Вы здесь

Возлюбленная кюре. Глава 2. В летнем угаре (Мари-Бернадетт Дюпюи, 2015)

Глава 2

В летнем угаре

Сен-Жермен-де-Монброн, в понедельник 16 июля 1849 года

Три дня Матильда де Салиньяк беспрестанно мечтала о Ролане Шарвазе, но так и не придумала способа увидеться с ним наедине. Муж отзывался о новом кюре местечка очень похвально, поэтому с его стороны препятствий быть не могло.

Колен даже посетил домик священника с сыном Жеромом, желая уточнить, в какие дни мальчик сможет брать уроки Закона Божьего.

«Я сама сказала Колену, что с приглашением на ужин лучше повременить – по меньшей мере, до следующей субботы», – думала она, сидя за фортепиано, на котором никогда не играла.

Стоит ли торопить события? Матильда решила, что нет. Чтобы вернее покорить сердце кюре Шарваза, лучше притвориться недоступной, заставить себя желать. Она не помышляла о продолжительном романе. Ей хотелось обращать на себя его внимание, очаровывать, вызывать восхищение. По сути, они были очень мало знакомы, и, невзирая на все комплименты и галантность, могло оказаться, что отец Ролан свято блюдет свои обеты.

Поэтому вчера на мессе Матильда сидела с печальным, даже отсутствующим видом и отводила глаза, если чувствовала, что кюре на нее смотрит. Но, подойдя за причастием, она посмотрела ему в глаза, и он ответил в той же манере, давая понять, что ждет от нее какой-нибудь знак.

«Это случится сегодня! – сказала она себе, трепеща от невыразимой радости. – Я придумала, как все устроить! Сегодня Колен принимает больных, а когда закончит, поедет в Ла-Брус».

Преисполнившись решимости, Матильда встала и позвонила служанке. Сюзанна в это время начищала серебро в кухне, но прибежала тут же, впопыхах позабыв снять серый фартук.

– Мадам звали?

– Хочу, чтобы ты отнесла записку в пресбитерий, Сюзанна. Отдашь кюре лично в руки.

– И подождать ответа?

– Ну конечно! И поторопись, я собираюсь на почту в Мартон. Нужно отправить кое-какие письма.

Служанка поспешила исполнить приказание, думая про себя, что все в этой истории ладно, да не совсем, как говаривал ее покойный отец.

«Странное дело! Мадам терпеть не может ходить пешком. И письма можно отдать почтальону, он бы сам и отнес!»

Не прошло и четверти часа, как она уже поднялась по внешней лестнице пресбитерия и постучала в дверь. Отец Шарваз как раз заканчивал бриться. Он вытер щеки и поспешно причесался, чтобы не предстать перед посетителем неряхой.

– Чем могу служить, дочь моя? – вежливо спросил он, узнав в девушке прислугу Салиньяков.

– Это от мадам, – молвила Сюзанна.

– Одну минутку!

С тяжело бьющимся сердцем он вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Мысли об очаровательной супруге доктора одолевали этого молодого пылкого мужчину денно и нощно. Трепеща, он стал читать строки, начертанные тонким, чуть наклоненным вперед почерком:

Отче, я собираюсь сегодня утром сходить в Мартон, это в двух километрах от Сен-Жермен, по дороге на Пото. Если у вас есть письма, которые нужно отправить, передайте их моей служанке, и я с удовольствием окажу вам эту услугу. Прогулка в такую погоду – удовольствие!

Матильда де Салиньяк

Шарваз свернул записку и вдохнул исходящий от нее аромат фиалок.

– Ваша правда, дорогая мадам! Сегодня грех не прогуляться! – прошептал он.

В том, что Матильда приглашает составить ей компанию, он ни на мгновение не усомнился. Приняв строгий вид, Ролан Шарваз открыл окошко и сказал Сюзанне:

– Дочь моя, передайте мадам де Салиньяк, что я ее благодарю, но мне нечего передавать на почту.

Служанка попрощалась со святым отцом и поспешила домой. Матильда поджидала ее на пороге, одетая в платье из желтого атласа. В одной руке она держала раскрытый зонтик от солнца, в другой – вышитую матерчатую сумочку.

– Вы не возьмете с собой мсье Жерома, мадам? – спросила Сюзанна.

– Нет. Он играет в своей комнате. Отложи пока серебро и ступай наверх, помоги ему помыться и одеться. После обеда за ним приедут дедушка и бабушка, нужно успеть собрать его вещи. Что сказал кюре?

– Что ему нечего передавать на почту, мадам.

– Вот и славно! Пойду, пока еще прохладно.

– Мсье знает, что вы ушли? – спросила служанка.

– Ты ему передашь. Доктор принимает больных, не хочу его отвлекать. Ах, вот еще что: я положила тебе на кровать, возле подушки, еще одну пару чулок. Они шелковые и без единой стрелки. И сверх того – сто су. Ты хорошая девушка, Сюзанна!

– Спасибо, мадам! Большое спасибо! Я не жалею, что попала к вам на службу!

Именно так Сюзанна и думала. Будущее заставит ее переменить свое мнение, но будет уже слишком поздно…

* * *

Матильда решила быть осмотрительной. Дабы не попасться на глаза сплетницам и не навлечь на себя новые неприятности, она свернула на боковую улочку, а уже оттуда через поле, по которому успели пройти жнецы, вышла на дорогу в Мартон. Какое-то время эта дорога вилась меж лугов, на которых выпасали скотину, а потом углублялась в рощу из дубовых и каштановых деревьев.

Церковный колокол прозвонил девять раз, и молодая женщина остановилась, чтобы полюбоваться видом на Сен-Жермен. Она чувствовала себя свободной, легкой и счастливой. «Он непременно придет на свидание. Непременно!» – думала она, задыхаясь от приятного волнения.

В солнечном свете краски окружающей природы казались особенно яркими. На траве и на паутинках идеальной геометрической формы, протянувшихся от одного стебелька пырея к другому, сверкали капли росы. По небу плыл кортеж бледно-розовых пушистых облаков. И среди всей этой красоты глаза Матильды искали темный мужской силуэт и не находили его.

«Чем же кюре может быть занят? – встревожилась она вдруг. – Не может быть, чтобы он не разгадал мой маневр. Если он хочет со мной поговорить, он воспользуется шансом!»

Ей так хотелось верить, что он придет, но эта вера стала понемногу слабеть. Несколько разочарованная, она резко повернулась, чтобы идти в Мартон, и…

Он появился – словно по волшебству, из ниоткуда – и преградил ей путь. Просто стоял, скрестив руки на груди, и улыбался.

– Господи, как вы меня напугали! – вскричала Матильда, радуясь в душе.

– Я не мог не явиться на свидание, мадам, – ответил он. – Нам нужно поговорить. Нужно расставить точки над «i» раз и навсегда.

– Вот как?

Матильда испугалась. Неужели он намеревается ее отчитать? Неужели она неверно истолковала послание, скрывавшееся во взгляде этих светлых глаз? Но был же еще и разговор, там, возле исповедальни…

– Слушаю вас внимательно, отче. Мы ведь можем побеседовать, прогуливаясь, правда? Становится жарко, а дубовая роща так и манит прохладой!

– Не называйте меня «отче», мадам! Разве я гожусь вам в отцы?

Она пробормотала: «Нет, конечно», сопроводив слова несмелой улыбкой. Он задел рукой ее руку, когда они двинулись по дороге, шагая очень близко друг к другу.

– У вас тоже дела в Мартоне? – спросила она, ощущая, как горят щеки.

– Я прочел вашу записку и подумал, что надо бы навестить тамошнего кюре – познакомиться и выразить ему свое почтение. Нужно все делать как следует. Я получил приход Сен-Жермен благодаря епископу Ангулемскому и ни в коей мере не хочу разочаровать ни этого святого человека, ни моих собратьев, живущих по соседству. Но вам, мадам, я открою свое сердце: я не имею призвания к этой деятельности и никогда не имел! Родители уговорили меня пойти учиться в семинарию. Я младший сын, которому нечего рассчитывать на наследство, и солдатской форме я предпочел сутану. В такой одежке меньше риска получить пулю в лоб!

Матильда нахмурилась. Развязная манера собеседника и его тон неприятно поразили ее.

– Не думала, что услышу такие выражения из ваших уст, мсье!

– Прошу прощения, но я не слежу за речью, когда в гневе. И этот гнев снедает меня многие годы. Вы жаловались мне на мужа и на свой брак, который при всех благоприятных обстоятельствах оказался неудачным, вы сможете меня понять! О, как долго же мне приходится обуздывать свою истинную природу! Это правда, я ношу одеяние и исполняю обязанности священника только ради того, чтобы иметь крышу над головой, пропитание и пару монет.

Он схватил молодую женщину за руку и увлек под сень деревьев.

– Мадам, можно служить и Господу, и Любви! И я тому пример. Состарившись, я стану хорошим пастырем, но пока я еще молод, силен и нахожу столько радости в обществе милой дамы! Далеко отсюда, в департаменте Сона и Луара, у меня была сердечная подруга. Боже, как же она мне дорога! Она умела успокоить мое сердце лаской и нежным словом…

Мгновенно Матильда испытала укол ревности. Своими признаниями отец Ролан недвусмысленно давал понять, что не придерживается правил, предписывающих католическому священнику воздержание.

– Я могу наследовать ей, мсье! Да-да, я могу стать вашей утешительницей, могу заботиться о вас, скрасить ваше одиночество!

Кюре крепче сжал ее тонкое запястье, и это прикосновение теплых пальцев к коже пьянило Матильду, заставив ее трепетать.

– Матильда, это сделало бы меня счастливейшим из людей, но нам это недоступно. А что вы намереваетесь предпринять по отношению к супругу, по вашим словам, человеку гневливому и большому ревнивцу?

– Он любит меня! Мы все ревнуем, когда любим, – прошептала она. – Но его так часто не бывает дома! Если он не отправляется в Ангулем, то с утра до вечера разъезжает по окрестностям… Кстати, должна сказать, вы ему понравились. Колен говорит, что вы внушаете доверие.

– Его визит в пресбитерий стал для меня сюрпризом. И я имел счастье познакомиться с вашим сыном. Смышленый мальчик и так похож на вас!

Ролан Шарваз отпустил руку молодой женщины и, приняв задумчивый вид, отошел на шаг. Казалось, он забыл о том, что Матильда рядом.

– Что с вами, мсье? – изумилась очаровательная супруга доктора. – Разве мы делаем что-то дурное? Я предлагаю вам дружбу – и только!

Она подошла к нему, внутренне содрогаясь от мысли, что ее мечтаниям не суждено сбыться. Умоляющие интонации и страсть в ее голосе обрадовали кюре.

– Почему вы молчите? Мы будем видеться в пресбитерии, когда я стану приводить Жерома на уроки, и у нас дома по субботам, поскольку мой супруг намерен включить вас в список постоянных гостей. Помимо этого, я постараюсь сделать вашу жизнь приятной…

– Каким же это образом? – спросил он с холодной иронией.

– Посылать со служанкой варенье, консервированное утиное мясо, хорошее вино… И конечно, бриоши! Моя Сюзанна отменно управляется с тестом.

Ролан Шарваз вперил в нее взгляд, и в его больших ясных глазах она прочла желание. Его губы – красивые, насыщенно-красные, словно готовые улыбнуться в любое мгновение, – приоткрылись.

– Матильда, а как быть с голодом иного рода, пожирающим меня?

– Что вы хотите сказать? Не понимаю… – пробормотала молодая женщина.

– Вы прекрасно меня понимаете. Как и я понял, что вы хотите сказать своим посланием…

Кюре назвал ее по имени… Не касаясь ее, одним только красноречивым взглядом он поведал Матильде о снедавшем его желании.

То был самый романтичный, самый острый момент в жизни молодой женщины. Поверженная, она закрыла глаза.

Шарваз обнял ее и поцеловал – грубо, как победитель, уверенный в своем превосходстве.

* * *

Через полчаса они обменялись последним поцелуем у подножия большого дуба. Матильда вся дрожала, ошарашенная происшедшим. Она уже решила для себя, что с отцом Роланом они будут видеться наедине, но время от времени и тайно, не считая невинных встреч на глазах у всех, и что она, конечно же, уступит, но не раньше чем через месяц, когда он по-настоящему ею увлечется. Реальность же перевернула все ее планы.

– Ролан, ты правда меня любишь? – дрожащим голосом спросила она.

– Люблю ли я тебя? Ты только что получила тому подтверждение: я не устоял. Потерял рассудок… Матильда, стоило мне увидеть тебя в церкви, на службе, и я тебя полюбил. Все былые невзгоды померкли в свете твоего очаровательного лица. Мне больно с тобой расставаться, и все мои мысли о том, когда я снова тебя увижу!

Он знал, что даму следует утешить, быть с ней нежным и говорить комплименты. «С женщинами всегда так! – думал он, поглаживая любовницу по волосам. – Они нас провоцируют, посредством кокетства заманивают в свои сети, но, если поторопить события, чувствуют себя разочарованными и пристыженными…»

А Матильда между тем стыда не испытывала. Здесь он ошибся. Она вспоминала каждую минуту их любовной схватки, томимая одним-единственным опасением. «Любит ли он меня по-настоящему?» – спрашивала она себя.

Кюре обошелся без долгих уговоров и любовной прелюдии. Она позволила отвести себя на поляну и уложить на ложе из мха. Взметнулись нижние юбки, и, опьяненный своей силой и страстью, он стал ее любовником. Матильда вздрогнула при мысли, что кто-нибудь мог их увидеть, застигнуть врасплох.

– Матильда, о чем ты думаешь? – спросил он.

– О Морисе, арендаторе моего мужа. Иногда он наведывается сюда утром, ищет грибы. Господи, что, если бы он пришел сегодня?! Я повела себя легкомысленно!

– Я виноват больше, чем ты. Но ты права, нам нужно соблюдать осторожность. Впредь никаких неосмотрительных поступков! Никто не должен о нас узнать. В противном случае сплетни очень быстро дойдут до епархии и в этот раз я потеряю все. Не буду врать, мне пришлось уехать из прежнего прихода из-за сердечной подруги, о которой я рассказывал.

– Подруги, не возлюбленной?

– Речь идет о почтенной пятидесятилетней даме, мадам Кайер. Но люди решили, что наша связь преступна. Это неправда! Матильда, я хочу остаться в Сен-Жермен рядом с тобой. Мой домишко мне нравится, хотя времени на готовку и уборку совсем не остается.

– В таком случае следует нанять служанку, – посоветовала молодая женщина. – Женщину немолодую, чтобы не было повода позлословить. Я сама этим займусь! Мои родственники в Ангулеме подыщут нам достойную женщину.

Они вышли на дорогу. Матильда проверила, в порядке ли платье и прическа, и открыла зонтик.

– Я слишком взволнована, чтобы идти в Мартон, Ролан. Вернусь домой и буду мечтать о тебе!

– Нам лучше не показываться вместе. Ты зайдешь в пресбитерий на днях, чтобы мы поговорили о найме работницы? – спросил он тихо. – И остерегайся ризничего, он часто слоняется вокруг церкви.

– Я приду завтра, как только муж уедет к пациентам. Сын будет в гостях у деда с бабкой. Не у родителей Колена, а у моих.

– Тогда до завтра!

* * *

Матильда посетила дом любовника во вторник, как они и договаривались, а еще в среду и в пятницу. Каждый раз они спешили запереться в спальне и задернуть занавеси вокруг кровати, дабы никто не услышал ни сладострастных вздохов и стонов, ни приглушенного смеха.

А в субботу вечером доктор де Салиньяк впервые принимал человека, соблазнившего его супругу, в своем доме. Друзья доктора удивились, увидев нового кюре прихода в числе приглашенных, однако отец Ролан завоевал общее расположение своей образованностью, скромностью и набожностью.

Наравне с другими гостями он отдал должное обильной трапезе и бордоскому вину, и шутки хозяина дома, которые с каждым выпитым бокалом становились все фривольнее, судя по всему, не оскорбляли его слух.

– И все-таки наш новый кюре мне нравится! – объявил доктор, когда гости разошлись.

Его супруга кивнула с таким видом, словно у нее на этот счет было другое мнение. Колен пожал плечами. Настроение у него было слишком хорошее, чтобы думать о таких мелочах.

– Ты была очень хороша сегодня, Матильда, – шепнул он на ушко жене. – Идем скорее в спальню, дорогая!

Намек был прозрачным и… обыденным. Доктор получил свою долю наслаждения в спальне, где витал одуряющий запах фиалки. И, едва управившись, уснул. Опечаленная Матильда еще долго вздыхала, лежа в постели. С Роланом они смогут увидеться не раньше понедельника…

Ангулем, во вторник 7 августа 1849 года

В это августовское утро на улицах квартала Умо царило оживление. Матросы и ломовые извозчики спешили к пристани, расположенной в самом его сердце. Зеленые воды Шаранты лениво отсвечивали на солнце, и создавалось впечатление, будто река стоит на месте.

Анни́ Менье с трудом продвигалась против течения в этом людском море. Возница двуколки, которому пришлось ее объехать, грубо выругался, но почтенная дама не удостоила его ответом.

Она спешила на почтовую станцию. Становилось жарко, и ей пришлось не раз остановиться, чтобы отереть пот со лба, после чего продолжить путь.

Женщина дородная, Анни не любила ходить пешком, но пропустить мальпост она просто не могла себе позволить. Сын Эрнест посоветовал ей воспользоваться именно этим видом транспорта. Конечно, место в мальпосте стоит дороже, чем в стареньком безрессорном дилижансе, но и ехать в нем куда комфортнее.

– К черту скупость! – сказал матери Эрнест. – Мне будет спокойнее, если ты поедешь в приличном экипаже. И жалованье тебе предложили неплохое, так что мы можем себе это позволить!

Услышав колокол церкви Сен-Жак, Анни Менье улыбнулась.

– Там, куда я еду, колокол придется слушать целый день! – пробормотала она себе под нос.

Корзинка и саквояж с вещами становились тяжелее с каждым шагом. Она часто перекладывала их из руки в руку, пока наконец не добралась до станции.

Здесь уже можно было перевести дух. В ответ на ее вопрос первый же встречный кучер указал на экипаж, отправлявшийся в Монброн. Анни отдала свой саквояж форейтору – подростку, обязанностью которого было укладывать багаж пассажиров в специальный ящик.

Не без труда она забралась в экипаж, где уже сидели пассажиры – элегантно одетая молодая дама с двумя сыновьями. Мальчики с любопытством уставились на новую соседку.

– Садитесь ко мне поближе, дети! Дайте мадам место! – тотчас же проговорила дама.

Но детям показалось забавным, как эта пожилая грузная дама устраивается на сиденье и вытирает красное от жары лицо, и они начали толкать друг друга локтями и хихикать. Мать пыталась осадить их укоризненным взглядом.

Анни же ничего не заметила. Она в экипаже, остальное не имеет значения. Теперь-то она поспеет вовремя! С этой мыслью она расправила свою необъятную юбку и прижала корзинку к груди.

На какое-то время дети притихли, рассматривая через окно четверку лошадей и ливрею форейтора, состоявшую из короткой красно-синей суконной курточки с отделкой из красной тесьмы и металлическими пуговицами, желтых кожаных штанов и шляпы с высокой тульей.

Но спокойствию этому не суждено было продлиться. Мальчики снова начали гримасничать и щипать друг друга. «Отшлепать бы их как следует! – подумала Анни. – Мой Эрнест в их годы вел себя как следует! Они у меня были воспитанные дети – он и его сестренка!»

Соседи привычно именовали Анни «вдова Менье». Ей было почти шестьдесят, но признаваться в этом женщина не спешила. И даме, пожелавшей ее нанять, она сообщила, что ей всего лишь пятьдесят два. «Почему бы не скостить лет пять, если приходится самой зарабатывать на хлеб?» – сказала она себе, спеша покинуть город, где жара ощущалась особенно остро.

После смерти мужа Анни Менье осталась без гроша за душой: он умудрился промотать все их сбережения. И вот уже несколько лет она была вынуждена работать прислугой и выполнять любую работу – готовить, убирать и стирать. Это было тяжело, но в душе Анни гордилась тем, что не зависит от своих детей. И наконец удача улыбнулась вдове Менье: ей предложили место в сельской местности. «Скромный домик священника – это вам не буржуазный особняк в три этажа на улице де Пари, где надо мыть посуду с утра до вечера!» – с воодушевлением думала она.

Этой переменой в судьбе Анни была обязана пирожнице из их квартала, которая похвалила ее перед своей клиенткой, сестрой некой мадам де Салиньяк.

Эта дама, супруга доктора из местечка Сен-Жермен-де-Монброн, подыскивала хорошую, серьезную служанку для кюре, который приехал в те края совсем недавно.

Эрнест по этому случаю сказал следующее:

– Если место тебе подходит, матушка, поезжай! Не понравится – ты всегда сможешь вернуться в мой дом. Не замуж же за этого кюре мы тебя отдаем!

К сожалению, Эрнест не смог ее сопровождать. Некогда он служил в резервном подразделении жандармерии, но теперь переквалифицировался в портные. А заказчики, как известно, ждать не любят, как нельзя отложить и запланированные примерки… Вспомнив, как они вчера попрощались, Анни вздохнула. Она целовала сына снова и снова, и на сердце у нее почему-то было тяжело. Конечно, Эрнест уже зрелый мужчина, но все равно остается ее ребенком, и расставаться с ним надолго было тяжело.

Была в этом деле одна деталь, которая ее беспокоила. Ну не странно ли, что служанку для приходского священника подыскивает дама из приличного общества? Разве не мог он сам этим заняться? Как бы там ни было, жалованье Анни предложили пристойное и, как Эрнест ее заверил, всегда есть дом, куда она может вернуться…

Наконец тяжелый экипаж тронулся и подкованные копыта лошадей застучали по мостовой. Дети какое-то время смотрели в окно, а потом снова начали шалить, но их мать, казалось, этого не замечала.

Анни вперила в нее укоризненный взгляд. Лицо ее спутницы было полускрыто за вуалеткой, но шляпа и платье из розового шелка были дорогими, а сама она выглядела весьма респектабельно.

У Анни вошло в привычку пристально наблюдать за людьми и обсуждать их поступки. Развлечений у нее, как и у большинства соседок, было мало, поэтому при случае она была не против посплетничать.

На смену булыжной мостовой скоро пришла сухая земля дороги на Перигё, обрамленной столетними платанами. Кучер то и дело подбадривал лошадей криком и щелкал кнутом.

За окном проплывали поля, с которых уже была убрана пшеница, виноградники и желтовато-серые крыши деревенских домов. Небо было блекло-голубым, даже с сиреневатым оттенком, солнце золотило чуть выцветшие травы и листья деревьев. «Если б не жара и эти противные мальчишки, поездку можно было бы назвать приятной», – рассуждала про себя Анни.

Мальчики продолжали тузить друг друга. Нарочно или нет, но они опрокинули-таки корзинку, которую Анни поставила у ног.

– Шарль! Альфонс! Ведите себя прилично! – напустилась на них мать. – Немедленно попросите у мадам прощения!

Старший мальчик пробормотал что-то себе под нос, а младший, ничуть не смутившись, весело спросил:

– Мам, скажи, мы поедем на рыбалку на речку Бандиа́?

– Поедем, но только если пообещаешь, что не будешь вести себя как в прошлый раз, когда ты толкнул Альфонса в воду. Вы ведете себя скверно всякий раз, когда ваш отец не может поехать с нами. О, мы уже почти приехали! Еще одна шалость – и будете наказаны!

Анни одобряюще кивнула, надеясь, что завяжется беседа, но красивая дама по-прежнему не обращала на нее внимания. Будущей служанке священника оставалось лишь закрыть глаза и дать мыслям и монотонному покачиванию кареты себя убаюкать.

«Хорошо, что хоть в доме у кюре не будет ни вздорной детворы, которую надо усмирять, ни кучи белья в стирку. И готовить много не придется. Да, моя жизнь будет приятной и спокойной, – говорила она себе. – Не терпится посмотреть, какой он, мой будущий хозяин…»

* * *

Пока Анни Менье ехала навстречу своей судьбе, кюре Ролан Шарваз, как обычно в этот утренний час, управлялся с бритвенными принадлежностями. Закончив, он умылся и тщательно изучил свое лицо в зеркале, подвешенном на крючке.

Удовлетворившись увиденным, он улыбнулся своему отражению и подошел к окну. В поселке было даже слишком спокойно – наверное, из-за жары, измучившей и людей, и домашнюю скотину. Сен-Жермен казался погруженным в колдовской сон…

«Сегодня приезжает новая служанка, – подумал он. – Надеюсь, она не станет вмешиваться в мои дела. Зря я послушал Матильду. Она все это затеяла, не подумав о последствиях. Мы больше не сможем уединяться у меня в спальне. А ведь это было так удобно!»

Рассерженный, он припомнил аргументы любовницы, которая была уверена, что поступает правильно.

– Ролан, ну подумай сам! Присутствие в твоем доме Анни Менье положит конец сплетням, – заявила Матильда. – И у моего мужа не возникнет дурных мыслей, хотя он и так ни о чем не подозревает. Я смогу навещать тебя в пресбитерии без опаски, потому что там всегда будет эта достойная пожилая дама.

– Да, все это так, но мы больше не сможем резвиться на моей постели, иначе служанка быстро поймет, что к чему!

– Мы найдем способ уединяться в другом месте. И потом, служанке не следует вмешиваться в дела господина или госпожи. Сюзанна это хорошо понимает, уж можешь мне поверить. Время от времени я делаю ей маленький подарок – и вот она уже моя союзница!


Им удалось обмануть всех, в первую очередь доктора де Салиньяка, а во вторую – ризничего. Матильда наведывалась в пресбитерий в час, когда Алсид Ренар удалялся подремать в свой скромный дом на окраине городка, а ее супруг в это время как раз посещал пациентов в окрестных местечках.

«Меня все устраивает. А раз так, к чему нанимать прислугу? – в очередной раз задался он вопросом. – Но придется довериться суждению моей милой Матильды. Самое важное – не навлечь на себя подозрений, как это сделал кюре Биссет. Если верить ее рассказам, мой предшественник был не слишком умен. Она позволяла ему маленькие вольности, а местная публика тут же унюхала адюльтер…»

Он невольно нахмурился. Была ли его любовница искренней, когда поклялась, что не спала с этим кюре Биссетом?

– Чтобы я отдалась Биссету? – с возмущением вскричала она. – Я его не любила! Было забавно наблюдать, как он строит мне глазки, где бы мы ни встретились. Я и мои подруги из Мартона иногда приглашали его на пикник или выпить с нами чаю, но ни одна не позволяла перейти черту дозволенного!

Ролану пришлось поверить Матильде на слово, равно как и уступить ее капризу и нанять служанку. «Если это отвлечет внимание сплетников, тем лучше! Я намерен остаться в Сен-Жермен надолго. Жилье сносное, меня принимают в лучших домах, и меня обожает самая красивая дама в городе!» – не без гордости думал он.

После окончания семинарии иезуитов в Шамбери, главном городе департамента Савойя, кюре Шарваз менял приходы слишком часто.

Он наскоро вспомнил свой путь по лезвию бритвы. Сначала его отправили викарием в Семюр, откуда ему пришлось уехать год и три месяца спустя по причине слишком легкомысленного поведения, шедшего вразрез с принесенными обетами. «Но разве это плохо – быть снисходительным к своим прихожанкам? – грустно усмехнулся он про себя. – И разве нельзя носить сутану для того, чтобы сделать свое существование приятным?»

Следующим пунктом назначения был Шароль, городок все в том же департаменте Сона и Луара. Там у него завязалась дружба с некой мадам Кайер – и снова разразился скандал. При воспоминании об этой женщине у него заныло сердце. Несмотря на связь с Матильдой, он тосковал по прежней привязанности. Мадам Кайер была женщиной доброй, любящей и умной. Дабы смягчить боль разлуки, они обменивались многочисленными посланиями, полными слов с потаенным смыслом, которые только им двоим могли дать утешение.

И вот Шарвазу опять пришлось вернуться в Сен-Сюльпис и просить, чтобы ему снова дали приход. Ценой многочисленных и патетичных демонстраций раскаяния он получил-таки место в Ангулеме, где исполнял свои обязанности со всей возможной серьезностью. Видя это, епископ доверил ему приход в Сен-Жермен-де-Монброн, где красивая жена доктора Салиньяка в мгновение ока заставила пробудиться его инстинкты соблазнителя и потребность любить и быть любимым.

* * *

Матильда в это время металась по гостиной, снедаемая тревогой и нетерпением. Сегодня на ней было легкое белое платье из батиста с дерзким декольте, которое, впрочем, оправдывала удушающая жара. Сюзанна поманила ее с порога.

– Хочу напомнить мадам, что господин доктор хочет сегодня пообедать пораньше. Я могу приготовить для него омлет с зеленью петрушки и салат с помидорами.

– Делай, что хочешь! – ответила на это молодая женщина. – Я не голодна. Пообедаю позже, когда муж уедет.

Служанка удалилась. Она привыкла к переменчивому настроению хозяйки. «В последние дни мадам то плачет, то смеется! То все ей по душе, то все не так, как надо! – думала она по пути в кухню. – Это все от жары!»

Оставшись в комнате одна, Матильда подошла к окну и оперлась локтями о подоконник. Взгляд ее нашел крышу пресбитерия, рядом с которым возвышалась церковная колокольня. Знать бы, чем занят сейчас ее возлюбленный – ее дорогой, ее ненаглядный возлюбленный…

«Ролан, если б только я могла побежать к тебе! Отдаться тебе!» Она закрыла глаза, вспоминая их быстрые, даже торопливые, но такие страстные объятия. Она жила ожиданием, пребывая словно между небом и землей, если только он, жаркий и дрожащий от нетерпения, не прижимал ее к себе.

Разумеется, он совершенно не походил на героев рыцарских романов, прочитанных ею в ранней юности, но сколько же страсти было в этих светлых глазах, сколько сладости в его голосе, когда он шептал, что грех плоти – самый незначительный, самый извинительный из всех, а потом целовал ее в шею…

Церковный колокол ударил одиннадцать раз. Матильда вернулась к реальности и выбежала в вестибюль.

– Сюзанна!

– Я тут, мадам!

– Ступай к дому кюре и посмотри, приехала эта вдова Менье или нет. Мы ждем ее сегодня.

Служанка вздохнула. Руки у нее были жирные: она как раз обкладывала пластинками сала кусок свинины, который намеревалась запечь к ужину. Неужели ее заставят оторваться от работы ради такой малости?

– Еще слишком рано, мадам. Мальпост прибудет в Ла-Бранд через час, к полудню. Оттуда до Сен-Жермен еще добрых десять минут пешком, быстрее эта женщина все равно не дойдет.

– Можешь выйти ей навстречу.

– Мне еще нужно взбить яйца для омлета и нарвать петрушки. Городок у нас не такой большой, чтобы она заблудилась. Дорогу к церкви найдет любой.

– Но ей не нужно сразу идти к дому священника. В письме я предупредила, что сначала ей следует зайти к доктору Салиньяку. Я сама провожу ее и представлю нашему кюре. Надеюсь, она ему подойдет. Отец Ролан просил найти для него женщину в возрасте и с хорошей репутацией.

– Мадам Менье подойдет, – подхватила Сюзанна. – Вы навещали ее в Ангулеме. Как она вам показалась?

– Очень достойная женщина.

Матильда усмехнулась.

«Можно не бояться, что Ролан станет изменять мне с вдовой Менье! – не без лукавства подумала она. – Он получит в служанки женщину огромную, которой на вид лет шестьдесят и в которой нет ничего привлекательного!»

* * *

Анни сильно потела. Жара становилась просто невыносимой. Мальпост все так же катился по широкой белесой дороге среди пейзажей Шаранты.

Наконец тяжелый экипаж остановился возле трактира в Мартоне, служившего промежуточной станцией. Вдова успела рассмотреть вытянутый силуэт массивного донжона, живописные домики, серебристую ленту реки и церковь с невысокой колокольней. Этот городок ей понравился, как и регион в целом. «Мне и вправду повезло! Остается надеяться, что и Сен-Жермен не хуже!» – подумала она с удовлетворением.

Молодая элегантная дама со своими шалопаями сынками сошла в Мартоне, и Анни вздохнула с облегчением. Ее место тут же занял строгого вида мужчина. «Ну, с ним, по крайней мере, будет спокойно», – подумала она.

Ее спутник, казалось, был всецело увлечен пейзажем. Время от времени он, словно в раздумье, поглаживал свою бородку. Сначала Анни поглядывала на него с опаской: мужчина больше всего походил на чиновника средней руки или на клерка из нотариальной конторы. Но любопытство взяло верх, и она стала украдкой его разглядывать. Должно быть, мужчина это почувствовал. Он повернулся, посмотрел на Анни и сказал:

– Смею спросить, куда же вы направляетесь, милая мадам?

– В Сен-Жермен-де-Монброн. Я поступила в прислуги к местному кюре. Кажется, его фамилия Шарваз.

Мужчина в изумлении воздел руки к небу.

– Надо же, какое совпадение! Мы будем соседями. Моя фамилия Данкур, я местный учитель. Обычно я хожу из Мартона в Сен-Жермен пешком, но сегодня решил сесть на мальпост, тем более что как раз на него успевал. Стоит такая жара… Сойдем на почтовой станции в Ла-Бранд и дальше пойдем вместе.

Глаза Анни широко распахнулись от ужаса.

– И долго придется идти? – спросила она с ноткой беспокойства в голосе.

– Нет, не беспокойтесь. От Ла-Бранд до дома священника метров триста, не больше. А я и не знал, что отец Шарваз ищет себе служанку. Хотя должен же кто-то содержать его дом и готовить…

«Не придется идти далеко под палящим солнцем! – обрадовалась Анни. – И слава богу!»

Мальпост выехал из Мартона, миновав массивное строение, похожее на замок.

– И здесь, значит, живут люди с деньгами! – не сдержала удивления Анни.

– Когда-то этот замок принадлежал Короне и здесь часто устраивали псовую охоту, – начал мсье Данкур, который рад был поделиться своими знаниями. – Кстати, в наших краях есть еще один красивый большой дом – Шатонеф, построенный Юбером де Ларошфуко.

– Все-то вы знаете! А я, признаться, думала, что такие дома бывают только в городе и уж никак не в деревне. Сама я родом из Ангулема, из квартала Умо.

– Не стану спорить, в Ангулеме много очень красивых зданий. К примеру, старинный замок семейства Валуа и собор Сен-Пьер, – подхватил Данкур.

– Тут вы правы! – кивнула вдова Менье. – И замок, и собор мне довелось повидать!

По обе стороны дороги, которая начала подниматься, тянулись дома. Лошади пошли с натугой, как ни подбадривал их возгласами кучер. Наконец крутой подъем остался позади.

– Мы почти на месте, – сказал мсье Данкур. – Вот увидите, мадам…

– Анни Менье.

– Так вот, хочу вам сказать, мадам Менье, у нас очень красивый городок. Вокруг виноградники, луга, поля и ручьи, а какой чистый воздух!

– А кюре? Что вы скажете о нем?

Учитель поморщился, но Анни этого не заметила. С ответом мсье Данкур не спешил, а когда заговорил, то в его тоне чувствовалось некоторое замешательство:

– Я его не очень хорошо знаю. Так, обычный обмен любезностями. Но вы составите о нем мнение скорее, чем я. Хотя проповедник он хороший, по моему мнению.

Больше о будущем хозяине Анни они не говорили.

Запряженная четверкой лошадей карета между тем катилась по дороге под ослепляющим полуденным солнцем. Через некоторое время кучер натянул поводья и крикнул:

– Ла-Бранд!

Анни схватила корзину. Мсье Данкур вышел и помог выбраться своей спутнице. Форейтор извлек из ящика ее саквояж.

– Тяжелый… – пробормотал он, обращаясь к учителю.

Мсье Данкур галантно подхватил саквояж, намереваясь донести его до поселка.

– Как солнце припекает… – Кучер мальпоста щелкнул кнутом. – Едем!

Два непохожих силуэта четко вырисовывались на фоне безмятежного сельского пейзажа, в котором желтые убранные поля чередовались с зелеными пастбищами и рощицами.

– Поверите ли, милая мадам, если я скажу, – начал мсье Данкур, – что в этих краях чуть больше ста лет назад разыгралась настоящая трагедия? Дуэль, последствия которой потрясли местечко!

– Дуэль? – удивилась вдова Менье, которой каждый шаг давался с огромным трудом.

– Это случилось двадцать седьмого марта тысяча семьсот двадцать седьмого года перед господским домом в деревне Ла-Бранд. Я сказал «дуэль», хотя на самом деле это было убийство! На дуэли ведь противники сражаются в присутствии свидетелей, и оба они вооружены.

– Сдается, так, но я никогда не видела дуэлей, мсье. Вы не будете против, если мы передохнем немного под этим деревом?

И Анни остановилась. Она совсем выбилась из сил. Ее дородность в паре с преклонным возрастом давали себя знать, когда нужно было куда-то идти, особенно в такую жару.

– Как пожелаете, мадам, – сочувствующе кивнул мсье Данкур.

Внимание, с каким спутница слушала рассказ, ему льстило, и он продолжил:

– Мы говорили о той достославной дуэли. Так вот, участвовали в ней Франсуа де Вио, владетель земель в Шербоньер, и Клод Ру, судья городка Пранзак. Вио – род старинный, они все были страшными гордецами и славились своей жестокостью. Что до семейства Ру, то это были простые буржуа, в большинстве своем чиновники. Правда, судью Ру местный люд уважал, его считали человеком умным и справедливым. Его честность даже вошла в поговорку. «Непреклонный, как судья из Пранзака!» – так говорили люди в его время…

– Надо же! Кто бы мог подумать! – воскликнула Анни, которая готова была слушать какие угодно истории, лишь бы оставаться в тени подольше.

– И вот этот Франсуа де Вио вызвал Клода Ру на дуэль, – подхватил нить рассказа учитель, – но судья отказался драться без серьезного повода, вскочил в седло и попытался скрыться. Господин де Вио бросился в погоню через лес и настиг его в Кло-Брюне. Судья все так же отказывался обнажить шпагу, и тогда его обидчик в ярости стал кричать, что перерубит его пополам.

– Перерубит пополам?! Господи, это ж надо такое выдумать!

– Соглашусь с вами, звучит ужасно. Но позвольте мне закончить. Несчастный судья попытался укрыться в доме своего друга, мсье Бонена, владельца поместья Ла-Гранж в Ла-Бранд, мы оттуда идем. Но на этот раз Франсуа де Вио погнался за ним со шпагой в руке. Представьте, скачет этот бедолага Клод Ру по дороге и кричит: «На помощь, владетель Ла-Гранж! Убивают!»

Сердце Анни затрепетало: учитель был хороший рассказчик.

– И что было дальше? – спросила она шепотом.

– Де Вио его настиг, распорол ему шпагой живот, и судья упал на землю недалеко от голубятни. Франсуа де Вио вытер окровавленную шпагу о камзол, вставил ее в ножны и ускакал в Шазель. Клод Ру умер в тот же день. К нему привезли доктора, но тот уже ничего не мог поделать. Имя своего обидчика он, правда, успел назвать: владетель Шербоньер. Похоронили беднягу Клода Ру в нефе церкви Сен-Жермен, почтив тем самым его память.

Анни оглянулась. Вдали еще можно было различить голубятню под сланцевой кровлей в Ла-Бранд. Оттуда взгляд ее переместился на дорогу, где в гравии попадались камешки красного цвета, похожие на капли крови. И, невзирая на летнюю жару, по ее телу пробежала дрожь.

– Ужасная история с этой дуэлью, господин учитель! У меня чуть сердце не остановилось!

Мсье Данкур усмехнулся и помог ей подняться.

– Это всего лишь история, мадам Менье! С тех пор прошло сто лет, и в наших краях царит покой. Люди у нас хорошие, если, конечно, не считать некоторых индивидуумов, но я не стану называть их имена.

– Ба! Выходит, хорошо, что я буду жить в доме у кюре. Туда нехорошие люди не заглядывают! Но после ваших рассказов мне здесь уже не так нравится. И по этой дороге я больше не смогу пройти, чтобы не вспомнить о бедном судье, которого заколол владетель чего-то там…

Данкур передернул плечами. Он задумался, прежде чем снова взяться за саквояж, но потом решил, что раз уж взялся помогать ближнему – а он прилагал большие усилия, чтобы привить это полезное качество своим немногочисленным ученикам, – то надо довести дело до конца.

Показались первые дома Сен-Жермен. К церкви и пресбитерию вела тропинка, круто уходившая вверх по склону. Они прошли еще немного, прежде чем Анни снова прислонилась к ограде ближайшего дома.

– Ну же, осталось совсем немного! Смотрите, уже видна колокольня Сен-Жермен! А пресбитерий – рядом, вон тот дом с внешней лестницей.

– Никакой лестницы я отсюда не вижу! И что это за дом, у которого лестница на улице? – пробормотала Анни. – Покажите мне, пожалуйста, дом доктора Салиньяка. Его жена настояла, что я должна наведаться к ней первой.

– Что до лестницы, то в наших краях много домов, у которых она, как вы говорите, «на улице». Вы поймете, о чем речь, когда сами увидите. А дом доктора найти легко. Он недалеко от пресбитерия – красивое большое здание на месте старого кладбища. Вон калитка в ограде, она ведет в их сад. Здесь я вынужден с вами проститься!

– Спасибо за помощь, мсье!

И уставшей вдове пришлось взять свой саквояж. Здесь, вдали от родного квартала Умо и сына, она чувствовала себя потерянной. Да и рассказ учителя бросил на ее ожидания кровавую тень…