Глава 2
– Что закутался так, Дикарь? Дрожишь?
Голос спокойный, наглый, с ленивой издёвкой. Торжествует, гад! Перед своими рисуется…
Эрван до хруста стиснул зубы. Почувствовал, как ходят под кожей желваки. Бросил косой взгляд на грузную фигуру поодаль: вроде и впрямь один! И слава богу – если б они всей стаей навалились…
– Да и ты, гляжу, плащ напялил. Трусишь?
Эрван постарался, чтобы издёвка в голосе не ускользнула от врага.
Довольный смешок в ответ:
– Ну-у… Причина-то у меня есть. Я знаю, Дикарь, ты ж любопытный, просто так не отстанешь.
Небрежное пожатие плечами.
– Смотри!
Короткий сухой кашель… Миг спустя тёмный силуэт метнулся к Брианту. Секундант бережно принял плащ и отошёл на шаг.
Холуй… Интересно, ботинки он хозяину успел почистить?
Эрван краем глаза уловил серебристый блеск: враг медленно, наслаждаясь каждой секундой, доставал из-за спины клинки.
Его клинки.
Эрван сглотнул.
Ему казалось, что он подготовился к этому, был уверен, что так оно и будет… Но видеть мечи – его мечи! – в потных лапах врага было невыносимо.
Он посмотрел в торжествующие глаза противника, освещённые луной. Пришлось задрать голову – Бриант был выше его на целый фут.
Криво улыбнулся.
– Не очень-то честно, а?
– Честно? – Бриант ехидно оскалился. – Это как посмотреть. Ты же не думаешь о чести и правилах игры, когда убиваешь назойливого комара? А ты комар, Дикарь! Думал, что твое жужжание с рук сойдёт? И мало того – кусать осмелился!
Бриант повысил голос:
– Ты и вы все, пришлые, – позор страны и флота! Ваше дело – навоз вилами тягать, а не учиться в академии рядом с нами, потомственными воинами…
– Горло не сорви, воин, – куда будешь сидр заливать?
Бриант осёкся. Похоже, он ожидал чего угодно: униженных просьб, яростных воплей и обвинений, – но только не холодной язвительной усмешки.
– Хорохоришься, Дикарь? Может, думаешь, что я сюда играться пришёл? – Голос Брианта сорвался на шипение. – Нет, гадёныш! Тебе отсюда одна дорога – ногами вперёд!
– Угу, – бесстрастно отозвался Эрван. – А труп куда денешь?
За пару секунд Бриант успел совладать с собой: Эрван, не спускающий глаз с противника, кивнул с невольным одобрением.
– А зачем тебя девать куда-то? Лежи уж: потом вызовем охрану, та патруль приведёт… Ну а мы расскажем, как ты пригласил меня подраться, а сам пришёл с оружием. Клинки твои – вот они!
Бриант с наслаждением рассёк воздух сталью, затем недоверчиво оглядел оружие.
– Отличные игрушки, между прочим. Откуда они у такого нищеброда? Стянул у кого?
Кровь бросилась Эрвану в голову: эта мразь осмелилась назвать его вором!
Глаза начала закрывать пелена ярости – Эрвану почудилось, что белый свет луны на мокрых камнях подёрнулся багровыми пятнами.
«Не сейчас!!! Терпи, понял?! Ублюдок ещё не выговорился – а ты ещё не всё узнал».
Эрван холодно улыбнулся.
– Ты давай-давай продолжай, – почти ласково посоветовал он. – Облегчи совесть: небось паршиво спится, по ночам-то?!
– Об этом не беспокойся, Дикарь.
Бриант коротко хохотнул. Поднял клинок, поцеловал лезвие.
– Вот прикончу тебя, одной заботой меньше. А там и до остальных доберёмся – главное начать! Чуешь, деревенщина неблагодарная, какую тебе честь оказывают!
– Польщён, – Эрван коротко поклонился. – А если я не готов её принять? Вот дам сейчас дёру – чёрта с два ты меня со своим холуем догонишь!
Черная фигура позади Брианта ожила, с рычанием ринулась вперёд… И наткнулась на стальной барьер.
– Никуда он не денется.
Бриант опустил клинок. Повернулся к Эрвану.
Осклабился.
– Нет, Дикарь, ты же у нас гордый… Не сбежишь. Да и какой тебе смысл? Ну приведёшь ты охрану… А дальше? Скажу, что ты на меня кинулся с мечами наперевес, а я тебя обезоружил. И мне поверят, можешь не сомневаться, – я ж лучший боец курса, не забыл? Ну а тебя за покушение на убийство сошлют в каменоломни. Лет на двадцать. Каков ход, а?!
Бриант запрокинул голову, заржал в голос – подельник отозвался утробным уханьем, едва похожим на смех.
Ривалл, не иначе, – только этот жирдяй так смеётся! Всё правильно, для такого дела самого подлого выбрал – соврёт и глазом не моргнёт! Но трусоват, трусоват… И боец дрянной – сам в драку не полезет, разве что из-под палки…
Эрван позволил себе усмехнуться: еле-еле, уголками губ.
Похоже, он всё рассчитал верно…
Бриант заметил улыбку противника, но, видимо, понял её по-своему:
– Храбришься, Дикарь? – Он довольно кивнул. – Всё правильно: умирать надо с улыбкой. Ну что, начнём, пожалуй?
Он переступил с ноги на ногу, выбирая место поровнее и посуше. Встал в позицию, расслабленно держа клинки у бёдер.
Эрван остался неподвижным.
– Один вопрос.
Бриант вскинул брови. Протянул с ленцой:
– Ну зачем всё это, а? Потерпи чуть-чуть – скоро будет не до ответов.
Он помедлил, наклонив голову набок. Губы его беззвучно зашевелились. Наконец он произнёс:
– Хотя… Почему нет? Валяй – только быстро.
– Как вы прошли охрану, я понимаю – вы ж пустые, чего вас задерживать… А вот кто мечи спёр? Вам, городским, в казарму хода нет: значит, кто-то из своих. Кто?
На этот раз Бриант думал не меньше минуты. Бурчал что-то себе под нос, протестующе мотал головой, переминался с ноги на ногу – будто вёл спор с невидимым собеседником.
Ривалл ойкнул и отошёл на пару шагов – похоже, странные припадки хозяина ему были не в диковинку.
Эрван ждал, не отводя настороженного взгляда.
Что это? Болезнь? Хитрость? Или… чего похуже?
Мало-помалу Бриант успокоился: по всему телу сверху вниз прошла мелкая дрожь, он несколько раз глубоко вздохнул. Оглядел глухую стену казармы, затянутую темным плющом каменную ограду, лужи и камни под ногами – словно не понимал до конца, где находится. Наконец заметил Эрвана.
И неожиданно весело, залихватски подмигнул:
– А знаешь что, Дикарь?! Ни черта я тебе не скажу: подыхай, не зная, кто тебя предал! Так даже интереснее…
– Верно, – пробубнил Ривалл с безопасного расстояния. – Кончай его, Бриант, а? Время позднее, спать охота, а нам ещё из-за него показания давать!
– И впрямь, заболтались мы с тобой. – Бриант беспечно, словно рисуясь перед невидимой публикой, пожал плечами.
И шагнул вперёд.
Пора!
Эрван метнулся навстречу.
Быстрое движение – и плащ сорван с плеч.
Отлично!
Теперь раскрутить правой – один оборот, не больше! – и бросок…
Эрван довольно улыбнулся.
Камушек не подвёл. Не вывалился, молодчина, из тесёмочной петли, попал Брианту точно в голову, шлейфом увлекая за собой ткань.
Эрван подошёл к распростёртому телу. Наклонился, изучая остатки плаща: а ведь успел, паршивец, клинки вскинуть и почти закрылся – вон, на материи разрезы по футу. Но отвлёкся, когда перед глазами что-то заколыхалось: не успел сообразить, что сюрприз не снаружи, а внутри!
Эрван кивнул: что ж, на то и расчёт…
Мельком глянул в ненавистное лицо: кровоточащая ссадина на лбу, побелевшие губы под луной приобрели зеленоватый оттенок, дыхание… Вот не разберёшь – дышит, нет?
Краем уха Эрван уловил слабое шевеление справа.
Дурак! Забыл про второго!
Проклиная себя, он выхватил мечи из безжизненных рук врага. Одним прыжком вскочил, развернулся и прижал лезвие к жирной шее Ривалла. Заметил, как расширились от ужаса глаза, исказилось дряблое лицо под капюшоном.
Холодно произнёс:
– Дёрнешься – убью.
Кивнуть Ривалл не отважился, лишь испуганно заморгал.
– Буду считать, что понял.
Эрван отвёл меч… И через миг ощутил, как вздыбилась земля под ногами. Опрокинулся навзничь, нелепо, как беспомощная кукла, взмахнул руками…
Сначала боли не было: лишь яркая вспышка где-то позади век да противный хруст в затылке.
«О булыжник… Надо же: один камень помог, другой подвёл…»
Не помня себя, повинуясь лишь инстинкту раненого зверя, откатился как можно дальше, упёрся в ограду. Встал на одно колено, вслепую вскинул правый меч, парируя возможный удар сверху, выставил руку, прикрывая корпус… и лишь тогда осознал – клинка в левой руке не было.
«Идиот! Всего и надо было – следить за обоими! Как хорошо было задумано: обезоружил и ушёл спокойно – а вот на тебе!»
Зрение мало-помалу возвращалось: Эрван уже мог различить силуэт противника: тот бешено пластал воздух подобранным клинком, но рвать дистанцию не спешил.
Почему он не атакует?
Эрван медленно встал. Напряг слух, пытаясь не обращать внимания на подступившую боль.
Сквозь звон в ушах сумел различить тихое, наполненное яростью шипение:
– Что встал как баран? Бей его, пока не очухался! Ты справа, я слева, ну?!
– Ты чего, Бриант? – виновато басил Ривалл. – Это ж Дикарь, он же бешеный! И у него меч. Ты бы видел: он мне чуть башку не отхватил, пока ты валялся!
– Умница, – прохрипел Эрван и оскалился: – Стой где стоишь – целей будешь!
– Во! – почти радостно воскликнул Ривалл. – Видал? Он уже на ногах! Куда я против него – безоружный? Не, Бриант, ты уж сам как-нибудь…
Он виновато опустил плечи и бочком-бочком попятился от бойцов: похоже, Брианта он опасался не меньше, чем Эрвана.
«Отлично. Значит – один на один…»
Бриант зарычал и плюнул в сторону неверного союзника.
Эрван ухмыльнулся. С ехидцей заметил:
– Не попал!
И тут же пожалел о своей болтливости: разъярённый Бриант очертя голову бросился в драку.
Отступать было некуда: Эрван под напором врага сделал шаг назад и упёрся в камень: между лопатками вонзились десятки колючек.
«Жимолость!!! Кто тебя у стены насадил – чтоб ему в аду гореть!» – успел подумать он под яростными атаками. А потом стало не до мыслей…
Нападать он и не пытался: куда там – отбиться бы!
Страха не было, лишь безмерное удивление: ведь раньше он считал, что репутация Брианта как бойца сильно преувеличенна – кто ж осмелится выиграть бой у адмиральского сына, пусть и учебный!
Теперь, стоя под неистовым градом ударов, Эрван понял, насколько ошибся.
Вот один раз он едва сумел парировать удар – лезвие с лязгом остановилось в дюйме от тела, потом ещё… Затем клинок рассёк руку…
«Спасибо, хоть левую…»
Эрван надеялся, что, увидев кровь, враг остановится хоть на пару мгновений. Это же Бриант, он должен покуражиться над жертвой, так? Хоть полминуты! Много-то и не надо – чуть дух перевести…
Противники обменялись взглядами… и Эрван понял – время слов кончилось.
Привычные черты старого врага исказились до неузнаваемости, ввалившиеся глаза на побелевшем лице полыхали такой бешеной, нечеловеческой жаждой убийства, что меч Эрвана едва не выскользнул из разом вспотевшей руки.
«Да что с ним, чёрт его дери?» – Эрван почувствовал, как его начинает бить дрожь.
Чужак в знакомом образе оскалился, будто расслышав немой вопрос. Повёл головой по сторонам, словно принюхиваясь. И с рычанием бросился в новую атаку.
Эрван снова растворился в круговерти ударов. Мыслей не осталось, желаний тоже… кроме одного – выжить.
И он выживал: секунду за секундой – встречая сталью сталь, приседая и выпрямляясь, уклоняясь от бешеных атак, насколько позволяла дрянная позиция…
Он и не понял толком, когда наступил перелом: чуть ослабла сила ударов, чуть замедлился темп, сквозь лязг мечей прорезалось хриплое дыхание противника… Каждое изменение по отдельности было почти незаметно… Пока Эрван внезапно не ощутил – за спиной у него пустота!
«Да я же наступаю! Вот на шаг… А теперь ещё…»
Он холодно улыбнулся – пусть видит Бриант!
«Ты проиграл. И теперь ты мой!»
– Всем стоять! Оружие на землю!!!
Эрван застыл. Медленно вытянул руку с мечом. Разжал пальцы: клинок жалобно звякнул о камни.
С торжествующим рёвом Бриант ринулся вперёд. В один прыжок оказался рядом с Эрваном, вскинул оружие для завершающего удара…
Короткое слово на незнакомом языке – и враг безжизненным мешком осел у ног. Эрван выдохнул, дрожащей рукой смахнул испарину.
«Ещё бы чуть-чуть и…»
– Всё, парень! Не дури – хуже будет.
Он не сопротивлялся, когда ему заламывали руки. Не протестовал, когда ременная петля стянула запястья. Покорно двинулся вперёд, получив увесистый тычок меж лопаток.
С отчаянием и болью он не отводил глаз от двух людей за спинами патрульных: криво улыбающегося Свистка и… Хлыста, брезгливо поджавшего губы.
– Готово!
Эрван напоследок бросил взгляд на кляксы и помарки. Мельком пожурил себя за неровный почерк – бессонная ночь давала о себе знать – и решительно отодвинул пергамент.
– Отлично!
Следователь кивнул и, не обращая внимания на обвиняемого, погрузился в чтение.
Эрван искоса следил за ним: наконец-то можно разглядеть человека, от которого зависела его судьба!
Ничего страшного, а тем более угрожающего во внешности следователя не было: маленькое пузатое тельце, туго обтянутое коричневым камзолом с расстегнутыми пуговицами – ни дать ни взять перезрелый желудь! Слишком большая голова с высоченным лбом, увенчанная редкими седыми прядями, широкие скулы и до нелепости острый подбородок – загнутый, будто абордажный крюк. Ноги следователя скрывал массивный стол, но Эрван был готов поклясться, что они не достают до пола – как у ребёнка, для пущей важности оседлавшего стул взрослых.
Бесцветные глаза карлика привычно бегали от строчки к строчке; палец медленно скользил по бумаге, толстые губы беззвучно шевелились – видно, разобрать кадетскую писанину в свете масляной плошки было непросто.
Эрван перевёл взгляд на кипы документов, тёмный комок сургуча возле чернильницы. Затем украдкой принялся рассматривать комнату: темновато, но вроде ничего особенного – голые каменные стены да крохотное окошко-бойница, забранное решёткой. Ставен не было, в комнату проникал солоноватый морской воздух, и в тишине Эрван отчётливо различил курлыканье голубей снаружи.
«Вот чёртовы птицы! Летают себе куда хотят, и ни забот, ни хлопот! А ты сиди тут…»
– Итак, обвиняемый…
Негромкий, лишённый интонаций голос вернул Эрвана к реальности.
– Гвент, господин следователь. Меня зовут Гвент.
Эрван расправил плечи. Вздёрнул подбородок и твёрдо посмотрел следователю в глаза – пусть будет что будет, но вытирать о себя ноги он не даст!
– Обвиняемый, – поправил голос. В нём не слышалось раздражения – одна лишь усталость от ежедневной рутины. Сколько таких вот Гвентов прошло перед ним за годы?
– Сейчас вы обвиняемый номер сто тридцать шесть. Потом станете подсудимым, и если всё для вас сложится удачно – заключённым.
– А если нет?
Эрван дал себе зарок не говорить и слова лишнего… но любопытство и страх на этот раз оказались сильнее.
Следователь улыбнулся.
– Если нет – станете казнённым. Какой номер вам присвоят… не знаю, право. Да и вас это вряд ли заинтересует… не так ли?
Против воли Эрван потрясённо кивнул: хоть ему и казалось, что он готов ко всему, хоть и знал он, каким быстрым и суровым бывает правосудие в Морском Ключе – а всё-таки надеялся на что-то…
«Дурак! – мелькнула запоздалая мысль. – Предупреждали же тебя по-хорошему! Нет бы Хлыста послушать!!!»
Глаза следователя блеснули, улыбка растянулась до ушей: жертва дозревала на глазах.
«Ну уж нет! – Миг слабости остался позади, Эрван обрёл привычное упорство. – Чёрта с два ты меня запугаешь!»
– Ваша судьба, милейший, – в ваших же руках, – продолжил следователь и брезгливо отшвырнул листок с показаниями. – Ну сами посудите: что вы тут нафантазировали? Клинки у вас якобы украли, секунданта у вас не было, потому что якобы никто не захотел им стать…
А меж тем мы знаем, – произнёс он с нажимом и наклонился к Эрвану, – мы знаем, что помощь вам предлагали… но вы ее не приняли.
Эрван с трудом подавил желание поморщиться: запах кислой капусты изо рта следователя вызывал рвотные спазмы.
– Если вам известно, что я отказался от секунданта, то наверняка известно также почему, – холодно ответил он.
Улыбка исчезла с лица следователя.
– Упрямитесь? Вы почти взрослый человек! Сами должны понимать: всё, что вы написали, – детский лепет!
Вы обвиняетесь в покушении на убийство, милейший! – Он понизил голос: – Вооружённом, хладнокровно обдуманном… и смягчающих обстоятельств у вас нет!
Он сел на место. Отвёл взгляд.
– Чистосердечное признание – вот последняя соломинка, которую вам протягивают! Не стоит делать глупостей, вы их уже натворили достаточно! Лучше запомните накрепко – из каменоломен рано или поздно возвращаются, а с эшафота – нет.
Он глубоко вздохнул и отёр пот со лба. Эрван успел заметить тёмные пятна на камзоле.
«С чего бы он вдруг засуетился? Только что сидел такой спокойный – и на тебе!»
Мысль пришла неожиданно: такая простая и очевидная, что Эрван сам себе удивился – как он сразу не додумался?
– А знаете что? – холодно бросил он, больше не думая о последствиях. – Вы прекрасно осведомлены: я невиновен. А приговор уже вынесен: не вами, так теми, кто выше вас. Что ж, ваша воля – ваша власть: но на мою помощь не рассчитывайте.
Он сложил руки на груди и с вызовом посмотрел на следователя: пусть этот пузан бесится, если хочет, – плевать!
Против ожидания, тот не выказал ни гнева, ни ярости. Облокотился на стопку бумаг, едва не опрокинув чернильницу. Подпёр голову руками и устало вздохнул.
– Смею надеяться, что вы измените решение, милейший, – время пока есть. И место тоже: наши камеры весьма располагают к раздумьям. А пока… Увести!
На пороге Эрван обернулся. Выразительно помахал ладонью перед носом. Поморщился:
– И ещё. Умоляю, смените повара… милейший!
Всё-таки это был свет: вернее, его призрак – слабое, на грани различимости, тёмно-серое пятно. Чуть светлее окружающего мрака.
Обострившийся слух разобрал слабые щелчки.
«Наверно, это подковки сапог клацают по ступеням. Вроде громче стало…»
Вытянув руки, словно слепой, он кое-как добрался до двери. Пошарил ладонью по кованому железу. На ощупь ухватился за толстые прутья решетки. Изогнул шею, силясь разглядеть что-нибудь в кромешной тьме.
Через минуту дальний конец коридора осветился: с непривычки Эрван едва не ослеп – слабое, неверное пламя дешёвой свечи показалось ему ярче солнца.
Кто там? И к добру ли?
Эрван хотел было отпрянуть, забиться в тёмный угол камеры, словно раненый волчонок, – но желание увидеть свет, услышать человеческую речь, быть может, даже задать вопрос – любой! – оказалось сильнее.
Зажмурив глаза, силясь усмирить бешено колотящееся сердце, он обратился в слух. С каждой секундой звуки шагов становились всё громче и отчетливей. Вот неизвестный повернул с лестницы и идёт по коридору за углом – подковки цокают глуше. Вот уже слышится слабое поскрипывание – наверное, что-то несёт в руках.
Неужели еда?
Эрван только сейчас понял, насколько голоден. Когда он ел в последний раз? Даже и не вспомнить…
– Заключённый! Руки от решётки, три шага назад!
Невесело усмехнувшись, Эрван повиновался: «Вот уже и заключённый! Вроде недавно был обвиняемым… быстро у них тут!»
Послышался лязг, и пятно света застыло: видимо, лампу поставили. Дверь со скрежетом отворилась: ноздри Эрвана расширились и затрепетали – из коридора проникли густые ароматы тёплой пищи.
Прикрывая лицо одной рукой и вытирая слёзы другой, Эрван еле-еле выдавил:
– Обед?
– И завтрак, и ужин тоже, – отозвался тюремщик.
Эрван попытался разглядеть собеседника… и не смог: грузный силуэт в огненном ореоле – вот и всё.
– Сколько я здесь? – хрипло спросил он.
Кажется, тюремщик пожал плечами.
– Сутки.
Радуясь, что может перекинуться парой слов с живым человеком, Эрван решил говорить что угодно – лишь бы продлить разговор хоть на минуту.
– Странно, – произнёс он. – А я был уверен, что гораздо больше.
Тюремщик хмыкнул.
– Это темнота, парень. Темнота и безделье – они кого хошь с ума сведут. Мыслишки-то всякие в голове закопошились, нет?
– Да, – признал Эрван. – Есть такое.
Тюремщик, похоже, и сам был не прочь поболтать с новым человеком: много ли интересного в тюремных коридорах увидишь?
– Вот-вот, – подхватил он почти с радостью. – Многие вот так как ты: сначала артачатся, а через недельку сами на допрос бегут – еле конвоиры за ними успевают!
– Не-е… – протянул Эрван с усмешкой. – Это не про меня.
– Ну-ну.
Тюремщик издал булькающий звук: наверно, это означало смех.
– Посмотрю-ка я на тебя позже: казематы – они и не таких обламывали!
Он с кряхтеньем поставил у двери глубокую миску. Вышел было в коридор… Замер на пороге.
– Ты вроде не буйный, паря: не плачешь, не кричишь, на меня, грешного, не бросаешься… Так и быть, дам тебе совет.
Он оглянулся, понизил голос до шёпота:
– Не торопись лопать: если они не получат своей порции – закусят тобой.
Дверь захлопнулась. Проскрежетал засов. Тусклый огонёк за решёткой всё слабел по мере того, как затихали неторопливые шаги.
Через минуту Эрван остался в непроницаемой тьме.
Нашарил глиняную миску, сослепу угодив рукой в горячее варево. Облизал пальцы.
Ммм… Вкусно-то как!!! Кажется, овощное рагу с бараниной!
Эрван мельком улыбнулся, вспомнив, как морщил нос от капустного запаха: сейчас всё что угодно умял бы… Не задумываясь!
Он пододвинул еду, наклонился как можно ниже, всем естеством впитывая упоительный запах… И вдруг замер.
Что там говорил тюремщик: «Если не получат своей порции – пообедают тобой?»
Вроде так…
Эрван поежился: словно тюремный воздух разом стал холоднее, ещё чуть-чуть – и пар изо рта повалит.
Кто это – они?
Он решительно отодвинул еду. Покачал головой. Задержав дыхание, отнёс миску в дальний угол камеры и опрометью кинулся обратно – теперь запах чувствовался слабее, но всё равно сводил с ума.
Стараясь не обращать внимания на протестующий желудок, Эрван вытянулся на топчане. Положил руки под голову и застыл, вперив взгляд в кромешную темноту.
Ждать пришлось недолго.
После сотого удара сердца до ушей Эрвана донеслось странное постукивание – будто далеко-далеко гнали табун лошадей.
Но откуда лошади здесь, в тесной камере? К тому же звуки извне сквозь толстые стены не проникали, Эрван уже успел в этом убедиться!
Он почувствовал, как зашевелились волоски на руках.
Что это, чёрт побери?! Неужели колдовство? Если так – до суда ему не дожить. Как защищаться безоружному, в полной темноте?
Эрван до крови прикусил губу. Боль и солоноватый привкус во рту оказались настоящим благом: Эрван сумел подавить зарождающийся в глубине естества панический вопль – и даже не шевельнулся.
Вскоре цоканье стало громче и отчётливей, к нему примешались звуки возни и еле слышное шуршание.
Да это же крысы! А он уже вообразил…
Эрван едва не расхохотался от облегчения: схватка в темноте со стаей оголодавших грызунов казалась сущим пустяком по сравнению с неведомой и страшной опасностью.
Крысы тем временем добрались до еды: из угла донёсся довольный писк, тихий скрежет глины о камень – наверно, зверьки в азарте двигали миску.
Трапеза не затянулась: через полминуты Эрван услышал тихое сопение совсем рядом. В локоть ткнулся любопытный нос, кожу защекотали жёсткие усы – похоже, грызуны были не прочь получить добавку.
Эрван не двигался: собрав остатки воли, он сдерживал дрожь.
«Они уже сытые… сытые… понял?! Если не разозлить, всё обойдётся! Терпи… терпи…»
Одна крыса забралась на грудь, пододвинулась вплотную к лицу – Эрван почувствовал её тёплое дыхание. Другая с тихим сопением исследовала штанину – острые маленькие зубы пронзили ткань, вцепились в ногу.
Эрван вздрогнул.
Крысы метнулись во мрак. Миг – и топоток крохотных лап затих. Словно и не было.
Перед глазами Эрвана поплыли радужные пятна. Он схватился за грудь и вдохнул: глубоко, с надрывным всхлипом. Только сейчас он понял, что всё это время не дышал.
Страх отпустил. На смену ему пришли слабость и опустошённость. Не хотелось ничего – даже есть.
Он вытянулся на неудобном ложе, устремив взгляд в невидимый потолок, и погрузился в странное, полуобморочное состояние – не то сон, не то явь…
«Что, парень, доигрался?!»
Мысль была вялая и неспешная: Эрван представил, как она тяжело ворочается подо лбом.
Усмехнулся: ни сожаления, ни тем более раскаяния он не чувствовал – как сложилось, так сложилось.
Он перебирал в памяти события, приведшие его сюда: вот он даёт пощёчину зарвавшемуся наглецу; вот он принимает вызов, договаривается о времени и месте встречи… Ошибся ли он тогда? Эрван прислушался к себе: совесть молчала.
Значит, нет.
Виноват ли он в том, что не послушал Хлыста?
Совесть проснулась, Эрван ощутил лёгкий укол: значит, да.
Эрван вздохнул.
Хлыста он подвёл, это точно. Даже представить нельзя, какие сейчас у того неприятности: на вверенном ему курсе один кадет едва не прикончил другого. И когда – за несколько дней до выпуска!
Из наставников попрут, это точно. А может, и чего похуже… Он вспомнил лицо Хлыста там, на месте поединка, и поёжился: совесть разгулялась вовсю.
«На допросе возьму всё на себя и дело с концом! Может, хоть наставника не тронут. Кто им кадетов учить будет?»
Совесть мало-помалу успокоилась: на смену ей пришло чувство голода.
«Если протяну до допроса… – угрюмо подумал Эрван. – С голодухи не сдохну – крысы сожрут. Выбирай, парень!»
Эрван сонно ухмыльнулся.
Немудрено, что заключённые сами на допрос бегут. Посидишь тут с недельку – в чём угодно признаешься!
«Только не я».
Мысль была ясная и твёрдая. Словно и не ему принадлежала, а кому-то другому: более взрослому, мужественному и сильному.
Да!
Лёжа в тишине и мраке, попеременно терзаемый голодом и совестью, Эрван понял о себе простую вещь. Понял – и рассмеялся с тихим торжеством. Прошептал в темноту.
«Убить меня можно. Сломать – нет.
Поняли, вы?! Так-то!»
Прошлое закончилось, и это его не волновало. Будущее выглядело мрачно, но и это уже не имело значения.
Он спал глубоко и крепко – как тысячи его сверстников по всей Арморике.
И безмятежно улыбался во сне.
– Номер сто тридцать шесть – на выход!
После четырёх дней полной тишины голос показался Эрвану похожим на горный обвал. Сощурив глаза от пламени факелов и зажав уши руками, он замер.
Что от него хотят?
Смысл приказа не доходил до него – слишком привычным стало оцепенение души и тела.
Мозолистые руки схватили запястья Эрвана, ловко и споро накинули верёвку. Миг – и на глазах затянулась повязка: чуткий нос Эрвана уловил запах старой пыли.
Толчок под ребро.
– Оглох? Двигай!!!
Справа и слева – тяжёлые шаги, на локтях – чужие пальцы.
Куда его ведут?
Вопрос застыл на языке: нет уж! Пусть делают что хотят – ни звука от него не дождутся. И так он всё скоро узнает… Может, лучше и не знать?
Эрван горько улыбнулся: слава богу, хоть страх в глазах они не увидят – повязка укроет.
А кстати… Она-то – зачем?
Эрвану доводилось слышать, что такие штуки надевают приговорённым перед казнью – говорят, палачи очень не любят смотреть жертвам в глаза…
Но ведь приговора не было! Даже на допрос не таскали. Не могут же они казнить просто так – без суда?
«Могут, – сообразил он с отчаянием. – Если идёт война».
Но ведь… Когда его сюда упекли – всё было тихо! Да, все предполагали, что северяне навалятся вот-вот: и отпуска летней эскадре отменили, и курс их отправляют недоучками – на усиление флота…
И сквозь ограду академии просачивались слухи один другого нелепей: то на перевалах уже идут бои, то фаэри вот-вот с юга придут и уничтожат остатки вольностей людских… А всё-таки верить не хотелось: особенно теперь.
Похоже, лестница винтовая, неудобная… А его тянут вверх по ступенькам, пыхтят, несут почти – хотят целым доставить! Ну и ладно, ну и хорошо.
Опять под ногами ровно: поворот направо, ещё раз направо, потом налево…
– Стоять!
Лязг запоров, скрип дверей… и громкие крики чаек. И тёплый ветер в лицо.
Эрван замер, прислушиваясь: рокот волн доносился с запада, футов с пятисот.
Значит, всё-таки подземелья форта: в ночь поединка он даже не успел сообразить, куда его упрятали, – слишком быстро всё произошло…
– Двигай!
Под ногами тепло и мокро: наверно, дождь кончился совсем недавно.
Эрван глубоко вдохнул, надеясь уловить запахи умытой зелени.
А что? Дышать-то ведь – можно?
Скрип плохо смазанной телеги, неторопливый перестук копыт… В ноздри ударил запах конского навоза.
Через секунду Эрван почувствовал, как его поднимают в воздух и швыряют, словно куль с мукой. Он сжался в предчувствии удара… умелые руки подхватили его и усадили на что-то твёрдое.
Эрван осторожно заёрзал, ожидая повелительного окрика… нет, пока тихо. Связанными за спиной руками рискнул потрогать сиденье – пальцы нащупали едва оструганное дерево.
«Как на солдатском гробу… – мелькнула паническая мысль. – Неужели всё-таки – эшафот?»
Он снова порадовался, что глаза закрывала повязка. Кто бы и куда бы его ни вёз – слёз он не увидит!
Лошади взяли с места: без хлопанья вожжей и понуканий кучера.
Эрван ударился затылком о что-то твёрдое. Чуть слышно зашипел – звук растворился в скрипе колес. Вскоре повозка замерла – краем уха Эрван уловил, как неподалёку вполголоса переговаривались.
«Наверно, это охрана ворот, – догадался он. – Значит, повезут в город – зачем только? Казнили бы здесь – места им мало?»
Хотя Эрван и старался ожесточить себя, подготовить к неизбежному и, быть может, самому худшему… но против воли ощутил давно забытое чувство. Оно зародилось где-то в груди, жаркое и трепещущее. Оно заставило дыхание участиться, а сердце – забиться сильнее.
Надежда…
Повозка тронулась в путь, пересчитывая ухабы. Через несколько минут дорога стала ровнее, колёса загрохотали по брусчатке.
«Наверно, это уже городская мостовая» – Эрван изо всех сил старался скрыть подступившее ликование.
Его вывезли из форта! Вывезли!
«А это значит… это значит… – с робкой надеждой предположил он. – Что виселицы не будет: в городе казнить не принято».
Он только сейчас осознал с полной ясностью, насколько хочет жить. Каменоломни – пускай!!! Как там говорил коротышка-следователь?
«Из каменоломен рано или поздно выходят»?
Вот и он выйдет: и не просто выйдет, а еще и оправдается!
Эрван счастливо улыбнулся.
«Только для мёртвых всё решено. А я ещё побарахтаюсь!»
Сквозь скрежет несмазаных осей Эрван различил возбуждённые голоса. Откуда-то слева под нехитрый аккомпанемент скрипок лилась песня. Еще дальше выводили мелодию несколько флейт.
«Развлекаются, – подумал Эрван без тени зависти. – Что ж, каждому своё».
Лошади медленно поднимались в гору – Эрван слышал их натужное дыхание. Рядом с ним позвякивали доспехи конвоиров.
«Кажется, четверо, – на слух предположил Эрван. – Двое по бокам и ещё пара напротив. Хм… С чего бы мне такая честь?»
Опасения зашевелились с новой силой.
Куда его везут? Если не на казнь, то куда? Перевозят в городскую тюрьму? Это вряд ли: Эрван слышал, что она предназначалась только для штатских. В городской суд? Тоже вряд ли. Дела военных рассматривал трибунал в крепости.
Тогда зачем?!
«Думай, парень, думай!!! – тормошил себя Эрван. – Что бы ни случилось – только б не врасплох!»
Итак…
Судить его не судили, приговор не вынесли. Убивать в камере не стали, из форта вывезли. Спрашивается, зачем?
Звуки беспечного веселья мало-помалу затихли: где бы сейчас они ни проезжали, городской центр точно остался позади.
«Значит, и городская тюрьма тоже, – Эрван кивнул в такт очередному ухабу. – Но тогда… Давай, парень! Додумывай уж до конца – кто вместо тебя это сделает?»
Оставалось одно: его собираются вывезти из города. И понятно, зачем: мало ли в окрестностях глухих оврагов? Да и земля весенняя, мягкая… Вырыть могилу – чего проще? Четверо солдат да кучер за полчаса управятся…
Дело быстренько замнут, и был ли на свете некий Эрван Гвент, нет ли… Кто вспомнит? Может, несколько старых солдат на перевале… Да ещё Хлыст: небось качнёт головой и подумает: не оправдал моих надежд – а я-то с ним возился!
Эрван почувствовал, как намокла ткань повязки: слёзы покатились градом. Он силился унять их… не вышло.
«Слишком много свалилось… Слишком. Ничего, Эрван: соберись, потерпи. Если жить не получается – хоть умри как следует!»
Он сглотнул, расслабил мышцы – дрожь в плечах прекратилась, не успев толком начаться. Дыхание мало-помалу выровнялось, сердце перестало колотиться о рёбра.
Будь что будет…
Через пару минут он сумел взять себя в руки – и не выдать страха, когда повозка наконец замерла.
– Всё, кадет. Вылезай. Последняя остановка.
Палящее солнце укоротило тени от лип во дворе академии, выбелило щербатые плиты под ногами. Эрван опустил голову – после карцера свет нещадно резал глаза.
Его поставили во вторую шеренгу, вместе с остальными.
Парадный дублет с чужого плеча нещадно жал под мышками, жёсткий воротник врезался в шею – головы не повернуть. Плац заслоняли плечи и голова здоровенного кадета из старших. Почти все, что мог видеть Эрван, – бритый затылок, капли пота на распаренной шее да тёмное пятно между лопаток. Эрван скривился, чувствуя, как противные струйки текут по его собственной спине.
«Ничего, потерпишь! Не гневи судьбу, парень! Хоть червям на корм не пошёл – уже недурно!»
Когда морские пехотинцы сдавали его с рук на руки охране академии, когда с него сдирали заскорузлую рванину, споро и умело окунали в лохань с обжигающей водой – он не задал ни одного вопроса. Когда его, словно бесчувственную куклу, упаковывали в парадку и под локти вели на плац – он молчал.
«Слишком много свалилось… Слишком».
Но весеннее солнышко ласково щекотало кожу, лицо обдувал свежий ветерок, и Эрван, зажатый в плотном строю, будто горошина в стручке, мало-помалу начал оживать.
После часа ожидания Эрван ощутил наконец: всё, что он видит сейчас, – близко и реально, а ночной поединок, допрос и сырая темнота камеры начинали казаться дурным сном.
«Похоже, всё-таки не убьют, – заключил он и отважился на улыбку: в конце концов, кто его увидит – в заднем-то ряду? – Ладно, а дальше что?»
Вместе с желанием жить появились и вопросы, а вместе с ними – опасения.
Он зябко повёл плечами: будто на миг снова повеяло тюремным холодом.
Стиснул зубы.
«Что ж, посмотрим! И послушаем…»
Округлые фразы Студня вязли в тягучем зное. До края шеренги доносились лишь отдельные слова: «Честь… Ответственность… Впервые в истории…»
Перевалило за полдень. Бриз ослабел, и в раскалённом воздухе медленно растеклась вонь из сыромятного квартала по соседству – пришлось дышать ртом.
Эрван перенёс вес тела с одной ступни на другую, снимая нагрузку с ноющих мышц. Осторожно, стараясь не задеть язвы от верёвок, принялся массировать кисти.
– Баран старый!
Сказано было тихо, но с чувством.
Эрван покосился вправо, на соседа, – тот украдкой сплюнул под ноги, продолжил брюзгливой скороговоркой:
– Битый час рассыпается, а по делу ни словечка. Как всегда – ни тпру ни ну…
Стоящий впереди старшекурсник ловко и незаметно пнул болтуна в голень. Больше никто открыть рот не рискнул.
По шеренгам прошёл еле слышный шелест – кадеты равняли строй. Эрван вытянулся во весь свой невеликий рост, силясь разглядеть хоть что-нибудь.
Начальник академии при полном параде выглядел ещё нелепей обычного: маленькая голова с редкими седыми волосами; грузное, как у кита, тело, затянутое в чёрный мундир; обширный живот, под которым еле угадывался широкий ремень.
Как он застегнулся-то? Вряд ли сам – у него ж руки на пузе не сойдутся! Удар его не хватит – на солнцепёке?
Эрван ухмыльнулся.
А и пусть! Зато им всем точно не до него станет…
На дряблом лице начальства проступила усталость пополам с облегчением – церемония подходила к концу. Студень кое-как развернул пергамент и, еле шевеля губами, принялся зачитывать фамилии. Горластый офицер из флотских повторял их на весь плац. Передний ряд ожил: один за другим старшие подходили за назначениями. Пара напутственных слов, короткое рукопожатие – и вчерашний пятикурсник становился офицером флота.
Эрван ощутил неожиданный укол зависти: эти не будут год тянуть матросскую лямку… Офицерские каюты на корме – это вам не гамак рядом с вонючим гальюном! Им не придётся драить палубу до боли в пояснице. Они не обдерут ладони о снасти. И линёк боцмана их не коснётся… А всего заслуг-то – оказаться в академии на год раньше!
«Ты ж раньше не завидовал, парень? С чего вдруг сейчас? – Долго размышлять не пришлось. – Будь я на год старше, плевать мне и на Брианта, и на папашу его. И в карцере не оказался бы! Вся жизнь по-другому! Эх, чего уж теперь…»
Пока общее внимание было приковано к центру плаца, Эрван осторожно глянул на сокурсников. Череда угрюмых лиц не оставляла сомнений – завидовал не он один.
«Ага! Только причины разные…»
Эрван украдкой облизал пересохшие губы.
А с другой стороны… Лучше уж матросский кубрик, чем верёвка на шею, карцер или каменоломни! Раз его перед самым построением вытащили из камеры, дали помыться да ещё и в парадную форму одели… Наверное, обошлось?
Или нет?
Передняя шеренга мало-помалу редела. Ещё полчаса – и последний из старших, гордо зажав в руке листок с назначением, прошествовал через Вольную дверь.
Наступал их черёд.
Эрван втянул живот, расправил плечи. Больше ничто не заслоняло обзор, и он ясно видел, как Студень, тяжело отдуваясь, вручил Хлысту список назначений и отбыл.
Ну да… Офицерский свежачок он поздравил сам, а лично распределять матросов – много чести!
Впрочем, такому развитию событий Эрван был только рад: чем дальше начальство, тем лучше. А наставник… он почти свой, с ним уж как-нибудь…
Высокий, тощий и узкогрудый, Хлыст, тем не менее, на голос не жаловался – помощь дежурного офицера ему не требовалась. Дело пошло ещё быстрее, и скоро из трёх дюжин сокурсников на плацу осталось меньше половины. Эрван с тревогой вслушивался, боясь пропустить своё имя.
Почему не вызывают? Его фамилия в начале алфавита, чего они ждут?
Украдкой он глянул в угол между стеной и деревьями – туда, где высился позорный столб. Пользовались им редко, и Эрвану там стоять не пришлось, но… всё когда-то случается в первый раз.
Что, если его вытащили специально? Если наказание просто отложено? Чего проще – дать надежду, а потом… Все получат назначения, навсегда покинут академию, а его привяжут… там? А дальше что – обратно в карцер?
Эрван стиснул зубы. Задержал дыхание, насколько хватило сил. Медленно и бесшумно выдохнул.
«Не паникуй! Если б хотели поизгаляться, начали бы сразу, перед всеми. Пример и все такое… А сейчас – какой смысл?»
Эрвану чуть полегчало. Ровно настолько, чтобы спокойно дождаться выкрика: «Гвент, Эрван!»
Когда он, подобно остальным, шёл за назначением, ноги его почти не дрожали.
– Кадет Гвент! – гаркнул Хлыст, когда Эрван встал перед ним. – Лёгкий рейдер «Горностай»!
Затем добавил тише.
– Поздравляю!
И почти шёпотом, одновременно с рукопожатием:
– Когда всё закончится – зайди ко мне.
Эрван с удивлением воззрился на Хлыста: выглядел тот почти как обычно, но готовому к неприятностям Эрвану показалось, что в глазах наставника мелькнуло сомнение пополам с тревогой.
Что за… Получается – ещё не все?
Впрочем, размышлять было некогда. Эрван кивнул, сделал чёткий поворот через левое плечо. Так или иначе, его учёба закончилась куда лучше, чем могла бы. Как и остальных, его ждала Вольная дверь, а разговор… Это только разговор – за него не сажают!
Перед дверью Эрван застыл на миг. Опустил плечи, будто ожидая привычного окрика «Стоять!».
И повернул ручку.