Архангельск
Еще несколько суток – и мы в Архангельске. Солнечный день. Тепло.
Маленький деревянный железнодорожный вокзал на левом берегу реки, рядом – причал, у которого стоит небольшой пароходик, затем – посадка на «макарку»[4], переправа через Северную Двину, и мы с мамой на улице Чумбарова-Лучинского, в центре города, у каких-то дальних родственников или, может быть, знакомых.
Жили они в двухэтажном здании с коридорной системой, в одной большой комнате, перегороженной на четверть временной перегородкой. Вода и туалет – в конце коридора, отопление печное, но погода стояла теплая, так что печь никто не топил. Во дворе дома – сараи, в которых хранились дрова и еще какая-то рухлядь. Пищу, если мне не изменяет память, готовили на примусе или на керосинке. Там мы и остановились на несколько дней.
Хозяйка (ей было, как мне кажется, лет 40–45) встретила нас довольно приветливо, как-то разместила. Мать постоянно пропадала где-то в городе, а мы с братом проводили время около дома – никаких знакомых не было, да и города мы не знали, ходить никуда не хотелось. В Архангельске война ощущалась несколько по-другому, не было такого напряжения, как в Мурманске; город казался каким-то мирным, и усиливали это впечатление звонки трамваев, проходивших по проспекту Павлина Виноградова[5]. Через несколько дней мать получила необходимые документы для проживания на Фактории – районе Архангельска, находящемся километрах в 10–12 от центра города, где располагались рыбный порт тралового флота, мастерские и поселок. Многих там «уплотнили» по законам военного времени, и нам, как эвакуированной семье работника тралового флота, предоставили одну комнату в квартире мастера механических мастерских рыбного порта, расположенной на первом этаже двухэтажного деревянного дома. Фамилия его была Акулов, а вот имени и отчества не помню. Зато имя его сына, который был года на 4–5 младше меня, запомнилось на всю жизнь – Адольф. И хотя во дворе его звали Адька, имя это доставляло ему массу неприятностей, постоянно ассоциируясь с именем Гитлера.
Не прошло и двух лет, как я начал свою трудовую деятельность – сначала учеником, а потом токарем на этом же заводе (к тому времени мехмастерские рыбного порта получили название «Моторостроительный завод»). Первым моим наставником и был Акулов.
22 июня 1941 г. указом Президиума Верховного Совета СССР на основании статьи 49 пункт «п» Конституции СССР было объявлено военное положение в ряде областей страны, в том числе в Архангельской и Мурманской, а 26 июня 1941 г. было узаконено увеличение длительности рабочего дня на всех предприятиях страны на 3 часа[6]. Рабочий день в те военные годы длился 12 часов.
Потихоньку обживались на новом месте. Отец продолжал плавать на линии Архангельск – Кандалакша – Архангельск, практически все время был в море, перевозя на Кольский полуостров воинские подразделения, боевую технику и снаряжение, а в Архангельск – раненых солдат, оборудование эвакуированных предприятий Кольского полуострова и гражданское население. Как мне помнится, на судне в то время еще не было установлено вооружение. Мать определилась на работу охранником в рыбном порту. Мы с братом пошли в школу. Разделения по гендерному принципу тогда еще не было, мальчики и девочки учились вместе. Школа находилась на 2-м лесозаводе, километрах в 2–2,5 от дома. К лесозаводу из центра города шли трамвайные пути, проходившие и мимо Фактории. Но трамваи ходили очень редко, так что в школу и обратно добирались, как правило, пешком. Иногда, очень редко, удавалось проехаться из школы на трамвае – на 2-м лесозаводе была его конечная остановка.
22 августа было опубликовано постановление бюро Архангельского обкома ВКП (б) и облисполкома «О введении карточек на хлеб, сахар и кондитерские изделия», первый пункт которого гласил: «Ввести с 1 сентября 1941 г. продажу по карточкам хлеба, сахара, кондитерских изделий населению в городах Архангельск, Молотовск, Котлас, Мезень и Онега». В последующих пунктах расписывались нормы выдачи продуктов по карточкам.
Выдали продуктовые карточки.
Наступил октябрь, начинало холодать. Зима приближалась, с продуктами становилось все хуже и хуже. Мы с братом после занятий в школе ходили на располагавшиеся неподалеку колхозные поля и собирали оставшиеся там после уборки капустные листья, которые мать засаливала на зиму, перекапывали убранные картофельные поля, принося в удачные дни домой до 6–8 килограммов картофеля, причем таких «картофелекопателей» на полях было немало. Норму выдачи хлеба в декабре 1941 года для рабочих уменьшили до 400 граммов в день, для служащих, иждивенцев и детей – до 200 граммов в день. Когда выпал снег, мать иногда брала у соседей детские санки и ходила в ближайшие деревни, где старалась выменять привезенные с собой немногочисленные вещи на картошку или еще что-нибудь съестное. Это мама откладывала в запас на более позднее время. Но вещи тогда были очень дешевы, а продукты – очень дороги. Да и не всегда она возвращалась с продуктами.
Шло время, и положение с питанием становилось все хуже и хуже. Иногда, простояв в очереди у магазина всю ночь, не удавалось «отоварить карточки», т. е. получить полагавшийся по ним хлеб – его не завезли. А карточки были «прикреплены» к определенному магазину. Тогда карточный талон на этот день пропадал. Впрок талоны не отоваривали. Очень трудно было отоварить талоны и на другие продукты. С 1 ноября карточная система распространилась на мясо, рыбу, жиры, крупы и макаронные изделия. С конца 1941 года для грузчиков, занятых непосредственно на обработке иностранных судов, специальным постановлением была установлена повышенная норма питания, охватывающая все виды продовольственного снабжения[7], но и она обеспечивалась далеко не полностью из-за сокращения поставок продовольствия на Север. Мы все время чувствовали себя полуголодными. Вроде бы ты и поел, но, выходя из-за стола, сытым себя не чувствовал – есть все-таки хотелось. Мать во время одного из своих походов по близлежащим деревням купила или выменяла несколько килограммов овса. Мы с братом на кофейной меленке мололи это зерно, но мука получалась с большим количеством ости. Из этой муки мы варили кашу, которую заправляли несколькими каплями рыбьего жира, купленного матерью, по всей видимости, у моряков с траулеров, приходящих с моря. Эта каша казалась нам необыкновенно вкусной, правда все время приходилось выплевывать застревающие в зубах кусочки ости, из-за чего она была прозвана нами «плевательницей».
В школе всем выдавали половинку «шанежки» (граммов пятьдесят), чуть присыпанную сверху сахаром, что, естественно, усиливало нашу «тягу к знаниям» – в школу стремились пойти все и всегда. Правда, сейчас я уже точно не помню, в какие месяцы производились эти выдачи.
В ближайших поселках не стало собак и кошек – их съели, да и вороны уже редко летали, старались держаться подальше от людей. 2 апреля 1942 г. вопрос об употреблении в пищу мяса кошек и собак рассматривался на заседании бюро Архангельского обкома ВКП (б). Были приняты строгие меры, кое-кого наказали, кое-кого посадили, но было уже поздно – кошек и собак в городе почти не стало. Морозы той зимой стояли крепкие, и по утрам, идя в школу, довольно часто можно было увидеть человека, лежавшего на дорожке, шедшей вдоль трамвайных путей, уже умершего или умирающего, обессилевшего от голода, потерявшего способность идти дальше. Но помочь им мы были не в силах. И это тогда, когда через причалы Архангельска и Молотовска[8] проходили тысячи тонн продовольствия, доставленного по ленд-лизу судами союзников. Большая часть продовольствия шла на фронт и в центр страны, жителям города почти ничего не оставалось. В ту зиму 1941–1942 гг. архангелогородцы мало чем отличались от ленинградцев по нормам получаемого ими в день хлеба. Архангельск оказался на втором месте (после блокадного Ленинграда) по смертности мирного населения. От голода и болезней умер каждый десятый[9] житель города. Основными причинами смерти были голод и цинга. Для борьбы с последней готовили настой из хвои. Этот настой пил весь город, и мы, приходя в школу, вместе с шанежкой получали стакан этого напитка.
Однако, несмотря на все тяготы и невзгоды, молодость брала свое. Проводились школьные вечера, организовывались выступления с концертами перед ранеными в госпиталях. Особенно часто мы выступали в ближайшем госпитале, располагавшемся в четырехэтажном здании бывшей школы в районе лесозавода № 3. С азартом занимались сбором посылок для фронтовиков: собирали у жителей шерстяные носки, рукавицы, которые специально вязали многие женщины и девочки, шили кисеты, выпрашивали у кого можно махорку, иногда удавалось получить даже пачку папирос – это была большая ценность. Сами мы в то время не курили. Писали письма на фронт.
Жизнь моего поколения, да и не только моего, но и всего города, ярко иллюстрируют воспоминания Л. Г. Шмигельского[10], моего товарища, курсанта Архангельского мореходного училища, а затем инженера-кораблестроителя Северодвинского ПО «Севмаш»:
«– Пойдешь работать на буксир Северного морского пароходства учеником матроса, – безапелляционно заявил мой отец, работавший главным юристом Северного морского пароходства. – Там морской паек, хватит голодать с детской карточкой». Сперва я очень возмутился – впереди еще целый месяц любимых мною школьных занятий и экзамены, которые тогда сдавали ежегодно, начиная с 4-го класса. «Ничего, на экзамены отпустят, сдашь. А явиться нужно к началу навигации, иначе места будут заняты», – был ответ. Ну, что тут поделаешь – отец-то был прав. Семья наша бедствовала, как и тысячи других в Архангельске».
Наконец пришла весна, пригрело солнце. Суда вышли на зверобойный промысел, на добычу тюленя. На рынках появились тюленье мясо и тюлений жир, а затем и различная зелень. Город сразу вздохнул с облегчением.
Война принесла двухсотдесятитысячному населению Архангельска, как и народу всей страны, огромные психологические и физические страдания. Лозунг «Все для фронта, все для победы!» жил в сердцах всех жителей города. Многие мужчины были мобилизованы и призваны в армию, кто-то ушел на фронт добровольцем. Только на строительство оборонительных сооружений на Северном фронте было направлено 10000 человек. Женщины и подрастающие дети старались заменить ушедших на фронт у станков работающих предприятий, на палубах и в машинных отделениях транспортных судов, уходящих в море, да и на многих других производствах, в том числе и в порту – на работах, связанных с выгрузкой грузов, доставляемых на судах союзников.
2-я мировая война принесла огромные страдания всем народам европейского континента. Тяжелым бременем легла она и на экономику Великобритании. Постоянные налеты фашистской авиации на города и нападения подводных лодок противника на суда, идущие в порты королевства, требовали совершенствования обороноспособности страны и крупных закупок на американском континенте как вооружения, так и стратегических материалов. В начале декабря 1940 года Англия оказалась в критическом финансовом положении. Исчерпав свой долларовый запас для оплаты заказов, она прекратила заключение новых контрактов на закупку военной техники и снабжения в США. Потребовалось срочно найти новые источники финансирования. 8 декабря 1940 г. премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль обратился к президенту США Франклину Делано Рузвельту с посланием, в котором перечислял неотложные нужды Британии и ее финансово-валютные затруднения; послание содержало также просьбу рассматривать это «… не как просьбу о помощи, а как сообщение о минимальных мерах, необходимых для достижения общей цели…».
В то время Соединенные Штаты еще не вступили в войну. Правительство вынуждено было изыскать тактический ход, чтобы предоставить помощь Великобритании в обход принятого в США в 1937–1939 гг. «закона о нейтралитете».
Получив послание Черчилля, президент Рузвельт, выступая на пресс-конференции 17 декабря 1940 г., предложил осуществлять поставки в Британию по принципу ленд-лиза[11], проиллюстрировав свое предложение примером с объятым пламенем домом соседа и немедленной передачей ему садового шланга, и не за какие-то 15 долларов, а взаймы, с условием возврата шланга по окончании тушения пожара.
29 декабря, в традиционной беседе со страной по радио, президент обосновал курс на оказание помощи демократическим странам как усиление обороны США, ссылаясь на опасность со стороны агрессора.
В послании Конгрессу от 6 января 1941 г. он писал:
«Я прошу также Конгресс предоставить мне полномочия и денежные фонды, необходимые для организации производства дополнительного количества всевозможных видов вооружения и боеприпасов, чтобы передать их тем народам, которые уже сражаются с агрессивными державами.
Сейчас мы можем сыграть наиболее полезную роль, если мы станем арсеналом вооружения как для этих сражающихся народов, так и для себя самих. Странам, сражающимся с агрессором, не нужны людские силы. Им нужно оружие защиты, стоимость которого равняется миллиардам долларов».
10 января 1941 г. на рассмотрение обеих палат Конгресса США был внесен билль «содействия обороне США». Он уполномочивал президента (когда тот сочтет необходимым) передавать взаймы или в аренду предметы обороны «…правительству любой страны, оборону которой Президент признает жизненно важной для безопасности Соединенных Штатов…». Билль был рассмотрен, получил одобрение в Конгрессе и 11 марта 1941 г. был принят как «Закон об укреплении обороны Соединенных Штатов».
Извлечения из закона:
«Настоящим устанавливается, что этот Закон будет называться “Законом об укреплении обороны Соединенных Штатов”.
…
Раздел III.
А) Независимо от положений, могущих содержаться в каком-либо другом законе, Президент может, когда он сочтет это необходимым, в интересах национальной обороны уполномочить военного министра, министра военно-морского флота или главу любого другого министерства или правительственного учреждения:
(1) В пределах выделенных для этой цели средств и утверждаемых время от времени Конгрессом контрактов производить в находящихся в их ведении арсеналах, на заводах и верфях или иным способом выделять военное снаряжение для правительства той или иной страны, защита которой, по мнению Президента, является жизненно необходимой для обороны Соединенных Штатов.
(2) Продавать, передавать право, обменивать, сдавать в аренду, передавать в пользование или любым другим способом передавать любому такому правительству любые средства обороны… Стоимость средств обороны, переданных тем или иным способом, в соответствии с условиями настоящего пункта и оплаченных из выделенных для этой цели фондов, не должна превышать 1,3 млрд. долларов.
…
(е) Никакие положения, содержащиеся в настоящем законе, не могут быть истолкованы в том смысле, что они уполномочивают или разрешают уполномочивать появление какого-либо американского судна в пределах военных действий в нарушение раздела 3 Закона о нейтралитете 1939 года…»
Действие закона было распространено на Великобританию и Грецию, но спустя 2 недели Конгресс увеличил ассигнования на программу ленд-лиза до 7 млрд долларов. Программа ленд-лиза была принята Конгрессом США в расчете на отсрочку вступления страны в войну и будущее ограничение участия в военных действиях. Только нападение Японии на Пирл-Харбор 7 декабря заставило Соединенные Штаты вступить в войну.
И еще одна цитата, на этот раз из директивы Ф. Рузвельта о сотрудничестве с Великобританией от 16 января 1941 г.:
«…Мы должны сделать все возможное, чтобы непрерывно снабжать Великобританию, главным образом с той целью, чтобы сорвать основной замысел Гитлера о вовлечении США в войну в данный момент, а также для того, чтобы подбодрить Великобртанию…»
Основную часть всей суммы американской помощи по ленд-лизу (почти 70 %) получили Великобритания и страны, входящие в Британскую империю. Общая сумма расходов США по поставкам вооружения в рамках ленд-лиза[12] составила 46,7 млрд долларов.
Уже вечером 22 июня 1941 года, то есть в день нападения немцев на Советский Союз, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в речи, транслируемой Би-Би-Си, пообещал полную поддержку Советскому Союзу и русскому народу. В своем обращении он сказал:
«За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, сказанного о нем. Но все бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое со своими преступлениями, ошибками и своими трагедиями отступает прочь… У нас лишь одна-единственная неизменная цель… Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не может отвратить нас от этого, ничто… Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока, с божьей помощью, не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига… Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обращаемся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его также стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы…».
Позицию США в связи с нападением Германии на СССР озвучил на пресс-конференции 23 июня 1941 г. исполняющий обязанности госсекретаря С. Уэллес:
«Если бы еще требовались какие-либо доказательства истинных целей и планов нынешних руководителей Германии достичь мирового господства, то такое доказательство дает предательское нападение Гитлера на Советский Союз… По мнению правительства Соединенных Штатов любая оборона против гитлеризма, любое сплочение сил против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускорит конец лидеров нынешней Германии, и поэтому выгодно для нашей собственной обороны и безопасности. Гитлеровская армия является сегодня наибольшей опасностью для американцев».
На следующий день, 24 июня, Президент США Франклин Делано Рузвельт в кратком выступлении огласил решение правительства о предоставлении всей возможной помощи России. Он, однако, не уточнил ее характера и отказался комментировать вопрос о вероятном включении СССР в систему поставок по ленд-лизу.
И американское правительство, и правительство Великобритании, принимая решение об оказании моральной и материальной помощи Советскому Союзу, в первую очередь заботились о своих интересах.
Бои на советско-германском фронте давали Америке дополнительное время для военно-экономической мобилизации страны и укрепления ее стратегических позиций. В то же время сохранение советско-германского фронта вело к предотвращению высадки немецких войск на Британские острова, что очень беспокоило Великобританию.
Уже 12 июля 1941 года было подписано соглашение между правительствами СССР и Великобритании.
Извлечения из соглашения:
«Правительство СССР и правительство Её Величества в Соединенном королевстве заключили настоящее соглашение о следующем:
1. Оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.
2. Они, далее, обязуются, что в продолжении этой войны они не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия».
В развитие этого соглашения через месяц, 16 августа, было подписано советско-английское соглашение о товарообороте, кредите[13] и клиринге.
Над Великобританией по-прежнему висела угроза немецкого вторжения, а города страны продолжали подвергаться систематическим бомбежкам самолетами немецких ВВС, однако британцам, несмотря на то, что они еще недополучили из США всей необходимой военной техники, удалось уже в августе направить в Советский Союз первые караваны с некоторым количеством военного снаряжения и сырьевых материалов.
Военная помощь по ленд-лизу не всегда поступала из США в Англию полностью и своевременно, о чем свидетельствует переписка Г. Гопкинса[14] с А. Гарриманом[15]:
11.12.1941 г.: «…я только что звонил Вам и хотел заверить, что почти все, за исключением самолетов и 37-мм орудий, уже отправлено. Танки отправляются регулярно. Задержек, о которых упоминал лорд Бивербрук[16], нет.
Наши поставки должны вдохнуть в англичан энтузиазм, а не разочарование. Если Гитлер думал, что он может остановить наши поставки в Россию и Великобританию, ударив по нам, то глубоко ошибался…»
Как военные, так и политические события в том году развивались стремительно. Правительство Великобритании, учитывая складывающуюся обстановку, в начале сентября 1941 г. согласилось производить поставки в СССР в порядке ленд-лиза (а не купли-продажи), как было договорено ранее.
27 сентября на крейсере «Лондон» из Лондона в Архангельск прибыли для участия в Московской конференции представители США и Великобритании.
С 29 сентября по 1 октября в Москве прошла конференция трех держав, основной темой обсуждения на которой стал вопрос о взаимных поставках. Делегацию США возглавлял А. Гарриман, Великобритании – министр снабжения лорд У. Бивербрук; главой делегации СССР являлся В. М. Молотов. В переговорах принял участие И. Сталин. 1 октября главами делегаций был подписан секретный протокол. Первый («московский») протокол обозначил ежемесячные обязательства западных стран на период до июня 1942 г.[17] по поставкам в СССР самолетов, танков, других видов вооружения, сырьевых материалов, оборудования и продовольствия.
В конце сентября 1941 года была достигнута договоренность о базировании в Архангельске и портах Кольского полуострова английских тральщиков и некоторых кораблей ВМС Великобритании.
В их числе были тральщики «Брэмбл», «Леда», «Сигал», «Харриер», «Саламандер», «Халсион», «Силия», «Макбет», корабли «Гаузер», «Спиди», «Госсамер» и эсминцы «Электра» и «Эктив».
В личном послании Сталину от 30 октября 1941 г. Рузвельт утверждал, что закон о ленд-лизе будет применен и к СССР. Уже 7 ноября он направил директиву администратору по ленд-лизу Э. Стеттиннусу, содержащую утверждение, что «… оборона СССР является жизненно важной для обороны США…» и предлагающую осуществлять поставки в СССР на основе закона о ленд-лизе.
23 февраля 1942 года президент США Т. Рузвельт отдал распоряжение приостановить действие кредита и перевести поставки грузов в Россию строго на режим ленд-лиза. Направляя караваны судов с грузами, поставляемыми по ленд-лизу, в порты СССР, и американцы, и англичане никогда не забывали о своих интересах.
Так, 31 мая 1942 года, когда еще не произошла трагедия с конвоем PQ-17, а вопрос об открытии второго фронта не был решен, Ф. Рузвельт писал У. Черчиллю:
«Объединенный штаб работает сейчас над предложением об увеличении числа транспортных судов для использования в операции “Болеро”[18] путем сокращения значительной части материалов для отправки в Россию, кроме военного снаряжения, которое может быть использовано в боях в этом году. Это не должно уменьшить поставки такого военного снаряжения, как самолеты, танки, орудия и боеприпасы, которые русские смогут использовать в боях этим летом. Я полагаю, что мы можем и дальше сокращать конвои на Мурманск и Архангельск и посылать больше готового к использованию военного снаряжения через Басру. Это должно облегчить задачу вашего флота метрополии, особенно эскадренных миноносцев…»
В начале войны Архангельский порт работал в более спокойных условиях, чем Мурманский. Линия фронта проходила далеко от города, немецкие бомбардировщики в небе над Архангельском не появлялись.
Именно с учетом этих преимуществ перед прифронтовым Мурманском первый союзный конвой PQ-0 «Дервиш» был направлен в Архангельск. Между командованием советского ВМФ и Адмиралтейством Великобритании были согласованы вопросы взаимодействия флотов, разграничены операционные зоны.
За организацию союзных конвоев и их непосредственное охранение на всем протяжении перехода от портов Англии до портов СССР и обратно отвечало британское Адмиралтейство, а Северный флот в своей зоне (к востоку от меридиана 20° в. д.) усиливал корабельный эскорт, обеспечивал прикрытие авиацией на подходах к базам, проводил разведку на театре и траление фарватеров[19].
12 августа 1941 года из бухты Лох-Эве (Великобритания) вышел конвой из 6 британских и одного датского судна. В составе каравана были суда: «Эсне» 1919 года постройки с грузом 1790 тонн, «Ланкастриен принс» 1914 года постройки с грузом 2944 тонны, «Нью Вестминстер сити»[20] 1929 года постройки с грузом 1106 тонн, «Трехата»[21] 1928 года постройки с грузом 5594 тонны и датское судно «Алчиба» 1920 года постройки с грузом 3340 тонн; кроме того, в состав конвоя входили английское пассажирское судно «Ланстефан касп» 1914 года постройки и танкер «Алдерсуэйл»[22] 1937 года постройки. Конвой сопровождали суда охранения: эсминец «Электра», корабль ПВО «Позарика» и 5 вооруженных рыболовных траулеров. Кроме того, с целью обеспечения дальнего прикрытия кораблей, в море вышла авиационная группа, состоявшая из авианосца «Викториес», крейсеров «Девоншир» и «Суффолк», эсминцев «Эклипс», «Эсканейд» и «Ингфилд». Караван следовал в Архангельск с заходом в Хваль-Фиорд (Исландия) для пополнения запасов. Произведя приемку необходимого количества топлива, пресной воды и продовольствия, суда 21 августа вышли из Хваль-Фиорда. В охранение каравана на переходе до Архангельска были выделены эсминцы «Электра», «Эктив», «Ималсив», тральщики «Хэлсион», «Хэрриер», «Саламандра» и вооруженные рыболовные траулеры «Гамлет», «Макбет», «Офелия». Дальнее прикрытие осталось в прежнем составе. В 16 часов 45 минут 31 августа транспортные суда конвоя «Дервиш» подошли к Северодвинскому плавмаяку. Во время перехода контактов с противником конвой не имел.
На четырех английских и одном датском транспорте было доставлено в общей сложности 14774 тонны генерального груза, в том числе 10000 тонн каучука, мины, 3800 глубинных бомб, грузовики, шерсть, 16 истребителей «Харрикейн»[23], множество другого необходимого военного снаряжения.
На британском транспорте «Ланстефан касп» прибыли летчики и обслуживающий персонал 151 авиакрыла Британских королевских военно-воздушных сил. Среди 534 прибывших военнослужащих было 30 офицеров, 37 унтер-офицеров и 467 рядовых. На этом же пароходе прибыли в Архангельск сотрудники посольства Польши и польской военной мисси, направлявшиеся из Великобритании в Москву.
Для сборки и облета самолетов использовался аэродром на острове Кегостров. После облета все самолеты вылетели на Кольский полуостров и в дальнейшем базировались на аэродроме Ваенга. Впоследствии они были переданы 78 истребительному полку под командованием Б. Ф. Сафонова. В обратном направлении из Архангельска в Великобританию на лайнере «Ланстефан касп» отправились 200 польских летчиков, ранее интернированных в СССР. Этот караван официально считается первым союзническим конвоем, прибывшим в Архангельск, хотя еще 29 августа у причалов порта ошвартовался минный заградитель «Адвенчур» с грузом глубинных бомб и магнитных мин. Через 6 дней, завершив выгрузку, «Адвенчур» вышел в обратный рейс.
29 сентября из Хваль-Фьорда вышел второй караван. Он-то и получил официальное название PQ-1. Караван состоял из 11 транспортов: 8 британских, 2 панамских и 1 бельгийского. Среди судов, включенных в состав каравана, был и танкер-заправщик «Блэк Рейнджер», который через четверо суток, передав топливо судам охранения и выполнив, таким образом, свою задачу, вернулся в порт отправления в сопровождении эсминца «Энтони». На всем пути следования караван PQ-1 сопровождали крейсер «Саффолк», эсминец «Импалсив» и океанские тральщики «Бритомарт», «Леда», «Хуссар», «Госсамер». В районе горла Белого моря суда были встречены английским тральщиком «Хэрриер». На пришедших в Архангельск 11 октября транспортах было доставлено, кроме различных военных и промышленных грузов, 20 танков и 193 самолета.
Код караванов – PQ – возник совершенно случайно. В оперативном управлении английского Адмиралтейства чиновником, отвечающим за планирование конвойных операций по доставке грузов в северные порты Советского Союза, был Phillip Quellin Edwards. Кто-то предложил его инициалами именовать конвои, следовавшие в Россию. Следовавшие в обратном направлении конвои получили название QP.
17 октября караван PQ-2 из шести британских пароходов вышел из Хваль-Фьорда. На переходе до Архангельска его сопровождал крейсер «Норфолк», 2 эсминца – «Икарус» и «Эклипс», а также 3 тральщика. Суда этого каравана благополучно прибыли в Архангельск 30 октября, доставив в Советский Союз вооружение, изготовленное как в Великобритании, так и в США[24].
В тот день, когда караван PQ-1 выходил из Исландии на запад, из Архангельска вышел первый караван QP-1, состоявший из шести транспортов каравана «Дервиш» и семи советских судов – «Родина»[25], «Буденный», «Севзаплес», «Алма-Ата», «Старый большевик», «Моссовет», «Сухона»[26], груженных экспортным пиломатериалом. В дальнейшем советские суда принимали участие как в перевозках ленд-лизовских грузов, так и грузов, направлявшихся из СССР в порты Англии и США. Во время перехода в Исландию к каравану присоединился танкер «Блэк рейнджер» из каравана PQ-1. На различных участках перехода суда каравана сопровождались крейсерами «Лондон», «Шропшиер», тремя эсминцами, а также британскими тральщиками, базировавшимися в Архангельске и Йоканьге. 10 октября суда каравана QP-1, грузом большинства которых являлись пиломатериалы и руда (оплата за предоставленные Великобританией товары), благополучно прибыли в порт Окниз.
Опыт обработки первых караванов показал, что порт нуждается в срочной реконструкции и расширении. По этой причине уже 7 сентября 1941 года ГКО выпустил постановление «О реконструкции Архангельского порта для приема союзных конвоев». Требовалась всесторонняя реконструкция только 14 причалов на Бакарице, строительство закрытых складских помещений, насыщение механизацией и многое другое.
К началу ноября 1941 года в Архангельск прибыло в 3-х караванах 24 транспорта, но в порту в то время имелось лишь 7 автомашин, 3 железнодорожных крана и 243 грузчика. Понимая, что такими силами невозможно без задержек обрабатывать приходящие суда, в порт было направлено 30 автомашин Архангельского военного округа, 25 машин строительства № 300 (НКВД), 3 батальона красноармейцев общей численностью 2353 человека и рабочий батальон (заключенные), насчитывающий 760 человек.
Это было все, что область могла дать порту. Грузчиков явно не хватало. Суда с грузами, крайне необходимыми на фронте, начинали простаивать, и И. Д. Папанин вынужден был обратиться к заместителю Народного комиссара обороны Союза ССР Ефиму Афанасьевичу Щаденко[27] с просьбой о направлении в порт Архангельск (в том числе в Молотовск, на Бакарицу и Экономию) грузчиков, призванных в армию и направлявшихся в сводных полках на фронт. Общую численность личного состава порта необходимо было довести до 6000 человек.
В порт прибывала и монтировалась грузоперегрузочная техника из Мурманска, Ленинграда, Мариуполя, Владивостока и других городов страны. Рабочие, занятые на строительстве в Бакарице, в декабре 1941 г. по нормам питания были приравнены к грузчикам, занятым на грузовых операциях по обработке загрансудов.
К августу 1942 г. только на причалах в Бакарице работало уже 28 кранов, а автопарк порта увеличился до 144 машин.
С начала навигации 1942 г. в порт пришло из Англии 3 парохода-перегружателя, каждый из которых был оборудован стрелами грузоподъемностью 50 и 30 тонн. Кроме того, в работах был задействован перешедший из Мурманска на период летней навигации пароход «Кама», на котором имелась стрела грузоподъемностью 35,5 тонн.
На Экономии дополнительно установили 6 портальных кранов. В 1942 году и в последующие годы суда, как правило, обрабатывались у причалов порта за 5–7 дней. Суда типа «либерти» в полном грузу по своей осадке не могли заходить в Архангельск, поэтому их приходилось заводить в глубоководный порт Молотовск, снимать 2–2,5 тысячи тонн груза и только после этого проводить в Архангельск для окончательной разгрузки.
В 1941 году Северная Двина встала рано. Уже в конце октября началось интенсивное ледообразование. С 5 ноября проводки судов к архангельским причалам стали возможны только с помощью ледоколов.
В Архангельске, почти на выходе из устья Северной Двины, находился глубоководный район порта Экономия, который с начала ледостава оказался отрезанным от железнодорожных путей, соединяющих город с центром страны.
Для решения этой проблемы 9 ноября 1941 года Государственный Комитет Обороны принял постановление о строительстве железнодорожной ветки Экономия – Исакогорка[28]. В ее строительстве участвовали как специализированные воинские подразделения, так и гражданские специалисты. Трассу протяженностью 40 километров проложили в обход центральной части города по болотам и торфяникам. Для обеспечения прочности и устойчивости строящейся ветки в болотистый грунт, прежде чем соорудить насыпь и уложить рельсы, пришлось сбросить несколько десятков тысяч тонн песка и гравия. Рабочих рук и техники катастрофически не хватало. С целью скорейшего завершения строительства ветки Архангельский облисполком дополнительно привлек к работам 1000 плотников и 1000 возчиков с подводами и лошадьми. Однако самым сложным оказалось решение проблемы преодоления Северной Двины. На постройку железнодорожного моста не было ни времени, ни средств, а ледовая обстановка не позволяла проводить суда до причалов Бакарицы. Решение и этой проблемы было найдено: один из ведущих специалистов в области океанологии и гидрологии, капитан 1-го ранга Н. Н. Зубов предложил и рассчитал вариант прокладки железнодорожного пути по льду Северной Двины. В районе лесозавода № 2 началась его прокладка. Традиционную железнодорожную насыпь заменили утолщенным слоем льда, для наращивания которого мобилизовали большую часть пожарных помп города. Неожиданным союзником строителей стал мороз – зима стояла суровая. Параллельно с прокладкой пути решалась еще одна неотложная задача: отправка на фронт прибывших по ленд-лизу танков. Для их транспортировки по льду изготовили очень широкие многополозные сани, на которые грузился танк. Сани с помощью длинного троса цепляли за легкий трактор, буксировавший всю конструкцию. Такой способ буксировки танков использовался до 6 января 1942 года, когда вступила в эксплуатацию ледовая железнодорожная ветка.
По вновь проложенной ледовой трассе в небольших вагонах тысячи тонн ленд-лизовских грузов – военное снаряжение, оборудование, боеприпасы, продовольствие – были перевезены с Экономии до Исакогорки. Там они перегружались в вагоны большей вместимости и направлялись далее, вглубь страны. На Экономию эти небольшие вагоны возвращались порожняком. Нам с ребятами иногда удавалось на ходу залезть в пустой вагон, ранее перевозивший зерно, и выцарапать остатки зерен из щелей. Порой таким образом удавалось насобирать одну-две пригоршни – это считалось величайшей удачей. Однако охрана, сопровождавшая составы, за такие «операции» безжалостно нас гоняла, порой дело доходило до стрельбы. Я и мои друзья, правда, в подобные переделки, к счастью, не попадали.
Еще 2 августа 1941 года Народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов подписал приказ о переформировании Беломорской военно-морской базы в Беломорскую военную флотилию с главной базой в Архангельске. На первых порах флотилия более чем на 90 % состояла из вооруженных бывших морских рыболовных траулеров. С годами флотилия пополнилась новыми кораблями, построенными на заводах США и Англии с использованием последних технических достижений, и превратилась в крупное воинское соединение; подразделениями флотилии являлись Новоземельская, Йоканьгская и Карская военно-морские базы. Корабли Беломорской военной флотилии несли охрану транспортных судов в Белом, Баренцевом и Карском морях, а также обеспечивали проводку караванов союзников в наших территориальных водах. Осенью 1941 года обстановка на всех фронтах приняла угрожающее положение. Немцы рвались к Москве, Ленинград оказался в блокаде. 8 сентября немцы начали второе генеральное наступление на мурманском направлении. Для обороны наших позиций по всему Карельскому фронту требовался регулярный подвоз боеприпасов, вооружения и живой силы, эвакуация раненых. Кировская железная дорога, соединяющая Мурманск с центром страны, была перерезана наступающими немецко-финскими войсками. Нерегулярный подвоз всего необходимого для воинских частей удавалось осуществлять лишь по вновь строящейся железнодорожной ветке Обозерская – Сорока.
В этой ситуации 17 сентября 1941 года заместитель Народного комиссара обороны СССР генерал-лейтенант А. В. Хрулев обратился к заместителю председателя Государственного Комитета Обороны В. М. Молотову со следующим письмом[29]:
«Создавшаяся обстановка на Кировской железной дороге вызвала необходимость организовать подвоз предметов боевого и хозяйственного снабжения для Карельского фронта только на весьма слабом в техническом отношении и пропускной способности железнодорожном участке Обозерская – Сорока.
Поэтому в качестве дополнительной коммуникации для Карельского фронта необходимо использовать морские перевозки через Архангельский порт на Кемь и Кандалакшу.
Архангельский порт в настоящее время для работы в зимних эксплуатационных условиях плохо подготовлен из-за недостаточного количества ледокольных судов (имеется только один ледокол «Ленин»[30]).
Для осуществления морских перевозок мною уже даны указания Комвойск АРХВО об организации перевалочных баз на станции и в морском порту Архангельск для отправки грузов с железной дороги морскими судами на Кемь и Кандалакшу.
Учитывая большое значение Архангельского порта для питания необходимым вооружением и снабжения Карельского фронта и приема в Архангельске иностранных пароходов, прошу обязать:
1. Народного комиссара морского флота выделить ответственного представителя для организации перевозок грузов из Архангельска в Кемь и Кандалакшу и руководства морскими перевозками.
2. Начальника Главсевморпути т. Папанина к исходу октября с. г. сосредоточить в Архангельском порту ледокольно-арктический флот и назначить специального уполномоченного для руководства ледовой навигационной кампании по сопровождению морских судов для Карельского фронта и приема в Архангельский порт иностранных пароходов.
О Вашем решении прошу сообщить».
В целях обеспечения судоходства в Белом море Государственный Комитет Обороны СССР принял соответствующее постановление и в его развитие 10 октября 1941 года Народный комиссар Военно-Морского Флота СССР Н. Г. Кузнецов и Начальник Главного управления Северного морского пути при СНК СССР И. Д. Папанин издали совместный приказ № 00370/Р247, на основании которого для обеспечения бесперебойного плавания транспортных судов в зиму 1941–1942 гг. в Белом море и, особенно, на направлениях Кемь и Кандалакша, было создано Управление Беломорскими ледовыми операциями (УБЛО). Начальником УБЛО назначили Героя Советского Союза капитана М. П. Белоусова, его заместителями стали: по ледовой проводке – Герой Советского Союза капитан И. С. Бадигин, по военной части – капитан 1-го ранга Н. П. Аннин. В подчинение УБЛО перешло Архангельское пароходство ГУСМП.
На основании этого приказа к 20 октября в Белом море сосредоточивались ледоколы «И. Сталин», «Ленин», ледокольные пароходы «А. Сибиряков», «Г. Седов» и пароход «Сталинград». По окончании арктической навигации первым в Архангельск пришел ледокол «Ленин». Он сразу же начал заниматься проводкой союзнических судов, уже в ледовых условиях, и 22 ноября привел к причалам порта семь судов конвоя PQ-3. Кроме того, в ведение Управления передавались из Наркомата ВМФ ранее мобилизованные суда: ледокольные пароходы «Ф. Литке» и «Дежнев», портовые ледоколы № 6 и № 8, буксиры «Норд», «Пурга», «Соломбала», «Муссон», «Северолес» № 18 и № 19. Все суда, работавшие в Белом море, довооружались, а на судах, не имевших ранее вооружения, оно устанавливалось вновь.
До ввода в эксплуатацию в декабре 1941 года железнодорожной ветки Обозерская – Сорока (Беломорск) – Архангельский порт ледоколы и суда УБЛО справились с задачей доставки фронту всего необходимого на линии Архангельск – Кандалакша, Кемь, одновременно осуществляя проводку во льдах Белого моря судов союзнических конвоев.
Несмотря на сложность ледовой обстановки и недостаточность ледокольного обеспечения проводка судов как в Архангельск, так и из Архангельска, продолжалась. Однако из-за сложности ледовой обстановки два транспорта из каравана PQ-6, сопровождаемых крейсером «Эдинбург» и эсминцами, были направлены в Мурманск. Остальные пять судов с колоссальным трудом проводились во льдах Белого моря.
Особенно неблагоприятно сложилась ледовая обстановка при проводке каравана QP-4, состоявшего из 13 судов. На проводку судов, вышедших из Архангельска 29 декабря, до чистой воды потребовалось 20 суток, из них только 4 суток – на проводку в Двинскую Губу. Во время перехода 2 судна получили ледовые повреждения и были вынуждены вернуться в порт для ремонта.
15 января во время очередного налета вражеской авиации в горле Белого моря был поврежден ледокол «И. Сталин», что значительно осложнило обстановку, но, несмотря ни на что, за 4 месяца 1941 года порт Архангельска принял 7 караванов, в составе которых было 50 судов, доставивших 152253 тонны грузов, в том числе 699 самолетов, 466 танков и 330 танкеток и 24777 тонн жидких грузов.
PQ-6 стал последним караваном, пришедшим в Архангельск зимой 1941–1942 гг. 1 июня 1942 г., дождавшись улучшения ледовой обстановки в Белом море, в Архангельск пришли первые 6 судов каравана PQ-16. Основная часть этого каравана – 23 судна – ошвартовалась 31 мая у причалов Мурманского порта.
В зимнюю навигацию 1942–1943 гг. произошли существенные изменения по сравнению с предыдущими навигациями. Взамен выбывших ледоколов и ледокольных судов флотилия УБЛО пополнилась ледоколами «Красин», «Л. Каганович», переданных с Дальневосточного бассейна. Общая мощность ледокольных сил на Белом море увеличилась.
Всего за годы войны в Архангельск (включая Молотовск, во время войны считавшийся районом Архангельского порта) прибыло и было обработано 342 судна (из них 282 с воинскими грузами), доставивших из портов Англии и США 1769003 тонны генеральных грузов и 150000 тонн наливных грузов. Это было и крайне необходимое вооружение, топливо, различное оборудование и материалы, продовольствие. Из Архангельска на запад ушло 200 транспортов с 858000 кубометров пиломатериалов. Кроме того, в порту обрабатывались суда, идущие в Арктику и вдоль побережья Белого моря.
Наверное, все, пережившие войну, помнят, каким счастьем считалось получить по карточкам американскую свиную тушенку, яичный порошок или что-то подобное. Эти продукты, являвшиеся деликатесами в голодные годы, надолго запечатлелись в памяти.
В начальный период военных действий немцы не придавали особого значения движению караванов союзников, следующих в северные порты. Слишком велика была их уверенность в скором падении Мурманска и Москвы. Поэтому до начала второго года войны переходы конвоев в Россию не встречали серьезного противодействия со стороны противника. После провала «блицкрига» и наступления немцев на Москву и Мурманск германское командование осознало значение северного маршрута как важнейшей коммуникации, связывавшей СССР с его союзниками, и с первых дней 1942 года начало наращивать военно-морские и авиационные силы, стремясь прервать плавание судов в Архангельск и Мурманск. По словам немецкого генерала К. Типпельскирха, с этого момента началась планомерная борьба с конвоями, в которой сначала были задействованы легкие силы флота, подводные лодки и авиация. Однако в дальнейшем на совещании в германской ставке Гитлер заявил, что считает необходимым «…перебросить в Норвегию все линейные корабли – как для защиты Норвегии, так и для атак на конвои на Севере». Редко удавалось каравану пройти весь путь от берегов Англии или Америки без встречи с самолетами и кораблями противника. И зачастую такие встречи оканчивались гибелью того или иного транспорта или корабля охранения. Авиация противника совершала систематические налеты на суда не только во время их переходов морем, но и во время стоянки в портах назначения. Одним из таких портов был Архангельск.
С целью прикрытия порта Архангельск и караванов судов, идущих с грузами ленд-лиза на подступах к городу, строились аэродромы, способные принять истребительную авиацию. Но строительство шло медленно, работающие люди были истощены, в связи с чем И. Д. Папанин 16 июля 1942 г. обращается к заместителю Народного комиссара обороны Союза ССР А. В. Хрулеву с письмом[31] № 423/с следующего содержания:
«Для лучшего прикрытия с воздуха кораблей с импортным грузом Зам. Председателя Совнаркома Союза ССР тов. Микоян А. И. приказал Архангельскому военному округу отпустить 500 красноармейских пайков для обеспечения личного состава работающих на строительстве аэродромов в Архангельске и прилегающих районах.»
Это письмо еще раз подчеркивало, что продовольственные проблемы все еще сильно ощущались, и даже для решения того или иного незначительного вопроса требовалось вмешательство первых лиц государства.
Самый массированный налет на Архангельск немецкая авиация осуществила в ночь на 25 августа 1942 года. По данным Архангельского дивизионного района ПВО налет был совершен семью группами бомбардировщиков Юнкерс-88, в состав каждой группы входило 6 машин. Сквозь заслон средств ПВО к городу удалось прорваться восемнадцати бомбардировщикам, которые сбросили 23 фугасных бомбы и большое количество зажигательных. Из-за отдаленности ближайшего аэродрома бомбардировщики следовали без прикрытия истребителями.
Последствия бомбежек оказались весьма ощутимыми: пожарами, возникавшими в их результате, были уничтожены канатная и трикотажная фабрики, 65 жилых домов в центре города и 23 других строения; серьезные повреждения получили телефонные, телеграфные линии и трамвайные пути; погиб 51 человек, 102 человека получили ранения.
В тот же день последствия налета фашистской авиации обсуждались на бюро обкома ВКП(б). В решении бюро отмечалось, что в ходе отражения воздушного нападения противника, ликвидации очагов пожара и другого ущерба имели место следующие недостатки:
«1. истребительная авиация не была эффективно использована для борьбы с бомбардировщиками противника, не было также необходимого взаимодействия истребительной авиации с зенитным огнем, заградительный огонь велся большинством батарей беспорядочно;
2. со стороны руководства пожарной охраны города и Управления пожарной охраны НКВД не было нужной организованности; в ликвидации очагов пожара крайне слабо участвовало население города, большинство аварийно-восстановительных команд бездействовало;
3. не было четкой организации работы штаба МПВО города, вследствие чего имеющиеся в распоряжении МПВО средства не были своевременно и в полной мере использованы для ликвидации очагов пожара и других последствий налета противника».
Далее следовал текст постановления о мерах по усилению противовоздушной обороны городов Архангельска и Молотовска.
Налеты и полеты одиночных самолетов-разведчиков продолжались до конца сентября 1942 года. В то же время пилот одной из немецких машин, совершавших в ночь с 24 на 25 августа налет на Архангельск, Петер В. Едиль, в своих воспоминаниях[32] «Архангельск через бомбовый прицел» сообщает, что в этом налете приняло участие 19 машин, которые вылетели с аэродрома в Кеми[33], все они вернулись на базу; а вот в налете 21 сентября немецкие подразделения потеряли 2 экипажа. Почему появились такие противоречивые данные – сейчас сказать трудно.
Большой интерес представляют воспоминания архангельской учительницы о пережитых ею налетах[34]:
«24 августа 1942 года около десяти часов вечера я возвращалась на «макарке» с 29-го лесозавода. Стоял теплый летний вечер. Медленно, осторожно приближаемся к причалу около улицы Поморской. А там вдруг из громкоговорителей несется: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!». Быстро появляется трап. Пассажиров торопят с выходом. Нас заставили лечь на землю с левой стороны здания Управления портом. Здание дрожит, около нас падают осколки зенитных снарядов. Страшно. Земля сырая. Кто-то пытается встать, но нас снова заставляют лечь. Кажется, что здание вот-вот рухнет и погребет всех под собой.
Вдруг стало светло. Это зависли яркие «фонарики» – осветительные бомбы. Они медленно опускались на город. В глубине города вспыхнуло огромное пламя, а потом раздался страшный взрыв. По-моему, это территория канатной фабрики. Через несколько минут в разных частях города появляются новые очаги пожаров и слышны глухие взрывы фугасных бомб. Огромное пламя взметнулось в глубине улицы Володарского, ближе к Обводному каналу. Там мой дом! Вдруг его разбомбили?
Лишь около четырех часов утра объявили отбой воздушной тревоги. Тороплюсь, вижу языки пламени в нашем квартале. Не успела дойти до дома, как снова загудели сирены, и снова воздушная тревога. Опять гул самолетов, хлопки зениток. Улица опустела.
Дежурные пытаются задержать меня. С трудом уговорила их разрешить мне идти дальше. Прижимаясь к домам, спешу домой. Подхожу к калитке. Там, дрожа от страха, сидят на узлах мама и сестра, соседи из других домов. Где-то рядом горело.
Около шести или в восемь, не помню, дали отбой. За нашим домом сгорело восемь построек. Исчезли многие дома на улице Холмогорской.
26 августа опять тревога – налет. 27 августа – снова. Сухие дома горели кострами. 28 августа ночью на Архангельск летело 28 бомбардировщиков. 1 сентября в 22 часа 45 минут снова послышался мощный гул. Через несколько минут посыпались зажигалки, загремели взрывы фугасов. Горела центральная часть города. Пожар на Поморской и улице Володарского вызывал страх. Казалось, горел весь город».
Со временем жители города начали привыкать к налетам. Хотя к этому трудно привыкнуть. Во время налета дежурные дружины поднимались на чердаки и крыши домов. Они сбрасывали «зажигалки» с крыш, не давая им разгореться, а внизу их брали специальными щипцами и тушили в бочках с водой. Такие бочки стояли и на чердаках домов.
Налеты немецкой авиации повторились и летом 1943 года. Правда, были они уже не столь массированными. В тот период нашими истребителями было сбито 3 самолета противника.
Налеты фашистской авиации были направлены в основном на районы порта (Бакарицу и Экономию), на Молотовск и на железнодорожную станцию; пытались немцы бомбить и суда, стоявшие на внешнем рейде. Однако, несмотря на многочисленные налеты, ни одно судно, стоявшее в Архангельске, не было повреждено.
С окончанием войны город вернулся к мирной жизни. Началось интенсивное строительство промышленных предприятий и жилого фонда.
Стремительно рос, одновременно молодея, флот Северного морского пароходства.
10 мая 1984 года Архангельск был удостоен высшей награды СССР – ордена Ленина.
В канун празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне Архангельск в ряду других тыловых городов, внесших существенный вклад в обеспечение этого исторического события, был удостоен почетного звания «Город воинской славы».
Речной трамвай – «макарка»
Горожане слушают сводку Совинформбюро у Дома связи (ныне Архангельский почтамт). Архангельск, лето 1941 г. Из фондов ГАОПДФ АО
Уголок проспекта Павлина Виноградова (вид из окна). Архангельск, лето 1941 г. Из фондов ГАОПДФ АО
В этом доме на углу набережной и улицы Карла Маркса располагалась британская часть связи. Архангельск, зима 1942 г.
Архангельский порт. Карта 1941 года
Аэрофотосъемка Архангельска, сделанная с самолета 124-го разведывательного отряда в 1941–1943 гг. (Получена от Вернера Хорста)
Конструкция железнодорожного полотна, проложенного по льду Северной Двины для переправки грузов с правого берега реки на левый. Архангельск, зима 1941–1942 гг.
Горожане роют укрытия для защиты от нападений вражеской авиации. Архангельск, 1941 год. ГААО ОДСПИ
Погрузка британских танков «Валентайн» на суда каравана PQ-2. 1941 год. Из фондов РГАКФД
Разгрузка судов каравана PQ-18 на причалах Бакарицы. Архангельск, 1942 г.
Корпуса Лесотехнического института (ныне АГТУ) после бомбежки. 1942 г. Из фондов ГААО
Канатная фабрика после бомбежки. 1942 г. Из фондов ГААО