Глава 4
Новый дом
Инфраструктура офиса, или – как его называли хозяева – Базы, была не просто развитой, а представляла собой небольшой городок с коридорами и ответвлениями улиц, с прекрасным спортивным залом, с бассейном, сауной, зимним садом, лабораториями, тиром, с технической зоной и эллингами для самых разных средств передвижения, включая небольшой винд-шип – яхту примерно двадцати тонн нагрузки на поле.
– Сколько вы это рыли? – спросил я у Риты, которая выступила в качестве гида.
– Не так долго, как ты думаешь.
– А грунт куда дели?
Она улыбнулась и ответила:
– Никуда. Он тут и остался.
– В смысле? – напрягся я.
– В самом прямом. Сразу ты в это не врубишься, голова лопнет, но в общих чертах скажу так. Еще в семидесятые годы двадцатого века была разработана технология, по которой любой физический предмет, в том числе и грунт, может быть переведен в другое состояние. Скажем так… Ты привык к тому, что физические объекты состоят из барионов, то есть из тяжелых частиц – нейтронов, протонов, электронов и их составляющих. На самом деле это не совсем так. Просто реальность, данная нам в ощущениях, фиксируется нами именно в барионном состоянии. Но есть и другое – лептонное. Оно тоже фиксируется, но чуть иначе. Оба эти состояния равноправны. Вселенная одновременно находится в обоих – и в барионном, и в лептонном. Еще точнее… Скажем так, и прими это пока как аксиому, избавив меня тем самым от доказательств, которые скоро посыпятся на тебя потоком: барионное и лептонное состояние окружающего пространства – всего лишь два уровня интерпретации реального физического мира, который напрямую воспринимать очень сложно. Сложность восприятия заставляет наше сознание заниматься интерпретацией, как бы построением иллюзии, оперировать которой нам куда проще, чем истиной. В результате то, что мы привыкли чувствовать вокруг себя – одна иллюзия. А то, что мы можем чувствовать при определенных условиях – другой уровень интерпретации. Тоже иллюзия. Информация же одна, понимаешь?
– Не совсем, – признался я.
– Одна, одна, – улыбнулась Рита. – Это, как изображение на экране. Оно имеет и видимый спектр, и невидимый. Видимый мы воспринимаем естественно, а для восприятия, например, электромагнитного излучения, нужен прибор, который переведет нам этот уровень в нечто зримое, например, в отклонение стрелки.
– Так… – Я помотал головой. – А грунт-то где?
Рита глянула на меня с жалостью.
– Н-да… Офицер… Я же сказала, грунт где был, там и остался. Просто в одних местах, там где стены, ты его воспринимаешь, а в других, где что-то вроде полости, не воспринимаешь. Точнее, не обращаешь на него внимания.
– Хорошенькое дельце, не обращать внимания на грунт. Ладно, допустим… И чем вы это… Ну…
– Изменили состояние?
– Да.
– Лептонным конвертером.
– А… – вздохнул я, сообразив, что попусту трачу время. – Понятно.
– Черта с два тебе что-нибудь понятно. Ничего, скоро все сам увидишь.
Она провела меня через сеть коридоров.
– Тут у нас жилой модуль. Квартиры, если простым языком, плюс кухня, столовая, кают-компания. Постепенно разберешься. Вот здесь ты будешь жить. – Она показала мне на одну из дверей в коридоре и выдала пластину ключа. – Обживайся.
– А с одеждой что? Не могу же я и дальше оставаться в аэрокостюме.
– Не волнуйся, мы подготовились. Кое-что из одежды найдешь в комнате. А на свой выбор возьмешь, когда будешь в городе. Мы неслучайно устроили Базу именно тут. Сан-Петербург отсюда на расстоянии одного «хлопа».
– На расстоянии чего? – поморщился я.
– Всё, забей. – Рита рассмеялась и помотала головой. – Иначе мы так до ночи не расстанемся.
Вообще-то, я был бы не против задержаться с ней до ночи, а еще лучше до утра. Девушка была вполне в моем вкусе, только очень уж бодрая, явно ее толком никто не обламывал. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Я помахал Рите рукой и повел ключом перед датчиком замка. Дверь пшикнула и отскочила в сторону, впустив меня в достаточно просторное помещение. Кроме двух комнат там имелся крошечный кухонный блок, чтобы можно было наскоро перекусить или выпить, душевая кабина, санузел, лучевая сушилка и гардероб-кладовка. В общаге я таких удобств, понятное дело, не видывал.
– Хоть девушек сюда приглашай, – усмехнулся я.
Но задержавшуюся в голове мыслишку пришлось прогнать и заняться осмотром подведомственной мне теперь территории. Мебель мне понравилась, особенно кровать, которую одним нажатием кнопки можно было поднять, убрав в стену. В разложенном же состоянии она имела площадь, достаточную для любого мыслимого непотребства. В гардеробе я перебрал несколько вариантов одежды, но в связи с чуть более высокой, чем привычная для меня, температурой воздуха остановился на черной майке и такого же цвета широких коттоновых шортах. К ним вполне подошли модные сандалеты со стержневыми «магнитками» вместо обычных вакуумных застежек. Народ тут не скупился ни в чем, что порадовало.
Медиа-центр в комнате тоже был класса «люкс» – с усилителем такой мощности можно слушать музыку животом, а не ушами. Просмотрев весьма обширную коллекцию кристаллов с и-операми, я уверенно выбрал модный, но еще не виденный мною «Огненный шторм» и повалился на кровать, уставившись в видеопространство между четырьмя генераторными стержнями.
Примерно через час, увлекшись разворачивающимся действом, я с трудом различил сквозь грохот звуковых мембран зуммер дверного звонка. Пришлось снизить громкость и открыть дверь. На пороге стоял Глеб, расслабленный и спокойный, словно у него нет и никогда не было ни малейших проблем. В руках он держал лист тончайшего пластика с прожженным на принтере текстом.
– Развлекаешься? – спросил он и шагнул в комнату, не удосужившись дождаться моего приглашения.
– Другой команды не было, – пожал я плечами.
– Ну и правильно. Некоторые новички нервничают…
– Пока не увидел повода, – парировал я. – К тому же новичок новичку рознь. Тут я, может, и новичок, но вообще…
– Если говорить вообще, как ты выразился, то с улицы мы народ не набираем.
Мне понравилось, что удалось его зацепить. Терпеть не могу, когда люди надувают щеки на ровном месте.
– А чего же они тогда нервничают? – подлил я масла в огонь.
Но Глеб меня раскусил и в дискуссию ввязываться не стал.
– Вот тебе текст Присяги, – сказал он.
– Это перед строем надо читать? – взял я листок.
– Нет. До таких формальностей мы не опускаемся. Все же не в детском интернате в войнушку играем.
– А-а-а… – с пониманием протянул я, вложив в это достаточную долю иронии.
– Просто ознакомься и подпиши. – Он протянул мне световое стило.
Я пробежал глазами текст и усмехнулся. Ничего более забавного видеть мне не приходилось:
«Я, Егор Сморода, вступая в ряды уполномоченных исполнителей Института Прикладной Экзофизики, торжественно клянусь быть честным, дисциплинированным, стойким, беспрекословно выполнять приказы начальства, а также чтить законодательство России, если это не противоречит выполнению текущего задания. Я клянусь, не щадя крови, жизни и бессмертия собственной души, защищать граждан России, быть верным товарищам по службе, отстаивать свою честь и достоинство. Если же я нарушу данную мной Присягу, да постигнет меня суровая кара Института, праведное презрение товарищей и укор собственной совести».
Я почесал переносицу и выжег световым стилом на листе свою подпись.
– Прекрасно. – Глеб взял у меня текст. – Через полчаса ужин. Столовая по коридору направо. Там есть указатели на стенах.
– Хорошо.
Я закрыл за ним дверь и задумался. Но, в принципе, жаловаться на развитие событий повода не было. Все сложилось даже лучше, чем могло. По крайней мере, на ужин подадут не баланду для каторжников.
Я выключил медиа-центр и выбрался в коридор. Вскоре, как и обещал Глеб, нашлись указатели, а по выданному ими направлению – и вход в столовую. Там уже собралось человек двадцать, за столиками сидели по четверо, причем генералитет во главе со Щеглом чуть поодаль от остальных. Меня поразило, что женщин, причем молодых, на ужин собралось немногим меньше, чем мужчин.
«Если хотя бы половина из них живет на Базе, – подумал я, – то это место службы точно имеет серьезное преимущество перед предыдущим».
Николай, увидев меня, махнул, мол, подойди.
– Твое место В-14, вон за тем столиком, – показал он мне.
– Намек на то, что я не в генералитете?
– И это тоже. А то после вербовки некоторые начинают чувствовать себя на очень короткой ноге с начальством.
– Мне это не грозит. Я военный. Хоть и бывший.
– И все же тебе придется войти в ритм обычных для Института порядков. Здесь у нас не винд-флот. Извини.
– Да ладно, это уж я точно переживу.
– Заодно пообщаешься с ребятами за столом.
– Это необходимо? – на всякий случай уточнил я.
– Да. С тобой будут сидеть те, с кем придется работать плечом к плечу. То есть те, кого мы отобрали для выполнения того же задания, что и тебя.
– Понятно.
Я покосился на столик, – за ним пока никого не было, – вразвалочку добрался до своего места, уселся и, не мешкая, принялся за закуски. Само наличие салатов и бутербродов с рыбой говорило о том, что голодать тут не придется. Стоял бы еще графинчик с чем-нибудь крепче предложенного морса, можно было бы и вовсе расслабиться.
Через несколько минут ко мне за столик подсел парень лет двадцати, моего роста, но куда более щуплый, с почти детским лицом. Пух на его верхней губе еще не изведал эпиляционного крема, темные волосы волнами спадали почти до плеч, а в прищуре темно-карих, почти черных глаз проглядывало то романтическое выражение, которое выдает стремление к совершению яркого подвига. Все равно, какого, все равно, под чьим флагом, лишь бы только ветер в лицо и поверженные враги штабелями. У меня когда-то тоже было такое, иначе я не попал бы в винд-флот.
– Привет, – негромко поздоровался парень. – Ты Егор Сморода?
Глаза у него были чуть раскосые, что выдавало наличие азиатской крови – не то корейской, не то японской, а может, и монгольской, черт его разберет.
– Типа того, – кивнул я, дожевывая салат.
– А я Виктор Адеев. Для меня большая честь…
– Аппетит только не надо мне портить, – скривился я. – Что для тебя честь? Увидеть живого винд-трупера? Но я не обезьяна в зоопарке. Доступно?
– Извини.
– Ладно, расслабься. Виктор… Победитель, значит?
– Пока нет.
– Ясно. Больше вопросов у меня пока не имеется. Кушай салатик, в нем витамины.
Он опустил взгляд и налег на закуски. Похоже, я немного подпортил свой имидж в его глазах, но это, как ни крути, пойдет только на пользу. Терпеть не могу, когда такие ребята мне в рот заглядывают. Хотя… А что им еще делать?
Следующей к нам присоединилась девушка. Была она чуть постарше Вити, да и поопытнее, насколько я понял. Хотя с женщинами такое нередко бывает, даже когда дурочками прикидываются – все равно жизненный опыт оставляет у них больше нужных рефлексов, чем у мужчин. Им труднее выживать в нашем мужском мире, вот они и цепляются за него крепче. Причем эта, мне показалось, цену себе знала. Красавицей ее трудно было назвать, но симпатичная, фигурка вполне себе – прятать нечего. Причем на демонстрацию чисто женских завлекушек она силы не тратила – густые каштановые волосы подстригла накоротко, почти по-солдатски, оделась в майку «хаки» и в черные штаны со множеством карманов, ремешков и застежек. Краем глаза я отследил еще изящные спортивные сандалии, как некий штрих психотипа. Забавно. На каждом из ее тонких пальцев блестело серебряное кольцо, даже большие пальцы были опоясаны витыми металлическими обручами.
– Анка, – коротко представилась она.
– Привет, – не поднимая глаз, ответил Витя.
«Девственник», – зафиксировал я для себя.
– Егор, – я широко улыбнулся и протянул руку. Она ответила пожатием с напускным безразличием, но ладонь у нее стала влажной. Уверен, что не только ладонь.
Ну, прямо детский интернат на выезде, честное слово. Похоже, тут должность уполномоченного исполнителя приравнивалась к общепринятой должности воспитателя или няньки. Хорошенькая команда, сказать нечего. Самое то – в войнушку на заливе играть с деревянными плазмоганами.
А вот мужчина, который подсел к нам последним, меня поразил. Это был именно мужчина, лет сорока на вид, худой, жилистый, стриженный так коротко, что мог бы и сбрить все с таким же успехом. Движения его были точны и спокойны, а во взгляде сквозила уверенность, которую обычно порождает безразличие к последствиям собственных действий.
– Дан, – представился он, молча придвинул тарелку с салатом и начал есть.
Я сглотнул. Этот тип не был похож ни на кого, с кем мне приходилось иметь дело. Я, честно говоря, растерялся. Какие условия могли породить столь сбалансированную натуру? Военный? Не похож. Нулевая агрессия. Ученый? Слишком хорошая физическая форма. Спортсмен? Слишком спокоен, у спортсменов такого уровня обычно перманентное эндорфинно-адреналиновое отравление. Загадка. Пожалуй, не считая транспортной пентаграммы, это было самое удивительное, что я увидел на Базе.
– Егор, – представился я, чуть запнувшись.
Дан дожевал, промокнул рот салфеткой, поднял на меня взгляд светло-серых глаз и молча кивнул.
Полненький парнишка в белых штанах и футболке, выполнявший тут обязанности официанта, прикатил на тележке горячее. Отварной картофель со свининой в подливе, с грибами и овощами. Недурно. Я на это дело налег, отодвинув мысли на второй план.
На десерт было подано мороженое с мармеладом.
– Сегодня какой-то праздник? – спросил я, обращаясь к Дану.
– Нет, – ровным голосом ответил тот. – Если ты о рационе питания, то он здесь всегда такой. С учетом высоких физических нагрузок в среде уполномоченных исполнителей. Это оправдано.
– Понятно, – ответил я.
После мороженого подали по бокалу красного вина и две большие кисти столового винограда на всех. Я давно так не заправлялся, так что начал слегка соловеть.
– А вы давно в Институте? – спросил я Дана, осененный догадкой.
– Двенадцать лет, – оправдал он ее. – И лучше на «ты».
Я представил, какие условия нужны для превращения Виктора в Дана за двенадцать лет, и моментально составил себе приблизительную картину того, что меня ждет на новой службе. Похоже, все могло оказаться куда серьезнее, чем я ожидал. А преобладание в столовой необстрелянных юнцов явно говорило о серьезности обстрелов – если они тут такие, что до возраста Дана доживали единицы, то картинка вполне логичная.
После ужина ко мне подошел Николай.
– Егор, есть дело, – сказал он. – Если ты закончил, пойдем.
Я промокнул губы салфеткой и потопал за ним, махнув на прощанье ребятам. Выбравшись из столовой, мы с Николаем направились по коридору.
– Надо перепрограммировать твой подкожный чип, – пояснил он.
– Ни фига себе, – присвистнул я. – У вас есть соответствующее оборудование?
– А Щегол не говорил тебе о наших финансовых возможностях? Неужели сомневаешься в его словах?
– После такого ужина, пожалуй, нет.
Николай усмехнулся. Вскоре мы добрались до медицинского блока, отгороженного от коридора прозрачным тамбуром. На раздвижных дверях были нанесены два красных креста со змеями, обвивающими жезлы. Нас встретила очень симпатичная женщина лет тридцати в светло-зеленом медицинском комбинезоне.
– Ирочка, наш главный врач, – представил ее Николай. – Бывший, кстати, армейский медик-мастер.
– Очень приятно, – кивнул я, стараясь вложить в эту фразу чуть больше, чем просто вежливость.
Ирина задержала на мне взгляд темных глаз, и сердце у меня забилось быстрее положенного.
– Пойдем, Егор. – Она жестом указала вглубь блока, состоящего из куда большего, чем мне думалось, количества помещений.
– Я вас оставлю, – кивнул Николай.
– Не имею возражений, – пожал я плечами, скользнув взглядом по упругим ягодицам медик-мастера.
Мой новый начальник фыркнул, выставил руку, чтобы сработал датчик открывания дверей, и скрылся в коридоре.
– Кроме перепрограммирования чипа я проведу серию тестов, – сообщила Ирина. – Понятно, что ты в хорошей физической форме, но на каждого уполномоченного исполнителя должна быть составлена полная медицинская карта.
– Да пожалуйста.
Мы направились вглубь блока, чуть сбавляя шаг перед очередными герметичными дверями, чтобы они успевали открываться. Я косился по сторонам, фиксируя более или менее знакомое оборудование в каждом из помещений. Тут была великолепная роботизированная операционная, в которой, как мне показалось, можно без опаски делать пересадку сердца, к примеру. Над пятью операционными столами свесились кронштейны с осветительными прожекторами и сверкающие гофрированные щупальца хирургических роботов, в каждом из которых был закреплен режущий инструмент. По стенам располагалось оборудование для анестезии, жизнеобеспечения, регенерации тканей и интенсивной терапии.
«При таком подходе к лечению, – подумал я, – плазму в живот получить не так уж страшно. Тут и новый кишечник, пожалуй, можно запросто вырастить».
Потом мы попали в реанимационный блок, затем в терапевтическую палату на пару десятков мест, затем в травмотологический модуль, затем, видимо, в инфекционный, разбитый на одноместные герметичные боксы. Чуть дальше располагался приличного размера бассейн с затопленной в нем сурдокамерой.
– Это для психологических тренировок, – сказала Ирина, отследив направление моего взгляда.
Мы свернули направо и оказались в нейрологическом блоке, снабженном махиной голографического томографа и уставленном малопонятным для меня оборудованием.
– Сначала сюда. – Ирина указала на массивное кресло с карбоновым каркасом и многочисленными магнитными регулировками.
Перед ним возвышался куб точно такого же программатора, какие стоят в паспортных отделах полиции. Гайка в гайку.
Водрузившись в кресло, я с усмешкой произнес:
– Чувствую себя шестнадцатилетним подростком! – И вытянул левую руку.
Ирина закрепила запястье обручем и активировала кареточный блок сканнера, который медленно пополз от моей кисти к локтю.
– Добро пожаловать в новую жизнь, – через минуту усмехнулась она. – Имя мы тебе менять не стали, это бессмысленно, поскольку полицейские скан-анализаторы производят идентификацию по номеру чипа, а не по имени. К тому же, смена имени несет несколько отрицательных аспектов, от психологических, до вопросов удобства. Итак, теперь ты Егор Сморода, но не винд-трупер Российского Имперского Флота, а менеджер сети аптек «Серафим». Кроме тебя в городе на настоящий момент зарегистрировано семьдесят Егоров с такой же фамилией. Нет… – она глянула на монитор программатора. – Уже семьдесят один. Сегодня еще один твой тезка получил регистрацию, а данные только что упали в информационный банк.
– Вы подключены к полицейскому банку? – оторопело спросил я. – Они что, собственную сеть не контролируют по количеству хостов?
– Мы подключены не как хост. Боюсь, что любой спецалист-кибернетик умом тронется, если узнает, как мы это сделали.
– А… – догадался я. – Штучка вроде транспортной пентаграммы?
– Ты начинаешь погружаться в реалии новой жизни. Молодец. Крепкая психика. Она тебе тут понадобится в полном объеме. Кстати, сейчас мы займемся обрисовкой пределов твоих возможностей, если не возражаешь. Придется пройти несколько тестов.
– Да пожалуйста… – Я чуть сощурился и скользнул взглядом по ее затянутым в комбинезон ногам. – А вы будете проверять пределы всех возможностей?
Она поймала мой взгляд, и на ее губах тоже мелькнула тень улыбки.
– Если ты имеешь в виду проверку сексуальных возможностей, то с нее, наверное, лучше начать, – заявила Ирина, глядя мне прямо в глаза. – В противном случае, все остальные приборы зашкалит. От тебя просто воздух трещит.
Мы не стали больше болтать, а сразу приступили к первому тесту. Чуть утомившись, перешли к другим, время от времени возвращаясь к первому, и часика через три полная медицинская карта уполномоченного исполнителя Егора Смороды была, с грехом пополам, составлена. Мы с Ириной притащили на кромку бассейна с сурдокамерой две кушетки, сдвинули их и еще немного повалялись.
– Начало службы меня вполне устраивает, – заявил я.
– Не обольщайся, – ответила Ирина, глядя на блеск воды в лучах осветителей. – Даже будучи только врачом, я иногда жалею, что ввязалась в эту круговерть с Институтом.
– Доктору-то о чем жалеть? – удивился я.
– Ты бы видел, в каком состоянии иногда привозят агентов и исполнителей… В армейском госпитале мне такое и в кошмарах не снилось.
– Бред… – Я обнял ее за шею и посмотрел прямо в глаза. – Ир, этого быть не может. Ты хочешь сказать, что ваши агенты и исполнители на заданиях в городе получают физические повреждения, которые, с точки зрения медик-мастера, страшнее боевых ранений?
– Да. И нередко.
– Но почему никто ничего не знает? Нет, Ир, я верю, верю, не кривись! Просто хочу понять. Чтобы получить повреждения, надо попасть в заварушку. Но о заварушке, случись она в городе, моментально узнают все.
– Откуда?
– Что значит «откуда»? – поразился я. – А свидетели, а полиция?
– Смешной ты…
– Да обхохочешься…
– Не обижайся. – Она потрепала меня по волосам. – Просто ты еще не влился в наши реалии.
– Ну так помогай.
– Дело в том, что никаких свидетелей нет и быть не может. Ни обывателей, ни полиции.
– Не понял… – с интересом протянул я.
– Ты разве не заметил, сколько свидетелей было при нападении на патруль, когда тебя освобождали сегодня?
– Нисколько, – тихо ответил я.
– Вот именно! – Ирина с торжеством подняла вверх указательный палец. – И так всегда.
– Что значит всегда?
– Мы умеем изменять статистические вероятности событий в нужную нам сторону. То есть любое более или менее вероятное событие мы можем сделать вероятным на сто процентов, если оно нам необходимо, или невероятным вообще, если не хотим такого исхода.
– Ты серьезно? – удивился я.
– Да. Это нечто вроде вероятностного щита. Если нам не нужны свидетели, их не будет. События сложатся так, что всем в это время надо будет находиться в других местах или смотреть в другую сторону.
– И как вы это делаете? Волшебной палочкой? – Я не сдержал усмешки.
– Нет. Специальным прибором. Потом увидишь. Он тут, на Базе. Но, поверь, изменение статистических вероятностей – не самый крутой фокус. Нам подвластны и куда более серьезные возможности воздействия на реальность.
– Колдовство, – заключил я.
– Пару тысяч лет назад нашу деятельность так бы и назвали. Хотя, если уж совсем точно, то мы занимаемся антиколдовством.
– Анти?
– Ну да, – спокойно кивнула Ирина. – Мы боремся с колдунами, вампирами, духами, демонами, оборотнями и прочей нечистью. Однако, чтобы бороться с порождениями тонкого мира, нам приходится самим в нем оперировать. Иначе не выйдет. Вот мы и научились.
– По методике ваших противников?
– Не совсем. Еще в семидесятые годы двадцатого века началось изучение тонкого мира научными методами. Мы продолжаем и развиваем тему.
– За это время до многого можно было докопаться, – проронил я, не сильно скрывая иронию.
Ирина мне показалась поначалу самым нормальным человеком на Базе. Но теперь я сомневался в верности своей оценки.
– Мы и докопались до многого, – заявила она. – Особенно, с учетом того, что в начале двадцать первого века во главе Института стоял Сергей Дворжек – предок нашего Альберта. И с тех пор фамилия руководителя не менялась ни разу.
– Ни фига себе монархия… – не удержавшись, присвистнул я.
– Скорее династия, – поправила меня Ирина. – Хотя очень уж демократичной нашу структуру назвать нельзя. Она создана на военный манер, и в ее основе лежит принцип единоначалия и строгой иерархии.
– Это я заметил за ужином.
– Зря обижаешься, – вздохнула она. – Многие из наших законов на самом деле написаны кровью. Я-то это знаю, можешь поверить.
Во что-то поверить тут было сложно. Но я уже чувствовал, что доказательства реальности самого жуткого бреда не заставят себя долго ждать. Не могли же населять Базу одни сумасшедшие! А транспортная пентаграмма? А сама База, упрятанная на двухкилометровой глубине под землей? Конечно, на самом деле База могла находиться в каком-нибудь подземелье Сан-Петербурга. Но… Слишком уж она огромна, чтобы остаться незамеченной в черте города. Да и слишком спокойны тут все. С учетом того, что меня сейчас по всему городу ищут и уж все подземелья точно прочесывают. А если предположить, что возможна телепортация под землю с помощью огненного знака, то почему бы не предположить и возможность изменения статистических вероятностей? Тем более что свидетелей моего освобождения и впрямь не наблюдалось.
Мы повалялись еще немного, после чего Ирина сказала:
– Надо заканчивать медицинские процедуры. У нас хоть и ненормированный рабочий день, но за разумные пределы никто не выходит. К тому же сегодня я что-то подустала, а надо сделать еще одно важное дело.
– Какое? – спросил я, блаженно вытянувшись на кушетке.
– Лицо тебе необходимо немного подправить. Ну и вообще – тело. Чип чипом, но ты единственный в городе Егор Сморода с обожженным лицом и богатырским телосложением. Вполне возможно, что, не обнаружив тебя нигде, полицейский департамент разошлет в розыск не только параметры твоего чипа, но и внешние приметы, а также биометрические показатели. А когда поймают, будут уже разбираться.
– Тьфу на вас! – без особой тревоги за свое будущее ответил я. – Телосложение только портить не надо.
– Не буду, – рассмеялась Ирина. – У меня рука не поднимется.
Еще часа полтора она возилась с моей внешностью и преуспела в том, перед чем бессильны оказались полковые медик-мастера всех рангов – склератическая ткань ожогов на моей физиономии сменилась нормальной кожей. Хоть в рекламе кремов снимайся. Потом Ирина при помощи лазера и наноскопа минут пятнадцать меняла структуру сетчатки моего глаза и перепаивала микрососуды глазного дна. А когда и с этим успешно справилась, нанесла мне на кожу ладоней толстый слой довольно едкой мази.
– Посиди пять минут, – сказала моя новая знакомая. – Это наномазь на основе ДНК. Пусть впитается.
– Щиплет! – пожаловался я.
– Потерпишь. Зато несколько миллионов нанороботов сейчас внедрятся в структуру кожи и начнут перестраивать клетки так, чтобы они образовали новые папиллярные линии. Тебе не помешает сменить отпечатки пальцев.
– И скоро они сменятся?
– До неузнаваемости через три дня.
– Круто! – оценил я.
Щегол был прав – финансовую мощь этой организации ни с первого, ни со второго взгляда оценить невозможно. Но тогда возникает вопрос – на чем они зарабатывают? Вопрос был интересным, но пока меня больше волновали вопросы, связанные с моим будущим.
Когда мазь полностью впиталась, мы оделись, и Ирина проводила меня до выхода из медицинского блока.
– Заходи, если что, – с улыбкой предложила она.
– Заскочу непременно, – улыбнулся я в ответ. – Не знаешь, сильно меня тут будут напрягать первое время?
– Как раз первое время сильно. Будут вбивать в здешний ритм. И уж парочку бессонных ночей, начиная с этой, я тебе гарантирую.
– Это ничего, – подмигнул я ей. – В камере перед судом удалось отменно выспаться.
Я добрался до своего жилого блока и с наслаждением разлегся на диване. Не представляя, что меня ждет, я начал получать удовольствие не только от эйфории свободы, но и от того, что могло ждать впереди. Да и знакомство с Ириной вспоминалось с теплом. В общем, все шло куда лучше, чем если бы я оказался на каторге.