Возрождение, или Граната в руках обезьяны. *** (В. Ф. Биратко, 2018)

Послы с Севера

Мой дед был искусным кузнецом в округе. Широкоплеч, морщинист, весь седой, с кучерявой шевелюрой (вроде моей). Годков уже седьмой десяток на исходе, а силища еще ого-го, меня одной левой уложит. Вся жизнь прошла в кузнице, молот и наковальня, все по пуду весом, слабак не выдержал бы и дня, диво что не находится нормального ученика. Ну я это по-родственному, а то бы давно сбежал.

Он мог выковать такие искусные наконечники для стрел, они пробивали лося навылет, оставляя раны шириной с ладонь, а мелкую дичь рассекали пополам. Когда я выстрелил в дикого петуха, он так и убежал без головы в лес. Ковал ножи, копья, особенно любил топоры, говорил: «Они орудия созидания. Ими дров нарубишь и шалаш соорудишь, лодку из ствола выдолбить можно, а вот живое существо попробуй убить. Убить, конечно, можно, но сначала догнать его надо». Только одна у деда проблема была, найти хорошее железо, да и каменный уголь большая редкость (предки иссушили богатства земли, а что и осталось, то глубоко). Бывало, месяцами ходил по заброшенным местам, в глухомани несусветной, что даже зверь обходит стороной, говорят, там духи предков живут. Немало народу сгинуло. Вот и сейчас уже 2 месяца весточки нет. А на днях приходили воины из далекого северного селенья, шли они 37 дней. Принесли много железа, просили передать деду в знак благодарности.

Он шестнадцать лет назад на охоте возле Большой Реки, что протекает в северной стороне, повстречал воина. Подарил ему свой клинок, сильно голодало его племя, копья примитивные – с каменными наконечниками, куски железа да кремневые скребки служили ножами. (Я немного помню рассказ из детства старейшины возле костра об исчезнувшем северном селении). После их встречи (деда и воина) лето напролет наши воины обыскивали всю территорию за Большой Рекой на месяц ходу, но тщетно. Только обнаружили покинутую стоянку.

Гостей приняли с почестями, жареным кабанчиком и курдюком браги. Ходоки, измученные дорогой, быстро опьянели и хотели отойти ко сну, но не тут-то было. Наши девчонки не промах, просто так не отвяжешься, в кои-то веки такие молодцы пожаловали. Но приступить к охмурению со своими расспросами мешал старейшина Старомир.

– Как вы нас нашли, ведь прошло шестнадцать лет после встречи? Все тропы зарастают быстро.

– Но звезды светят неизменно, как бог их укрепил на небосводе, так они и останутся до скончания веков, – сказал старший воин.

– Ваша правда, значит, вы тот самый воин?

– Нет, он погиб, но путь к вам должен знать каждый младенец нашего рода.

– Спасибо. Это делает нам много чести, спасибо.

– Да еще кой-где остались не прогнившие пни срубленных деревьев, на холмах и полянах оставленные вашими воинами, они корректировали наш путь. Мы боялись одного – что не обнаружим вас, вдруг и вы перекочуете куда-нибудь? Но на этом берегу Большой реки сомнения отпали, по дикому зверю мы поняли, что он очень знаком с человеком, и остатки лося, попавшиеся на двухдневном пути от вас, подтвердили правильность направления.

– Хе, однако расслабились мои воины, нет диких людей – и маскироваться не надо. Да ладно, добре, что наша неосторожность пошла на пользу всем нам. Мы обжились здесь навсегда, лес хорошо кормит, поля ржи, льна кругом, монстров нет в помине, диких людей также. Присоединяйтесь к нам.

– Спасибо за предложение, мы передадим его волхвам. Но не думаю, что примем ваше предложения, мы не одни, рядом есть еще меньшее селенье, которое нуждается в нашей помощи, они в свое время нам помогли избавиться от саблезубого тигра, теперь наша очередь.

– Так приходите все вместе.

– Это вряд ли, после смерти старца Вольфгана там сейчас правит очень амбициозный молодой вождь и свое главенство в роду терять не намерен, несмотря на уменьшение численности воинов.

– Не дай бог в наш тяжелый век, когда каждый человек на счету, иметь таких лидеров. А что народ?

– Побаивается. Он очень умен и силен, за шестнадцать лет смог выжить с горсткой воинов, в племени у него большинство женщины и дети… – воин немного запнулся. – Дети в основном инвалиды. Смешение родства сказывается.

– Ай-я-я. Ладно, дело уже за полночь, вам и отдохнуть не мешало бы, а я буду думать о вышесказанном, – тяжело вздохнул старейшина.

Воинов быстро растащили молодицы, уже присмотрев и разделив заранее. Один подросток моих лет остался сидеть у костра, глядя на догорающий огонь.

– Пошли ко мне, впрочем, я внук того самого кузнеца.

– Вот здорово! – просиял от радости парень. – Увидеть самого Мастера Сталь…

– Не получится, уже два месяца, как нет его. Он…

– Извини я не знал, горе-то какое… – перебил меня воин.

– Что ты! Сплюнь. Он ушел искать уголь и железо, он всегда уходит надолго.

– Ой, что я надумал, во балда, забежал вперед твоих слов и похоронил деда.

– Ничего, значит, он живее всех живых.

Мы дружно рассмеялись. Незаметно пришли ко мне в землянку, развели небольшой костер, чтобы немного прогнать сырость земли.

– Послушай, а ты видел того монстра с длинными клыками? Говорят, он такое страшилище, просто жуть. Меня в детстве им пугали, грозили отвести туда, если не буду слушаться. Говорят, одной лапой мог десять человек убить сразу?

Молодой воин гордо поднял голову с легкой улыбкой на лице, на котором при свете огня зловеще выделялся ровный длинный шрам на левой щеке, и предложил послушать события тех лет.

…

– Объявился в ту пору монстр в их краях, по ночам все селенье почти передушил. Подарок деда оказался как раз вовремя. По возвращении воина в селение уже оставалось меньше половины жителей. Старейшина собрал совет, надо было решить, кому дать клинок, ведь если зверь убьет воина, то можно навсегда потерять и орудие, и последнюю надежду на спасение. Так как в селении уже не осталось молодых и крепких воинов, было принято решение просить в соседнем племени лучшего воина Дрыгвята.

Племя Вольфгана прибыло недавно из глубинки Востока, оно было немного диковато и малочисленно, но воины все коренасты и широкоплечи, с узким разрезом глаз, их хищный взгляд все недолюбливали, хотя поведение их было миролюбиво. Дрыгвят немного выделялся ростом и светлой кожей, его длинные черные волосы вьющимися локонами спадали на белый торс, весь покрытый шрамами от когтей диких зверей. Он не раз ходил с рогатиной на медведя, да и удар кулака был не слаб. Однажды выскочивши из засады, одним ударом меж рог свалил оленя. Поговаривали, что он один смог убить тиранозавра.

Воин частенько наведывался в наше селение, приносил туши оленей, видя бедственное положение племени, не стал артачиться после оказанной ему чести, ему самому хотелось побороться с этим монстром, да и заиметь легендарный клинок Мастера Сталь (кстати, так зовут моего деда) – большой соблазн. И еще одна самая веская причина, существующая во все времена – это женщина, самая красивая и неприступная Дара. Скольких женихов отвадила она от себя, некоторых побила в кулачном бою. Как говорится, огонь-баба.

Дрыгвят прибыл к обеду, несмотря на двухдневный нормальным шагом переход. Он бежал всю ночь изо всех сил, зная, что каждая ночь может стать последней для племени Дарки, да она и сама не раз порывалась идти в засаду.

Старейшина церемониально не спеша развернул соболью шкуру и вручил клинок лучшему воину в округе. Дрыгвят на восхищение всем поднял клинок, клинок Мастера Сталь. Он, сверкающий в лучах солнца, всех приворожил, как лучик надежды, проскользнул в каждое сердце жителя селенья. Затем воин уверенной походкой подошел к следопыту нашего племени, и они вдвоем скрылись за околицей, даже бегло не взглянул на возлюбленную, хотя он долго чувствовал ее взгляд. Он не хотел будоражить ее сердце, он шел на верную смерть, только малая искорка клинка таила в себе надежду.

Селенье располагалось на склоне горы. С севера и запада его ограждали неприступные отвесные скалы, к югу расстилалось поле, а вот к востоку начинался могучий лес, его вековые кедры и лиственницы возвышались так высоко, что в дождливою погоду казалось, они задевали своими вершинами облака, но росли они редко, не мешая расти и мелким кустарникам, от этого в лесу было солнечно.

Следопыт показал всю окрестность, звериные тропы, откуда чаще всего приходило чудище. Дрыгвят выбрал место у края скалы, где начинался лесок. Ветерок сопутствовал удаче, дул из леса, отгоняя запахи человеческого присутствия. Выбор места пал на одинокий камень, который возвышался в два человеческого роста поодаль от скалы, с него открывался хороший обзор, и это давало возможность не опасаться быть замеченным.

Затем Дрыгвят сходил на речку, вымылся, натирая себя глиной с ароматной травой, прополоскал шкуры, также натирая разнотравьем. Подготовка была завершена, растянувшись на солнышке, он ожидал вечера. Солнце быстро склонилось к лесу и скрылось в листве, а как хотелось еще поваляться, понаслаждаться жизнью, может, это последний вечер. Поднялся, тщательно обмотал шкурами свое тело, надо было сделать это так, чтобы они защищали как можно большую поверхность открытого тела, при этом не стесняли в движениях, в суставах и не сползали.

Стемнело. Затихли птицы. Кое-где было слышно уханье совы. Небо чистое, звездное, молодик только взошел. Лежа на камне, Дрыгвят, слегка высунув голову, замер в ожидании, по камню пробежала легкая прозрачная тень, показалось дуновение теплого ветерка со стороны скалы. Он осторожно повернул голову, осмотревшись вскользь, ничего не заметил, но все равно осталось предчувствие, что будто кто-то наблюдает за ним. Вдруг вдалеке в горах раздался глухой рык, Дрыгвят всполошился – неужели неправильно он выбрал место для засады, может, пока не поздно, сменить позицию? Но там скала стоит отвесной стеной, какой бы ты ни был силы, но ее не преодолеешь. Так в раздумье прошло время, тишину никто больше не нарушал. Немного успокоившись, замер на месте, опыт воина его не подвел. Спустя полчаса он увидел силуэт зверя, вышедшего из леса. Мгновение – он исчез и совсем неподалеку возле скалы появился снова. Он стоял на тропе, высокий, ростом с оленя, но очень походил на кошку. Прошелся мимо камня, снова остановился, долго принюхивался, что-то заподозрил. Почуявши опасность, зверь развернулся, стал медленно уходить.

Нужно срочно что-то делать, ждать было нельзя, если уйдет, то вернется ли? А если вернется, то когда? В два прыжка Дрыгвят очутился на земле и преградил кошке путь. Теперь, стоя в десяти метрах от него, можно было рассмотреть и оценить врага по достоинству, это была кошка в холке с человеческий рост, рыжая в белую полоску, с морды вниз торчали два огромных клыка длинною с локоть. При свете луны шерсть сверкала нежным отливом, когда под шкурой двигались мускулы, по шерсти шла завораживающая волна света.

Она стояла тихая и спокойная, ничем не выдавая агрессии. Казалось, она замурлыкала, втягивая воздух вздутыми ноздрями, и завиляла хвостом. Так простояли, кажется, целую вечность, глядя глаза в глаза. Саблезубый тигр не проявлял никакой агрессии, изредка нежно мурлыча. В мозгу сменялись мысли одна за другой со скоростью ветра. И главная – как эта с виду миролюбивая кошечка могла загубить столько народу? В этот опасный момент в подсознании возникли образы далекого детства…

И вдруг нарушил всю тишину и ход мыслей скатившийся с горы камень. Кошка прыгнула вперед и в сторону, чтобы не задеть человека, но у воина сработал рефлекс, сделал выпад навстречу и с размаху ударил клинком зверя. Зверь рыкнул и взглянул на лапу, стопа висела на куске шкуры. Тигр зубами оторвал и бросил ее на тропу, затем издал такой мощный рёв, словно лавина обрушилась с гор, и злобно пошел на воина. Совершил прыжок, ударив всеми тремя лапами в полете, левой лапой тигр выбил клинок, и он отлетел к скалам, как щепка. Всем весом навалившись, кошка прижала к себе передней левой лапой за правый бок, а двумя клыками, торчащими из пасти, она прижала левое плечо к себе, перекатилась на спину и задними лапами замельтешила, раздирая кожи, защищающие тело. Они несколько раз перекатывались друг на друга, но кошка всегда норовила лежать на спине и наносить страшные удары задними лапами, передняя же, выпустив когти, впилась в спину так, что, казалось, они способны проколоть легкие. Они прошли аккурат меж ребер и завернулись изнутри. Как бы издеваясь над врагом, челюсть продолжала нежно мурлыкать прямо на ухо, а задние ноги, разодрав кожи, полоснули когтями пару раз по телу, тут же остановились. Поединок взял пятиминутную паузу. Задыхаясь от боли, Дрыгвят оттолкнул пасть, насколько хватило сил, и нанес удар кулаком в область трахеи, хватка ослабла, он занес руку снова для удара, как отведенная рука почувствовал рядом на земле холодную сталь клинка.

Как он здесь очутился, ведь его потерял возле горы, шагов за пятьдесят? Но думать было некогда, и он нанес смертельный удар в область сердца. Вылезти из объятий было непросто, они были непреодолимы.

Тигр лизнул Дрыгвята в плечо, затем убрал когти из спины и отвел клыки. Воин вскочил на ноги. Кошка смотрела на него умоляюще, прося… Нет, не добить, что-то еще, но что? Живот у тигра зашевелился. Да, это была кошка, догадался он, она беременна, в бою ему все чудилось, что кто-то еще норовит ударить в живот, так это были котята. Воин наклонился и потянул за сосок, из него выступили капельки молозива, тигрица нежно и протяжно взвыла. Клинком осторожно вспорол живот и извлек два маленьких, пушистых мокрых комочка, несмотря на внушительные размеры мамаши. Он поднес их к морде самки, и она стала их облизывать, затем из последних сил приподняла голову, лизнула своим длинным языком лицо Дрыгвята, довольно мурлыкнула по-кошачьи и закрыла глаза, на которых выступили слезы, как показалось, слезы радости и облегченья.

Теперь, при свете луны, когда все было позади, он рассмотрел более детально. Кошка была стара, и вне всякого сомненья это были бы ее последние роды, под хвостом виден был огромный, толстый рубец от рваной раны, значит, сама она не могла родить. Вот почему она не хотела нападать. Она шла в селенье к людям за помощью! Но опасалась, и не напрасно! Человек в опасности бывает безрассудным.

Сейчас же перед Дрыгвятом вновь всплыла забытая картинка детства, когда его, еще ребенка, мать спасалась от стаи волков, неся малыша, зажав в охапку, а волки рвали ее за ноги, бедра, руки. Вот ноги подкосились, и она упала, закрывая телом дитя, а ее накрыла свора волков. Как вдруг из ниоткуда появилась огромная странная кошка, она одним рыком разогнала стаю. Затем, подошедши к ним, долго смотрела на растерзанное тело матери, обеими руками прижавшей его к груди. Мать так сильно прижимала свое чадо, что оно не выдержало и расплакалось. Кошка обнюхала мать, тяжело выдохнула, перевернула ее на спину, мертвая хватка надежно удерживала мальца на груди. Взяла аккуратно ее за голову, пропустив шею меж клыков (женщине было все равно, она была мертва) и так дотянула до окраины села, везя малыша на родной матери. Издала рев, что все люди повыскакивали из своих жилищ, а сама исчезла в кустах.

Да, это была она! Она вспомнила запах дитяти и радостно мурлыкала, стараясь напомнить мне о прошедшем. Ну зачем, зачем сработал этот проклятый рефлекс, зачем я начал первым? Ведь это только она могла быть ТАМ и ЗДЕСЬ! Через двадцать лет я убил свою спасительницу! Дрыгвят упал на колени и застонал от боли, нет, не ран, боли в сердце. Значит, это не она нападала на людей. А КТО?

В страхе Дрыгвят снова вскочил на ноги, вспомнив рев где-то в горах, в подтверждение снова раздался рык уже в селении. Похолодело внутри: пока он здесь бился, настоящий монстр-людоед спускался с гор, а с таким ростом неприступные отвесные скалы покажутся пригорком. Клинком воин обрезал все лохмотья шкур бывшей защиты и, оставшись практически нагишом, рванул к лагерю. Забыл про боль, перед его глазами все стояла картина убитой кошки и лежащих подле нее беззащитных котят.

– Забери котят! – на бегу крикнул в темноту.

Он догадывался, что кто-то из жителей следил за ходом событий, ведь не мог сам клинок пролететь пятьдесят метров. Да и на фоне луны мелькнула раз тень, тогда он считал, что это хвост кошки.

Он летел на крыльях гнева, обиды, мести. Адреналин зашкаливал все допустимые нормы, боли от рваных ран, сочившихся кровью, как не бывало. Со всего разбегу он вылетел на центр села. Сбоку, под скалой, не обращая никакого внимания, ходила кошка!

И снова тигр?! Не может быть! Это не она, это не галлюцинации, пронеслось в голове. Смятение пережитого его немного охладило и остановило от непредсказуемых поступков. Дрыгвят решил немного отдышаться, понаблюдать за зверем. Тигр разрывал хижины в поисках людей. Да, что для нормального зверья казалось неприступной отвесной скалой, то для такого монстра сущий пустяк. Этот кошак был еще крупнее, и клыки свисали длинною в руку. Затем, повернув голову к скале, учуяв там людей, неспешно направился к заваленной пещере. В скале находилась небольшая пещера для хранения провизии. Люди спрятались в ней, а Дрыгвят завалил вход камнями. Теперь, осознавая свое превосходство перед малочисленным населением племени, тигр медленно подошел к ней и могучими лапами принялся разгребать камни, освобождая проход. Нагребая гору камней, он отходил назад и отгребал их дальше, затем снова принимался за пещеру, словно рыл нору для своего потомства не в скале, а в мелком речном песке.

Светало. Воин перемотал целые кожи с торса на ноги и… живот. Как показала практика, это самое уязвимое место от кошачьих лап, мысленно поблагодарил свою спасительницу за науку. Монстр, изрядно подуставши, но от намеченного не отступал, продолжал рутинную работу. Вот когда появился лаз, в который мог пролезть человек, Дрыгвят издал воинственный клич. Саблезубый тигр присел от неожиданности, увидев всего-то одного человека, кинулся к нему, предвкушая скорую гибель жертвы и легкий завтрак. Но воин уже имел представление о тактике нападения кошек, знал, что клинком лучше драться на расстоянии. Опять мысленно поблагодарил свою спасительницу, теперь и учителя за науку. Поэтому он немного присел и, когда тигр сделал прыжок, отпрянул в сторону и, взмахнув клинком, отсек… м-да, хвост, ну промазал маленько, нет надлежащего навыка владения длинным «ножичком». Зверь издал рев, что заложило в ушах, с разворота он метнулся снова, разбрызгивая струей кровь хвостом-обрубком. Удар лапы пришелся на левое плечо, падая, Дрыгвят сделал укол в пах, он по-прежнему старался колоть, как ножом или пикой, а не сечь. Левая нога тигра немного стала отставать, наверное, повреждено сухожилие. Присев на задницу, стал бить передними лапами перед собой, не давая результативно колоть, отбивал все попытки и быстро наседал на воина, скользя на попе, вскоре прижал его к скале. Вскочивши на небольшой выступ, Дрыгвят замахал клинком слева направо и справа налево, может, просто от отчаяния или от страха, но это возымело успех, рассекал разные участки тела монстра, одним ударом снес полклыка, это охладило тигра, да и лапы, морда были изрезаны, глаза залила кровь. Зверь отступил.

Дрыгвят, восхищенный своей обороной, прыгнул, выставивши вперед клинок. Да, он вонзил его в холку, но клинок там и остался. Тигр снова кинулся вперед и обнял смертельной кошачьей хваткой. Когти передних лап, зацепившись за ребра, разрывали грудную клетку в стороны, задняя лапа работала, как крылья стрекозы, превращая ноги в лохмотья, оставшийся клык вошел аккурат в плечо под кожу, но воин бил кулаком что есть силы по шее, горлу, морде, хотел было ударить в пасть, чтоб произвести удушье, это помогало не раз в схватке с волком, но не рискнул, такая пасть легко проглотит руку по самые плечи, даже запить не попросит. Тигр, навалившись на Дрыгвята, замер, растягивание ребер сменил на сжатие все сильнее и сильнее. Силы были у обоих на исходе, истекшие кровью, они лежали, дожидаясь смерти.

И вдруг словно молния сверкнула в небе, это тот самый луч надежды взметнулся вверх и, перерубая шею тигра, застыл в сантиметре от лица воина. Последнее, что увидел Дрыгвят, это улыбающееся лицо Дарии. Это она наблюдала за происходящим, только сейчас перед опасностью жизни любимого смогла побороть страх перед монстром. Выдернув из холки клинок, закрыв глаза, рубанула им по шее, еще немного – и перерубила бы еще одну. В это время из пещеры уже вылезли люди и с копьями бежали на помощь.

Очнувшись через три дня, Дрыгвят обнаружил себя в шалаше, а рядом качались котята, те самые пушистые рыжие комочки. Еще долго мучила его совесть в гибели кошки, только Дара длинными осенними вечерами успокаивала и объясняла, что тигрица сама из-за рубца не родила бы, и спасти котят иначе, чем вскрыть живот, невозможно, она сознательно воина не убивала и мешала его атакам, чтобы он не вспорол живот неподходящим движением. Таким вот жутким образом она давала понять, что главное – спасти детенышей.

Здесь рассказ прервался, воин стоял с гордо поднятой головой, интуитивно сжимая тот самый клинок Мастера Сталь. Он был еще молод, но шрам на лице говорил о том, что уже многое успел повидать на своем коротком веку. Я не выдержал и спросил, а что же дальше сталось с Дрыгвятом? Улыбаясь, он сказал: «Это мой отец, а Дара моя мать».

Отец заново учился ходить целый год, но очень сильно хромает. Приручил саблезубых тигрят, теперь они вместо него охраняют селенье. Хотел подарить вам одного в знак благодарности, но они тяжело переносят летнюю жару. Эти тигры живут намного севернее их, а к ним забрели из-за большого голода, вслед за уходящими стадами оленей. Да и не тигрята они уже, заскучавши друг по дружке в незнакомом племени, могли уйти или не дай бог осерчать.

После пережитого по весне их племя, покинув зимнюю стоянку, ушло к морю, на свою летнюю. Затем были теплые зимы, и возвращаться на траурное место зимовки желания не возникало. Годы спустя, когда их племя немного окрепло, старейшина собрал совет и объявил: «Мы должны идти в долину предков искать железо, только оно даст настоящую защиту». В толпе прошелся ропот (тревожить духов), но противиться никто не посмел. И племя почти все лето провело в поисках железа. Большую смелость как напоминание о прошлом придавали жителям тигрята ростом с теленка, которые резвились, как котята, играя с детьми в салочки, и носились в лесу, принося туши травоядных. Медведи обходили селенье стороной, а волки даже выть не смели.

– Это часть металла, что нашли, принесли, сколько смогли, если оно хорошее, то еще принесем по весне, – закончил свой рассказ юноша.

. . .

Да, металла было много и разного (все же семь воинов несли), я как мог объяснил им, какой на что годится. Увидевши всю в шрамах левую руку юноши, ею обычно, обтянутой грубой кожей, защищаются от укуса зверя, я не удержался и подарил наручи из белого легкого металла, надел ему на руку и еще дал десять наконечников для стрел. Показал свой лук, объяснил, как пользоваться, и-и-и подарил его, так мне хотелось дать что-то от себя, и еще из желтого сверкающего металла сережки для Дары (дед ковал для сваей пассии), все равно трепки не избежать, да и металла целая гора, думаю, дед сильно серчать не будет. Гости ушли на третий день, не дождавшись моего деда. Их селенье нуждалось в большем количестве воинов, тигры, конечно, охраняли надежнее, но доверять дикому от природы хищнику опасно.

Начало прогресса

Юноша, во голова ветреная, забыл даже спросить имя, так вдохновил меня своим рассказом, что не мог дождаться деда, чтобы заказать у него такой же клинок. От скуки я стал рыться в металлоломе, мне хотелось быть одновременно, как дед, ковать клинки, и как отец – быть воином и всех рубить. Внезапно накатила грусть, когда вспомнил, что отца и матери я особо и не помню. До чего кровожадны эти озверевшие интеллигенты!

Ну чтобы меньше влетело от деда, решил разложить все по сортам. Какие только железки не попридумывал древний человек: и коробочки, и куски полосок, скрученные в узор, и тяжелая штуковина – два блина, соединенные металлической палкой. Попробовал поднять – тяжелая, а вот когда отпустил ее, то она сама легко скатилась в овраг, полдня ее затем вытаскивал под крутой склон, она все норовила скатиться вниз. И еще поразил меня один круглый кусок железа, из него торчал круглый, гладкий сук, и его можно было вращать. Когда вращаешь, то внутри что-то гудит, как улей. Сверху находился квадратный выступ, на нем были какие-то знаки.

Любопытство так и перло из меня, что за пчелы могут там жить, не было ни единой щели, куда они могли залезть, и что за четыре бугорка по краям. Сомнений не было, что именно в них весь секрет, стал подбирать куски металла и примерять к крестикам. Я считал их магическими, если приложить к ним похожее, то оно и откроется. Так незаметно для себя я крутанул кончик острия ножа, и бугорок подрос, еще и еще, с каждым оборотом он вырастал, пока не выпал. То же самое произошло с остальными, на последнем обломался нож. Я был зол на себя: сломать нож, дед точно убьет. Бросил эту затею, пошел дальше перебирать железо, оказывается, блины с палкой также откручиваются. Но больше всего понравилось подымать ее над головой, все мышцы так и гудят от ее веса. Когда потягал ее с полчаса, все тело онемело, вены вздулись, словно корни деревьев. За этим занятием застал дед. Он давно наблюдал со стороны, как я тренируюсь. Подошедши ко мне, взял за плечи, осмотрел мои мышцы и крепко прижал к себе, заплакал.

– Как рад был бы отец, увидь тебя такого. Настоящий мужик. А что это за штука, которую ты так красиво поднимал?

– Это, это штанга какая-то, – придумал название я на ходу. – Приходили из затерянного северного селенья, принесли много железа в знак благодарности за твой клинок и сказали, что весной еще принесут.

Немного помолчал, добавил:

– Я отдал им свой лук и стрелы, они не знали даже, что это такое.

Про сережки решил рассказать потом, вместе и про тигра, и про Дару.

– Молодец, – сказал дед. – Мы должны друг другу помогать и учиться, кто во что горазд. А что нож сломал, не горюй, если по делу.

Нож предательски лежал на камне возле землянки. Я чуть не подпрыгнул от восторга, что так легко отделался за нож, и тут же вспомнил про улей.

– Деда, идем сюда, нечто покажу, вот здесь внутри что-то жужжит, когда крутишь. Я вот открутил штучки и сломал нож. А дальше не знаю.

Мастер Сталь внимательно осмотрел болтики, сдвинул на железяке силой крышку в бок, там были еще две таких же шляпки. И странные знаки красного «+» и синего «-» цветов.

– Знаешь, я и не думал, что эти болтики можно открутить, я считал их просто заклепками и срубал зубилом.

– Деда, что так долго тя не было? Я стал волноваться, и Светлич заходит каждый день узнать про тебя.

– Нашел я уголь для печи, огромный холм, сбоку ручей размыл землю, а там много-много его, видимо, древние складировали его в террикон, с годами он зарос. Завтра пойду старейшину просить, кабы дал людей в помощь заготовить угля побольше, одному не под силу.

Вдохновленный, что не получил взбучки, я принялся крутить дальше. Когда я выкрутил внутренние болтики, ничего не произошло, никто не вылетел, тогда я всунул в отверстие от болта кусок проволоки и покрутил вал, надеясь выгнать пчел наружу. Рука непроизвольно дернулась, и проволока полетела в лицо деда.

– Может хватит? Ты мне глаза чуть не выколол.

– Я не виноват, это они кусаются.

– Где, кто они? – подошел поближе. – Покажи-ка.

– Ага, теперь сам сунь проволоку.

Мастер взял проволоку и стал ворочать ее в дырке.

– Ну и?

Я от досады крутанул вал, насколько было сил. Раздался рев деда, что мне показалось, это тот самый саблезубый тигр пришел сюда. Мастер отскочил шагов на пять, споткнулся и упал прямо в мой костер. Еще долго кричал дед, пока не сел в долбленое корыто с водой. Сидя в корыте, продолжал кричать, чтоб я бросил этот улей в огонь, глядя сердитым взглядом. Я, украдкой улыбаясь, умолял, сдерживая смех:

– Не надо, они ведь не вылетают, я за ними присмотрю.

– Ладно, – немного погодя, согласился дед.

На следующий день дед изготовил мне отвертки, ключи для восьмигранных болтов, и работа у меня закипела, разбирал все, что было возможно, но более ценного, чем улей, так и не нашел. Вечером, сидя у костра, я рассказал о Дрыгвяте и Дарии. Дед долго молчал, затем встал и ушел в землянку, вернулся, неся в руках металлический серебристый ящик. Не торопясь, открыл его и достал книгу, думаю, такое никто не видел. Он бережно передал мне. Она была очень стара, от прикосновения края слегка шелушились. На ней также были какие-то непонятные знаки.

Раскрывая ее, с трудом отделял страницы, они слежались так, что казались единым целым, там было много рисунков. Дед помог открыть страницу где-то в середине книги, и я остолбенел: там была печь, как в кузнице, сложенная из камня. Еще рисунки показывали, как люди, такие, как мы, в шкурах, ковали копья. Книга потрясла до глубины души, я хотел спросить у деда, но он опередил, закрыл книгу, положил в ящик и отдал мне.

– Она твоя. Внучок, ты уже вырос достаточно, чтоб понять все, что тебе расскажу. Мы с Яной, твоей бабушкой, прожили недолго, из-за ее любопытства она и погибла, оставив эту книгу. Она не любила бабскую работу по дому, копаться в земле, сбор ягод и при возможности уходила со мной на охоту. Я тогда, как и все, был охотником, и мы подолгу бродили по лесу, ночевали неделями под открытым небом. Она находила диковинные сучки, коряги, затем скоблила камнем, и получались диковинные зверюшки. Однажды в погоне за зайцем она нашла лаз в холме, похоже, что построенный древним человеком, но там оказалось логово волков. Я не стал тревожить волчат, опасаясь мести волчицы. Сколько раз Яна просила меня сходить с ней туда, я все не соглашался, вот и решила идти туда одна, – дед замолк, сидел мрачнее тучи.

– Я два дня искал ее по всему лесу, пока не нашел растерзанную, лежащую лицом вниз, когда повернул ее, она прижимала к груди этот ящичек, как будто знала, что она держит самое ценное на свете. Теперь мы умеем ковать сталь, делать лодки, ткать ткань. Короче, прошлое повторяется, идет по кругу.

– Деду, а как тебя нашел тот воин, которому ты клинок дал, ведь ты говорил, что людей больше нет, только мы одни, точнее, три наших селения?

– Я думал так же, пока в очередном поиске за металлом не вышел к Большой Реке или, как ее называют иногда, Кривине, на тот берег не помню, чтоб кто-то ходил, больно широка она, и вдруг вижу, на той стороне стоит человек и машет рукой. Я думал, снова дикие люди появились, в ту пору они попадались иногда. Этот человек разделся и полез в воду, за ним вскорости из леса выскочила стая волков, также бросилась в реку. Подплывая ко мне, он все кричал, чтобы я убегал, а звери уже наседали на него. Последней стрелой убил одного, но их не остановила гибель вожака, затем я вскочил в воду. Стоя по пояс в воде, знал, что их лучше бить сейчас, пока они не коснулись лапами земли. Беглец выбежал на берег. Собирая крупные камни, он бросал их в волков и кричал, что надо убегать. Волки плыли прямо на меня. Благо что пока переплывали, они растянулись в цепочку. Я методично одного за другим отправлял дальше по реке прямо к праотцам. Три волка все же, выскочив из воды в стороне, побежали к беглецу, он яростно защищался, взяв в руки по камню, и бил наотмашь руками, не давая сделать волкам удачного прыжка. Пока я расправлялся с последним, вновь приплывшим гостем, те два волка уже прижали воина к обрыву. Я громко свистнул и опустил руки за спину, пряча клинок, упав на колено. Волки обернулись, завидя меня в нескольких шагах с пустыми руками, они бросились ко мне. Я сделал выпад вперед, выставив правую руку в железной наручи (потому что дед левша, как и я), встретил открытую пасть. Зубы со звоном клацнули об наручи, выворачивая набок руку, выломал ему пару клыков и левой нанес удар в живот, отскочил в сторону, но это было излишне. Беглец метким ударом камня в голову сбил атаку второго волка, с залитыми кровью глазами он свалился в воду, течение подхватило и унесло за поворот.

Здесь вот так и познакомились. Разложили костер, мы весь вечер вели разговор о своих селеньях, о беде, что приключилась у них.

Однажды зимой к ним с севера пришел монстр, охотники иногда видели их и раньше, когда сильные морозы прогоняли стада оленей с их обжитых пастбищ, но они сразу и уходили с первой оттепелью, а этот остался. Наведываясь в деревню, он раз за разом убивал людей. Вот и ушел охотник подыскать новое убежище подальше от напасти, да волки на след сели, вначале один, затем и вся стая. Четыре дня умудрялся выскальзывать от них, пока не прижали к Реке.

Я подарил ему свой длинный клинок и железные наручи, показал, как лучше держать оборону, наносить удары. Ночью, глядя на звезды, определили направления, где лежат деревни и сколько дней ходу. На том и расстались, обещая по весне сходить в гости. Воин на прощание предложил объединиться, ведь в их селении к весне, если не убьют монстра, останутся одни крохи из бывшего могучего племени Панков.

– Как-то странно они себя называют, – перебил я дедов рассказ.

– Когда-то существовала могучая цивилизация, умом не постижимая. Работали они только головой, придумывая все новые и новые механизмы и аппараты, а физическую работу выполняли железные роботы, которые сами себя и собирали из кусков кованого железа. Но ничего не бывает в мире просто так, для содержания роботов нужна энергия, это как мы едим мясо, а у них она невидима, но очень огромная. Для этого людям приходилось много думать, чем сложнее аппарат, тем больше необходимо светлых голов. Но находились и такие как наши предки – Бомжи да Панки, еще был и Гринпис, но их никто не встречал. Так вот, за то, что все они не хотели работать и думать, их свозили сюда, в место, нареченное «Россия». Здесь предкам устроили большие деревни-города.

– А где сами интеллигенты жили?

– Нигде, просто жили в своих виртуальных домах, которые могли летать по воздуху в любое место на Земле, поэтому и нет останков жилищ нигде, одни не зарастающие круги.

– А что такое виртуальные?

– Это вроде видишь, а потрогать нельзя – пустота. Как отражение в воде. Только и воду не ощущаешь.

– Во хрень, вроде все могут, а спать на земле приходится. Ха-ха. Так значит Россия – это здесь?

– Не знаю, если учесть, что привозили отовсюду, то это должна быть большая часть земли. Да и мы называем себя Бомжами, получается, здесь, правда, за тысячелетия племя много кочевало. Я помню, родился сам где-то в степи, затем нас потеснили к северу стаи шакалов, затем были двуногие монстры, и снова пришлось подыматься севернее. Старики в ту пору говорили, что вернулись на Родину, то есть сюда.

– Если пойти в одном направлении, к краю земли за месяц дойдешь?

– Говорят, что и за год не дойдешь, да еще поговаривают, она круглая. Как Луна, она как росинка на листочке. Только что-то мне самому не верится, глупости все, круглая, вон какие взгорки и низины.

– Неужто правда они летали к звездам?

– Ну, легенда говорит, что да, более того, они даже поселились на других звездах.

– И я хочу к звездам.

– Да, внучок, что-то есть здесь завораживающее, тянет и меня к ним, наверное, там рай, начало новой, спокойной жизни. Хорошо там, – помолчав, добавил: – Где нас нет.

– Может, и хорошо, потому что нас там нет, – сострил я.

Дед посмотрел на меня лукавым взглядом, улыбнулся.

– Старейшины слова? Слыхал пару раз от него. Может, и вправду, как только человек появляется, так сразу проблемы.

– Не, он говорил, «что где-то лучше, а поживем – там и видим, везде есть проблемы, опасности. Например, на севере – мороз и монстры, зато есть мамонт. На юге тепло и много вкусного, но там тьма рептилий».

– Не знаю, не знаю, – задумчиво сказал дед, – чьи слова правдивее.

– Много ли еще осталось людей? Я знаю пару соседних селений и это все?

– Возможно, да. Как гласит легенда, передающаяся из поколения в поколение, после исчезновения магии энергии воцарился хаос, дикие звери, жившие на определенных территориях, огражденных забором магии, освободились, и никому не было покоя от них, пока они не разбрелись по всей земле. За эти столетия выжившие люди одичали, ведь они не умели даже развести костер, не то что сделать лук и достать себе еды, все за них делали роботы. Они не знали простых вещей, только бомжи да панки и выжили благодаря проживанию в деревнях на природе, а так как они находились в одном месте – России, – то, наверное, мы и остались одни. Последние пятнадцать лет не слышно даже о диких людях. В начале апокалипсиса от массового мора людей прокатилась волна эпидемий, которая выкосила остатки населения, чудом выжившие в первобытных условиях. Последующие столетия шла борьба за территорию с дикими людьми и зверьем, что практически одно и то же. Еще добивали суровые зимы, без защиты мы были, как младенцы.

– Надо было идти на юг.

– Конечно, бомжи, получив свободу, все устремились в теплые края, но не тут-то было, там в благоприятных условиях ящеры расплодились с невероятной скоростью, как вдруг к ним на пир пожаловал деликатес – человек. Еще оказалась проблема с питанием, мясо ящера жесткое и горькое, рожь не растёт, а пшеница уничтожалась полчищем саранчи. Вот и вернулся весь остаток люда в Россию, живя меж ящерами и северным морозом с лохматыми монстрами.

Были дальние селенья, по месяцу ходу на запад, да вот уже столетия, как перестали приходить гонцы, последний раз их видел мой дед. А вот диких людей с твоего рождения уже не стало. Поздновато мы с твоей бабушкой открыли секрет ковки железа. Это ее заслуга, если б не нашла книжку, наверное, и мы бы уже канули, теперь наши селенья перестали вымирать. Вот объявилось еще племя панков, даст бог, глядишь, и мы встретимся и заведем новое потомство, ох как нужна нашим племенам новая кровь. Ты же видишь, как часто рождаются дети мертвыми. Это еще одна из причин одичания людей.

– Это как? – удивился я.

– Потому что когда человек рождается глупым, он как правило сильнее своих сверстников, он агрессивен, менее чувствителен к боли, через силу он подчиняет себе свое поколение, а когда правит сила, то добра не жди.

– Как гласит древняя поговорка: «сила есть, ума не надо».

– Также умный и хитрый человек, склоняя к себе таких идиотов, сам становится заложником. Он боится их, и приходится быть самому агрессивным, жить по закону силы, а убивая себя подобных и не угодных, ты становишься, как они.

– Так поэтому волхв давал отвар грибов Тугодуме. Я ненароком набрел на них за селом, возле кладбища.

– Да, в наше время – это суровая необходимость, не дай бог, он бы вырос, пусть даже и спокойным, но он мог перепортить всех девок, и кто тогда родился бы? А силище какая у него, взрослого воина Ариста изувечил, хотя самому двенадцать только стукнуло. Он родился от дикого человека, старейшины думали свежей крови добавить в племя, когда уговорили его мать провести ночь с пленным дикарем, правда, она и сама была не прочь, потаскуха.

– Вырасту, обязательно обойду всю землю и соберу всех оставшихся в единый народ, в единый город. Тогда и звери, и дикие люди нас не потревожат, и выродки рождаться не будут.

– Хорошо бы, но одному тебе не под силу, а вот свое племя увеличить до размеров города задача трудная, но выполнимая, надо только лучше защищаться и открывать новые изобретения, и с веками отродится род людской.

– А интеллигенты кто такие?

– Это все остальные мудрые люди, просто без магии они не смогли выжить, а кто чудом уцелел, одичали, не приспособились к новой жизни. Так все, что знало человечество, было утеряно бесследно.

– А вот это! Оно сохранилось, деда, надо поискать еще! – тряся книгой, я чуть не кричал в отчаянии.

Дед крякнул что-то напоследок, погладил меня по голове и ушел спать. Я остался сидеть в раздумье всю ночь.

Наутро я попросил деда сделать мне самый тонкий нож, а сам занялся «жужжалкой». Что только я не пихал в нее, пока не понял, что если крутить потихоньку, кусаются пчелы совсем чуть-чуть, ну а если сильно, бр-р-р, даже в глазах темнеет. И кусают они только через металл. Выкрутивши сбоку большой болт, я протянул туда проволоку, но сначала обмотал берестой и прикрутил к «+» и «-». В валу обнаружил дырку, туда вставил проволоку потолще и согнул, получилась неплохая ручка. После обеда дед, уходя на совет, вручил мне нож. Он был тонкий-претонкий, как крыло стрекозы. Разложивши книгу на камне, я стал аккуратненько, сантиметр за сантиметром, разнимать листочки, просовывая лезвие ножа в едва заметные просветы меж листов, и предо мной открывался сказочный мир, как будто в окошко подсматривал за человечками из прошлого.

Вот идут они с дубиной и копьями, убивают кого-то в яме, судя по хоботу, наверное, мамонт, затем уже из лука стреляют косулю, а вот, сидя на безрогом олене, машут веревкой с петлей. Многие листы рассыпались, и я плакал в отчаянии, слеза упала на страницу, она намокала и растворялась. Везде были знаки, знаки и знаки. Они повторялись много раз, меняясь местами. Это точно были не узоры и не животные, а что-то еще ускользало от меня. Так я и уснул возле камня, и снились мне странные короткие звуки, то резкие, то мелодичные, то звонкие, то наоборот глухие.

Утром проснулся в землянке, дед перенес меня, как младенца, хоть и стар он уже, но кузнечное дело держало его в силе. Потягавши штангу, снова принялся за книгу, к концу дня я развернул ее всю и пригласил деда.

– Деда, я вот на песке нарисовал знаки, которые нарисованы в книге. Их совсем немного, просто повторяются вразнобой, а вот другие, которые пишутся отдельно, вот этих – их еще меньше.

Дед внимательно глядел то в книгу, то на знаки на песке. Долго думал и вдруг как засмеется.

– Ай да внучок, ай да молодец! Знаешь, что это – это речь! Речь нарисованная! Вот умники были. Вот смотри, это слова-звуки! – стал показывать дед в книге. – Мы как говорим, например, ру-ка, де-ре-во. Так? Только какой звук как здесь нарисован, это нам не узнать.

– А это цифры для счета! – предположил я. – Если их расположить, как на страницах, мы узнаем, как они пишутся по возрастанию.

– Вот тебе и занятие по душе, – рассмеялся дед, хлопая меня по плечу.

Первые изобретения

Прошел месяц. Я все гудел, шипел, кричал, но мои звуки никак не складывались в слова людей, дети и взрослые смеялись надо мной. Если рисунок был понятен, и написанное слово по количеству знаков совпадало с нашим количеством звуков, то эти знаки, подставляясь в другое место, читались абракадаброй. С цифрами разобрался быстро, даже научился складывать и отнимать. Со звуками не получалось, решил отложить на потом и заняться картинками. В конце книги отдельно лежал толстый листок, картинки были неточные, неровные, да и краски другие. Видимо, рисовал их ребенок. Как мы с дедом поняли, это инструменты: топор, молоток, нож и еще тонкие иголки со шляпками, а самое интересное – это нож с зубами, как у волка, и почему-то с двух концов ручки. Долго уговаривал деда сделать такую штуку (он жалел металл), пока не надоел я ему, и он не пообещал, что если не разберусь, то сам лично перекую, во что он пожелает. Для чего ЭТО, мы не догадывались, но через пару дней «зубатка» была готова. Ходили мы с ней долго, примеряли ко всему, пока не протянули по дереву, это был успех, спилили дерево вмиг. Дед был очень доволен, забрал зубатку на доводку, чтобы лучше пилила. Я, глядя на штангу и в книгу на рисунки, сделал тачку. Из колотых плашек связал короб и поставил на штангу, это был триумф. С детьми день напролет мы катались с горки, к вечеру устали, как загнанные лоси. Штанга-то почти мой вес, а мне вот осенью стукнуло 16 лет. Пока мы катались, взрослые, глядя на нас, напилили кругляшей от толстого дерева и сделали первую повозку на двух колесах. Поздно вечером, когда я наконец, грохоча тачкой, вернулся в землянку, дед сообщил волнующую новость:

– Завтра совет старейшин. Прибыли к нам и из соседних селений гости, и наш мудрейший Светлич пригласил тебя с книгой древних на совет.

Я стоял, как вкопанный, я – и на совете старейшин! Туда не допускался никто, только старшие члены рода и пару следопытов. Дед был сам «младшим» старейшиной.

– Деда, а что мне говорить? Я не отдам книгу ни за что.

– Не бойся, книга твоя, отбирать никто не будет, просто покажешь картинки, расскажешь, что означают.

Всю ночь я не мог уснуть, я представлял себя с бородой, сидящим во главе совета, как встаю, стучу посохом, а все кругом слушают, затаив дыхание.

Утром, измученный бессонницей, шел на совет, не закрывая рот, зевота одолевала. Дед шел позади, торжественно неся пилу. Проходя возле речки, он ловко выхватил ящик с книгой из моих рук и подставил мне подножку. Я кубарем с обрыва влетел в воду, пока доплыл до пологого берега, сна как и не бывало. Я был зол на деда и всю дорогу не разговаривал.

Вот и совет. Он проходил на поляне за селом. Там находились расставленные по кругу плоские камни, покрытые мехами, по центру горел костер. На костре жарился кабан, воин медленно поворачивал тушу и поливал настоем трав. Запах разносился по всей округе, аж в животе заурчало. Пришли старейшины, каждый подходил к кабану, отрезали куски мяса и рассаживались на свои камни. Мне камня не досталось, пришлось сесть в стороне, правда, кусок мяса воин мне преподнес. Разговор шел долго и нудно, сначала о том, как кто прожил год, сколько родилось детей в селеньях, не докучают ли хищники (будто наши воины, да и их воины тоже каждый день не бегали к девкам и никто не в курсе всех событий). Вспомнили с облегчением, что давно никто не видел диких людей. Затем все разошлись немного размять ноги. После этой болтовни мне показалось, что совет собирается тогда, когда есть кабанчик, которого можно съесть.

После полудня собрались снова. Первым слово предоставили Мастеру Сталь. Дед поднялся, важно вышел на центр круга и поднял над головой пилу.

– Вот эту вещь я недавно выковал по книге древних. Благодаря моему внуку Рыжику, который сумел раскрыть секрет картинок, мы также изготовили телегу на колесах для перевозки груза.

Из-за кустов один воин выкатил тачку, наполненную горой камней, он шел, улыбаясь, стараясь делать вид что совсем не тяжело. Все старейшины и достойные воины соседних племен вскочили с мест, подходя к тачке, каждый пробовал ее прокатить. Восхищения никто не скрывал, затем, рассевшись по местам, старший старейшина Светлич обвел остальных взглядом, все качнули головой.

– Рыжик, подойди сюда.

Я, затаив дыхание, шел, как на казнь, опустив голову.

– Ты сын великого воина Владимира, павшего, защищая наше село от диких людей, внук Мастера Сталь, скажи, правду говорят, что ты умеешь видеть творенья древних?

– Да, – с трудом произнес я. – Я только немного пока понял, да и де… – запнулся я. – Мастер Сталь многое подсказал. С цифрами получилось быстрее.

Я стал объяснять, как бы извиняясь, показывая картинки. И здесь меня понесло, я показывал картинки, бегая по кругу, объяснял, что они обозначают, как тягал штангу. Как целый месяц блеял, мычал, шипел, хотел научиться читать слова. Старейшины только улыбались. Затем Светлич жестом остановил меня, а то неизвестно, когда закончил бы.

– Рыжик, ты недостоин больше носить это имя.

Я чуть не упал от остановки сердца.

– Подбери себе более достойное благородное имя, ты уже не мальчик, ты мудрый не по годам юноша. Занимайся и дальше начатым делом, оно как ничто другое очень нужно нашему народу. А теперь подойди к повозке и выбери камень, на котором ты будешь восседать на совете.

Это меня добило окончательно, с дрожью в теле я подошел к повозке, на ней лежали какие-то мелковатые камни, стал упорно разгребать. В этом занятии так увлекся, что забыл, где и нахожусь. Откопавши огромный камень, с трудом уронил на землю и, как муравей, стал то катить, то толкать, ворча, как зверь, тянул изо всех сил. Все вокруг смеялись, сползши с камней. Но меня это ничуть не беспокоило, я упорно дотянул его до места возле деда. Расстелил шкуру рыси, что подстрелил сам, гордо уселся, держа в руках книгу. Старейшина из соседнего селенья сказал громко.

– Ну ты малы не промах, у меня и то поменьше, – весело рассмеялся.

– Да, упорства ему не занимать.

– Молодец, так держать.

– Какой труд, такой и трон.

Смех и колкости долго не смолкали. Светлич поднял руку, все стихли.

– Что еще добавишь, Мастер Сталь?

Дед поднялся, обвел всех взглядом, прошел на центр круга, сел на повозку.

– Уже зима на носу. Месяц назад я вернулся из похода, ходил далеко на запад, обнаружил там большой холм с углем для моей печи. Имея сейчас повозку, прошу совет отправить по два воина из каждого селенья со мной, чтобы успеть до зимы вернуться назад. На такой повозке можно привезти в десять раз больше, чем я один смог принести. И еще к нам приходили с далекого севера воины, которых мы не смогли найти семнадцать лет назад, у них много есть собранного железа. Говорили, что принесут еще по весне. Но они практически не знают, что такое топор, тем более, пила, нет приличных ножей, лук со стрелами подарил им Рыжик. Они очень пострадали от огромной кошки с не меньшими клыками. Лишних воинов нет, чтобы с меньшим риском идти к нам, тем более, оставить жен и детей.

Мастер Сталь замолчал. Дал время поразмышлять о сказанном.

– Продолжай, – сказал Светлич.

– Нас здесь больше, надо идти нам. Железо – оно стоит этого. За зиму можно наковать всего, что еще откроет нам книга древних.

– А кто укажет дорогу?

– Я смогу найти след, – сказал Следопыт. – Он еще свеж.

– Я попросил их ставить почаще метки на деревьях после себя, – не удержался я.

Старейшины загомонили, высказывая одобрение моей дальновидности.

– Но в два похода нужно больше людей, – произнес волхв Радимир из соседнего села.

– Да, но там чужие девушки. Надо родниться, вольется новая кровь в наши народы, – произнес молодой воин, который жарил очередного кабанчика.

– Кому железо, а кому девки, – не преминул уколоть Радимир.

И все взорвались дружным смехом.

– Да, железо – это жизнь и защита, но на два похода мы людей не соберем, тем более, не зная дороги. Если у них кошки с лося и клыками, как у мамонта. Нет, – сказал Светлич.

– Я проведу малый отряд и создам защиту от зверя! – вскочил я. – Они мне три дня рассказывали о своем походе к нам. И еще, еще… я сейчас, – крикнул на бегу.

Я бежал, не глядя под ноги, уже изрядно стемнело. Спотыкаясь, прибежал в землянку, схватил жужжалку и назад. На совете никто ничего не понял, но не расходились.

– Вот сейчас, минутку, уже-уже, – бормотал я вслух.

Я поставил на повозку генератор, вокруг повтыкал в землю колышки и нацепил проволоку.

– Все. Попробуйте, подойдите ко мне, – бросил я вызов. – Кто смелый?

– Ты, внучок, сильнее крути, как для меня, – дед догадался, вспоминая свои ощущения, улыбаясь во весь рот.

Следопыт, ничего не подозревая, ринулся вперед. Думал, что этот заносчивый юноша хочет побороться, чтобы взяли в поход, тем более проводником. Подойдя к проволоке, решил просто наступить, и в это время Рыжик крутанул что было сил. Над поляной пронесся вой, Следопыта отбросило шагов на пять, упал навзничь, чуть дыша. Все вскочили с мест. Дед реготал, валяясь возле камня. Все подходили с опаской, а я крутил тихонько, как только дотрагивались до проволоки, сразу отскакивали, как ошпаренные. Затем рассказал, как это кусает.

– Уважаемый совет, я показал жужжалку, которая может защитить нас в походе. Только пусть мастер Сталь изготовит проволоку подлиннее, чтобы можно было обнести всю стоянку, когда останавливаться будем на ночлег.

– Да, с такой штукой можно и воинов не брать, – сказал, очухавшись, Следопыт.

Совет продолжался еще до утра. Дед отправил меня с жужжалкой спать. Да я и сам был не прочь, прошлую совсем не спал.

На север

Сборы были недолгие. Дядька Михась с дедом соорудили две крепкие повозки, на оси надели металлические трубы и смазали жиром и на колеса взбили обруч. Одну, которая шла на север, загрузили, кроме провизии, еще металлоизделиями, положили пять топоров, две пилы, ножей, наконечников стрел, копий… И, конечно, жужжалку с проводами.

С дедом, правда, повозились, изготавливая проволоку, никак не хотела получаться длинной, уголь почти весь спалили. Пока сидели у шалаша, внимание деда привлекло, как дети лепили из глины чашки.

– Точно, во балда, глина ведь не горит, – осенила мысль мастера.

– Давай, внучок, принеси побольше.

Принеся глину, мы сделали чашку, просушили, в дне оставили тонкое отверстие. Затем, держа её над водой, внутрь дед заливал расплавленный металл, он струйкой вытекал прямо в воду, проволока вышла отменная. Все кусочки железа подобрали и сплавили вместе, но лучше всего получилась из белого металла. Легкая, мягкая и плавилась легко. Приготовили проволоки шагов двести. Потом я ночью провел испытания, подстрелил зайца и привязал к дереву, а сам залез на него. Правда, крупных хищников не было, а вот лису даже убил. Все, я был готов со своей жужжалкой на все сто. Следопыт вернулся из разведки. Пока шла подготовка, он решил налегке разведать дорогу, дней так шесть-семь до Большой реки, чтобы легче с обозом шлось.

Стояла теплая осень. Тропинки были все крепкие, сухие. Из соседних селений пришло шесть человек. На север шли четверо, по одному от племени: Радимира – рослый здоровяка под два метра, Зверобой. От племени Лютова – низкий, коренастый Донжуан. От нашего двое, я и Следопыт. Остальные за углем с дедом. На запад уходило шесть человек. Так как это было ближе, и воины могут быстрей вернуться в селенья, да и точно знали, что там очень много угля, а вот насчет железа были сомнения. И вот настал час отхода, провожали всем селом. Дед долго прижимал к себе, затем сказал:

– Береги себя, книгу без тебя никто не прочтет, а это самое важное для народа.

– И ты, дед, аккуратнее, кузнецы тоже нужны, – пошутил я.

– Кузнецом мне недолго быть, уже ищу замену. Вот покажу, где есть уголь, и можно на покой. А тебе много надо сделать, ой как много.

Так и стояли, обнявшись, словно прощались навсегда.

Вот обоз двинулся, мы спускались по склону, тачка катилась сама, и я предложил всем присесть на нее, сам бегом с горы с трудом успевал переставлять ноги, умудрялся управлять ею. Так по очереди с каждого склона мы катились с ветерком. Было очень весело. Таким темпом затратили на два дня меньше на то, что Следопыт разведал за семь. Зверобой оказался не только огромным, загорелым с медным отливом кожи, но и медлительным, разговаривал как-то с расстановкой, шуток особо не понимал, но делал вид, что смешно. В отличие от его, Донжуан был полной противоположностью, такой шустрый, коренастый и веселый, без подколок никак он не мог, чем постоянно раздражал Зверобоя. Через четыре дня вышли к Большой реке.

– Вот и Кривина, – произнес Следопыт.

– Да, за нее никто не хаживал, – добавил Зверобой.

– А почему? – удивился я.

– Да потому. Зачем лезть в воду, в чужой лес, когда дичи и здесь хватает? Допустим, переплыву, подстрелю крупную дичь, и что с того, как назад ее доставить?

– Кстати, как мы туда с телегой? – вопросительно сказал Следопыт, подумал, добавил: – Телега деревянная, но груз тяжёлый.

– Вот завтра и придумаем, а сейчас жрать и спать, – буркнул Зверобой.

Ночь выдалась спокойная и теплая, все небо усыпано звездами, периодически они падали, оставляя на миг светлый росчерк света, а то просто яркая вспышка гасила соседние звезды. В это осеннее время каждый год они сыпались на землю золотым дождем, пора звездопада означала большой урожай в следующем году, если верить Светличу. Хотя если нет облаков, то урожай обеспечен всегда, количество падающих звезд всегда большое, разница только в том, видим мы их или мешают погодные условия. Я однажды это сказал старейшине, за что получил по уху. Да еще интересный вопрос: звезды – это солнце, но очень далекое, если приблизить, то оно спалит Землю, тогда как они могут падать на нас, не убив? От размышлений стало не по себе, что если одна звезда окажется крупной и упадет на нас.

Сквозь тишину послышалось журчание реки. Что нас ждет на том берегу, смогу ли я защитить отряд? Меня охватывала тревога, в дополнение к этому над рекой разнесся жуткий вой волка. Вскоре взошла Луна, полнолуние осветило гладь воды, вдали на другом берегу мне показалось, что кто-то стоит, прячась меж деревьев, исполинское в белом одеянии. Вскочив на ноги, я растолкал ребят.

– Смотрите, кто это?

– Где? Где? – заспанные бормотали они.

Закон подлости сработал великолепно. Пока я показывал направление, туча заслонила луну, и все исчезло.

– Вон там, я точно видел, – указывая рукой, шептал я. – Там стояла дева, огромная, вся в длинном платье от головы до ног, сверкая в лучах луны.

– Померещилось тебе, юноша, – заворчал Зверобой.

– Нет, нет, точно было, – не унимался я.

– Это еще одна из причин, по которой не стоит туда шастать, – загадочно буркнул Следопыт, повернувшись на другой бок.

Долго еще я смотрел на тот берег, пока дрема не свалила. Иногда казалось, что снова появлялся силуэт, но будить уже я не стал. Наутро разглядеть противоположный берег было невозможно, все укрывал туман. Я стоял, всматриваясь в белесую пелену.

– Не горюй, переправимся, там посмотрим поближе, что это за дама, – предложил Следопыт.

– Легко, – подхватил Донжуан. – Я подход к ним знаю. Подняв этим настроение, мы спустились к реке. Осень есть осень, как бы не светило солнышко, вода была прохладна. Когда спустили повозку на воду, она с трудом держалась на плаву. Привязав к телеге веревки, разделись, одежду сложили поверх всего. Ухватившись за веревки зубами, мы изо всех сил поплыли на другой берег. Течение к средине стало настолько сильным, что нас сносило все дальше и дальше от моего исполина. Вот и берег, мы еле держались на ногах, дрожь по телу не останавливалась. Мерзлыми руками, как крючьями, пытались одеться.

– Сей-час бы ор-ре-хов ме-ме-шок, в раз раз-згры-зли, – сквозь звон зубов произнес Донжуан.

У всех расплылись улыбки, оголив зубы, которые еще громче застучали. Смех и лязг зубов слились воедино. И никто не мог остановиться от этого заразного смеха. Наконец одевшись, распалив костер, немного согрелись. Следопыт отправился разведать дальнейшую дорогу, вернулся к вечеру.

– Крупно мы попали, унесло нас далеко, с трудом нашел следы воинов. Так что к твоей зазнобе-великанше заглянем на обратном пути, с телегой туда нам не пробиться, один валежник, даже звериных троп нет.

– А если она уйдет отсюда? – вкрадчиво произнес я.

– Ну если уйдет, скатертью дорога, – буркнул Зверобой.

– Она не уйдет, ее многие видели, – сказал Следопыт. – И твой дед видел. Еще неизвестно, кому будет хорошо от встречи.

– Вот, согрейся, брага высший сорт, – встрял в разговор Донжуан, доставая курдючок.

– О, это дело!

Костер пылал высоко, всем было хорошо, особенно после браги. Зверобой со Следопытом наперебой рассказывали про охоту, а Донжуан вставлял едкие издевки, что они вдвоём его хотели снова в воде искупать. Меня это забавляло, так и уснул, не зная, чем это закончилось.

Снилась мне красавица, высокая, длинноволосая, в волосах ее светились звездочки. На ней было платье аж до пят, белоснежное, с золотыми узорами. Яркое сияние светилось на груди, удивительный крест с удлинённым нижним лучом. Голос ее был, как звоночек, мелодичный, звонкий и протяжный, может, это и не голос, а перезвон множества колокольчиков, манящих к себе. Все тянет и тянет, будто говорят, обязательно приди сюда, я открою тебе великую тайну, я покажу тебе мир. Я научу тебя читать знаки. И вдруг небо стемнело, и раздался дикий смех, голоса. Голоса такие близкие и знакомые, и хлынул ливень. Я проснулся, вскочил на ноги, ребята, обступив меня кольцом, поливали водой.

– Слышь, не покидай нас, – смеясь, сказал Донжуан. – Ты еще молодой, чтоб за какой-то Софией бегать.

– Уведет тебя от нас великанша, а кого деду возвратим?

– А его София на руках вместе с внуком принесет.

– Дураки вы все, – огрызнулся я. – Может, это вещий сон.

Спас

Каждую ночь я расставлял проволоку, и по очереди дежурили у жужжалки. Все было так спокойно, что я уже в душе стал отчаиваться, что друзьям не покажу жужжалку на деле, особенно своим смешным поведением докучал Донжуан. На шестую ночь все-таки началось.

С вечера вдалеке появилась огромная стая волков. Они спокойно, легкой трусцой бежали на нас, чувствуя свое превосходство, в ста метрах нас окружили и стали сжимать кольцо. Мы уже стали на ночлег, оборону я приготовил. Друзья стали в шеренгу и разом выстрелили из луков. Стрела Зверобоя прошила волка навылет, Донжуан попал в глаз, меткий, однако, хотя и тощ. Я присоединил проволоку и был готов, сердце колотилось, как у зайца. Звери взбунтовались и ринулись на нас, стрелы воины выпускали с методичной точностью, рука Донжуана, заряжающая стрелу, расплывалась в движении. И вот волки зацепили провода, то, что произошло, это надо видеть. Волки отскакивали и падали, кто попадал к нам за провод, спешили убежать назад и натыкались снова, они беспорядочно метались, пока не умирали от ударов тока или от стрел. Проволока, соединяясь, искрила. Один волк загорелся и с воем бросился бежать в лес, но хорош Следопыт, подстрелил его, пожара было бы не избежать. Волна стихла, до рассвета мы спали спокойно.

Утро осветило картину «гибель Помпеи». Двадцать три трупа валялись в разных положениях. По количеству волков мы поняли, что в живых осталась пара штук. Этот бой подтвердил слова северного воина, здесь волки ходили большими стаями, которые могли обложить мамонта, зубра, шерстистых носорогов… Донжуан лично пожал мне руку и попросил извинения за недоверие к моему аппарату. Потеряли семь стрел, было решено в дальнейшем стрелять только по тем, которые перепрыгнут провода и продолжат атаку, если станут убегать, то снова попадут на провода, и стрелы останутся на месте. Видно, шума мы наделали много, зверье обходило стороной, да и Зверобой забрал опаленного волка с собой, копоть его отгоняла всех, пока он не завонял.

На тринадцатый день все повторилось. Среди ночи раздался треск сучьев и тяжелый топот копыт, к нам приближался монстр. Он летел, не сбавляя скорости, и я не успел крутануть ручку, как монстр порвал провода и вперся в костер. Это был бык, старый, одинокий, изгнанный или отбившиеся от стада зубр. Мы смотрели друг на друга. Все стояли с луками, никто не догадался взять копье. Но наше противостояние нарушил шум в лесу, к нам приближались волки.

Я рванул туда, откуда прибежал бык, быстро соединил провода, возвратиться я не успевал. Один волк наскочил мне на плечи, и я кубарем перекатился вместе с ним к костру. Воины расстреливали волков, мчащихся за ним, упустив из виду моего спиногрыза. Все, подумал я, пропали. Так как волк грыз шкуру, надетую на мне, а не мою (пока не мою), я дотянулся до жужжалки и крутанул ручку, это было единственное наше спасение, остановить стаю. У волков снова поднялась паника, от ударов тока основная стая бросилась прочь. Волк рвал меня все сильнее и сильнее, подбираясь к моей шее, раздирая кожу на спине, бренча когтями по моей худобе, по ребрам, вскоре ему на помощь присоединился второй волк, и его оскал обхватил шею, но сжать не успел. Я увидел приближающегося быка, теперь точно все, промелькнуло в голове. Зубр, грозно ревя, с разбегу ударил спиногрыза и прижал его к земле, отчетливо раздался хруст костей, задней ногой задел меня в бок и перекатил раза два, я оказался на спине. Второй сородич уцепился быку за живот, здесь я уже помог другу, лягнув ногами неприятеля, зубр с разворота принял его на рога, ну а я вернулся к жужжалке. Я лежал, холодея от страха, под брюхом, ноги великана топтались со всех сторон, но крутить не переставал.

Все стихло, зубр по-прежнему стоял надо мной, не подпуская никого, затем, лизнув мне лицо, отошел в сторону. Донжуан подбежал ко мне и помог забраться на повозку. Затем присыпали раны сухой лечебной травой вперемешку с пыльцой дерезы. Пострадал и Зверобой, в рукопашной схватке уложил троих волков. Бык стоял величаво в стороне, могучий неприступный.

Никто не знал, что делать с ним. Я, собравши силы, взял кусок хлеба, пошел к нему. Зверобой перехватил меня за руку. Нервным движением я освободился от опеки. Зубр, опустив рога, громко зафыркал, изредка бил копытом о землю. Но меня это не остановило, медленно продвигался ближе. Раз он меня спас, подсказывало сердце, значит, не тронет и сейчас. Учуяв запах хлеба, немного присмирев, гора мышц подняла голову и сделала шаг вперед. Все насторожились, сердце ушло в пятки. Вытянув руку и закрыв глаза, я стал ждать, зубр своим шершавым мокрым языком осторожно слизнул хлеб. Это был акт примирения.

Светало. И снова в путь. Я лежал на повозке, очень ослаб. Зубр шел сзади невдалеке, могучий торс был виден меж деревьев. На следующий день на привале я слез с повозки, взяв хлеба, направился к нему.

– Не ходи, опасно, кто знает, что у него на уме, когда нет других врагов? – предостерег Зверобой.

– А он, наверное, хочет покататься, как древние на картинках, – засмеялся Донжуан.

У меня ёкнуло в сердце, покататься, как покататься, а вот в повозку запрячь хорошо бы.

– Давай мы его на мясо пустим, – предложил Следопыт.

– Нет. Он мне жизнь спас. А мяса столько не съешь и на телеге не утащишь, – сказал я.

За день я сдружился со Спасом, так назвал я быка, сокращенно от Спасителя. К вечеру пятнадцатого дня нашего путешествия Спас вдруг сам пришел к костру и улегся головой к лесу, он что-то чуял, иногда настороженно принюхивался и громко фыркал. Кто-то ходил вокруг лагеря. На следующий день Следопыт обошел территорию и сделал заключение, что это медведица с семейством.

Ночью молодой медведь предпринял попытку вторжения на территорию, но укуса жужжалки он не перенес, упал замертво, даже не заревел. Да, укусы действовали на зверей по-разному, кого убивали сразу, кто падал без сознания, а кто просто отпрыгивал и убегал.

Пять дней нас они держали в напряжении, даже днем подходили очень близко. Их осталось четыре, старый медведь, медведица и два погодка. Пятый, убитый, самый молодой годовалый. Вот мать и не уходила, выжидала момента, но Зверобой не разрешил стрелять, говорил, не надо провоцировать. Силы не равны.

Зато это помогло с дрессировкой Спаса. Он шел возле повозки, не боясь, брал хлеб из рук у каждого. Гладили его морду, и ему это нравилось. Затем я накинул ему веревку на шею, завязал узел, он немного пофыркал, как обычно, и успокоился. На следующий день, продолжая путь, я слегка повисал на веревке, и он нес меня, не обращая внимания на мой куриный вес. Следующей попыткой стало новое испытание. Одной рукой Зверобой брался за веревку, а другой за повозку, я шел впереди и угощал быка хлебом. Зубр сначала дергался и убегал в сторону, но медведи были начеку, и он возвращался назад. Снова и снова мы повторяли этот трюк, и это всех забавляло. Назавтра продолжили издеваться над животным.

– А че, напрасно его хлебом кормим? Самим уже маловато. Пусть поработает, – веселился Донжуан. – Давай привяжем колоду, пусть таскает, убежать медведи не дадут, быстрей привыкнет к телеге.

– Нет, – со всей своей строгостью сказал Зверобой. – Он может озвереть, и кому будет хуже, еще неизвестно.

К вечеру бык сдался, повозку тянул, точнее, повозку тянул Следопыт, а его тащил Спас, я шел впереди. Впрягать в нее опасались, вдруг понесет.

Двадцать третий день. Уже все привыкли к медведям, они шли рядом, и мы своей дорогой. Своей ли? Следопыт с трудом находил стоянки воинов того племени, а уйти на разведку невозможно. Хорошо попадались зарубки на деревьях от клинка. Но медведи не давали более детально обследовать территорию, найти путь прямее и свободный от завалов. С телегой везде не пройдешь, приходилось разрезать выворотки. Один раз пришлось возвращаться, уперлись в болото, хорошо, недалеко ушли от края.

Вечером приняли решение избавиться от гостей. Мясо закончилось, нового не настреляешь, хлеб оставили на тренировку быка. На Спаса возлагали большие надежды, да и свыклись с ним.

Разложили большой костер из сена и сухих веток, но не поджигали, расставили проволоку пониже на гибких ветках. Все остатки прокопченного мяса побросали в лес с одной стороны костра и немного возле проволоки. Тактика Зверобоя сработала, ведь и медведи голодали, следуя за нами. Донжуан, взяв клинок, вышел за проволоку и громко стал кричать и кидать поленья в темноту. Медведей долго ждать не пришлось. Они, как и положено, подбирали мясо. Старый бросился к воину, тот отскочил в бок и резанул в брюхо. На рев медведя выскочили остальные. Так как костра не было, только один факел, они ринулись в бой. Донжуан шустрый малый, в два прыжка был возле проводов, ловко кувыркнувшись через голову, перескочил ее, еще немного и… подранок придавливает его всем весом к земле. Но воин успевает развернуться и подставить клинок вверх острием рукояткой в землю. Медведь со всего маха ложится аккурат на него и закрывает всего с головой, замирает. Я чуток опоздал, пока разжигал костер, не успел раскрутить жужжалку на большие обороты. Когда длинная проволока, скрутить с места вал очень трудно, а раньше раскрутить нельзя, мог вспугнуть зверя, Зверобой за это убил бы меня. Медведи, проскочив проволоку, бегут к центру. Спас, не зная нашей уловки, выставив рога, рванул навстречу. Запалив огонь, я лихорадочно приступил к кручению ручки.

Как я не завидую медведице, на которую неслась громадина мускул, она пригнулась, чтобы проскочить под ноги, но Спас еще ниже опустил голову (старый вояка, повидал много на веку) и, зацепив рогом, опрокинул медведицу на спину, затем резко развернулся на пол-оборота, упал боком на нее, придавив своим весом к земле. Это ей хватило с лихвой. Два остальных помоложе, испугавшись огня, притормозили на проводах. Следопыт и Зверобой добили их стрелами, если, конечно, надо было, укус жужжалки для них был смертелен, а стрела не всегда могла пройти сквозь толщу жира и поразить важные органы. Зато Спаса было не остановить, он, подцепив свою жертву рогами, подняв над головой, носился, ревя на всю округу, как будто говоря: «Смотрите, какой я герой, бойтесь меня».

– Да, видела б его теперь зубрица, приняла бы назад в стадо, – вылезая из-под медведя, пошутил Донжуан.

Все дружно рассмеялись.

– В такого ударить, что в скалу, себе дороже, – Добавил Следопыт.

– Нам можно и на охоту с ним ходить: и шкуру сразу снимет, и мясо разомнет, – вставил Зверобой.

– На свидание можно отправить, и подарок знатный имеется, – не унимался Донжуан.

Всем было очень весело, пострадавших нет. Герой наш еще долго ревел и топтал медведя. Мы развели хороший костер жарить мясо, которое само к нам пришло, сами виноваты, не надо было докучать нам. Жаль оставлять трофеи, столько мяса хватит на все село на неделю вперед. До утра трещал костер, запах разошелся на всю округу, но хищник, учуяв, чье это мясо, обходил стороной. Взяв последний кусок хлеба, подошел к Спасу, угостил, погладив морду, прижал к себе, он довольный только сопел.

Утром, погрузив на телегу мясо и шкуры, двинулись в путь. Утомленные борьбой и сохранением припасов, мы еле переставляли ноги. Следопыт ушел вперед, разведать дорогу. Зверобой упорно держался за телегу и за зубра. Больше всех повезло Донжуану, разлегшись на повозке, дремал, делая вид, что придерживает провизию. Я, как всегда, шел впереди, уговаривая нашего героя желудями, хлеб закончился. За привалом Донжуан предложил привязать к повозке веревку и протянуть под ошейник, а самому идти рядом и придерживать второй конец веревки, если что, просто отпустить ее. После боевого крещения Спас стал намного спокойней, он и не думал уже вырываться, уходить от нас, шел спокойно, не замечая, что тянет повозку, на которую уселся я.

Двадцать шестой день. Следопыт, вернувшись из разведки, доложил, что селенье в дне перехода. Спас уже был впряжен в повозку, как положено, посреди, но веревки на всякий случай вязали слабо, узлом с бантиком, сами восседали на повозке, а впереди шли по очереди. В село решили зайти утром, чтобы не перепугать нашим обозом.

Ночью снова не спалось, кто-то рыскал вокруг, бык вел себя очень агрессивно, фыркал и тихо ревел. В лесу мелькала иногда тень очень крупного зверя. Весь заготовленный хворост догорел к полуночи, посчитали, что у села спокойней будет, собрали маловато. Правда, все обошлось.

Утро выдалось спокойное. Запрягши Спаса, двинулись в село, меня снова отправили вперед, а сами, смеясь, расселись на повозке.

– Ты помоложе будешь, вот и почет тебе идти впереди.

– Да и Спас тебя уважает.

– Ты возьми веревку, привяжи к рогам, и пусть думают, что ты все тащишь.

Так они дурачились надо мной, пока не вышли из леса. На подходе к селу тропа стала песчаная, каменистая, и я решил согнать зло на своих обидчиков. Оторвав ветку, я потеребил морду зубру и сам побежал в сторону села. Бык не любил этого и принял это за игру, рванул за мной. Я, весело смеясь, несся что было сил, бык не отставал, так же азартно ревел. Но что творилось на повозке, это что-то, вещи, шкуры, мясо и люди – все смешалось в кучу. Повозку трясло, подпрыгивала на ямках, камнях, корнях деревьев.

– По-по-подож-ди.

– Не-не спе-ши.

– Повоз-ку-ку раз-раз-лома-ешь-ешь.

Слышно было сзади. Только задорный и звонкий смех Донжуана подбадривал меня.

Со стороны села выглядело все наоборот. Представьте себе картину. Впереди убегает мальчик, за ним, ревя, несется громадина зубра, а завершает это какое-то нагромождение, тянущееся сзади в облаке пыли, из которого несется отборный мат вперемешку с задорным смехом, взлетающее вверх на каждой кочке, после себя оставляя длинный густой шлейф. Вот с таким гиканьем мы влетели в центр села, когда пыль развеялась, нас окружало немногочисленное население. Мы, довольные, (может, кто и нет, я уж точно был доволен), пыльные, стояли, улыбаясь, только зубы блестели. Я сразу узнал того воина (ну почему я забываю знакомиться?), что приходил к нам, подошел к нему и обнял. Напряжение спало. Толпа загомонила, с опаской озираясь на Спаса. Он был немного неспокоен после пробежки, да и людей так много видел впервые. Я попросил принести хлеба для него.

Вскорости пришел их старейшина. Седой старик с посохом в руке, наверное, давно перешел столетний рубеж. Мы чинно поклонились и представились, кто и откуда. Он также сделал низкий поклон.

– Волхв Старомир. Я очень рад вашему визиту. Еще более тому, что есть еще селения с умными людьми.

Вперед вышел Следопыт.

– Наши старейшины решили не ждать вашего визита по весне и отправили нас к вам, чтобы отвезти вам изделия из железа, в которых вы так нуждаетесь.

Волхов и все жители стали подходить к повозке. Я быстренько отвязал быка от повозки, чем обрадовал его, и тот, долго не думая, убежал в поле. Старец долго осматривал повозку и причмокивал от восхищенья. Донжуан, чинно сидя на повозке, достал сверток и хотел вручить его Старомиру, но передумал, слишком тяжел был для него, отдал рядом стоящему воину.

– Прошу к шалашу, Ярик, принеси поросенка да поставь на вертел, видишь, гости с дороги притомились, – отдал команду волхв.

– Спасибо большое за приглашение. Поросенок это лишнее, распорядитесь, пожалуйста, у нас здесь много мяса медведей, пусть заберут, – Предложил Зверобой. – Чтобы не испортилось понапрасну.

– Хороший поросенок лишним не бывает, – бросил шутку Донжуан.

Все были в шоке, когда стянули с повозки ткань. Там была настоящая гора мяса троих медведей, слегка прокопченного, четвертый на рогах уж очень сильно пострадал.

– Ну ни фига себе! И как вам это удалось, не везли ж вы это из села всю дорогу? – не выдержал воин, держащий сверток.

– Потом, потом, идемте туда, – сказал волхв, указывая в сторону скал.

Там у них разводился костер, а вокруг лежали плоские камни.

– Это у нас летнее место для еды. Здесь мы обсуждаем прошедший день и планируем последующие.

Когда расселись, начался долгий и нудный разговор про дорогу, как мы их нашли, про жизнь в селеньях, чем и как отличается. Чем промышляем, как охотимся. Выяснилось, селенье их здесь основательно обосновалось недавно – года три, пришли они от моря.

– Зимы там стали очень суровы, и живность ушла оттуда. Здесь встретили старое знакомое племя старца Вольфа земля ему пухом, оно обосновалось невдалеке, небольшое полудикое селенье в двух днях хода. Сейчас после общения с ними они многое переняли у нас, теперь подумываем объединяться. За наше отсутствие в четырнадцать лет оно сократилось до тридцати пяти человек вместе с детьми, но больше женщин, и нас семьдесят шесть. Будем уже крепче стоять на ногах.

– Да, вот еще, разверните сверток, посмотрите, что мы вам привезли, – сказал я. – Это вас еще больше защитит, и легче прокормиться будет.

После моих слов воин опустил тяжелый сверток на землю и развернул его. Сразу достал топоры, затем ножи, один сразу примерил к себе, глядя на Старомира, тот кивнул головой, и нож в мгновенье ока повис на груди. Вроде и нож был с полметра, но на волосатой груди он казался медальоном. Последним достал пилу. Долго крутили в руках, не понимая, что это за орудие.

– Это пила, для распилки деревьев, – подсказал я, показывая, как надо, отпилил кусок сука, торчащего из костра.

– А ты, наверное, будешь внук Мастера Сталь?

– Да.

– Спасибо тебе за лук, это очень хороший подарок. Им Ярик (во! теперь буду знать, как зовут молодого воина) столько дичи приносит, что стали впрок заготавливать, складывать в землянку на зиму.

– Но как? Сушеное мясо долго в земле отсыреет и не сохранится, только в мороз можно, – удивился Донжуан.

– У нас на море есть место, где можно брать соль. Просоливши мясо, храним его целый год. Правда, у нас уже она на исходе, придется еще раз отправлять воинов, чтоб зиму пережить.

– Соль, соль – это такая красная и горькая на вкус? Да она хранит продукты, но вкус отвратительный, – осведомился Зверобой.

– Ошибаешься, наша соль белая и вкусная, – заулыбался старец.

– А далеко ли туда идти? – спросил я.

– Если идти налегке, дней десять.

– Это он придумал повозку и быка приручил, – вставил не к месту Следопыт, хлопая меня по плечу.

– Я вижу, этот отрок умен не по годам, – помолчавши, добавил. – У него великое будущее, он увидит звезды.

Переспрашивать никто стал, звезды мы все видим и сейчас.

– Мне Ярик говорил, что вы собрали много железа, – краснея, произнес я.

– Да, оно лежит за последним шалашом, Ярик покажет тебе.

– Покажите лучше нам вашу соль, – попросил Донжуан.

Маленький мальчик, слушая нас, сорвался с места и вскорости принес горсть белого, словно песок, порошка. Донжуан осторожно положил крупицы в рот и, широко улыбаясь, зачавкал от удовольствия.

– Так сколько, вы говорили, надо идти туда?

– Десять дней, глухой что ли? – рявкнул Зверобой.

– Хорошо!

– Что хорошо?

– Мы съездим за ней, на Спасе будет в два раза быстрее, да и больше привезем, хватит на всех.

– Нет, мы должны вернуться до зимы домой, да и дожди пойдут, можем застрять здесь.

– Не будь занудой. Мы приехали сюда раньше, чем предполагалось, да и назад поедем на Спасе уже по известной, расчищенной дороге. А здесь останется наш Р… гм… Эйнштейн, – Сказал Донжуан, глядя на меня. – Он за это время соорудит телегу побольше, чтоб и металл, и соль смогли влезть, и самим подъехать.

– Это правильно, соль, как и хлеб, поможет пережить зиму, – добавил волхв. – И еще я хотел просить вас задержаться на три дня, ваше чудо хочу показать волхву из соседнего селенья, я уже послал за ним.

– Значит, делать будем так, мы едем за солью, раз так она важна, Эн… Эн…

– Эйнштейн, – шепнул Донжуан.

– Да, Эйнштейн изготовит телегу, а то после недавней скачки наша развалится на обратном пути. Ты, Донжуан, останешься здесь помогать. Хоть немного отдохну от тебя, – закончил речь Зверобой.

На том и порешили.

Походы, походы …

«Когда человек смеется, жизнь продолжается»

За день подремонтировав телегу, немного увеличили кузов, Зверобой, Следопыт и еще два воина из селенья двинули в путь. Но возникла проблема: Спас, видя, что нет меня, вернулся назад. Пришлось отложить поездку на следующий день. Вечером Зверобой, чтобы хоть как-то отомстить быку, который приставал ко всем, прося хлеб, взял щепотку соли и вместо хлеба сыпанул на язык. Спас фыркнул, закатил глаза.

– Ну все, буду врагом номер один, – вслух произнес воин.

Бык, открыв глаза, стал лизать своим шершавым языком ему руки. Зверобой прятал их за спину, поднимал над головой, но зубр упорно норовил их лизнуть еще и еще. До самой ночи Спас преследовал его, ни на шаг не отступая, это решило все проблемы, и наутро, взявши остаток соли, воины ушли за добычей. Жужжалку брать не стали, с ними пошел саблезубый тигр. Он остался один в селении, не смогли два самца жить вместе, это он тревожил нас во время последнего ночлега. Недоволен был только Спас, он все время норовил сразиться с ним. Тигр, напротив, чувствуя, что трогать его нельзя, находился всегда в стороне и при любой стычке убегал прочь, хотя завалить зубра, думаю, смог бы легко (хорошо воспитанный мальчик).

Мы с Яриком, подключив еще пару воинов, спилили огромное дерево, изготовили из него два колеса и четыре про запас, а то, пока ехали сюда, пришлось по дороге менять, искать подходящее дерево, на что тратится много времени. Затем перебрал металлолом, часть пришлось оставить, сильно проржавел, да и на первом месте стояла потребность в хорошей крепкой стали.

Через три дня в селенье мне стало скучно, в отличие от Донжуана. Он днями напролет только и ошивался возле девок. Везде был слышен его задорный смех, не смолкавший целыми ночами. Дело в том, что по негласному закону, продиктованному природой, во избежание вырождения рода требовалось постоянное обновление генов, которые мог дать только посторонний индивид, дать здоровое крепкое потомство.

Так как Зверобой и Следопыт ушли, я еще молодой, да и балагурить не умею, вся эта «миссия» возлегла на Донжуана. Все мужья понимали это и с терпением относились к происходящему. Волхв подшучивал:

– Через пару лет, когда заговорят родившиеся дети, это будет самое веселое племя всех веков, может, придется убегать в лес в поисках тишины.

В одно прекрасное утро я обошел все село и окрестности. Племя расположилось удачно, на небольшой возвышенности, которая имела по центру прогиб. Землянки вырыты во впадине, а в центре разместилась площадь, одна сторона холма опускалась к лесу, открывая проход в селенье. Вокруг колосилась дикая рожь, вперемешку с капустой. Отыскав на взлесье морковку (очень я ее люблю), направился к волхву.

– Доброе утро, – низко поклонился я.

– Утро доброе, что привело ко мне, юноша?

– Ярик говорил, что вы собирали железо в долине предков, она находится недалеко. Разрешите сходить туда с Яриком.

– Зачем ты хочешь рисковать жизнью? Металла достаточно, повозка не выдержит, да и соль еще будет.

– В прошлый раз ваши воины принесли дивную вещь.

Я рассказал все про жужжалку, про книгу деда. Как по картинкам изготовили пилу, телегу, а еще ранее дед построил печь для ковки железа.

– Так ты можешь понимать картинки древних?!

– Да, некоторые из них мне понятны, да еще мы с мастером Сталь определили, что знаки в ней – это записанная речь, только сколько я не пробовал подобрать звуки, все напрасно.

– В те далекие-далекие времена, как гласит легенда, каждое племя говорило на своем языке, если ты заметил, наш говор также отличается, только древние смогли прийти к общему. Вероятно, тебе попала книга из самого древнего времени.

– Вот и дед говорит, что нарисованы люди древние из древнейших, как мы теперь, история повторяется по кругу!

– Да, история повторяет бег по кругу, мудро говорит твой дед.

Долго еще молчал волхв, смотря перед собой. Я боялся прервать его раздумия.

– А ты знаешь, что означает твое имя?

– Не-а, – помолчал, добавил. – Это Донжуан придумал на ходу, меня Рыжиком зовут, а наш старейшина сказал, оно детское и чтоб я придумал себе новое достойное, вот он и выпалил, что взбрело в голову.

– По легенде, Эйнштейн жил в далеком прошлом, и он открыл тайну, по которой живет все живое, и с его подачи началось бурное развитие цивилизации, особенно полеты к звездам.

И снова замолчал.

– Ладно, я буду думать то, что ты сказал.

Мне ничего не оставалось, как уйти, оставив старика в раздумьях. К вечеру к шалашу Ярика, я там временно жил, пришли волхвы, попросились войти.

– Покажи, пожалуйста, свою жужжалку, – сказал Старомир.

Я быстренько достал и продемонстрировал ее в работе. Всех позабавило, когда щипало их за руки, а Ярику крутанул посильнее, и он отлетел в угол.

– Да, я думаю, надо его отпустить в долину, – пробасил молодой волхв Самурай из соседнего селенья. – Круг развития не разорвешь, так устроена Вселенная, лучше, если оно пойдет по спирали.

– Раньше начнется восхождение, больше шансов будет не повторить прошлое, когда оно не забыто, пока видно на горизонте, – добавил Старомир. – Завтра с утра отправишься в путь с Яриком и еще двумя воинами, возьмете малую повозку, которую сделают вам за ночь. Собирай то, что посчитаешь нужным, металл мы соберем и сами.

– Запомни, ты начинаешь прогресс нашей цивилизации. И каким оно будет, во многим зависит от тебя, – добавил седой старец Ермак.

Дневной переход нас сильно утомил. Дорога была тяжела. Камни лежали россыпью, тачку легче было нести на плечах, чем катить. Чтобы сократить путь, мы пошли через болото, переплыли небольшую речку, вышли из леса и оказались возле огромного озера, я в жизни не видел такого (правда, дальше своего селенья никуда и не ходил). Другой берег терялся вдалеке за дымкой тумана. Волны тихо накатывали на берег, усыпанный мелкой галькой. Огромная рыба, выскочив из воды, пролетела метров пять, плюхнулась, подняв стену брызг. Затем поднялись на взгорок, и предо мной открылось диковинное поле, было оно ровное, совсем как зеленое озеро, ни бугорка, ни ямки, даже кусты росли очень редко. Если смотреть с холма, оно казалось колесом, таким же круглым. Остановились на ночлег, ночь выдалась жутковатая, не было слышно а ни шороха, ни крика филина, даже мелкого зверька, полная тишина.

Утром, спускаясь в долину, пройдя несколько метров, я наткнулся на что-то, что внутри меня перевернуло. Меня вдруг затошнило. Передо мной лежал человек. Он лежал в прозрачной оболочке, как котенок в последе. Правда, за столько лет мягкие ткани разложились на солнце, но так как его кокон был прочен, эта жидкость не испарилась, а превратилась в холодец, обнажив местами кости, а местами покрылся плесенью, да и та умерла за столетия. Я с трудом смог сдержать себя, отвернувшись. Пошли дальше, но такие люди попадались довольно часто. Я вспомнил слова Светлича: «Их неприступные искусственные кожи сгубили своих хозяев. Магическая защита исчезла, оставив их умирать так жестоко».

Постепенно мы подошли к центру долины, здесь был вход в пещеру, сделанную, несомненно, людьми. Запалив факелы, спустились вниз, на удивление сырости не ощущалось, было сухо и прохладно. Трупов здесь не было. Проводник, проходя развилки, рисовал стрелки на стене, чтобы не забыть дорогу обратно. Вот, пройдя несколько метров, вошли в огромную комнату, здесь валялось непонятно что, куски железа, еще какой-то материал, гладкий на ощупь и хрупкий. Я брал всего по чуть-чуть и просил относить наверх.

Все подземелье построено очень просто, коридоры расходились лучами от центра, в них по бокам размещались комнаты. Периодически коридоры пересекали другие, которые шли по кругу и соединялись в кольцо. Ближе к вечеру в дальнем коридоре Ярик наткнулся на диковинный труп. Во всем подвале, что успели обследовать, это первый, и он не походил на ранее виденные, он был не прозрачен. Осветив всю комнату, пришли в ужас, в нишах стен в два яруса стояли точно такие. Немного отойдя от впечатления, внимательно осмотрев существ, пришел к выводу, что «это роботы, созданные людьми, чтоб работали за них» – промелькнули в голове слова старейшины. С трудом все вместе мы чуть выволокли одного наверх. Стемнело. Идти в лагерь, натыкаясь на «холодец в упаковке», было очень омерзительно, но и ночевать на кладбище духов никто не хотел.

На следующий день, пока разобрали все вещи, что принесли, солнце поднялось высоко, на небе ни тучки, несмотря на глубокую осень и близость озера, припекало здорово. Шедший впереди воин немного осмелел, стал оттаскивать «мешки» в сторону, чтобы снова вечером не натыкаться. Подойдя к отверстию пещеры, остановились, как вкопанные: робота не было на месте, а вход в подвал закрыт железной полированной плитой, в которой отражались мы все с перекошенными рожами. Нас охватила паника, духи предков забрали робота и закрыли вход, что есть силы бросились бежать назад. Отдышавшись в лагере, немного успокоились, стали соображать.

– Это робот как-то ожил и закрыл дверь, – предположил я.

– Может, как мы выращиваем зерно, так и древние люди вырастили их, – сказал Ярик. – И они, как растения, питаются солнцем и водой, я слыхал в легендах Старомира.

– Верно! Надо сходить туда и поискать его, – взбодрился я.

– Не-е-ет! Я туда не пойду. Еще «мешки» начнут оживать, – испугался один воин.

– С духами я не намерен воевать, – подхватил другой.

– Сваливаем отседа.

– Истина, сваливать надо.

– Нет. Если вы не идете, то я пойду один. Ярик, ты со мной?

– Не, я не пойду, духов нельзя тревожить, – ответил Ярик. – И ты не ходи, не гневи их.

– Завтра уходим назад, – подхватили воины.

Проснувшись раньше всех, я решил идти один. Утро выдалось пасмурное, моросил дождь, когда спустился с холма, дождь внезапно прекратился, а на средину долины падал луч солнца. Вот и центр, возле входа заметил движение человека, оно было неуклюжее, медлительное. Все внутри похолодело, сердце готово вырваться из груди. Неужели и вправду неприкаянные души умерших бродят здесь? Собравшись с духом, подошел ближе, в лучах солнца блеснул металл, это оказался робот. Вместе с тревогой наступило облегчение – что не духи. А роботы, построенные людьми, не должны быть агрессивны.

Ускоряя шаг, думал, что сказать в первой встрече с могучей частицей цивилизации древних людей (какой-то каламбур получается), это немного меня подбодрило. В это время существо оглянулось на мое приближение и, застыв, полетело в пещеру, послышался звон металла, и с гулким скрежетом закрылся вход. Вот и все, контакт не состоялся.

Возле входа лежал «мешок», в области шеи торчало какое-то колечко, я осторожно потянул его к себе, чтобы разглядеть поближе, и… Мешок развалился пополам, все содержимое вывалилось наружу, а так как там собрались газы, то его содержимое взорвалось и окатило меня. От неожиданности я закричал, кругом поднялась такая вонь, что стало выворачивать меня наизнанку. С трудом справившись с собой, побежал на озеро. Залетел в воду, долго мылся, не обращая внимания на холод. Запах казалось, проник в меня во все части тела.

Успокоившись, вернулся в лагерь – никого?! Ушли без меня, тачку забрали с собой. Наверное, услышав крик, решили, что я погиб. Уходили спешно, оставили мой мешок, а может, и специально. Что делать? Догонять или остаться?

Я присел в раздумье:

в мешке есть немного еды (на пару дней хватит);

два дня пути, нет лука (можно и поголодать);

диких зверей нет (можно и остаться);

робот сам избегает меня (значит, не убьет);

любопытство!!!

Все, остаюсь. Закинув походный мешок за плечи, пошел навстречу судьбе. На подходе к пещере рос карликовый куст, возле него и за ночевал. Правда, так и не уснул. Тишина сильно угнетала, наводя на страшные мысли.

Рассвет. Снова тишина. Непонятно, почему, но возле входа в пещеру тепло, и всегда светит солнце. В небе средь туч образовалась дыра, и лучи ласкового осеннего солнца согревали меня. Так просидел в засаде до обеда, все та же гробовая тишина. Робота сегодня не было.

Надоело. Прошелся по долине. «Мешков» было очень много, лежали они по-разному, но в основном кругами, как годовые кольца в деревьях. Точно так же, как в подземелье коридоры, осенило меня. Я стал лихорадочно обшаривать место вокруг трупа вплоть до следующего, нашел кусок провода, торчавший из земли. Потянув за него, я с легкостью извлекал его, очерчивая большой круг, затем он ушел в землю. Раскопал землю и наткнулся на полированный камень в подземелье.

– Точно так, как ты ставишь свою жужжалку, так и здесь лежат по кругу провода, – проснулся внутренний голос.

Да это был город древних. Когда пропала магическая защита, исчезли и виртуальные дома (понятия не имею, что это и с чем едят), умерло населения от удушья, ведь их искусственные кожи закрывали всецело. Интересно, как они дышали, кушали, а главное справляли, нужду, не ходили же они, наложивши полные штаны? Да и с девчонкой поразвлечься как? Все-таки должны снимать, я же расстегнул один, почему они сами не смогли?

Пятый пункт снова преодолел все. Не спеша, присел возле полного «мешка», стал рассматривать, возле шеи не было никакого колечка, да и вообще оболочка была без дыр, швов, только возле… там внизу, точка немного другого цвета. Сама оболочка была бесцветна, на ощупь повторяла тепло и нежность тела. Было очень противно, но привык («человек не блоха ко всему привыкает» – также из древней мудрости). Нажимая на эту точку, думал, раскрою, но нет, она не поддавалась. Все, решил, вернусь к тому, у входа. «Пацан сказал – пацан сделал (н. м.)»

«Мешок» лежал на месте, вонь прошла, желе впиталось в землю. Осторожно подняв за «ногу», высыпал остальное содержимое и направился к озеру. Мылся он очень легко, достаточно было погрузить в воду. Оболочка была идеально прозрачной, не оставила никакого запаха, колечко возле шеи отцепилось с небольшим усилием, оставив на месте темное пятнышко.

– Ага, значит, темное пятнышко, – снова проснулся собеседник.

Вернулся назад, вход в пещеру не открывался, заметки, сделанные мной из сухой травы, лежали на месте. Немного перекусил, стал рассматривать колечко, оно легко наделось на палец, сверкая на солнце лучами радуги. На нем был бугорок, если нажать на него, появлялась спиральная игла. Нажал им на темное пятнышко оболочки, ничего не произошло.

– Обломайся, оно ни при чем, – возразил я себе.

– Но все же…

Да здравствует пятый пункт! Вскочил на ноги, побежал к полному «мешку» и с размаху надавил кольцом в тёмное пятнышко. Снова все повторилось. «Дым, вонь, огонь». Нет дыма, и огня не было, но зато, облитый содержимом, я несся к озеру волоча пустую оболочку. По дороге весело поливая траву только съеденным содержимым своего желудка. Настроение было приподнятое – сам в дерме, но улыбка до ушей. Зачем они мне, я не знал, просто хотел показать деду.

Закончился еще один день. Ночь, луна и тишина. Снова рассвет. Оставаться причин уже не было:

еда закончилась (настрелять негде, да и нечем);

два дня пути (дотянуть бы ноги голодным);

звери не беспокоят (скучно);

робот не появлялся (наверное, знает, что я здесь);

любопытство (в подземелье не пускают, наверху уже не интересно);

Напоследок нарвал проводов, как поднять. Возле каждого «мешка» они лежали кругами и образовывали кольца вокруг центра «города». Положил оболочки в мешок, странная вещь всё-таки, освободившись от содержимого, они сжались до малых размеров, как на младенца, и места не заняли, можно спрятать в кулаке.

Обратный путь прошел тяжело, через болота. Речку переплывал по несколько раз, перенося проволоку. Ночь сырая и холодная, не то что возле входа, не давала выспаться. В селенье добрался ближе к вечеру. Своим появлением перепугав половину населения, особенно когда малыши закричали «дух идет». Тогда я понял, что могли наговорить воины про духов, схвативших меня.

Через день я слег. Меня бил озноб, то бросало в жар, заставляя желать снять с себя кожу, то холод, от которого не чувствовал тепла огня. Три дня лихорадило, волхв поил травами, читал заклинания и гонял духов, пока я не уснул, как в бездну провалился.

. . .

– Ну наконец-то очнулся, – вздохнул Следопыт.

– Заставил нас поволноваться, – добавил Зверобой

– Как мы тебя повезли бы и что сказали бы деду, если бы не довезли?

– Засолили покрепче, надеюсь? Соли много привезли. Ладно, все позади, просто пока проволоку переплавлял через речку, пришлось пять раз плыть туда-обратно, – ответил я.

– Конечно, умник, мудрец такой! А привязать кусок и перетянуть на другой берег слабо?

– Молодой и глупый, не быть тебе Эйнштейном, – засмеялись радостно.

– Ладно, хорошо, что не духи схватили, – и снова смех.

Зашел волхв Старомир. Все притихли.

– Так, кажись оклемался. Покормить не забыли гоготуны? Вам лишь бы поржать.

– Да он только и очнулся.

– А ты рассказывай, что приключилось, какую хворь принес с собой?

– Да это он реку … – начал было Следопыт.

– Цыц! – рявкнул волхв. – Не тебя спрашивают.

Я рассказал все по порядку, что видел, как дернул колечко, про робота, про переправу, как таскал проволоку. Не сказал только про комбинезоны людей, что взял с собой.

– М-да, ты мог простудиться, а мог и заразиться от трупных останков. Ну, думаю, обошлось, а тех трусов, что тебя бросили, я накажу.

– Не надо, это моя вина. После ожившего робота и моего крика никто не ступил бы туда, не зная, что случилось, еще и отмывался очень долго, спасибо, оставили мой мешок, а то пришлось бы догонять их.

– Значит, еду оставили, а сами наутек. Тем более накажу, – смягчив свой гнев, заулыбался старец.

– Жаль, что в подземелье нельзя больше спускаться, а то наверху, кроме проволоки, ничего нет, – с грустью добавил я.

– Хватит и этого, еще лучше, чтобы не открывались совсем, любая вещь может принести как добро, так и зло. Вот нож, например, или лекарственные травы, стоит немного переборщить, – задумчиво произнес волхв.

Помолчав немного, добавил:

– Есть древняя присказка: граната в руках обезьяны.

– А что такое граната? – перебил я.

– Не знаю. Наверное, самое страшное что-то.

– А обезьяна?

– Это ты, несмышлёныш. Хватаешь все, не зная, к чему могут привести последствия.

– Светлич говорил, что это плод, который стреляет семенами в разные стороны, все разом, а обезьяна лохматое чудище, которое знает, где их брать, она их носит недозрелыми и бросает в жертвы, убивая всех, иногда и себя, если плод перегрелся в руке, – предположил Зверобой.

– Интересная трактовка, мне дед говорил, что это высушенный кал огромной обезьяны, который при ударе взрывается как, гриб-дьмуховец, а сама обезьяна грызла камни для пищеварения, отчего в кале прессовались мелкая галька, – окончил Старомир и ушел, глубоко задумавшись сам над своими словами.

На меня также навалилась тревога. Наше гробовое молчание разрядил вошедший Ярик.

– О, ожил. Ну слава богу. Что с тобой было?

Все как по команде дружно засмеялись.

– И он туда же. Начинай снова свою сказку Эйншейн.

– Нет, хватит, теперь ваша очередь, как ваш там поход за солью, Спас не подвел?

– О, не хватало нам Донжуана, он лучше нашего рассказал бы.

– Столько хохмы от Спасителя твоего.

– Да и сам бы он добавил бы чего, – наперебой загомонили все разом.

– Короче, – сказал Следопыт. – Приехали туда очень быстро.

– Да я только успевал бежать впереди с солью. Спас чуть не задавил меня, когда я споткнулся о корень, – вставил Зверобой.

– Гордись, бык молодец, никого не признавал, шел только за тобой.

– Да ну тебя.

– А этот тигр, бывало, выскочит сзади. Перескакивая через куст, так шарахнет Спаса, а тот галопом на меня.

Все дружно рассмеялись.

– Да ну вас, вам смешно, а каково мне лежать меж ног громадины? А он еще поднял хвост и лепешками бросался, брызги в стороны.

Еще громче заржали мы.

– Да успел я увернуться. Только, перекатываясь, я в другие влезал.

Все, смехотерапия меня свалила, я качался по полу в судорогах, как представил себе картину, как Зверобой перекатывался, изворачиваясь от лепешек, как от меча грозного противника.

– Когда приехали туда, представление продолжилось. Спас, увидев соль (а там вся пещера из соли), стал просто грызть ее, как мы только его не уговаривали, даже на тигра не обращал внимания. Тогда поводырь натравил тигра по серьезному, и тот со всего размаху вскочил на быка и запустил когти, кусать, правда, не стал. Что там было! Спас издал боевой рев, крутанулся на спину, перекатился с боку на бок, изрядно помяв обидчика своей тушей. Тот наконец отцепил когти и треснул лапой по морде. Это был предел бешенства. У быка налились кровью глаза, из ноздрей повалил пар, еще немного – и огонь появился бы. Опустив рога, рванул к тигру, но кошка есть кошка, она вскочила на дерево и струей залила ему глаза. Озверев окончательно, зубр отходил назад и с разгона врезался в ствол, стараясь стрясти обидчика. Дерево росло на обрыве берега моря, годами подмытое водой, не выдержало натиска монстра, рухнуло вниз, увлекая за собой камни и землю, на которой стоял бык. Корни меж камней тянулись далеко от дерева, один из них хлестнул быка меж ног, и тот от боли прыгнул следом за тигром. Охладившись немного, они дружно вышли из воды, поглядев друг на друга, издали каждый свой боевой клич, умчались в лес, до самой ночи они бесились, ревя, затем пришли бок о бок, как лучшие товарищи.

– Назавтра, проехавши полдня, Спас снова повернул к соли, – вставил Следопыт. – Зверобой, взяв мешочек соли, снова шел впереди, выделяя ему по щепотке. Так прошли день. Спустя еще день его одолела жажда, всю воду выпил, бурдюки были пусты еще вчера. Спас рвался к воде, благо она была впереди. Он продолжал переть повозку, не останавливаясь, обломав колеса, потеряв немного соли, он как санки тащил, не глядя на ночь.

– Ничем нельзя было остановить этого монстра, бежал с немалым грузом до самой речки. Здесь, испивши водицы вдоволь, раздул бока, словно беременный десятком телят. Проехавши немного, Спас открыл пальбу таким фонтаном, – снова смех.

– Во-во, теперь и вам досталось, – засмеялся Зверобой. – Представляешь, поднимается хвост, я сразу понял, спрыгнул на землю, а эти зеваки еще веткой пырнуть хотели для хохмы, ну и получили свое.

– Но если бы не мы, то пришлось бы выкинуть всю соль. Мы заслонили собой ценнейший продукт, – хватаясь за живот, сказал Следопыт.

– Нет, вы бежали, как трусы, только один воин рискнул жизнью, раскинувши шкуру оленя, закрыл ею и собой соль.

– Но первый удар отразили мы.

Ржачка не прекращалась до глубокой ночи. Надорвав животы, уже собрались расходиться, только улеглись, как появился не запылился, нет, скорее, запылился Донжуан. Он предстал пред нами, как новорожденный, без одежды, весь исцарапан, не было живого места на теле. Немного отдышавшись, он продолжил смехопанораму.

– Покутил в этом селе пару дней после вашего отъезда, мне подсказал один воин, увижу – морду набью, что в соседнем селении совсем не осталось воинов, погибли, сражаясь с северным монстром, – начал свой рассказ Донжуан.

– Ну я, конечно, туда, и правда одни девицы. Вот гульнул так гульнул, разрывали на части. И вдруг вернулись мужья, они это время мамонта тянули. Чуть ноги успел унести, даже одеться не успел, гнались за мной с полдня. Тогда, видя, что не уйти от возмездия, прыгнул вбок, в малинник с крапивой. Правда не подрассчитал, малинник с крапивой оказался семечками, а вот дальше рос ежевичник, и я, держа хозяйство в руках, шагов сто ломился, затем залег. Преследователи постояли, посвистели, но за мной не полезли, – весело закончил свой рассказ Донжуан.

–А обойти они не могли?

– Не-а, я лежал в центре, да и не видели, в каком месте я залег.

– Хорошо, женилку не оторвал. Будет, за что повесить тебя в следующий раз, – уколол Следопыт.

– Пролежав так до ночи, стал выбираться, забежал я в состоянии аффекта, адреналин, во! Боли не чувствовал, а вот назад это был сущий кошмар. Кое-как раздвигая ветки зарослей, я метр за метром почти до утра выбирался. Пришел в селенье, подождал до ночи. У вас здесь такой шум, думал, что гулянка какая-то или воины ищут меня, куда мне голому, замерз совсем, а что у вас здесь приключилось, а?

– Нет, только не сейчас, завтра, а то меня точно лихорадка убьет, если не от болезни, так от смеха, – попросился я, держась за живот.

К утру, принеся медвежью шкуру, всеми усилиями размяли, отскоблили и пошили новую одежду для Донжуана, правда, ноги и руки его были похожи на деревья, где медведь точит когти, разодраны, покрылись сплошной кровавой коркой.

Еще погостив пару дней, ждали, пока я наберусь сил. Да и Донжуан залечит тело, ноги сильно опухли. Волхв прознал о проделках, в мазь добавил какую-то траву, отчего ноги и руки Донжуана стали зеленые-зеленые, а женилка и задница ярко-синие.

Отъезд. В глазах грусть, пока из шалаша не появился Донжуан, смех прошелся по толпе. Расставание сразу пошло веселей, все друг друга благодарили, мы за гостеприимство, за металл и соль. Они также за соль и металл, только перекованный.

Но больше всех внимания заслужил Донжуан, он как ни в чем не бывало расхаживал зеленым человечком, иногда в шутку пугал маленьких детей. Старомир лично пожал ему руку и шепнул на ухо:

– За всю двухсотлетнюю свою жизнь я не видел такого весельчака. Значит, человечество оживает, и злые дикарские манеры исчезают. Когда человек смеется, жизнь продолжается. Спасибо тебе огромное, – и поклонился в пояс.

Донжуан, растроганный вниманием старца, отвесил поклон до земли, оголив свой зад публике, да и не только зад. Шкуры у него были пошиты юбкой, а он привык к штанам, толпа рявкнула дружным смехом, увидев синий зад. Ничего не понимая, повернулся и отвесил поклон всей братии, готовясь произнести речь, но, видя неумолкающий смех толпы, понял, повернулся к старцу. Он лежал на земле, чуть дыша, заходясь от смеха.

За околицей Донжуан, как будто споткнувшись за корягу, снова показал свой зад, и снова взревела толпа. Уже обоз скрылся за лесом, но рогот в селении не умолкал.

Дорога домой.

На веселой ноте мы шли третий день, Спас вез уже сам. Шел быстрым шагом, рядом бежал тигр. Так проводил он нас до широкого поля, что-то прорычав, лизнув в морду зубра, повернул назад. Бык постоял немного, заревел что есть сил и рысцой побежал вперед, так расстались закадычные друзья, как-то грустно стало на душе. Все, от селения остались одни воспоминания да полная повозка стратегического запаса. Еще несколько дней было спокойно. И вот в один солнечный хороший денек (а может, и не хороший) появились преследователи, стая волков шла по пятам, внаглую подходя на расстояние выстрела стрелы. Двоих убили, но стрелы не вернуть, а идти далеко, надо что-то придумать, дать бой, силы неравны. Ночью волки, атаковав нас, наткнулись на проволоку, больше лезть не хотели. Днем, окружив кольцом, сопровождали нас. Когда отстрелили еще с пяток, их меньше не стало, Спас стал очень нервный, ревел через каждых пять минут, что в свою очередь раздражало волков, собирая всех со всей округи.

Утром следующего дня кольцо волков не сдвинулось с места, несмотря на наше движение, пришлось остановится. Как по древнейшему писателю Чернышевскому, стоял один вопрос: «Что делать?». Расставляя провода, я вспомнил про кабель из долины предков. Быстренько размотав его, предложил всем снять с его «корку». Затем его расплели и получили очень тонкие и довольно прочные нити из металла. Привязав за стрелы, сидя за ограждением, открыли стрельбу. Первые выстрелы принесли успех, три волка пали. Вернув стрелы, снова сделали выстрел, два подранка рванули в лес, порвав провода, унесли стрелы с собой, а вот третий, убегая, протянул провод по ограждению, вспыхнули искры, и волк упал замертво. Тогда, подключив второй конец нити к ограждению, стреляли уже стрелами без зазубрин и крючков на наконечниках. Это был триумф! Раненые волки падали, пораженные током, и через пару секунд лишались жизни. Мы вытягивали стрелы легко и снова отправляли в полет, поражая очередную жертву. Стая сильно поредела, отступив подальше, взяла нас в осаду. И снова вопрос: «Что делать?». Так прошел день. Снова на вой вожаков ночью пришли новые стаи. Они научились собираться вместе, когда добыча большая, и есть что делить.

Мы сидели возле костра молча, мысли блуждали и не находили выхода из этого лабиринта. Зверобой встал, потянулся:

– Так, надо идти сражаться, пока они не собрались со всей Земли, пора размять свои кости, показать силушку богатырскую, негоже воину прятаться за хлипкими стенами из проволоки.

– Они порвут нас, сил хватит, да и Спаса угонят в лес и распорют животину. Жаль помощничка, – заступился Донжуан.

– Рыжик и ты, Донжуан, останетесь, как только мы со Зверобоем ввяжемся в бой, налегке бегите домой, а затем с воинами вернетесь за повозкой. Всем не выжить, а без воды ослабнем, все равно кранты, – поддержал идею сражения Следопыт.

– Так не пойдет, – сказал я. – Если воевать, то с умом. Я предлагаю свою тактику на живца.

– За неимением других вариантов, то сойдет и эта. Живцом буду я, без обсуждений, – произнес, как отрезал, Зверобой, выслушав мое предложение. – Я по выносливее и не потею, что в нашем варианте немаловажно.

Все засмеялись. Стратегия была такова. Зверобоя сначала обмотали тканью из конопли, затем уязвимые места кожей и поверх обмотали голым проводом. Спасу сделали подгузник из медвежьей шкуры. Протянули лапы меж задних ног под живот, а вторую пару развернули по бокам и завязали веревкой на спине. Такой живот волку сразу не взять. Смастерили и намордник. Только здесь он не выдержал, стал вырываться и поломал оглобли в телеге (волки сразу встрепенулись).

– Рыжик, подключай провода, теперь и я буду роботом, работать от магической силы.

– Ты постоянно кричи, – попросил я. – Мы будем знать, живой или нет, затем выпустим Спаса.

– Громко не надо, а то волки разбегутся, – подбодрил Донжуан.

– Хорошо, как умолкну, так Спаса и отпускай. Только не забывай крутить без остановки, даже если замолчу, мне уже будет все равно, и волкам станет также все равно, – улыбнулся Зверобой. – Да не жалей, чем сильней ударишь, тем целее буду я.

На том и порешили. Взяв с собой два коротких ножа, робот-Зверобой шагнул за забор. Я покрутил ручку, Зверобой не повернулся, ток к нему не проник. Он шел навстречу своей смерти. Поравнявшись с проволокой, волки ринулись на него валом. Что там творилось, сказать трудно. Поначалу видно, как мелькали ножи, волки отпрыгивали от удара током. Зверобой упал, и волки накрыли его целиком, но из-под этой кучи был слышен злорадный смех, леденящий душу. Донжуан и Следопыт стреляли, не жалея стрел. Волки редели очень быстро. Вдруг Зверобой замолк, Спас как будто знал свой выход. А может, просто не выдержали нервы, рванул спасать друга. Легко перемахнул через проволоку, ввязался в драку. Для начала он отвлек стаю в сторону от Зверобоя. Он, как гладиаторский боец, применял свои коронные приемы, то падал на бок и перекатывался, давя убийц друга. То бил грудью, подымаясь на задние ноги и задирая высоко голову, подставляя соблазнительную шею в густой шерсти довольным волкам, затем падал на зазевавшихся, не сообразивших отпрыгнуть в сторону.

Парочка волков, оклемавшись от удара током, выскочила из куста прямо к Донжуану, тот в свою очередь бежал на выручку к Спасу, увидев своего преследователя, он с разбегу, встав на наклоненную голову быка, вскочил на спину, там обхватив за шею грызущего «паразита», свалился с ним на землю, а преследователь, не ожидая такого поворота событий, влетел на рога, Спас на лету припечатал его к рядом растущему дереву. Второго подоспевшего, мотнув головой, Спас отправил в полет. Волк, летя, как снаряд, потерявший управление, сшиб меня с ног. Пока я, очнувшись, вылезал из-под туши, бой закончился. Спас, как и в прошлый раз, бегал в лесу, гоняя подранков. Следопыт разгребал груду тел, освобождая Зверобоя. Он лежал ниц, на лице застыла гримаса от боли и веселой улыбки. Аккуратно подняв на руки, понесли к костру. Быстренько обрезали обрывки кожи и раскрутили ткань, он был почти цел, учитывая атаку десятка волков. Множество укусов, но рваных ран не было, скорее всего, он не выдержал боли и потерял сознание. Я плакал, ревел, как дитя.

– Это я его убил своей жужжалкой, я виноват. Надо было слабее крутить.

– Ты не мог, ни одного провода не лежало на теле, а вот если бы перестал крутить, итог был бы другой, – утешал Следопыт, отнимая очередной кусок ткани. – Мы бы полегли все.

– Он даже не вспотел, чтоб пробило током. Надо натереть его мазью, у меня еще осталось, – предложил Донжуан.

– Нет, только не мазь, – сквозь боль, очнувшись, прошипел Зверобой.

Все дружно закатились смехом.

Вскоре вернулся Спас, его было не узнать, морда и ноги оборваны, одна сплошная рана залита кровью, немного постояв, рухнул наземь. Здесь Донжуана никто не останавливал, сваей мазью мазал все, что можно. К утру зубр стоял на зеленых ногах и, как его лекарь, с синей попой. От повозки Спас не отказался, правда, тянул тяжеловато, мы шли рядом и помогали толкать ее, только Зверобою не разрешили вставать.

Через три дня вышли к реке, Спас совсем занемог.

– Переплыть он не сможет.

– Но нельзя его бросить, он теперь один из нас, – с испугом произнес я.

– Никто и не думает, двое уйдут за подмогой, а двое останутся здесь. Груз большой, без него все одно не свезем.

− Оставаться опасно, на этой стороне волки не родные, дикие какие-то, лучше на нашем берегу разделяться, – предложил Следопыт.

– Давайте разбивать ночлег, а то есть хочется, что переночевать негде, – сострил Донжуан. – Утром разберемся, что почем.

Я походил вдоль реки, собрал сочной зеленой травы и обратил внимание на то, что река делала небольшой поворот и была очень широка. Раз широка, значит, и не глубока. Раздевшись, вошел в воду, она обожгла леденящим холодом, но я упорно шел на тот берег, не доходя метров тридцать, ушел под воду. Вернулся в лагерь, отдал траву Спасу, он ел ее с жадностью, вокруг она пожелтела.

– Мужики, я нашел брод, там за поворотом она шире и мельче, останется тридцать метров переплыть. Думаю, Спас переплывет.

– Так у него рост повыше твоего, может, и перейдет.

– Нет, глубина резкая, порядком.

– Ладно, пойду обследую, только мяса мне оставьте, оглоеды, – сказал Следопыт.

Уже стемнело, когда появился Следопыт.

– Если эти 30 шагов не преодолеет быстро, то выбраться уже будет негде, далее крутой берег начинается.

– А что ты говорил по поводу проволоки, когда Эйнштейн тащил ее на себе через реку? Не мог привязать, перетянуть? – напомнил разговор Зверобоя Донжуан.

– Ну и?

– Завязать быку за рога. Завести в воду, мы переплываем и последние метры дотащим.

– Эврика! – крикнул Зверобой.

– А что это – эврика? – спросил я.

– Да был такой умник, изобретатель в древнейшие времена.

– Нет, его звали Архимедом, а кричал он «эврика», когда что-то получалось, – встрял в разговор Следопыт.

– Не дурите голову, его жену звали Эврика, и он звал ее к себе, когда нужно было испытать очередное изобретение. Опыты проводил на ней, – высказал свою версию Донжуан.

– Послушайте, чего ломаем головы? Мы же все равно собирались к телеге прикручивать бревна, чтобы она не тонула с грузом, вот вторым рейсом и Спаса перевезем, – предложил я.

– На телегу он не влезет, еще разломает своим весом, построим для него отдельный плот, – сказал Зверобой.

Светало. Всю ночь, да и сейчас, лило не переставая, мелкий, противный дождь. Зазвенела пила, и к обеду повозка и плот были на воде. Вначале привязали к телеге веревку, нарастили проволокой, чтобы хватило на тот берег. Все четверо дружно вошли в воду, до толкали до глубины, сбросили большой камень (заякорились) и, оставив меня, поплыли на тот берег, прихватив конец веревки. Когда доплыли, я обрезал якорь и ушел на берег до Спаса. Воинам пришлось добре приналечь, чтобы дотянуть до берега телегу. Спас ревел на берегу, прощаясь с нами, но увидел мое возвращение, протрубил клич победы. Ребята вернулись с веревкой, привязали к плоту, но Спас отказывался ступать на него. Долго уговаривали и хлебом, и солью, ни в какую.

– Давай оставим и медленно пойдем в воду, – предложил Зверобой.

Пройдя шагов двадцать, зубр не выдержал, прыжком вскочил на плот.

– Ну наконец-то, его светлость Спаситель соизволил ступить на борт речного лайнера, – крикнул я.

Сразу потянули за веревку, я шел рядом с быком, удерживая плот от сноса течением, пока не добрались до критической отметки, то есть мне по шею.

Воины вышли на берег и налегли на канат. Вот и берег близко, но то ли вес не рассчитали, то ли узел развязался, бревна разошлись в разные стороны под необычным пассажиром, и он рухнул в воду, преодолев полпути глубокого места. Река уносила его от пологого берега, бык был слишком слаб, чтобы бороться с ней.

– Я говорил, что надо еще одну за рога привязать, – крикнул Донжуан на бегу. – Да держите вы конец веревки от плота!

По берегу догнал привязанное бревно от плота, плывущее по течению, и прыгнул в воду, отвязал веревку, доплыл до Спаса и набросил ее на рога.

Зверобой первый подхватил веревку, но только смог лишь немного притормозить заплыв, подоспел и Следопыт. Мы с Донжуаном плыли рядом, поддерживая морду над водой, которая все норовила уйти под воду своими ноздрями, когда на берегу делали очередной рывок. Это не всегда удавалось, и я просто зажимал их. Пока нас придерживали с берега, течение само помогло прибить компанию к нему. Зубр лежал весь в воде, положив мне голову на колени, только по шею мы смогли его вытянуть. Пролежав довольно долго, Спас на передних коленках выполз из воды.

– Я тебя никому не дам в обиду, – гладя ему морду, сказал я.

Поддерживая разговор, зубр протрубил прямо мне в ухо.

На своем берегу решили задержаться на денек. Время прибытия мы опережали, назад шли, срезая повороты. Знали, где завалы и овраги, а где и болото. Еще благодаря Спасу, который до сих пор вез нас резвой трусцой. Дождь портил весь отдых, только нашему гиганту нипочем, поднявшись на ноги, он бродил вдоль берега, наедая бока. Следопыт ушел разведать дорогу попрямей, а Зверобой и Донжуан пристрелили лося, нашего, наших лесов. По такому случаю остались еще на другой день, залечивать раны.

Дальше дорога выдалась спокойная, родные леса нас оберегали, в селение прибыли к вечеру. Донжуан, как обычно, любил помпезность, которая сама собой рождалась у него в голове. Уговорил меня въехать в деревню верхом на зубре.

– Как на древней картинке, человек на лихом скакуне.

– Только скакун еле ноги тащит.

– Загнать рог в одно место сил у него еще хватит.

– Жаль, мази больше нет, а старая немного смылась.

– Вот еще шкуру подвязать.

– Да-да, еще соли и воды, вот компания была бы, Спас разноцветный, в трусах, на рогах Рыжик, мы в дерьме.

– Но синий твой зад никаким дерьмом не замажешь.

– Уже все прошло.

Так, подняв настроение, мы въезжали в село. Спас не сопротивлялся, спокойно разрешил посидеть на спине (чего только он уже не увидел, связавшись с нами). Следопыт шел впереди, я верхом, на повозке, водрузив на вершину металлолома колоду, восседал Донжуан, подняв над головой клинок, замыкал процессию Зверобой. На крики детворы собралось все село. Впереди стояли Светлич и Мастер Сталь.

– Я знал, что поход пойдет на пользу, – причмокивая языком от восторга, сказал старейшина. – Мастер Сталь, распорядитесь отправить гонцов к соседям, пусть все придут. Я думаю, здесь есть что посмотреть, да и послушать.

– Да, без пира не обойтись, небось, и брага уже хороша нового урожая, – с огоньком в глазах добавил дед.

Дома

После радостной встречи нас оставили в покое, дали время отоспаться. Назавтра солнце стояло уже высоко, как ударили в медный колокол (найденный в той пещере, где и книга), звон был веселым и радостным. Вскочив на ноги еще в полудреме, на ходу натянув штаны, я кинулся на площадь. Это пришло соседнее племя. Когда гонец рассказал о возвращении туристов и о приглашении на пир, то никто уже не хотел ждать утра, они шли всю ночь. И вот к обеду весь честной народ всего (ну почти всего) человечества собрался на деревенской площади. Все хотели посмотреть своими глазами на ручного «боевого» зубра, на дары, привезенные с далекого Севера.

Собрались все, и стар, и млад, это был настоящий поселок! Все подходили к повозке, тыкали пальцем в соль и, зажмурив глаза, смаковали от удовольствия, некоторые от жадности сыпали пригоршни в рот, затем плевались и бежали к корыту с водой.

– Возьмите себе по горсти, остальное разделим потом, – объявил Светлич.

Одна женщина, чтобы взять побольше, тайком засыпала себе в трусы, вот хохма была. Задрав юбку, со спущенными трусами она обтирала соль, поплевывая на руки, но, не выдержав адской муки, с криком побежала и с размаху села в корыто с водой, раздавив его внушительным задом, после она скрылась по тропе в направлении криницы.

Но больше всего всех поражал наш богатырь – Спас. Он гордо прохаживался по площади, все уступали ему дорогу. Чинно подошел к телеге, Донжуан набрал пригоршни соли и протянул быку, но не дожидаясь, пока тот слижет, приложил ее к ноздрям. Спас громко чихнул, затем, поднявшись на задние ноги, издал боевой рев. Вся площадь в мгновенье опустела, люди, толкаясь, бежали кто куда, только мы вчетвером заливались смехом. Спас наклонил голову и пошел на Донжуана, а ему только и надо было это, ступив ногой меж рогов, взбежал на хребет. Бык яростно крутанулся на месте и замер, оглядевшись вокруг и не видя толпы, прерывисто замычал в такт нашему ржанию.

К вечеру праздник был в разгаре, костры горели повсюду, на которых жарилось мясо, посыпанное солью. Брага текла рекой, соседние племена, хоть и торопились к нам, но про нее не забыли. Было принесено большое количество курдюков из бычьих желудков, да и мяса несли, кто сколько имел, ведь прокормить такую ораву пару дней как минимум чего стоит. Домашней скотины никто не имел, спешить назад не надо, так что, бывало, гуляли неделю напролет, пока воины, протрезвев, не уходили за новой добычей.

Что осталось хорошего от предков, так это приготовление браги и медовухи. Еще не столь далекие времена говорили, был какой-то самогонный аппарат, да только утеряли после набегов диких людей. Это ж надо, столько сотен лет его берегли, и вдруг раз и все, сухой закон, трезвость норма жизни, ну проклятые интеллигентишки, и сам не гам и другому не дам.

Наутро всех мучил сушняк, кого от браги, но большинство от съеденной соли, все как по команде гуськом, совершая хадж, шли к роднику. Среди всей толпы выделялся Спас, он, опустив голову и громко сопя, двигался, как танк, народ с опаской расступался в стороны. Бык долго и нахально, часто отрываясь от воды, наслаждался живительной влагой, люди, ругая его в душе, молча ждали очереди. Зубр отошел от родника и сбросил пару лепешек на тропу, которые брызгами покрыли солидную площадь, заминировав все подходы к стратегическому объекту, гордо покинул толпу. После него не раз взрывался смех, в большой толпе не всякий смог пробраться к роднику, не поскользнувшись на мине.

Ближе к обеду прибежал малец и передал мне и деду о предстоящем совете старейшин. Я был на седьмом небе от счастья, я снова иду на совет по приглашению от самого Светлича!

– Негоже воину, совершившему такой переход, идти, как смазливый пацан, – остановил меня дед. – Погодь.

Из дальнего угла, из железного сундука он достал новую льняную рубаху. Она была белоснежна, не то что конопляные (лен рос очень редко и, чтоб собрать его на рубашку, требовалось несколько лет), не всякий мог похвастать такой, только старейшины да великие воины в них ходили, и то по праздникам. Поверх рубахи через плечо повесил куньи шкуры, скрепленные кованной пряжкой, подпоясался широким кожаным ремнем с металлическими клепками (сам делал), повесил справа нож, на ноги обул новые бахилы из рыси. В таком наряде я шел на совет старейшин, переполненный гордостью, в груди не хватало воздуха, так ее раздул. Все ровесники смотрели на меня с завистью.

Вдруг за камнем в стороне от толпы ребятишек увидел чужую кареглазую девчонку, она стояла одна, босиком, в оборванных шкурах. Пряди черных волос, как ручейки, стекали на смуглое лицо, плечи, грудь, ветерок слегка теребил их кончики, которые переливались завораживающим блеском. Откуда она? Ни в нашем, ни в соседних селеньях я не видел таких смуглых с черными, как ночь, волосами, спросить у деда я не решился. Проходя мимо, не мог оторвать от нее взгляда, завернул голову так, что не усмотрел камня под ногой и под дружный смех детворы растянулся во весь рост, звеня металлическими побрякушками. Девчонка показала зубы, взмахнув головой так, что волосы ее взлетели в воздух, как стая птиц, оголив ее юную грудь, ветерок подхватил их, и они вытянулись во всю длину, как пламя огня, летящее по ветру, она скрылась за кустом.

Дед улыбнулся, но продолжил свой путь, не останавливаясь. Я вскочил на ноги и под улюлюканье сверстников помчался догонять деда, но от назойливых острых словечек убежать невозможно, они сопровождали до самого совета.

Все волхвы сидели в нарядных хитонах, держа посохи в правой руке, а левой… левой они обычно разговаривали, точнее, дополняли речь жестами. Подойдя к своему камню, не сразу сообразил, что это тот самый. Он лежал на бугорке из мелких камушков устойчиво, не то, как прежде, шатался подо мной, что в любую минуту норовил скинуть, весь прошлый совет сидел на нем, словно пьяный. Сверху лежал кусок медвежьей шкуры, передние лапы простирались вперед, аккурат под ноги. Сбоку в землю загнан шест полутораметровой высоты, на котором было повязано крыло совы – символ мудрости, как у многих волхвов, только у Светлича сидела целая сова. У воинов стояли копья с привязанными к ним ожерельями из клыков и крыльев орла. По количеству клыков, добытых на охоте, и их размерам можно было сказать о доблести и отваге хозяина.

Дед воткнул свой посох, на котором висело небольшое ожерелье клыков и два крыла совы, уселся на камне, покрытом также медвежьей шкурой. Он не был доблестным воином, занимаясь кузнечным ремеслом, редко ходил на охоту, но был очень мудр.

Совет открыли, как обычно, говорили про жизнь каждый своего племени, о запасах зерна, стеблей конопли, где больше ходит зверь (который на мясо годен), чтобы хорошо пережить зиму. Затем дали слово более рассудительному из нашей команды Зверобою. Его рассказ занял время до самого вечера, утомляя своими подробностями, чему все старейшины особо уделяли внимание.

Как говорил Старомир: «Без мелочей не будет целого, в них скрыта правда. Громкие слова – они всегда приукрашены, пусть и немного, но дополнены ложью, это заложено в человеке самой природой. Мудрый человек по описанию мелочей может познать жизнь. Картину происходящего, людей, как будто сам участвовал в этих событиях (как сказали б в древние времена, читал между строк)».

Меня это сильно раздражало, два раза дед толкал под бок, чтоб я не дремал. Но когда зашел рассказ о походе за солью, всю мудрость и надменность как рукой сняло с лиц старейшин, все смеялись, сползая с камней на землю. Дошла очередь и до моего рассказа о походе в долину предков. Выложил все как на духу, только умолчал про раскрытие оболочки и о привозе ее с собой. В этом месте рассказа Светлич долго всматривался в мои глаза, заставляя меня опускать голову к земле, чувствовал недомолвки с моей стороны.

В конце отчета нашей группы выступил Мастер Сталь. Он поведал о походе за углем, сколь много там они нашли и какую гору привезли. Также потряс всех рассказом о сражении с дикими людьми.

…

– Солнце клонилось к вечеру, подходя уже к угольным холмам, вдруг заметили тени, копошившееся у земли, – начал размеренно Мастер Сталь. – Мы насторожились. Оставив повозку, растянулись цепью, медленно приблизились к холмам. Да, это были люди! Может, и они пришли за углем? Сердце тревожно забилось в груди, неужели еще есть умное племя? Подойдя на выстрел стрелы, услышали речь. Нет, это дикие люди, что еще более встревожило нас, они рычали что-то нечленораздельно.

Раздался детский плач, затем звероподобный крик, и в сторону отпрыгнул человек.

– Кусать меня! – заорал он и снова бросился в траву.

Все стоявшие также кинулись в то место, откуда слышен был плач. Их было четверо, ростом поди в два метра.

Мы, не раздумывая, в одно мгновенье, как по команде, выпустили стрелы. Рев, прокатившись над поляной, возвестил, что стрелы доставлены точно адресату и по расписанию. Но таких верзил ими свалить в темноте, стреляя наугад, оказалось не под силу, они остались живее всех живых. С отломанными древками ринулись к нам, оглашая жутким воем окрестность.

Мы успели выпустить еще по стреле, но уже в одного, и он не устоял, сделал два шага, упал в судорогах, хватаясь за все, что попало. А попала нога собрата, уцепившись мертвой хваткой, волочился по земле еще долго. Это сыграло нам на руку, достав ножи, разделившись по парам, атаковали их.

Мастер Сталь кинулся вперед, затем сделал выпад влево, пропуская громилу вперед, ему пришлось тормозить и разворачиваться к деду. Другой воин, работая в паре с Мастером, заранее отошел вправо и теперь, когда дикарь повернулся, выставил ему неприкрытую спину, в тройном прыжке преодолел десять метров и вонзил под лопатку свой кинжал по самую рукоять. Но не тут-то было, верзила с разворота рубанул его рукой по шее, едва не сломил ее, и пальцы сомкнулись на горле в мертвой хватке, еще немного, и кадык будет удален вместе со щитовидкой без наркоза. На мгновенье мелькнул блеск полированного металла в свете луны, клинок, описав дугу, словно молния, прошелся по руке, не ощущая сопротивления плоти, отделил ее от тела (деда работа). Напарник, задыхаясь, разжал пальцы-клещи этой твари, как на него рухнуло бездыханное тело, словно мамонт наступил ногой. В это время третий верзила, отцепившись от собрата, держа в руках громадную дубину, опустил ее аккурат на сраженного родича (вовремя он прикрыл собой своего врага). Затем, не оборачиваясь, через себя парировал удар клинка деда. Клинок вошел наполовину в дерево и застрял, покинув руку Мастера, далее дубина опустилась на камень, со звоном битого стекла металл рассыпался на куски. Кисть деда вывернулась на изнанку, мастер в падении подхватил правой рукой обломанный кусок ножа, но подняться не успел, сильные удары довбни наносились методично на невероятной скорости. Мастер Сталь был левша, поэтому владеть правой и огрызком не давало эффекта, однако, улучив мгновение, когда детина сделал шаг, став на бедро деда, и занес над головой дубину, он подрезал ему подколенный сустав, тот подкосился и прилег рядом. Дубина легла на правое плечо деда.

«Вот и все», – пронеслось в мозгу, челюсти монстра ложились на горло. Не-е-е-е, еще живем! Напарник, пришедши в себя, вылез из-под «телохранителя», сел верхом и удар за ударом короткого ножа вымещал злость на испустившем дух враге. И в это время подбежала вторая пара воинов, завалив своего противника.

Все остались целы, если не считать сильного ушиба плеча и опухшей кисти Мастера.

Подойдя к горке увидели, что в траве лежала без сознания девочка лет четырнадцати. Сбрызнули водой (это они поспешили), ожила и, не раздумывая, куснула руку воина, затем шмыгнула под ноги, свалила его, снова укусила за попу. Бить, конечно, ее никто не хотел, за что и поплатились. Пока хватали ее руками, она извивалась, как уж на сковородке, нанесла каждому по доброму десятку укусов (хорошо, не ядовита). Дед забыл про боль, наблюдая за этой сценой. Один воин изловчился, подцепил девчонку за ногу и поднял над землей, торжествуя от победы, девчонка, долго не думая, схватившись рукой за его пояс, подтянулась к торсу обидчика и укусила… Воин взревел не хуже дикого, уронив смуглянку на камни, отскочил как ошпаренный, держась обеими руками за промежность.

Уже было заполночь, как раздался взрыв смеха.

Падая на камни, она стукнулась головой и немного обмякла, чем и воспользовались воины, заложив руки за спину, связали, привязали к телеге и привели в село. По дороге веревки приходилось менять каждую ночь. Дикарка умудрялась руки продеть под зад и перенести их вперед, хотя вязали по самые локти, затем разгрызала острыми зубками кожаные ремни. Да и воин писал всю дорогу кровью, но боевые раны показать отказался наотрез.

Я думал, что весь совет на этом и закончится. Поговорили, поржали на славу и по домам, ан нет.

Поднявшись с камня, Светлич, взявши посох, вышел на средину.

– Мы все слушали грустные и веселые события, значит, мир живой, это хорошо.

Обвел всех взглядом. Выдержал паузу.

– Из всего сказанного здесь возник, я полагаю, один очень важный вопрос, и думаю, со мной все согласятся.

Пауза. Набрав полную грудь воздуха, продолжил.

– Нет, это не кучка диких людей, они просто остатки зверья, опасности не вижу. Хотя ворвись в село, когда воины на охоте, хорошего мало. Главное сейчас это Северное племя.

По собранию прокатился ропот. Все переглядывались, не понимая, племя как племя.

– Это наше будущее. Новая кровь. Нам нужны эти люди, как и мы им. Но мы находимся в лучшем положении, нас в десять раз больше, меньше морозы, нет огромных хищников. Донжуан.

– Да, старейшина.

– Я специально оставил твой рассказ на потом. Расскажи, как живут в тех племенах, ведь ты был с ними дольше всех и очень близко к народу, особенно к женской половине.

По кругу прошелся смешок. Донжуан рассказал все без утайки, даже как продирался голый через ежевичник, веселое настроение всем, и сон как рукой сняло.

– А теперь скажи, сколько воинов ты видел.

– В первом селении, куда прибыли, десятка два наберется, а во втором девять, остальные дети и женщины, – расплылся в улыбке вояка.

– Вот. Смогут ли они пережить зиму?

– Думаю, да, уже семнадцать лет выживают. К тому же, саблезубый тигр надежнее оравы воинов. Еще старейшина из другого селенья говорил, что их мамонта при хорошей засолке хватит на всю зиму, если разбавлять периодически свежим мясом.

– Вся проблема, что выживают. Почему они не объединятся? – спросил волхв.

– Вторым селом правит довольно молодой волхв, немного амбициозный, не хочет терять влияние, быть всегда первым, и с мудростью старейшин ему не тягаться.

– Это вторая проблема, – добавил Светлич. – Поодиночке им худо, а если зверь еще придет. Мы за зиму по воину теряем, а когда не было ножей и стрел, хоронили намного больше.

– У них есть свой зверь, и он показал, на что способен, – встрял в разговор я.

– На то он и зверь, тем более, самец, может и самка увести его, как волчица чужих волков уводит в засаду к своей стае. Не ужились ведь они с родным братом. За десятилетие нет хорошего прибавления под хваленой защитой, – возразил Зверобой.

– Братенник также может явиться, – буркнул старый воин, который дремал весь совет. – А он-то людей не боится. Надо послать к ним гонца, пусть они идут к нам, полей и зверья хватит на всех.

– Я им еще тогда предлагал, волхв Старомир обещал подумать, а из соседнего села отказался.

Со своего камня поднялся старейшин Радимир.

– Гонца одного не отправишь, да пока дойдет туда, да обратно все соберутся идти с детьми и женщинами, настигнет их зима. В моем племени достаточно много возмужало юнцов, есть кому защищать село, поэтому я направлю к ним четырех воинов на зимовку.

– Это гоже, – согласился с ним Лютов. – Я также подыщу парочку добровольцев. Может, и в мое село принесут приплод.

– На том и порешим, каждый от своего села выделит молодых воинов, с ними отправлюсь я сам, – ошарашил своим выбором Светлич.

– А ты че, себе старуху сам выбирать пойдешь? – подколол дед.

– Мне бы за молодежью присмотреть, чтоб дров не наломали. За всю зимовку, думаю, смогу уладить разногласия племен. Да осмотрюсь с их народом, любо будет с ними жить бок о бок или нет, а к весне предложу на соединение народов. Осталось выбрать поводыря.

– Мне кажется, с большой охотой на эту роль пойдет Донжуан, – предложил дед.

– Насчет Донжуана идея хороша. Он мне нравится. Одно пугает, чтоб не расценили наш приход как завоевателей.

– Этого точно не будет, – вскочил на ноги Донжуан. – Волхв Старомир нас очень упрашивал остаться до весны. А мы молодежь приведем, не женатых, глядишь, и семьями обзаведутся. Сам он очень стар, нужна ему замена, вот вы и подойдете, и женщину подберем, там их уйма одиноких.

– Ну разве бороду чесать, – буркнул в ответ Светлич. – Тогда последний вопрос, возникший из предыдущего. Кто будет старейшиной племени? Я предлагаю Мастера Сталь.

Все одобрительно загомонили в ответ.

– Значит, на ближайшем совете племени пусть народ примет свое окончательное решение.

– А как же вы, когда вернетесь? – спросил воин, поддерживающий огонь в костре.

– Мне в моем возрасте хватит одного перехода на север, ну а если бог даст вернуться, то отведите мне местечко возле Рыжика, я ему байки буду рассказывать о былых временах, чтоб не скучал на совете.

Прошелся легкий смешок.

– Кстати, если я не запамятовал, то на прошлом было решение сменить имя мальцу по уму и поступкам.

– Донжуан окрестил его Эйнштейном, – сказал Зверобой.

– А как сам решил?

С этими словами волхв повернулся к костру, воин возле костра, как по мановению палочки, исчез и через несколько секунд уже вновь появился возле старейшины. Светлич повернулся, что-то держа в руках, и подозвал меня к себе. Я быстро вскочил на ноги, но, увидя хмурый взгляд деда, пошел не торопясь к костру. Вроде ничего и не случилось, но внутри холодело, сердце набирало обороты, удары пульса стучали в висках, как молот о наковальню. Светлич сделал почетный шаг навстречу, вытянув руки вперед.

О, боже! В руках старейшина держал посох. Он был изготовлен из темной части рябины. Снизу окован бронзовым наконечником, затем до средины отполирован, блестел в языках пламени, далее шла винтовая резьба, заканчиваясь массивной ручкой с наплывами, чтоб рука не скользила по нему. Выше затейливый орнамент огня продолжали вьющиеся растения, как бы выросшие из хаоса, тянулись вверх, раскрывая огромный бутон в образе филина.

На меня напал столбняк, лицо стало белее молока, руки тряслись, если б не треск костра, то, наверное, было бы слышно стук пальцев.

– Рыжик, за твою смекалку, новые изобретения, помогающие нам жить, за упорство в достижении цели и раскрытие тайн прошлого, соединяющих с будущим, нарекаю тебя Видящим Времена, – немного помолчал, добавил. – Ну а в быту быть тебе Архимедом.

Видя мое умопомрачение, хотя никому нельзя перебивать церемонию, Донжуан выкрикнул:

– Теперь Эврику ему надо для опытов.

Раздался смех. Мою оторопь вмиг сняло. Я почтенно поклонился в пояс, взял посох и опустил на землю, не рассчитал, удар получился сильный, искры посыпались из бронзового наконечника.

В небе блеснула зарница, извещая о приближении грозы, знамение получилось столь впечатляющее, что все невольно ахнули. Уже зима не за горами, и вдруг гроза.

– Ого, силище! Впрямь не Архимед, а Архимаг, – опять не преминул кольнуть Донжуан.

На этом собрание закончилось, ветер усилился, было очень темно, молнии все чаще сверкали в небе. Пошел мелкий дождь, в очередной вспышке света за камнем я снова увидел девчонку, она сразу спряталась.

– Не оглядывайся да и не бойся, – прошептал дед. – Она никого еще не обидела. Даже ребенка избегает, привыкнет потихоньку, кушать, пока стоишь рядом, не возьмет.

Подходя к землянке, я мельком оглянулся, она тут же присела.

– Как ее зовут?

– Кто ж ее знает, она слова ни одного не произнесла, может, и не умеет говорить.

– Понимать-то понимает? Или совсем одичала?

– Нет, на поляне что-то кричала на диких людей.

Двор накрыл ливень, едва успели заскочить к себе. Гроза выдавала такие раскаты, что казалось, все деревья в округе разом сломались. Через минуту-другую, не выдержав внутреннего напряжения, я открыл дверь и крикнул в темноту.

– Не мокни, идем к нам, здесь тепло, – и отошел внутрь.

Девчонка не появлялась, тогда я шагнул навстречу грозе, вмиг с первого шага ливень промочил насквозь, обдав ледяным потоком (осень как-никак). Немного постояв, вытянувши руку ладонью вверх, вдруг почувствовал легкое краткое прикосновение, необузданная дрожь пробежала по телу. Осторожно, медленно взял ее руку, нежная холодная кисть дернулась, но не стала вырываться. С небольшим упорством потянул ее за собой в землянку, прямо к костру, дед успел развести небольшой огонек, подбросив сухих веток на утренние угли.

Мы оба присели, поглядывая друг на друга, с усердием растирали руки. Дед протянул дикарке мою любимую шкуру рыси, набрасывая ей на плечи. Я приподнялся и пошел закрыть дверь, но не тут-то было. В прыжке девчонка оказалась возле меня, упершись одной рукой в дверь, другой мне в грудь. Оба встали в напряжении, тяжело дыша, она как загнанный зверек, в мыслях не находила места. Разрядил ситуацию гром, он разрядился в прямом смысле, врезав в близрастущее дерево, и оно разлетелось на щепки, едва не угодив в меня огромным куском. Без лишних слов, как по команде, в четыре руки хлопнули дверью и отскочили в угол, прижавшись друг к дружке. Дед зашелся от смеха, спустя немного и я присоединился к нему. Девчонка, оскалив зубы, похоже, также улыбалась. Через полчаса мы дружно поедали зайчатину.

– Как тебя зовут? Я Архимед, – спросил я, тыкая пальцем в себя.

– Эуропа, – протяжно произнесла она.

– Эуропа, красиво, – повторил я. – Откуда ты появилась? Давно уже не было чужих племен в наших краях.

Смуглянка посмотрела на деда и тыкнула пальцем.

– Это понятно, тебя сюда привел Мастер Сталь. Где твои родители, откуда родом?

– Съели вурдалаки, – с агрессивным выражением лица, оскалив зубы, готовая съесть сама тех людей. – Там, – махнула рукой точно в ту сторону, откуда ее привели.

– Это те, что напали на тебя?

– Ага, там, вурдалаки. Эуропу на потом, – сквозь зубы процедила она. – Сначала здесь, – подняла юбку, расплываясь в улыбке (правда, тяжело понять, где у нее улыбка, а где оскал). – Я кусать.

Я от неожиданности отпрянул назад и упал на спину, лицо залилось румянцем виновника. Мало того, что мне приходилось постоянно отводить глаза с ее груди, слегка прикрытой мокрыми волосами, так еще получить фотовспышку из-под юбки. Дед до сих пор сидел молча, разрядился громким смехом.

Эуропа застыла в недоумении, затем, подхватив веселый смех деда, загоготала, как гусыня, непрерывно махая юбкой.

Напряжение спало, мастер привстал с угла и подал ей кусочек вяленого мяса, одернул юбку, строго посмотрев в глаза. Беседа продолжалась долго. Девчонка говорила на общепланетарном, но с большим акцентом.

– Что делает время и расстояния. Когда люди размножались, и пришлось тесниться, они с годами приходили к общему языку. Теперь, когда остались крохи, разделённые огромным расстоянием, по прошествии стольких веков снова теряем общий язык, – со вздохом произнес дед.

– Дед, разве можно забыть родную речь?

– Можно. Каждый человек ради забавы изменяет слова, совсем немного, другой – еще немного и так далее, вот и новое слово. А старое неинтересное отходит в прошлое, новое поколение уже его не слышит и не может передать своим детям. Вот ты, например, твои слова – тя, че, чел… Как станут говорить твои дети?

– Поэтому древние люди их записывали в книгах, которые все равно сгнили, – с горечью в голосе продолжила за деда Эуропа.

Мы с дедом переглянулись.

– Так происходит и с именами. Только Великие и дурное хорошо сохраняются в памяти.

– Это как мое?

– Да. Спроси Донжуана, он знает интересную какую-то историю о влюбленных Ромео и Джулия-эта. Но она пересказывалась не раз и с моей трактовкой не сходится.

– Расскажите, пожалуйста! – раскрасневшись, попросила Эуропа.

– Я точно ее не знаю. Это было в древнейшие времена. Жили две семьи, и сын одной влюбился в дочь другой семьи, но родители враждовали и не хотели, чтобы они жили вместе. Тогда Ромео изготовил нож с двумя лезвиями, Джулия-эта легла на перину, он приставил нож к ее сердцу и сам возлег на второе острие. Так и нашли их неразлучными в объятиях.

– Грустная история. А почему Джулию звали Джулия-эта?

– Это история умалчивает, возможно, была еще одна в селении, первую просто звали по имени, а «эту» непослушную выделяли особенно.

Эуропа ближе к полночи, как в сказке, преобразилась, превратившись из немой в настоящую тараторку. Она без умолку стрекотала, будто хотелось наверстать упущенное время. Гроза миновала, небо посветлело, забрезжил рассвет. Я и Эуропа так и уснули возле догоревшего костра.

Эуропа

(дикий запад)

Племя Эуропы находилось далеко-далеко, там, где последние лучи солнца утопали в теплых водах бескрайнего моря, окруженного высокими холмами, камни которых, сваленные в кучи, скрывались в облаках, а вершины покрывали снега. У подножия этих гор приютилась деревушка людей, промышляя рыбной ловлей. В водах Рымского моря (почему Рымского, Эуропа не знает) водилась разная всячина, рыбы, моллюски, крабы… Но рай бывает только на небесах, или «хорошее быстро заканчивается, чтобы остаться в сознании хорошим. Когда много хорошего, нас тошнит, и мы ищем еще лучшее, не замечая, что уже имеем».

Однажды после сильного шторма на берег выбросило страшное чудище, хвостатое, клыкастое, метров пять длинной с огромной пастью. Немного отлежавшись, подкрепившись морепродуктами, которых здесь в изобилии, исчезло. Через месяц приплыла целая свора, бесцеремонно расположилась на пляже. Охотники, отбив одну особь от родичей, с героическим усилием под аплодисменты всей деревни исполнили свой долг, убив опасное чудовище, незаконно занявшее место под солнцем. После анатомических разборок и последующей дегустации мясо было признано съедобным. Более того, оно обладало неповторимым ароматом луговых цветов, нежное, сладковатое на вкус, просто таяло во рту. Все посчитали, что это очередной подарок матери-природы. Было принято решение не трогать, пусть немного разведутся. Убивать научились быстро, они неповоротливы, достаточно запрыгнуть на спину и точным ударом в складку меж шестой и седьмой чешуй, немного сзади, нанести глубокий, не менее полуметра, укол копья, и оно войдет прямо в сердце. К весне они в песке нанесли столько яиц, словно манна небесная, бери не хочу. Детвора с корзинами, одни отвлекали мамашу, другие выкапывали и собирали яйца. Не все гнезда были обнаружены, и через месяц мелкие монстрики заполонили прибрежные воды. От них не было спасения, малые, шустрые, они резвились, как рыба в воде, поедая все на пути, за лето подросшие, стали кусать людей. К следующей весне монстрики достигли метровой длины и в одиночку из воды не выходили. Чтобы хоть немного их истребить, требовалось много воинов, да и смысла уже не было. Новые гнезда разорять не получалось, пресмыкающиеся окружали их кольцом и лежали, не покидая даже ради кормежки. Хладнокровным не требовалось постоянного приема пищи, рептилии смогли защитить гнезда в течение инкубационного периода, и новое потомство ушло в море. Так манна небесная обернулась происками ада. Через пару лет человеку пришлось потесниться, оставив берег, уйти в горы, в лес. Но происки дьявола на этом не закончились. Расплодившись, рептилии разошлись вдоль побережья. Люди, отступая глубже в лес, естественно, наткнулись на бывших врагов, двуногих ящеров. Вскоре в лесах жить стало невыносимо, двуногие монстры оказались очень подвижны и опасны, своими челюстями человека перекусывали пополам. Пришлось сниматься и снова лезть в горы на самые вершины, туда, где царствуют холод и снега.

Возле самого края снежной шапки разбили новую деревню. С едой было туговато. В горах много водилось коз и баранов, но подкрасться на расстояние броска копья получалось не всегда. Но человек не блоха, ко всему привыкает, придумали загонять коз в ущелье, и они сами прыгали с отвесных скал, стараясь перепрыгнуть огромную пропасть, оставалось спуститься и собрать добычу.

Обжились в горах, жизнь дала свои плоды, точнее, женщины, прирост населения увеличился, но оно еще не достигло того размера, что был до вторжения монстров.

Но природа не оставила своих намерений. В один прекрасный теплый летний вечер (без объявления войны) снег, накопившись веками огромным пластом, не удержав своего веса, ринулся вниз, сметая все на своем пути. А на пути стояла деревня, жители которой готовились ко сну. Дом Эуропы стоял под карнизом скалы, лавина просто накрыла многометровым слоем снега. До самого утра родители по очереди копали лаз наверх, кислород заканчивался, становилось трудно дышать. Мать потеряла сознание, и отец, превозмогая головокружение, спустя несколько часов все же пробил брешь, свежая прохлада проникла вовнутрь. Эуропа одна в свои неполные семь лет вытащила мать наружу, позже очнулся и отец, наверху занималась заря.

Отец принял решение идти на север, за перевал. Как гласит легенда, на севере должно быть холодно, значит, ящеров не будет, еще, по преданию, там должны жить цивилизованные люди, живущие по законам природы – панки. Они не должны были погибнуть после Судного Дня. Собрав провиант, который был, одежду, двинули в путь. Сев на шкуры баранов, мы стремительно спустились по дороге, проложенной лавиной. Отец сильно торопил, пока стоял холод от снега, рептилии не подойдут. Затем были еще два изнурительных перевала, и вот встретили нас глухие леса да непроходимые болота.

Нетронутый лес, непуганая дичь, все действовало очень успокаивающе, если бы еще пару семей, можно было никуда не ходить, обустраивать селение.

Если есть дичь, значит, должен быть и хищник. Словно читая мысли, хищник не заставил себя долго ждать, он стоял на пути возле могучего, в три обхвата, дерева под стать ему. Отец шагнул навстречу, их взгляды сошлись, полные ненависти друг к другу, нет, кое-что еще. В глазах у хищника отражались превосходство и злоба ко всему живому, в глазах отца светилась тревога за семью и обида, сколько может это продолжаться, из огня да в полымя. Бой прошел скоротечно, груда мышц, покрытых серой шерстью, в два прыжка оказалась возле жертвы, третий стал последним. За мгновения до того, как сомкнутся челюсти на груди, воин упал на спину, выставив копье вперед, и упер в землю, сам крутанул вбок. Уловка сработала превосходно, волк просадил себя насквозь, но в приступе ярости развернулся к отцу и повторил бросок тела. Эуропа мгновенно оценила обстановку, на доли секунды опередила зверя, запрыгнув ему на спину. Потеряв решающий удар, хищник завертелся волчком, сбросить наездницу не удавалось, девчонка, словно лиана, обвилась руками за шею, ногами обхватив тело, даже сумела сквозь шерсть вонзить свои острые зубки в шкуру неприятеля, а рядом с ухом рычал грозный оскал, который еще больше придавал силы – силу Страха. Отец просто окаменел от неожиданности, затем бросился на помощь, но опоздал, волк с копьем в груди рухнул наземь. Немного погодя упал и воин, на груди зияла рваная рана, все ж успела сомкнуться челюсть, сказывалась усталость перехода.

Потеряв всякую надежду на поиски, семья брела в неизвестном направлении, как на пути на полянке обнаружили старый костер, нас охватило безумие, мы кричали, бегали по кругу, безрезультатно, здесь были слишком давно, угли успели размокнуть на позавчерашнем дожде. Маленькая искорка все ж вновь возникла в душе (про диких людей даже никто и не подумал). Сзади раздался треск ветки, оглянулись, мать, схватив Эуропу за руку, с криком отчаяния побежала вперед, отец остался, ослабленный раной, он стоял, опершись на копье, а на него летел медведь.

– Ничего, на один удар я еще найду силы, – тихо с болью в сердце выдохнул старый вояка.

Внезапно из кустов раздался боевой клич, и в воздух взлетели копья, следом за ними на поляну выскочили дикари. Они с голыми руками набросились на медведя и в одночасье решили исход поединка. Часть лесных жителей осталась разделывать тушу, другая, подхватив нас под руки, понесла в чащу леса, мы уже не сопротивлялись, в мозгу витала одна мысль: «Дошли!!!».

Дикари оказались не совсем и дикие, жили в шалашах, питались жареным мясом. После рассказа воина племени, наблюдавшего за нами в сражении с волком-одиночкой, которого не брало даже заговоренное копье, к нам отнеслись, как к героям. Он терроризировал уже второй год всю местность, хищник по достоинству оценил противника и, если были сомнения, просто уходил с дороги, ожидая жертву послабее.

Прошли годы, и дикари немного «поумнели», их лексикон расширился, отец научил изготавливать глиняную посуду, строить деревянные хижины с глиняными печами. Местные дети гурьбой бегали за дядей Умником, то есть отцом. Все было хорошо, но, это «но» присутствует везде, сырой климат сильно подорвал здоровье родителей, сначала умерла мать, отец страдал нескончаемым кашлем.

Однажды ночью на нас напало племя кочевников-людоедов, была страшная резня, все стояли до последнего (никто, по-видимому, не хотел быть съеден), женщин и детей варвары забрали с собой. Прошла неделя, настал черед Эуропы кормить ненасытных вурдалаков. За ней пришел верзила, он без лишних церемоний, накрутив косу на руку, потащил к костру. Возле костра решил немного поразвлечься, сорвал с себя набедренную повязку и долго тряс ею над головой, крутя своим обнаженным задом, толпа ликовала. Девчонка, тихо подняв головешку, обхватила косу сырой травой возле головы, подожгла ее. Огонь быстро пережег косу и перекинулся на волосатые руки «неандертальца», затем на грудь. Горящий человек закрутился волчком, потрясая воем окрестности, дикари застыли в ужасе, и никто уже не обратил внимание, что девчонки след простыл.

После месяца скитания она снова попала в лапы вурдалаков-отшельников, по стечению обстоятельств здесь же оказались дед с воинами.

По рассказу дед сделал вывод: «Есть две новости, хорошая и плохая. На расстоянии двух месяцев пути диких людей нет, но также и разумных».

Поразмышляв немного, добавил: «Наши предки пришли с востока, на юге свирепствуют ящеры, на западе – вурдалаки, осталось северное племя, которое, если не помочь, может исчезнуть».

Проспав до полудня, я с неохотой вылез наружу, после грозы воздух благоухал свежестью, солнышко словно умылось дождем, пригревало землю, так что испарение подымалось легкой дымкой. Вдали над лесом, где находились полянки, вились густые клубы пара, казалось, весь лес охвачен пожаром.

Эуропы нигде не было, и я побрел к деду в кузницу.

– Доброе утро, – съязвил дед.

– Какое оно доброе, все разбежались, меня не разбудив. Куда ушла Эуропа? Я думал она здесь.

– Она практически не ложилась спать, раненько еще затемно прошмыгнула в дверь.

– Зачем? Куда?

– Не волнуйся так, придет, она всегда днем исчезает от людей.

– Вчера она была с нами, чего бы ей теперь бояться?

– Нас да, но есть и другие. Поначалу вообще никто не видел, где она бродит, только еда исчезала с камня за околицей, которую я оставлял для нее. Затем с детьми часто гуляла. Лучше займись делом.

Работать с утра, то есть после сна, мешала лень-матушка, взгляд остановился на штанге.

– Размяться, что ли? – с непомерной тяжестью выдавил я.

Хруст в суставах напомнил, как давно я это делал, приложил усилия, она взлетела над головой. Полчаса упражнений вернули бодрость, мышцы вздулись буграми, сверкая потом в лучах солнца.

– Так не договаривались, я просил потягать железо, – усмехнулся дед.

– А это что, не железо? – сострил я. – Ладно буде, где твои железяки, куда их?

– А то в первый раз, дикарь с востока, что ли?

Сортировка металла – утомительная работа, разбирать приходилось не только по весу и цвету, но и прочности. Я знал, что одинаковое на вид железо имеет разные свойства, одно легко плавится, другое наоборот. Есть белый металл, легок, как пушинка, а прочность имеет огромную, правда, на ножи не годный, быстро тупятся, чего не скажешь про тяжелые. Найдешь кусок белого, чистого, сверкающего на солнце, вот клинки добротные получаются. Однажды дед ковал длинный нож из тугоплавкой стали, две недели мучился, много угля перевел. Железо с трудом поддавалось ковке, и то если раскалять добела. Настал день, нож готов, отточен, на лету волос рубал, рассекал даже железо и не тупился, но первый бросок в дерево испоганил все: ударившись плашмя, нож рассыпался на мелкие кусочки, словно лед. Как дед только не вспоминал всех «матерей» на свете. Зато наконечники из них вышли чудесные, они рассекали кости, словно мелкие сучки, пробивали лося навылет, перерубив два ребра, дело оставалось за добротным луком и силой стрелка. За сортировку взялся, как бешеный, куски железа летели в разные стороны, разделяясь по цвету и весу.

– Потише, берсерк, зашибешь ненароком, – заворчал дед.

– Еще на охоту надо сходить или голодовку объявляешь? – огрызнулся я.

– На том свете обед мне не нужен, – немного спокойнее ответил дед. – Интересно, что это? С виду цельный стержень, но неравномерно легок по длине. Щас кувалдочкой пройдусь, женщинам на безделушки сгодится.

– Погодь, дай посмотреть, тебя хлебом не корми, дай кувалдой помахать.

– С жужжалками ковыряться по твоей части. Толку от них мало.

– Не скажи, без нее мы не вернулись бы с севера.

– Ладно, держи, только на мне не испытывай, – улыбаясь, закончил Мастер Сталь.

Кругляш и вправду оказался странный, с одного конца виднелись углубления враз по ладони, рука лежала как влитая, словно ручка кинжала. Второй конец выступал с ладони на четверть и не имел практически веса.

– Этот предмет держал робот, видно, воин сумел вырвать из стального захвата, – немного помолчав, добавил. – Я не смог. Ладно, пошел я на охоту, с этим разберусь попозжа.

– Вот так и изменяется наш язык, – уколол старик.

– Бе-е, нормальный язык, – высунув язык, сердито пробурчал я.

Отходя, взгляд остановил на прозрачной замерзшей слезинке размером с голубиное яйцо, завалившейся в металлоломе. Формой точь-в-точь капля, острый конец заканчивался металлическим колпачком, из которого торчали два коротких штырька с дырочками. Немного покрутив, положил в карман, Эуропе подарю.

Идти далеко как-то лень, побродив по околице, на ближайшем поле посчастливилось подстрелить двух молоденьких зайчат. Добыча слабовата для настоящего мужчины, но с испорченным настроением годится. И впрямь:

С утра не разбудили.

Дед в кузне злой какой-то.

Жужжалка пользу не принесла, изобретения мои, видите ли, пшик.

Эуропа куда-то исчезла.

Любопытство куда-то подевалось.

Удивительная вещь, тысячелетие прошло после катастрофы, а ржаные поля зарастать не собирались, немного лес шел в наступление, уменьшая диаметр, но до средины с такими темпами еще тысяч на пять хватит. Размышляя вслух, не заметил, как подошел к селу.

– Блин! И здесь опередил дед, – выругался я, видя, как над землянкой вьется дымок.

И вдруг от кузни быстром шагом появился дед.

– Кто в землянке? – бросил быстрый, леденящий взгляд на меня.

– А я почем знаю?

Не уступая дороги, шагнули вдвоем в дверь. Ароматом свежежаренного мяса ударило в ноздри. Разложив костер, нанизав на вертело трех куропаток, смотрела на нас Эуропа, скаля белоснежные зубы.

– Вот и хозяюшка в доме появилась сама, а то тебя вряд ли дождешься, – снова не преминул съязвить старый ворчун. – Отдай свою мелкоту, авось и без тебя разберется.

Не успел он договорить, Эуропа забрала зайцев и ловко прихватила с моего пояса нож, убежала наверх потрошить.

– Ах, молодца.

– Достал ты меня сегодня, дед, – я стоял красный, как бурак, выскочил за дверь.

Девчонка ловкими движениями надрезала шкурку возле шеи и резким взмахом сняла ее, выбросила потроха. С широкой улыбкой на лице она двинулась на меня, я, очарованный происходящим, попятился назад в землянку.

– Правильно, так его, потяпешу, – закатился со смеху старик.

– Ваш нож из стали лучше кремневых скребков дикарей. Мне приходилось не раз делать это, чтобы не били, – с грустью в голосе добавила она.

Дед погладил ее по голове.

– Больше никто не посмеет тебя и пальцем тронуть, – и косо посмотрел на меня.

– Ну я-то при чем? – с раздражением пролепетал я.

– А притом, береги ее, как себя, пока не признают за свою, пацаны быстро клеиться станут, – уже спокойнее сказал дед.

– Доченька, дай мясо, я положу в курдюк с настоянными травами, и немного подождем.

– Хорошо. У меня есть еще готовая птица, я обмазала ее глиной, и она теперь готова.

Я поднес немного соли, и мы дружно вонзили зубы в сочное прожаренное мясо.

– Как вкусно! – не сдержав эмоций, воскликнул я.

Доев куропаток, Эуропа принялась за зайчатину.

Я сидел в стороне и любовался ее ловкостью. Сам того не подозревая, полностью погрузился в наблюдение. В ее движениях было что-то завораживающее, мне нравилось, как она управляется с кочергой, загребая угли в середину костра, вот тонкая рука метнулась в сторону, не глядя, взяла поленце и точным броском уложила его меж догоревших головешек.

Взмахнула головой, волосы взлетели в воздух и рассыпались по плечам, спине (ну-у, облом! уже на молодой груди находился небольшой лоскут материи, как он у женщин называется, не вникал). Но от ожидания чего-то большего меня бросило в дрожь, сердце отчаянно забилось. Она, словно насмехаясь, упала на спину, вытянулась вдоль костра и потянулась, обнажив стройные ноги чуть выше колена, взмахнув ими, сделала кувырок через голову назад, юбка, хотя и ненадолго, покинула свое законное место. Девушка приземлилась на четвереньки и, как дикая кошка, прогнула спину. Затем ноги медленно разошлись в стороны, и она села на шпагат возле самого вертела, изящно повернула мясо. Она снова опрокинулась назад, сделала мостик, ткань с груди сдвинулась на голову. У меня захватило дух, мне казалось, что душа улетела, а тело забилось в агонии, жар распространился до кончиков пальцев, кровь дошла до точки кипения, дыхание участилось, как у гончей собаки. Интересно получается, когда мальцом прятался в кустах и подглядывал за купающими женщинами – были только смех, любопытство, но сейчас что это? Что за состояние, когда душа рвется, словно из клетки?

Грациозность движений, плавные и упругие. Гибкое, словно без костей, тело направлялось в точно заданное место пространства. Мостик продолжал сжиматься, пока голова не появилась меж ног, затем, выпрямившись во весь рост, девушка сделала сальто, вернувшись на свое место.

Восхищениям не было предела. Дед, открыв рот, хлопнул в ладоши, очнувшись от гипнотического состояния, я поддержал Мастера. Еще долго мы не могли найти слов, и в землянке царила тишина.

– Этому меня научила мама. Мужчине дана сила, ум – всем, а гибкость женщинам, – нарушила молчание Эуропа. – У мужчин крепче кость, ее нелегко сломать, они на силу могут противопоставить свою силу. Женщинам на их слабый скелет много мышц не налепишь, только ловкостью и гибкостью тела можно погасить удар.

– Ловкость – великолепно, но сила есть сила, разок приложился, и останется мокрое место, – хмыкнул я.

– Не скажи, ты бы видел, как я дралась с мальчишкой-переростком, во ржачка была! – вспылила девчонка. – Давай покажу. Попробуй, сломай мне спину на колено, если она гнется в любую сторону.

– Лучше расскажи, – видя мое смущение, попросил дед. – Драка без причины признак дурачины, а поймать тебя я уже пробовал.

– Я ведь смуглая, не такая, как все, и все дразнили меня Чумазой в племени Панков, – начала свой рассказ Эуропа.

– Как-то раз на речке столкнул с обрыва меня Задира, местный мальчуган два метра ростом, он и раньше проходу не давал мне.

– Поди отмокни, чумазая, а то замуж не возьму.

Рогот не умолкал в компании пацанов, а как еще, все боялись его, пока я не вылезла и не врезала оплеуху. Хлопок пощечины оказался равносилен землетрясению, вначале гробовая тишина затем… Переросток бросился в драку, но я ускользнула и убежала домой. К вечеру возле нашего шалаша собралась вся ребятня деревни, они горланили непристойно и бросали камни. Отец три раза выходил, они разбегались и снова появлялись, вопя что есть силы. И тогда мать сказала: «Выбор за тобой, или ты его один на один, или они все вместе… Эти звереныши понимают только силу». Я даже обрадовалась этому решению покончить с моим недругом раз и навсегда.

– Доченька, подумай хорошо, я тебя не дам в обиду, тем более, как дочь Умника, тебя не тронут, потом подрастешь, и все взглянут на тебя по-другому. Теперь, если проиграешь, потеряешь все, он надругается над тобой по праву победителя, и это будет продолжаться годами. Никто не возьмет тебя замуж, – с горечью взмолился отец.

– Нет, папа, я не стану все годы прятаться за тебя, затем подставлять будущего мужа, решать нужно сейчас в самом зародыше.

– Хорошо, доча, я и не надеялся услышать другого, а ты справишься, я знаю, – сквозь скупые мужские слезы выступила улыбка на лице старого воина.

– Да, я справлюсь, пап, он просто неуклюжая гора мышц.

– Погоди, снимай шкуры, – сказала мать.

Скинув все, я стояла нагая, мать тем временем натерла меня кабаньим жиром и повязала легкую набедренную повязку. Хотела обрезать волосы, но я воспротивилась, какая буду девчонка без волос? Отец вручил новенький кремневый скребок, он не запрещен в рукопашной, если противник превосходит в росте и весе.

Вперед из шалаша вышел отец, все снова разбежались.

– Хватит горланить, идем на площадь, моя дочь вызывает Задиру на бой, – наполненный гордостью, объявил он, помолчал немного, добавил с ехидством. – Если мать ему позволит.

В кустах раздался легкий смешок.

– А что мне родители, я сам давно еду в дом приношу, давай сейчас начнем! – выходя из-за дерева, обиженно прорычал Задира.

– Нет, это должен быть честный поединок, всеми отмеченный на годы, – твердо возразил отец.

Всей гурьбой двинули к центру селения. На шум и крики выходили все, а узнав причину, уже никто не остался в стороне. Народ собрался кругом, гомон резко стих, это вождь племени, Ганс, поднял руку.

– Я часто видел, как многие мальчишки дразнили Эуропу, но она взрослеет, и это не может долго продолжаться. Уважая семью Эуропы, – Ганс сделал ударение и слегка склонил голову в нашу сторону, – я собирался поднять вопрос перед главами семей, но вы опередили. И все же хочу спросить, ты сама решилась на бой?

– Да! Я проучу, из Задиры он превратится в воина без имени, потому что не смог побить девчонку! Не быть ему мужиком!

Толпа взревела, Задира налился кровью, этого я и добивалась.

– Решай сама, я могу взять тебя под личную опеку, и тому, кто подымет руку, её и оторву даже за невинное оскорбление.

– Нет, только поединок, – я стояла на своем.

– Я объявляю бой.

Радостные крики заглушили дальнейшие слова вождя, он снова поднял руку, неспешно ликования умолкли.

– Силы у них неравны, а умение владеть оружием немного уравняет в шансе на победу (почти как господин Кольт в древности на диком западе, сейчас снова дикий запад, но нет пистолета). Возьми, Эуропа, себе то, чем лучше владеешь.

Все согласно закричали. Детина покрутил в руке свою любимую дубину, пришлось бросить ее в сторону. Поднял руки вверх и зарычал на всю поляну, давая понять, что и так побьет смазливую девчонку. Я вышла в круг почти голая, с торчащим за повязкой скребком, в полтора раза ниже и в три раза легче, наступило молчание, затем разразился дикий смех.

Верзила ринулся, как олень, вместо рогов выставив руки. Выждав его приближение, я прошмыгнула меж ног и в падении подтолкнула Задиру в попу. Он согнулся, намереваясь словить меня, но жир сделал свое дело, получив дополнительную порцию кинетической энергии в зад, боец кувыркнулся через голову под дружный хохот, не оценив противника по достоинству (хотя какое у женщин «достоинство»?). Снова расставил руки, набросился на меня. Теперь сменив тактику, я сама прыгнула ему на грудь и, плавно выскальзывая из теплых объятий, прочертила кровавую полосу скребком через весь торс, попутно разрезала и завязки на кожаных шортах. Они скользнули вниз, помешав сделать шаг хозяину, и он упал лицом в песок. Я сделала сальто назад, затем вперед и уселась у него на спине. Быстренько скребком нарисовала букву «Е» на ягодице и покинула бренное тело.

Задира вскочил с окровавленной задницей и такими же кровавыми глазами, изо рта шла пена, юноша превратился в берсерка (то, что нужно). Боец метнулся в сторону, поднял дубину. Она была с метр длиной, в толстый конец загнаны три куска металла, раскручивая ее, как семечко клена, летящее наземь, прижал меня к большому камню. Взмах и… удар, только искры полетели в стороны, головы там уже не было. Девчонка в последний миг взмахнула головой, волосы улетели влево, а сама отклонилась вправо, ухватилась за его левую руку выше локтя, описав дугу в воздухе, прилепилась к спине, обхватив ногами, нанесла удар ладошками по ушам. Эффект произвел впечатление взрыва, упав на колени, Задира долго тряс головой, казалось, исход боя предрешен, победитель на «коне». Но эта передышка вернула бойца в норму, зажав мои ноги (налипший на жир песок сработал в обратную сторону), выпрямившись, он бросил себя на спину, припечатал наездницу к земле.

В глазах потемнело, ощущение легкости возникло в теле, будто взлетела в небеса. Ну в небеса высоковато, но взлететь взлетела. Мордоворот, подняв жертву над головой, держа за волосы и за набедренную повязку на вытянутых руках, примерялся, куда бросить, кружась в диком вальсе. Пауза в борьбе снова сыграла злую шутку.

Эуропа, придя в себя, резанула себе повязку и упала ему на шею, поддерживаемая противником за волосы, второй удар скребком нанесла в голову. Задира, потеряв равновесие, рухнул наземь. На сей раз падая, я уселась голой попой на лицо Задиры, надежно припечатала его голову о камни.

– Да, умение владеть в совершенстве своим телом решает исход поединка, была и у меня такая ситуация, – задумчиво произнес дед.

– Сильного удара можно избежать, но с ответом как, бегать по кругу? – не сдавался я.

– Прав вождь, как его там?

– Ганс.

– Да, точно, оружие уравняет всех, оно же и погубило цивилизацию. Кстати, где ты раздобыла топик? – решил сменить тему старик.

– Я у ручья женщину попросила. Я смотрю, у вас все носят такие, она сказала, еще принесет, – вспыхнув краской, ответила Эуропа.

– Молодчина, ты чаще общайся с племенем, они помогут.

– Мне неудобно просить, я привыкла сама себе делать, но не знаю, как.

– У нас все делаю сообща, одни коноплю, лен собирают, мнут, другие ткут полотно и красиво шьют. Я, например, даже на охоте забыл, когда был, все просят выковать чего, и накормят, и оденут, только куй да куй.

– Мне нравится больше всего лепить из глины. Ой, присаживайтесь поближе, заяц готов.

– Спасибо.

– Почему вы не делаете посуду из глины, она так удобна?

– Из глины? Она размокнет от воды, а сухие продукты можно и в бересте хранить, – отреагировал я.

– Правда размокнет? – улыбнулась Эуропа.

– А то нет! Когда подсохнет, вовсе трескается, и тяжелая, только и годится камни в печи для кузницы склеивать, – блеснул своим познанием в строительстве.

– Может быть, может быть, – загадочно повторила в ответ смуглянка.

Еще немного поболтали ни о чем и улеглись спать. Костер тихо потрескивал, медленно угасая. И в этой блаженной тиши в дыре для отвода дыма мерцали звезды. По небосклону пролетела звездочка, затем еще одна. Говорят, это виртуальные дома прошлой цивилизации. В безлунную ночь их очень много летает, кто быстрее, а кто медленнее, неужто все мертвы? А если цивилизация и дальше продолжается?! За то, что мои предки-бомжи ничего не делали, оставили они нас (хватит жить на халяву) и теперь смотрят свысока и гадают – выживут или не выживут. Спорят, на сколько нас хватит, возродим ли былое могущество, отбросив лень, ненависть, дикие привычки, взяться вместе, напрягая мозги, и мышцы победить трудности. А трудность во все времена была одна – ЛЕНЬ.

Это она заставляет опускаться на дно, затем дичать. В начале спуска: лень положить все на места, прибрать за собой. Зачем, если никого не звать в гости, да и сам приходишь в землянку, чтобы поспать? Раз в год выгреб сразу все, что мешает, и снова полежать. Другие садят цветы наверху, ну и пусть, я за это время отдохну и полный сил сбегаю на охоту. Бежать? Нет уж, сделаю лук, пусть стрела «бежит». В принципе, если умеешь хорошо говорить, можно совсем ничего не делать, как шаманы или старейшины, сидят и разглагольствуют, будет дождь или нет, все равно ничего не меняется, а их кормить надо, с лица не худеют, животы наели, как беременные. Умение красиво говорить, пожалуй, это третья сила после физической и умственной.

Интересно, мы для высшей цивилизации, ничем не занимаясь – бомжи, а сами приказывают роботам, также не работают – кто они? Правда, они их придумали! Зачем они придумали? Чтобы немного полениться.

Блин! ЛЕНЬ – вот двигатель прогресса! Если бы не было лень бегать за зайцем, незачем придумывать лук. А стрелы? Надо найти металл, каменный уголь, выковать наконечники. Чтобы спать в тепле, куй топор, пилу. О, чуть не забыл, телега – как легко тащить предметы на ней, да и то не самому, на это есть Спас! Он все привез, а мы бездельничали. Мы изобретаем для того, чтобы осталось больше времени на безделье, так что самая могущественная сила – ЛЕНЬ.

Но когда ее очень много, мы обрастаем жиром, нам становится трудно выполнять мелкую работу, не говоря о тяжелой, обрастаем грязью, и вот уже дно. Новому поколению приходится заново отстраивать, прикладывая тяжелую физическую силу, чтобы внуками снова овладела Лень.

Все-таки не пойму, что важнее – Работа или Лень?

Все завязано на Лени, сколько не работай, а красиво отдохнуть всем охота, ради этого и работаем!

ПАРАДОКС!

Вы скажете, умственный труд также не легок. Да, не спорю, чтобы разобраться в книге, мне понадобится вся жизнь, и то смогу ли я? КНИГА!!! Я бросил свои рассуждения и вскочил, мозг сверлила тревожная мысль, никак не мог славить ее за хвост. Как говорила Эуропа, надо хладнокровие… Стоп! Эуропа, книга, что-то писала на жопе у верзилы? Буквы! Она умеет писать, значит, и читать. Посмотрел на решение головоломки, она тихо спала, ладно, пусть завтра, только не забыть бы.

Утро. Подул северный ветер, пригнав холод. Я потянулся на мехах, холодок пробежался по коже отрядом мурашек. Накинул снова на себя шкуры, в мозгу пронеслось: «Вот и лень родимая, тут как тут», улыбнулся этой мысли. Книга! Вскочил на ноги, сделал немного приседаний, где Эуропа? Снова проспал, вот эта лень проклятущая.

Сняв кусочек мяса с вертела, пожевал, немного успокоился. Иду сейчас на охоту. Где это видано, чтобы девчонка приносила пищу, а мужчина в расцвете сил питался остатками? К вечеру достанем и книгу.

Взял стрелы, лук, длинный нож, вышел на тропу войны. Промотавшись за полдень, наткнулся на следы кабанов, обследовал, пришел к выводу, что здесь прошли свиноматка и три сеголетка. Вот это удача. Судя по следам, приходят они регулярно на окраину ржаного поля из ближайшего болота, по берегу заросшего густым ельником. С весельем на душе я летел в деревню за подмогой, подстрелить смог я и один, но одного поросенка, стадо уйдет. Труся легким бегом, обдумывал план засады, плохо, что ветер с поля, учуют, заразы. А место для засидки не посмотрел, во балда. Что делать, засмеют, поведу стрелков пугать кабанов. Осень, темнеет быстро, отложить на завтра, а сегодня ужинать, что девчонка принесет, смешно. С мыслями вслух незаметно прибежал к кузнице. Внутри деда не было, вдруг на глаза попалась жужжалка. Словно самого током шибануло, ИДЕЯ! Если мы ограждали себя от зверей, то почему нельзя оградить зверей от себя? Положил генератор в торбу, моток проволоки, лук и бегом назад.

Из болота вела одна единственная тропа, на ней я растянул проволоку с двух сторон и спереди, получился карман. Сзади проволоку опустил на землю, сам залег в густой ельник, стрелять он мешал, этого мне и не надо, все сделает жужжалка. Мелкий дождь, почти ледяшки, падал не переставая. Лежа в грязи, я проклинал свою сообразительность. Но вот и они наконец-то, блин, просчитался немного, следопыт хренов. По тропе шли отец, мать и пятеро детей, двое из них постарше на годик, что ни говори, примерная семья. Особого внимания заслуживает отец семейства, он, наверное, мой одногодок, да и ростом под стать, холка стояла дыбом, еще увеличивая рост. Хотя у страха глаза большие, а если не получится, куда бежать, ельник совсем молод, не залезть на него, убегать только помеха, чему быть, тому не миновать. Выждав, когда последний кабанчик зашел в загон, я отпустил согнутую ель, и та выпрямилась, натянув позади проволоку, преградив путь к отступлению. Сам вскочил на ноги, откинул шкуру с генератора, (молодец я, предусмотрел заранее) сел на сухую сторону и раскрутил генератор.

Заслышав шорох в ельнике, секач рявкнул на своем языке, и свиньи по команде рванули в стороны, наткнувшись на провода, попадали замертво, пригнув ее к земле. Вепрь перепрыгнул через сородичей, только взвизгнул пару раз, ток по мокрой земле успел достать его, но не остановить. Еще прыжок – и достанет меня. Нет – ноги, немного парализованные током, подкосились, и он зарылся в трясину. Воспользовавшись неожиданным пленом, я запрыгнул ему на спину, обхватив ногами тушу, правой рукой за шею, левой орудуя ножом, старался достать сонную артерию. Вроде и ножичек немал, но шею пришлось пилить долго, чего не входило в мои планы, решил немного себя обезопасить и провел ножом через весь лоб, повредив ему глаза. Секач оказался могуч, паралич отпустило, выскочил из болота, сминая все на пути, пёр меня через ельник на поле в сторону деревни. Ельник закончился, выехали в чисто поле, в голове мелькнула идиотская мысль, может, не резать пока, пусть к деревне подвезет (снова лень). Пока так размышлял, полосуя шею (не помешал бы дедов клинок), кабан в темноте пролетел под валежником, и я рубанулся головой, в глазах запорхали мотыльки. Обидно, совсем чуть-чуть не доехал, придется завтра на поиски идти за ним и за жужжалкой еще топать. Лежа на земле, приходил в себя.

Немного погодя встал, отряхнул грязь, бока разорваны об ельник, раны сильно кровоточили, голова пухла от боли, еле переставляя ноги, поплелся домой.

В деревне что-то случилось, люди бегали с факелами, криков не слышно, может, ищут меня, хотя вряд ли, не в первый раз оставался в лесу на ночь. Ускорил шаг. Все суетились возле землянки Следопыта.

– Что случилось?

– Ничего особенного, Следопыт жену застукал с любовником.

Воины заржали, как кони.

– Представляешь, он с женой стругает себе следопытиков, и вдруг вваливается он прямо на них, третьим захотел.

Снова рогат.

– А любовник, слава богу, три центнера поди, с трудом успокоили. Ха-ха.

– Кто он, я таких и не знаю? – оторопело спросил я.

– Из леса наведался, щас тащить будем.

Меня раздирало любопытство, забыв про боль, шагнул поближе и… на свет факелов вытащили моего кабана. Ослепленный раной, он влетел прямо в землянку, проломив дверь.

– Во дичь обнаглела, из леса прибежала, сама себя прирезала, жаль, хворосту не прихватила. Ха-ха.

– Смотри Следопыт, чтоб через девять месяцев следопытики с пятачками не появились.

– Архимед, и ты дождешься, если ночевать не будешь, заглянет кто-нибудь до Эврики опыты проводить, – вставил Донжуан.

– Она не Эврика, ее зовут Эуропа, – поправил я.

– Может, и Эуропа, но у нее еще та опа, – вставил воин.

Я вспылил и бросился с кулаками.

– Не кипятись, с Эврикой сам будешь проводить опыты, а что фигурка у нее загляденье, так радуйся. Поздравляю, когда свадьбу празднуем? – направил гнев в другое русло Донжуан.

Несмотря на дождь, собралась вся деревня. Подошел дед.

– Твой трофей устроил переполох? – едва взглянул на меня, догадался Мастер.

– Мой, – устало произнес в ответ.

Ноги так и подкашивались.

– Где ты его подрезал? Стрел не вижу. С одним ножом ходил? – удивился Следопыт.

– Не, на болоте жужжалку расставил, а этого не взяло, он на меня, чудом выжил.

Выслушав рассказ, дед распорядился послать на болото мужиков освежевать туши, сам принялся сдирать шкуру с кабана.

– Подожди немного, внучек, вместе пойдем.

Толпой минут через десять от кабана и след простыл, разделили на части, мне вручили целый окорок, в другую руку шкуру. В таком виде, как герой, я появился в дверях землянки.

Эврика, тьфу, Эуропа, (наоборот вроде красивее звучит, ладно, позже разберусь) завидя меня с трофеем, всего в ранах, засияла от радости, эффект получился ошеломляющий. Дед, старый плут, затерялся по дороге, сославшись на подвернутую ногу.

Смуглянка быстренько приняла окорок, отрезала кусок и нацепила на вертело, шкуру развесила над костром мездрой к огню для просушки. От нахлынувшего теплого воздуха, приправленного ароматом жареного мяса и прогретой шкуры, перед глазами все поплыло, и я осунулся на землю. Эуропа подтащила меня ближе к костру, зачерпнув пригоршни воды, раз за разом подносила к моим губам. Нежное прикосновение ее рук вернуло из небытия, я открыл глаза и встретился с ее взглядом. Предо мной открылась бездна глаз, там, в глубине, светилась яркая звезда, завораживая мягким ровным светом, согревая мое бренное тело, манящая в свои бесконечные дали, словно распахнул свои объятья необъятный космос.

– Я подарю тебе звезды, – тихо прошептал, теряя силы.

Она приложила пальчик к моим губам:

– Тс-с.

Мне стало легко и спокойно, только ритмичное постукивание сердца говорило, что еще жив. Сквозь сон ощущал нежное поглаживание рук, вдруг к телу прикоснулось что-то мокрое, теплое. Эврика согрела воды и приступила к омыванию последствий сражения. Словно в тумане, проплывали картинки детства, когда мать еще маленького Рыжика купала в теплом источнике, нежно нашептывая ласковые слова. Вот развязала шкуры с ног, срезала лохмотья от бывших штанов, обмыла ноги, коленки… В голове смешались стыд от наготы, боль ран, блаженство прикосновений. Локоны волос падают мне на живот, приводя к непроизвольным судорожным сокращениям пресса. Как сладок этот миг и так короток, наступила темнота…

Дед осторожно открыл дверь, Эврика, не услышав, продолжала лечить раны, и он ретировался в кузню. (Скажете, они еще подростки? Это по годам, а по делам, как на кабана с ножом, это нормально? Да и вообще, что бы вы делали без телевизора, интернета?)

Пробуждение оказалось трудным, тело, покрытое сплошным синяком, не хотело подчиняться моему гудящему, как улей, мозгу. Физиономия еще та, лоб увеличился в два раза, лицо расцарапано, словно пытался словить все до одной ветки. Эуропа угостила горяченьким мясом, завернутым в бересту. Опираясь на подругу, я встал и под её робкие протесты вышел наверх. Меня глодало зазнайство, величие, жаждал скорее услышать оды в свой адрес.

На улице изрядно похолодало, лужи покрылись тонким льдом, свинцовые тучи висели низко над головой, казалось, готовые обрушиться в любой момент, а вокруг никого, никто не встретил героя.

– Где дед? Снова в кузнице? – огорченно спросил я.

– Мы здесь, – навстречу из-за куста черемухи шел дед с дюжиной воинов.

– О-о, я думал, ты покажешь, где устроил вчера засаду, но чувствую, тебя самого надо носить, – заулыбался Мастер Сталь.

– Все нормально, выдержу, немного расхожусь. Я же вам вроде все рассказал, где оно.

– Пока любовника Следопыта ублажали, все пропустили мимо ушей, да и темно, хоть глаз выколи.

– А-а, вот наш герой! Такую свинью Следопыту подложил. Архимед со своей Эврикой, как в легенде. Лепота, – быстрым шагом и с улыбкой на лице подошел Донжуан.

– Хватит тебе смущать молодежь, – заступился дед.

– Ладно лясы точить, продукты пропадают, – поддержал Следопыт. – Мы уже и сами собрались, и тут ты вышел.

– Подождите, если жужжалка надежно сработала, там должны лежать пять свиней.

– В твоем аппарате я не сомневаюсь, убивает конкретно, на себе проверено, – усмехнулся Зверобой.

– Нет, я не о том, как нести будете? Зовите Спаса.

– И то верно.

– Спас!

– Спас! – ответило раскатом эхо.

– Кто его последний видел?

В ответ раздался могучий рев, и вскоре появился сам обладатель баритона. Размашистой рысью, не удосуживаясь обходить кусты, зубр напролом подбежал к нам. Понимая мое состояние, лизнул меня в лицо.

– Вот этого тока и не хватало, я и так не смог умыться, все болит, а ты своим шершавым языком.

– Он любя, не ходить же тебе чумазым, легонечко протрет портрет героя от грязи, – встрял Донжуан.

– Я сама его умыла, – не подумав, ответила Эуропа.

Все переглянулись и прыснули смехом, вогнав в краску нас обоих. Спас с радостью встал в повозку, видно, соскучился по приключениям. Усевшись всей компанией под гиканье, лихо помчали по тропинке, мне, конечно, это не доставило большого удовольствия. Но каковы были последствия охоты – настоящий триумф! По кустам лежало целое стадо диких свиней.

– Вот это охота! Одним махом, и никто не… в принципе не пострадал, кроме Следопыта, – ехидно подмигнул Донжуан. – И село гуляет месяц.

. . .

Учитывая появившееся неучтенное продовольствие, старейшины приняли решение ускорить отправку отряда быстрого реагирования с миротворческой миссией дружественному народу севера. Через пару дней отряд в количестве десяти человек был готов отправиться в путь, взяв небольшую тачку. Колеса сбиты из досок, имели металлические ступицы. Погрузили свежекопченное мясо, хлеб, ткани, холодное оружие, подарки и двинули в путь.

Вдруг, словно вихрь пронесся по полю, пред нами возник Спас, опустив рога, он шел на отряд, отогнал всех от повозки и стал в оглобли. Его поначалу брать не хотели, переправлять через реку, там зима суровее, может снова саблезубый тигр появиться. Но он не стал спрашивать ничьего разрешения, по праву занял свое место.

– Ревнует, – сказал кто-то.

– Это его работа и развлечение, – подхватил Донжуан.

– Делать нечего, давай перекладывать на большую телегу, хоть сами подъедем, быстрее будет, – решил Следопыт.

С трудом объяснили Спасу, чтобы перешел в другую повозку. Светлич немного занемог, в дорогу так и не собрался. Донжуан остался за старшего, и этим все сказано. Вскочив в повозку, свистнул, как соловей-разбойник. Зубр понял его намек, издал леденящий рык, с места пошел на галоп. Кто не успел сесть, не ожидая подвоха, попадали, опомнившись, бросились догонять. Но Спаса легко не возьмешь, так и скрылись за опушкой, оглашая округу всем словарным запасом великого народа – Бомжей.

На душе стало грустно без Донжуана, без Спаса, я так привык к ним, это были самые лучшие друзья, как без них – один? Почему один? Есть Эуропа, дед, но все же грусть не отступала.

Вечером, когда сидели у костра, разговор не клеился. Я наблюдал, как дед с Эврикой или все же Эуропой о чем-то спорили. Да, дилемма, она отзывается и так, и так, ребятня с подачи Донжуана уже дразнит нас Архимед да Эврика, она не обижается, а мне нравится, быть посему – Эврика! Так вот, глядя на них, я подумал, чем они не интеллигенты, обсуждают важные дела, значит, интеллигенция снова возрождается, если есть кем командовать и планировать развитие, видно, без нее нельзя в развивающемся обществе. Девчонка объясняет, как надо строить дома из камня, в них нет сырости, и солнечный свет проникает через большее окно, чем дыра в потолке для дыма. Но дед упрямо твердит, что камня на всех не хватит, придется годами собирать и возить на телеге. Вдруг меня осенила идея!

– Послушайте, у нас есть топоры и пилы, мы можем строить из стволов дерева! – едва не срываясь на крик от радости, сказал я.

– Как?

– Не знаю, но делаем мы крыши для землянок, тока надо для стен их вкопать вертикально, – снова нахлынула грусть по друзьям, и я повернулся на другой бок, от костра.

– Архимед, помоги, чего разлегся? – толкнула в бок смуглянка.

– Отстаньте, я в печали, почему не отпустили меня с ними? – проворчал я.

– Не трогай, пусть зализывает раны, псих-одиночка, – подколол дед.

Я снова предался созерцанию их общения. Эврика сорвалась с места и убежала на улицу, через пару минут вернулась с охапкой хвороста, странная, в землянке и так жара. Нет, хворост пошел не по назначению. Нарезав его короткими колышками, они принялись складывать домик то шатром, то шалашом, что-то не выходило, затихли. Вот и решение, девчонка-смышленка сложила квадратом так, что концы палочек торчали в стороны, затем с дедом взяли ножи и сделали ямки на концах. Сложили снова домик, щелей меж бревен не было!

Дед, общаясь с Эврикой, сам помолодел, а когда расщепили импровизированные бревна и уложили доски шалашом вместо крыши, не выдержал и расцеловал ее. Я втихаря радовался за них, со стороны получалось так просто, пораскинув мозгами. И что нам стоит дом построить? Неужто тяжело было додуматься раньше? Топоры лет двадцать, как куем. За повседневными заботами, в борьбе за выживание некогда и подумать об удобствах, теперь появилось немного свободного времени, и идеи поперли одна за другой. Племя Эврики знает о домах из камня, мы об обработке металла, северное племя о солении, еще парочку племен со своими знаниями – и вновь станем, как древние, писать книги. Стоп. Книги! Эврика! Да-да, Эврика! Не знаю, что это значило в древности, но у меня все вместе – восторг, идея и девушка!

– Эврика, – дрожащим голосом окликнул ее.

– Что случилось? – ощутила мою тревогу смуглянка.

– Ты говорила, что твоего отца звали Грамотеем, за что?

– Умником. Он учил детей знаниям.

– Нет, что-то не то, что ты сделала на заднице у варвара?

– Написала букву «Э», Эуропа значит.

– Точно! Ты умеешь писать, а также и читать, верно?!

– Не знаю, наверное, умею, давно это было, да и то, что отец писал.

Я подхватился, грусть-тоска вмиг улетучилась, покопавшись в углу, достал металлический ящичек.

– Что там? – с не меньшим волнением спросила она.

– Книга!

– Книга? Настоящая? Ни разу не видела. Откуда?

– Бабушка нашла, ценою жизни, – опечалился я. – А как ты училась читать, если не по книге?

– Меня отец учил писать на мягкой глине. Он до нашествия рептилий описывал историю на пластинках и обжигал в печи. А до него это делал его дед. У нас полдома было занято ими там, на берегу Рымского моря.

Осторожно достал книгу, аккуратно разложил на колоде. Девчонка дрожащими пальчиками раскрыла ее, проведя по странице, нашептывала про себя еле слышные звуки. Прошла, казалось, вечность, и Эврика подняла голову, слезы лились струйками с глаз.

– Я ничего не понимаю, – словно гром с ясного неба, прозвучал приговор.

– Как ничего?

– Не знаю. Буквы почти все знакомые, но слова не понимаю, – еще сильнее разревелась, как дитя, Эврика.

– Тише, успокойтесь, молодежь, я же вам рассказывал, согласно легенде, в древнейших из древних имелось много языков, вот оно, подтверждение. Если хорошо присмотреться, возможно, найдется и общее, как у нас с Эврикой.

После этих слов у меня все потухло, и я обмяк, как тряпка, закрыл книгу.

– Подожди, вот здесь, – глядя на обложку, остановила меня умничка. – Если немного изменить пару букв, то получим…

Она медленно провела пальцем по слову «Гicторыя», на песке пола начертила другое слово с обложки «Historia», заменила «Г» на «Н».

– Получается, эта книга по истории!

– Ну Эврика, настоящая Эврика! – с восторгом произнес я. – А ты сразу в плач. Давай дальше поищем.

– Что такое настоящая Эврика?

– Ну это так, сорвалось от восторга, – оправдался в ответ, ну не говорить же ей о жене для опытов. – Давай еще поищем.

– Ага, здесь на картинке много людей и слово «кампанiя», и на нашем языке «kompani» значит группа.

– Погодь, если написать наши буквы в столбик угольком, а напротив древнейшие, которые мы заменили, то получим перевод.

– Ух ты, теперь и ты настоящий Эврик! – ошарашила девчонка.

Дед упал на бок и зашелся со смеху. Я готов провалиться на месте.

Эврика улыбнулась, не понимая, и написала, буква «Г» – это «Н», «П» – «Р».

– Буква «С» имеет разный звук, «ц», «к» , «с», смотря где стоит.

Денно и нощно мы погружались в книгу. Так летели дни напролет, многие слова расшифровали, но толку маловато, вроде правильно подставляли буквы, читали слова, и все тщетно – на нашем языке они ничего не значили. Много слов подобрали по картинкам. По предмету и его предназначению подбирали действия, затем эти действия подставляли к другим предметам. Так немного увеличили словарный запас знания белорусского языка.

– Еще бы книг с картинками побольше нам, – с горечью произнес я.

– Вряд ли, надо знать ключевые слова, особенно слова действия, а не название предметов, на которые указывают твои рисунки.

– Ладно, будь по-вашему, придется идти в пещеру, где бабушка нашла книгу, – как божьи слова прозвучали над головой голосом деда.

Я был без ума от счастья, обхватил деда и расцеловал.

– Задушишь, медведь косолапый, – чуть дыша, прошипел Мастер. – Но это будет по весне, сейчас под снегом бесполезно искать.

– Ну и кто ты будешь после этих слов? – пробурчал я.

– Опять ссоритесь, сколько можно? – заступилась за деда Эврика.

Джон.

Зима выдалась суровой, снегом завалило все вокруг. Наше селение напоминало чистое ровное поле, сизый дымок струился из-под снега, указывая местонахождение жилищ. Словно многоголовый дракон раскинул головы в стороны, спал, покрытый белоснежным покрывалом. Иногда из-под снега, словно суслики из норы, появлялись люди. Они гуськом спускались к незамерзающему роднику или шли по протоптанной тропинке в лес за хворостом. Странная картина представлялась постороннему наблюдателю, из-за высоких сугробов виден был только хворост, перемещающийся сам по себе.

Охотники на плетеных снегоступах чинно вышагивали, не проваливаясь. Зато как неудобно нести добычу, имея увеличенный вес, если провалишься, то вылезти с огромной обувью сущая проблема. Крупную дичь приходилось отпускать, не дотащишь, порой, бывало, завалишь лося, пойдешь за помощью, а за это время волки растерзают всю тушу, остатки унесут в логово.

– Жаль, Спаса нет с нами, он нам бы такие дороги топтал, – вспоминали о зубре за костром вояки.

На днях пропал Джон, охотники часто пропадали на недельку-вторую, но это летом, зимой больше суток опасно, хищник ходит голодный и мороз.

– Поищите, други-воины, своего собрата. Трое суток отсутствует в селении, не случилась ли беда? Надеюсь, жив еще, и помощь ваша окажется вовремя, – с такими напутствиями старейшина отправил отряд на поиски Джона.

Ближе к вечеру отряд явился, не запылился.

Джон, выслеживая стаю косуль, в ельнике наткнулся на раненого лосенка. Поодаль снег окрасился кровью, видно множество волчьих следов, по-видимому, мать-лосиху разорвала стая и растащила кто куда, молодого нашел старый волк-одиночка, который бродил за стаей, подбирая остатки. Привести в исполнение закон природы не успел, помешал появившийся невовремя Джон, спугнул его. Охотник присел, достал нож, все равно не выживет. Лосенок был не очень крупный, видно, родился не весной, как обычно, а ближе к концу лета. Когда провел по бархатистой шерстке рукой, теленок поднял голову и положил морду в ладонь, прося защиты. Дрогнуло сердце воина, в сознании перед глазами всплыла картинка резвившегося Спаса, только в беде его смогли приручить. Прощупал все кости, осмотрел раны, все вроде несерьезно, видно, клыки у отшельника изрядно обломались. Разрезал рубашку на полосы, перевязал раны, помог ему встать на ноги. Не спеша, протаптывая тропу, а где и разгребая снег снегоступами, процессия двинулась в обратную дорогу. Лосенок то ли узрел заботу и доброту человека, то ли оказался в безвыходной ситуации, шатаясь, неловко переставляя ноги, плелся сзади. К вечеру Джон подстрелил волка, шедшего следом, наверняка его добыча. Достал стрелу и снял шкуру хищника, на морозе самая ценная вещь.

Наутро лосенок не поднялся, пришлось уложить на шкуру врага, привязать к ней веревки и тащить за собой.

– Во блин, везет же мне, они на Спасе верхом приехали, а мне приходится на себе везти, – с улыбкой на лице выругался воин.

Обессилев в край, самому добычей впору становиться, вышел в поле. На другом конце деревня, сил нет, бросить нельзя, позади послышался вой стаи.

– Влип, напрасны все старания (дальше последовали слова для особых случаев). Врешь, не возьмешь, – словно матерый волк, взвыл Джон, сотрясая басом снег с ветвей.

– Правильно говоришь, – послышалось в ответ.

Следом на опушку вышли друзья-односельчане.

Спустя неделю к лосенку вернулись силы, привык к угощениям, он сам залезал во все землянки по очереди, выгнать практически невозможно. Бегает по жилищу, как дома, разрушая порядок и спокойствие, приходилось выманивать хлебом.

Зимой совет старейшин собирали редко, но Светлич в свете последних событий не преминул толкнуть речь.

– Воины, все вы видели, на что способен зубр. Обязываю вас по возможности с весны приводить телят лося. Пора заняться одомашниванием зверя, как нарисовано в книге древних. Племена наши возрастают, и охотиться приходится чаще, и уходить дальше за непуганным зверем. Имея ездовых животных, мы сможем дальше исследовать территории, вдруг еще есть племена, где сохранился разум? Недавно пришедшая к нам Эврика принесла умение читать и посмотрите, что она с Мастером Сталь придумала: наподобие их каменных домов строить деревянные.

Он достал макет дома, изготовленного Эврикой, и пустил по рукам.

– Вот как просто, и никакой сырости, вечный враг здоровья. С весны по возвращению Спаса приступим к строительству новой деревни. Жду предложений, в каком месте расположимся, это будет поселение на века. В развитии ремесла также необходима сила зверя.

Покидали совет шумно, обсуждая услышанное. Охотники, отдельно собравшись, горячо спорили, как лучше отловить молодняк.

Как-то раз, помогая деду ковать скобы для будущих домов, я зацепился за проволоку и вырвал провода из жужжалки. Принес домой, усевшись поудобнее, открутил крышку, и в глаза бросились знаки (+), (-).

– Где-то еще я это недавно видел? – озадачил себя.

– Это? Здесь, – хлопнула себя по груди Эврика.

– Хватит прикалываться.

– Да здесь же, говорю, – и с этими словами она сняла амулет, подаренный мною.

– О балда, забыл, я и не придумал, для чего он. Давай скоренько.

– Осторожно, не разбей.

– Не боись.

Провода оказались толстоватыми, чтобы прикрутить, просто прижал штырьки рукой, другой медленно покрутил за ручку – ничего.

– Эврика, ну-ка, крутани, трудно удержать провода одной рукой.

Со страхом в глазах она резко дернула ручку. Произошла вспышка, почудилось, будто молния ударила в землянку, не хватило раската грома. Мы с Эврикой сидели, как слепые котята, боялись шелохнуться, постепенно зрение вернулось, с ним и дар речи.

– Что это было? – дрожащим голосом спросила Эврика.

– Свет молнии. Ты сильно крутила?

– Не знаю, просто оперлась, я боялась.

– М-да, всем весом, наверное, спалила. Дубль два, крути еще, тока начинай медленно.

– Боюсь.

– Прекрати, это не опаснее, чем Задира, может, ты и не дралась с варваром? – надавил на мозоль девчонке.

– Вот еще, я правда дралась, держи свои провода, – зло крикнула на меня.

Приложил, и снова медленно Эврика за вертела генератор – ничего, немного быстрее – и о чудо, вспыхнул свет, яркий, ровный, не слепящий. Эврика снова отпустила ручку, свет погас.

– Крути, она не кусается, – весело подбодрил ее.

Снова вспыхнул свет. Эврика крутила, заливаясь смехом. О бабы, доверь богу молиться, так она и лоб расшибет, блеснула молния, и тьма покрыла землянку, не заметила, как раскрутила жужжалку на большие обороты.

– Что у вас горит? – в дверях стоял, запыхавшись, Мастер Сталь.

Мы, перебивая друг дружку, рассказали о Великом Свете.

– Ну продемонстрируйте.

Сколько не крутили, свет не появлялся.

– Сожгли, – констатировал факт я.

– Я не хотела давать тебе амулет, теперь он черный не красивый, – не обращая внимание на мой факт, смуглянка примеряла светлячок на груди.

– Сама виновата, крутила как бешеная, дура.

– Сам дурак, послушала идиота.

– Успокойтесь быстро. Так это светилась эта штучка, интересно. Я думал, пожар.

– Она так ярко светит, как днем. Как хорошо было бы разбираться с книгой.

– Если это вас утешит, я знаю, где они есть.

– Где?!– хором сорвалось с наших языков.

– В пещере, где ваша бабушка нашла книгу.

– Деду, пока морозы отвалились, давай сходим.

– Далековато для зимы, и снег глубокий, вряд ли найду, весны будем ждать.

– Мастер Сталь, – заливаясь краской, произнесла Эврика. – Дедушка, можно я буду вас так называть? У меня не было его, то есть я не знала своих дедушек и бабушек.

– Да-да, конечно, внученька, – погладил старик по голове Эврику.

– Дедушка, миленький, уже на дворе весна, просто очень ранняя, и снег слежался, не проваливается. А вдруг еще сохранились книги? Пока зима, мы с Архимедом попробовали что-нибудь почерпнуть, откопать идейку, – Эврика взяла руку деда и прижалась головой к его груди.

– Ну хитрая лиса, то у нее весна, чтоб идти, то зима для чтения, – рассмеялся дед. – Ладно, посоветуюсь со старейшинами. Путь не близок, понадобятся воины, а их свободных нет, тяжела охота.

– Так по дороге и постреляем на чужой территории, – подхватил тон я.

– Хватит меня уговаривать, я сказал, завтра пойду к Светличу.

Назавтра дед сдержал слово, чуть свет громогласно вернул меня из царства Морфея.

– Подъем, лежебока, Эврика с женщинами хлеба печет, а воин спать изволит. Идем догонять твою стаю косуль, что видел в стороне пещер, и покажи ту штучку со светом старейшине.

– Что?.. А-а-а, а если не догоним, – с трудом сообразил, в чем подвох, рядом с Мастером стояли Светлич и Джон.

– А ты на что? Будешь бегать, пока не найдешь, а то тебя в жертву принесем, – сострил Джон.

Нашли место довольно легко. За леском появилась поле-поляна, то есть поле, слившееся с замерзшим озером, гладь ровная без взгорков.

– Ну и где этот взгорок искать средь холмов? Говорил же, что весной надо идти. Во-ка, скоко снега нанесло, – с досадой пробурчал дед.

Джон посмотрел на поле, покрутил головой.

− Он что, посреди поля находился или в озере? – съёрничал я. – Охотник свои места никогда не забывает.

− Я уже двадцать лет, как не охотник, а место было аккурат за озером меж высоких холмов.

– Туда, – перебил нас Джон, указав точно направление, где вскоре обнаружили вход.

– Скорее всего, это здесь. Косуль, как я полагаю, не было и не предвидится, но здесь есть не менее ценное. В пещеру лучше не ходить, место под надежной защитой.

– Это какой еще? – удивился дед. – Следов волка не вижу.

– Хи-хи. Медведь – хозяин вашей пещеры.

– М-да, не в том возрасте уже тягаться, – вздохнул Мастер.

– Осилим, где наша не пропадала, все подберем зимой холодной. Ты, – обращаясь ко мне. – Станешь сверху, целься из лука ему в шею. Мастер Сталь со своим тесаком слева возле самого входа, сразу рубите, ну а я приглашу его на банкет, в качестве деликатеса предложу себя.

– Лучше справа, я левша, – улыбнулся старик.

– Без разницы, главное – не промахнись.

Джон встал на колено и снегоступом приступил к очистке прохода.

– Внучек, сдвинься немного в сторонку, стоим в одну линию, как бы меня не задел.

Зашел наверх пещеры, позиция оказалась не совсем удачной, и я решил перейти вперед входа, сверху куда я бы смог попасть? В жопу, что ли. Отшагал двадцать метров, раскопал ямку в снегу, положил нож возле себя.

– Я готов к встрече Хозяина леса.

– Не реви, раньше времени разбудишь.

В воздухе повисла тревога, вход наполовину раскопан, и Джон, отступив назад, бросил в пещеру снежок. Тишина. Не выдержав напряжения, он шагнул в проем и громко свистнул. Медведь не заставил больше повторять приглашение, возник из темноты, воин еле успел прилечь на снег, резанув ему пах, как громада мяса проскочила вперед. Мастер Сталь рубанул с плеча и попал по лопаткам зверя, он споткнулся на поврежденные передние лапы, кувыркнулся, но быстро поднялся на задние. Исполин в два метра ростом, увидев меня перед собой, с ревом расставив лапы, быстро шел ко мне.

– Стреляй!

– Ложись!

Услышал голоса друзей, неосознанно, наверное, от страха, я выпустил три стрелы подряд за пару секунд. Косолапый, получив первый подарок, замешкался, это дало мне фору. Сзади уже насел Джон, но его удар опоздал, зря шкуру попортил, две стрелы вошли в область сердца.

Оставив воина потрошить добычу, мы с дедом спустились в пещеру. В свете факелов открылась ужасная картина, везде валялись кости животных, средь них обнаружили череп человека. В углу лежала груда хвороста и мха.

– Вот еще чего не хватало, – горько вздохнул дед, подойдя ближе.

На сухой подстилке копошились медвежата.

– Возьмем с собой.

– Зачем нам хищник и как ты все это дотащишь?

– Светлич говаривал молодняк собирать, вон в северном селении есть свой охранник, – предложил я.

– Что он говорил? Ездовых приводить, а на них не поедешь, а охранник нам не нужен, с лосями не уживутся. Да кормить чем будешь, грудью?

Последний довод меня добил.

– Жаль, умрут без матери.

Внутри в принципе искать особо нечего, в следующее помещение проход засыпало кусками бетона с песком, видимо, рухнул потолок.

– Блин! Полный завал, светящий амулет в бардаке не найдешь, – досада навалилась с новой силой.

– Не вешай нос, лучше подыми вверх, солнце откуда светит? То-то. Достать не получится, четыре метра мы не осилим, если даже встанешь нам на плечи.

Подняв голову, заметил над проходом единственную сверкающую в лучах тусклого огня факела каплю росы-светлячка.

– Зря Эврику не пригласили, а сколько обиды добавится, что и не смогли достать, – позлорадствовал я.

– Помоги Джону, я скоро вернусь, хочу исправить ошибку.

Мастер Сталь ушел наверх. Я прошел к проходу в соседнее помещение, взобрался по насыпи и головой уперся в потолок, к моему счастью, обнаружил еще один артефакт. Подковырнул его ножом, он выпал вместе с креплением, завис на проводах. Вдохновленный удачей, я немного откопал проход, потолок оказался цел, протиснулся в щель. Свет факела утонул в бездонной пустоте огромного помещения, дотянулся еще до одного артефакта. Вдоль стен находились проржавелые стеллажи. Побродив минут пять, пока факел не стал чадить, подняв с пола черный прямоугольник металла, вылез назад.

Бормоча себе под нос, дед приволок суковатую макушку сухой елки и поднял ее вертикально под светлячком.

– Вперед, полезай, я подержу.

– Не выдержишь.

– Проверим, – улыбнулся старик.

– Не, погодь, я Джона позову. Джонни, загляни на минутку.

– Ну че надо? – проворчал воин. – Шкура дубеет, сами помогли бы мне.

– Архимед летать не хочет. Хи-хи.

Я вначале залез на плечи Джону, затем по сукам добрался до потолка. Амулет был немного плоский и не хотел выколупываться ножом, вспомнил про резьбу на винтиках, надавил пальцами и прокрутил, он легонька вышел из гнезда и упал на пол.

– Раззява, разбил небось, бросаем его, – подмигнул дед.

– Да какая с него польза, зря тащились, – Джон тряханул жердь.

– А-а-а, я с медведем помогу!

– То-то.

Быстренько слез, поднял «солнышко».

– Вроде цела. Как обещал, займусь наверху медведем. А тебе еще работа прилагается там, в углу, – обидевшись, произнес я.

– О блин, придется отправлять к матери, – с этими словами воин поднял за лапу малыша и полоснул ножом.

– Изверг.

– Я еще гуманно поступаю, не оставляю их умирать долгой и мучительной голодной смертью.

Я вышел наверх. О боже! Облупленная медведица без своего меха лежала, как голая женщина, груди, наполненные молоком, высоко возвышались над телом. Внутри меня перевернуло, тошнота подступила к горлу комком, и я не сдержался… В дополнение Джон вынес освежеванных медвежат.

– А их зачем? – прокричал я.

– Деликатес, – причмокнул языком воин. – А если серьезно, нельзя оставлять то, что можно съесть. Закон дикой природы никто не отменял, если не ты, так тебя.

– Убивать ради забавы – большой грех, а брать надо все, что может принести пользу. Если оставить малышей, они просто умрут и сгниют, – вклинился в разговор Мастер.

Заночевали в пещере, на хворосте медвежьего гнезда, зажарили медвежье мясо и жиром пропитали факел. Помещение прогрелось быстро, и к утру, хорошо выспавшись, отправились в обратный путь. На шкуру возложили провизию, за передние лапы привязали веревки, и волокуша готова.

– Жаль, слезу нашли одну, слабовато за поход, если б не медведь, я расстроился бы всерьез. В прошлый раз я с женой заходил дальше, в огромное помещение, на полках лежала одна труха, книга твоя сохранилась благодаря уцелевшему прозрачному колпаку, да еще и в металлическом ящике, – пробурчал дед.

– Почему одну? Я откопал проход вверху и снял еще парочку.

– Как? Потолок вроде как рухнул?

– Он остался. Песок намыло через щели, и холм твой просел, слава медведице, выдала свое присутствие.

Конец ознакомительного фрагмента.