Глава III
За горсть золотых
Проводив задумчивым взглядом удалившуюся в сторону Садового кольца странную компанию, Альтони-Мышкин посмотрел на очередную темную тучу, которая нависла над бульваром и цирком. Если прежняя туча лишь метала молнии да грохотала громом, то из этой щедрым потоком хлынул ливень. Впрочем, потоки воды каким-то чудесным образом огибали великого мага и чародея, и он оставался совершенно сухим.
– Ну что ж! Самое время приняться за уборку, – пробормотал Альтони-Мышкин и трижды хлопнул в ладоши.
Лужи, успевшие собраться вокруг обломков скульптур, мгновенно вспенились, от них пошел густой розоватый дым. Он мигом заволок всю площадку непроницаемой пеленой, за которой послышалась тихая возня.
Когда розовый туман рассеялся, на площадке вновь как ни в чем не бывало стояла скульптурная группа. Все клоуны возвратились на свои места. Вот только странный человечек, которому полагалось вываливаться из клоунского чемодана, почему-то теперь вместо этого восседал верхом на куполе бронзового зонтика.
– Непорядок, – сердито свел брови на переносице Альтони-Мышкин. – Марш на место.
– Ну уж не-ет, – голосом Козлавра проблеял человечек. – Надое-ело вниз головой висеть. Са-ами бы попробовали.
– А я и вишу, – не смягчился великий маг и чародей. – На афише, – и он кивнул в сторону цирка.
– Это совсем другое, – продолжал качать права человечек. – Вы нормально висите. А меня повесили вниз, причем навсегда.
– Все претензии к скульптору, – развел руками фокусник. – Я тут не властен. Должен восстановить все как было.
Человечек горестно вздохнул и еще крепче вцепился в зонт.
– Не хочешь по-хорошему, придется применять силу, – ледяным тоном произнес Альтони-Мышкин.
Он наклонился и потер носок бронзового ботинка, стоявшего на сундуке. Человечек, протестующе заверещав, закрыл лицо ладонями. Но – поздно. Мощная струя воды смыла его с зонта, и бедняга повис вверх ногами на своем обычном месте. Клоуны мерзко расхохотались.
– Тссс! – прижал палец к губам Альтони-Мышкин. – Порезвились и хватит.
Все немедленно стихло и замерло. Даже дождь прекратился.
– Последний штрих, – удовлетворенно оглядев площадку, сказал фокусник и ткнул пальцем в бронзовую табличку возле клоунов, игравших в чехарду. Она вспыхнула зеленым светом. На ней зазмеились красные буквы: «Автор А. Альтони-Мышкин». Впрочем, несколько секунд спустя свечение померкло, и табличка приобрела свой обычный вид: «Автор З.К. Церетели».
– Вот теперь абсолютно полный порядок.
С этими словами непревзойденный маг и чародей легким шагом вернулся на свою афишу и замер там с таким видом, словно никогда из нее и не выходил. И ветер утих. И туча ушла. На чистом небе вновь засияли звезды.
Тем временем странная компания, дойдя до конца Цветного бульвара, пыталась поймать машину.
Четыре старухи, три из которых необычайно походили одна на другую. Высокие, худые до костлявости, с совершенно одинаковыми прическами: седые волосы стянуты на затылке в тугой пучок, – и очень похожими лицами: вытянутыми, скуластыми, с острыми подбородками и глубоко посаженными черными глазами. Сразу видно, что сестры. Только вот роста разного: старшая самая высокая, младшая – самая маленькая. И лицо у Татаночи самое злое, а у Лукреции совсем немножечко подобрее. А у Натафталины все среднее – и рост, и злость на лице. Одеты все трое в черные бесформенные, заштопанные во многих местах и доходящие им до пят балахоны. Вот только шали, наброшенные поверх балахонов, различались цветами. У Таты – бордовая, у Наты – зеленая, а у Луши – синяя.
Четвертая старуха, во-первых, была, как уже говорилось, на искусственной ноге, сделанной из натуральной кости мамонта, что, впрочем, определить на взгляд не представлялось никакой возможности, а во-вторых, обладала столь отталкивающей наружностью, что по сравнению с ней Тата, Ната и Луша казались почти красавицами. Кончик длинного крючковатого носа Ядвиги Янусовны украшала рельефная бородавка. Черные с проседью волосы спутались и грязными прядями ниспадали на плечи. Кожа на лице от древности потемнела и сморщилась, словно у перепеченного яблока. Одета она была в грязную цветастую цыганскую юбку, а сверху – в стеганый цветастый жакет и боа из перьев ворона. Здоровая нога обута в старую рваную кеду, из которой торчал большой палец.
За подол юбки Ядвиги Янусовны цеплялся леший, макушка которого едва доставала ей до пояса. Волосы и борода зеленые, личико корявое со свернутым набок и к тому же приплюснутым носом, ноги короткие, толстые, кривые. Кафтанчик и штанишки Ничмоглота – под цвет шевелюры, тоже зеленые, и словно сшитые из лопуха. На ногах – лапти.
И наконец Козлавр – существо с головой и туловищем козла и человеческим торсом, облаченным в кокетливый светлый фрак, под которым белела манишка и пунцовела бабочка в белый горошек.
При свете дня подобная компания наверняка привлекла бы внимание прохожих. Однако сейчас стояла глубокая ночь, а ночи многое сглаживают. Да и оглушительные раскаты грома прогнали с улицы последних прохожих. Поэтому нелегально прибывшая из страны На Краю Света шестерка представителей Темных сил преспокойно себе ловила машину.
– В легковую не влезем, – деловито заметила Ядвига Янусовна и шмыгнула длинным носом, увенчанным внушительной бородавкой. – Нам нужен микроавтобус.
– Разбежалась, – пробасил Ничмоглот. – Где ты ночью его возьмешь?
– Тату-уша, – вкрадчивым голоском протянула Ядвига. – Наколдуй нам подходящую машинку.
– Прекрасно знаешь, что не могу, – отрезала Тата. – Мы ведь не в официальной командировке, а нелегально. Поэтому волшебные силы надо экономить. Чую, что они нам еще ой как пригодятся. А с транспортом, это уж как повезет.
– Ой, едет! Едет! – радостно заверещала младшая ведьма Луша.
И вся нечестная компания, отчаянно размахивая руками, ринулась на проезжую часть. Микроавтобус резко свернул в сторону и, прибавив скорость, унесся в ночь.
– Вы его испуга-али, – возмущенно проблеял Козлавр. – Разве можно вот так, всей толпой?
– Если кто его испугал, то именно ты, – дернула его за бороду Натафталина.
– Попрошу без рук, – встал от возмущения на дыбы Козлавр. – Конечно, поэта каждый может обидеть. А я джентльмен. Не могу адекватно ответить даме на хамский поступок.
– Всем цыц! – рявкнула Тата. – Еще один едет. Прикройте Козлавра, чтоб не спугнул. А голосовать я буду сама.
Четверо оттеснили упирающегося поэта-сатирика на тротуар и прикрыли своими телами. А Татаноча кокетливо подняла руку. Микроавтобус остановился.
– Бабуля, тебе куда? – высунулась из открытого окошка голова водителя.
– Какая я вам бабуля? – сварливо откликнулась Татаноча.
– Сорри, мадам. В темноте ошибся.
– То-то же, – смягчилась Тата. – До трех вокзалов довезете?
– С превеликим удовольствием, – улыбнулся водитель. Но, заметив остальных, недовольно добавил: – О-о, да вас много. И еще коза.
Такого унижения мужественный поэт-сатирик стерпеть не мог.
– Я-а-а, – проблеял он, собираясь добавить, что он никакая не коза и вообще другого пола.
Однако Ядвига быстренько обмотала ему морду поясом Ничмоглота, а Луша еще, использовав свою шаль в качестве смирительной рубашки, привязала руки к козлиному телу.
– Да вы не волнуйтесь. Козочка у нас смирная, ласковая, молодая, – с интонациями деревенской бабушки проговорила Натафталина.
Возмущенная «козочка», вращая налитыми кровью глазами, била копытами по асфальту.
– Видите, как ей нравится, когда ее хвалят, – подхватила Ядвига. – Прямо обожает доброе слово. И мне, инвалиду, на старости лет от такого животного ласкового радость.
– Чего ж вы в Москву-то свое животное притащили? – поинтересовался водитель.
Повисла короткая пауза. Все задумались, напряженно соображая, зачем можно привезти козу в Москву.
– А на прививки, милок, возили. К ветеринару, – первой нашлась Ядвига Янусовна.
– Ну, вы, бабки, даете, – присвистнул водитель.
– Тут не одни только бабки, тут и мужчина есть, – настала очередь обидеться Ничмоглоту.
– Извини, дед, не заметил, – виновато усмехнулся водитель. – А насчет ветеринара, что ж у вас поближе Москвы не нашлось?
– Во-первых, не нашлось, – на ходу врал Ничмоглот. – Деревня наша заброшенная, вымирающая. А во-вторых, у нас с супругой, – указал он на Ядвигу, – тут, в Москве, сынок ветеринар. В общем, и прививки сделали, и сынка проведали.
– И вообще, плачу вам тройную цену, – вмешалась Тата. – Мы уже на электричку опаздываем.
– А салон ваша козочка мне не испачкает? – все еще сомневался водитель.
– Никогда, – заверила Ядвига Янусовна.
– Ну ладно. Поехали. – Водитель распахнул перед ними дверцу.
Козлавра втиснули общими усилиями между двумя рядами кресел. Поэт-сатирик возмущенно мычал: ему было тесно и неудобно, и он опасался упасть.
– Ничего, Белочка, – принялась успокаивать его женская часть компании. – Потерпи немножечко. Вот приедем, и на лужок свой побежишь пастись.
В ответ поэт-сатирик снова яростно завращал глазами. Если бы не туго стянутая поясом пасть, он разразился бы достойной отповедью оскорбителям его гражданского и мужского достоинства. Но в нынешнем своем положении он по-прежнему мог лишь возмущенно мычать.
– Может, она у вас какая-нибудь больная ну, или, там, бешеная, – забеспокоился водитель.
– Что ты, милок, – проворковала Ядвига Янусовна. – Совсем здоровая козочка.
А Тата скороговоркой добавила:
– Больным животным прививки не делают.
– Так уж и быть, поверю вам на слово. – И водитель прибавил скорость.
По пустынному городу он мигом домчал их до трех вокзалов.
– Приехали.
Тата протянула водителю монету.
– Что ты мне, бабка, подсовываешь? Давай деньги, как договорились, – возмутился водитель.
– Мило-ок, – прохныкала Татаноча. – Других денег нет. Всю пенсию в Москве потратили. Но эта монетка гораздо больше стоит, чем мы договорились.
Водитель внимательно присмотрелся к монете, лежащей на заскорузлой ладони старухи.
– Золотой? – неуверенно осведомился он.
– Золотой, золотой, – наперебой загалдели три ведьмы.
– Странный какой-то, – продолжал разглядывать монету водитель. – Ненашенский, что ли?
– Чеканка Магинбургского монетного двора, – пробасил Ничмоглот.
– Немецкая? Старинная? – Теперь водитель едва сдерживал охватившее его волнение.
– Твоя правда, милок, – легко согласилась Татаноча.
Схватив монету, водитель попробовал ее на зуб. Кажется, и впрямь золото.
– Ну вы, бабки, даете. Никак клад нашли?
– Именно, милок, – часто закивала Натафталина. – Берендей лужок вспахивал и нашел целый кувшин таких вот монеток.
У водителя перехватило дыхание. Глаза загорелись. Наверняка такие монеты стоят кучу денег. А бабки-то явно ничего не смыслят. За такую короткую дорогу целым золотым расплатиться решили. И, едва сдерживая охватившую его алчность, он срывающимся голосом спросил:
– А еще-то у вас с собой есть?
Тата, порывшись за пазухой, извлекла целую горсть магинбургских золотых.
– Покупаю. – И водитель вытряс на колени старшей ведьмы все содержимое своего бумажника. – Это, по-моему, эквивалентно, – с надеждой добавил он.
– Ой, милок, – озарила его щербатой улыбкой Тата. – Есть же еще на свете добрые люди. А то мы уж прямо не знали, что с этим кладом и делать. Все боялись, обманут и отберут. Где продать? Как продать? А теперь мы и крышу починим, и дров на зиму запасем.
– Я человек честный, со мной не пропадете. А еще у вас осталось?
– Да почти полный кувшин, – заверила Луша.
– Тогда, может, я денег поднаберу и к вам за остальным приеду? – осторожно предложил водитель. – А то что же вам с этим мыкаться!
– Приезжай, приезжай, милок, – радушно закивала Тата. – Всегда добрым людям рады. Записывай адрес: Дмитровский район, деревня Белые Упыри.
– Названьице, – крякнул водитель.
– Что от предков досталось, то и имеем, – вклинился в разговор Ничмоглот Берендеевич.
– А спросить-то в ваших Упырях кого? – поинтересовался водитель.
– Тамару Федоровну, – на ходу изобрела себе человеческое имя-отчество Тата. – Или… – она покосилась на Ничмоглота. – Берендея Ивановича. Ой, извини, милок, у нас уже электричка отходит. Мы побежали.
И странная компания припустила в сторону Ярославского вокзала.