Вологжанка. Часть 2. В поисках лучшей жизни (Татьяна Боровенская)

Часть 2. В поисках лучшей жизни

Весна 1934 года принесла новую беду и трудности. Умерла Александра. Тяжело было прощаться с ней. Не один раз её мудрость помогала выживать в это трудное время. Похоронив её рядом с Павлином, глава семейства задумался, как жить дальше.

Надежда, средняя сестра Райки, проболела всю зиму, кашель душил её беспрестанно. Еда заканчивалась, несколько десяток картошек на целую семью, вот и всё, что было из припасов. У Николая ещё оставалось ружье, хотя в лесу запретили всякую охоту, да и патронов было в обрез, он решил попытать счастья. Едва рассвело, Николай отравился в лес, но надо было успеть на работу и он, проходив два часа смог только подстрелить сойку да лесного голубя на последнюю дробь, но и они помогли протянуть несколько дней.

В колхозе посчастливилось выпросить две горсти зерна. Так дети с приходом весны смогли наконец-то выздороветь.

«Надо как-то менять жизнь. Иначе следующую зиму не протянем», – подумал он.

Уже многие, бросив всё, получая паспорта всякими хитростями, уезжали из деревни: кто в Вологду, или в Архангельск.

Николаю поручили отвезти выбракованных лошадей и коров с двумя помощниками в Вологду. Им выдали паспорта. Каждый колхоз выполнял свой план по мясозаготовке, несмотря, что сами еле выживали. Долго добирались они. Закончив дела, решили сходить на речку Сухону посмотреть на корабли, на людей, но новую жизнь.

Николай увидел женщину, которая несла в руках большой каравай хлеба.

– Извините, гражданочка. А чтобы купить такой хлеб нужно ли для этого паспорт?

– Вы что товарищ? Вон через дорогу хлебный магазин, заходите и покупайте!

Николай смутился, но не мог же он объяснить, что в городе не был несколько десятков лет.

Его напарник Иван сказал:

– Другая жизнь, видно неплохо у них. А мы работаем, как крепостные, света белого не видим, а голодаем. Как семью содержать? Порушили устои деревни. Мои родственники в Рикасиху поехали, на Северной Двине город новый закладывают Судострой, не далеко от них, очень довольны и я подумываю сняться, там хоть рыба есть. Брошу колхоз, будь он неладен и к ним уеду. Охотиться не дают, землю отобрали, а детей не прокормишь за их трудодни.

Они купили дешёвого хлеба, и пошли к лошадям готовиться в обратный путь.

Вернулся Николай в деревню, тоска охватила его сердце.

«Неужели и дети мои не узнают лучшей жизни, так и будут на работе ломаться и голодать»? – Подумал он.

– Анютка, – обратился Николай, – паспорт у меня есть теперь, хочу я с места этого уходить, нету жизни больше в деревне. Еле-еле вытянули эту зиму, и мать потеряли, а следующую ещё хуже будет. Колхоз создали, чтоб крестьянство погубить, сама видишь, как мы бедствуем. Давай корову продадим и уедем в Рикасиху. Рядом новый город Судострой начинают возводить. Я нашёл знакомых с Никольской. Они зовут нас, хвалятся, что неплохие деньги платят в Рикасихе, там районный центр, если плохо будет, в Судострой переберёмся. Как думаешь?

Анна заплакала, помолчала, потом ответила:

– Ну что же, надо поехать из-за детей. Здесь жизни нет, совсем мы оголодали. Хочется, чтобы их судьбы лучше сложились на новом месте. В колхозе мы как проклятые работаем, а толку нет, всё план повышают, страну кормить надо, а мы кто тогда?

Николай обнял её.

– Лапушка моя, авось не пропадём. Дети старшие уже подросли, как-нибудь устроимся. Директор школы хотел давно купить корову, вот ему и продам, договорюсь с Федорёнком, и ему лошадь с телегой тоже предложу, попрошу его, чтобы он с нами до Шуйского поехал, так и доберёмся к пристани. А там и по реке до Вологды доедем, оттуда поездом до Архангельска, Рикасиха от него недалеко.

Анна вздохнула и сказала:

– Уйдём из деревни, силы ещё остались, а будущее покажет, правильно ли мы сделали. Никто не знает где лучше, но тут от голода погибать не хочется. Я завтра пойду тоже за паспортом, скажу, что на работу устраиваться поваром в соседнее большое село Воробьево. Надеюсь, твой брат не подведет и выдаст мне документ. Скажу, что на месяц пойду наниматься на работу. На том и порешим.

Анюта получила паспорт, но на работу не пошла, объяснив это тем, что заболела. Они начались готовиться к отъезду.

Дети обрадовались, оживились, не могли дождаться, когда же поплывут на пароходе, а железную дорогу видели в школе на картинке и мечтали о поезде. Только и говорили о предстоящем переезде. Старшая Александра, которой уже было семнадцать лет, особенно была довольна и планировала устроиться на работу в новом городе. Василию хмурился, как взрослый и говорил, подражая им:

– Чему радуетесь? Неизвестно что нас ждёт ещё на новом месте.

Шустрая Райка была счастлива совершенно. Она так любила перемены в жизни и возразила брату:

– В школу другую пойдём с городскими детьми, что мы тут узнаем? А там столько интересного будет, я уверена. Школьные книжки дадут на каждого и с картинками! Может и сумка будет у меня красивая, а то хожу с холщовой

Ольга с Надеждой держали младших на руках Валю и Вову, слушали их перепалку, но в разговоры не встревали.

Прибежала Божатка, запричитала:

– Как же вы дом хороший оставите, сам же строил! Здесь хоть и голодно, но всё знакомо

– Ничего, – ответила Анна, – как все, так и мы. Надо попробовать, муж дом заколотит, будет совсем плохо, вернёмся.

Стали собираться. Федорёнок ругался, что его обманули, и теперь жди неприятностей из-за их паспортов, но помочь брату согласился, повторяя при этом:

– А что если меня из-за вас посадят в тюрьму? Мне тоже уезжать? Вернёшься ещё в родную деревню! Попомнишь моё слово. Разбегаются, как тараканы. А работать, кто будет? С вами социализм не построить, трудностей испугались, всей стране не просто. Надо было точно тебя раскулачить!

Николай не вступал с ним в перепалку, думая про себя:

«Вот ты зад оторви от стула, да и работай и строй свой социализм, а то всё в разъезде или агитацию в клубе проводить, знаю я, тебя хлебом не корми, дай языком помолоть»!

Фёдор ещё больше распалялся, видя молчание брата.

– А что люди скажут? Брату и его жене паспорт выдал, и тот уехал в город. Сейчас меня за глотку возьмут! Это вы, несознательные элементы рушите деревню, и тормозите наш путь в светлую эру коммунизма!

Николаю надоело слушать, и он сказал:

– Хорош агитацию разводить, ты что забыл? Не на собрании! Поехали вместе, я не против. Федорёнок вспомнил, что и правда, слушателей нет. Он «угас» и хмуро сказал

– Ладно, предупреди, как будете выезжать заранее, а то меня могут в район вызвать и напиши, как устроишься.

Анна пошла к соседке Катерине.

– Как здоровье? – Спросила она, – скоро тебе рожать-то?

– Слава богу, хорошо! Думаю, может месяца через два. – С радостной улыбкой ответила ещё довольно молодая, миловидная женщина

– Уверена, будет сын! Вот счастье – то! А то уж думала так и буду свою вдовью долю горькую и дальше тянуть. Я у Фёдора жёны не отбираю, знаю как тяжело одной, детей – то у неё нет, а мне ребёночек только и нужен.

Аня улыбнулась и погладила её по плечу:

– Правильно, узнаешь счастье материнства, нечего одной куковать! Дети хоть и тяжело достаются, но это радость и смысл жизни. Мужиков-то в деревне почти не осталось, война гражданская здорово подкосила, а от Федорёнка не убудет. Ты пойди, можешь взять у нас в доме что-нибудь для своего хозяйства. Колыбелька у нас хорошая осталась. Я своё отражала, уезжать мы собрались в Рикасиху, здесь наших детей не поднимем, голод замучил.

– Не боитесь переезжать? Ну да с твоим Николаем, ты словно за каменной стеной. Повезло тебе с мужем, работящий он, серьёзный, не пьёт и не курит. Бог вам в помощь! – Сказала соседка.

– Ты за домом присматривай, хорошо? Кто знает, как распорядится судьба? Будет совсем плохо, вернёмся в это колхозное рабство, куда же деваться? Александра, старшая, начала невеститься, лучше уж в городе пусть жениха ищет, может её доля лучше будет? – Грустно произнесла Анна.

– Может ты и права! Сколько годов я жила одна? В деревне туго с мужиками, не дай бог пропустишь свою пору или овдовеешь как я, то и всё, одиночество задушит. А в городе бы я жила, так давно бы себе и мужа нашла, и детей кучу родила. Ну, счастливо вам, зайду позже.

Солнце обогрело теплом, лес манил, предлагал грибы ягоды, но и появившаяся мошкара одолевала нещадно. Старшая Александра предложила:

– Райка, Вася, а пойдём ка в лес! Я полянку в прошлый раз приметила, земляники наберём, а мы с матерью пирогов испечём, да грибов поищем, можно посушить и в дорогу взять.

Любила Шура лес, в свободное от крестьянской работы время, часто уходила по ягоды. Первая певунья на вечеринках, не любила она работать в огороде, не ухаживать за животными. В такой большой семье работать приходилось, как взрослой. Она всё повторяла:

– Как выйду замуж, так не больше двух детей рожу. Столько ртов кормить, что за жизнь!

Анна посмеивалась:

– Не говори раньше времени! Своя ноша не тянет, как с мужем повезёт, а то и пятерых захочешь. Наш отец всем отцам пример, я бы и ещё родила, коли могла.

Лес приветливо встретил своими раскидистыми ёлками, соснами, да берёзами. Подошли к болоту, Шура знала дорогу через него, она приказала:

– Берите слегу, да за мной след в след, Вася, а ты замыкающий, присматривай за Райкой!

Огромное болото подсохло, дождей, последнее время не было, и они шли, словно по пуховой перине. Через пару километров у Райки заболели мышцы ног, и приятное ощущение от ходьбы ушло, хотелось скорее дойти к островку с деревьями, передохнуть и посидеть на твёрдой земле. Наконец дошли до редких деревьев, и болото плавно переходило в лес. Она вздохнула с облегчением. Александра быстро нашла полянку, усыпанную земляникой. Они наелись и набрали полные корзинки ягод. Отдохнув немного, пошли в обратный путь к дому.

– Опять это болото! – Сказала Рая.

– Не забудь слегу! – Напомнила сестра.

Рая и правда о ней забыла. Обратно они шли медленно, уставшие, но довольные. Уже виднелись берёзки и болото заканчивалось. Довольная Райка прибавила ходу. Вдруг она резко провалилась сразу же по пояс, едва сделав шаг в сторону. Она закричала, испугавшись, и ухватилась за слегу, как спасение. Шура повернула назад, но Василий уже лёг на живот и схватил девочку за руку.

– Проклятое болото, ну и коварное, – сказала Шура. Василий вытащил плачущую Раю.

– Ничего, уже близко, не бойся, – успокаивала сестра. – Внимательно, иди след в след, – строго приказала она.

Благополучно добравшись домой, они получили взбучку от Анны, что не предупредили её.

– Шура! Ты же старшая, – сказала она, – почему так поступила? В Свистунихе на крайнюю избу у леса стая волков напала и всю семью загрызла! Сейчас охоту запретили, и много их развелось, опасно в лес ходить, особенно детям.

– На собрание! Лесник приедет! – Закричали у дома, постучав колотушкой по воротам.

Николай сказал: – Напоследок схожу, послушаю, а вдруг охотиться разрешат?

Анна горько улыбнулась:

– Держи карман шире, дождёшься от них, скорее наоборот, ещё что-нибудь придумали, чтобы от леса отвадить!

Изба набилась людьми, все хотели увидеть нового лесника. Собрание открыл Федорёнок, произнеся, как всегда, пламенную речь о светлом будущем и коммунизме, передал слово леснику Григорию Ивановичу.

Худой, мужчина, со шрамом на лбу, был краток:

– Правильно сказал Фёдор Владимирович, наше будущее зависит от нас, партия и правительство прямо указывают:

«Необходимо беречь лес и всё, что в нём находится, это народное достояние».

А сейчас идёт хищническая вырубка леса на продажу, как и охота. Не бывать этому! Учтите, даже и за сломленную ветку будем штрафовать! А злостных нарушителей в тюрьму!

Раздались крики:

– А чем же печки топить, ну и ну!

– Помогайте сохранять лес, в сосновых делянках много хвойных иголок, большой слой под деревьями, от этого деревья гниют, вот и собирайте. Они прекрасно горят, да и деревьям этим поможете. На каждого человека будет норма дров, в деревне организуем бригаду, и можно будет пилить только сухостой или повреждённые деревья. Но шишки не собирайте, узнаю, кто шишками топит печки, оштрафую! Люди молча стали расходиться с хмурыми лицами.

Николай пришёл домой и с порога, с возмущённым видом воскликнул:

– Вот дела, Анютка! Мало им что голодаем, так ещё теперь запрещено и ветку в лесу сломить, будут штрафовать, и тюрьмой пригрозили! Завтра же готовься к отъезду, не дают здесь жить. Нужно уезжать пока паспорта не отобрали, а то, мало ли что.

Горько покидать родное гнездо, тем более построенное своими руками. Уже сложили на телегу двухведёрный самовар, сундук, кое-что из нехитрой утвари. Непривычно и страшно было смотреть на открытые ворота пустого овина. Анна незаметно вытирали слёзы, концом своего платка. Дети сидели на телеге притихшие и немного испуганные. Младшие не могли понять, отчего так хмурятся родители, а старшие молчали.

Николай перекрестился, поклонился дому, закрыл дверь, приладил доску и стал её забивать. Ему казалось, что он бьёт гвозди не в дверь, а в своё сердце.

Грустная Анна стояла рядом с телегой и ждала мужа. Николай зашёл за угол дома, нежно погладил его брёвна натруженной рукой с раздавленными от работы пальцами и прошептал:

– Ты уж прости нас, домушко!

Затем повернулся и твёрдым шагом подошёл, взял вожжи из рук Анны и, не оглядываясь больше, выехал со двора Они проезжали по улице, все кто был не на работе старые, да детишки вышли из домов, пожелали им счастливого пути, махали вслед, а потом, пригорюнившись, возвращались обратно. Ольга – божатка долго смотрела на уезжающих родственников, смахивая слёзы

«Ну, если и Крючковы уехали, то и наш черёд скоро придёт», – подумала крёстная.

Подъехали к дому Фёдорёнка. Он вышел им навстречу:

– Здорово! Собрались? Ну, в добрый путь!

Он пошёл рядом с Николаем.

В конце деревни у крайней хаты, которая стояла почти у леса, вдруг, откуда ни возьмись, выскочил заяц, и стремглав перебежал им дорогу, скрывшись среди густых деревьев.

Николай улыбнулся:

– Вот и лесные жители нас провожают. Дети заулыбались и оживились

Анна подумала: «Не к добру это, но может, обойдётся»? Но вслух ничего не сказала.

Федор спросил:

– А где де вы жить-то будете в Рикасихе? У знакомых что – ли? Найдёшь ли там работу?

Николай ответил:

– Не знаю ещё. Вот и посмотрим, как твоя Советская власть поможет беднякам. Теперь, мы пролетарии, ничего не имеем кроме детей, самовара и сундука. Руки мои рабочие прокормят, на это надеюсь, главное чтобы спина не подвела. Может детям дальше в жизни лучшая судьба улыбнется, и не будут голодать, как мы, да на работе ломаться за гроши. Едем за лучшей долей, а уж как судьба распорядится, один бог знает. В деревне и городе жизнь стала разная. Здесь Анна замучилась, со слезами белый, лесной мох с мукой мешать и пироги печь, это дело? Раньше, хоть дровишек продать можно было, сколь раз они выручали? И лес всегда помогал выжить, а теперь всё запрещено. Скоро и сам уедешь из деревни. Из трехсот домов, сколько осталось? Сто, а может и меньше! Город всех зовёт, чтобы выжить, погубили деревню, как специально. Ваш вождь к чему призывает? Пролетарии всех стран соединяйтесь! Нету крестьянам места в России, ну вот мы и стали пролетариями. А не понимают, что тем и сильна была Расея – матушка, что крестьяне хорошо жили и всех кормили. То, что творится сейчас при народной власти, при господах не было.

Федор задумался и ничего не ответил.

На пристани в Шуйском было многолюдно. Николай сгрузил вещи с телеги и попрощался с Федором:

– Не поминай лихом, брат, спасибо за помощь. Буду в деревню наведываться иногда, а ты за домом присмотри, огород мы Катерине отдали, рассказала Анне, что сына ждёт, поздравляю. Дети это ради чего мы живём и что оставим после себя. Прощай, авось свидимся ещё! Они обнялись. Ребятня радостно бегала по пристани, махая руками пароходу, который показался вдали. Небольшой летний дождик налетел, покапал и исчез.

– Хорошо, что дождь пошёл, это добрая примета, – сказала Анна.

– Главное, чтоб плакать не пришлось, – горько пошутил Николай, всё ещё тяжело отрывая от себя родную деревню, где прожил большую часть своей жизни

Разместились на палубе, усевшись на свой сундук, они с интересом смотрели по сторонам на проплывающие мимо окрестности.

Вдруг, Райка прижалась к матери и воскликнула:

– Мама, смотри, церковь плывёт, страшно!

– Вот глупая, – засмеялась мать, – это пароход проплывает мимо, а она на земле стоит.

По реке добрались до Вологды, старшие дети подхватили малышей и выгрузились на пристань.

– Вот и речку Сухону с Вологдой узнали! А правильно, что перебираемся в другое место, смотри, сколь дети увидели, а то в деревне были как бирюки, – сказала Анюта

мужу.

– Постой тут, пойду искать телегу и лошадь, надо до вокзала добраться.

Николай ушёл. Через полчаса он подъехал с дедом, который согласился их довезти

– Ох, у тебя и семья, детей много! Куда же вы едите? – Спросил он.

Николай улыбнулся:

– Богатый я! Без наследников, надеюсь не останусь, правда, состояния кроме вон самовара не имею, ну это дело наживное, было бы здоровье. В Рикасиху мы едем к знакомым, бежим из деревни от голода

– Знаю, сам к сыну переехал, как бабку свою схоронил. Погубили деревню, теперь будущее нашим детям покажет, добро это, аль нет.

Так, беседуя с дедом, незаметно приехали на железнодорожный вокзал, чтобы ехать дальше в Архангельск, а затем в Рикасиху.