Глава 8
– Ну, что, товарищ курсант? – спросил меня командир батареи, старший лейтенант Скорняк.
– Что? – спросил я тоже, не найдя ничего лучшего для ответа.
Я был в растерянности. К тому же сопение замкомвзвода за моей спиной сильно отвлекало меня. Оно было мне противно.
– А что вы «чтокаете»?
– Не знаю.
– Хорошо, отвечайте на вопрос: где вы были?
Я немного подумал, но не найдя подходящего ответа, сказал:
– В самовольной отлучке, товарищ старший лейтенант.
– Мне это понятно, я спрашиваю, где именно вы были?
Я упорно молчал, и тогда комбат задал другой вопрос:
– Хорошо, почему так поздно пришли?
«Как в детском садике», – подумал я и ответил:
– Потому что не мог раньше.
– В чём причина, причина вашего опоздания? Почему вы не пришли вовремя?!
Я молчал.
– Вы можете указать причину?
– Нет….
Этот бестолковый разговор продолжался до трёх часов ночи. Сначала в нём принимали участие только мы с комбатом, и беседа проходила довольно спокойно, почти мирно. Затем в него вступили взводный с замкомвзводом, и тон его сразу изменился в сторону психоза и истерики.
Скорняк лишь ненавязчиво обратил моё внимание на то, что каждый получит по заслугам, сделал какие-то смутные намёки на скорый выпуск и распределение. Взводный же принялся читать мне мораль, а потом пообещал, что обязательно посодействует тому, чтобы я попал к чёрту на кулички. Замкомвзвода тоже разорился бранью и пообещал, что устроит мне «сладкую жизнь» в оставшееся до выпуска время. Две последние угрозы я не воспринял всерьёз, но вот то, что сказал комбат, очень меня обеспокоило.
Выходя из канцелярии сонный и удручённый состоявшейся промывкой мозгов, я уже едва держался на ногах от смертельной усталости и готов был упасть и заснуть прямо на полу, в коридоре, мёртвым, беспробудным сном.
«Плохи твои делишки, – подумалось мне сквозь полудрёму, заволакивающую моё сознание, – однако, какие всё-таки мы рабы».
Не помню, как я добрался до своей кровати, как разделся и лёг. Проснувшись утром, разбитый и не выспавшийся, я ещё раз с неприятным чувством вспомнил вчерашние события.
Сердце стянуло тоской жестокой неудачи и огорчения. История со стариком и похождением в его злополучный дом вспоминалась теперь как полуночный бред, как дурной сон, как пустая трата времени, не случись которой, всё было бы хорошо. Вчерашний день хотелось забыть, как можно скорее.
Голова разламывалась. Тревога не покидали мою душу целый день. Я не мог обрести покоя и жил в ожидании наказания. Беседа в канцелярии никак не шла у меня из головы.
Это продолжалось два дня, пока не подошёл Охромов.
– Ну, что?.. Ты надумал? – спросил он, тряся кулаками в карманах и щурясь на один глаз, то ли от того, что ему в глаз било солнце, то ли от ощущения своего превосходства надо мной, разбитым и раздавленным.
– Чего надумал? – не понял я сразу.
– Ты что, забыл наш разговор в баре? – удивился Гриша.
– Нет, не забыл.
Мне не хотелось с ним разговаривать: пережитые события полностью поглотили меня ожиданием кары. Кроме того, я понимал, что проблема с долгом куда страшнее и опаснее всех тех событий, которые сейчас переживал, но словно страус прятал голову в песок: история с долгом пугала и отталкивала своей неразрешимостью.
«Всё гениальное просто, – пришло мне на ум, – но простота – хуже воровства! Тогда по закону треугольника, что же тогда гениальность по отношению к воровству?!.»
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я спросил Охромова:
– Знаешь, что со мной произошло?..
– Что? – живо заинтересовался приятель, поскольку вопрос прозвучал так интригующе, будто я хотел ему поведать, что после его ухода из пивбара на меня свалился миллион.
Вдруг я поймал себя на мысли, что хочу рассказать про старика и его логово только затем, чтобы хоть кто-то знал, что я прокололся с «самоходом» не из-за мальчишеской глупости, а в силу серьёзных обстоятельств. Но тут же решил, что не стоит выдавать тайну, быть может, даже глупую, ради для того, чтобы хоть кто-то знал, что я не простак и не позорник. Опаздывать из увольнения считалось среди курсантов делом не зазорным, хотя и наказывалось командованием, опаздывать же из «самоволки» в курсантской среде считалось проступком неприличным, и мало того, что наказывалось начальством, но и для уважающего себя курсанта было клеймом позора. Не умеешь – не берись!..
– Да нет, ничего, – я поплёлся прочь.
– Постой! – Охромов догнал меня, потянул за плечо и развернул к себе. – Постой!..
Я терпеть не мог, когда со мной так поступают: вот так хватают, разворачивают, когда, вообще, ко мне прикасаются, принуждая к чему-нибудь, и потому едва не двинул Грише по физиономии. Когда же он попытался трясти меня за плечо, я уже не выдержал и вспылил, в ярости пытаясь сдёрнуть его руку со своего плеча. Но пальцы Охромова лишь крепче вцепились в отворот моего кителя. Он был сильнее меня, и моя попытка оказалась тщетна.
«Настроение итак паршивое, а тут ещё этот козёл прицепился», – подумал я.
Курсанты, вообще, любители посмотреть на выяснение отношений с помощью кулаков, поболеть, посочувствовать, подсказать в трудную минуту стычки. Ну а, когда дерутся приятели, тут не удержатся в стороне даже самые ленивые и равнодушные к подобным вещам. Поэтому, едва мы с Охромовым сцепились, как сразу же вокруг нас образовалась кучка болельщиков: все знали, что мы с Охромовым – «братаны» по жизни.
Однако, кроме этой немой сцены, да нескольких минут насупленного стояния потом вот так, сцепившись, ничего интересного в коридоре не произошло: настроения драться, хотя я и был взбешён, не было никакого.
Мериться со мной кулаками в планы Гриши тоже, видимо, совсем не входило. И потому пару минут мы постояли друг против друга, ожидая, что драку начнёт другой, но ничего больше не происходило.
Народ, поняв, что «кина не будет», стал расходиться.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил я у Охромова.
– Надо поговорить, – примирительно ответил он.
– Говори.
– Нет, здесь не могу….
Я, довольный тем, что не получил при всём честном народе по морде, направился к выходу из казармы, с удовольствием слыша позади себя его шаги. Вслед нам смотрели десятки любопытных глаз. И это было моей маленькой победой над Гришей.
С четвёртого этажа общежития мы спустились на улицу и через плац перед зданием прошли на спортивный городок.
Я глянул на верх. В окна смотрели самые любопытные: если вдруг драка начнётся здесь, то они всех «свистнут наверх», в смысле – вниз. Некоторые подозревали, что драка ещё впереди.
– Хочу услышать твой ответ насчёт моего предложения, – Охромов тоже глянул на окна казармы, обернувшись назад. – Разве ты не понимаешь, что нам его надо сделать, иначе обоим крышка?! Можно «кинуть» кучу «лохов» здесь, но люди, которые занимают такие деньги, с нам из города уехать не дадут. У них всё повязано! Тем боле, что я поручился за весь долг, и мне его надо отдавать весь, даже если ты прыгнешь в сторону и скажешь, что ничего не знаешь. А одному мне не справиться.
– Хорошо, – согласился я. – Только зачем так грубо? Ты же знаешь, что я не терплю, когда ко мне протягивают руки. Ты, конечно, посильнее меня, но сдачи получить можешь….
– Ладно, забыли, – примирительно согласился Гриша. – У нас на разборки времени совсем нет!..
– Тогда валяй, рассказывай, что там у тебя за выгодное дело, которое нас спасёт.
Охромов рассказал мне, что кредитор предложил ему дельце:
– … С одной стороны дело действительно плёвое, и не понятно, почему он собирается простить нам за него наши долги, да ещё и столько же отвалит. Но, если подумать, то в нём есть доля опасности и риска. Я бы не стал тебе рассказывать про него, не заручившись твоим согласием. Но сейчас я тоже рискую, потому что у меня нет другого выхода. Мне нужны деньги, много денег. И я предлагаю тебе стать моим компаньоном, но очень выгодном деле. Я даже не просто предлагаю тебе это. Я даже не прошу тебя об этом, а требую от тебя участия, иначе я пропаду.
– Хорошо, ты тут так много наговорил, но я не услышал ни одного слова о самом деле.
– А как ты смотришь на моё предложение? – поинтересовался Охромов.
– Честно говоря, никак.
– Почему?
– Почему? Да хотя бы потому, что ты тараторишь, тараторишь, но я так и не узнал, что за дело надо сделать. По всей видимости, тебе навязывают какую-то крупную авантюру, иначе люди, которые тебе это предложили, идиоты. А это мало похоже на правду.
Охромов задумался, нахмурил к переносице брови и, наконец, ответил:
– Хорошо, я расскажу. В общем, надо ограбить одно частное собрание, архив с какими-то редкими и ценными книгами. Люди готовы заплатить. Хватит и с долгами расплатиться, да ещё и покутить.
– Заманчиво звучит!.. Но я не верю, – ответил я.
– Но мне-то ты можешь поверить?!. Я же твой друг!
– Тебя тоже могли вокруг пальца обвести….
Я был разочарован: дело, даже со слов Охромова, уже не казалось таким простым и лёгким, как он до того рассказывал.
Гриша долго молчал, ковыряя носком сапога перед собой землю, потом заключил:
– Послушай! Если ты согласишься, то все твои долги я перевожу на себя: как в училище, так и в городе. Одно твоё согласие – и у тебя долгов нет!.. Они становятся моей проблемой! Разве это не гарантия того, что дело стоящее?..
Я задумался. Было заманчиво вот так, вдруг, сбросить со своих плеч тяжёлую глыбу непомерного долга, погасить который я был не в состоянии. Только теперь я вдруг признался самому себе, что, не смотря на все прочие неприятности, это тяготит меня больше всех прочих напастей: глубине души я думал о долге ежесекундно. Ради того почувствовать себя свободным, я готов был рискнуть, и потому ответил:
– Хорошо, я согласен.
Лицо Охромова просияло:
– Ну, спасибо! Поверь, кредитор наш очень надёжный человек: он выкупил мой карточный долг!..
– Карточный долг? – изумился я. – Ты что, в карты играешь?
– Хм…. Сейчас уже нет. Но с тех пор, как рассчитался с карточным клубом, больше туда ни ногой. Он помог мне закрыть долг!.. Мне никто бы не смог помочь, ни друзья, ни родители. А он, представляешь, рассчитался за меня!..
– Представляю. И много, если не секрет, у тебя было долга?
– Около пятнадцати тысяч.
– Сколько?! Ничего себе! И он заплатил?!..
– Ну, да, заплатил….
– Да, влип ты, парень, – сказал я озадаченно.
– Это почему же?
– Не знаю, мне так кажется.
Охромов замолчал, задумавшись.
– Возможно, ты прав, – сказал он, наконец. – Но не всё так плохо. Просто человек помог мне, когда было мне плохо. А теперь мне надо сделать то, что он просит. Вот и всё!
– Да, но пятнадцать тысяч за красивые глаза никто не выложит! С ума сойти! Пятнадцать тысяч!..
– А он и не просто так выложил. Недавно он нашёл меня и сказал, что у него сейчас очень плохо с деньгами, и мне нужно срочно вернуть ему долг…
– Поэтому я и говорю, что ты влип. Но ты влип даже не тогда, когда он заплатил за тебя такие сумасшедшие деньги, и даже не тогда, когда ты проиграл их! Ты влип, когда пошёл играть на деньги в карты! Это же шулеры!.. Что ты теперь собираешься делать?
– Я сказал ему, что у меня таких денег нет….
– Как ты не можешь понять, что он тебя уже купил?!
– Свои соображения оставь при себе. Я убедился, что этот человек настоящий товарищ.
– Ну да, а я тебе не товарищ?! Ты мне даже ни разу не заикнулся, что играешь в карты!
– Но ведь ты же всё равно не смог бы за меня заплатить…
– А он смог! Он смог! Я тебе ещё раз говорю, что он тебя купил. И, вообще, напрасно ты связался с этой уголовщиной. Карточный дом…. Там таких, как ты, дураков только и ждут, чтобы обуть.
– Откуда ты знаешь?..
– Слушай, Гриша! Если бы ты был мне настоящим другом, то рассказал бы о своём опасном увлечении ещё тогда, когда только собрался им заниматься, а не теперь, когда пора заказывать панихиду.
– Что ты несёшь?!.. Какую панихиду?!.. Не надо меня раньше времени хоронить! – обиделся Охромов.