Война теней. 25—26 июля 2008 года (Н. М. Раков, 2014)

© Раков Н.М., 2014

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление серии, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Из документов закрытого совещания

Службы внешней разведки,

Федеральной службы безопасности,

Генеральной прокуратуры России,

Министерства внутренних дел,

Министерства по чрезвычайным ситуациям

«СЕКРЕТНО

…Исходя из анализа последних случаев расследования фактов терроризма, техногенных аварий, катастроф с массовой гибелью граждан Российской Федерации, совершения ряда тяжких преступлений следует признать, что в окружающем нас мире действуют силы, в настоящее время необъяснимые с точки зрения современной науки, однако реально воздействующие на наше пространство, граждан и приносящие прямой вред человеческому сообществу…

В целях защиты законности, здоровья и интересов граждан, предупреждения крупных техногенных аварий и катастроф необходим контроль за окружающей средой для выявления воздействия и возникновения непознанных факторов, создающих угрозу социуму. Необходимо начать подбор и подготовку кадров для последующего контроля за такими процессами, выявления их на первоначальной стадии и по возможности ликвидации или локализации подразделениями, имеющими специальную подготовку для работы с аномальными зонами.

Специалисты указанной категории должны постоянно находиться в каждом субъекте Российской Федерации, проводить предварительный анализ, позволяющий разграничивать воздействие на происходящие события естественных факторов природной среды и социума либо присутствие в них элементов сил, до настоящего времени не объяснённых фундаментальной наукой…»

25—26 июля 2008 года

Сибирское солнце летом может быть не менее знойным, чем южное крымское. Его июльские лучи так прогревают лесные поляны и раскинувшиеся в поймах рек луга, что даже самый стосковавшийся по теплу житель этих мест старается обойти их стороной. Густой запах луговины, непривычный для городского жителя, кружит голову и мешает вдохнуть полной грудью.

Прекрасен и плотен северный загар на стройном женском теле, на налитых силой мужских плечах. Одна беда, чуть только ты решил остудиться и нырнул под тень сосен, как тут же комар и гнус быстро заставят тебя одеться. Да не просто накинуть рубаху, а поплотнее укутаться в рабочую брезентуху. Лицо и руки береги от кровососов как хочешь, благо дефицита на репелленты нет, выбирай на любой вкус.

Но не увидишь в глухой, девственной тайге яркой расцветки «Адидаса» или новомодной куртки с яркими лейблами заграничных фирм. Не конкуренты они здесь российской куртке промысловика-охотника или золотоискателя, лесного бродяги, способного отмахать за день по буреломам километров тридцать с рюкзаком за спиной. Да и какие могут быть дела в сибирской глухомани у городского пижона? Для чужого тайга – не мать, а мачеха. Сурова, шутить не любит. Сильна она, но и сама силу признает, а потому стоит в километре от опушки, уткнувшись в ствол сосны, ещё до конца не привычный, но уже знакомый таёжным буеракам и пням «Бродяга», на котором написано «Land Rover».

Знакомы тайге-хозяйке и его спутники – два сильных, уверенных в себе мужчины, лежащие в траве на границе света и тени. Нет, не видела она их раньше, но приняла как своих, узнав по бесшумной походке, рукам, привычно лежащим на шейках прикладов карабинов, по всё той же привычной для неё одежде и способности слушать и понимать её дыхание.

Делом вот только пришлые заняты непонятным: третий день в этом районе кружат. Улеглись сейчас на опушке и деревню уже несколько часов разглядывают. Деревня как деревня, из таких здесь почти весь край состоит. Пятьдесят дворов, да и те не все обжитые, из двенадцати петушиного крика уже по утрам не услышишь. Впрочем, молчат петухи на заре в деревеньке Потапово, не встречают Ярилу приветливо, как издревле повелось. Странно это. Да вообще много странностей в последнее время в округе.

– Долго мы ещё будем комаров кормить? – спросил плотный молодой блондин, опуская бинокль и в сотый раз за первую половину дня хлопая себя ладонью по лицу. – Ни покурить, ни репеллентом воспользоваться. Учует, видишь ли! Работать надо.

– Высказался? – не отрываясь от своих окуляров, проговорил его напарник, мужчина лет сорока, одетый, как и его собеседник, в брезентовую куртку защитного цвета, брюки из плотной ткани, заправленные в сапоги. – В дурку хочешь? Пожалуйста, но без меня.

Молодой опять приник к биноклю, изменив фокусировку и расширив обзор. Спорить было бесполезно. Решения принимал старший и более опытный товарищ.

На дальнем от наблюдателей конце деревни назревал небольшой скандал. Во дворе одного из домов мужчина в сером мятом пиджаке привязывал к седлу старого велосипеда пухлый рюкзак. На покосившееся крыльцо вышла в застиранном, потерявшем цвет платье женщина и начала что-то ему говорить. Мужчина, по всей видимости, ей ответил, не отрываясь от своего занятия. Лицо женщины исказилось. Она начала активно жестикулировать, указывая то в сторону огорода, то на полуразвалившийся сарай, то на двор, заросший бурьяном. Мужчина отмахнулся и повёл своё транспортное средство со двора. Женщина продолжала кричать ему вслед, но, видя, что её доводы не возымели действия, махнула рукой и вошла в дом, резко захлопнув за собой дверь.

– Кажется, наш клиент, – проговорил молодой наблюдатель. – Похоже, в Семёновск направился. Скорее всего, за куревом. Судя по рюкзаку, сушёный гриб у него там. Сдаст на приёмном пункте, вот и копейка в кармане заведётся.

– Возможно, ты и прав, – переведя окуляры бинокля на улицу и наблюдая за пылящим по ней велосипедистом, проговорил его напарник. – Час у нас ещё есть. Пока доедет, пока вернётся. На обратном пути попробуем вступить в контакт.

Мужчины опять повернули бинокли на объект своего наблюдения. Интерес их был давно определён: крайний в деревне, покосившийся от времени домишко, крытый тёсом, подслеповато смотрящий на улицу тремя скособоченными маленькими окошками. Длинные слеги, когда-то огораживавшие подворье, давно отсутствовали, и из бурьяна сиротливо торчали четыре столба. Калитки не было. О том, что завалюха обитаема, говорила только натоптанная среди травы тропинка, ведущая от пыльной дороги до двери, собранной из трёх потемневших от времени плах, да небольшое её ответвление к стоящему в пяти метрах от дома сарайчику. За высокими сорняками с улицы не было видно огорода, где каждый день на грядках трудился худощавый подросток с туповатым выражением лица.

Хозяйкой дома, к которому неизвестные проявляли пристальное внимание, была высохшая, худющая старуха лет под восемьдесят. Годы не согнули её. Ходила без палки, прямо и энергично. Не хваталась рукой за поясницу, разгибаясь после двух часов прополки на огороде. Одевалась во всё чёрное. На ногах по местному обычаю носила кирзачи, чьи носы изредка выглядывали из-под длинной юбки.

В бинокль было хорошо видно узкое лицо женщины, испещрённое глубокими морщинами. Вот только глаза, чёрные, широко раскрытые, смотрели молодо, цепко схватывая окружающее пространство. Столкнулся как-то с ними в окулярах бинокля старший наблюдатель. Мороз пробежал по коже, и в голове неожиданно появилась пустота. Он сразу опустил бинокль. Ощущение проникшего в мозг чужого взгляда прошло, но мужчина больше не пытался смотреть в глаза старухи.

Вставала бабка рано. Выйдя во двор, медленно, как локатором, поворачивая голову слева направо, проходила взглядом кромку леса, начинающегося в двухстах метрах от деревни. Потом шла в сарай, где пропадала минут на двадцать, и появлялась оттуда вместе с козой. Животное, как собака, шло за хозяйкой. Не доходя до леса сотни метров, старуха находила в траве верёвку и привязывала к одному её концу козу. Другой был закреплён на вбитом металлическому колу, местоположение которого за время наблюдения не менялось. Старуха наклонялась к животному, что-то шептала ему на ухо. Обходила место пастбища кругом, при этом губы её беспрестанно шевелились, и возвращалась в дом, порой не выходя оттуда уже в течение всего дня.

Дважды за время наблюдения она уходила в лес, взяв с собой старую плетёную корзину. Содержимое корзины от нескромных глаз было укрыто застиранной тряпицей. Определив направление движения бабки, наблюдателям однажды даже пришлось осторожно менять своё местоположение. Старуха прошла метрах в десяти от лёжки, но, похоже, не заметила примятой травы.

Старший из наблюдателей не разрешил преследовать женщину, а спустя пять часов, когда она вернулась в деревню, сам прошёл по её следам.

Старуха собирала травы, но, судя по пройденному ею расстоянию, должна была закончить свою прогулку на три часа раньше. Где она была всё это время, так и осталось загадкой. Следов длительного отдыха опытный следопыт так и не заметил. Не нашёл также и какой-нибудь замаскированной дорожки следов.

Не меньше, чем сама старуха, наблюдателей интересовала её коза. Животное почти ничем не отличалось от своих собратьев, разве что рогами. Они действительно притягивали к себе взгляд. У обычных коз рога небольшие и загнуты назад. У козы старухи рога были совсем иного рода. Над головой с лёгким наклоном вперёд поднимались два полуметровых штыка. Именно так охарактеризовал бы их любой военный. Когда животное наклоняло голову, поедая траву, его природное оружие было готово к применению в любую долю секунды. Но если эта особенность и бросалась в глаза, то две другие были практически незаметны. Глаза животного не имели белков. Абсолютно чёрный зрачок занимал весь объём глазного яблока. Взгляд был пронизывающим и одновременно пугающим. Именно такой, немигающий, бесстрастно-холодный взгляд бывает у убийцы перед нанесением смертельного удара. Он останавливает защитное движение. Жертва понимает неотвратимость смерти.

Один раз напоровшись биноклем на этот взгляд, старший наблюдатель также больше не заглядывал в глаза животного.

Вторую странность можно было отнести просто к природным гримасам, которыми она в огромном количестве награждает свои творения. Коза была белая, но на её левом боку красовалось огромное чёрное пятно в виде запятой, чей хвостик, проходя по шее, упирался своим концом в уголок левого глаза.

Были ещё две вещи, своевременно доложенные, как и всё остальное, шефу старшим наблюдателем.

Во-первых, коза всегда паслась боком с чёрным пятном в сторону леса. Объев траву на длину своей верёвки, она либо ложилась отдохнуть, либо, пятясь назад, продолжала кормиться, сохраняя положение чёрного пятна к опушке.

Во-вторых, закончив дневную пастьбу, она мотала головой, а потом преспокойно шла домой, будто и не была весь день привязана и ограничена в свободе передвижения. Возвратившись во двор, открывала рогами дверь в сарайчик и скрывалась в его темноте.

Минут через пять сараюху посещала хозяйка. Выходила из неё с ведёрком, зачерпывала из него кружкой молоко и оставляла посудину на порожке входной двери. Дебильноватый парнишка, весь день копающийся в огороде, тут же прекращал работать. Обтерев руки о штаны, подходил к крыльцу, выпивал оставленное ему молоко и направлялся к своему полуразрушенному домишку. Там на скамье у стены он всегда находил кусок хлеба, пару пирожков, банку с остывшими остатками супа, принесёнными сердобольными соседями. Забрав продукты, парень скрывался в доме и уже до утра не выходил из него.

– Пора, – проговорил старший из наблюдателей и стал отползать в тень ближайших сосен.

Облегченно вздохнув, вслед за ним пополз и его молодой напарник.

Метров через пятьдесят оба поднялись среди сосновых стволов, отряхнули одежду и скорым шагом направились в чащу. Добравшись до «лендровера» и убедившись, что к машине никто не приближался, наблюдатели устроились на сиденьях. Вездеход медленно двинулся по лесу, оставляя справа просёлочную дорогу, ведущую в Потапово. Отъехав километров пять от деревни, водитель повернул и выехал к дороге.

Для задуманного дела машина вышла из-за деревьев очень удачно. В этом месте лес обступал дорогу с обеих сторон. Кромка просёлка фактически проходила по корням стоящих сосен.

Развернув машину таким образом, чтобы создать впечатление, что она съехала с дороги, мужчины быстро расстелили кусок полиэтиленовой плёнки, разложили на нём хлеб, огурцы, вскрыли пару банок рыбных и мясных консервов, поставив в центре литровую металлическую фляжку. Два алюминиевых стакана были вмиг налиты и по знаку старшего выпиты. От привала потянуло запахом спирта. Молодой мужчина запил свою порцию водой, сняв с ремня фляжку. Пожилой лениво, не торопясь, надкусил огурец, а потом поковырялся охотничьим ножом в банке с тушёнкой. То же самое проделал и его спутник с банкой рыбных консервов. Оба закурили, расположившись так, чтобы фиксировать всё окружающее их пространство. Позы отдыхающих свидетельствовали о полном безразличии к происходящему вокруг.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показался знакомый велосипедист, лениво крутящий педали. Сейчас ещё недавно пухлый рюкзак, увезённый из дома, представлял собой скомканную тряпку, привязанную к багажнику.

Выждав нужное время, старший принял сидячее положение и разлил из фляги спирт по стаканам, один из которых протянул напарнику.

– Бог в помощь, мужики, – раздалось с дороги.

– И тебе не хворать, – повернув голову, будто только что заметил проезжающего, ответил молодой «турист».

– Да и Богу подмигнуть не грех, – продолжил старший. – Не поднимешь – не упадёт.

– И то верно, – прекратив крутить педали, ответил мужчина.

– Присоединяйся, если охота есть. Время-то обеденное.

– Да уж не откажусь, коль приглашение имею, – проговорил потаповец, соскакивая с велосипеда и пристраиваясь на земле с краю импровизированного стола.

– Игорёха, подай человеку стакан.

Молодой встал, порылся в лежащем на заднем сиденье машины ящике и поставил стакан перед гостем. Старший сразу налил его до краёв.

– За удачную вам охоту, – проговорил гость, опрокидывая в рот двести граммов жидкого огня. Выпив, он пару секунд посидел не открывая рта, а потом медленно потянулся к куску хлеба и, откусив от него, начал неторопливо жевать.

– А вот насчёт охоты твои бы слова да Богу в уши. Второй день ездим, и почти ничего, – заев содержимое стаканчика куском мяса, проговорил старший. – Сказывали нам, места у вас тут богатые, да, видимо, обманули.

– Были места, были, да всё быльем поросло, – с сожалением в голосе проговорил велосипедист, не отрывая глаз от фляги.

– Налей ещё гостю, – скомандовал старший. – Под рюмашку и разговор с хорошим человеком веселее идёт.

– А себе-то что? – подняв стакан, спросил приглашённый, видя, что хозяйская посуда осталась пустой.

– Мы уже до тебя приняли. Да и баранку крутить ещё долго. Хотим километров на сотню вверх по Сури подняться, может, там пофартит.

Гость выпил, достал из-за голенища нож и, подцепив кусок лосося из банки, отправил его в рот.

– Не пофартит, – категорически проговорил он, прожевав и потянувшись за флягой с водой. Сделав несколько глотков, продолжил: – Местные мы тут. Округ вёрст на триста кажин пень знаком. На Сури делать нечего, гиблые места. Зверь ушёл, что, мать ети, ему тут не понравилось, не знаю, но нет зверя. Ещё куда худшие дела происходят. Мужики в тайгу уходят, а обратного хода им нет. Чем кормилицу провинили, никто понять не может. Уж искали пропавших и вертолётами, и на моторках ходили, нет мужиков. Собаки с двумя были, и те не вернулись. Вот таки у нас тута дела.

– Да чего это у вас тут приключилось? – стараясь попасть в тон собеседника, спросил старший.

– Слух прошёл. Чёрный шаман у нас объявился. Всю окрестную тайгу под себя взять хочет. Вот и дурит. Людишек губит. Зверя отвёл. В тайгу не пускает.

– Враньё небось. Да и зачем шаману тайга мёртвая? Самому тоже что-то есть надо.

– Вот и видно, что не местные вы. Городские. Хватка ваша видна. В тайге не впервой, но недалеко видите. Много чего она, матушка, скрывает. Не только зверем богата. А гриб, а ягода, а орех, а рыба. Про золотишко я уже не говорю.

– Так у вас тут и золото есть? – с нотками интереса включился в разговор младший из двух охотников.

– Было, можно сказать. Было.

– Если, говоришь, было, значит, сейчас нет.

– Есть оно, да ходу к нему не стало.

– Что так спасовали? Собрались бы местные охотники, пригласили бы шамана и прошлись с ним по тайге. Нечисть повывели – и живи не горюй, – вмешался старший.

– Просто всё у вас, у городских. Вот возьми наше Потапово. Нонешней зимой откуда ни возьмись бабка-колдунья появилась.

– Уж прямо и колдунья, – с улыбкой проговорил молодой и, прикуривая, ехидно поглядел на гостя.

– И смеяться тут неча. Если время есть, расскажу. – Дождавшись кивка старшего, продолжил: – Пурга беспросветная. Мороз. Прижмёт до ветру сходить, и то не очень поторопишься. А тут среди ночи раз – и свет в крайней брошенной избе замерцал. Неделю не переставая мело, а как успокоилось, глядим, новая соседка появилась, да ещё и с козой. Как двенадцать вёрст по морозу, в пургу, с козой от Семёновска добралась? Позже у местных спрашивали. Никто её там не видел. Ну, бабы, понятное дело, пошли первыми знакомиться. Только от такого знакомства толку никакого не вышло. На порог пустила, в сенцы – и всё. Назвалась Аграфеной, сказала, что прибыла грехи свои замаливать да за отца, убиенного в наших местах, молиться. Действительно, были тут при Сталине лагеря. Много народу полегло, и прииск на Чёртовой пади был. Ещё при царе прииск тот за купцом Семёновым числился, Удача прозывался. Как царя не стало, заглох прииск, а позже НКВД его под свою руку взял. Людишек нагнали, да и поморили всех. Закрыли рудник, а охочий люд мыл себе потихоньку. Без песка никто не возвращался. Жили не тужили. Тут новая власть пришла. Она и отдала рудник местному богатею Ваське Слямину, что в Семёновске три магазина имеет, да пилораму, да кирпичный заводик. Навёз Васька народу в тайгу да откуда-то чужих людишек притаранил, охранниками поставил. Не люди – звери. Не только рудник охраняли, но и по реке ходили. Свободных охотников били нещадно, песок забирали. Жаловались старатели и прокурору, и в суд, но только золото – сила. Ничего не вышло, а уж те, у кого не было лицензии, вообще молчали.

– Так пропавшие охотники и есть дело рук Васькиных охранников, – перебил рассказчика старший. – И шаман ваш чёрный тут ни при чём.

– Ты дослухай сначала, мил человек, а потом уж будешь говорить, так ли было али иначе. У нас тут так говорят. Хотела баба только удовольствия, а получила… Смекаешь?

– Да не прерывай ты человека. Рассказывай, – вмешался молодой, наливая стакан рассказчику.

– Вот я и говорю. Вскоре начали и у Слямина людишки пропадать. Сначала двое охранников сгинуло. Ну, по этим никто слёзы лить не стал. А потом на побывку домой двое местных из Куркина ушли. Уйти-то ушли, а вот дома не объявились. Хватились их недели две спустя. Но до сего дня и костей тех горемык не обнаружили. Думали, кто на их золото позарился. Ан нет. Заработок только в конторе да деньгами в Семёновске выдавали. Понаехали комиссии, следователи всякие. Толку – нуль. Нет мужиков. Дело возбуждать не стали, говорят, раз трупов нет, то и преступления тоже. Нашли у Васьки сикось-накось писанную бухгалтерию, отняли лицензию, запретив всем соваться на рудник. Да и кто туда сунется, если жизнь дорога. – Рассказчик сделал передышку, опрокинул в себя поднесённый стаканчик, неторопливо закусил и, прикуривая, повёл глазами на слушателей. Последние молчали, не отрывая от него взгляда. Было видно, что повествование их зацепило. – Дальше хуже началось, – выпуская дым после глубокой затяжки, продолжал рассказчик. – Вот, к примеру, с нашей стороны, с Потапово. Раньше бабы в лес по грибы, ягоды да орех до десяти вёрст от деревни уходили. Урожай богатый, телегами пёрли. Нынче дале горелого пня – ни-ни, а это всё равно что от печки до курятника дойти. Грибы с ягодами ещё так-сяк, а вот об орехе можно в этом году уже забыть. Жить чем-то надо. Пошёл бы стараться, да баба в голос. Сейчас везде так – и в Куркино, и в Снегирёво. Треть деревни уехало. Хоть самому собирайся, – уже с безысходностью закончил мужик.

– А что с колдуньей-то вашей? Неужто жить мешает? Так гнать её из деревни или петуха подпустить, – проговорил старший из охотников.

– Аграфена – баба вроде безобидная, только никто к ней не ходит, да и она к нам ни ногой. Живёт сама по себе. Мимо её хаты идёшь – мороз пробирает, нехорошо это. Только нашего Димку к себе приручила. Мальчишка горемычный, отец в тайге сгинул. Мать вскоре умерла. Мальцу-то всего пятнадцать. Родился ущербным на голову. Всей деревней не даём пропасть, бабы подкармливают. Нашёл родственную душу, на огороде Аграфене помогает, кормит она его. Если бы забижала, миром поднялись бы. А вот насчёт петухов ты прав. Все бабы говорят: колдунья Аграфена. Как появилась в нашей деревне, петухи по утрам кричать перестали. Нам-то, мужикам, всё едино, а бабам за приметами следить – первое дело.

– Проверили бы вы эту свою Аграфену – кто такая, откуда взялась. Может, действительно изводит вашу деревню потихоньку, а вам и невдомёк.

– Думаешь, умнее всех оказался? – с гордостью спросил потаповец. – Наши бабы мигом о ней участковому рассказали, как только на семёновский базар поехали. Приезжала власть, проверила и перед обчеством отчиталась. Всё в порядке у Аграфены. Отец её здесь в лагерях по навету сидел, где и сгинул бесследно. Сергеич, это участковый наш, сказал, что решение суда видел, амнистировали её отца посмертно. Сама Аграфена тоже лиха хлебнула, без родителей в детском доме росла. С документами у неё всё в полном порядке, дома чисто, а по бесовским или ведьминым делам, говорит, я вам не помощник, батюшку вызывайте. На том и разошлись. Только опять же странно, больше он к нам ни ногой, а то ране кажные десять дней наведывался.

– Может, и не прав я. У нас ведь в городе тоже всё не слава богу: то террористы бомбу взорвут, то вместо питьевой воды какая-то дрянь льётся, – взял слово старший из городских. – Только вот знаю примету одну безошибочную: если баба – добрая колдунья али ворожея, то она в народ идёт и он к ней тянется, а если чёрная ведьма, то знак у неё есть обязательно – в избе чёрный кот, сова или ворона обретается, а во дворе козёл или коза. Реже гады всякие бывают, гадюки и прочая мерзость. Без этих помощников колдунье никак нельзя. Если отнять у неё помощников, то теряет она свою силу злую и покидает то место, где жила и часть силы своей потеряла.

– Прав ты, городской. Не знаю, что в хате, а вот коза у Аграфены есть. Животина злобная, страсть. Девчонку малую, дочку нашего Иваныча, едва насмерть не забодала. Мать отбила. Ребёнок козочку погладить захотел.

– А чем коза Аграфены, кроме норова своего, отличается?

– Коза как коза, вот только рога у неё, как вилы, вперёд торчат.

– А левый бок у неё, случаем, не чёрный? – перебив рассказчика, спросил старший охотник.

– А ты откуда знаешь? – удивлённо спросил тот.

– Моя бабка до самой смерти знахаркой была. Привороты чёрные отводила и про всякие ведьмины штучки много чего рассказывала, в том числе и про козу. Сам несколько заговоров знаю, да не сподобил Господь, ведьма только по женской линии свои секреты передаёт. А что, гость дорогой, не спробовать ли нам с вашей ведьмой побороться? Дел у нас тут никаких нет. Собрались уезжать от вас, да разговор слишком хороший получился. Если желаешь, то можем и подсобить. Проверим, ведьма ваша Аграфена али нет. Давай ещё по одной, да покумекаем, как и что сделать. Кстати, зовут-то тебя как?

– Семёном кличут. Отца Петром звали.

– Вот и давай, Семён Петрович, накатим по малой да подумаем о большом.

Молодой охотник опять разлил спирт по стаканам и, получив одобрительный кивок старшего товарища, бросил в стакан Семёна маленькую таблетку, тут же растворившуюся в спирте.

– Что делать-то будем? – спросил Семён, уже не совсем твёрдо поднимая стакан.

– А давай лишим вашу ведьму силы, украдём у неё козу. Если она ведьма, то мигом из вашего Потапово уберётся, а если нет, мы козу ей обратно вернём.

– Ну, украдём мы козу, и куда её девать? Если старуха ведьма, то найдёт козу, мало тогда никому не покажется.

– Я же сказал, вместе дело сделаем. Ты служил?

– А то как же! – гордо вскинул голову Семён. – Сержант запаса царицы полей.

– Вот за неё и выпьем. За русскую царицу, которую никто победить не может, уж не говоря о какой-то нечистой силе.

Все трое дружно опрокинули стаканы и начали более активно опустошать открытые банки и метать с импровизированного стола в рот разложенные овощи.

– Так вот, Семён, – проговорил старший из охотников, первым прожевавший заедок и запивший его водой. – Я майор и ещё не запаса, а потому слушай мой приказ. – Подождав, пока сержант выпрямится и зафиксирует свой взгляд на командире, продолжил: – Сегодня ночью ты проберёшься к сараю Аграфены и украдёшь из него козу. Мы с лейтенантом будем ждать тебя со стороны леса. Козу передашь нам, а сам после этого пойдёшь спать домой. Мы козу подале увезём. Ровно через неделю встречаемся на этом самом месте. Если Аграфена не уехала, то возвращаем козу, и хозяйка за её находку будет только тебя благодарить. Если Аграфена уедет, то сюда не приходи. О её отъезде мы узнаем первыми, и коза ей больше не понадобится. Надеюсь, козу ты до леса донесёшь?

– С этим проблем нет, товарищ майор. А вот как быть с козой? Животина строптивая, заорёт, рогом в темноте ударит. На шум хозяйка выскочит, весь наш план к чёрту.

– Правильно мыслишь, пехота, – одобрительно хлопая по плечу Семёна, проговорил майор. – Дам я тебе одну штуку… – Он встал, прошёл к машине, покопался в бардачке, вернулся и протянул на ладони аэрозольный баллончик. – Это нервно-паралитический газ, слыхал о таком?

Семён кивнул, рассматривая небольшой чёрный цилиндр без надписей и маркировок.

– Подползешь тихонечко к сараю, где ночует ваша коза, надавишь на кнопку и направишь струю газа внутрь или протолкнешь в щель сам баллончик. Подождешь две минуты. Просто посиди не двигаясь и посчитай медленно до ста двадцати. После этого смело заходи в сарай, бери нашу спящую красавицу и неси её к лесу. Если вдруг тебе будет нужна наша помощь, сможешь крикнуть три раза филином?

– Насчёт филина нет проблем. Как я в сарай зайду? Если газа хлебну, то там и останусь.

– Вот за это не бойся. Умные люди за нас всё придумали. Этот газ на человека не действует.

– Ох, втравил ты меня в какое-то дело, майор. Ну так обратки нет. Слово дал – держать надо.

– Сказки в детстве тебе мама читала про смелого солдата, который Горыныча победил и чертям от которого тошно стало? Вот и мы с тобой как тот солдат. Шли мимо деревни, увидели непорядок и всё сделали по своему разумению. Но пойти мы с тобой не можем, рады бы, да ходу нет. Ведьма если даже тебя и почует, то значения не придаст, знаком ты ей. А если ночью рядом чужой появится, тогда пиши пропало. Не дрогни в последний момент, солдат, на всех аукнется. И о нашем разговоре никому. Расскажешь, сам проживешь недолго. Если Аграфена ведьма, мстить будет.

– Ладно, пора мне. Спасибо за хлеб-соль и слово доброе. Ощущение, не поверите, будто опять в строй встал и годков двадцать скинул.

– Встал, сержант, встал. Русский мужик воином родился, воином в душе и умирает. Не на чужой кусок зарится, землю и близких своих защищает. Тем и сильны, – проговорил майор, поднимаясь. – А чтоб спокойней и надёжней тебе было, мигни фонариком со своего сеновала или спичку зажги, когда выходить будешь. Мы тебе от леса сигнал подадим.

Семён подхватил свой велосипед, махнул рукой на прощание, и вскоре его спина скрылась за стволами сосен на изгибающейся лесной дороге.

– Думаешь, получится? – спросил молодой Игорёха.

– Принял решение, закрой дверь всем сомнениям, – произнёс старший. – Какая у нас ночь получится, неизвестно, – собирая остатки обеда, продолжил он. – Отъедем в лес, придавим ухо часиков на пяток, а ближе к закату выдвинемся к деревне. Программу исполнения я ему заложил. Таблетка действует сутки. Всё должно получиться.

Через несколько минут двигатель машины чуть слышно заурчал, будто, как и хозяева, знал, что лес шума не любит, и вездеход скрылся среди стволов матёрого сосняка, объезжая попадавшиеся на пути густые заросли папоротника.

Солнце коснулось кромки леса, когда наблюдатели стали устраиваться в ста метрах от своей дневной лёжки. Мужчины немного повозились, и их бинокли вновь уставились на уже до мелочей знакомое Потапово.

Объект операции «Коза», как обычно, повёл головой, уставившись на догорающее светило, тряхнул ею из стороны в сторону и неторопливым шагом направился в свой сарайчик.

Сумерки сгущались. Всё шло своим заведённым чередом.

Света в деревне не было, керосин экономили, и, когда через час наступила полная тьма, во всём Потапово светилось только шесть окон. Два огонька были очень тусклыми, и наблюдатели пришли к мнению, что в домах пользовались свечами.

В доме Аграфены света никогда не наблюдалось, ни днём, ни в тёмное время суток, зато каждую ночь коптила печная труба. Печь начинала топиться ровно в двенадцать часов. То ли старуха варила свои зелья, то ли гадала на печной огонь и с помощью дыма разносила по округе свои чёрные замыслы.

Отсчёт времени до сигнала начала операции пошёл на минуты, когда труба на крыше ведьминого дома испустила последние клубы дыма. Теперь молодой наблюдатель не отрываясь следил за крышей дома Семёна, подсвеченной полной луной.

– Промахнулись мы, кажется, – шёпотом проговорил он, не отрываясь от окуляров. – Полнолуние, блин, самое ведьмино время. Если старуха не спит, всё может сорваться к чёртовой матери.

– Ещё раз чертыхнёшься, скажу шефу. Сарай с артефактами будешь охранять, – прошипел в ответ старший, наблюдая за домом Аграфены.

– Есть сигнал, – через пять минут установившейся тишины проговорил блондин и, нащупав висящий на шее фонарь, дважды мигнул светом в темноту, спрятавшись за толстой елью и не высовывая фонарь из-за её ствола.

Время ожидания растянулось. Каждые пять минут казались пятнадцатью. Старший охотник по-прежнему наблюдал за домом и двором ведьмы. Младший пытался уловить какое-либо движение в стороне от него, фиксируя направление движения Семёна к объекту операции.

Прошло полчаса. В деревне по-прежнему было тихо. Неожиданно со стороны склона, ведущего от деревни к лесной опушке, где расположились наблюдатели, трижды ухнул филин. Сержант, подавая сигнал, просил помощи.

– Вперёд, – подтолкнул старший в спину молодого коллегу.

Молниеносно вскочив, тот стал быстро спускаться по склону, отчётливо видимому в лунном свете.

«Эх, тучка бы сейчас не помешала, – мелькнуло в голове майора. – Подстрелят сейчас мальчишку. – Тут он вспомнил, что ведёт наблюдение не склона афганской высоты, по которой сходил его солдат, а находится за тысячи километров от тех мест, в глухой российской тайге, что в настоящее время ничего не меняет в части смертельного риска. – А дымовая шашка тут не спасёт», – подумал он, отбрасывая бинокль и подтягивая к себе карабин с оптическим прицелом. Снайперская сетка плотно легла на дверь домика Аграфены, пробежалась по тёмным окнам. Не зафиксировав ни малейшего движения в доме, он перевёл свой взгляд на склон.

Вверх поднимались двое. Впереди бежал Игорь, неся на плечах козу, сзади, прихрамывая и отставая всё больше, двигался Семён. Вот он упал, поднялся, приволакивая правую ногу и размахивая для равновесия руками, вновь неуклюже поскакал по склону.

Прицел винтовки ещё раз обежал дом колдуньи. Никакого движения. Закинув винтовку за спину, старший бросился к тому месту, где, поднявшись по склону, должны были нырнуть в лес бегущие.

Тренированное тело Игоря с козой на спине выпрыгнуло на верхушку откоса и, не останавливаясь, скрылось среди деревьев. Семёна не было видно, но вот наконец его голова поднялась над корнями первой сосны, стоящей на кромке склона, но вместо плеч и туловища дальше появилась рука, ухватившаяся за обнажённый корень.

Стоящий за сосной старший, нагнувшись, ухватился за запястье этой руки, и его пальцы ощутили что-то липкое и тёплое. Обоняния сразу коснулся запах свежей крови. Мощный рывок – и худощавое тело сержанта было выдернуто из зоны видимости противника, мгновенно оказавшись на широкой спине страховавшего. Скособоченная, не имеющая определённой формы тень, единожды мелькнув в лунном свете опушки, растворилась в непроглядной темноте леса.

На этот раз «лендровер» ожидал своих седоков всего в ста метрах от места, где лежала группа прикрытия. Когда старший с Семёном на спине подбежал к машине, молодой член группы уже стоял у открытой задней дверцы, где на полу лежала цель всей операции.

– Свяжи ноги и пасть, – со срывающимся дыханием прохрипел старший.

Открыв дверь салона машины, он осторожно завалил со своей спины тело Семёна на сиденье. Бросив оружие на пол, майор без хлопка прикрыл дверцу и подошёл к напарнику.

– Ты чего так долго возишься? – раздражённо спросил он, увидев, что тот успел стянуть только два передних копыта.

– Чёртова коза, – хрипя, произнёс Игорь, – похоже, под сотню килограмм ве…

Больше парень ничего не успел сказать. Животное мигом вскочило и, наклонив голову, прыгнуло на него. Острые штыки рогов проткнули грудную клетку человека, сбив его с ног. Тело ударилось спиной о землю. Коза полетела дальше, освобождая застрявшие рога. Трижды приглушенно клацнул затвор пистолета. Прибор бесшумной беспламенной стрельбы, а в просторечье глушитель, поглотил звук выстрелов. Звук взводимого затвора в тишине леса слышен метров на пятьдесят. Зато рёв животного, скрывшегося в кустах, был похож на медвежий разъярённый рык, разнёсшийся по ночной тайге на несколько сот метров.

Майор подбежал к распростёртому на земле телу и, схватив его за куртку на плечах, потащил к машине. Единым рывком забросив тело в багажник, он захлопнул дверцу, и через несколько секунд вездеход на самой высокой скорости, какую возможно было развить между стволов сосен, уходил с места трагедии.

– Что это было? – держась за спинку сиденья и изредка постанывая на попадающих под колёса кочках спросил Семён, сидевший сзади.

– Коза ваша, – не отрывая взгляда от дороги и резко выворачивая руль, процедил сквозь зубы майор.

– Какая коза? Это медведь рычал.

– Заткнись и слушай, – проговорил майор, активно ворочая рулём. – Сейчас за нами будет погоня. Мы бездарно провалили операцию, и если сможем унести свои шкуры, то это уже будет победой. Держи. – Он вынул из бардачка и протянул назад крупнокалиберный «Кипарис». – Там всё взведено, настроено. – Увидев в зеркало заднего вида, как непонимающе крутит в руках незнакомое оружие сержант, добавил: – Сорок патронов. Палец на спуск не клади, нас подстрелишь на этих колдобинах. Когда прикажу, стреляй не задумываясь, кто бы рядом ни был. Всю ответственность беру на себя.

– А как же мне домой?.. – растерянно промямлил Семён.

– Наш путь ведёт к кладбищу. Если удастся проскочить мимо, то, возможно, домой и попадёшь.

Водитель хорошо ориентировался даже в тёмном лесу, продвигаясь без света фар. Лобовое стекло вездехода обеспечивало ему инфракрасную подсветку, и вездеход уже через десять минут выскочил на просёлок, ведущий из Потапово в Семёновск.

Машина прибавила скорость. Стволы сосен замелькали по сторонам, как штакетник забора. Сзади остался один километр, потом второй…

– Приготовься, – жёстко проговорил водитель. – Стрелять по моей команде, даже если увидишь родную мать.

– Понял, – послышался сзади сдавленный голос.

Интуиция не подвела. Сразу за поворотом поперёк дороги лежала поваленная сосна. Снося обзорные боковые зеркала, вездеход, не снижая скорости, нырнул влево, в узкий проём между двух сосен. Удар вылетевшего из-за ствола одной из них топора пробил лобовое стекло, но вязкий пластик не разрушился полностью, а только подёрнулся крупными трещинами, разбежавшимися от места удара, заклинив топор в себе. Масса машины вырвала топорище застрявшего оружия из руки нападавшего и одновременно выдернула из-за ствола худощавое мальчишеское тело, пролетевшее несколько метров и ударившееся о сосну.

Машина вильнула и, вновь выскочив на дорогу, прибавила скорость. Казалось, уже всё позади, но неожиданно салон содрогнулся от удара сзади. Бросив взгляд в зеркальце заднего обзора, майор увидел, что на запасном колесе висит тело потаповского дебила, а его рука размахнулась для удара по стеклу.

– Стреляй! – крикнул он, вильнув вправо, насколько позволяла ширина дороги, стремясь, чтобы удар пришёлся вскользь по окну. Манёвр не спас. Стекло пошло трещинами и прогнулось в салон. – Сержант, огонь! – прокричал майор, резко тормозя.

Худыш вместе со стеклом ввалился в багажное отделение машины. Рука водителя с пистолетом уже поднималась на уровень спинки заднего сиденья, когда салон наполнился грохотом мощной очереди пистолета-пулемёта и запахом пороховых газов. Приподнявшаяся из багажника голова дебила разлетелась кусками по всему салону, а тело, скребя окровавленными руками по обивке сиденья, завалилось назад.

– Вот и всё, сержант. На сегодня приключения окончились, – спокойно проговорил майор, видя трясущиеся губы своего пассажира. – Он был всего лишь зомби, помощник вашей ведьмы, слуга, исполнитель, животное, подчинённое её приказам.

– А как же другие? – дрожащим голосом спросил Семён.

– Остальные потаповцы? Думаю, с ними всё в порядке. Да и не было у старухи такой задачи – деревню зомбировать. Что-то другое тут… – задумчиво протянул он.

– Так я, может, пойду? – отбрасывая на сиденье забрызганное кровью оружие и пытаясь вытереть окровавленные руки о рубашку, проговорил Семён.

– Куда это ты собрался? В деревню? А если там ваша Аграфена? А по дороге знакомую козочку встретить не хочешь? Сиди и не рыпайся. Утром пойдёшь. Если тебя кто сегодня увидит, то либо убьёт со страху, либо вся деревня разбежится. Уж очень ты колоритно выглядишь. Сейчас доберёмся до Семёновска, отдохнём в одном месте, а дальше видно будет, что делать.

Заглушив двигатель, майор вышел из машины и, открыв заднюю дверцу, стянул за ногу на дорогу тело потаповского дурачка.

– Дак, может, нам нужно в милицию ехать и этого с собой везти, – кивнув на убитого юродивого, осторожно спросил Семён, перебравшись на переднее пассажирское сиденье.

– О милиции забудь. Не было ничего. Никто за нами не гнался, – выдёргивая топор из лобового стекла, сказал майор. – А то начнут спрашивать, кто козу украл. И если выяснят, что ты, сам знаешь, страна у нас большая, лагерей много. Могу и не узнать, куда передачку отправить.

– Так мы ж…

– А вот этого никто не узнает. Я лично ничего не видел. Ну а ты если свою историю расскажешь, так вместо лагеря в дурке можешь оказаться. Как видишь, с нашей милицией выбор не особо-то и велик. Кого поймали, того и повязали. А уж если слово лишнее сказал, из лета зиму тебе быстро спроворят.

– Так что мне делать? – уныло спросил Семен у садящегося за руль, вдруг ставшего злым и страшным незнакомца.

– А ничего тебе делать не надо. Ты же уехать хотел. Помогу. На новом месте на работу устроишься, семью выпишешь и заживёшь в лучшем виде. Вот только рот пошире разевай только тогда, когда бутерброд кусаешь. А так всё в полном порядке будет.

Машина, рыкнув мотором, двинулась в сторону Семёновска.