вы то же, прочитав эту книгу.
Я родилась в… хотя кому это важно, в каком году? Нет, я вовсе не скрываю своего возраста! Пожалуйста: я знаю, кто такие Белка и Стрелка, или, скажем, кто такая Галка Галкина, – и не из «Википедии». А если серьёзно, я имею честь принадлежать к совершенно уникальному поколению. Это поколение соединило не только два века, и даже не только два тысячелетия. Оно соединило эпохи и мировоззрения, страны и культуры, технологии и образы жизни, между которыми трудно отыскать хоть что-нибудь общее. Поколение-мост? Пожалуй. Но с него, с этого моста, такая широта обзора, и вверх и вниз по течению, что просто дух захватывает!
Родилась я на Урале, в городе, что в ту пору своей истории назывался Свердловском. Мой папа, коренной москвич, работал инженером на «Уралмаше», мама в специальной школе учила детей говорить. Сама я помню только морозный парок изо рта, да полёт на санках со снежной горки, огромной, как Медная гора. Далее, однако, действие перемещается в гораздо более тёплые края. Проведя детство и юность в Ташкенте, на маминой родине, я вышла замуж и уехала в Ереван, а по прошествии ещё двенадцати лет – в Израиль, где живу и сейчас со своей семьёй.
Имею высшее техническое образование, когда-то работала инженером-строителем, потом, уже много лет, программистом. Теперь же чувствую, что пришло время осуществить самую большую – и самую давнюю – из моих… в самом деле, очень интересно, почему у слова «мечта» нет множественного числа? Потому что мечта может быть только одна?
Но прежде…
Я хочу рассказать вам об одной чудесной любви, которая началась ещё в детстве. Я не могу себе представить своей жизни без этой любви. Ведь она, эта жизнь, была бы тогда совершенно другой – качественно, а скорее всего и фактически. Я говорю о любви к книгам, к чтению. О любви, которая, возможно, не чужда и вам, раз вы здесь и читаете эти строки.
Я была книжной девочкой. У меня была своя Швамбрания, свой «праздник, который всегда с тобой»1, свой Рай. Этот Рай омывался двумя великими реками: Прозой и Поэзией. Да, это был выдуманный мир, но от этого он не становился ни хуже, ни иллюзорнее. Напротив! Ведь это была выдумка великих творцов, многократно помноженная на моё страстное желание «вчитать» её в свою жизнь.
Читать я научилась очень рано, хотя, если мы говорим о настоящем ЧТЕНИИ, не в техническом, а в истинном значении этого слова – нет, это произошло гораздо позже, где-то в третьем классе. Я помню это день – ещё бы! Я сидела на оплетённой виноградом террасе моей тёти и жаловалась на скуку. «Почитай что-нибудь», – рассеянно пробормотала тётя, перебирая виноградные листья. «Да ну, читать… ведь это самое скучное…», – заныла я. Тётя, и без того похожая рыбу в кружевном неводе из световых и теневых пятен, буквально выпучила на меня глаза. Потом прозвучало энергичное «Дура!», тётя решительно вошла в дом и почти мгновенно вернулась с толстой и довольно потрёпанной книгой в руках. «Читай!», – напористо сказала она и сунула книгу мне в руки. Я обречённо вздохнула и, пролистав предисловие, раскрыла первую страницу с картинкой. Это был рисунок тушью. Юный всадник мчался на брыкающейся костлявой лошадке по булыжной мостовой средневекового города. Под картинкой было напечатано буквально следующее: «I. ТРИ ДАРА Г-НА Д'АРТАНЬЯНА-ОТЦА». Окружающий меня мир исчез. Моя жизнь никогда более не была такой, как до этой минуты. Во всяком случае, со скукой в ней было покончено. Да разве только это?
Подобно славному Габриэлю Беттереджу, я тоже обращалась к книге за советом, за утешением, за стойкостью, за познанием, а так же за общением, за развлечением… да за всем, пожалуй, не говоря уже об огромном наслаждении. И так же, как и его, эти верные друзья ни разу не разочаровали меня. И не важно, что у него это была одна и та же великая книга, а у меня множество. Важно вот это мгновенное движение души, точно знающей, где её живительный источник.
Я уверена, что сама генная инженерия моей личности обязана влиянию книг, которые я читала, в большей степени, чем влиянию событий моей собственной, реальной жизни. Да и были ли они, эти события моего материального мира, так уж независимы от того мира, где жила моя душа (в том смысле, в котором я понимаю это слово?). Вопрос интересный, курица или яйцо, да?
Конечно, это было взаимное опыление. Лев Толстой сказал однажды: «Наташа Ростова – это я!». Но она точно так же была и мной, каждый раз, когда я читала о ней! Она была моя Наташа, именно моя. И Катя Татаринова была именно моя, также как и Кэтрин Баркли, Скарлетт О'Хара, Гайдэ или Маргарита, как и многие, многие другие. Они, эти героини (да и герои тоже) зачитанных книг, пропитывались моим опытом, характером и настроением, в тот самый миг, когда я впитывала в себя их чувства, отношение к жизни, образ мыслей и поступки.
Да, два моих мира действительно взаимно оплодотворяли, расшифровывали и наполняли друг друга. Мой книжный мир становился всё более живым и ощутимым. Мой реальный мир становился менее банальным, более глубоким и прозрачным, и… как сказать? Более рекомендуемым к прочтению, что ли.
Хотя это многотомное и ещё не законченное – до сих пор! – произведение под названием «Моя жизнь», где я была главной героиней, порой так и подмывало зашвырнуть в раздражении на чердак и позабыть о нём. Порой этот писатель, несомненно талантливый и обладающий развитым воображением… не говоря уж о чувстве юмора… буквально загонял меня в тупик. Он, видите ли, считал себя выше всех правил развития событийного ряда, и явно никак не мог определиться, в каком, собственно, жанре он творит. И поэтому, по гениальному, или безумному, наитию, творил всё, что Бог… прошу прощения, он сам себе… на душу положит.
И всё же, всё же… «не оскорблю своей судьбы»2… были – и есть – там чудные страницы, страницы лёгкости, счастья и достижений, страницы которые хочется читать и перечитывать бесконечно, восхваляя гениального Автора. А мой тайный волшебный мир помогал и помогает мне читать и гораздо менее удачные, на мой вкус, места, и читать их честно, не пропуская ни строчки, ни слова.
Поймите меня правильно. Я вовсе не умаляю блага и ценности живого человеческого общения. Прекрасно, когда в трудную минуту растерянности и душевной боли рядом есть верный друг, который ободрит и согреет тебя. Но ведь «не у всякого есть свой близкий»3, а главное, не всегда, и не всегда он достаточно близко. Но есть друзья нетленные, друзья, которые всегда рядом. И тот, кто привык их слышать, никогда не будет одинок. И когда тот же друг, которого я уже цитировала несколькими строками выше, наклоняется ко мне и тихо говорит на ухо: «Грубым даётся радость, нежным даётся печаль4…», эти слова, как будто бы совсем не конструктивные, вроде бы совершенно бесполезные, тем не менее творят чудо. Нельзя сказать, чтобы боль утихала мгновенно, но она становится поэтичной. А потом, если всё получается, остаётся только поэзия, только она и постепенно прорастающие из неё новые, более сложные чувства и осознания. Вот примерно такой механизм.
Впрочем, было бы неверно свести роль Поэзии в моей жизни только к функции болеутоляющего. Поэзия для меня – это не просто «немного солнца в холодной воде»5. Поэзия – это свет, проникающий сквозь толщу океана жизни и заставляющий сиять жемчужину на его дне. Поэзия – это камертон, по которому я сверяю своё внутреннее звучание. Поэзия – это язык моей души. Поэзия – это моё вдохновение, моя религия, мой алтарь.
И вот на этот алтарь (поверьте, я бы воспользовалась другим словом, если бы нашла его), на этот алтарь я кладу сейчас свой дар. И хотя это маленькое подношение, оно от сердца. Что же касается его ценности – я бы не принесла его сюда, если бы не была в ней уверена. Но судить об этом – вам.
И ещё несколько слов. Писать стихи я начала с юности. Это произошло как бы само собой, самым необъяснимым и одновременно самым естественным образом, и продолжается, хотя и с перерывами, всю жизнь. В эту книгу вошли самые любимые мною стихи разных лет, объединённые в цикл «Открой мне тайну…». Все они уже были опубликованы в прошлом – в различных поэтических сборниках. Пьеса же «Волшебный апельсин» публикуется впервые. Она создана по мотивам итальянской сказки «Три апельсина». Это моя оригинальная интерпретация, пьеса-сказка в стихах, рассказанная именно так, как мне всегда хотелось её рассказать. Моя редактор назвала её занимательной, полной сюрпризов, остроумной и трогательной. Я с ней согласна. Теперь сказка перед вами, и надеюсь, что она позабавит, удивит и растрогает и вас.
Ну что ж… Принимаясь за это предисловие, я знала наверняка только две вещи: какой у него будет эпиграф, и какой дивной цитатой я закончу. И вот мы дошли и до неё. Но прежде, позвольте поблагодарить вас от всей души за то, что вы здесь, и сказать вам слова, которые никогда, сколько бы их ни повторяли, не превратятся в просто фразу: Я люблю вас.
«И море, и Гомер – всё движется любовью.»
О. Мандельштам