З. Ближний восток
Иордания
В Иордании визовая ситуация как в Египте. Один к одному. Виза для въезда в страну нужна, но оформить ее можно и непосредственно в момент пересечения границы. А в свободную экономическую зону Акаба, куда как раз и направлялся наш паром, вообще въезд безвизовый.
Пограничный контроль проходил прямо в море во время движения. Все египтяне и иорданцы выстроились в длинную очередь к офицеру. Но к европейским путешественникам здесь отношение особое – как к дорогим гостям. Поэтому пограничник сам обошел всех имевшихся на пароме иностранцев и собрал паспорта. Мы их – уже с въездными штампами – увидим уже на иорданском берегу, после прохождения таможни.
Таможню миновать никак нельзя – исключений не делают даже для самых дорогих гостей. Но ищут не товары, которые кто-то хочет провести беспошлинно – пошлин здесь все равно нет, мы же в свободной экономической зоне. Стараются не пропустить в страну опасную контрабанду – наркотики и оружие. Все вещи пропускают через «телевизор», а вызвавшие особое подозрение еще и обнюхивают специально обученные собаки.
Свободная зона – Акаба
Из-за того, что паром отправился из Нувейбы с четырехчасовым опозданием, в Акабу мы попали не днем, а уже затемно. От порта до центра здесь всего около шести километров. Доехать можно на маршрутке или такси. Но тут выяснилось, что валюту нужно было менять еще в нейтральной зоне – только там есть обменник. Опять – уже не первый раз в этом путешествии – мы начали путешествие по новой стране совсем без денег. В такой ситуации рассчитывать можно только на автостоп.
Вышли на трассу – до нее от здания порта не больше ста метров – и стали голосовать. Вначале останавливались только таксисты. Пришлось каждому объяснять, что денег нет. Но когда я сказал это водителю, которого также принял за таксиста-частника, он обиделся.
– Какие деньги! Вы – мои гости!
Через десять минут мы были уже в центре, Банкоматы и пункты обмена валюты там чуть ли не на каждом шагу. Подходящую гостиницу тоже нашли быстро. Так постепенно мы начинали осваиваться в новой стране.
Один из плюсов кругосветки в том и состоит, что не заскучаешь: то одна страна, то другая, то третья. Но в этом же и минус: пока разберешься что к чему, потратишь много лишних денег и совершишь много ошибок.
Для начала нужно было понять, что здесь едят. Здесь мы впервые увидели и попробовали хумус.
Хумус – это пюре из нута с вкусовыми добавками. Чаще всего в него добавляют кунжутную пасту (тахин), оливковое масло, соль, чеснок, зелень. Вместо ложки используют кусочки лепешки. Получается легкая, сытная и чисто вегетарианская закуска. В ближайшие три недели, когда мы будем путешествовать по странам Ближнего Востока, она почти каждый день будет присутствовать на нашем обеденном столе.
Акаба для туристов
Акаба – город древний. В 4 км к западу от центра на холме Телль Аль-Халифа, неподалеку от израильской границы, археологи раскопали поселение, датируемое библейскими временами. В другом месте нашли руины христианской церкви III века – старейшей в мире.
В конце XIII веке пришедшие из Египта мамлюки недалеко от берега Красного моря построили форт, который сейчас как раз активно реставрируют. Обстановка внутри него была как на стройплощадке. Но никто не запрещал нам ходить где вздумается, подниматься на стены и заглядывать в пустые комнаты.
Иностранцы попадают в Акабу только транзитом и спешат побыстрее уехать дальше. А иорданских туристов сюда привлекают не исторические достопримечательности, а само море. Именно для них на набережной установлены предупреждающие знаки: «не устанавливать кемпинг» – и так в черте города это довольно странно, и «не спать» – вообще уникальный, не имеющий аналогов знак. Видимо, летом, когда наплыв отдыхающих, мест в гостиницах всем не хватает и народ норовит ночевать так же, как частенько это делаем в этом путешествии и мы втроем, – прямо под открытым небом. А почему бы и нет? Дожди здесь, посреди пустыни, бывают очень редко.
Лоуренс Аравийский – «лис пустыни»
Пустыни занимают большую часть территории Иордании. Самая известная среди них – Вади Рум. Вади – это арабское слово, обозначающее сухое русло реки. Но так как в привычном нам пейзаже таких образований нет, то его переводят то как ущелье, то как долину, то как каменистую пустыню. А чаще используют без перевода, подразумевая все эти значения вместе.
Этот замечательный сам по себе уголок девственной природы в начале XX века стал зоной боевых действий, в которых отличился знаменитый английский шпион Томас Лоуренс, ставший известным под кличкой Лоуренс Аравийский. Это был один из предшественников Джеймса Бонда. И не менее легендарный. Хотя у него был и реальный прототип – как, скажем, и у нашего Василия Ивановича Чапаева. Что ничуть не помешало становлению образа героя, ставшего кумиром целого поколения.
Томас Эдвард Лоуренс родился 16 августа 1888 года в маленькой уэльской деревушке Тремадко. В юности он зачитывался приключенческими романами, действие которых проходило на Ближнем Востоке в период крестовых походов. А позднее, уже будучи студентом Оксфордского университета, с энтузиазмом изучал арабский язык и средневековую военную архитектуру.
Впервые на Ближний Восток Лоуренс отправился в 1909 году для того, чтобы собирать материалы для докторской диссертации. Во время этой поездки ему удалось не только в совершенстве освоить разговорный арабский язык, но и завести нужные связи с местными жителями.
Когда в 1914 году началась Первая мировая война, Томас Лоуренс, к тому времени уже признанный эксперт по Ближнему Востоку, поступил на службу в британскую разведку и отправился с важной миссией на Аравийский полуостров.
Османская империя в Первой мировой войне была союзницей Германии и, следовательно – противником Англии. А британским союзниками оказались сепаратисты – кочевники-берберы. К ним и отправился Лоуренс. Он стал официальным представителем англичан в штабе повстанцев.
У воевавшей сразу на два фронта – на западе с Англией, на востоке – с Россией – дряхлой и ослабленной внутренними политическими склоками Османской империи не было сил для поддержания порядка в южных провинциях. Вероятно именно этим, а не полководческим гением английского шпиона можно объяснить то, что восставшие сравнительно быстро и легко захватили Акабу, а чуть позднее с триумфом вошли в Дамаск. Хотя и Лоуренс Аравийский внес свой посильный вклад в дело развала Османской империи. Он опирался на вахабитов – сторонников радикального исламского движения, боровшихся за независимость Аравии. Их фанатизм и бесстрашие вкупе с английскими деньгами и оружием – это грозная сила.
В своей книге «Семь столпов мудрости» Томас Лоуренс много внимания уделяет описанию своих героических подвигов и диверсионных операций. Есть там много рассуждений и о жителях пустыни – бедуинах, которых английский шпион изучал с беспристрастием ученого – антрополога: «Бедуины – странный народ. Англичанин может жить с ними только в том случае, если обладает безграничным и бездонным, как море, терпением. Это были настоящие рабы своих привычек, без всяких устоев, запоем пьющие кофе, молоко и воду, любители тушеного мяса и бесстыдные попрошайки табака. Они неделями мечтали о половых наслаждениях, а следующие за ними дни проводили, возбуждая себя и своих слушателей эротическими рассказами. При благоприятствующих условиях они жили бы исключительно чувственной жизнью. Их сила была силой мужчин, огражденных от искушений в силу географических условий: бедность Аравии сделала их простыми, воздержанными и выносливыми. В условиях цивилизованной жизни они, как дикари, не устояли бы перед ее темными сторонами: скупостью, развратом, жестокостью, хитростью и обманом; и, как дикари, они сугубо страдали бы от этого, так как не имели бы противоядия».
Однако Лоуренс все же находился в Аравийской пустыне не с научной целью, а с конкретным заданием от английского правительства – организовать разрозненные племена и поднять их на мятеж: «иностранцу было очень тяжело оказывать влияние на национальное движение другого народа, а особенно тяжело для христианина и оседлого человека управлять кочевниками-мусульманами».
Описание экзотической страны, романтика Дикого Запада, ковбойские подвиги – все это привлекло внимание читателей. Книга стала национальным бестселлером. А самого Томаса Лоуренса стали называть не иначе как Лоуренсом Аравийским, «аравийским лисом» или «лисом пустыни».
В разряд совсем уж культовых героев он попал после того, как снятый в 1962 году фильм Дэвида Лина «Лоуренс Аравийский» с Омаром Шарифом в главной роли получил семь «Оскаров» от Американской киноакадемии и вошел в число 100 лучших фильмов всех времен и народов.
Большая часть этого фильма – все эпические и героические эпизоды – снималась в иорданской пустыне Вади Рум. Ярко-красные пески, барханы, гранитные скалы и широкие просторы произвели неизгладимое впечатление на зрителей.
Результат, как говорится, – налицо. При том, что пустыни занимают 90% иорданской территории, 90% туристов отправляются не куда-нибудь, а именно сюда – в пустыню Вади Рум.
Пешком по пустыне
В Акабе только самые ленивые из туристических агентств не организуют туры в Вади Рум. Но попасть туда можно и самостоятельно – на автобусе. Они, правда, ходят без расписания и отправляются по мере наполнения, как маршрутки. Поэтому тут уж как повезет: можно уехать всего через несколько минут, а можно прождать и пару часов.
Нам повезло. Всего через десять минут автобус отправился с автовокзала и помчал нас по шоссе на север, навстречу приключениям.
За таможенным постом – там проходит граница свободной экономической зоны – примерно в 25 км к северу от Акабы мы свернули с шоссе в сторону деревни Рум. Но до нее так и не доехали.
Как оказалось, в деревню везут только местных жителей. А всех туристов в добровольно-обязательном порядке высаживают у «Центра для посетителей». Там есть вода, туалет, маленький продуктовый магазинчик. А на стене висит карта туристического района. Мы на всякий случай ее сфотографировали – вдруг заблудимся. Будем хоть знать, в какую сторону выходить назад к цивилизации.
Лежащая в 80 км к северу от Аммана пустыня Вади Рум – совершенно уникальный уголок нашей планеты. Даже те, кто не любит пустыню так, как люблю ее я, не останутся равнодушными от вида причудливо изрезанных ветром и песком разноцветных скал, розовых и красных песчаных барханов, от сумасшедших закатов.
Томас Лоуренс в книге «Семь столпов мудрости» так описывал это дикое и пугающее место: «Мы сами чувствовали себя покинутыми в этой пустыне, и наша быстрота в сравнении с ее бесконечностью казалась бесплодным усилием. Единственными звуками являлись глухое эхо, как будто каменный ковер, по которому шли наши верблюды, был выстлан над пустым пространством, да тихий, но резкий шелест песка, медленно подгоняемого к западу по каменистой почве горячим ветром, обтачивающим песчаник так, что камни своими острыми гранями напоминали изъеденную кору».
Мы также чувствовали себя здесь вдали от всего мира. Но не было ощущения потерянности. Мы бродили по пустыне как по своему дому. Судя по карте, которую мы внимательно рассмотрели в «Центре для посетителей», ориентироваться здесь легко. Отовсюду должна быть видна скала «Семь столпов мудрости» – редкий случай, когда географический объект назвали в честь литературного произведения.
День шел к концу. Солнце клонилось к западу и стало заходить за один из «столпов». Тени заметно удлинились. Мы наблюдали за тем, как быстро наступают сумерки, как темнота наваливается на пустыню. Похолодало, появились звезды. Полная луна, поднимающаяся над безжизненным пейзажем, который иначе как лунным и не назовешь, была не белой, как обычно, а почти желтой. И этот эффект не иллюзия, а реальность. Свет проходил через клубы песка, взметнувшегося высоко над пустыней в результате вечернего бриза.
Днем было по-летнему тепло. Но после заката ветер, который в этой пустыне, видимо, никогда не стихает, усилился. Песок стал проникать во все щели – вся одежда в песке, на губах – песок, на зубах – тоже песок. В поисках укрытия мы свернули в первое попавшееся на нашем пути кривое и очень узкое ущелье. Три поворота и уже нет никакого ветра. Но с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее.
Огляделись вокруг. В глаза бросились несколько сухих кустов саксаула (не уверен, что это растение здесь именно так называют, но в Туркмении это точно был бы именно саксаул). Наломав руками веток, мы развели костер. Хотя, возможно, здесь – в заповеднике – это и запрещено.
От холода я проснулся очень рано и уже не мог уснуть. В этот краткий миг между ночью и днем – когда луна уже спряталась, а солнце еще по-настоящему не встало – все вокруг было залито странным, призрачным светом. Ни дуновения ветра, ни единого даже самого приглушенного звука. Массивные скалы громоздились над нами, подобно башням средневекового замка. Впереди и сзади маячили горы – они казались черными тенями на серой глади безбрежного моря песка, на котором вместо волн вздымались барханы. На фоне рассветного неба явственно выделялись холмики, впадины, редкие кустики. Ежась от утренней прохлады, я оглядывался вокруг в поисках хоть каких-нибудь признаков присутствия людей. Их не было. Никого и ничего – настоящая пустыня.
Однако, это все же не Сахара. После того, как мы собрались и вышли из узкого ущелья на простор вади, вдалеке показалось стадо верблюдов. Они были того же песочного цвета, что и песок, по которому ходили. Поэтому заметили мы их лишь потому, что они двигались. И взрослые животные, и детеныши поедали колючие кусты, невзирая на жутковатые шипы.
В тени охряно-красной скалы, расцвеченной светлыми вкраплениями, мы увидели брезентовый шатер. Оттуда нас тоже заметили. Одинокий бедуин приветливо попахал нам рукой и жестами стал приглашать зайти в гости. В пустыне, где путники встречаются не каждый день, поневоле будешь рад любой возможности поболтать с незнакомцами. Загоревший до черноты под яркими лучами солнца бедуин по восточному обычаю напоил нас чаем. Потом из переносного холодильника (и сюда дошел прогресс!!!) достал бутылку.
– Как же можно ходить по пустыни без воды! – эту фразу можно было понять и без перевода с арабского языка.
Шли мы медленно, подолгу застревая то у огромного бархана из темно-красного песка, то у наскальных рисунков. Шли наобум, но совсем не боялись заблудиться. Было ощущение, что это и не пустыня вовсе, а гигантские декорации, на фоне которых снимают очередной приключенческий фильм. И стоит только сказать «стоп», как съемки закончатся, и можно быть свободным.
Мы с Олегом отвлеклись всего на пять минут, чтобы на фото и видео с нескольких точек снять верблюдов, которые с увлечением обгладывали колючие кусты. Вернулись назад на полузанесенный песком след от шин, служивший нам ориентиром, а Саши на том месте, где мы с не расставались, не было. Может, она спряталась за бархан? Заглянули. Но и там ее не было. Стали кричать. Ответом нам было только эхо. И куда она могла подеваться? Может, ее бедуины украли? Говорят, здесь такое случается. История с похищением юной красавицы каким-нибудь шейхом из пустыни – один из популярных сюжетов дамских романов.
Мы внимательно огляделись вокруг и увидели следы. Кто в детстве не зачитывался романами про индейцев-следопытов? Видимо, и нам с Олегом придется стать следопытами. Увлекательное, надо признать, оказалось занятие. Чем дальше идешь по следу, тем больше узнаешь о человеке. Здесь Саша остановилась и развернулась на месте, видимо, чтобы посмотреть назад. А на этом месте она перепрыгнула через небольшую ямку, вот потопталась на месте, прежде, чем продолжить путь. Видно было, что шла одна. Но куда и зачем – совершенно непонятно.
Я так привык, что за все время нашего путешествия Саша никогда не вырывалась вперед – как в прямом, так и в переносном смысле. Для нас с Олегом она была идеальным попутчиком. Мы с ним часто обсуждали, куда пойти, в какую сторону свернуть, какую дорогу выбрать… Не ругались, но бывало горячо и долго спорили, прежде, чем придти к какому-то решению. Саша во всех этих спорах не участвовала и безропотно принимала любой вариант. Поэтому-то меня так и удивило ее решение уйти из зоны видимости.
Все же разойтись гораздо проще, чем потом снова встретиться. Путешествуя втроем мы иногда – чаще в оживленных городах, чем в диких местах – конечно тоже теряли друг друга из виду. На этот случай у нас было правило – возвращаться в то место, где последний раз точно были все вместе. И вот мы опять разбрелись.
Впрочем, как раз в пустыне-то заблудиться проще простого. Один из таких случаев описан у Лоуренса Аравийского. Однажды он во главе бедуинского отряда ехал на очередную диверсию. Во время привала заметил, что один из его попутчиков пропал. Верблюд, седельные сумки и даже винтовка были на месте, а бойца и след простыл. Остальные бедуины, казалось, совсем не были озабочены пропажей товарища – он был из другого племени и для них чужак. Но Лоуренс, как истинный джентльмен, не мог так поступить: «Если бы я уклонился от своего долга, это оправдали бы тем, что я иностранец. Но такое оправдание было слабым доводом для человека, который намеревался помогать арабам в их восстании». Он повернул назад, хотя и с очень большой неохотой: «Настроение мое было далеко не героическим, так как меня взбесила нерешительность остальных людей и необходимость изображать из себя бедуина. Больше всего, меня бесил сам Гасим, ворчливый парень с редкими зубами, скверного нрава, подозрительный, грубый человек, от которого я дал себе слово избавиться при первой возможности. Казалось нелепым, что я должен был подвергнуть опасности свое участие в арабском восстании ради одного нестоящего человека. Мой верблюд глухим ворчанием, казалось, выражал те же чувства». Только через несколько часов ему удалось найти пропавшего человека, который был уже на грани теплового удара.
Благополучно завершилась и наша история. Мы Сашу догнали примерно через полчаса. Как оказалось, она пошла вперед с единственной целью – спрятаться в тень от огромного валуна. И как-то не приняла в расчет, что до него было два километра. Опять же вспомнились слова Лоуренса в конце его истории с поисками пропавшего: «Это маленькое приключение отняло у нас много времени, и остальная часть дня казалась не такой длинной, хотя зной и усилился». Мы тоже, как только соединились, почувствовали себя бодрее, пошли быстрее и меньше отвлекались по сторонам.
Когда у нас наконец-то возникло ощущение, что пора бы выбираться из пустыни, на заброшенной колее, по которой, казалось, уже никто несколько лет не проезжал, показался пикап. Мы запрыгнули в пустой кузов и примерно через полчаса приехали в деревню Вади Рум с десятком бетонных домиков, горсткой верблюдов и несколькими джипами томящимися в ожидании туристов.
Вади Муса
В пустыре Вади Рум есть только два вида автотранспорта – джипы и пикапы. Джипы нам не останавливались. И не из вредности управлявших ими водителей. Они были битком забиты туристами. А в пикапах, наоборот, кузова были сплошь пустыми. Правда, под вечер уже не так весело нестись с ветерком как в жаркий полдень. По мере того, как день клонился к вечеру, ветер становился все холоднее и холоднее.
На шоссе мы попали в трейлер, тащивший огромную цистерну со сжиженным газом. Водитель – бедняга чуть не сжег свои шины при экстренном торможении – очень уж ему хотелось подвезти троих европейцев с рюкзаками. Но мы его несказанно расстроили, отказавшись от настойчивых предложений ехать в Амман. А он так нас уговаривал.
– Я вас поселю у себя в доме, накормлю, познакомлю с моими друзьями, покажу город.
Но мы были непреклонны – едем в Петру. И, скрепя сердце, водитель все же высадил нас на нужном повороте
Темнело на глазах. Пустыня, простиравшаяся в обе стороны дороги вплоть до горизонта, была не песчаной, а каменистой, плоской, местами красноватой, местами серой, а местами и почти белой. Связь с цивилизацией выражалась только в виде асфальтированного шоссе. Оно было удивительно пустым. Вероятно этот не тот поворот, с которого в сторону Петры съезжают туристические автобусы.
Автостоп в Иордании отличный, и европейцев иорданцы подвозят охотно. Но в полной темноте на глухом повороте под пронизывающим до костей холодным ветром простоять можно долго.
И машин было мало, и нас плохо видно, и мы неизвестно кому голосовали. Если на дороге и появлялся транспорт, то были видны только фары. Они не светили, а ослепляли нас. Водители не считали нужным переключаться на ближний свет. Им хотелось получше рассмотреть невиданное чудо – трех европейцев с рюкзаками посреди бескрайней пустыни.
Мы же не могли разглядеть, что за машина идет и есть ли в ней свободные места. Так по ошибке мы и остановили такси.
Водитель предложил отвезти в Петру. Я вначале отказался. Все же мы на автостоп настроились. Но таксист стал уговаривать.
– Да я вас всего за 5 динар довезу. Мне ведь все равно в ту сторону ехать.
А ведь он был прав. Мы могли запросто застрять на том повороте. Конечно, с местом для ночлега проблем не было. Вокруг тянулась безбрежная пустыня. Ложись в любом месте и спи. Но ночью будет очень холодно. Лучше отсюда уехать – пусть и на такси.
Вскоре мы уже были в поселке Вади Муса. Три года назад я здесь уже был. Тогда я останавливался в отеле «Valentine Inn». Оказалось, он не только по-прежнему работает, но и стал в два раза больше. К старому трехэтажному зданию пристроили еще один двухэтажный корпус. Именно в нем, в 20-местной комнате, заставленной двухэтажными кроватями мы и поселились.
«Valentine Inn» – типичный пример бэкпакерского хостела: общие спальни с удобствами на этаже, холл с телевизором, бесплатный Wi-Fi Интернет. Удивил только ужин: шведский стол с необычайно широким разнообразием блюд. За один раз и сравнительно недорого можно было попробовать все национальные закуски и лакомства.
Поселок Вади Муса возник сравнительно недавно. После того как всю территорию ущелья объявили национальным парком, а руины Петры – еще и памятником ЮНЕСКО сюда переселили всех живших там бедуинов. Здесь же селятся и туристы. А их с каждым годом становится все больше и больше.
Красно-розовый город
В каждой стране есть свои святыни – места, наделенные сакральным статусом в глазах местных жителей. И Петра – одно из них. На протяжении многих столетий сюда сотнями и тысячами стекались паломники, желавшие собственными глазами увидеть вырубленные в скалах величественные храмы и гробницы.
Красно-розовый город Петра – самая знаменитая достопримечательность не только Иордании, но и всего Ближнего Востока. Название этого неприступного города-крепости, столицы или некрополя (у ученых пока нет единого мнения на этот счет) древнего государства набатеев дошло до нас в греческой транслитерации (в переводе с греческого – «камень»), арабы же называют его Эль-Батра.
Во время раскопок археологи нашли на территории Петры руины одного из самых древних поселений Ближнего Востока. Его возраст оценивается в одиннадцать тысяч лет.
Согласно Ветхому Завету, на территории Иордании жили три народа – эдомиты, моавиты и аммониты. Первые населяли область вокруг Петры, вторые селились недалеко от побережья Мертвого моря, третьи – в районе Аммана – столицы современной Иордании. Судя по археологическим находкам, у них были тесные торговые отношения с соседями – Древним Египтом и Ассирией.
О происхождении этих народов мы знаем только из Библии. После того, как Бог уничтожил Садом и Гоморру, спасся только Святой Лот с двумя дочерьми. Сын старшей дочери Моав стал прародителем моавитов, а младшей – аммонитов. Куда эти народы делись потом, неизвестно. Вероятнее всего, они не смогли выдержать в военных столкновениях с могущественными соседями – египтянами, евреями и ассирийцами.
Например, в Библии рассказывается о том, что иудейский царь Амазия (796—781 годы до н.э.) напал на город Села, находившийся на вершине горы Умм-аль-Биара в центральной части Петры, и захватил в плен десять тысяч едомитов.
Отметились в районе Петры и древнееврейские пророки. Главный источник воды – ручей Айн Муса («ручей Моисея») – по легенде, возник по воле пророка Моисея. Он ударил камень своим «чудесным» посохом, и оттуда брызнула вода. Древнееврейский пророк Аарон умер неподалеку от Петры и был похоронен на вершине горы, которую позднее назвали в его честь – Джабал Харон (гора Аарона).
Куда делись едомиты доподлинно неизвестно – этот народ безвестно канул в лету. На освободившееся место с Аравийского полуострова пришел новый кочевой народ – набатеи. Когда именно это произошло, также никто не знает. Но в ассирийских записях, относящихся к периоду правления знаменитого царя Ашшурбанипала (669—631 г до н э.) есть упоминание о походе на территорию современной Иордании для подавления восстания местных племен. Среди них было упомянуто и племя набатеев.
Набатеи были кочевниками – они не строили постоянных поселений, не занимались сельским хозяйством, а разводили скот и торговали. Через территорию Иордании проходили торговые пути, связывавшие Ассирию и Египет, Красное и Средиземное моря. Места здесь пустынные, без проводников никак не обойтись. Набатеи организовали четко отлаженную сеть караванных троп и не допускали конкурентов на свою территорию.
Дожди иногда все же бывают, но только зимой. А вода нужна круглый год. Значит, ее нужно где-то хранить. Большая часть местной пустыни не песчаная, а каменистая – вернее, известняковая. В мягком известняке вырубали колодцы – подземные резервуары с узким горлышком. Во время дождей в них по системе желобков собиралась вода. Сверху клали большой камень. Найти его без посторонней помощи было невозможно. Поэтому набатеи владели монополией на проводку торговых караванов, никому не раскрывая точного местонахождения источников влаги.
Технология была отработана до совершенства. Верблюды давали кочевникам все необходимое: из шерсти делали палатки, ковры и одежду, а молоком и мясом пились. Живи и радуйся. Но во II веке до н.э. с набатеями происходят разительные перемены. В течение столетия кочевой народ отказался от традиционного образа жизни и осел. Используя свой накопленный веками опыт создания колодцев, они создали сложную, но высокоэффективную систему мелиорации. Пустыня здесь была всегда – и до набатеев, и после. Но только при них в ней цвели сады.
Столицей набатеев стала Петра. Как это часто и бывает с древними поселениями, жилые здания не сохранились. Даже неизвестно, были ли они вообще. Или Петра никогда не была городом в современном понимании этого слова, а служила лишь в качестве религиозного центра.
Набатеи молились многим богам. Но больше всего почитали ассирийского по происхождению Душарра. На алтарях ему приносили жертвы – в том числе, и человеческие. Обычно жертвовали пленников и рабов. В мягких розовых скалах они вырезали гробницы для своих царей. Но, в отличии от египтян, почему-то совсем не были озабочены тем, чтобы оставить на стенах письмена или хотя бы рисунки.
Впрочем, и после того как набатеи перешли к оседлому образу жизни, о торговле они не забыли. Петра, находившаяся на пересечении караванных троп стала крупным торговым центром. Здесь торговали золотом, а также миррой и ладаном, которые ценились даже больше желтого металла. Торговля приносила несметные богатства, следы которого ищут до сих пор, но пока безуспешно.
Набатеи долго и упорно отстаивали свою независимость. Но шансов отбиться от притязаний находящейся в зените своего могущества Римской империи у них не было. Хотя завоевание Набатеи и далось римлянам с трудом.
В 106 году н.э. в период правления императора Трояна римляне все же смогли сломить упорное сопротивление набатеев. Набатейское царство вошло в состав Римской империи, и Петру стали перестраивать на римский манер: здесь появились колоннады, бани, общественные здания и посвященные римским богам храмы. Но все эти сооружения оказались недолговечными. В 363 году землетрясение разрушило построенные из камня здания, но не нанесло никакого урона вырезанным в скалах набатейским гробницам.
После землетрясения жители ушли, и Петра превратилась в «затерянный» город. Последние упоминания о древней столице Едома относятся ко временам крестоносцев. В течение семи следующих столетий о его существовании знали только местные бедуины и арабские торговцы.
На протяжении всей ветхозаветной истории Едом был то на стороне Израиля, то вместе с его врагами. В один из таких периодов пророк Иеремия предрек: «Грозное положение твое и надменность сердца твоего обольстили тебя, живущего в расселинах скал и занимающего вершины холмов. Но, хотя бы ты, как орел, высоко свил гнездо твое, и оттуда низрину тебя, говорит Господь. И будет Едом ужасом; всякий, проходящий мимо, изумится и посвищет, смотря на все язвы его… и там ни один человек не будет жить». Глядя на разрушенные храмы и зияющие пустотой гробницы, нужно признать, что это пророчество исполнилось.
Для европейцев Петру «открыл» швейцарский путешественник Иоганн Людвиг Буркхардт, родившийся в Лозанне в 1784 году. Он был очень энергичным и целеустремленным молодым человеком. В возрасте всего лишь 22 лет он приехал в Англию, пришел в «Африканскую ассоциацию» и заявил о желании посвятить всю свою жизнь исследованиям таинственного Востока. С огромным энтузиазмом он взялся за изучение арабского языка, одновременно готовил свое тело для предстоящих длительных переходов. Он учился спать на голой земле и питаться одними овощами, вообще вести аскетичный образ жизни.
Для маскировки (или из глубоких религиозных чувств?) он принял ислам и поступил на учебу в исламский университет в Алеппо. Там он не только в совершенстве овладел арабским языком, но и стал признанным авторитетом в толковании Корана. По закрытым тогда для европейцев странам Востока швейцарец путешествовал не под своим именем, а как шейх Ибрагим ибн Абдалла. Это позволило ему побывать в таких местах, куда иностранцев не пускали.
Буркхардт слышал много рассказов о таинственном городе неподалеку от могилы Аарона на горе Гор. Но единственным способом попасть туда, не возбуждая подозрений, было совершить паломничество – принести на надгробном камне пророка в жертву козла. По дороге на гору он будто бы ненароком заглянул в гробницы и храмы. Но и этого краткого визита оказалось достаточно, чтобы открыть Петру для всего мира.
Если для ученых Петру открывали Буркхардт и путешественники начала XIX века, то для туристов это сделал археолог Индиана Джонс. Фильм о приключениях этого авантюриста произвел эффект разорвавшейся бомбы. Миллионы людей впервые увидели Петру и… тут же устремились сюда. Если бы местные бедуины еще продолжали молиться каменным идолам, то они уже давно бы воздвигли величественную статую Индианы Джонса и приносили ей жертвоприношения.
Если Соломон высек здесь из камня воду, то Индиана Джонс открыл створку двери, через которую на Петру хлынул поток денег. Теперь уже никто не пасет овец. Бедуинов – как и тысячи лет назад – кормит сам древний город. Тогда здесь богатели за счет торговцев, а сейчас – за счет туристов. Петра вновь стала крупным коммерческим центром. В полном соответствии с законом спроса и предложения растет и стоимость входных билетов. Сейчас это 50 динар. Но и это наверняка не предел.
Экскурсия по Петре
От входных ворот начинается посыпанная гравием дорожка. Справа остаются вырубленные в скальном монолите гигантские кубы, размером с одноэтажный дом, но без окон и без дверей. На них никто не обращает внимания. Все устремляются вперед и вниз, к входу в ущелье Сиг – к настоящим воротам Петры.
Длинный, кривой и удивительно узкий проход между скал возник во время землетрясения, которое раскололо скалу так же легко, как острый нож разрезает праздничный торт.
По ущелью Сиг в древности в Петру входили торговые караваны и через него же пытались прорваться захватчики. А сейчас именно здесь бдительная охрана вылавливает пытающихся сэкономить безбилетников.
Узкое ущелье, протянулось на 1200 метров. В его самом широком месте едва разъедутся две повозки, а в самом узком с трудом разминутся два человека. С двух сторон на высоту около ста метров тянутся отполированные водой и временем стены. У тех, кто оказывается здесь впервые, возникает гнетущее ощущение подавленности. Кажется, что ущелье вот-вот сомкнется, раздавив незадачливого путника, или закрыв ему проход. Говорят, даже местные бедуины не решаются проходить здесь в одиночку в темное время суток.
Идеально гладкое и ровное дно ущелья – результат совместного труда миллионов ног, вначале караванов верблюдов, а в наше время – туристов. Впрочем, верблюды, ослы и лошади здесь также еще встречаются. Но перевозят они уже не камедь и шелк, а все тех же туристов.
Сейчас Петра – мертвый город. Хотя люди жили здесь сосем недавно. Но их отсюда выселили. Не силой, а по-хорошему, уговорами. В частности, взамен на согласие с переселением им предоставили эксклюзивное право заниматься обслуживанием туристов. Поэтому все, кто сейчас на территории Петры пристает с сувенирами, навязывает свои услуги в качестве гида или предлагает покатать верхом, раньше жили в вырубленных в скалах гробницах. Впрочем, некоторые отказались переселяться из гробниц в обычные дома. И ничего с ними сделать не удалось. Так и живут себе в пещерах.
Ущелье петляет то вправо, то влево. Шедшая перед нами группа туристов скрылась за очередным поворотом, и сразу же оттуда донесся дружный вздох. Повернув за угол, мы увидели причину такой единодушной реакции и также присоединились к общему восторгу. Как писал Генри В. Мортон «Не знаю ничего удивительнее этого внезапного, неожиданного видения. Храм сияет в узком пространстве между скалами, невозможно рассмотреть его целиком, пока не покинешь ущелье».
Фасад, высотой 40 метров, украшенный коринфскими колоннами и вазами, целиком вырезан из массива скалы в I веке до н.э., когда набатеи находились на пике своего могущества.
Долгое время считалось, что это была казна, в которой хранились несметные богатства. Арабы называли это сооружение Хазна-эль-Фарун, Сокровищница Фараонов. Но все попытки найти спрятанные драгоценности не увенчались успехом.
Лишь в конце XX века ученые-археологи провели тщательные раскопки и убедительно доказали, что это была именно гробница. Переименовывать Сокровищницу, впрочем не стали. Как и остальные сооружения. Есть ведь здесь и Царские гробницы, хотя никаких доказательств, что там хоронили именно царей, ни у кого нет. Но звучит солидно.
Гробницы вырезали в камне, который по сути представляет из себя уплотненный кварцевый песок с окислами и гидроокислами железа. Именно они и придают камням с белесыми прожилками оттенки красно-коричневого, розового или охристого цвета.
Каменотесы вырубили в скальной породе свыше 600 надгробных памятников. Уже давно нет ни Набатейского царства, ни самих набатеев. А скальные гробницы сохранились до наших дней. Хотя и не в первозданном виде.
Генри В. Мортон писал: «Мягкий камень мало-помалу разрушается под воздействием ветра и песчаных бурь. Некоторые вырезанные в скале храмы великолепны, их колонны остаются круглыми и твердыми, резьба отчетливо читается; но аналогичный храм на пострадавшей от выветривания стороне утесов словно расплавился, резьба стала почти неразличимой, а колонны утончились и почти полностью съедены ветром».
Точно такая же судьба постигла и вырезанный в скале амфитеатр на 800 мест. Он также выглядит как сделанный из немного подтаявшего мороженного.
За Амфитеатром ущелье расширяется и становится похожим то ли на кратер вулкана, но ли на ложе гигантского доисторического озера. Именно здесь, не среди скал, а на широком ровном месте, римляне и построили город.
Есть здесь и украшенная колоннами центральная улица, и Триумфальная арка, и храм Крылатых львов – его назвали по установленным перед входом статуям.
Во времена Генри В. Мортона, в середине 1930-х годов, здесь был лагерь бедуинов. А редких туристов селили прямо в гробницах: «Моя гробница была вырезана на откосе огромной горы, известной под названием Акрополь. Она представляла собой просторную комнату внутри скалы с квадратным дверным проемом и грубо вытесанным окном… В углу стояла зеленая раскладушка и обычные для походной жизни предметы».
Берберов из долины переселили. Единственное современное здание, которым все же посчитали возможным изуродовать вид древнего города – ресторан. Сразу за ним начинается дорога к Монастырю. Тут же бедуины предлагают подвезти наверх верхом на ишаке. Но это только для ленивых или немощных. Мы же предпочли подниматься пешком по вырубленным в скале ступеням
Выйдя на ровное место, сворачиваем направо. Там виднеется вытесанный из песчаника фасад, высотой около 50 метров, увенчанный гигантской урной, удивительно похожий на Сокровищницу. Естественно, что и Габаль-ад-Дейр – это древняя гробница какого-то великого правителя. Уже позднее в стенах вырезали кресты и превратили здание в церковь. Но почему монастырь? Монастыря здесь отродясь не было.
Монастырь – самое дальнее от входа сооружение. Но тропа продолжается и дальше, и выше. Она выводит на край скалы, с которого открывается вид на тянущиеся в бесконечность горы и ущелья.
Монреаль – замок крестоносцев
В XI веке на территорию Сирии вторглись крестоносцы. Главной целью «воинов христовых» было освобождение от мусульман Гроба Господня. Но сами крестоносцы больше напоминали бандитов, озабоченных получением добычи, чем набожных христиан. Они воевали не только с мусульманами, но и между собой.
Мусульмане также не выступали единым фронтом. Они были разделены на враждовавшие между собой секты. Так что конфликт был не между христианами и мусульманами, а между отдельными группами и харизматичными лидерами, боровшимися за власть и влияние. История Крестовых походов знает немало случаев, когда бывшие враги становились союзниками и наоборот. Поэтому долгое время ни одна из враждовавших сторон не могла добиться решающего перевеса.
В 1099 году крестоносцы захватили Иерусалим. Закрепившись на Святой Земле, они постепенно стали расширять свои владения. В самых подходящих и стратегически важных местах строили замки. Как отмечал английский путешественник Генри В. Мортон: «Они служили бастионами христианства в борьбе с „неверными“ и выглядят так, словно их создатели верили, что Латинское королевство Иерусалима продержится до Судного дня. Примечательный факт: ни евреи, ни греки, ни римляне не оставили в Палестине и Сирии памяти о себе, сопоставимой с тем, что сохранилось от сравнительно недолгого периода крестовых походов».
В строительстве замка у деревни Эш-Шобак принимал участие сам король – Балдуин I. Поэтому замок и стали называть – Монт Реалис или Монреаль, «Королевская гора».
Место для замка было выбрано идеальное – на вершине одиночной горы, рядом с древним караванным путем из Сирии на Аравийский полуостров. Все, кто проходил мимо замка – как торговцы, так и паломники – были обязаны платить его владельцу пошлину.
Мусульмане, постепенно опомнившись после стремительного разгрома крестоносцами, начали собирать силы для освобождения от неверных Иерусалима. Священный сразу для еврее, христиан и мусульман город часто становился яблоком раздора.
Поначалу крестоносцы успешно отбивали нападения мусульман. Но когда во главе мусульманского войска стал Салах-ад-Дин, известный в Европе как Саладин, перевес сил стал склоняться не в их пользу. В 1187 году мусульмане взяли Иерусалим, а замок Монреаль штурмом взять не удалось. Началась осада. Крестоносцы держались стойко, рассчитывая на прибытие подкрепления из Европы. Но эти надежды оказались тщетными. Поэтому в 1189 году они слались на милость победителей. Руководивший осадой Аль-Малик аль-Адиль разрешил защитникам выйти из крепости и благополучно уйти в Антихоию – все же то были времена, когда воевали по рыцарским законам.
Конец ознакомительного фрагмента.