© Patrick Ness, 2010. All rights reserved
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2012
© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017
Посвящаю Дениз Джонстон-Берт
Кто в бункере?
Кто в бункере?
Сначала женщины и дети.
Сначала женщины и дети.
И дети.
Я хохочу до упаду.
Я глотаю, пока не лопну.
Radiohead, «Idiotheque».
– Война, – говорит мэр Прентисс, сверкая глазами. – Наконец-то!
– Заткнись, – осаживаю его я. – Нашел чему радоваться. Только ты один и рад.
– Тем не менее, – с улыбкой произносит он, – она началась.
А я, конечно, уже гадаю, не допустил ли самую страшную ошибку в своей жизни, развязав ему руки и позволив командовать армией…
Но нет.
Нет, только так мы сможем ее спасти. Я пошел на это ради нее.
Мэр сдержит обещание, даже если мне придется его убить.
И вот, когда солнце опускается за горизонт, а мы с мэром стоим на руинах собора и смотрим через городскую площадь туда, где по склону холма зигзагом спускается армия спэклов, возвещая о своем прибытии сокрушительным трубным ревом…
Когда за нашими спинами в город вторгается армия «Ответа» под командованием госпожи Койл, прокладывая себе путь бесконечными Бум! Бум! БУМ!..
Когда с юга на площадь уже входят отряды армии мэра… и первым за новыми приказами скачет мистер Хаммар…
Когда жители Нью-Прентисстауна, спасаясь от верной смерти, бегут что есть мочи в разные стороны…
Когда корабль-разведчик приземляется на холме неподалеку от госпожи Койл – хуже места просто нельзя и придумать…
И когда Виола…
Моя Виола…
…с переломанными ногами мчится сквозь сумерки верхом на коне…
Да, думаю я.
Началось.
Конец близок.
Конец всему.
– О да, Тодд, – говорит мэр, радостно потирая руки, – ты совершенно прав.
И снова повторяет страшное слово, как будто наконец сбылась его самая заветная мечта.
– Война!
Началось
Две битвы
– Мы должны немедленно ударить по спэклам! – кричит мэр своим людям, направляя Шум прямо им в головы.
И в мою тоже.
– Они собираются у начала дороги, – говорит он, – но дальше им не пройти!
Я кладу руку на спину Ангаррад. Они с Морпетом прискакали с заднего двора почти сразу, как я развязал мэра. Перешагнув через стражников, которые помогли мне схватить мэра – они до сих пор неподвижно лежат на земле, – мы быстро забрались в седла, и к этому мгновению на главной площади уже начала беспорядочно выстраиваться армия.
Впрочем, не вся: длинная вереница солдат все еще тянется по дороге с южного холма – дороге, на которой должна была развернуться битва.
Жеребенок? – думает Ангаррад, и я чувствую, как все ее тело пронзают иголочки страха. Она напугана до полусмерти.
Я тоже.
– БАТАЛЬОНЫ, СТРОЙСЯ! – командует мэр.
В ту же секунду мистер Хаммар, мистер О'Хара и мистер Тейт отдают честь, а солдаты начинают строиться и снуют в толпе так быстро, что смотреть больно.
– Знаю, – говорит мэр. – От красоты глаза слепит, правда?
Я навожу на него винтовку – винтовку, которую отобрал у Дейви.
– Помни о нашем соглашении. Ты позаботишься о Виоле и не будешь пытаться меня контролировать. Только в этом случае я сохраню тебе жизнь. И только для этого я дал тебе свободу.
Глаза мэра вспыхивают.
– Выходит, тебе нельзя выпускать меня из виду! Придется и в бой вместе со мной пойти, Тодд Хьюитт. Ты готов?
– Готов, – отвечаю я, хоть и не готов ни разу, просто стараюсь об этом не думать.
– У меня предчувствие, что ты не подведешь.
– Заткнись. Один раз я тебя побил – побью еще раз.
Мэр ухмыляется:
– Ничуть в этом не сомневаюсь.
– К БОЮ ГОТОВЫ, СЭР! – кричит со своего коня мистер Хаммар, отдавая честь.
Но мэр не сводит с меня дразнящего взгляда:
– Они готовы, Тодд. А ты?
– Да начинай уже!
Тут улыбка мэра становится еще шире. Он поворачивается к своей армии.
– Сначала в атаку пойдут две дивизии. – Его голос, змеясь, проникает в головы всех присутствующих – уши затыкать бесполезно. – Первой пойдет дивизия капитана Хаммара, следом – дивизия капитана Моргана! Капитаны Тейт и О'Хара дождутся прибытия остальных солдат и вооружения, после чего как можно скорее вступят в бой.
Вооружения? – думаю я.
– Если, конечно, к тому времени битва уже не закончится…
Солдаты смеются – громко, испуганно, натужно.
– Соединившись, вооруженные силы Нью-Прентисстауна загонят армию спэклов обратно на холм и покажут им, что такое НАСТОЯЩАЯ ВОЙНА!
Одобрительный рев солдат.
– Сэр! – кричит капитан Хаммар. – Как нам быть с армией «Ответа», сэр?
– Сперва разобьем спэклов, – отвечает мэр. – После этого сражение с «Ответом» покажется нам детской забавой.
Он обводит взглядом своих солдат, а потом смотрит на холм, по которому еще спускается армия спэклов. В следующий миг он вскидывает высоко над головой стиснутый кулак и посылает в мир самый громкий Шумный крик, какой мне доводилось слышать, – он проникает прямо в душу.
– К БОЮ!!!
– К БОЮ!!! – отзывается армия и быстрым маршем покидает главную площадь.
Мэр опять переводит взгляд на меня, вид у него такой, будто он еле сдерживает радостный смех. Не сказав ни слова, он пришпоривает Морпета, и они уносятся вслед за армией.
За армией, ушедшей на войну.
Следуй? – спрашивает Ангаррад, истекая страхом, точно потом.
– Он прав, – говорю я. – Нельзя выпускать его из виду. Он должен сдержать слово и выиграть войну. Он должен спасти ее.
Ради нее, думает Ангаррад.
Ради нее, с чувством думаю я в ответ.
И мысленно проговариваю ее имя…
Виола.
Тотчас Ангаррад бросается в бой.
Тодд, думаю я, скача на Желуде меж людей, толпящихся на дороге, – каждый пытается бежать то от ужасных трубных звуков с запада, то от бомбежки госпожи Койл на востоке.
БУМ! – взрывается очередная бомба, и неподалеку в небо поднимается огненный шар. Крики вокруг почти невыносимы. Люди, бегущие вверх по дороге, врезаются в тех, кто бежит вниз, и все путаются у нас под ногами.
Так мы никогда не доберемся до корабля переселенцев первыми.
На западе снова трубят в рог, и снова все вокруг оглашается людскими криками.
– Скорее, Желудь, – бормочу я, – что бы это ни было, мои друзья смогут…
Внезапно кто-то хватает меня за руку и едва не сдергивает на землю.
– Отдай коня! – орет на меня какой-то человек, все сильней дергая за руку. – Отдай!
Желудь переступает с ноги на ногу и вертится на месте, пытаясь вырваться, но вокруг нас столпилось слишком много народу…
– Отпусти! – кричу я.
– Отдай мне коня! Спэклы идут!
От удивления я едва не вываливаюсь из седла.
– Что?!
Но он меня не слушает, и даже в темноте я вижу пылающий в его глазах ужас.
ДЕРЖИСЬ! – кричит Шум Желудя, и в следующий миг конь встает на дыбы, обрушивая копыта на моего обидчика, а потом уносится в ночь, расталкивая всех, кто преграждает нам путь.
Мы выезжаем на относительно свободный участок дороги, и Желудь припускает вперед еще быстрей.
– Спэклы?! – вслух спрашиваю я. – Что это значит? Не могли же они…
Спэклы, думает Желудь. Армия спэклов. Война.
Я оборачиваюсь на скаку и смотрю на огни, спускающиеся зигзагом по холму.
Армия спэклов.
На город идет еще одна армия.
«Тодд?» – думаю я – и понимаю, что каждый удар копыта по дороге уносит меня все дальше от него. И от схваченного мэра.
Вся надежда на корабль. Мои друзья нам помогут. Не знаю как, но они помогут нам с Тоддом.
Мы остановили одну войну – остановим и другую.
И я снова твержу в мыслях его имя, «Тодд, Тодд», чтобы издалека придать ему сил. Мы с Желудем несемся навстречу «Ответу», навстречу кораблю-разведчику, и я, несмотря ни на что, надеюсь на чудо…
Ангаррад бросается вслед за Морпетом и армией, которая мчится к холму, бесцеремонно сшибая с ног жителей Нью-Прентисстауна, ненароком оказывавшихся у них на пути. Армия состоит из двух батальонов; во главе первого скачет орущий во всю глотку мистер Хаммар, а во главе второго – чуть потише орущий мистер Морган. В целом по дороге марширует человек четыреста: винтовки подняты, лица искорежены воинственным криком.
А Шум…
Их Шум чудовищен. Он сливается в единый страшный рев, похожий на огромного и злобного великана, шагающего по дороге.
От этого звука сердце так и норовит выпрыгнуть из груди.
– Держись поближе ко мне, Тодд! – кричит мэр и немного сбавляет ход, чтобы я мог с ним поравняться.
– Не волнуйся, я с тебя глаз не спущу. – Я покрепче стискиваю винтовку.
– Это для твоего же блага, – бросает мэр через плечо. – И потом, ты мне тоже кое-что обещал. Нам потери от дружественного огня сейчас ни к чему. – Он подмигивает.
Виола, думаю я, мысленно бросая в мэра сгусток Шума.
Он морщится.
Да и ухмылочка с его лица сползает.
Мы едем дальше, по главной дороге через западную часть города, мимо развалин первых тюрем, которые «Ответ» спалил в результате своей самой крупной диверсии (если не считать сегодняшнего удара). Здесь я был всего раз, когда бежал на площадь с раненой Виолой на руках: нес ее из последних сил, нес навстречу надежде и спасению, но нашел только человека, который сейчас скачет рядом со мной, который убил тысячу спэклов, чтобы развязать эту войну, который пытал Виолу, который убил родного сына…
– Разве сейчас ты предпочел бы видеть на моем месте другого человека? – спрашивает мэр. – Разве я не гожусь для войны?
Чудовище, думаю я, вспоминая слова Бена: «Война превращает людей в чудовищ».
– Неправда, – возражает мэр. – Прежде всего она делает из нас мужчин. Без войны мы только дети.
Очередной трубный рев чуть не сносит нам головы. Некоторые солдаты сбиваются с шага.
Мы поднимаем глаза к подножию холма. Туда сейчас стеклось больше всего факелов: спэки собирают силы, чтобы дать нам отпор.
– Ты готов повзрослеть, Тодд? – спрашивает мэр.
БУМ!
Очередной взрыв гремит прямо впереди, совсем близко, и над кронами деревьев взлетают дымящиеся щепки. От страха я забываю о сломанных лодыжках и пытаюсь пришпорить Желудя, но тут же сгибаюсь пополам от боли. Повязки Ли (он до сих пор на юге, ищет «Ответ» там, где его нет, пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо) хорошо фиксируют ноги, но все же это не гипс. Боль пронзает все мое тело, вплоть до железного клейма, рука под которым снова начинает пульсировать. Я закатываю рукав. Кожа вокруг железа красная и горячая, а сама полоска все так же прочна и ничему не поддается: ее не снять и не отрезать, теперь я 1391-я до конца своих дней.
Такую цену мне пришлось заплатить.
Чтобы найти его.
– И теперь мы сделаем все, чтобы эта плата не оказалась напрасной, – говорю я Желудю, который ласково называет меня Жеребенком и мчится дальше.
Воздух наполняется дымом, впереди показываются огни. Люди вокруг так же бегают в разные стороны, но здесь, на окраине города, их гораздо меньше.
Если госпожа Койл и «Ответ» ударили с востока, от министерства Вопросов, то они уже давно прошли мимо холма, на котором когда-то стояла радиобашня. Там наверняка и приземлился корабль. А госпожа Койл развернулась и на какой-нибудь небольшой быстрой двуколке помчалась им навстречу. Но кто тогда остался за главного?
Желудь несется вперед, дорога поворачивает…
БУМ!
Впереди вспыхивает свет, и еще одно общежитие взлетает на воздух, в ослепительном пламени на секунду мелькает отражение дороги.
И тут я их вижу.
«Ответ».
Мужчины и женщины шагают рядами друг за другом; у кого на груди, у кого прямо на лицах намалевана синяя «О».
И все с винтовками наготове…
А сзади едут телеги с взрывчаткой…
И хотя многих я узнаю даже издалека (госпожу Лоусон, Магнуса, госпожу Надари), они все мне как чужие – такие у них ожесточенные, суровые, сосредоточенные лица, такие напуганные, но храбрые и решительные глаза… Я невольно останавливаю Желудя – я боюсь ехать дальше.
Вспышка света затухает, и они снова скрываются в темноте.
Вперед? – спрашивает Желудь.
Я немного медлю, гадая, как они меня встретят. И станут ли вообще разбираться, кто это к ним скачет, – может, от греха подальше сразу пальнут по мне из всех ружей?
– Выбора нет, – говорю я.
И когда Желудь уже хочет пуститься вскачь…
– Виола? – доносится из темноты.
Мы подходим к большому чистому полю: справа от нас ревет река, а впереди виднеются бурлящая стена водопада и зигзаг дороги. Армия с ревом входит на поле – капитан Хаммар во главе, – и, хотя я был здесь всего однажды, я отлично помню, что раньше тут стояли дома и деревья. Видимо, мэр заранее расчистил это место, чтобы сделать из него поле боя…
Прямо как знал…
Думать об этом мне некогда, потому что мистер Хаммар уже орет: «СТОЙ!», и солдаты начинают останавливаться, выстраиваясь в боевом порядке. Все мы смотрим вперед…
И вот они…
Первые отряды армии спэклов…
Высыпают на поле – сперва дюжина, потом две, десять, – льются с холма, точно река белой крови. В руках у них факелы, луки, стрелы и какие-то странные белые палки. Пехота толпится вокруг огромных белых зверей: они похожи на волов, но гораздо выше и шире, а из морды торчит массивный рог. Звери эти закованы в тяжелую броню – с виду глиняную, – и на многих спэклах точно такая же. Под глиной прячется тонкая белая кожа…
Очередной трубный рев чуть не рвет мне барабанные перепонки, и вот я вижу сам рог: он приделан к спинам двух рогатых тварей, и в него дует тот огромный спэкл…
И… боже…
Ох господи…
Их Шум…
Он скатывается с горы, сам по себе похожий на страшное оружие, точно пена на гребне огромной волны. Он летит прямо на нас… страшные картинки… наших солдат рвет на кусочки… вокруг творятся неописуемые ужасы и мерзости…
Мы не останемся в долгу: головы спэклов летят с тонких белых плеч, пули разрывают на части белые тела, всюду кровь и смерть без конца, без конца, без конца…
– Не отвлекайся, Тодд, – говорит мэр. – Или война унесет твою жизнь. А мне так любопытно узнать, каким мужчиной ты станешь.
– СТРОЙСЯ! – доносится крик мистера Хаммара, и армия тотчас начинает выстраиваться в нужном порядке. – ПЕРВАЯ ЛИНИЯ, ГОТОВЬСЬ! – кричит он, и солдаты вскидывают винтовки, готовые по команде броситься вперед; за первой линией уже образуется вторая.
Спэклы тоже остановились и разворачивают такой же длинный строй у подножия холма. Посреди их первой линии стоит рогатый зверь, а на спине у него закреплено что-то вроде гигантской белой костяной рогатки. За ней на спине зверя стоит спэкл.
– Это еще что такое? – спрашиваю я мэра.
– Скоро узнаем, – ухмыляется он.
– ГОТОООВСЬ! – орет мистер Хаммар.
– Держись ближе ко мне, Тодд, – предостерегает меня мэр. – Не лезь на рожон.
– Да знаю, – с тяжелым чувством отвечаю я. – Ты руки пачкать не любишь.
Мэр ловит мой взгляд:
– Не переживай, еще успеем перепачкаться!
А потом…
– ВПЕРЕД!!! – во всю глотку кричит мистер Хаммар.
И война начинается.
– Уилф! – кричу я, подъезжая.
Он сидит на облучке телеги, в правом фланге первой линии. Колонна «Ответа» продолжает упорный марш по дороге в затянутой дымом темноте.
– Живая, надо ж! – радостно вопит Уилф, спрыгивая с телеги и бросаясь ко мне. – А госпожа Койл сказала, ты умерла!
В моей груди вновь поднимается волна гнева на госпожу Койл, которая подложила мне в рюкзак бомбу, чтобы уничтожить мэра, при этом на мою жизнь ей было плевать.
– Она часто ошибается, Уилф, – говорю я.
Он поднимает на меня глаза, и я вижу страх в его Шуме. Самый невозмутимый и бесстрашный человек на этой планете – человек, который не моргнув глазом рисковал своей жизнью ради нас с Тоддом, – боится.
– Спэклы идут, Виола, – говорит он. – Тебе надо бежать.
– Я еду за подмогой…
Еще один БУМ поднимает на воздух здание неподалеку. До нас докатывается легкая ударная волна, и Уилф хватается за поводья Желудя, чтобы устоять на ногах.
– Да что они творят?! – кричу я.
– Это приказ госпожи, – отвечает Уилф. – Чтобы спасти все тело, иногда надо отрезать ногу.
Я закашливаюсь от дыма.
– Это в ее духе! Где она?
– Как только та махина над нами пролетела, она умчалась ее искать.
Мое сердце уходит в пятки.
– А где именно приземлился корабль?
Уилф показывает пальцем за спину:
– Вон там, где башня прежде стояла.
– Так я и думала!
Вдали снова трубят в рог. Всякий раз, когда раздается этот звук, люди вокруг принимаются истошно вопить. Кричат даже в армии «Ответа».
– Беги, Виола, – повторяет Уилф, трогая меня за руку. – Армия спэклов – это не шутки. Тебе надо бежать. Прямо сейчас.
Я пытаюсь подавить в себе приступ страха за Тодда.
– Ты тоже беги, Уилф. План госпожи Койл не сработал. Армия мэра вернулась в город. – Уилф со свистом втягивает воздух. – Мы схватили мэра, – продолжаю я, – а Тодд сейчас пытается остановить армию. Но если вы ударите прямо сейчас, вас раздавят как муху.
Уилф оглядывается на «Ответ», марширующий по дороге: лица спэклов все так же напряжены и сосредоточены, хотя многие уже видят нас с Уилфом, и постепенно их охватывает удивление. Снова и снова в Шуме звучит мое имя.
– Госпожа Койл велела идти вперед и взрывать здания, что бы ни случилось.
– Кого она оставила за главного? Госпожу Лоусон? – Наступает тишина, и я удивленно смотрю на Уилфа. – Тебя?!
Он медленно кивает:
– Сказала, что я лучше всех умею выполнять приказы.
– Опять ошиблась, – говорю я. – Уилф, разворачивай армию.
Он оглядывается на неумолимо идущий вперед «Ответ».
– Целительницы меня не послушают, – говорит он, но я чувствую, как он лихорадочно что-то обдумывает.
– Верно, – киваю я, соглашаясь с его мыслью. – Зато послушают все остальные.
Уилф снова переводит взгляд на меня:
– Хорошо, я их разверну.
– А мне нужно добраться до корабля. Они нам помогут.
Уилф кивает и показывает пальцем за спину:
– Первый же поворот – твой. Госпожа Койл укатила двадцать минут назад.
– Спасибо, Уилф.
Он опять кивает и поворачивается к «Ответу».
– Отступаем! – вопит он. – Все назад!
Я пришпориваю Желудя, и мы проносимся мимо Уилфа и изумленных целительниц в первом ряду.
– Кто распорядился? – вопрошает госпожа Надари.
– Я! – отрезает Уилф таким властным тоном, какого я еще ни разу от него не слышала. – И она!
Мы с Желудем уже промчались мимо и летим вперед.
Но я знаю, что он показывает пальцем на меня.
Наша первая линия бросается через поле – точно стена падает на холм…
Солдаты бегут, выстроившись стрелой, и на самом ее кончике мчится мистер Хаммар…
Вторая линия стартует на долю секунды позже, и вот уже два ряда солдат сломя голову мчатся на спэклов с винтовками наготове, но…
– Почему они не стреляют? – спрашиваю я мэра.
Он громко выдыхает:
– Вероятно, от самонадеянности.
– Чего?!
– Мы всегда разбивали спэклов в ближнем бою. Это самый эффективный метод. Но… – Глаза мэра бегают по передним рядам вражеской армии.
Спэклы не шевелятся.
– Пожалуй, нам стоит отойти подальше, Тодд, – говорит мэр, уже пуская Морпета обратно по дороге.
Я оглядываюсь на бегущих солдат…
И неподвижных спэклов…
Они вот-вот столкнутся…
– Да что же они?..
– Тодд, – окликает меня мэр издалека: он отъехал уже метров на двадцать…
По толпе спэклов проносится вспышка Шума…
Какой-то сигнал…
Все спэклы в первом ряду поднимают луки…
И белые палки…
А спэклы на рогатых тварях берут по зажженному факелу в каждую руку…
– ГОТОВЬСЬ! – вопит мистер Хаммар, мчась прямиком на рогатого зверя…
Солдаты поднимают винтовки…
– Ты бы отошел подальше, а? – кричит мне мэр…
Я легонько трогаю поводья…
Но не могу оторвать взгляд от поля боя, от бегущих солдат и тех, что стоят за ними наготове…
А мы с мэром – в самом конце.
– ЦЕЛЬСЯ! – вопит мистер Хаммар во всю глотку и во всю силу своего Шума…
Я разворачиваю Ангаррад и скачу к мэру…
– Почему они не стреляют?! – ору я…
– Кто? – спрашивает мэр, все еще разглядывая спэклов. – Наши или враги?
Я оглядываюсь…
Между мистером Хаммаром и ближайшим рогатым зверем каких-то пятнадцать метров…
Десять…
– И те и другие!
Пять…
– А вот это, – говорит мэр, – уже интересно.
И тут спэкл с двумя факелами в руках соединяет их друг с другом позади белой рогатки…
И… ВЖИХ!
Взрывной, брызжущий, грохочущий и клокочущий поток огня, готовый поглотить весь мир, бурной рекой вырывается из рогатки. Он огромный и страшный, как ночной кошмар…
И он летит прямо в мистера Хаммара…
Тот резко поворачивает коня вправо, пытаясь увернуться…
Но поздно…
Его поглощает пламя…
Оно обволакивает мистера Хаммара и коня ровным слоем…
И они горят, горят, горят, пытаясь вырваться…
И скачут прямо к реке…
Но мистер Хаммар туда не доберется…
Он сваливается с пылающей спины своего коня…
И падает на землю, точно мешок пылающего мусора…
И лежит…
Конь прыгает в воду…
Все кричит и кричит…
Я резко разворачиваюсь…
И вижу пехоту: коней у них нет, ускакать они не могут…
А огонь…
Он плотнее и ярче обычного…
Плотнее и тяжелее…
Он сбивает солдат с ног, будто лавина…
Самых первых он съедает в один миг…
Так что они даже вскрикнуть не успевают…
Им еще повезло…
Потому что огонь ползет дальше…
Липнет к форме и волосам…
И к коже…
Господи, кожа солдат… Она вздувается пузырями и лопается…
Они падают…
И горят…
И кричат, как конь мистера Хаммара…
Все кричат и кричат…
Их Шум носится над полем, заглушая прочие мысли и картинки…
Но первая волна огня наконец спадает, и мистер Морган вопит «НАЗАД!!!», и солдаты в первых рядах разворачиваются и бегут прочь, отстреливаясь на бегу, но спэклы уже поднимают луки, и стрелы дугами рассекают воздух, а другие спэклы вскидывают белые палки и стреляют белыми вспышками, и стрелы втыкаются солдатам в спины, в животы, в лица, и они падают, падают… а вспышки из белых палок отрывают солдатам руки, ноги и головы, они падают на землю замертво…
А я сижу в седле и так крепко вцепился в гриву Ангаррад, что чуть не выдираю из нее клок волос…
От ужаса она даже не кричит…
И над всем этим раздаются слова мэра:
– Ну, наконец-то, Тодд! – И оборачивается ко мне: – Наконец-то у меня появился достойный враг.
Не проходит и минуты, как мы с Желудем отъехали от армии «Ответа», а впереди уже показывается поворот. Я узнаю дорогу. Она ведет к лечебному дому, где прошли мои первые недели в Нью-Прентисстауне и откуда мы с Мэдди однажды попытались сбежать…
Лечебный дом, где я обмывала труп Мэдди, убитой сержантом Хаммаром без всякой на то причины.
– Вперед, Желудь, – говорю я, отгоняя эти мысли. – Дорога к башне где-то здесь…
Темное небо за моей спиной внезапно озаряется светом. Я оборачиваюсь, Желудь тоже: хотя Нью-Прентисстаун остался далеко и за деревьями его не видно, вспыхнувший над городом свет такой яркий, что на несколько секунд он выхватывает из мрака дорогу и тех немногих, кому удалось сюда добраться. Что произошло? Откуда эта вспышка?
И как там Тодд?
Снова, как гром среди ясного неба, вспыхивает адское пламя…
ВЖИИХХ!
Несется по полю, хватая бегущих солдат, плавя винтовки, сжигая тела, десятками швыряя трупы на землю…
– Бежим отсюда! – кричу я мэру, завороженно наблюдающему за битвой.
Сам он сидит в седле неподвижно, зато глаза его бегают из стороны в сторону, жадно вбирая происходящее.
– Эти белые жезлы, – тихо говорит мэр, – явно пневматика, но какая мощная!
Я таращусь на него, не веря своим ушам.
– ЧЕГО ТЫ ВЫЛУПИЛСЯ? – ору я. – Сделай что-нибудь! Их убивают!
Мэр приподнимает одну бровь:
– А что, по-твоему, происходит на войне?
– Спэклы теперь вооружены гораздо лучше нас! Мы не сможем их остановить!
– Неужели? – смеется мэр.
Он снова переводит взгляд на поле боя. Я тоже. Спэкл на рогатом звере готовит факелы к очередному выстрелу, но один из обожженных солдат, поваленных второй волной огня, поднимает винтовку и стреляет. Спэкл хватается за шею, куда угодила пуля, и падает на землю.
Наши солдаты радостно ревут.
А мэр говорит:
– У каждого оружия есть недостатки.
Тотчас выжившие солдаты начинают перестраиваться, и на сей раз первым на врага бросается мистер Морган, ведя за собой уже всех бойцов. Снова гремят выстрелы, и снова спэклы осыпают наших градом стрел и белых вспышек, но теперь падают и они: глиняные доспехи с треском взрываются, летя под ноги другим спэклам, марширующим следом…
И все-таки враг наступает…
– Их гораздо больше, чем нас, – говорю я мэру.
– Примерно десять к одному, – кивает тот.
Я показываю пальцем на холм:
– И огненные орудия у них еще есть!
– Но они пока не готовы, Тодд, – отвечает мэр.
Он прав: твари с белыми рогатками на спинах стоят позади целой армии и вынуждены на время прекратить огненные атаки, иначе они рискуют спалить половину своих.
Но все же ряды спэклов уже смешались с нашими рядами, и бой идет не на жизнь, а на смерть. Мэр оценивает наши силы и бросает взгляд на опустевшую дорогу за нашими спинами.
– А знаешь, Тодд, – говорит он, – нам сейчас пригодится каждый боец. – Он поворачивается ко мне: – Пора вступить в бой.
Мое сердце уходит в пятки. Раз уж сам мэр решил рискнуть жизнью…
Значит, дела очень плохи.
– Вон там! – кричу я, завидев впереди дорогу, которая должна вести к башне на холме.
Желудь бросается вверх по склону, с его спины и шеи летит белая пена.
– Знаю, – шепчу я промеж его ушей. – Мы почти на месте.
Жеребенок, думает он, как будто даже снисходительно. А может, он просто хочет меня утешить.
Когда мы огибаем холм, вокруг воцаряется кромешная тьма. На минуту меня полностью отрезает от всего мира, от звуков города, от света битвы, от малейших обрывков Шума. Мы с Желудем словно несемся по черному небу, мы – маленький кораблик на необъятных просторах космоса, где свет, излучаемый нами, так слаб по сравнению с окружающей чернотой, что его словно и нет вовсе…
Но потом с вершины холма доносится какой-то звук…
Очень знакомый…
Пар вырывается из воздухозаборников…
– Система охлаждения! – радостно кричу я Желудю, словно это самые прекрасные слова на свете.
Звук становится громче по мере того, как мы приближаемся к вершине, и я уже рисую корабль в своем воображении: два огромных воздухозаборника, благодаря которым двигатели охлаждаются при входе в атмосферу…
На нашем корабле эти воздухозаборники не открылись, и перегретые двигатели вспыхнули.
Те самые воздухозаборники, из-за которых погибли мои родители.
Желудь наконец одолевает подъем, и первые несколько секунд я вижу лишь огромную пустую поляну, на которой раньше стояла радиобашня – госпожа Койл взорвала ее, чтобы мэр не смог первым связаться с кораблями переселенцев. Большую часть обломков собрали в большие кучи, и я сперва вижу только их: три здоровенные горы, успевшие за несколько месяцев покрыться пылью.
Три груды металла…
А прямо за ними – четвертая…
В форме огромного ястреба с расправленными крыльями.
– Вон они!
Желудь делает последний рывок, и мы бросаемся к кораблю-разведчику, из-под днища которого в небо поднимается густой пар. Скоро я начинаю различать полоску света – должно быть, он падает из открытого люка под крылом корабля…
– Это они, они прилетели! – кричу я.
Да, это правда. Я уже не надеялась их дождаться и теперь буквально готова взлететь от переполняющей меня радости: они правда здесь, они здесь!..
Рядом с открытым люком виднеются три силуэта; заслышав топот лошадиных копыт, прибывшие оборачиваются…
Краем глаза я замечаю сбоку телегу и быков, мирно пощипывающих траву…
Мы подъезжаем ближе…
И ближе…
Наконец мы с Желудем влетаем в пятно света, и я вижу все три лица…
Да-да, как я и думала, это они! Мое сердце трепещет от радости и тоски по дому, на глаза наворачиваются слезы, горло спирает…
Потому что это Брэдли Тенч и Симона Уоткин с «Гаммы», они прилетели за мной и моими родителями…
Они пятятся, ошарашенные моим внезапным появлением, и секунду-другую пытаются разглядеть под слоем грязи и запекшейся крови мое лицо…
К тому же я выросла…
Я почти взрослая…
Их глаза удивленно распахиваются…
Симона открывает рот…
Но первой заговаривает не она.
Первой произносит мое имя та, чьи глаза распахнулись еще шире, и от неподдельного потрясения в ее голосе меня всю пробирает приятная дрожь.
– Виола! – охает госпожа Койл.
– Точно, – киваю я, глядя ей прямо в глаза. – Она самая.
Мэр пришпоривает Морпета и вслед за солдатами бросается в самую гущу битвы. А я, не успев даже толком подумать, тоже пришпориваю Ангаррад, и она послушно кидается за ним.
Я не хочу здесь быть…
Я больше не хочу сражаться…
Но ради нее…
(Виола)
Ради нее я сделаю все что угодно…
Мы несемся мимо бегущих солдат. Поле боя вздымается передо мной людьми и спэклами, а с холма продолжают наступать все новые и новые вражьи силы, и я похож на муравья в муравейнике, потому что нигде не видно голой земли: она вся покрыта извивающимися телами…
– Сюда! – кричит мэр и резко уходит влево, в противоположную от реки сторону.
Наши солдаты оттеснили спэклов к берегу и подножию холма. Пока им удается сдерживать наступление…
НО ЭТО НЕНАДОЛГО, раздается голос мэра прямо у меня в голове.
– Не смей! – ору я, вскидывая винтовку.
– Будь внимательней, мне бестолковые солдаты ни к чему! – кричит он в ответ. – Если от тебя нет толку на войне, зачем мне тебе помогать?
Ха, так мэр уже считает, что сам решил мне помогать. А ведь я схватил его и связал, я победил…
Но времени думать у меня больше нет, потому что я вижу, куда он скачет…
Наш левый фланг оказался самым слабым и малочисленным, спэклы это заметили и направили туда отряд.
– ЗА МНОЙ! – кричит мэр, и солдаты, мимо которых он проезжает, разворачиваются и бегут следом.
Мгновенно, даже не задумываясь…
Все вместе мы выдвигаемся к левому флангу и очень быстро – куда быстрее, чем хотелось бы, – пересекаем поле. Вокруг стоит просто жуткий грохот – солдаты орут, гремят выстрелы, тела со стуком падают на землю, клятый спэчий рог трубит каждые две секунды, и Шум… Шум… Шум… Шум…
Это кошмар наяву.
Что-то со свистом проносится мимо моего уха, я резко оборачиваюсь и вижу, как падает солдат, сраженный вражеской стрелой. Она угодила ему прямо в щеку…
Он кричит и падает…
И остается лежать…
СЛЕДИ ЗА СОБОЙ, ТОДД, произносит голос мэра у меня в голове. ТЫ ВЕДЬ НЕ ХОЧЕШЬ ПРОИГРАТЬ В ПЕРВОЙ ЖЕ БИТВЕ?
– Заткнись, понял?! – кричу я, разворачиваясь к нему.
НА ТВОЕМ МЕСТЕ Я БЫ ПОДНЯЛ ВИНТОВКУ, говорит он.
Я оглядываюсь…
И вижу…
На нас идут спэклы…
– Ты жива! – вскрикивает госпожа Койл, и ее лицо мигом меняется: вместо потрясения на нем уже притворная радость. – Слава богу!
– Не смейте! – ору я на нее. – Не смейте так говорить!
– Виола, – начинает она, но я уже соскальзываю со спины Желудя и, шипя от боли, поворачиваюсь к Симоне и Брэдли:
– Не верьте ни единому ее слову.
– Виола? – спрашивает Симона, шагая мне навстречу. – Это правда ты?
– Она ничем не лучше мэра. Не вздумайте ее слу…
Но я умолкаю, потому что Брэдли хватает меня в охапку и так крепко стискивает, что я и пикнуть не могу.
– О господи, Виола! – с жаром восклицает он. – Ваш корабль не выходил на связь. Мы подумали…
– Что случилось, Виола? – спрашивает Симона. – Где твои родители?
Меня переполняют чувства, и минуту-другую я не могу выдавить из себя ни слова. Я немножко отстраняюсь от Брэдли, свет падает на его лицо, и я вижу его – по-настоящему вижу: и добрые карие глаза, и темно-коричневую кожу, как у Коринн, и короткие кудрявые волосы, уже седеющие на висках. Это он, Брэдли, мой самый любимый человек в караване, который занимался со мной математикой и рисованием; я отвожу взгляд и вижу знакомое веснушчатое лицо Симоны, убранные в хвостик рыжие волосы, крошечный шрам на подбородке… Подумать только, эти люди почти стерлись из моей памяти. Каждый божий день на этой проклятой планете я пыталась выжить и совсем забыла, что я родом из других мест: где меня любили, где люди заботились обо мне и друг о друге, где жили красивые умные женщины, женщины, как Симона, и добрые веселые мужчины, подобные Брэдли, которые всегда приходили мне на помощь и искренне хотели добра.
На глаза снова наворачиваются слезы. Вспоминать прошлое слишком больно. Такое чувство, что это было не со мной.
– Родители умерли, – наконец выдавливаю я. – Наш корабль разбился, и они умерли.
– Ох, Виола… – тихо произносит Брэдли.
– Меня нашел мальчик, – уже решительнее продолжаю я. – Храбрый и умный мальчик, который множество раз спасал меня от верной смерти. А сейчас он там, пытается остановить войну, которую развязала она!
– Ничего подобного я не делала, дитя, – говорит госпожа Койл. Напускная радость с ее лица уже исчезла.
– Не смейте так меня называть!
– Мы все пытаемся противостоять тирану, который убивал людей сотнями, а то и тысячами, который клеймил и бросал в тюрьму женщин…
– Замолчите, – низким, угрожающим голосом говорю я. – Вы чуть меня не убили и не имеете никакого права судить других!
– Что она сделала?! – выдыхает Брэдли.
– По вашей милости Уилф, славный, миролюбивый Уилф, пошел в бой и взрывает дома невинных людей!
– Виола… – пытается вставить хоть слово госпожа Койл.
– Молчите!
И она замолкает.
– Вы хоть знаете, что там сейчас происходит? Знаете, на какие ужасы чуть не обрекли «Ответ»?
Госпожа Койл молчит. Лицо ее мрачнее тучи.
– Мэр разгадал ваши планы, – говорю я. – В центре города вас поджидала бы целая армия! Они хотели стереть «Ответ» с лица земли!
Но госпожа Койл отвечает только:
– Ты недооцениваешь боевой дух «Ответа».
– Что такое «Ответ»? – спрашивает Брэдли.
– Террористическая группировка, – отвечаю я. Просто назло госпоже Койл, чтобы полюбоваться на ее лицо.
И зрелище того стоит, поверьте.
– Выбирай слова, Виола Ид, – шипит госпожа Койл, шагая ко мне.
– А то что? Еще разок меня взорвете?
– Стоп, стоп! – восклицает Симона, вставая между нами. – Что бы тут ни случилось, – она поворачивается к госпоже Койл, – вы явно рассказали нам не все.
Госпожа Койл раздраженно вздыхает:
– Он действительно творил ужасные вещи! Правда, Виола?
Я пытаюсь ее переглядеть, но все-таки она права, мэр – страшный человек.
– Неважно, мы его уже схватили, – говорю я. – Тодд сейчас там, сторожит мэра, но ему срочно нужна наша помощь, потому что…
– Верно, отношения выяснять будем потом, – кивает госпожа Койл и обращается к Симоне и Брэдли: – Вот что я пыталась вам сказать: мы должны как можно скорее остановить армию…
– Две армии, – вставляю я.
Госпожа Койл оборачивается и с досадой заявляет:
– «Ответ» не нужно останавливать!
– А я не про «Ответ». С запада в долину спускается армия спэклов.
– Что-что? – переспрашивает Симона.
Но я смотрю только на госпожу Койл.
Она разинула рот.
И страх заливает ее лицо.
Они уже здесь…
Склон перед нами скалистый и крутой, поэтому спэклы не могут броситься прямо на нас, но они уже бегут по полю к нашему флангу…
Они наступают…
Они здесь…
Я поднимаю винтовку…
Вокруг солдаты, кто-то рвется вперед, кто-то назад, кто-то врезается в Ангаррад, а ее Шум без конца кричит: Жеребенок, жеребенок!
– Все хорошо, девочка, – вру я.
И вот они…
Воздух вокруг взрывается множеством выстрелов, словно с земли взлетает огромная стая птиц…
Свистят стрелы…
Спэклы бьют из жезлов белыми вспышками…
А в следующий миг солдат передо мной пошатывается и падает, хватаясь за шею…
Которой больше нет.
Я не могу оторвать глаз от зияющей раны…
Хлещет кровь, солдат залит ею с головы до ног, в воздухе разносится железный запах…
Солдат смотрит на меня…
Ловит мой взгляд и не отпускает…
А его Шум…
Господи, его Шум…
Я внезапно оказываюсь прямо у него в голове: там мелькают образы его семьи, жены и маленького сына, он пытается удержать их, но Шум распадается на миллион кусков, и страх заливает все ослепительным красным светом, он тянется к своей жене, тянется к маленькому сыну, рассыпающемуся на куски…
А потом ему в грудь вонзается спэчья стрела…
И Шум умолкает.
А я снова оказываюсь на поле боя…
Снова в аду…
СОБЕРИСЬ, ТОДД! – говорит мэр у меня в голове.
Но я все еще смотрю на мертвого солдата…
Его безжизненные глаза смотрят на меня…
– Проклятие! – ругается мэр и…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я, гремит у меня в голове, точно рушится огромная кирпичная стена…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я, вторит его голос и мой…
Одновременно…
Прямо у меня в голове…
– Сгинь, – пытаюсь выдавить я…
Но голоса почему-то нет…
И…
И…
Я поднимаю голову…
Мне стало гораздо спокойней…
Все вокруг замедлило ход…
Я вижу, как один спэкл прорывает наш ряд…
И вскидывает белую палку, метя прямо в меня…
Мне придется это сделать…
Придется…
(убийца)
(я убийца)
Мне придется его убить, пока он не убил меня…
Я поднимаю винтовку…
Винтовку, которую отнял у Дейви…
И я думаю: Ох, пожалуйста, – и кладу палец на спусковой крючок.
Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…
И…
Щелк…
Я потрясенно опускаю глаза.
Моя винтовка не заряжена.
– Ты лжешь, – говорит госпожа Койл, но сама уже смотрит в сторону города, словно хочет разглядеть его за деревьями.
Конечно, там ничего не видно, лишь контур леса темнеет на фоне сияющего горизонта. Пар вырывается из решеток вентиляционной системы с таким грохотом, что мы почти не слышим друг друга. Теперь понятно, почему они не слышали рева труб.
– Это невозможно, – упорствует госпожа Койл. – Мы заключили договор!
Спэклы! – твердит Желудь за моей спиной.
– Что ты сказала? – переспрашивает меня Симона.
– Нет, – качает головой госпожа Койл. – Нет, нет!
– Кто-нибудь объяснит нам, что происходит? – вопрошает Брэдли.
– Спэклы – это аборигены, – начинаю я. – Очень умные, ловкие…
– И беспощадные в бою, – добавляет госпожа Койл.
– Я видела только одного, он был совсем не злой и куда больше боялся людей, чем здешние люди боятся спэклов.
– Ты просто с ними не воевала.
– Вот именно, и я не пыталась сделать из них рабов.
– Я не стану тратить время на споры с ребенком…
– Они не могли напасть без причины! – Я поворачиваюсь к Симоне и Брэдли. – Все дело в мэре. Он уничтожил порабощенных спэклов, но если мы сможем вступить с ними в переговоры, объяснить, что мы не такие, как мэр…
– Они убьют твоего драгоценного друга, – усмехается госпожа Койл. – Даже глазом не моргнут.
От внезапно охватившей меня паники я на секунду прекращаю дышать, но потом вспоминаю, как она любит сеять в людях панику. Ведь напуганными людьми гораздо проще управлять.
Но я не поддамся на ее уловки. Мы должны остановить этот кошмар.
И мы с Тоддом это сделаем.
– Мы схватили мэра, – говорю я. – Если спэклы это увидят…
– Не поймите меня неправильно, – перебивает меня госпожа Койл, обращаясь к Симоне, – познания Виолы об истории этого мира крайне ограниченны. Если спэклы действительно атакуют, мы должны дать им отпор!
– Отпор? – Брэдли хмурится. – Вы за кого нас принимаете?
– Тодду нужна наша помощь, – говорю я. – Скорее летим туда, пока не поздно…
– Уже поздно, – встревает госпожа Койл. – Но если вы позволите мне подняться на корабль, я покажу…
Симона качает головой:
– Атмосфера здесь оказалась гораздо плотнее, чем мы думали. Пришлось приземлиться и включить систему охлаждения на полную мощность…
– Нет! – вырывается у меня. Ну конечно, оба воздухозаборника открыты…
– Что это значит? – спрашивает госпожа Койл.
– Что еще минимум восемь часов корабль будет стоять на месте, чтобы охладить двигатели и заполнить топливные отсеки, – отвечает Симона.
– Восемь часов?! – восклицает госпожа Койл и стискивает кулаки – ей-богу, она стискивает кулаки от досады!
Но я понимаю ее чувства.
– Мы должны помочь Тодду! – говорю я. – Он не может управлять одной армией и сражаться с другой…
– Ему придется освободить президента, – улыбается госпожа Койл.
– Нет! – выпаливаю я. – Он никогда так не поступит!
Ведь правда?
Нет.
Он не может. Мы слишком от него натерпелись.
– Война заставляет людей принимать не самые лучшие решения, – говорит госпожа Койл. – Каким бы замечательным ни был твой друг, он один против легиона.
Я вновь подавляю приступ паники и поворачиваюсь к Брэдли:
– Надо что-то предпринять!
Они с Симоной переглядываются, и я понимаю, о чем они думают: ну и угораздило же их приземлиться в таком месте! А потом Брэдли вдруг щелкает пальцами, словно вспоминает что-то важное:
– Стойте!
И кидается по ступенькам в салон корабля.
Я опять нажимаю на курок…
Но винтовка только щелкает…
Я поднимаю глаза…
А спэкл поднимает белый жезл…
(что это за штуки?)
(почему они такие мощные?)
И мне конец…
Конец…
Мне…
БАХ!
Прямо над моей головой гремит выстрел…
И спэкл, который хотел меня убить, падает на бок; по голой шее над доспехами струится алая кровь…
Мэр…
Мэр его пристрелил…
Я таращусь на него, не обращая внимания на битву вокруг нас…
– Ты послал родного сына на войну с незаряженной винтовкой?! – кричу я, весь трясясь от гнева и страха.
– Сейчас не время для разговоров, Тодд, – отвечает мэр.
Я отдергиваю голову: у самого уха со свистом проносится очередная стрела. Я хватаю поводья и разворачиваю Ангаррад, чтобы убраться отсюда, но в ту же секунду на Морпета валится солдат с жуткой дырой в животе. Он тянет руки к мэру, моля о помощи…
А мэр выхватывает винтовку у него из рук и бросает мне… Я машинально ловлю ее, пачкая руки кровью…
ДЛЯ ЦЕРЕМОНИЙ ТОЖЕ НЕ ВРЕМЯ, звучит голос мэра у меня в голове. ПОВЕРНИСЬ И СТРЕЛЯЙ!
Я поворачиваюсь…
И стреляю…
– Исследовательский зонд! – говорит Брэдли, спускаясь по трапу с какой-то железной штукой в руках, похожей на полуметровое насекомое с блестящими стальными крыльями и тонким стальным телом. Брэдли протягивает его Симоне. Она кивает. Значит, начальником экспедиции и командиром корабля назначили ее.
– Что еще за зонд? – спрашивает госпожа Койл.
– Ну как же, для изучения местности, – отвечает Симона. – Разве у вас таких не было?
Госпожа Койл фыркает:
– Наши корабли приземлились здесь двадцать три года назад. По сравнению с вами мы сюда практически на паровых двигателях долетели!
– А где твой? – спрашивает меня Брэдли, вбивая в зонд нужные настройки.
– После аварии мало что уцелело, – говорю я. – У меня и еды-то почти не осталось.
– Ничего, – пытается утешить меня Симона, – зато уцелела ты. Это самое главное. – Она подходит и хочет обнять меня за плечи.
– Осторожно, – предостерегаю ее. – У меня ноги переломаны.
– Виола… – с ужасом выдыхает Симона.
– Это не смертельно. Но я выжила только благодаря Тодду, ясно? И если он попал в беду, мы должны ему помочь!
– Все твои мысли об этом мальчишке, – ворчит госпожа Койл. – Ради него ты готова хоть всем миром пожертвовать!
– А вы готовы взорвать этот мир, потому что никто вам здесь не дорог!
Дорог, думает Желудь, беспокойно переступая с ноги на ногу.
Симона, хмурясь, смотрит на него:
– Постойте-ка…
– Готово! – говорит Брэдли, отходя от зонда с небольшим пультом управления в руке.
– А как зонд поймет, куда ему лететь? – спрашивает госпожа Койл.
– Я настроил его на самый яркий источник света, – отвечает Брэдли. – Высота полета у него ограничена, и зона охвата тоже небольшая, но несколько холмов мы увидим.
– А можно настроить его на поиск конкретного человека? – спрашиваю я.
И тут же умолкаю, потому что небо на западе вновь озаряет яркая вспышка. Все поворачивают головы в сторону города.
– Запускай зонд! – кричу я Брэдли. – Скорее!
Ни о чем не думая и не понимая, что творю, я спускаю курок…
БАХ!
Из-за сильной отдачи я резко хватаюсь за поводья. Ангаррад начинает кружить на месте, и лишь через несколько секунд мне удается разглядеть…
Спэкла…
Он лежит на земле передо мной…
(с ножом в горле)
С кровоточащей дыркой в груди…
– Меткий выстрел! – говорит мэр.
– Это ты сделал! – кричу я. – Я же сказал, не смей лезть в мою голову!
– Даже если я хочу спасти тебе жизнь, Тодд? – спрашивает он, подстреливая очередного спэкла.
Я оборачиваюсь с поднятой винтовкой…
Они всё идут…
Я прицеливаюсь в одного спэкла, который уже натянул тетиву лука…
И стреляю…
Но в последний момент нарочно дергаю винтовку в сторону, чтобы промахнуться…
Спэкл отпрыгивает, так и не выстрелив. Сработало!..
– Так войну не выиграешь, Тодд! – вопит мэр, стреляя в того же спэкла и попадая ему в подбородок. Тот падает навзничь. – Ты должен сделать выбор! – продолжает орать мэр, водя дулом из стороны в сторону. – Ты же сказал, что ради нее готов убивать! Опять соврал?
И снова мимо моего уха со свистом проносится стрела…
Ангаррад взвизгивает как резаная…
Я оборачиваюсь в седле…
Стрела угодила ей прямо в круп…
Жеребенок! – вопит она. ЖЕРЕБЕНОК!
Я тут же тяну руку назад, пытаясь схватить стрелу и не вывалиться из седла, а моя лошадка скачет от боли как сумасшедшая, и стрела с хрустом ломается у меня в руке, а наконечник остается в крупе, и она кричит: Жеребенок! Жеребенок Тодд! Я пытаюсь ее успокоить, чтобы не свалиться в толпу кишащих вокруг солдат…
И вот тут-то…
ВЖИХ!
Ослепительно вспыхивает свет, я оборачиваюсь…
Спэклы сумели подогнать еще одну огненную рогатку к подножию холма…
Пламя вырывается из рогатки, укрепленной на спине огромного лохматого зверя, и бьет в самую гущу нашего строя, солдаты кричат и горят, кричат и горят, остальные бегут прочь, и наш строй распадается…
Ангаррад все брыкается и визжит, но тут нас начинает сносить волной отступающих солдат… Ангаррад снова дергается всем телом… И я роняю винтовку…
А огонь все надвигается…
Солдаты бегут…
Повсюду дым…
Вдруг Ангаррад бросается вперед, и мы оказываемся на расчищенном участке поля; солдаты за нами, а спэклы прямо впереди, и у меня даже нет винтовки, и мэра нигде не видно…
Тут нас замечает спэкл с факелами, стоящий на спине рогатого зверя…
И трогается в нашу сторону…
Брэдли жмет на дисплей пульта. Зонд почти беззвучно, с легким гудением поднимается над землей, на секунду замирает в воздухе, расправляет крылья и молниеносно уносится в сторону города.
– Ух ты! – выдыхает госпожа Койл и переводит взгляд на Брэдли: – Теперь мы сможем увидеть, что там происходит?
– И даже услышать, – кивает тот. – Но, конечно, не все.
Брэдли снова жмет на дисплей, и из одного конца пульта управления выстреливает луч света, который проецирует в воздух трехмерную картинку – в ярко-зеленых тонах, снятую прибором ночного видения. Деревья, дорога, крошечные человечки…
– Далеко до города? – спрашивает Брэдли.
– Километров десять, – отвечаю я.
– Тогда зонд почти на месте…
И тут он действительно подлетает к городу: мы видим восточную окраину, горящие здания, взорванные «Ответом», руины собора, людей, разбегающихся кто куда в разные стороны…
– Господи, – шепчет Симона. – Виола, это же…
– Он не остановился! – замечает госпожа Койл.
Да, зонд летит дальше, мимо главной площади и по дороге на запад…
– Выходит, самый яркий источник света… – начинает Брэдли.
И тут мы все видим.
Солдаты горят…
Всюду крики…
Воняет паленым мясом…
Я кое-как подавляю тошноту…
Спэкл идет прямо на меня…
Он стоит на спине рогатого зверя, ноги надежно примотаны к чему-то вроде сапог, образующих с седлом одно целое, – ему даже не приходится балансировать…
В каждой руке у него по горящему факелу, а прямо перед ним огромная белая рогатина…
И я вижу его Шум…
Я вижу себя в его Шуме…
Себя и Ангаррад посреди чистого поля…
Она ржет и брыкается, из крупа торчит сломанное древко… А я пялюсь на спэкла…
Безоружный…
Прямо за мной самое слабое место в нашем строю…
В Шуме спэкла он стреляет из рогатки, и огненный поток сносит меня и солдат за моей спиной…
Оставляя огромную брешь, через которую вражеская армия хлынет к городу…
И мы проиграем войну, не успевшую толком начаться…
Я хватаю поводья и пытаюсь сдвинуть Ангаррад с места, но в ее Шуме только боль и панический страх, а сама она все твердит: Жеребенок! Жеребенок Тодд! И от этих криков у меня разрывается сердце. Я оборачиваюсь в седле, отчаянно ища взглядом мэра, да хоть кого-нибудь, кто сможет пристрелить спэкла с факелами…
Но мэра не видно…
За дымом и толпой перепуганных солдат…
Никто даже винтовки не поднимет…
А спэкл уже заносит над головой горящие факелы…
И я думаю: Нет…
Я думаю: Нет, так нельзя, не может все так кончиться…
Я думаю: Виола…
Я думаю: Виола…
И: Виола?
Может, мое оружие подействует и на спэкла?
Я выпрямляюсь в седле…
И вспоминаю, как ее уносил от меня конь Дейви… Вспоминаю ее сломанные лодыжки…
Как мы пообещали друг другу, что никогда не расстанемся, даже в мыслях…
Вспоминаю ее пальцы, переплетенные с моими…
(стараюсь не думать о том, что бы она сказала, если б узнала про мою сделку с мэром)
И думаю только: Виола…
Думаю: Виола…
Прямо в спэкла на рогатом звере…
Думаю…
ВИОЛА!
Его голова резко дергается, он роняет факелы и падает на спину своего зверя, а потом выскальзывает из седельных сапог и валится на землю. Лишившись наездника, рогатый зверь пятится, разбивая своей тушей волну наступающих спэклов, и тут…
За моей спиной раздается ликующий рев…
Я оборачиваюсь и вижу солдат: они пришли в себя, они бегут вперед, на врага, они уже всюду…
Среди них вдруг оказывается мэр. Он говорит:
– Отлично, Тодд! Я знал, что ты не подведешь!
Ангаррад подо мной теряет силы, но все еще зовет: Жеребенок? Жеребенок Тодд?
– Некогда отдыхать, – говорит мэр…
Я поднимаю глаза… и вижу огромную стену вражеской армии, неумолимо идущую вперед, чтобы сожрать нас заживо…
– Господи, – выдыхает Брэдли.
– Это… – в ужасе произносит Симона… – Они что же, горят?!
Брэдли нажимает кнопку, и картинка приближается…
Да, они в самом деле горят…
Сквозь клочья дыма мы видим страшный хаос: солдаты мечутся туда-сюда, одни пытаются наступать, другие бегут… А третьи горят живьем… Кто-то бежит к реке, но не добегает и остается лежать на земле…
У меня в голове бьется одно слово: Тодд.
– Но вы же сказали, что заключили с аборигенами мирный договор? – Симона пристально смотрит на госпожу Койл.
– Да, но сперва была кровопролитная война, в которой мы гибли сотнями, а они – тысячами, – оправдывается та.
Брэдли снова жмет на дисплей. Камера отъезжает, показывая на дорогу и подножие холма: все вокруг кишит спэклами в красновато-коричневых доспехах. Они держат в руках какие-то палки или жезлы и едут верхом на…
– Что это? – в ужасе спрашиваю я, показывая на огромных зверей, больше похожих на танки, с большим толстым рогом на носу.
– Бэттлморы, – отвечает госпожа Койл. – По крайней мере, так мы их называли. У спэклов нет языка в нашем понимании этого слова, они общаются мыслеобразами, но все это сейчас неважно! Разбив армию мэра, они придут за нами!
– А если мэр их разобьет? – спрашивает Брэдли.
– Если победит он, вся планета будет в его руках, – усмехается госпожа Койл. – На такой планете, поверьте, вам жить не захочется.
– А если бы планета попала в ваши руки? – спрашивает Брэдли с неожиданным вызовом в голосе. – Нам бы захотелось на ней жить?
Госпожа Койл удивленно моргает.
– Брэдли… – начинает Симона…
Но я больше их не слушаю…
Я смотрю на проекцию…
Камера спустилась с холма и немного сдвинулась на юг…
И вот он…
В самой гуще сражения…
Окруженный солдатами…
Пытается дать отпор спэклам…
– Тодд, – выдыхаю я…
И вижу, кто скачет на лошади рядом с ним…
Все внутри обрывается…
Это мэр…
Жив-здоров и свободен, как и говорила госпожа Койл… Тодд его отпустил…
Или мэр его заставил…
Но тут дым снова застилает картинку, и больше уже ничего не разобрать.
– Увеличь картинку! – кричу я. – Там Тодд!
Госпожа Койл сверлит меня взглядом, пока Брэдли жмет на дисплей, и камера беспорядочно мечется по мертвым телам, бегущим солдатам и спэклам: все так перемешалось… как же они сражаются, не боясь задеть своих?
– Надо вытащить его оттуда! – воплю я. – Мы должны его спасти!
– Восемь часов, – говорит Симона. – Мы не можем…
– Нет! – ору я, ковыляя к Желудю. – Я должна спасти Тодда…
Но госпожа Койл уже спрашивает Симону:
– Оружие на корабле есть?
Я резко разворачиваюсь.
– Вы же не могли сесть на незнакомую планету безоружными, – говорит госпожа Койл.
– Это вас не касается, мадам. – Лицо у Брэдли делается суровое, как никогда.
Однако Симона отвечает:
– У нас есть двенадцать универсальных ракет…
– Нет! – перебивает ее Брэдли. – Мы сюда не воевать прилетели.
– …и кассетные бомбы.
– Кассетные бомбы? – переспрашивает госпожа Койл.
– Да, это такие маленькие снаряды, которые сбрасывают по несколько штук, но…
– Симона, – сердито обрывает ее Брэдли. – Мы прибыли с миром…
Но госпожа Койл перебивает их обоих:
– Прямо отсюда ударить сможете?
Мы идем вперед…
Вперед, вперед, вперед…
Прямо на строй атакующих спэклов…
Их так много…
И Ангаррад подо мной ржет от боли и страха…
Прости меня, девочка, прости…
Но времени нет…
Ни на что, кроме войны…
– Держи! – кричит мэр, впихивая мне в руки новую винтовку…
И мы с ним бросаемся на врага во главе небольшого отряда…
Небольшой отряд – против целой толпы спэклов…
Я поднимаю винтовку…
И спускаю крючок…
БАХ!
От грохота я закрываю глаза и не вижу, куда попал, но вокруг все равно почти ничего не видно из-за дыма. Ангаррад подо мной кричит, но скачет вперед, и доспехи спэклов с треском разлетаются на куски под непрекращающимся огнем, а на нас летит град стрел и все вокруг озаряется белыми вспышками, и я от страха не могу даже дышать и просто палю во все стороны из винтовки, не видя, куда летят пули…
А спэклы все идут, перебираясь через тела поверженных… Их Шум широко раскрыт, и Шум наших солдат тоже, и у меня такое чувство, что вокруг гремит сразу тысяча войн, а не одна, потому что в головах мужчин и спэклов она прокручивается снова и снова, так что весь воздух и небо и мой мозг и душу доверху наполняет война, и она лезет у меня из ушей, изо рта…
Как будто ничего другого я не знал в своей жизни, как будто она была всегда и всегда будет…
И тут я чувствую, что какое-то шипение мне обжигает руку, я машинально шарахаюсь в сторону и вижу спэкла, который направил на меня белую палку, и вижу черное пятно на рукаве своего бушлата, от пятна вьется дымок, а кожа под ним горит, как от сильного шлепка…
До меня доходит, что я чуть не потерял руку: если бы вспышка пронеслась двумя сантиметрами левее…
БАХ!
За спиной гремит выстрел…
Это мэр, он снова пристрелил спэкла.
– Ты уже дважды обязан мне жизнью, Тодд.
С этими словами он опять бросается в бой.
Брэдли открывает рот, но Симона отвечает первой:
– Сможем.
– Симона!.. – осаживает ее Брэдли.
– Но по кому именно мы должны ударить? По чьей армии? – спрашивает она.
– По спэклам, конечно! – восклицает госпожа Койл.
– Минуту назад вы хотели остановить президентскую армию, – напоминает ей Брэдли. – А Виола сказала, что вы пытались ее убить из каких-то личных побуждений. С какой стати мы должны вам доверять?
– Не должны, – вставляю я.
– Даже если я права, дитя?! – Госпожа Койл тычет пальцем в картинку: – Они вот-вот проиграют битву! Посмотри, вон там спэклы прорвали нашу линию и уже хлынули к городу.
Тодд, думаю я. Беги!
– Можно нанести удар по подножию холма, – предлагает Симона.
Брэдли в ужасе поворачивается к ней:
– Да мы же только приземлились! И первым делом убьем тысячу туземцев, с которыми нам делить эту планету всю оставшуюся жизнь?
– Она будет очень недолгой, если сейчас же не предпринять решительные меры! – практически кричит госпожа Койл.
– Мы их только припугнем, покажем нашу силу, – пытается урезонить Симона Брэдли. – Чтобы они прекратили наступление и согласились на переговоры…
Госпожа Койл громко цокает.
– С ними нельзя договориться! – возмущается она.
– Вам уже удавалось, – говорит ей Брэдли и снова обращается к Симоне: – Слушай, ты правда хочешь ввязаться в эту войну? Даже не зная, кому можно доверять, а кому нет? Просто ударим по ним ракетой и будем надеяться на лучшее?
– Там же люди умирают! – вопит госпожа Койл.
– Люди, которых вы только что просили УБИТЬ! – орет в ответ Брэдли. – Если президент действительно устроил геноцид, они пришли мстить, а наше вмешательство только подольет масла в огонь!
– Хватит! – резко обрывает его Симона, и мы все сразу понимаем, кто тут главный. Брэдли и госпожа Койл умолкают. А потом Симона спрашивает: – Виола?
Все переводят взгляд на меня.
– Ты ведь здесь жила, – говорит Симона. – Что нам делать?
Мы проигрываем…
Сомнений быть не может…
То, что я сбил спэкла с факелами, лишь ненадолго спасло дело…
Солдаты все пробиваются вперед, палят из винтовок и идут, а спэклы падают и умирают…
Но с холма спускаются новые…
И их гораздо больше, чем нас…
Мы пока живы, только потому что остальные звери с огненными рогатками на спинах еще не добрались до подножия холма…
Но они идут…
И когда они доберутся…
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я… пульсирует у меня в голове, когда Морпет врезается в Ангаррад, а та от истощения даже морду поднять не может…
– Не зевай! – кричит мэр. – Или все пропало!
– Все уже пропало! – ору я в ответ. – Нам не победить!
– Самое темное время – всегда перед рассветом.
Я ошалело смотрю на мэра:
– Что за дурацкая поговорка? Перед рассветом всегда светло!
ПРИГНИСЬ! – вбивает он мне в голову, я невольно прижимаюсь к спине Ангаррад, и прямо надо мной пролетает стрела.
– Третий раз! – кричит мэр.
И тут спэклы снова трубят в рог – так громко, что звук почти видно: воздух от него корежится и гнется.
В нем звучит новая нота…
Победная…
Мы резко оборачиваемся…
Враг пробил наш строй…
Мистер Морган упал под ноги рогатому зверю…
Толпы спэклов бегут вниз по склону…
Потоки вражеской армии стекают на поле боя со всех сторон…
Пробиваясь сквозь наших солдат, которые продолжают сражаться, несмотря ни на что…
Огромная волна спэклов несется на нас с мэром…
– Готовься! – кричит мэр…
– Надо отступать! – ору я. – Бежим!
Я пытаюсь схватить поводья…
Но тут оглядываюсь…
За нашей спиной тоже спэклы…
Мы окружены…
– Готовьсь! – кричит мэр прямо в гущу солдат вокруг него…
Виола, думаю я…
Ох, помоги, думаю я…
– БЬЕМСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО СОЛДАТА! – приказывает мэр.
– Да она же сопливая девчонка! Что она понимает? – взрывается госпожа Койл.
– Девчонка, которой мы доверяем. Девчонка, которая прошла подготовку вместе с родителями и знает, что делать.
Я краснею, хотя это правда. Меня действительно учили колонизировать планеты. И я столько всего здесь пережила, что мое мнение чего-то да стоит…
Я смотрю на проекцию битвы, которая становится все ожесточенней с каждой минутой, и пытаюсь думать. То, что происходит, ужасно, однако спэклы напали не без причины. Их цель – уничтожить мэра, но ведь незадолго до атаки мы его схватили…
– Там же твой Тодд! – говорит госпожа Койл. – Его убьют, если ничего не предпринять.
– И без вас знаю! – огрызаюсь я.
Потому что она права, и это самое главное.
Я перевожу взгляд на Брэдли и Симону.
– Это ужасно, но мы должны ему помочь. Должны! Мы с Тоддом чуть не спасли мир, пока не вмешались эти…
– Не слишком ли высокую цену мы заплатим за спасение его жизни? – мягко, но серьезно спрашивает Брэдли, пытаясь меня образумить. – Подумай хорошенько. Нас будут судить по первым поступкам. Именно они определят наше будущее на этой планете.
– Я не склонна доверять этой женщине, Виола, – говорит Симона, и госпожа Койл бросает на нее злобный взгляд, – но это не значит, что сейчас она не права. Если ты скажешь, Виола, мы вмешаемся.
– Если ты скажешь, Виола, – с легким вызовом повторяет Брэдли ее слова, – наша жизнь на этой планете начнется с войны… и войной продолжится.
– Ох, да что же это! – взрывается госпожа Койл. – Будущее в наших руках, Виола! Мы можем все изменить! Даже не ради меня, дитя, ради Тодда, ради себя! Ты можешь положить конец этому кошмару!
– Или положить начало кошмару похуже, – добавляет Брэдли.
Все смотрят на меня. Я перевожу взгляд на проекцию. Спэклы окончательно смешались с людьми, а с холма спускаются все новые…
И Тодд где-то там.
– Если ничего не предпринять, – вздыхает госпожа Койл, – твой друг умрет.
Тодд, думаю я…
Готова ли я развязать новую войну ради него?
Готова?
– Виола? – спрашивает Симона. – Что нам делать?
Я стреляю, но все вокруг так перемешалось, что мне приходится целиться очень высоко, иначе я попаду в своих же, поэтому и во врага я не попадаю. Вдруг прямо передо мной вырастает спэкл и приставляет белую палку к Ангаррад. Я размахиваюсь винтовкой, бью его по голове; он падает, но на подходе уже следующий, он хватает меня за руку, и я думаю ВИОЛА ему в лицо, он валится на спину и в ту же секунду стрела пробивает насквозь мой левый рукав – стрела, чуть-чуть не попавшая в шею, – и я хватаю поводья, чтобы развернуть Ангаррад, потому что выжить здесь нельзя, надо бежать… В солдата рядом со мной бьет белая вспышка, и мне в лицо брызжет фонтан крови, я ничего не вижу, но несусь куда-то, не разбирая дороги, и все, о чем я могу думать посреди этого Шумного кошмара, все, о чем я могу думать, видя умирающих людей и умирающих спэклов, видя их в Шуме даже с закрытыми глазами, все, о чем я могу думать, это…
Вот что такое война?
Вот что манит мужчин?
Вот что делает их мужчинами?
Когда смерть несется на тебя, грохоча и вопя с такой скоростью, что и поделать ничего нельзя…
Но тут я слышу голос мэра…
– К БОЮ! – кричит он…
Голосом и Шумом одновременно…
– К БОЮ!
Я стираю кровь, открываю глаза и ясно понимаю, что больше в моей жизни никогда ничего не будет, пока не придет смерть. Я вижу мэра верхом на Морпете, они оба залиты кровью, но мэр бьется так свирепо, что я даже слышу его Шум. Он холодный, как камень, и твердит: ДО КОНЦА, ДО КОНЦА…
Он ловит мой взгляд…
И я понимаю, что это в самом деле конец…
Мы проиграли…
Их слишком много…
Я крепко хватаюсь за гриву Ангаррад и думаю: Виола…
И вдруг…
БУМ!
Вся нижняя часть холма, по которому спускаются спэклы, взлетает на воздух в ревущем вихре огня, грязи и плоти…
Засыпая все вокруг камнями, комьями земли и кусками спэклов…
Ангаррад с криком валится на бок, а люди и спэклы вокруг орут и бросаются кто куда, но моя нога застряла под Ангаррад, и она силится встать, но не может…
Мимо проезжает мэр…
Он смеется…
– Что это было?! – ору я.
– ДАР НЕБЕС! – отвечает он на скаку, рассекая клубы дыма и пыли, а потом кричит солдатам: – В БОЙ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Мы все резко оборачиваемся к проекции.
– Что это было?! – спрашиваю я.
На поле боя что-то взорвалось, но зонд показывает один сплошной дым. Брэдли жмет на дисплей, и зонд немного набирает высоту, однако за плотной пеленой дыма все равно ничего не разобрать.
– Он ведь записывает? – спрашивает Симона. – Перемотать можешь?
Брэдли опять что-то жмет, и все начинает двигаться в обратном порядке: огромное облако дыма сжимается и…
– Вот, – говорит Брэдли, останавливая перемотку.
На поле боя творится кошмар, спэклы прорывают линию обороны, как вдруг…
БУМ!
У подножия холма гремит взрыв: мощной ударной волной в разные стороны разносит спэклов, бэттлморов, комья земли и камни, а потом все сразу затягивает облаком дыма…
Брэдли снова перематывает запись, и мы просматриваем ее еще раз: маленькая вспышка, а потом всю нижнюю часть холма поднимает в воздух, и мы видим, как умирают спэклы…
Умирают, умирают…
Дюжинами…
И я вспоминаю того единственного, на берегу реки…
Вспоминаю его страх…
– Это ваших рук дело? – спрашивает Симона. – Ваша армия добралась до поля боя?
– У нас нет ракет, – отвечает госпожа Койл, не сводя глаз с проекции. – Иначе бы я сама по ним ударила, а не просила бы вас.
– Тогда кто это сделал? – упорствует Симона.
Брэдли возится с пультом: картинка становится четче и крупнее, а время замедляется, и вот мы уже видим сам снаряд, пушечное ядро, плавно подлетающее к подножию холма, и разрывающиеся на куски тела спэклов – ядру нет никакого дела до их жизней, их любимых и родных…
Тела поднимаются в воздух…
Сотням жизней приходит конец…
Это мы во всем виноваты, мы поработили спэклов и убивали тысячами, вынуждая их мстить… Хорошо, не мы, а мэр…
И вот мы снова их убиваем…
Симона и госпожа Койл о чем-то спорят, но я их больше не слушаю…
Потому что до меня доходит.
Когда Симона спросила меня, что делать, я хотела сказать ей, чтобы она запустила ракету.
Да, хотела.
Я собиралась сама, своими руками, отнять эти жизни, сказать: да, хорошо, давайте их убьем…
Убьем всех этих спэклов, которые имеют полное право на месть, ведь мы заслужили ее больше, чем кто-либо на этой планете…
Если бы я могла спасти Тодда, все остальное не имело бы никакого значения, я бы сделала это…
Я бы убила сотню, да хоть тысячу спэклов…
Ради Тодда я бы развязала еще одну войну, и куда более страшную.
От этого осознания мне становится так дурно, что я пошатываюсь и хватаюсь рукой за Желудя.
А потом слышу громкий голос госпожи Койл:
– Это может значить только одно: он сам наращивает вооружение!
Среди дыма и криков Ангаррад умудряется встать на ноги. В ее Шуме царит тишина – жуткая тишина, – но Ангаррад поднимается, и я вижу, откуда прилетела ракета…
Со стороны города к нам идут новые силы во главе с мистером Тейтом и мистером О'Харой. Они подтянули оставшихся солдат и вооружение, о котором говорил мэр…
Вооружение, о котором я даже не знал…
– Секретное оружие должно оставаться секретным, иначе какой от него толк? – говорит мэр, подъезжая ко мне сзади.
На его лице сияет широкая улыбка.
Потому что к нам спешат сотни солдат, свеженьких, готовых броситься в бой…
А спэклы уже оборачиваются…
И смотрят на взорванный склон, пытаясь понять, можно ли по нему подняться…
А потом снова что-то вспыхивает, над нашими головами раздается свист, и…
БУМ!
Я вздрагиваю, а Ангаррад громко ржет, когда в склоне холма появляется еще один кратер, а в воздух взлетают грязь, дым, ошметки спэклов и рогатых зверей.
Мэр даже бровью не поводит, только радостно смотрит на новеньких солдат. Армия спэклов разворачивается и пытается бежать…
Но ее накрывает волной наших вновь прибывших…
И я тяжело дышу…
И смотрю на то, как разворачивается волна…
И я должен сказать…
Должен сказать…
(заткнись)
Мою грудь так и распирает от радости…
(заткнись)
От радости и облегчения…
Я чувствую стук своего сердца и вижу умирающих спэклов…
(заткнись, заткнись, заткнись)
– Ты ведь не очень расстроился, правда, Тодд? – спрашивает мэр.
Я смотрю на него, грязь и кровь засыхают на моем лице, вокруг валяются трупы спэклов и людей, а воздух наполняется новым ярким Шумом, хотя я думал, что громче быть уже не может…
– За мной! – кричит мэр. – Скоро ты узнаешь, каково быть победителем.
И он бросается вслед за новыми солдатами.
Я скачу за ним, подняв винтовку, но не стреляя, просто глядя по сторонам и чувствуя…
Чувствуя восторг…
Потому что в этом и смысл…
В этом подлый маленький секрет войны…
Когда ты побеждаешь…
Когда ты побеждаешь, она захватывает…
Спэклы бегут обратно на холм, пробираясь через завалы…
Бегут от нас…
И я поднимаю винтовку…
И целюсь в спины отступающих спэклов…
Палец на курке…
Я готов спустить его в любую секунду…
Один спэкл спотыкается о труп своего собрата, но труп не один, их два, нет, три…
А потом дым рассеивается, и я вижу трупы повсюду: весь склон засыпан спэклами, людьми и зверями…
Я снова на монастырской земле, и вокруг меня груды трупов…
Восторга как не бывало…
– ЗАГОНЯЙТЕ ИХ НА ХОЛМ! – вопит мэр солдатам. – ПУСТЬ ПОЖАЛЕЮТ, ЧТО ПОЯВИЛИСЬ НА СВЕТ!
– Кончается, – говорю я. – Битва подходит к концу.
Брэдли жмет на дисплей, и мы снова видим, что происходит на поле боя: туда прибывает новая армия.
И снова гремит взрыв.
А спэклы разворачиваются и бегут обратно, перебираясь через трупы своих собратьев и кратеры от взрывов. Кто-то падает в реку, кто-то на дорогу внизу – в самую гущу армии, и жить им остается недолго.
От такого количества смертей мне становится физически плохо, в лодыжках и ногах пульсирует боль, и я опираюсь на Желудя, чтобы не упасть. Остальные продолжают спорить.
– Если это действительно его рук дело, – говорит госпожа Койл, – то он еще опаснее, чем я думала. Неужели вы хотите жить в мире, которым управляет такой человек?
– Не знаю, – отвечает Брэдли. – А вы – единственная альтернатива?
– Брэдли, – пытается урезонить его Симона, – она ведь в чем-то права.
– Неужели? – ухмыляется Брэдли.
– Мы не сможем разбить новое поселение, когда вокруг бушует война, – продолжает Симона. – Это наша последняя остановка. Больше нашим кораблям лететь некуда. Надо попытаться устроиться здесь, но для этого необходимо остановить войну…
– Корабли могут сесть в каком-нибудь другом месте, – высказывает предположение Брэдли. – На этой же планете, но подальше отсюда.
– Нет! – резко выдыхает госпожа Койл.
– А что? Ни один закон не предписывает нам селиться в уже существующих поселениях, – говорит ей Брэдли. – От вас мы никаких весточек не получали и садились в полной уверенности, что вы вообще сюда не добрались. Воюйте сколько душе угодно, нам-то что? Мы найдем себе другое место.
– Ты предлагаешь их бросить?! – в ужасе переспрашивает Симона.
– В итоге спэклы все равно на вас нападут, – усмехается госпожа Койл. – А вы понятия не имеете, как с ними сражаться.
– Ну да, а здесь нам придется сражаться с двумя армиями: спэклами и людьми. А в итоге, возможно, и с вами, – парирует Брэдли.
– Брэдли… – начинает было Симона.
– Нет! – громко заявляю я, чтобы все услышали.
Потому что я все еще смотрю на проекцию и вижу, как умирают люди и спэклы…
И все еще думаю о Тодде, о том, сколько жизней чуть не отняла ради того, чтобы спасти его…
От этих мыслей кружится голова.
Никогда и никому этого не пожелаю.
– Никаких бомбежек, – говорю я. – Вы что, не видите, спэклы отступают? Мы уже победили мэра – и победим еще раз. То же самое относится и к мирному договору со спэклами – заключим его снова. – Я с вызовом смотрю на госпожу Койл. – Больше никаких смертей. По своей воле я никому не причиню зла, даже армии, которая этого заслуживает, будь то армия мэра или спэклов. Мы найдем мирное решение.
– Умница! – говорит Брэдли. И смотрит на меня до боли знакомым взглядом – в нем столько доброты, любви и гордости, что сердце щемит.
И я отворачиваюсь, потому что мне стыдно, ведь я была так близка к другому решению…
– Что ж, раз вы тут все такие милые и добренькие, – ледяным, как со дна реки, голосом произносит госпожа Койл, – я пойду, а то мне еще жизни надо спасать.
И, прежде чем кто-либо успевает ее остановить, она прыгает в повозку и уносится в ночь.
– БЕЙ ИХ! – вопит мэр. – ПУСТЬ БЕГУТ!
Впрочем, он может кричать что угодно, хоть перечислять сорта фруктов, солдаты все равно будут бросаться очертя голову на врага, перебираясь через завалы, отстреливая попадающихся на пути спэклов.
Мистер О'Хара скачет впереди свежих сил, ведя за собой ударную группу, но мистера Тейта мэр подозвал к себе – мы стоим и чего-то ждем на открытой площадке в конце поля.
Я спрыгиваю с Ангаррад, чтобы получше рассмотреть ее рану. Вроде бы она не очень серьезная, но в Шуме Ангаррад все еще царит полная тишина, нет даже обычных лошадиных звуков. Понятия не имею, что это значит, но вряд ли что-то хорошее.
– Милая моя, – говорю я, пытаясь унять дрожь в руках и погладить ее по спине. – Мы тебя мигом залатаем, ясно? Будешь как новенькая! Хорошая моя…
Но она только свешивает голову почти до самой земли, с губ и боков капает белая пена.
– Простите за задержку, сэр, – говорит мистер Тейт мэру. – Мобильность армии пока оставляет желать лучшего.
Я бросаю взгляд на выстроенную в ряд артиллерию: четыре большие пушки на стальных повозках, запряженных уставшими быками. Пушки отлиты из толстого черного металла и выглядят так, словно хотят разнести тебе черепушку. Оружие – секретное оружие, – созданное на секретном заводе вдали от города (рабочих, видать, тоже держали подальше, иначе все услышали бы их мысли), чтобы в считаные секунды стереть «Ответ» с лица земли. Вот только теперь его используют, чтобы стереть с лица земли спэклов.
Эти безобразные махины сделали мэра еще сильней.
– Поручаю вам работать над этим, капитан. Уверен, вы прекрасно справитесь, – говорит мэр. – А сейчас найдите капитана О'Хару и велите ему отступать к подножию холма.
– Отступать? – удивленно переспрашивает мистер Тейт.
– Спэклы обратились в бегство. – Мэр кивает на почти пустой зигзаг дороги – остатки вражеских сил скрываются за гребнем холма. – Но кто знает, какие полчища поджидают нас наверху? Они перегруппируются и разработают новый план действий. Мы должны сделать то же самое.
– Так точно, сэр. – Мистер Тейт отдает честь и уносится прочь.
Я опираюсь на Ангаррад, прижимая лицо к ее горячему боку. Хотя глаза у меня закрыты, я все равно вижу в своем Шуме людей, спэклов, сражение, огонь и смерти, смерти, смерти…
– Ты молодец, Тодд, – говорит мэр, подъезжая ко мне. – Правда.
– Это было… – Я умолкаю.
Как? Как это было?
– Я горжусь тобой, – добавляет мэр.
Я поворачиваю к нему ошалевшее лицо.
Мэр смеется:
– Правда, горжусь! Ты не запаниковал в критической ситуации, не потерял голову. Твою лошадь ранили, но ты не позволил ей сдаться. А самое главное, Тодд, ты сдержал свое слово.
Я заглядываю в его глаза – черные глаза цвета речных камней.
– Это поступки настоящего мужчины, Тодд.
И он говорит искренне, ему хочется верить.
Но ведь с мэром всегда так, правда?
– Говори что хочешь, – цежу я, – все равно я тебя ненавижу.
Он лишь улыбается:
– Может, сейчас тебе в это не верится, Тодд, но однажды ты поймешь, что именно сегодня стал мужчиной. – Его глаза вспыхивают. – Сегодня ты изменился.
– Кажется, битва в самом деле утихает, – замечает Брэдли, глядя на проекцию.
Зигзагообразная дорога, ведущая к вершине холма и водопада, понемногу пустеет: армия мэра отходит к подножию, а спэклы бегут наверх, оставляя за собой голый склон. Армия Нью-Прентисстауна теперь видна целиком, включая неизвестно откуда взявшиеся пушки и новых солдат, начинающих перегруппировываться у подножия холма: они готовятся к новому бою.
А потом я вижу Тодда.
Я произношу его имя вслух, и Брэдли приближает картинку в том месте, на которое я показываю пальцем. Мое сердце замирает, когда я вижу, как он прижимается к Ангаррад… но он жив, жив, жив!..
– Это твой друг? – спрашивает Симона.
– Да, – отвечаю я. – Это Тодд, он…
Я умолкаю, потому что к нему подъезжает мэр.
И они разговаривают как ни в чем не бывало.
– А это разве не наш тиран? – уточняет Симона.
– Все сложно, – вздыхаю я.
– Да уж, – протягивает Брэдли. – У нас тоже сложилось такое впечатление.
– Нет, послушайте! – твердо говорю я. – Если вас когда-нибудь одолеют сомнения, если на этой планете вы не будете знать, кому доверять, доверяйте Тодду, ясно? Запомните это!
– Хорошо, – с улыбкой отвечает Брэдли. – Мы запомним.
– Но один вопрос остается, – говорит Симона. – Что нам делать теперь?
– Мы-то думали, что все поселения вымерли, а твои родители пытаются наладить новую жизнь. – Брэдли пристально смотрит на меня. – Вместо этого мы напоролись на диктатора, мятежницу и воинствующих аборигенов.
– Надо посмотреть, насколько велика армия спэклов, – говорю я. – Можешь поднять зонд?
– Ненамного, – отвечает Брэдли, но жмет на дисплей, и зонд поднимается к вершине холма, взлетает чуть выше и…
– О господи…
Рядом потрясенно охает Симона.
В свете двух лун, костров и факелов…
Целое население планеты раскинулось вдоль речного берега – спэклов гораздо, гораздо больше, чем людей, они могут разом захлестнуть и уничтожить весь Нью-Прентисстаун. Нам никогда их не победить.
Их тысячи.
Десятки тысяч.
– Их много, – говорит Брэдли, – зато мы лучше вооружены. Идеальные условия для бесконечной резни.
– Госпожа Койл рассказывала, что давным-давно они заключили со спэклами мир. Может, удастся заключить его еще раз?
– А как же остальные враждующие армии? – спрашивает Симона.
– Скорее враждующие генералы, – усмехаюсь я. – Если отнять у них власть, станет легче.
– Быть может, начнем со встречи с Тоддом? – предлагает Брэдли.
Он вновь жмет на дисплей пульта и возвращает картинку к Тодду и Ангаррад.
И вдруг Тодд поднимает глаза, глядя прямо в камеру зонда…
Прямо на меня.
Мэр, проследив за его взглядом, тоже поднимает голову.
– Они вспомнили про нас, – говорит Симона и начинает подниматься по ступенькам на корабль. – Сейчас мы подлечим твои лодыжки, Виола, а потом свяжемся с караваном. Правда, я понятия не имею, с чего начать рассказ…
Она скрывается на корабле. Брэдли подходит ближе и легонько стискивает мое плечо:
– Мне так жаль твоих родителей, Виола. Просто словами не передать.
Я смаргиваю выступившие на глазах слезы: плакать хочется не столько от страшных воспоминаний, сколько от бесконечной доброты Брэдли…
И вдруг я вспоминаю, что именно Брэдли сделал мне самый полезный подарок в моей жизни – коробочку для разжигания костров, коробочку, которая рассеивала тьму и грела нас с Тоддом долгими ночами, а потом взорвала мост и спасла нас от верной смерти.
– Оно мерцает, – говорю я.
– Что? – переспрашивает Брэдли, поднимая голову.
– Помнишь, давным-давно, когда мы еще были на корабле, ты попросил меня запомнить, как выглядит ночное небо у костра. Я должна была увидеть его первой. Так вот, оно мерцает.
Брэдли улыбается, вспоминая тот разговор, и делает глубокий вдох.
– А как пахнет свежий воздух, сказка! – говорит он. Ну конечно, он ведь тоже всю жизнь провел на корабле и дышит им впервые. – Не ожидал, что он такой… крепкий.
– Да, здесь вообще много неожиданного.
Брэдли вновь стискивает мое плечо:
– Но мы добрались, Виола! Ты больше не одна.
Я сглатываю ком в горле и смотрю на проекцию:
– Я и не была одна…
Брэдли опять вздыхает и говорит: Значит, оно мерцает.
– Если хочешь, можем развести костер, и ты сам увидишь, – предлагаю я.
– Увижу что?
– Ну, как оно мерцает.
Брэдом озадаченно смотрит на меня:
– А… ты все о том же…
– Ну да, ты же сейчас сказал…
О чем это она? – удивляется он.
Но не вслух.
У меня внутри все скручивается в тугой узел.
Нет.
О, нет!
– Ты тоже это слышала? – Он удивленно озирается по сторонам. – Как будто мой голос, но…
Но ведь я не говорил этого вслух, думает он и замирает.
И смотрит на меня.
Виола? – спрашивает он.
Спрашивает в Шуме.
В своем новеньком, только что приобретенном Шуме.
Я прижимаю компресс к ране Ангаррад и жду, пока лекарство проникнет в кровоток. Ангаррад все еще молчит, но я продолжаю ее гладить и твердить ее имя.
Лошади не терпят одиночества, и она должна знать, что я рядом.
– Вернись ко мне, Ангаррад, – шепчу я ей на ухо, – ну, давай, милая!
Я оглядываюсь на мэра, который разговаривает со своими людьми, и гадаю, как же все могло так получиться.
Мы ведь его разбили. Схватили, связали и одержали победу.
А вышло вот что.
Он снова разгуливает на свободе и ведет себя как хозяин положения, как властелин всего клятого мира. Будто ему плевать, что я победил.
Ну да ничего. Один раз мне это удалось – удастся снова.
Я освободил чудовище, чтобы спасти Виолу.
И теперь должен каким-то образом не выпустить из рук поводок.
– Глаз до сих пор там, – замечает он, подходя ближе и указывая на светящуюся точку высоко в небе.
Мэр уверен, что это какой-то зонд. Впервые мы заметили его около часа назад, когда мэр отдавал приказы капитанам: велел разбить лагерь у подножия холма, послать разведчиков наверх, чтобы определить масштаб будущего сражения, и на восток – узнать, что случилось с «Ответом».
На поиски корабля-разведчика никого пока не отправили.
– Зато они нас уже видят, – говорит мэр, все еще глядя на небо. – И если захотят встретиться, то просто придут ко мне, верно?
Мэр медленно обводит взглядом солдат, перестраивающихся перед новым сражением.
– Надо просто слушать голоса, – странным шепотом произносит он.
Воздух вокруг все еще полон Шума солдат, но взгляд мэра наводит на мысль, что он имеет в виду нечто другое.
– Какие еще голоса?
Он удивленно моргает, словно меня тут быть не должно. А потом улыбается и кладет руку на гриву Ангаррад.
– Не трогай! – шиплю я и сверлю его злобным взглядом, пока он не убирает руку.
– Я понимаю твои чувства, Тодд, – мягко говорит он.
– Ничего ты не понимаешь! – огрызаюсь я.
– Понимаю, – настаивает он. – Я помню свой первый бой в первой войне со спэклами. Ты думаешь, что скоро умрешь. Ты думаешь, что ничего ужасней быть не может… и как теперь жить, увидав такое собственными глазами? Как вообще кто-то может после этого жить?
– Убирайся из моей головы!
– Я лишь рассказываю тебе о своих переживаниях, Тодд.
Я ему не отвечаю, только продолжаю твердить на ухо Ангаррад, что я здесь.
– Но скоро все станет хорошо, – говорит мэр. – И твоя лошадь поправится. Война закалит вас обоих. Тебе полегчает.
– Как что-то может стать лучше после такого? Как можно стать настоящим мужчиной после такого?
Мэр пригибается ближе:
– Но ведь тебя это захватило, верно?
Я не отвечаю.
(потому что он прав…)
(на секунду я и вправду…)
Но я сразу же вспоминаю того убитого солдата, который перед смертью тянулся Шумом к своему сынишке. Он уже никогда его не увидит…
– Ты был взбудоражен, когда мы загоняли спэклов на холм, – продолжает мэр. – Я все видел. Это чувство горело в твоем Шуме, как пламя. И каждый солдат моей армии чувствовал то же самое, Тодд. Во время сражения мы живы, как никогда.
– А после, как никогда, мертвы.
– О, философствуешь? – Мэр улыбается. – Вот уж не ожидал.
Я отворачиваюсь и снова заговариваю с Ангаррад.
И тут слышу:
Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.
Оборачиваюсь и швыряю в него: ВИОЛА!
Мэр морщится, но улыбка с лица не сходит.
– Вот именно, Тодд! Я уже говорил: если ты владеешь Шумом, то владеешь собой. А если владеешь собой…
– …владеешь миром, – заканчиваю я. – Это я уже слышал, не глухой! С меня хватит и первого, спасибо. Мир пусть делает что хочет.
– Все так говорят. Пока сами не окажутся у власти и не попробуют ее на вкус. – Мэр опять поднимает глаза к зонду. – Интересно, друзья Виолы смогут нам рассказать, с какой армией нам предстоит сражаться?
– С огромной, вот какой! – говорю я. – Тебе не по зубам. Там, может, все спэклы планеты собрались! Всех тебе никогда не перебить!
– Пушки против стрел, мой мальчик. – Мэр переводит взгляд на меня. – Ни их распрекрасное новое оружие, стреляющее огнем, ни эти белые жезлы не сравнятся с пушками. А пушек у них нет. И летающих кораблей тоже. – Он кивает на восток. – Так что силы примерно равны.
– Тогда тем более надо положить этому конец.
– Тогда тем более надо сражаться, мой мальчик! На этой планете нет места для двух равных сил.
– Но если мы…
– Нет, – с напором перебивает меня мэр. – Ты же не просто так меня освободил. Ты поставил условие: сделать этот мир безопасным для Виолы.
На это мне нечего ответить.
– Я принял твое условие, и теперь ты должен предоставить мне свободу действий. Благодаря мне Новый свет станет безопасным для Виолы и для всех нас. Ты позволишь мне это сделать, потому что сам не можешь.
Я вспоминаю, как солдаты беспрекословно выполняли команды мэра и шли на верную смерть, только потому что он им так сказал.
И он прав, я в самом деле на это не способен.
Он мне нужен. Ужасно, но это так.
Я отворачиваюсь, закрываю глаза и прижимаюсь лбом к Ангаррад.
Я круг, круг – это я.
Владеешь Шумом – владеешь собой.
Но если я контролирую себя, то, может, смогу контролировать и его.
– Может, – кивает мэр. – Я всегда говорил, что в тебе есть сила.
Я смотрю на него.
Он по-прежнему лыбится.
– А сейчас, – говорит он, – дай отдых лошади и отдохни сам.
Мэр принюхивается к воздуху, в котором теперь, когда не думаешь о смерти каждую секунду, уже начинает чувствоваться мороз. Потом поднимает глаза на вершину холма: из-за гребня выбивается свет спэчьих костров.
– В первом сражении мы победили, Тодд. Но война только начинается.
И Третий
(ВОЗВРАЩЕНЕЦ)
Земля ждет. Я жду вместе с ними.
И горю ожиданием.
Ведь мы разбили врага. У подножия их собственного холма, на окраине их собственного города, мы взяли вражескую армию в кольцо. Они были в смятении и почти не могли сопротивляться… Битва подходила к концу. Мы их разбили.
Но потом почва вскинулась под ногами и подняла нас в воздух.
Мы отступили. Бросились бежать по завалам и разбитой дороге обратно на вершину, залечивать раны и оплакивать погибших.
Но победа была близка. Так близка, что я успел ощутить ее вкус. Я чувствую его до сих пор, когда смотрю на долину внизу, где люди Бездны разбивают лагерь, залечивают раны и хоронят своих мертвых, небрежно сваливая наших в кучи.
У меня перед глазами – другие кучи, в другом месте.
Я горю от этих воспоминаний.
А потом, сидя на вершине холма, я кое-что замечаю – рядом с тем местом, где река с грохотом падает в нижнюю долину. Огонек, парящий в ночном небе.
Он наблюдает за нами. Наблюдает за Землей.
Я встаю и отправляюсь на поиски Неба.
Я иду по дороге вдоль реки, в глубь нашего лагеря. Свет костров не пускает сюда черноту неба. Над ревущей рекой в воздухе стоит влажная дымка, и из-за горящих костров все вокруг словно бы светится. Земля наблюдает за мной, и я петляю меж ними – лица дружелюбные, хоть и усталые после битвы, голоса широко открыты.
Небо? – показываю я голосом на ходу. Где Небо?
В ответ они показывают мне путь среди костров, замаскированных биваков, кормушек и загонов для бэттлморов…
Бэттлморы, шепчут вокруг – с потрясением и даже отвращением, – потому что это слово не из языка Земли, а из языка врагов, Бездны. Я прикрываю его другим, более громким: Небо?
Земля продолжает указывать мне путь.
Но не сомнение ли я слышу в их готовности помочь?
Ведь, в конце концов, кто я такой?
Герой? Спаситель?
Или проигравший? Угроза?
Начало я или конец?
Действительно ли я – Земля?
Если честно, ответов я не знаю.
Но мне продолжают указывать путь, и я петляю по тропам, чувствуя себя листком, плывущим по течению реки, вернее, над ним.
Но не с ним.
Земля начинает передавать вперед весть о моем прибытии.
Возвращенец, показывают они другу другу. Возвращенец идет.
Так они меня назвали. Возвращенец.
Но у меня есть и другое имя.
Мне пришлось выучить, как Земля называет все вокруг, извлечь слова из их бессловесного языка, из единого и великого гласа Земли, чтобы научиться его понимать.
Люди не называют нас Землей. Они придумали нам другое имя, которое услышали при первой попытке контакта. Но услышали они неверно, а мы не стали их поправлять. Возможно, оттуда и пошли все беды.
«Бездна» – так мы называем людей, паразитов, которые явились ниоткуда и стали присваивать себе наш мир, убивая Землю тысячами и десятками тысяч. Потом мы заключили соглашение, которое навсегда разделило Землю и Бездну.
Если не считать Землю, которую оставили позади. Землю, по условиям мирного договора порабощенную Бездной. Землю, которую больше не называли Землей, которая сама перестала быть Землей и даже вынуждена была перенять язык Бездны. Эту Землю – позор Земли – стали называть Бременем.
Но потом Бездна уничтожила Бремя. Целиком. За один кровавый полдень.
Еще есть я – Возвращенец. Меня назвали так не только потому, что я единственный из Бремени, кому удалось выжить, но еще и потому, что с моим возвращением Земля после долгих лет мира вернулась на этот холм, заняла позиции и готовилась нанести удар. Нас стало больше, оружие у нас лучше, и Небо тоже лучше.
Все это благодаря Возвращенцу. Мне.
Но мы остановили наступление.
Возвращенец идет, показывает Небо, когда я его нахожу. Он стоит ко мне спиной и показывает это Проводникам, сидящим полукругом перед ним. Еще он показывает послания для остальной Земли, но так быстро, что я не успеваю уловить их смысл.
Возвращенец вспомнит язык Земли, показывает мне Небо, заканчивая общение с Проводниками и поворачиваясь ко мне. Всему свое время.
Они и так меня понимают, показываю я в ответ, оглядываясь на Землю. Они сами используют эти слова, когда говорят со мной.
Слова Бездны навсегда записаны в памяти Земли, показывает Небо, беря меня за руку и уводя в сторону. Земля не забудет.
Но про нас вы забыли, показываю я с жаром, который не могу подавить. Мы вас ждали. До самой последней минуты.
И Земля пришла, отвечает Небо.
А потом отступила, с еще большим жаром показываю я. Земля сидит на холме, когда могла бы уничтожать Бездну – прямо сейчас, этой самой ночью. Нас больше. Даже их новое оружие не…
Ты молод, показывает мне Небо. Ты видел много, слишком много, но пока не помудрел. Ты никогда не жил вместе с Землей. Сердце Земли обливается кровью из-за того, что мы не успели спасти Бремя…
Я перебиваю его: неслыханная для Земли дерзость.
Да вы даже не знали…
И Земля ликует, что Возвращенцу удалось спастись, продолжает он, словно я ничего ему не показывал. Земля ликует, что кровь Бремени будет отомщена.
Что-то я не вижу вашей мести!
В мой голос прорываются воспоминания, и лишь теперь, когда боль переполняет меня, когда я не могу говорить языком Бремени, лишь теперь я начинаю говорить истинным языком Земли – бессловесным и мощным, как бурный поток. Я не могу сдержать этого горя и все показываю и показываю Небу, как жестоко обращалась с нами Бездна, как они пытались лечить наши голоса, словно заразу, как Бремя умирало от рук Бездны, от их пуль и клинков, как наши тела сваливали в кучи…
И была еще одна, самая горькая потеря…
Небо показывает мне утешение – ему вторит вся Земля, и вот я уже плаваю в голосах, пытающихся приласкать и успокоить мой. Никогда еще я не чувствовал себя настолько причастным, настолько нужным и важным. Я наконец-то дома, мой голос сливается с единым гласом Земли…
Но потом, проморгавшись, я понимаю, что такое случается со мной лишь в моменты невыносимой боли.
Это пройдет, показывает Небо. Ты повзрослеешь и залечишь раны. Тебе станет проще находиться среди Земли…
Мне станет проще, показываю я, только когда Бездна исчезнет.
Ты говоришь на языке Бремени, показывает он. Он же язык Бездны, язык людей, с которыми мы воюем, и пусть мы бесконечно рады твоему возвращению к Земле, в первую очередь ты должен запомнить – говорю это понятным для тебя языком, – что нет никакого я и ты. Есть лишь Земля.
На это мне нечего ответить.
Зачем ты искал Небо? – наконец спрашивает он.
Я заглядываю в его глаза – небольшие для Земли, но куда больше отвратительных глазок Бездны, мелких и подлых, постоянно что-то скрывающих. В глазах Неба отражаются луны, костры и я.
Я понимаю: он ждет.
Ведь я прожил с Бездной всю жизнь и многому у них научился.
Включая то, как прятать мысли за другими мыслями, как скрывать свои чувства. Как расслаивать голос, чтобы его было сложней прочесть.
Поэтому я и не могу полностью слиться с единым голосом Земли.
Пока не могу.
Я выжидаю еще немного, а потом раскрываю свой голос, показывая Небу парящий над холмом огонек и свои подозрения. Он тотчас все понимает.
Маленькое воздушное судно – как то, что пролетело над Землей, когда мы сюда шли. Только гораздо меньше, показывает он.
Да, показываю я и вспоминаю, как сначала высоко в черноте загорелись огоньки, а потом над дорогой пронеслась огромная машина – так высоко, что казалась сплошным звуком.
Земля должна ответить, показывает Небо, снова берет меня за руку и ведет обратно к гребню холма.
Пока Небо наблюдает за огоньком, я окидываю взором Бездну, расположившуюся внизу на ночлег. Я вглядываюсь в их крошечные лица на коротеньких тельцах нездорового розового цвета.
Небо знает, кого я ищу.
Ты ищешь его, показывает он. Ты ищешь Ножа.
Я видел его во время битвы. Но я был слишком далеко.
Это для твоего же блага, показывает Небо.
Он мой…
Но тут я замираю.
Я вижу его.
Посреди вражеского лагеря стоит он, стоит и обнимает вьючное животное – лошадь, если говорить языком врага, – и разговаривает с ней. Несомненно, его переполняют чувства и страшная боль от всего увиденного.
Как ни странно, это главная причина ненависти Возвращенца к Ножу, замечает Небо.
Он хуже остальных, показываю я. Хуже всей Бездны.
Только потому…
Потому что он знал, что творит. Страдал из-за своих поступков…
Но все равно поступал дурно, заканчивает Небо.
Остальные ничем не отличаются от вьючных животных, показываю я, а он все понимал и ничего не предпринял – это хуже всего.
Нож освободил Возвращенца, напоминает Небо.
Он мог меня убить. Он ведь уже убил одного из Земли – ножом, который до сих пор не покидает его голос. Но он трус и не смог оказать Возвращенцу даже такой услуги.
Если бы он тебя убил, показывает Небо, заставляя меня посмотреть ему в глаза, Земля бы сюда не пришла.
Да, показываю я, а теперь вот пришла и ничего не делает. Мы ждем и наблюдаем, вместо того чтобы воевать.
Ожидание и наблюдение – тоже война. С тех пор, как мы заключили договор, Бездна стала сильнее. Их солдаты и оружие стали беспощадней.
Но Земля тоже беспощадна! – показываю я. Разве нет?
Небо долго не отпускает моего взгляда, а потом отворачивается и начинает говорить голосом Земли, передавая послание от одного к другому, пока оно не достигает той, что стоит с натянутым луком и горящей стрелой в руках. Она прицеливается и выпускает стрелу в ночь.
Вся Земля следит за полетом – своими глазами или через голоса других, – пока стрела не попадает ровно в парящий огонек. Тот по спирали летит вниз и гаснет в реке.
Сегодня было одно сражение, показывает мне Небо. Из лагеря Бездны доносятся негромкие крики. Но война состоит из многих.
Затем он берет меня за руку – ту, на которой я нарастил густой лишайник, ту, что болит, ту, что никогда не заживет. Я отдергиваю ее, но он берет снова, и на сей раз я позволяю его длинным белым пальцам скользнуть по запястью и осторожно приподнять лишайник.
Мы не забудем, зачем пришли, показывает Небо.
Его слова – если говорить языком Бремени, языком, которого так чурается Земля, – его слова расходятся по лагерю, и вот я уже слышу слившиеся воедино голоса.
Вся Земля вторит: Мы не забудем.
В голосе Неба они видят мою руку.
Они видят железный обруч с надписью на языке Бездны.
Они видят вечную метку, навсегда сделавшую меня чужаком.
1017.