Бесшумно ступая по мягкому мху, лосиха шла к месту дневки. Сегодня они с вечера сделали большой круг и детки, уже достаточно окрепшие, все равно притомились. Мать сводила их вечером к водопою. Вкусная вода и что-то белое и соленое из земли у водопоя были в диковинку для них. Ни лосиха, ни ее дети не знали, что этот водопой и солонец в осине, поваленной так, что комель завис на пне, сделаны человеком, который сегодня стоял и курил у окна. Тем человеком, которого лосиха нередко видела в окне проезжающего УАЗика; с топором или с ружьем, одного или с бригадой здесь, в ее вотчине, в ее лесу. Она не знала, что этот лес и он считает своим. От водопоя лосиха повела своих детей на подрастающие озимые. Перейдя небольшой молодой лесок из тонких, гонких сосонок, полакомившись сосновой иглицей, они вышли на опушку леса. Впереди простиралось зеленое море подрастающей ржи. И уже лосихе не нужно было изгибаться или становиться на переднее колени, чтобы пощипать пробивающуюся зелень озимых, как она это делала в начале весны, еще до отела. Рожь достигла почти до колен, и толстые зеленые листья, мягкие и нежные, ароматные и вкусные, она поглощала с удовольствием и наслаждением. Телятам нужно молоко, на сосновой иглице и осиновой коре по делянкам самой пришлось зиму пережить. А здесь такое изобилие. Насытившись и дойдя до островка леса среди поля, они направились вглубь, вспугнув зайца-русака, который громко затопав, дал стрекача вдоль кромки поля. Там, внутри островка, вдоволь напившись из большой канавы-воронки, они сделали привал. Однако, к утру лосиха решила пройти назад к своей поляне через торфяные карьеры. Там много молодой ивы, ежегодно подновляемой бобрами. Там подросли лопухи: свежие, зеленые и толстые, не то, что осенью. Там знакомая ей по зиме молодая свиноматка со своим полосатым выводком удачно расположилась в глухом ельнике на краю болота. Там пахнет тиной, там, в глубинах ее памяти, водила ее потерянная навсегда мать. Там встретила она того, кто всю зиму был с ней и их будущим потомством. Может, сегодня его встретят они. После того, как она почувствовала, что внутри нее жизнь; после того, как она поняла, что это самое дорогое, что у нее может быть; после того, как природа подсказала ей уйти в густой, сухой, поросший высокой прошлогодней травой, вдали от лесосек, людей, машин, уголок для отела, она его не видела. Гордая и красивая она смело подойдет к нему. Мальчик и девочка, их дети, посеменят за ней и, спрятавшись у нее под животом, любопытно будут выглядывать своими черными большими глазенками на красавца-папу с большими, еще мохнатыми и мягкими рогами. И он осторожно приблизится к ним, обнюхает их и гордо и счастливо пойдет с ней дальше, на их поляну, где высокая сочная трава, ветер, сгоняющий комаров и оводов; где нет таких досужих двуногих тварей-людей с их верными помощниками и вечными врагами диких зверей – собаками; где нет волков, как это было прошедшей зимой. Воспоминания о волках инстинктивно заставили ее вздрогнуть, встряхнуться, настороженно прислушаться к окружающим шорохам, потрескиваниям, посапываниям, свистам, чириканьям и другим звукам просыпающегося леса…
Прошедшая зима выдалась суровой. Снег выпал еще в конце осени, когда еще не все листья облетели с осин, в ту пору становившихся главным кормом для лосей, вместе с хвоей и побегами сосны. Со снегом стали наступать морозы. Водопой замерз. Обычно человек в зеленой одежде приезжал на машине и вырубал от берега вглубь лед. В этом году он не приехал; сначала лоси разбивали лед копытами, потом он стал настолько толстым, что это занятие пришлось отменить и пользоваться в качестве питья снегом. Соли тоже не было, и тут она почувствовала, что как раз соль ей сейчас очень нужна. Обгрызая соленую древесину внутри вдолбленного человеком в стволе корыта, она приспособилась восстанавливать запас соли в организме. Острые и мощные зубы-резцы позволяли ей это делать довольно успешно, и скоро корыто в стволе было обработано, словно бобрами. Да и кора ниже корыта была вкусной горько-соленой. Днем недалеко от их поляны люди рубили лес. Целый день гремела техника, трещали пилы; зато, приходя вечером на делянку, лоси находили себе достаточно корма в виде спиленных стволов осин. Так проходил день за днем. Лосиха чувствовала, что внутри у нее что-то новое, необычное. Тревожное, и в то же время какое-то гордое и ответственное чувство овладевало ее сознанием. Да и лось, который был намного старше и опытней, что-то знал, потому что он протаптывал в глубоком снегу тропу для нее, оставляя самые вкусные и сочные ветви, обгрызая больше более грубые и более высокие сучья. И наоборот, когда они приходили к делянке обглодать пару поваленных осин, лось становился ближе к комлю, где кора жестче, оставляя ей более тонкий ствол с ветвями. Ей было приятно его внимание. Ей было приятно, что встречающиеся им на пути лисы, кабаны, еноты и другие звери уступали им дорогу и молча провожали их долгим взглядом.
Мороз все усиливался. Снег уже достигал колен и кое-где выше, кора стала жесткой, неподатливой. Лесники лес не пилили уже больше недели, а тот, что был, вывезли. Питались лоси иглицей сосны, пробовали зайти в болото в ивняки, но в первый же переход к болоту их настигли две собаки. Злобно облаивая, кружась в снегу мохнатыми шариками, они норовили побольней укусить за сухожилия задних ног. Иногда даже им это удавалось. Лось, пригнув голову с большими рогами, на семь отростков каждый, пугал собак, грозя нанести сокрушительный удар рогами. Одновременно, резко вскидывая вперед переднюю ногу, как копьем, пытался пробить собаку насквозь. Однако, собаки были опытными и верткими, и все попытки атаки на них не увенчались успехом. Они кружили на редколесье, когда вдруг появился человек с ружьем. Лосиха сорвалась и помчалась вперед, лось остался на несколько мгновений, опять пугнул собак и побежал за ней, но вдруг резко стал отворачиваться в сторону и, как ей показалось, стал уходить от нее. Одна из собак погналась за ней без лая, а вторая с редким лаем бросилась за самцом. Уходил он известным только ему одному направлением, правильном, на ее взгляд, направлением: к большому сосновому лесу на границе болота; она слышала все дальше и дальше удаляющийся лай другой собаки. Попробовала остановиться, тяжело дыша, послушать. Догонявшая собака опять стала вертеться по кругу и пытаться укусить. Подняв шерсть на загривке и приложив уши, лосиха бросилась в атаку, но опять промахнулась, и, не ожидая далеко отскочившую с визгом собаку, бросилась дальше, в сторону спасительно видневшихся впереди верхушек больших деревьев. Почти достигнув кромки большого леса, она услышала запах дыма, который человек выпускает изо рта. К этому запаху прибавился запах машины, еще чуждые запахи, несвойственные этому лесу. И тут на всем ходу, чуть сбоку, впереди себя она увидела человека, который был одет не в обычную зеленую форму, а в белую одежду. Она и не увидела бы, если бы он не зашевелился. Останавливаться было поздно – позади собака, болото заканчивалось и впереди уже виден был большой лес. Человек спереди резким движениям вскинул перед собой черный предмет, похожий на палку. Стало страшно. Лосиха, вытянувшись в струну, напрягаясь всем телом, летела мимо него в сторону спасительного большого леса. Она уже не думала о преследующей ее собаке, она не думала о лосе, почему-то ушедшем в другую сторону. Она ждала удара от этого страшного человека в белом. Вдруг резкий звук резнул слух, и облачко дыма и огня сверкнуло там, где был человек. Она уже поравнялась с ним, и до леса оставалось совсем немного. Второй гром прозвучал со стороны человека, когда она уже перемахивала через небольшую просеку, разделяющую лес и болото. Что-то с силой ударилось в толстую елку, чуть не поранив ее щепками, разлетевшимися от елки. Она знала, что такое выстрел. Она знала, что это опасно.
Молодая лосиха смутно вспоминала, что также от людей с такими же «палками» погибла ее мать. Со всего размаха на бегу рухнула на молодые елочки, прокатившись по ним, ломая ветки своим телом и больше не встала, хрипя и задыхаясь, в агонии разбивая ногами и копытами мох. Тогда она, совсем молодая, уходя от преследующих собак, лишь увидела, что мать билась на земле, и из шеи ее пульсировал фонтан темно-красной, почти черной крови. Она запомнила глаза матери, смотревшей на нее прощальным взглядом. Ей нельзя было останавливаться. Собаки настигали, слева и справа огоньки и дымки сопровождались грохотом. С шипением над головой пролетело что-то очень быстрое и страшное и, ударившись в березу, насквозь пробило ее, выбросив пучок щепок.
Заметив бившуюся на земле мать, собаки тогда бросили молодую лосиху и принялись терзать умирающую лосиху. Молодая лосиха уже не видела, как собаки рвали шерсть, прокусывали кожу, как рвали горло лосихе, насыщаясь кровью. Она не видела, как подбежали люди, оттянули собак и перерезали ножом горло умершей лосихе-матери. Привязав собак к деревьям, они некоторое время стояли вокруг мертвой лосихи, улыбались, курили, пожимали друг другу руки. Потом достали из рюкзака бутылку, выпили наскоро, сбросили свои белые балахоны и толстые фуфайки под ними, засучили рукава и через час, загрузив в рюкзаки еще парившее на морозе мясо, оставив шкуру и потроха с пятнами крови на белом снегу, гуськом, друг за другом двинулись к стоявшей за болотом машине. Этого молодая лосиха не видела. Дождавшись темноты, остановившись и остыв, она отправилась искать мать по своим следам. Дойдя до того места, где в последний раз она видела грустный, прощальный, умоляющий взгляд матери, молодая лосиха остановилась. Две лисицы терзали шкуру ее матери, рыча и угрожая друг другу. Десяток воронов сидели на верхушках елей, насытившиеся настолько, что не могли улететь дальше верхушек близлежащих деревьев. Еле уловимый запах, родной запах ее матери, витал в морозном воздухе… и больше ничего. Она поняла, что матери больше не будет, и ей нужно жить одной. Прижав уши, подняв шерсть на загривке, она бросилась на лис, пытаясь ударить их копытами передних ног. Неожиданно для самой себя один удар пришелся в бок оскалившемуся лису. Удар был настолько силен, что широкое лосиное копыто разрубило ребра и вонзилось во внутренности прибитого к земле лиса. Перепрыгнув через кровавое пятно в снегу – все, что осталось от ее матери после людей, лисиц, воронов, лосиха оглянулась. Ползя на передних лапах, волоча задние ноги и выпавшие внутренности, лис, хрипя кровью, пытался кусать свои кишки… Вороны «крумкали» злобно и хищно с высоты своих насестов. Это было давно, и вот – опять…
Больше не оглядываясь на стрелявшего в нее человека, лосиха размеренно уходила по большому лесу. Собака отстала, но тут она услышала еще два выстрела где-то в стороне, куда уходил ее лось. Тревога опять охватила ее и, замедляя свой бег, она стала отворачивать вправо в надежде встретиться с ним. Наконец она услышала знакомый запах и увидела на снегу его следы, а затем и следы собаки, идущие по следу лося. Что-то еще бросилось ей сначала в глаза, а затем и в обоняние. Она увидела и почувствовала запах крови. Его крови. Через каждый прыжок на стволах деревьев или на снегу были видны бисеринки-капельки крови, пахнущей им. Лосиха пошла по следу и вскоре услышала лай. Чем ближе приближалась она к лаю, тем короче становился шаг раненного лося, тем ярче капли крови на снегу, тем яростнее лай собаки. И вот она увидела Его. Одного рога не было. Он потерял его где-то на бегу: уже пришла пора к тому времени сбрасывать рога. Она видела, как лось в последнее время часто прикладывался рогами к деревьям, словно пытаясь сломать дерево. Сыпалась обдираемая кора, сопел и злился лось, но здоровый крепкий организм еще не созрел до той поры, когда рога сами отпадают. Отпадают, чтобы весной вырасти новым, еще более мощным и красивым, еще на один отросток больше. А те – старые, сброшенные, будут найдены грибниками или другими лесными людьми и будут украшать прихожую где-нибудь в городе или просто будут обгрызены до неузнаваемости вездесущими мышами, так и не доставшись людям в качестве трофея…
Лось стоял на краю лесосеки. Бока его тяжело вздымались. Черная шерсть была липкой и мокрой, грива поднята, голова с одним рогом не подчинялась точному движению. Выпученные белки глаз, пена изо рта, пар над спиной и крупом. Снег вокруг был обрызган капельками крови. Собака настолько осмелела, что у нее было столько сил и злобы, что она кружась и облаивая, периодически совершала прыжки, и в прыжках наносила мощные болевые укусы по сухожилиям задних ног, пытаясь укусить повыше и посильнее. Но глубокий снег, хоть и сковывал движение лося, но собаке не давал возможности для более активного маневра. Разъяренная запахом крови, ободренная выстрелами и видом загнанного зверя, собака все яростней кружила вокруг выбившегося из сил лося. Все больше и больше приближаясь, все больше и сильнее делая хватки. Опытная зверовая лайка знала, что, чем «крепче» она задержит этого, уже слабеющего зверя, тем быстрее настигнет их ее хозяин, и зверь будет повержен. И тогда вдоволь она насытится злобными хватками поверженного тела и теплой горячей кровью. Увлеченная предвкушением скорой победы, не видела она приближающуюся по густому молодому ельнику лосиху, уже приложившую уши, уже перебирающую копытами, «выстреливая» ими вперед, словно копьями, вздымая мокрыми от пота боками, выпятив большие свирепые глаза. И только в последний момент, оказывавшись в глубоком снегу между раненым лосем и надвигающейся «молнией», лайка пыталась прыгнуть в сторону, но удар копыта лосихи пришелся ровно в бок. Хрустнули кости, и собака, нанизанная на переднее копыто лосихи, протащилась еще два-три прыжка, прежде чем лосиха остановилась и в прыжке сбросила пробитую скулящую собаку. Не оглядываясь, лосиха пошла вперед, а раненный задохнувшийся лось, шатаясь, поплелся следом по натоптанной тропе, оставляя капельки крови, стекающие с черно-бурого загривка.
Конец ознакомительного фрагмента.