Elizabeth Beacon
The Black Sheep’s Return
The Black Sheep’s Return Copyright © 2013 by Elizabeth Beacon
«Возвращенная любовь» © «Центрполиграф», 2017
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2017
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2017
Глава 1
Рич Сиборн вытянул ноги к пылавшему камину, радуясь наконец-то представившемуся случаю отдохнуть. Долгий день, как всегда полный забот и тревог, остался позади. Интересно, что сказали бы старые друзья и родственники, если бы увидели его? Да и тот ли он человек, которого те знавали прежде? Раньше мистер Сиборн тоже поздно ложился спать и никогда не вставал рано, поскольку редко возвращался домой к тому часу, когда большинство смертных готовилось к очередному утомительному рабочему дню.
– Юный бездельник, – упрекнул он себя за прежние годы жизни.
Сейчас он с трудом представлял себя беспечным прожигателем жизни, каким был в молодости. Несмотря на тяжелый труд и большую ответственность, Рич и в мыслях не допускал вернуться к прежней беззаботной жизни праздного красавца. Тогда он не ведал, какое удовольствие приносит возможность добывать семье хлеб собственным трудом. Он не заработал и пенни до тех пор, когда встал перед выбором: либо учиться этому, либо жить впроголодь и видеть, как бедствует семья.
Рич откинулся на изрядно потертые подушки, творение рук жены, и удобнее устроился в одном из двух кресел, вырезанных из дерева, которое он срубил в лесу. Он был доволен собственным камином и наблюдал, как в нем горят дрова, которые сам наколол и высушил. Драгоценные десять минут Рич наслаждался покоем, затем поднялся по крутой лестнице, сооруженной собственными руками, когда он с женой приводил в порядок заброшенный домик, затерявшийся в столь глухом лесу, что казалось, будто о его существовании все уже давно забыли, и лег спать после нелегкого дня.
Если бы прежний Рич увидел себя спустя шесть лет, он удивился бы нынешнему грубоватому парню с натруженными руками, заросшему щетиной, с двумя грязными полосами на лице, оставшимися после того, как он в задумчивости потер нос. На губах мелькнула грустная улыбка, когда он вспомнил, как Анна то нежностью, то упреками старалась отучить его от этой привычки, однако, заглядывая в зеркало над камином, он убеждался, что уши слышат, а руки привычно делают свое, пока мысли совершают неожиданные повороты.
Когда Анны не стало, никто не поощрял, не журил и не заставлял его исправляться, и ему казалось, будто он нацелился переделать мир, вооружившись чайной ложкой. Рич не мог найти душевного покоя, даже когда накормленные и ухоженные дети спали наверху. Вот только рядом с ним у камина в маленьком кресле, специально вырезанном им, больше не сидела его любимая проницательная жена. Не отдыхала после утомительного рабочего дня. Не ждала его в постели, не ласкала. А после любовных страстей, которым оба предавались безмолвно, чтобы не разбудить малышей, не прижималась к нему, погружаясь в глубокий сон. Рич всегда удивлялся, как быстро она засыпала.
Чувствуя, как безысходная тоска вытесняет прежнее чувство удовлетворения, он хмуро взглянул на камин, нервно поерзал в кресле, будто стараясь отогнать мрак, который грозил окутать его жизнь. Многие месяцы после смерти Анны он в конце дня сидел у камина в одиночестве, погружаясь в собственные мысли и предаваясь отчаянию. Безмолвно ругал Бога, дьявола и весь мир за то, что жена умерла и оставила его одного. Рич стал никчемным бездельником, не способным даже успокоить плачущих детей, не говоря о том, чтобы как-то восполнить им потерю матери.
Долгими ночами ему иногда казалось, что нет смысла жить дальше, оглядываться в прошлое, пытаться стать и отцом, и матерью для двух крошечных малюток, которым не следовало жить в лачуге посреди леса. Каждую ночь он сидел здесь и тяжело переживал решение покинуть любящую семью. Твердил, что, если вернуться домой, его мать вырастит осиротевших детей. Те не чувствовали бы потерю, с которой он сам никак не мог смириться. Леди Генри Сиборн своей любовью могла бы заполнить брешь. Младший брат и сестры тоже с радостью приняли бы племянницу и племянника, помогли воспитать их так, как полагается отпрыскам семьи Сиборн. Они унаследовали бы долгую и гордую традицию, обладали чувством ответственности, которого не доставало их отцу до тех пор, пока он не встретил Анну. Ему хотелось, чтобы сын и дочь обрели твердость характера. Рич посмеялся бы над такой мыслью, если бы она пришла ему в голову до того памятного дня, когда он на Стрэнде[1] встретил свою судьбу, после чего вся его жизнь в мгновение ока изменилась.
Рич вздохнул, сознавая тяжесть утраты. С тех пор прошло три долгих, трудных года. Он научился жить ради детей и уже не так, как прежде, сердиться на жену, на весь мир и дьявола за ее безвременную смерть. Теперь уже с улыбкой вспоминал, как встретил свою любовь, не так остро реагировал на волну горя, накатывающую всякий раз, когда в сознании возникало воспоминание о том, как он влюбился.
Все началось с отчаянного желания выручить очаровательную юную девушку, попавшую в беду. Проведя в ее обществе не больше пяти минут, Рич почувствовал головокружение при мысли о том, что встретил единственную любовь своей жизни. Это воспоминание и сейчас повергало его в дрожь.
Даже романтичная любовь не бывает такой, как в сказках, и оба они постепенно взрослели, становились сильнее. И однажды поняли, что в этом мире им самим придется пробивать дорогу. Оба были упрямы, страстны и сумели начать новую жизнь. Они обрели твердую почву под ногами, когда их чувства вышли за рамки первой головокружительной страсти и переросли в прочную любовь.
Пока Анна была жива, любовь выдерживала все испытания. Рич благодарил Бога за это. Теперь же ему до боли не хватало жены. Единственный способ унять тоску по живому уму Анны, красоте и неугасающему оптимизму перед лицом трудностей заключался в непрестанном труде. Не оставалось времени думать о том, сколь незначительной стала его жизнь после ее смерти.
Анна была стройной, как тростинка, пока не забеременела, и такой миниатюрной, что издалека ее по ошибке можно было принять за ребенка, но оказалась крепкой, как сталь, когда жизнь задумала подвергнуть их новым испытаниям. Она львицей защищала свое потомство. Теперь дети принадлежали ему одному. Рич Сиборн жил бедняком, несмотря на роскошное имение и немалое состояние, ждавшие его в том случае, если он когда-нибудь осмелится предъявить свои права на них.
Конечно, он мог бы снова стать джентльменом, вернуть себе право наследства, как старший сын лорда Генри Сиборна. Обосновавшись в имении между Англией и Уэльсом, он мог бы извлечь пользу из крупного состояния. Та земля видела враждовавших принцев и мятежных баронов-грабителей, веками воевавших за обладание землей. Иногда Рич тосковал по ней, будто она обладала душой, взывавшей к нему. Он испытывал знакомое желание, не поддававшееся разумному объяснению, еще раз оказаться там. Это была не простая тоска по дому, а ощущение глубокой привязанности к прекрасной земле, на которой он родился. Та располагалась близко к местам обитания кельтов и не полностью умещалась в пределах границ плодородных земель Англии. Теперь, думая об этом, Рич понимал, что Сиборны придерживались почти такой же точки зрения. Они могли бы считаться подданными короля при условии, что тот не станет вмешиваться в их дела. Они были преданы стране, страстно любили свое семейство и не собирались поступаться своими правами, как и любой из старых лордов семейства Марчер, правивших феодальными поместьями. Они часто мыслили и действовали не менее упрямо, чем так называемые валлийские повстанцы, устрашать которых их посылали.
Рич мог бы вернуться, его, блудного сына, с радостью встретили бы, особенно после того, как он объяснил, что его отшельничество было вынужденным. Семья простила бы ему годы, в течение которых он не давал о себе знать. Но он не вернется к жизни, полной наслаждений, хотя мог бы взять на себя ответственность за дом, смириться с радостями и горестями землевладельца и снять часть бремени с плеч главы семейства.
Вообще-то Сиборны отличались широтой взглядов. Джек, герцог Деттингем, сейчас исполнял обязанности не только свои, но также и Рича. Джек был женат, две его сестры и младший брат обзавелись семьями с тех пор, как Рич ушел. Иногда у него возникало сильное желание повидаться с ними, Ричу хотелось усадить жену и детей в телегу, на которой он доставлял товары к отдаленным рынкам, и вернуться домой. Тогда он увидел бы, как Хэл и Сэлли играют вместе со своими юными кузенами.
Он мог бы жить в кругу дружной семьи, в уютном доме. Но тогда он оказался бы в положении животного, угодившего в капкан, оставалось бы только ждать, когда дьявол настигнет его и разорвет на части. Поэтому он останется здесь и завтра, и в следующем году, до тех пор, пока дети не подрастут и не смогут постоять за себя. Однако его не покидал страх, что с ним может что-то случиться, и тогда дети останутся одни.
Рич вздохнул, притушил камин, положил старые ручные часы рядом с большими часами. Он нашел их в коробке со всякой всячиной, которую выбросил местный врач, убедившись, что справляется со сломанными часами не лучше, чем с хворями своих пациентов. Рич надеялся, что хорошо припрятал отличные часы фирмы «Томпион», которые в день совершеннолетия ему подарил отец, берег их, намереваясь дождаться, когда сыну исполнится двадцать один год, после чего обязательно открыть ему правду. Ему вдруг захотелось подержать прекрасные часы в руке, они пробуждали память о добром человеке, который подарил их ему. Рич лишь пожалел, что не может назвать его отцом.
Он вспомнил, как после смерти лорда Генри покинул родовое имение, считая, что никогда не сможет пойти по стопам родителя. Тогда Рич не понимал, что второго шанса убедиться в своей неправоте ему так и не представится. Впрочем, какой смысл думать о прежних ошибках. Ведь в тот день он встретил Анну, о чем ни разу не пожалел. Когда она умерла, в его сердце поселились печаль и чувство невосполнимой утраты.
Леди Фрея Бакл пережила день, полный чрезмерных физических усилий и невзгод, а теперь совсем заблудилась. Уже пора было насладиться теплом, уютом и трапезой, достойной дочери графа, однако в глухом лесу вряд ли можно надеяться на нечто подобное. Младшей и наименее терпимой дочери пришлось взять деньги и смириться с положением, которое за последние несколько лет не принесло ей никакого удовлетворения. Однако она не могла смириться с тем, что лишилась насущных удобств повседневной жизни.
Леди Фрея осталась одна без гроша в кармане. Под огромными деревьями становилось темно и холодно. Придется найти какое-то укрытие на ночь, дать отдых уставшему телу и покрытым волдырями ногам. Когда настанет день, в этом сумрачном лесу можно будет чувствовать себя в безопасности. Дрожа от холода, Фрея куталась в остатки прежде красивой накидки, едва преодолевая желание упасть на ковер из высохших листьев под ближайшим деревом и дать волю слезам.
Она принадлежала к знатному роду Бакл из Боуленда, пусть сейчас и оказалась одна в лесу, выбилась из сил, дрожала от холода и испытывала нестерпимый голод. Леди Фрея не могла позволить себе сдаться и заснуть, подобно беспомощному ребенку, посреди леса. Потомки семейства Бакл не падают духом перед лицом невзгод, однако трудно хранить королевскую невозмутимость, когда ее благородному семейству безразлично, что с ней случилось.
Если бы она вышла замуж за герцога Деттингема, можно было бы рожать детей и вести обеспеченную, праздную жизнь. Однако герцог имел иные планы. Аристократические браки редко заключались по любви, но, казалось, благородное семейство Сиборн придерживалось другой точки зрения. Фрея вздохнула, думая о своенравии джентльменов, и неуверенно поплелась навстречу неизвестности. Герцог выдавал себя за здравомыслящего мужчину, который ищет прелестную жену с хорошими связями, но в действительности оказался романтичным глупцом, по уши влюбился и заключил брак с женщиной, являвшей полную противоположность Фрее, обретя не совсем ту герцогиню, которую требовало его положение. Год спустя мать Фреи, вдовствующая герцогиня из Боуленда, скончалась, и дочь на собственном опыте познала суровые превратности жизни. Никто не мог обвинить герцогиню, строго соблюдавшую приличия, в неверности супругу, однако родственники давали понять, что Фрея среди них нежеланная гостья.
Когда Фрее подвернулся случай найти другого кандидата в мужья, она шла навстречу планам брата, пока не услышала, как лорд Джордж Пертон рассказывает друзьям, что в браке его ждут ужасные мучения. Фрея вздрогнула, вспомнив, что лорд назвал ее упрямой клячей, на которую он никогда не залез бы, если бы представилась возможность свободно выбирать кобыл, тем не менее не откажется объездить ее исключительно ради кругленького приданого. Его друзья хохотали до упаду, затем стали хвалить рассказчика за храбрость.
– Старик, осмелюсь заметить, эта норовистая кобылка не упустит возможности сбросить тебя в ближайший пруд. На твоем месте я дал бы деру, несмотря на ее приданое.
– Согласен, но ты не так беден, как я, а мой отец грозится вышвырнуть меня на улицу, если я не женюсь на золотой куколке. Так что женюсь на этой, сделаю ей одного или двух щенков, затем мой отец сможет развлечься с ней, пока я за ее деньги начну объезжать других породистых кобылок. Если повезет, отец и моя жена могут так рассориться, что раньше времени отправятся на тот свет.
Фрея отказала лорду, гнев ее брата был неописуем, но она не верила в иллюзию, будто семейство встретило ее появление на свет с восторгом. Фрея смирилась с таким отношением к себе, однако того обстоятельства, что ее недавно приняли в высшем обществе как леди Фрею, дочь графа с древней родословной, оказалось недостаточно, чтобы она и впредь стала подчиняться воле семейства. Теперь Боуленд сватал ей своего приятеля, еще менее привлекательного, чем лорд Джордж. Фрея решила, что пора начать новую жизнь, пока ее угрозами не заставили выйти замуж за малоприятного мужчину. При мысли о том, что придется спать с мистером Форлендом, она вздрогнула. Представила его дряхлое тело, жадные руки, колючие маленькие глазки и противные интимные ласки, которым она не намеревалась обучаться вместе с ним.
Поездка к двоюродной бабушке по материнской линии казалась неплохим шагом для независимой жизни. Состоялась вежливая переписка, ее пригласили в дом мисс Бредсток. Но Боуленд и слышать не хотел о том, чтобы принять ее. Первый осторожный шаг в неведомое – решение покинуть родной дом – в любом случае казался достаточно безопасным, но вот к чему он привел. На этот раз Фрея вздрогнула так сильно, что едва удержалась, чтобы не рухнуть на землю и не забиться в истерике. Нет, она из семейства Бакл – даже если старой жизни пришел конец, не ей отступать перед невзгодами.
Фрея приподняла юбки, чтобы те не зацепились за куст ежевики, сердито взглянула на него, как на злейшего врага. В голову пришла мысль, что она, возможно, уже не один час кружит в этом лесу. Если бы только она поступила так, как учила ее мама, и отправилась бы в путешествие в сопровождении вооруженных верховых, которые дали бы отпор злодеям, подобным тем, которые остановили наемный экипаж и пригрозили изнасиловать и убить ее. Фрея зажала рот ладонью, затрясла головой, чтобы сдержать подступавшие рыдания и не поддаться истерике, глотнула изрядную порцию прохладного свежего воздуха, твердя себе, что истерика ни к чему хорошему не приведет.
Расслышав отчаянное фырканье, она подумала, что на этот раз сама невольно стала его источником. Ее брат и в самом деле оказался идиотом. К своему несчастью, он мечтал о власти, но не догадывался, что им верховодит умная плутоватая жена. Если бы Фрея знала, сколь опасно тайком покидать дом и ездить по малоизвестным дорогам, она, возможно, рискнула бы выйти замуж за противного толстяка. Нет, ей стало дурно при этой мысли. Уж лучше пусть ее разорвут дикие звери. Фрея снова едва не разрыдалась, когда вспомнила пережитый ужас, затем отчаянное бегство.
Дай бог, чтобы злодеи, напавшие на них, не убили кучера и сопровождавшего ее стража. Фрея вздрогнула, подумав, что тех могла настигнуть плачевная судьба. Она отчаянно надеялась, что оба мужчины сумеют спастись, и отдала злодеям свой кошелек. Однако рассказы о бандах, нападавших на беззаботных путников, зародили подозрение, не оказалась ли она наивнее Боуленда, поверив, что поступила правильно, вручив кучеру немалую сумму денег за содействие в побеге из дома.
Она осталась жива и не пострадала только потому, что панически бежала, разодрав одежду в колючем подлеске и потеряв последние остатки достоинства. Если бы только она догадалась зашить несколько гиней в нижних юбках или засунуть одну из новомодных бумажных банкнот в короткий корсет перед тем, как покинуть дом. Ей так не терпелось сбежать, что не оставалось времени подумать о том, какие опасности подстерегают в пути. Больше Фрея никогда не совершит подобной ошибки, если ей снова удастся обрести прежнее положение в жизни.
Она остановилась и прислушалась. У нее бешено колотилось сердце. Дыша глубже, она догадалась, что оказалась здесь совершенно одна, и искренне пожалела об этом. Если бы она родилась в другой постели! Например, была дочерью какого-нибудь сквайра. Тогда стала бы просто хорошенькой юной особой. Можно было бы заводить друзей, устраивать импровизированные пикники, всю ночь танцевать на сельских балах с молодыми людьми, которые жаждут найти хорошую жену.
Одними мечтами не выберешься из этого бесконечного леса, а сумерки все сгущались. Пришлось собрать волю в кулак, чтобы не поддаться панике от одиночества и не пугаться странных звуков. Хорошо, что сейчас лето и она в Англии, а значит, в пути не встретятся голодные волки и медведи. Разумеется, можно встретить волков в человеческом обличье, что подтвердилось сегодня утром. Однако лучше о них не думать.
Фрея упорно вглядывалась в темноту, но пришла к неутешительному выводу, что придется искать сухое дерево, свернуться калачиком и провести ночь под ним, пока не рухнула лицом вниз в колючий кустарник, подстерегавший в темноте, или не исцарапала тело, пытаясь бежать. Раз нет ничего лучшего, она воспользуется тем, что есть, пока еще больше не навредила себе.
Она растерянно остановилась, втянула воздух, точно охотничья собака, уловив едва ощутимый запах дыма и навоза, возможно, даже огорода, – явное свидетельство того, что не так далеко человеческое жилище. Не зная, хорошо это или плохо, особенно после пережитых днем ужасов, она пошла как можно тише на запах. Дрожа, поскольку ночь принесла с собой холод, Фрея споткнулась о корень, торчавший из земли, и неловко упала на кучу спиленных бревен. Она попыталась встать, ища опору в темноте, и ахнула, когда ухватилась за колючий куст ежевики.
Новые царапины причиняли острую боль. На глаза навернулись слезы. Фрея оперлась на руки, собираясь подняться, но почувствовала, как лодыжку пронзила острая боль. Она застонала. Осознав свое бедственное положение, заплакала навзрыд. И вдруг услышала лай собаки, которую, видимо, собирались выпустить на волю, чтобы отогнала неуклюжую дурочку, вторгшуюся в чужие владения. Она решила, что лучше всего свернуться калачиком и положиться на волю случая.
Фрея услышала, как собака завыла от нетерпения. Послышался топот огромных лап по сухой листве, устилавшей землю. Она вдохнула сладкий запах пересохших листьев, лишайника и земли на тот случай, если больше такой возможности не представится. Почти жалея о том, что чувства обострились в темноте, когда и так ничего нельзя разглядеть, Фрея услышала тяжелое дыхание, затем рычание и поняла, что ее худшие опасения вот-вот подтвердятся. Она уже хотела взмолиться, чтобы ее не трогали. Напряглась и ждала, пока собака не оказалась рядом. Несчастная девушка перестала плакать, смирившись с тем, что огромные зубы вот-вот вонзятся в тело, но услышала дружелюбное сопение, затем озадаченный жалобный вой. Огромный зверь опустился рядом и стал вежливо обнюхивать ее рассыпавшиеся в беспорядке локоны, в то время как она, инстинктивно защищаясь, закрыла руками лицо.