Глава третья. В ловушке
Пастор Зуденшельд отправляется в путь
Как всегда после обеда, который в пансионе миссис Дьюди подавали ровно в восемь, пастор перешел к столику с газетами и углубился в вечерние издания. Дождавшись, когда Найденов покончил с сыром, Зуденшельд отбросил газету и дружески положил руку на колено летчика.
– Итак, мой друг, – сказал он, – сегодня последний вечер, что мы проводим вместе.
– Уже уезжаете?
– Нет еще, но осторожность требует, чтобы мы не встречались с того момента, как вы приступите к подготовке экспедиции. Мы должны отплыть от берегов Англии в разное время, из разных пунктов, в различных направлениях. Чтобы никому и в голову не пришли, что мы идем в одно место.
– Но ведь нужно сговориться о месте встречи, об условных сигналах.
– Люди, которые будут руководить вашей отправкой, дадут точнейшие инструкции. Я верю: мы свидимся на берегах моей родины. – Зуденшельд взял руку Найденова и тихо засмеялся. – Пастор Сольнес!
– Как бы нам не запутаться, кто из нас настоящий!
Зуденшельд подошел к столу и выбрал бутылку вина. Внимательно прочел этикетку, посмотрел вино на свет. Темно-красный, почти коричневый блик упал ему на лицо.
– Англичане, кажется, предпочитают портвейн, а по мне, если уж нарушать обет трезвости, то только ради этого благороднейшего из вин! – Пастор высоко поднял рюмку и стал медленно наполнять ее густой маслянистой жидкостью. – Честное слово, боги на Олимпе наверняка пили именно малагу! – Он понюхал вино и с наслаждением пригубил. – Ну что же, Найденов, за счастливое плавание?!
– И за счастье плавающих!
– Да благословит Всевышний ваш корабль! – Зуденшельд медленно осушил рюмку. – И вас, мой дорогой друг!
– Автомобиль ждет вас, сэр, – раздался в дверях голос горничной.
Пастор поставил рюмку. Они пожали друг другу руки. Через несколько минут с маленьким глобтроттером в руке Зуденшельд сел в такси. Горничная, затворявшая за ним дверцу автомобиля, внимательно прислушивалась к тому, какой адрес назовет Зуденшельд шоферу. Но он только коротко бросил:
– Прямо!
Такси исчезло в темном провале улицы.
Отъехав на некоторое расстояние от пансиона, пастор приказал:
– Вокзал Ватерлоо.
У вокзала он отпустил такси и смешался с толпой у затемненного подъезда. Однако он не направился ни к кассам, ни на перрон, а пошел прямо в уборную. Через несколько минут из кабины, где заперся пастор в темном пальто и черной шляпе, вышел человек в светлом макинтоше и мягком дорожном кепи. В полумраке освещенного синими лампочками помещения сторож не обратил внимания на это превращение.
Вскоре другой таксомотор вез Зуденшельда к вокзалу Юстон, где пастор взял билет до Ярмута, куда и приехал на рассвете.
Приморский городок встретил его дождем и слякотью, ничуть не уступающими лондонским. Но это мало смущало пастора. Уверенность, с которой он пустился в путь по узким улочкам города, говорила о том, что место ему знакомо. Городок только просыпался. Прохожих было мало. Пастор постучал в дверь еще запертой парикмахерской. На окрик из-за двери он ответил паролем и был немедленно впущен.
– Мне нужно видеть капитана, – не здороваясь, сказал Зуденшельд парикмахеру, зябко кутавшемуся в пижаму.
Парикмахер снял телефонную трубку и вызвал гостиницу «Золотой якорь». Прошло несколько минут, прежде чем к телефону подошел капитан Шоу.
– О, сэр, – сказал парикмахер в трубку, – мне очень жаль, но я не смогу сегодня прийти побрить вас. Да, серьезные причины, сэр. У меня грипп, сэр. Да, сэр, я побрею вас здесь. Только прошу вас поторопиться, сэр.
Парикмахер положил трубку.
– Сейчас он будет здесь.
Зуденшельд кивнул и жадно закурил. Парикмахер ушел в заднюю комнату и через несколько минут вернулся одетый.
– Позволите побрить вас? – спросил он, зажигая газ под кипятильником.
Зуденшельд, погрузившийся в задумчивость, вздрогнул от неожиданного вопроса.
– Что вы сказали?
– Я хочу вас побрить.
Зуденшельд посмотрел на себя в зеркало.
– Я сделаю это в другом месте.
Парикмахер ухмыльнулся:
– Выйти отсюда небритым? Это было бы неосторожно.
– В таком случае приготовьте все, что нужно. Я побреюсь сам.
– Как хотите… – Парикмахер приготовил прибор. – Только, пожалуйста, поскорей, а то мне пора открывать мастерскую.
– Так открывайте, я вам не мешаю.
– Чтобы кто-нибудь вошел и увидел, что мои клиенты бреются сами?
…Зуденшельд закончил бритье и стоял, склонившись над умывальником, когда дверь отворилась и в парикмахерскую вошел коренастый мужчина средних лет. По виду это мог быть матрос или машинист торгового парохода.
– Здорово, Эванс! – хриплым голосом проговорил он.
– Доброе утро, мистер Холт! – ответил парикмахер.
– Побреемся, а? – и Холт провел по щеке рукой. Неопрятная щетина издала звук, какой можно слышать, когда чистят скребницей лошадь.
Парикмахер поймал сердитый взгляд Зуденшельда.
– Мне очень жаль, мистер Холт, но вам придется долго ждать.
– Не беда, – флегматично пробормотал посетитель, собираясь повесить шляпу на крючок.
– После этого господина я буду брить еще капитана.
Холт огляделся, отыскивая того, о ком шла речь.
– Он сейчас придет, – пояснил Эванс.
– Что за капитан?
– Приезжий. Он еще вчера заказал бритье на восемь.
Холт неохотно надел шляпу.
– Что ж, пойду к Джонсу. Это будет мне стоить на полпенса дороже, а?
– Разок можно и переплатить, мистер Холт.
– В следующий раз я удержу эти полпенса с вас, Эванс, а?
– Идет!
Холт поднял воротник и, недовольно посмотрев на пастора, вышел.
– Кто это? – спросил Зуденшельд. – Мне знакомо его лицо.
– Едва ли, – сказал Эванс. – Это местный житель. Машинист из порта.
– Он ехал вчера из Лондона в одном поезде со мной.
– Вы обознались.
– Вы можете это проверить? – в голосе Зуденшельда звучало беспокойство.
Конец ознакомительного фрагмента.