Глава 2
Большой белый человек
– Ты куда на ночь глядя? – удивилась Светка.
– Боб Дилан, мать. Слыхала о таком? – Сайгон положил в рюкзак мешочек с жетонами.
– Профессор с Университета? – зевнула Светка.
– Типа того, мать. Типа того… – ПМ, много лет назад подаренный Майором, Сайгон сунул за пояс под латаную армейскую куртку. Только один магазин к нему, только один, зато в магазине патроны с трассирующими пулями, чтобы, стреляя в темноте, корректировать огонь. В нагрудные карманы отлично поместились шестерни с заточенными зубцами. Так, теперь нож. Сапожный, такой острый, что с тюбингов можно пласты срезать и, как масло, намазывать… на что? Не на хлеб точно. Нет на Святошине хлеба, и масла нет. Просто выражение всплыло в памяти. Сын Андрюшка уже не поймёт, в чём соль шутки, он из другого поколения, настоящий крот.
Рюкзак за спину. Сняв со стены колчан с луком и стрелами, Сайгон наклонился к жене, чмокнул в губы:
– Спи, родная. Я быстро.
– Далеко?
– Близко. Туда и обратно.
– На охоту? Обидели тебя крепко, да?
– Ага, мать, спи.
– Если до утра не вернёшься, я тебя из-под земли достану. – Супруга шутит. Значит, всё в порядке.
– Тсс! Андрюшку разбудишь. – Он затворил за собой скрипучую дверь – смазать бы – и вновь окунулся в атмосферу натужного веселья.
Праздник продолжался. Вокруг ёлки плясали, задирая юбки и приседая в жалком подобии гопака. Разноцветно перемигивались гирлянды, бросая блики на стеклянные бока шаров. У ватной фигурки Деда Мороза стоял стакан, полный сивушной мути. Жалкое зрелище.
А вчера было радостное?
А позавчера?..
Что тебе родная станция, а, Серёженька? Что для тебя Святошин? Нравится белая кафельная плитка с орнаментом в центре путевых стен? Разграбленные банкоматы вызывают в тебе хоть какие-то чувства? А остатки системы освещения над коротко стриженной головой? Или тебя вдохновляют ряды кроватей, застланных одеялами из кроличьих шкур?
Молчишь, фермер? И то верно: молчи…
– Таки решился? – Митька Компас дёрнул Сайгона за рукав. – Помощь нужна? Сам-то я не ходок, а вот ребят могу кликнуть. Болт пойдёт и ещё кто…
Сайгон мотнул головой – мол, сам справлюсь, не мешай пацанам гулять.
– Ну, как знаешь…
«Точно. Как знаю».
Тогда, в самом начале, все были уверены, что еды надолго не хватит. Убивали за сухарь, за банку кильки в томатной бурде. Особо свирепствовали вояки, у них крыши начисто снесло, сломалось что-то важное в людях. Небось испытывали чувство вины перед гражданскими: не смогли защитить, присяга, все дела. Война – это ведь их работа. Но реакцией на вину было отнюдь не покаяние. Стреляли во всё, что движется, – пока не сообразили, что патронов больше не становится, а в оружейке запасы не пополнишь. Все оружейки остались наверху. Из кусков силового кабеля отличные дубинки получались. Поручни из вагонов тоже сгодились. Металл затачивали о мрамор. Кровь лилась рекой.
Все словно сошли с ума. Серёга тоже.
И сейчас у него такое ощущение, будто те времена вернулись. Или вернутся скоро.
Обходя очередную компанию навеселе, он сунул руку в карман, нащупал полированный бок губной гармошки. Жаль, Сайгон и близко не музыкант. Было ещё такое выражение, про медведя, кажется… Нет, не вспомнить, ну да ладно, не суть.
– На пацюка собрался, дядь Серёж? – по-мальчишечьи звонко спросили сзади.
– На пацюка. – Не оглядываясь, Сайгон шагнул в темноту туннеля и словно вернулся на полчаса назад.
…Сердце едва не взорвалось.
Гармошка!
Боб Дилан!
Точь-в-точь на таком инструменте играл отец Сайгона. Вот только ещё была царапина, похожая на букву «А»… Он присмотрелся – ровно, гладко. Повернул гармошку на другой бок – и обмер.
«А».
Кое-как уняв дрожь, внимательно изучил пол туннеля поблизости и обнаружил мачете в паре метров от места находки. Знак Огуна на металле. И пятна крови рядом – видать, Болт зацепил кого-то из пришлых. Надо же, он попал в цель, не зря Сайгон прикрыл нерадивого охранника.
Итак, сомнений нет: в руках у Сайгона губная гармошка отца, и потерял её нигериец, один из четверых, которым удалось уйти со Святошина.
Дальше Сайгон действовал не раздумывая. Вернулся домой, взял оружие, побросал в рюкзак вещички, жетоны, воду и снедь. План был простой: найти каннибалов и душевно с ними потолковать – выяснить, откуда у них инструмент. Это не должно было отнять много времени, но Сайгон всегда брал в поход столько снаряги, будто собирался протопать через Святошинско-Броварскую линию дважды. Мало ли что может случиться? Бережёного даже пацюки стороной обходят…
Теперь, полчаса спустя, Сайгон за рукоятку из магниевого сплава держал перед собой лук. На дакроновой тетиве лежала истоновская стрела[3]. Плечи лука – клён, стеклопластик и углеволокно. Кликер Сайгон снял, чтобы не щёлкал, – лишние звуки в подземелье ни к чему. Прям не оружие, а скорбная песнь по почившему хай-теку. Пусть только враг себя обнаружит, а уж Сайгон не промажет, будьте уверены.
Дорогу он подсвечивал фонарём. Батарейки нынче безумно дорогие, но на собственной безопасности не экономят. Будь это обычный рейд, Сайгон, как все, использовал бы плошку-коптилку на кроличьем жиру или машинном масле. Но не сейчас. Сейчас в рюкзаке два запасных комплекта батарей. За них и убить могут, ведь стоят они целое состояние.
Лук, пистолет, шестерни и нож… А вдруг нигерийцы сдадутся без боя? Сайгон хмыкнул, оценив собственную шутку. Погони не было, враги затаились где-то рядом. Тем лучше: не придётся бегать за каннибалами по всему метро.
Внезапно мрак впереди сгустился. Послышался хриплый вздох. Сайгон резко остановился и выключил фонарь. Это была ошибка. Катастрофическая ошибка, которая едва не стоила ему жизни.
Цепь со звоном хлестнула по рёбрам, вышибив из лёгких воздух. В прошлый раз кости вроде бы уцелели – теперь нигерийцы решили доделать начатое.
Падая, Сайгон уронил фонарь. Если он разбился, то… Запчастей к нему нет, и в ближайшем ларьке новый не купишь. Уже лет двадцать на Земле не делают диодных фонарей. Да и любых других не производят!
Завибрировала тетива, стрела умчалась во мрак. Мимо. Сайгон не услышал характерного звука, с каким наконечник впивается в плоть. На что он рассчитывал, когда в одиночку отправился в туннель? Нигерийцы в темноте отлично видят, а Сайгон слеп, как крот.
Так ведь он крот и есть! Отлично приспособился к подземке и не мечтает о прогулках под солнцем. Так отдайся же инстинктам, крот! Ну же! Ну!
Отдался – перекатился вправо, больно ударившись локтём о рельс, – за долю секунды до того, как цепь со звоном стеганула там, где только что был Сайгон.
Нигериец его видит, а крот должен чуять врага. Должен!
Легко сказать.
Боль обожгла – Сайгон только начал подниматься и опять рухнул, выронив лук и схватившись за ушибленное колено. К голени, чуть выше ботинка, были пристёгнуты ножны. Да толку от них…
А вот есть толк!
Пластмассово громыхая, покатился фонарь. Сайгон мысленно застонал: если фонарь не разбился сразу, то чёртов нигериец его точно сломает. Опять хриплый вздох. С ножом в руке Сайгон кинулся на звук.
На что он надеялся, а? На то, что головой протаранит бродягу и, уткнувшись носом в грудину, сполна ощутит аромат немытого тела? Или что нож с первого удара минует рёбра и пронзит сердце нигерийца, как жало комара – кожу младенца?
Каннибал булькнул и повалился под тяжестью Сайгона.
– Я – крот! Слышишь – крот!!! – Нож ещё раз впился в неподвижную плоть, и ещё. Сайгон не мог позволить бродяге, как злодею из довоенного боевика, очнуться и со спины атаковать главного героя, бодро марширующего к хеппи-энду.
Если кто не понял, главный герой – это Сайгон.
Казалось, он целую вечность ощупывал пол вокруг. Его разум поглотила паника. Он навсегда останется во мраке! Не сможет выбраться отсюда! Он погибнет здесь!
Лишь когда пальцы вцепились в фонарь, который оказался абсолютно цел, Сайгон вспомнил, что в рюкзаке есть плошка-коптилка, а в стальном герметичном термосе столько жира, что хватит дойти до Вокзальной и обратно.
– Стыдно, братишка, стыдно! – со злостью сплюнул Сайгон.
Он не прощал себе слабости. Никогда.
Небось бродяги отправили одного из своих, чтобы выяснил, как обстоят дела на станции. Упившиеся святошинцы не окажут сопротивления. На месте бродяг Сайгон затаился бы пока, дождался разведчика, а потом… Последний бой заставил фермера пересмотреть тактику. Победа возможна лишь в одном случае – если он двинет напролом. Громко шагая. Ярко подсвечивая дорогу. И – главное! – метко стреляя.
– Эй, йоруба, где вы, ау?! Я убил ещё одного вашего! Второй уже! Ау!!!
Это был вызов.
И мгла впереди ответила яростным воем.
Сайгон вывел бродяг из себя: никаких засад, они побежали на голос врага.
Они жаждали разорвать его на части, наплевав на ритуальные пляски.
И всё бы хорошо, всё по плану, но Сайгон знал, что шум привлечёт не только каннибалов. Кого ещё? Да мало ли кто обитает в туннелях, где, ощетинившись оружием, ходят лишь караванщики?
Лёгкий ветерок коснулся щеки. Опять?! Фонарь в левую руку, правой выхватить из-за пояса пистолет. Крот не видит дальше собственного носа – границы света фонаря, зато остальные органы чувств у него развиты будь здоров.
Без малого шесть граммов покинули ствол. Бешеный светлячок с грохотом прошил мглу, воздух наполнился пороховой гарью и криками. Попал, надо же. Вот что значит быть настоящим кротом!
Хлёсткий звук удара, крики стихли. Добиваем своих, чтобы не мучились? Гуманисты хреновы!
На Сайгона вдруг выскочил чёрный, как мрак, каннибал. Он орал что-то, раскручивая над головой цепь. Спрашивается, зачем? Молчанье ведь золото, верно? Сайгон тут же сделал бродягу золотым, то есть молчаливым – пули в лицо для этого оказалось вполне достаточно.
В туннель ушли четыре каннибала, теперь минус два. Итого, сколько на балансе? Главное – не войти в раж, ведь надо разузнать о губной гармошке. Боб Дилан, ребята. Вы знаете, кто такой Боб Дилан? Маленькая подсказка: это точно не профессор с Университета.
– Я тебя съем, – шепнула Сайгону мгла.
Знакомая песня. Повторение – мать учения?
Пистолет дёрнулся в руке. По ушам хлопнул выстрел.
– СЪЕМ!!!
Мимо. Бывает. Ещё выстрел.
Тощее тело показалось на границе света. Жаль, это не парень с голливудской улыбкой. Замах, мачете отправился в полёт. Пункт назначения – голова Сайгона. И увернуться невозможно!
Палец дёрнул спуск. Пуля снесла нижнюю челюсть нигерийца.
Мачете словно застыл в воздухе. Сайгоном овладело предчувствие смерти. Глаза увлажнились. Прости, Светка. Прости, сынок.
Лезвие у самого лица. Трогает щёку, кусает ухо…
И опять всё закружилось в бешеной пляске. Сайгон без сил опустился на пол, ощупал лицо. Луч фонаря, зажатого между коленями, уткнулся в свод туннеля. На щеке мокро, липко. И мочки как не бывало.
Повезло. Легко отделался.
Но всё только начинается. Вставай, братишка, нечего рассиживаться!
– Эй, голодный! Ты где? Иди ко мне, разговор есть! Обещаю: убивать не буду.
Тишина в ответ. Не верит каннибал, затаился. А вот и напрасно. Сайгон действительно желает побеседовать – для начала, а там уж по обстоятельствам.
Ещё чуть-чуть – и победу засчитываем бойцу Святошина? А вот не надо раньше срока. Опасность-то Сайгон почуял, а отреагировать не успел – грохнулся мордой в рельс, в глазах вспухли соцветья фейерверков. Нигериец зашёл сзади и вмазал по затылку. Как только череп выдержал?
– Съем… – довольно проворчала мгла.
– Подавишься. – Сайгон перевернулся на спину, подогнул колени к груди и изо всех сил лягнул темноту.
И сам удивился, что попал.
Темнота хрустнула, всхлипнула и осела. Не теряя времени, святошинец пополз за фонарём, что валялся между шпалами, освещая тюбинги путевых стен.
Бродяга валялся без сознания. Сайгон разбил ему нос и слегка подпортил прикус. Тонкой медной проволокой он связал нигерийцу запястья, затем лодыжки. В рюкзаке есть верёвка, но проволока надёжней. Теперь можно и отдышаться.
Но стоило фермеру расслабиться, как он сам едва не потерял сознание. Болело всё тело, голова кружилась. Сказывались удары и падения, да и на празднике выпито было немало. Чёрт бы побрал эти общественные мероприятия!
Сайгон вдруг насторожился: не понравилось ему дыхание нигерийца. Он посветил на лицо пленника. Так и есть, бродяга очнулся и пытался зубами перегрызть проволоку – изрезал себе дёсны и раскроил губы. Надо было за спиной руки связывать.
– Пытать будешь? – обречённо спросил нигериец.
Сайгон пожал плечами:
– От тебя зависит.
Нигериец шумно задышал.
– Да не дёргайся ты так. Просто скажи, где взял эту вещь. – Святошинец посветил на губную гармошку. Он с трудом унял дрожь в голосе. – И прекращай жрать проволоку, она невкусная.
Каннибал обиженно засопел. Тогда Сайгон поднялся и лениво ткнул пленника носком ботинка в рёбра.
Вообще-то с обувью надо бы аккуратней. Новую не найти и наверху, всё-таки двадцать лет минуло. Крысы и время сурово обошлись с модельными туфлями и кроссовками известных фирм. Ботинки Сайгона – предмет жгучей зависти всех обитателей Святошина, включая бессменного начальника Матвея Алексеевича.
Что ж, цель оправдывает средства. Удар был пустяковый, но язык у нигерийца развязался:
– Пару дней назад я украл это у большого белого человека на Берестейской. Мы не воруем, так решено, я прятал от своих. Но больно красивая штука, не удержался!
Сайгон крепко зажмурился. Так просто: прихватил безделушку, у большого белого человека позаимствовал…
Берестейская, значит? Сначала дойти до станции Нивки, где бабьё обосновалось, а там и до Берестейской два шага. За трое суток можно обернуться, а то и быстрее.
Сайгона била дрожь. Повезло, что уцелел именно этот бродяга. Троих Сайгон оставил на прокорм пацюкам, а единственного, который знал о судьбе губной гармошки, спеленал и допросил. Хозяин Туннелей отвёл руку, спас бродягу.
– Не убивай!
– Не убью. – Сайгон вытер со лба пот. – Я же обещал.
Зачем марать руки, если пацюки сами прекрасно справятся? Туннели ими кишат. Столько лет люди борются с пацюками (или пацюки с людьми?), а всё без толку.
– Эй, а развязать?! – окликнул Сайгона нигериец.
– А этого я не обещал. Прости, братишка.
В ответ нигериец выругался на своём языке. Небось послал куда подальше.
Сайгон поднял лук, поправил кожаную крагу на руке и медленно двинул вперёд. Надо подумать, как теперь и что. Он выяснил, откуда у каннибала губная гармошка. И?.. Вернуться на Святошин, не повидав отца, который, быть может, совсем рядом?! Столько лет Сайгон мечтал об этой встрече, и теперь, когда представился реальный шанс… Тут недалеко ведь. За пару дней он обернется… Светка, конечно, будет в бешенстве, но потом остынет. Если сейчас вернуться к ней – отпрашиваться, не отпустит точно. У баб своя логика, решит, небось, что он не за отцом отправился, а за кем другим… А так – нормально. Попереживает, надумает себе всякого, а потом он придет домой живым-здоровым, она на радостях и забудет. Андрюшка… Это Сайгон, конечно, как сволочь сейчас поступает, что жену и сына бросает на два дня, что заставляет нервничать. Простите, родные. Очень надо.
Решено: добраться до Берестейской, найти отца. Найти отца!
Лёгкий ветерок скользнул по затылку. Сайгон понял: это знак, надо идти.
Но в одиночку туннели топтать равносильно самоубийству. И ладно у самой станции, где всё исхожено вдоль и поперёк, где знаешь каждую выбоину и обрыв кабеля на стене. А вот чем дальше во мрак, тем толще пацюки… И при этом: нигериец украл инструмент пару дней назад. Плюс время, которое займёт поход. Отец сто раз успеет затеряться в подземелье…
И речи быть не могло о том, чтобы вернуться на Святошин и подобрать себе надёжных компаньонов. Да и кого звать? Митьку Компаса, Болта и Кашку? Остальные ещё хуже – одногодки и те, кто постарше, все болеют, едва не рассыпаются на ходу. Подземка – не лучшее место для привыкших к небу людей. Молодёжь? Эти вполне приспособлены, но бойцов среди них нет – дети выросли в мире и спокойствии.
Сайгон такой один: и боец, и крот сразу. Мало смириться с тем, что больше не увидишь радугу над Днепром, – крот должен радоваться этому. Кроту хорошо в подземелье, он здесь как рыба в чистой воде. Это его мир, у него всё есть. Вот только бы найти отца!..
Жуткий крик эхом ударил по своду, отразился от стен. Глотку надрывал нигериец, больше некому. Быстро действуют пацюки.
Сайгон остановился. Что он делает, а?! Это в стиле Майора и его банды, но никак не подобает зажиточному фермеру со станции Святошин!
Когда-то Сайгон хотел быть похожим на Майора: отрастить бороду, спать с автоматом в руках и подниматься наверх, даже если нет заказов. Майор не мог без неба над заражённым городом, где среди облаков парил лыбидь, самый страшный мутант Киева… Те времена давно в прошлом, Сайгон уже не мальчик. Давить на спуск АК и дышать сквозь фильтр противогаза – вовсе не его мечта. Спасибо, не надо.
Стиснув зубы, он побежал назад. Лучше вскрыть каннибалу горло, чем разрешить пацюкам сожрать его живьём. Как он мог так поступить? Что на него нашло?!.. Впереди тлели красным десятки углей – это глаза мутантов. Средних размеров стая, могло быть и хуже.
Обычных крыс с каждым годом всё меньше. Пацюки отличаются от них размерами и кое-какими особенностями анатомии. Средний пацюк в холке достает Сайгону до бедра. Но попадаются экземпляры значительно крупнее, караванщики рассказывают байки о тварях размером с телёнка.
Лапы у пацюков непропорционально длинные – в сравнении с обычными крысами. За счёт этого мутанты способны быстро бегать и отлично прыгают. А ещё у них довольно большие черепа, примерно как людские. И зачем пацюкам столько мозгов?
Обычных крыс можно есть. Сайгон брезгует, но у многих святошинцев крысятина – чуть ли не основа рациона, ведь стоит она ерунду. А мясо пацюков – отрава. Но, говорят, учёные с Университета нашли способ, как сделать мутантов пригодными в пищу. Врут, наверное.
В стае пацюков существует чёткая иерархия. Сначала неторопливо насыщается вожак. Неторопливость – из-за системы пищеварения: удивительно маленький желудок или типа того. Потом обедает самка вожака. После неё – следующий по рангу самец, его самка и так далее. Только это и спасло нигерийцу жизнь. Если бы мутанты дружно навалились, от бродяги остались бы рожки да ножки.
Глаза-угольки – отличная цель.
Первую стрелу Сайгон вогнал вожаку промеж зрачков. Если не хочешь проблем, бей на поражение – в мозг. Раненый пацюк – ещё тот геморрой. А вот смерть вожака конкретно облегчит стрелку жизнь: самцы, игнорируя внешнюю угрозу, тотчас затеют разборки между собой.
Так случилось и на этот раз.
Клыки и когти – лучшая программа предвыборной кампании. Тела, покрытые серой клочковатой шерстью, сплелись в рычащее кубло. В этой бойне погибнет парочка самцов, так что лучше не вмешиваться. А вот на самок стоит обратить внимание.
Их было шесть.
И они тут же атаковали Сайгона.
Толстая тварь с отвисшими сосками перепрыгнула каннибала.
Не добрав до Сайгона каких-то полтора метра, она пропала из освещённой зоны. Святошинец отпрянул, воткнув фонарь в крепление на рукоятке лука. Крепление он поставил вместо снятого стабилизатора. Это, конечно, повлияло на точность боя, зато маневрировать в узких проходах стало проще.
Спеша зайти человеку в тыл, ещё одна самка, хромая, двинула по широкой дуге. Она старалась держаться подальше от луча фонаря. Сайгон прострелил ей бок, чем только разъярил животное, – палец дрогнул на тетиве, когда острые клыки впились ему в икру. Это толстуха-попрыгунья таки отведала людской плоти.
Бить между глаз? Не проблема! Именно туда Сайгон вонзил толстухе нож. Как назло, лезвие застряло, а челюсти самки не разжались – она повисла на ноге, что называется, мёртвым грузом, гирей в два десятка килограммов.
Повизгивая, раненая хромоножка вертелась на месте, клыками дёргая из бока стрелу. К ней подбежала не просто серая, но седая самка. Сайгону показалось, что она явилась на помощь подруге, попавшей в беду. Свистнув, стрела насквозь пробила шею сердобольной старушке и впилась между рёбер раненой, тем самым соединив их вместе.
А что остальные твари?
Низкая поджарая самка подобралась так близко, что пришлось стрелять в упор. Между глаз, конечно!
Две оставшиеся самки отпрянули под защиту самцов, которые уже решили, кому водить стаю. Как и следовало ожидать, консенсуса мутанты достигли лишь с помощью трупа. Жаль, единственного.
Итак, против Сайгона два самца и три самки.
Свист стрелы – один самец, три самки.
Пацюки агрессивны, но трусливы. Почуяв, что им не совладать с противником, они тут же кидаются наутёк. Вскоре они опять наберутся смелости и атакуют вновь, но пара минут в запасе у Сайгона есть.
Дважды раненная хромоножка волочила за собой дохлую пришпиленную подругу. Сайгон добил хромоножку – вовсе не из милосердия, а потому что не хотел лишаться двух стрел. Где их потом доставать, истоновские?
С минуту он провозился, вытаскивая нож из черепа самки, повисшей на ноге. Потом разжал-таки её челюсть. На то, чтобы вырезать из трупов стрелы, тоже понадобилось время. Нигериец при этом умолял отпустить его, кричал, что ему больно, и грозил кровавой местью.
Сайгон медово улыбнулся:
– Если я тебя отпущу, ты тут же убьёшь меня? Я верно понял?
Сообразив, что ляпнул лишнего, бродяга заткнулся. Теперь он лишь искоса посматривал на фермера.
…Лучше вскрыть каннибалу горло, чем позволить пацюкам сожрать его живьём…
Вывод напрашивался однозначный.
С ножом в руке Сайгон шагнул к нигерийцу.