Артемка
Завтра день рождения Артёмки. Круглая дата – 10 лет. А ровно через полгода, день в день, Жанне исполнится 40. Никакой магии чисел. Просто повод посидеть на лоджии, укутавшись в теплый плед, и, глядя вдаль сквозь играющие бликами витражи, поразмышлять, повспоминать…
Солнце слепит глаза, греет не по-осеннему тепло. Цветные стекла каждым своим осколком делают мир разным: то прелестно-розовым, то нежно-голубым, то изумрудно-зеленым. А тогда был снег, первый, пушистый, крупный. Жанна видела перед собой огромное, как экран в кинотеатре, окно, и весь мир был белым и пушистым. Жанна лежала на родильном столе напротив этого волшебного окна. Она стонала, кричала, умирала и воскресала. Она рожала. Так в этот мир пришел Артемка.
Жанна очень боялась родов. Давным-давно, случайно допущенная во взрослую компанию маминых подруг, она подслушала обычные женские разговоры. Фразы, не предназначенные для детских ушек, заставили Жанну дрожать от страха и негодования. Неужели и ей придется пройти через это? И вовсе нет никакой радости материнства, есть боль, кровь, унижение. Она твердо решила, что никогда не будет рожать. И еще лет двадцать оставалась верна себе.
Жанна вышла замуж в двадцать один год. Она окончила педагогический институт, получила диплом учителя-филолога и как бы перевернула страницу веселой студенческой юности. Ей захотелось чего-то основательного, серьезного, крепкого, своего. Она решила, что ей пора заводить семью. Решила не по-девичьи, скорее рассудком, чем сердцем.
Но вышла замуж не по расчету, по любви. Олег был тогда молодым лейтенантом. Он был основательный, серьезный, крепкий, свой… Она знала, что любит его. И он об этом догадывался.
Ей не запомнилась свадьба. И медовый месяц получился не сладким. У него служба, у нее заботы об устройстве быта, поиски работы.
Отец помог Жанне получить работу преподавателя литературы в сельскохозяйственном техникуме. Работа казалась ей невыносимой. По вечерам Жанна писала конспекты, ночами учила их наизусть, а на следующий день час за часом пересказывала этот окололитературный бред равнодушным студентам-аграриям. Жанна не сбежала из техникума сразу же, только из уважения к отцу. Он был так горд за нее и за себя. Она пыталась оправдать ожидания. Так прошел год. Весь год Жанне снился жуткий сон. Как будто она стоит в большой аудитории перед группой студентов совершенно голая, прикрываясь лишь папкой для конспектов. Пытаясь уйти от жестоких насмешливых взглядов, она пятится к дальней стене, но ноги подкашиваются. И вот она падает на колени. Все. Звенит звонок. Будильник в очередной раз спасает ее от продолжения кошмара.
Она пришла к отцу, сказала, что больше не может, что иссякло терпение, и уволилась.
А летом они с Олегом поехали в Феодосию. Первый раз она увидела море. Было так хорошо. Так хорошо может быть только один раз в жизни.
Жанна вспомнила худенькую тетю Варю, что сдавала им пристройку. Вечерами она любила увести Жанну в беседку, увитую лозой, и там за чашкой чаю вести пустые разговоры.
– Ох, и парень тебе достался, добрый парень, – говорила она, щуря выцветшие глазки, – Не упусти.
Жанна смущенно улыбалась.
– Доброта-то дороже денег.
Жанна пожимала плечами.
– Не понимаешь? Потом поймешь, на это надо время.
Они уехали, чтобы еще семь раз вернуться. Но никогда уже не было так хорошо. Море становилось привычным, пристройка убогой, тетя Варя старой и ворчливой…
Через два года умер отец. Страшнее этого в ее жизни еще ничего не было. Отец умер совсем не старым, даже до пенсии не дожил, и до рождения внука. Никто не мог заподозрить, что у него так сильно изношено сердце. Не в пример вечно больной матери, он никогда не ходил по врачам. Но Жанна знала, что потеряет отца, ее предупредили.
Это случилось за несколько месяцев до его смерти. Тогда Жанна уже год работала в обычной школе, преподавала русский язык в пятых классах, и теперь ей не снился тот ужасный сон.
Однажды вечером, когда уроки закончились, и в школе остались только дежурные да активисты, Жанна сидела одна в учительской, склонившись над стопкой тетрадок.
Вдруг дверь тихонько открылась и на пороге возникла чернявая немолодая женщина.
– Вы кого-то ищите? – Жанна подняла на нее воспаленные глаза.
– Вас.
– Да? Проходите, пожалуйста.
Отработав достаточно, чтобы знать в лицо и по именам всех родителей своих учеников, она была смущена тем, что не знала эту женщину. Но может какая-нибудь родственница, а то и вовсе соседка…
– Простите, я не знаю…
– И не надо, – ответила женщина и тут же заговорила быстро, – Горе у тебя будет, умрет мужчина, дорогой тебе мужчина.
– О-о-о, – протянула Жанна, отгораживаясь руками, – Не хочу слушать. Я не верю ни во что, уходите.
Цыганка, черт ее принес. Как ее теперь выгнать?
Женщина покрыла голову болтавшимся на плечах цветным платком. Но уходить не собиралась, а наклонилась через стол и, глядя Жанне в глаза, забормотала еще быстрее:
– Горе пройдет, все плохое пройдет. Будет счастье, все у тебя будет. В 40 лет ты будешь иметь все: квартиру, машину, дачу, деньги, сына и дочь.
– А муж? – спросила Жанна, – Муж ведь … ну, вы же сказали.
– Нет, он будет с тобой.
– Ага, понятно. То умрет, то воскреснет… Идите-ка вы отсюда, по-хорошему, а то крикну кого-нибудь, милицию вызову.
– Не веришь, а ведь вспомнишь потом. Не муж, другой человек умрет, старше, родной по крови. Сейчас бумажку свернешь, беду заговорю, выброшу. А счастье с тобой оставлю.
– Какую бумажку?
– Какую для счастья не жалко.
Из тетрадки лист? Жанна открыла аккуратную тетрадку. Нет, разорвать рука не поднималась.
– Нет, не такую, другую. Надо чтоб твоя была бумажка.
Жанна взяла сумочку. Вытряхнула из нее все содержимое: расческу, помаду, пудреницу, кошелек, две карамельки, носовой платочек.
Их взгляды пересеклись на кошельке. Жанна открыла его, даже обрадовавшись, что там оказались бумажные деньги. Цыганка вытащила купюру, помяла в руках, дунула и та исчезла, наверное, у нее в рукаве. Жанна сидела околдованная, немая.
– Золото, милая, счастье тебе принесет. На золоте заговорю. Вспомнишь…
И Жанна стала поспешно снимать с пальца перстенек.
В это время в учительскую вошел физик Иван Лаврентьевич, пожилой, старой закалки учитель. Увидел бледную обезумевшую Жанну, смуглую женщину в платке перед ней, кошелек на столе, перстень на ладони. Все понял.
– А ну, ну. Давай отсюда, хорошая, быстро-быстро, геть, поспеши.
Цыганка выскользнула в мгновение. А Жанна потом долго не могла прийти в себя и почему-то испытывала стыд и перед Иваном Лаврентьевичем и перед подоспевшей следом чопорной англичанкой Антониной Львовной. И даже перед старенькой математичкой Фаиной Дмитриевной, которая, как оказалось позже, и была виновницей появления цыганки в школе, пригласив ее через знакомых, заговаривать свои больные суставы.
Самое странное, что цыганка оказалась права. Умер отец, и в 40 лет Жанна имела перечень нагаданных благ.
А еще она продала тот перстень. Тот и еще один, подаренный мамой. Продала, чтобы оплатить роды.
Но роды предстояли еще нескоро. После смерти отца свалилась мама. Буквально лежала и плакала сутки напролет. Жанна никогда не догадывалась, что мать так любила отца. Они жили обычно, без романтики и темперамента, скучно даже.
Отец часто уезжал в командировки. На трое суток или на месяц, в соседний район или в другую республику, тогда еще существующего Союза, его всегда ждали на «праздничный ужин». Даже если это был день и совсем не праздничный мама все равно называла скромное застолье праздничным ужином. Теперь, по прошествии стольких лет, Жанна жалела, что не смогла в своей семье придумать что-нибудь похожее на эти ужины.
Отец всегда привозил что-нибудь Жанне в подарок. Она очень радовалась. В ее серванте до сих пор хранится шкатулка, давным-давно привезенная папой с Урала, а на комоде пылится плюшевый мышонок из Риги, которому Артемка лет восемь назад откусил нос.
Им пришлось переехать к маме. Это был риск потерять очередь на квартиру. И еще был скандал с родителями Олега. Но все пережилось, хотя и нелегко. Жанна попала в больницу, в кардиологию. У нее так болело сердце, что она не могла дышать. «Скорая» увезла ее, и в больничной палате прошел месяц. А потом еще год с больной мамой, с больным сердцем, с печальным молчаливым Олегом, с его обидчивыми родителями, вдруг притихшими, и теперь только полушепотом спрашивающими у Олега:
– А как же она теперь родит? Сможет ли? Что врачи говорят?
Хотел ли Олег тогда ребенка? Жанна не помнит. Она помнит, что он хотел сначала, как только они поженились, еще до Феодосии. А потом он замолчал, и она считала, что убедила его в том, что не надо спешить.
Прошел еще не один год, и вот они получили квартиру. Это была хорошая квартира в новом микрорайоне. Но она была так далеко от работы, от мамы… И пришлось меняться. Они менялись долго, тройным обменом, словно вошли во вкус, отдали в доплату все, что имели. Потом менялись еще раз, и, наконец, однокомнатная на окраине превратилась в трехкомнатную улучшенной планировки в центре. В этой, последней, квартире, недавно пережившей хороший ремонт, Жанна и сидела теперь, закутавшись в плед, глядя сквозь витражи…
А в той, первой, почти одиннадцать лет назад был зачат Артемка. Жанна еще не была готова, но и оправданий больше не было. Пора было стать матерью.
Узнав, что беременна, Жанна испугалась. Она так испугалась, будто ей предстояло умереть. Ей в самом деле предстояло умереть, и она боялась не воскреснуть. Кто-то посоветовал ей платные роды.
Тогда платные роды только входили в моду. Хотя в Москве уже существовали целые клиники и медицинские центры, в их провинциальном городе была только одна палата в центральной больнице. Продав золотую цепочку, два перстня и лисью шубку, Жанна смогла заплатить необходимую сумму, и оказаться в заветной палате.
У нее было пять соседок, подруг по счастью или несчастью: черненькая, коротко стриженая Светка, мать которой заведовала кафе, грустная Марго, мучившаяся выкидышами из-за резус-фактора, пышная, круглолицая Надя, папе которой принадлежали десятки бензоколонок, жена владельца бани Марина и, случайно затесавшаяся в их компанию, доярка из района Валечка.
Валечки была мастерицей рассказывать анекдоты. А еще ей нередко случалось в них попадать. Валечка была отправлена из поселка в город на «Скорой», потому что местная акушерка, осмотрев живот, пришла к страшному выводу: у плода две головы. Потом разобрались, что у Валечки будет двойня, скорее всего два мальчика. И в награду за пережитое, положили будущую мамашу в хорошую палату с душем и туалетом, с телевизором и холодильником.
А вот чернявая Светка с глазами-оливками, и постоянно занятыми вязанием руками, все время недовольно ворчала. Все ей было не так!
– Шесть человек загнали как в конюшню. А деньги какие лупят? Я бы ни за что платить не согласилась, если бы не мамочка. А чего платить-то? Это их обязанность! Пусть за зарплату шевелятся. Только вот рожать мне выпадает в новогоднюю ночь. Ведь не дозовешься!
Но ее ворчание не мешало. Светка запомнилась другим, тем, что кормила всю палату свежими булочками и пирожными, которые каждое утро привозил ей мамин шофер.
Серьезная Марго все время читала медицинские книжки. Иногда цитировала на всю палату что-нибудь обнадеживающие, иногда тихонько плакала, роняя слезы на страницы.
Марина Жанне почти не запомнилась, так, симпатичная пустышка. А вот с Надей они стали почти подругами. Надя ждала второго ребенка и очень переживала от неустроенности и безденежья, в которых жила ее семья. Богатый отец не хотел понимать ее трудностей, попрекал тем, что вышла замуж за простого парня, по любви. Первый ребенок Нади получил родовую травму и стал инвалидом, теперь она не могла позволить себе риска.
– Как-нибудь перебьемся, – говорила она, – Пеленки, вещички кой-какие я сберегла, декретные получу, опять же зарплата мужа… Зато родиться мой маленький с комфортом, здоровеньким родиться.
Она ласково гладила свой живот и мечтательно улыбалась
– Эх, ты, кулема, – вздыхала Светка.
А Жанна удивлялась, что бывают такие отцы и деды. Вспоминала своего отца и тоже вздыхала.
Жанна вдруг поразилась мысли, что дети рожденные тогда выросли, как и ее Артемка. Им тоже вот-вот исполнится десять. Она представила, как они могли бы собраться все вместе. Это было бы забавно. А впрочем, вряд ли.
В больнице Жанна впервые попробовала киви. Мама привезла ей три, на пластиковой тарелке. Жанна не знала, как их правильно едят. Вертела так и эдак. Наконец, важная Светка преподала ей урок, объяснила сразу и как нужно есть киви и как стыдно быть бедной. Жанна с красным от стыда лицом, в желтом махровом халате и с зеленым киви в руках была похожа на светофор, что стоит на перекрестке. Даже Валечка смеялась над ней тогда, и серьезная Марго едва заметно улыбнулась. Улыбнулась и Надя, только очень печально.
Нет, Жанна не хотела бы их видеть, не их, не их детей.
Потом были роды. Боль. Слабый крик новорожденного мальчишки, летящий снег на полотне окна, долгий сон, пробуждение уже в отдельной палате, посещение родственников, Олег с огромным букетом, суета, счастье…
Дома опять суета и крик, который уже не казался слабым, цветы и родственники.
Она помнит, как всем не понравилось имя Артем. Кто-то сказал
– Темка – Тимофей, так звали кота у моей бабушки.
– Артем! Кажется, был такой революционер.
– Артемон! Как пудель. А почему он у вас не кудрявый?
– В честь кого? Эх вы, родства не помнящие…
Они назвали его просто так, отыскав в орфографическом словаре несколько подходящих имен, погадали, как это делают девчонки, желая узнать имя будущего жениха, в ночь перед Рождеством. Вышло, что быть сыну Артемом. Сначала Артемом, потом Артемкой, Темой, Темочкой.
Артемке не было еще года, когда свекровь всех удивила. Она – женщина пятидесяти шести лет, со стажем семейной жизни больше тридцати лет, горожанка- интеллигентка в десятом поколении, всю жизнь проработавшая преподавателем музыки в школе искусств, уехала в село за каким-то заезжим мужичком – баянистом, выступавшим у них на конкурсе самодеятельности. Это был и шок, и стыд, и жалость к брошенному деду.
Но на следующее лето Жанна уже отдыхала с Артемкой в деревне у нового деда, просыпаясь под песню петухов, купаясь в речке, бегая по ромашковому лугу и объедаясь выращенной свекровью, никогда прежде не касавшейся земли, крупной сочной клубникой.
Как не странно свекор не отчаялся и, как говориться, не растерялся. Через год, в свои шестьдесят два, он женился на сорокалетней бабенке с двумя дочками – школьницами. Судачили всякое. Но Жанна подружилась с новой свекровью, и та научила ее готовить отменные борщи и печь тоненькие блинчики.
Перемены всколыхнули семью. Жанна многое поняла. Ну, например, то, что нельзя прожить всю жизнь правильно, и то, что никогда не поздно начать все сначала.
Однако, все шло своим чередом. По-прежнему не хватало денег. Жанна пробовала как-то подработать, то разносила газеты, то торговала в палатке по выходным, подменяя знакомую. Но все это ничего не давало. Выйти на работу – не значило заработать. Учителям платили мало и не регулярно. Появлялось чувство безысходности, бедности, нищеты. Жанна стала замечать, что ее Артемка одет хуже других. Соседский Ванечка смеется над его линялыми штанишками и простенькой футболкой. А его важная бабушка замечает вскользь:
– Открыли чудесный магазин модной детской одежды. Товары настоящие, а не этот ширпотреб, от которого спасу нет.
Она выразительно кивает на Артемку, и в этот момент Жанна понимает, что разобьется в лепешку, и Артем зимой будет ходить в дубленке, а летом кататься на велосипеде! Тогда это казалось пределом мечтаний. А теперь Артем учится в самой престижной частной школе, имеет все, что хочет, и завтра в лучшем детском кафе будет отмечать свой день рождения.
Зазвонил телефон. Жанна потянулась к трубке, лежавшей на плетеном столике:
– Алло.
– Простите, это вас беспокоят из кафе «Улыбка» по поводу праздника.
– Мы все обговорили с администратором и шеф-поваром.
Она говорит резко, потому что она богата, она платит, а все остальное их заботы.
– Да, конечно, я вас прекрасно понимаю, но я директор кафе, и мой вопрос деликатный.
Директор? Уж не Светкина ли мама? А ведь точно она. Может, спросить как там Светка? Кого родила? Наверное, девочку, ведь у нее был такой круглый живот. И, наверное, в новогоднюю ночь.
Но вместо этого Жанна говорит:
– Что за вопрос?
– Вы заказали программу с клоунами. В ней предусмотрены конкурсы и призы. Администратор по недосмотру не включила их в смету.
– Ну так включите.
Жанна возмущена.
– На какую сумму?
– Я думала, что вы не первый день этим занимаетесь.
– Видите ли, призы могут быть разными по стоимости, я бы хотела уточнить, какие вам подойдут?
– Да любые, что за глупости? Можно что-нибудь веселое, ну я не знаю, хлопушки, серпантин, маски.
– Понимаю, – как-то очень многозначительно.
– И еще мягкие игрушки, компакт-диски. На ваше усмотрение.
Жанна кладет трубку. Она не может понять в чем деликатность вопроса. Неужели в стоимости призов? Какая разница. Завтра Артемке 10!
Раз уж пришлось прервать цепочку воспоминаний, Жанна нехотя вылезает из-под теплого пледа и отправляется варить кофе. На кухне она молчит. Не думает ни о чем, просто пьет настоящий кофе и возвращается в кресло-качалку, словно писатель к пишущей машинке. По пути смотрит в зеркало. Второй год как она стала блондинкой, и никак не привыкнет. Ее стилист говорит, что все просто супер, а она видит в этом признак надвигающейся старости, больше ничего. Закрасила седые волосы и рада, как простая баба с прожиточным минимумом в месяц. И еще она стала поправляться. Не спасают тренажеры и диеты. Сорок лет – бабий век. Сколько не истязай себя правильным образом жизни, а время берет свое. Пожалуй, лучше повышать настроение пирожными и конфетами, может быть тогда не будет сердитых морщинок на лбу.
Завтра Артемке вывезут на специальном столике двухэтажный торт с десятью свечами. Она вспомнила, что когда ему исполнилось два с половиной, Олег купил большущий торт, как раз килограмма на два с половиной. Они уплетали этот торт несколько дней, а потом голодали на кефире до самой зарплаты.
В 32 года Жанна пошла учиться на парикмахера. Она с детства любила делать прически. Как-то обстригла дорогую немецкую куклу. А потом сколько раз подстригала саму себя и подружек. Бывало, что делала прически к выпускному и к свадьбе. Так почему бы и нет?
Когда настал срок возвращаться на работу, она уже стала предпринимателем – парикмахером с мизерным доходом и великими планами. Пока она работала прямо на дому, отыскивая клиентов через знакомых и объявления в газетах. Иной день зарабатывала больше, чем за полмесяца в школе, иной ничего. Ни отпускных, ни больничных, нервотрепка с налогами, но ей нравилось делать прически, нравилось, что Артемка всегда рядом, и что деньги живые, отработал – получил, не надо ждать месяцами, словно подачки. И Жанна решила уволиться из школы.
Пришла подавать заявление с дрожью. Мучилась перед этим не день и не два. Хотелось произвести впечатление. Купила новую сумочку, положила в нее игрушечный мобильник. Учителя ни разу не видели вблизи настоящего, пусть удивляются. И сумочку заметили и мобильник, но все равно крутили у виска, кто ж в такое время бросает работу с гарантированной зарплатой, в стране кризис за кризисом, а она в парикмахерши без стартового капитала, даже без рабочего места. Ну подрабатывала бы, а так, глупо.
А она подстригла, причесывала, снижая цену, гоняясь за клиентами, исправно платя налоги, и каждый месяц имела все меньше и меньше.
Когда ей исполнилось 33, она ревела как раненая волчица. Пришел возраст Христа. И ничего.
Как-то к ней приехала подруга из Москвы, бывшая однокурсница, теперь преуспевающий издатель. Они переписывались, и Жанна врала ей в письмах, как хорошо живет. И вот тебе на!
– Ты парикмахерша? Не смеши! С твоими -то мозгами!
– Если ты такой умный, то почему такой бедный? Ты об этом что ли?
– Я о тебе. Ты же писала, что работаешь в частной школе, что…
– Ну, все, все, а то я сгорю со стыда… Жанна чувствовала себя почти также как тогда, когда впервые ела киви на глазах у богатеньких беременных дамочек.
– Нет, ты погоди.
– Все, все, все.
Они больше не говорили об этом. Только один совет на прощание:
– Бери дороже, намного дороже, цени себя выше, и другие оценят.
Жанна послушалась этого совета. Полгода просидела без клиентов. Но вот пришла к ней одна мадам, и все закрутилось.
– Вы просто кудесница, волшебница! – восклицала она, глядя на свое отражение в зеркале. Так меня преобразили, не узнать. Восторг!
– Я рада, что вам понравилось, приходите еще, – улыбнулась в ответ Жанна.
– Знаете что, я женщина деловая, практичная и благодарная, хотите, я вам помогу?
И она помогла. Уже через полгода у Жанны была своя парикмахерская, а когда Артемка пошел в школу, она открыла салон красоты «Шарм». Самый дорогой в городе, самый престижный.
Что ей тогда помогло: совет подруги, мамины молитвы, терпение, труд или просто случай, везение? Скорее всего, не бывает одно без другого, все должно сойтись, как звезды, как карты. И тогда придет успех.
Когда ее бизнес пошел в гору, Олег закончил службу. Не зря говорят, что деньги идут к деньгам. Совсем скоро он заработал первую тысячу долларов, перепродавая компьютеры. Сейчас он совладелец крупной фирмы по продаже и ремонту оргтехники.
У них есть квартира, машина, дача, деньги, сын.
Пару месяцев назад Жанна была у гинеколога, что-то стало разлаживаться в ее женском организме. Обидно. Людмила Петровна, пухленькая, улыбчивая, говорила и говорила, объясняя прописные истины. Жанна давно все поняла, встала, пытаясь прервать монолог, сказала:
– Все ясно.
– Прекрасно, дорогая, учти, подумай. А то ведь аборт придется делать. Хорошо ли это? Рожать то уж, наверное, не собираешься?
Последний вопрос прозвучал нехорошо как – то, мол, ну не дура же ты совсем?
А почему собственно? Да и какое ее дело. Подумаешь, первые сбои, что ж так сразу в старухи записывать?
Внизу за окном визг тормозов. Больное, не долеченное когда-то сердце екнуло. Жанна вскочила, откинув плед. Потрясла фрамугу, открыла не сразу, еле разобравшись в новых хитрых замочках. Выругалась. Совсем стала сумасшедшая! Артем сейчас на четвертом уроке, гувернантка встретит его в 12.30. и приведет, через сквер – и дома. Из другого окна школу видно. А она от скрипа тормозов в панике! Почему?
В дверь позвонили. Она вздрогнула, взглянула на часы. Не уж то и впрямь что-то не так? В глазок увидела соседку Римму. Это старшая сестра буржуя- Ванечки, с детства разодетого в фирменные шмотки. А теперь Римма помогает Жанне по хозяйству.
– Ты чего, Римуль?
– Заглянула спросить, как насчет завтра?
Жанна не могла припомнить: пригласил Артемка Ванечку или нет.
– А что завтра?
– Ну, завтра ведь день необычный. Может быть, я с утра понадоблюсь, пораньше?
– Как всегда, – отрезала Жанна, – Для нас день необычный, для тебя обычный.
– Извините, что побеспокоила.
– Ты не в магазин?
– Да.
– Купи мне мороженое.
Римма побежала вниз по лестнице. Смышленая девица. Но не с того начала. Пошла в услужение, цену снизила…
Еще два часа, и Артемка вернется из школы. Пожалуй, она успеет съездить в салон. Там есть дела. Потянулась к телефону, чтобы вызвать такси. Нет. Надоело все. Что салон? Арендованное помещение и девятнадцать нанятых сотрудников. Уволь их, перестань платить аренду, распродай оборудование – и все, нет салона. Нет проблем. Никуда не нужно спешить, готовить отчеты, ублажать клиентов, заботиться о рекламе, бояться разных проверок. Суетно и бессмысленно. Зачем ей все это? Деньги зарабатывает Олег. А она нужна Артему. Или уже не нужна?
Кому она нужна? Клиентам что ли? Или парикмахершам? Или Олегу день и ночь пропадающему где-то в околокомпьютерном мире?
Ну вот, а цыганка говорила счастье… Квартира, машина, дача, деньги, сын, дочь. Дочь? Почему она не родила дочь? Об этом она говорила с Олегом два года назад. А он ответил:
– Ну что ты, дорогая, только зажили по-человечески. За границей еще ни разу не были…
И в прошлом году:
– Тогда нужно строить дом. Двое детей, нас двое, да и еще и теща к нам просится. Не много ли нас получится в этой квартире? Как ты думаешь?
– Маме еще нет шестидесяти пяти. Она вполне самостоятельная женщина. Ты рано испугался.
– А-а. А я то подумал: в трех комнатах с тещей и новорожденным. Да еще вы с Артемкой, – говорил, уже глядя в монитор.
Не понимал, что говорил. А она поняла. За все в жизни надо платить. Иногда не деньгами, а наоборот. Может быть, неправильно поняла?
Дом строить не стали. Дорого, хлопотно. Да и не к чему вроде бы. Наверное, не будет у них дома – цыганка не нагадала.
А дочка будет! Будет, если Римма принесет эскимо. Если что-то другое – нет. Господи, какие глупости.
Минут через десять Римма принесла эскимо.
Жанна наслаждалась его вкусом как никогда раньше. Будто это был вкус счастья.
Через полгода она родила девочку.