Часть 2
I
Среди ночи ворвался в тишину звонок. Арию раздражало то, что ей надобно было в такое позднее (или уже раннее) время встречать нежданного гостя. Который, по-видимому, раз уж в такое время явился, чувства сострадания к служанкам и осознания тяжести их труда совершенно не имеет. Наскоро одевшись, она прошла по пустым помещениям, где слышалось лишь тиканье часов, тех самых, которые Ария давно бы уже выбросила, если бы не любовь господина Игуса к ним. Вот прошла она уже гостиную и явилась к центральной двери.
– С кем имею честь? Назовитесь. – Проговорила она в микрофон, слыша одновременно свой голос в динамиках над дверью.
– Окказ! Я к господину Игусу, я был совсем недавно уже… Ну… Отворите же!
– Ну пожалуйста, мне действительно срочное дело к нему! – Умолял Окказ.
– Что происходит, Ария? – обратился к своей служанке Игус, подойдя к двери.
– Некто Окказ просит принять. Но…Я говорю, что вы спите уже. А он: впустите, впустите.
– Дорогая Ария, ты, верно, устала за день. Потому ступай, хорошенько поспи, я сам его приму.
– Как скажете. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Ария… Да, кстати, супруга моя, велела тебе явиться к ней утром.
– Будет сделано. – И Ария удалилась.
А Игус отворил дверь, Окказ вошел. Такой взволнованный, так несвязно говорил, эмоционально. Игус даже пару раз тактично напомнил ему, что в доме все спят, и что потому нужно тише и сдержанней говорить. Окказ с трудом смог преодолеть непреодолимое желание ходить взад и вперед, сел в кресло и рассказал все Игусу об этом ночном видении, о голосе, о повелении. А Игус спокойно слушал, затем налил две чашки зеленого чаю. Запахло персиком.
– Вас как будто ничего не удивляет? – Изумлялся Окказ.
– Почему же? Я очень удивлен. – Отвечал Игус тихо и спокойно. – Но необходимо серьезно ко всему подойти. Нужно серьезно поговорить. – Он взял листок в руки. – Я не мог найти себе покоя весь день, пока не перевел это. Слушай внимательно, Окказ. – Игус начал читать.
Я вижу град, парящий в небе, в облаках.
Я вижу дев, ходящих по путям Ассалы.
Я вижу юношей им вторящих, их губящих.
Я вижу мрак беззакония, поселившийся в сердцах людей.
Дела их злы, и помыслы: чернее
А в сердце их бунта огонь.
Я вижу гнев Всевышнего! О, страх! О, ужас!
В чудовищных муках они пали, и их не стало.
Ни памяти о них…
Но благ Творец и милостив: вот десять путников.
Им спасены, и очищены, и святы перед Ним.
И Он сказал им: вы – дети Мои.
Я вижу путь их и помазанника:
Рожденный на закате их ведет.
Я вижу скорбь пути и испытания,
Помазанника сердца скорбь,
Я вижу слезы его и смирение,
Я вижу страх, борьбу, падения,
Молитву, радость, утешение,
И славный день – пути его конец.
Я вижу девятерых, путь продолжающих.
Всевышний милостив, да будет Имя Его Свято
Во веки вечные и вечно.
– Ассала – царица, жившая во времена Енна. Она прославилась тем, что была великой блудницей и имела тысячи мужей, среди них сотни мальчиков и девочек. – Уточнил Игус, окончив чтение.
– Это перевод Пророчества? – Спросил Окказ. Теперь он успокоился. Точнее замер в тревожном волнении. Ведь теперь он осознал, что Бог – это реальность, и значит жизнь его вот-вот коренным образом изменится.
– Верно!
– Я… Я не верил до этой ночи. Точнее, я не думал. А думал, что все иначе. Но… Теперь все ясно мне, как день. Окказ протянул свою правую руку, на которой, будто выжжены, черным были написаны девять имен.
– Что же это? Как думаешь, мой мальчик?
– Это появилось ночью, Игус. Вы в числе избранных… Скажите, жена ваша в списке?
– Нет. – Спокойно отвечал Игус.
– Но? Как же?
– Милая моя Гая, доживает свой век, последние дни. Ибо пока что все смерти подвластно… Что ты намерен делать?
Окказ задумался, в нем произошла перемена, внутри, в самом его основании, и эта перемена теперь готова произвести в его жизни внешние изменения. Иначе не бывает: меняется внутренность, меняется и наружность.
– Я буду делать то, к чему призван. Я буду исполнять волю Пославшего меня! – Решительно ответил Окказ – Скажите, Игус, готовы ли вы подчиниться воле Всевышнего?
– Готов, мой мальчик!
– Тогда нас уже двое! Осталось восемь…
II
Каждый день утро Алима начинается одинаково. Ровно в семь по всей квартире разносится грохот барабанов и визг электрогитар. Звуки врываются в его сон, наполняют одинокие помещения. Алим каждый раз вскакивает, мчится к столу сквозь утреннюю прохладу, тыкает пальцем по экрану компьютера… Он злится, раздражается, а звуки все бьются о белые стены и светлую мебель.
То же случилось и утром следующего дня после возвращения от Игуса. Опять эти звуки, снова эта боль в ушах и внутри головы! Алим мчится к столу, спотыкается о ковер, падает, сквернословит громко, боится… А боится он того, что соседка снизу может явиться в гости. Соседка эта не старая и строгая женщина, но молодая, красивая, легкомысленная и блудливая девушка. В последнее время Алим ощутил напряжение и конфликт, связанный с нею. Соседка вообразила, что обязана переспать с Алимом, потому неоднократно пыталась его соблазнить. Однажды, ждала его у двери в прозрачном халате, стояла на мягком ковре босиком. Алим тогда вернулся с работы, чем-то жутко разочарованный, а она к нему заговорила сладко, что, мол, не винит его конечно же, но все же просит воду выключить в ванной, и что затопил он ее, но она прощает, и такому парню замечательному, такому красавчику, все готова просить! В другой раз позвонила в квартиру чуть ли не одновременно с будильником. Алим отворил дверь, а там она стоит, снова в полупрозрачном халате, белые волосы распущены, что-то говорит мягко, нежно, улыбается… Алим противился ей, хотя сам не знал почему. Впрочем, отчасти из-за всем известных историй о любовных приключениях этой распутной девушки, отчасти из-за внутреннего несогласия и протеста. Порой хотелось ему этой близости, порой нравилось это внимание, даже как будто не хватало его…Но чаще чувствовал Алим отвращение к этой соседке и к этому флирту, а порой и к себе за компромиссы и податливость. В этом и состоял конфликт внутри него… Потому и спешил он в то утро к компьютеру, чтобы не дать повода соседке явиться к нему. Лицо Алима сморщилось, будто он кусок соли откусил, он представил, как соседка поднимается к двери его квартиры. Опять эта развратная, непристойная одежда, эти манеры и голос… О, что за мерзость!
Квартира у Алима просторная и светлая, все – мебель, стены, двери – белое. Алим любит этот цвет. Теплая и мягкая струя ударила по спине, душевую кабину наполнил пар, зеркало и дверки запотели…
А вот уже и крепкий запах кофе разносится по комнатам, и струйка пара от чайника мчится к потолку… Прохладный белый комбинезон обнимает руки, торс, плечи Алима. Ключ легко проворачивается в дверном замке, чувствуется мягкий ковер в фойе под парковкой. Слышатся дружелюбные слова приветствия, которые почему-то кажутся лицемерными, и люди с их улыбками кажутся двуличными, а улыбки игрушечными, ненастоящими…
Город уже ожил, нежно обнимает его день теплым солнечным светом. Впрочем, город и не умирал, а лишь жизнь его ночью перетекала в более открытые формы разврата, ибо зло любит таиться во тьме…
Вектаб Алима пронесся над стадионом, среди скамей стеной тянущихся вверх одиноко бродили уборщики, они там внизу возятся в грязи, оставленной людьми… А в небе над городом, словно бы великая гора, собрались пушистые розово-белые облака, и так чисто, и так светло там, вверху, в небе! А вот уже и серо-розовой цилиндр медленно плывет навстречу Алиму, он все приближается и отчетливо видно уже ряды открытых ворот гаражей и стоянок… В гараже пахнет железом и машинным маслом, розово-желтая трапеция ползет от ворот по металлическому полу. Каждое утро перед началом смены Алим навещает своего друга из финансового отдела на тридцатом уровне. Так и в то утро он направился к своему другу обсудить что-нибудь, посмеяться… Лифт встретил его металлической прохладой, и все в здании диспетчерской было металлическим или прозрачным.
Дверь лифта открылась, мягкий женский голос сообщил Алиму, что лифт достиг тридцатого уровня. «Спасибо, какой сладкий голосок…» – подумал Алим, но тут же опомнился. Ему показалось, что мысль эта как-то связано с его отвращением к соседке. Но как? Быть может сущностью. И мысль и флирт с соседкой по существу были результатом его сексуальной развращенности…Да, о да! Так оно и есть, и как печально…
Конец ознакомительного фрагмента.