3
К домику путевого обходчика мы вышли незадолго до полуночи. Для того чтобы обсохнуть и сварганить горячий ужин, я наломал досок из перегородок стен и развел в обрезке бочки посреди комнаты костерок. После каши с тушенкой настроение моё несколько улучшилось. Нет, в душе я ещё корил себя за то, что позволил пойти на поводу у Макгрегора, согласился сунуться в «Волчий вражек», да ещё и ночью. Но хорошо то, что хорошо кончается, сэр Джон оказался отменным бойцом. И всё же, на будущее, не следует позволять Макгрегору втягивать себя в авантюры – что дано дварфу, то не дано «быку», в смысле, сталкеру. И, в конце-то концов, я тут проводник, а значит и старший!
В подтверждение своего «старшинства», я назначил Макгрегора «часовым», смотрящим за костром, а сам лег спать – три часа сна позволили бы более-менее снять усталость от дневного перехода. Сэр Джон возражать не стал, вот и ладушки. Выбрав затишный уголок и подложив под голову свой рюкзак, я лег прямо на доски пола.
Едва, как мне показалось, я завёл глаза, как Макгрегор меня разбудил. Что случилось? Глянул на часы, четыре часа утра. Ничего не случилось, я продрых без задних ног всё отведённое мной мне время. Очередь отдыхать Макгрегору.
Сэр Джон ложиться не стал, уселся в дальнем углу лицом к костру в позе Лотоса, сложил «козочками» пальцы рук на коленях и закрыл глаза. От одного взгляда на его позу у меня заныли тазобедренные и коленные суставы, и засвербел копчик. Неужто он собирается просидеть вот так до рассвета?
Да и чёрт с ним, каждый сходит с ума по своему, пусть отдыхает, как хочет. Я вышел на крыльцо дома, выставил ладонь за козырёк крыльца. Дождь продолжал моросить, и мне даже показалось, что он усиливался. Набрав пригоршню капель, я протёр лицо.
Вернувшись в дом, я присел у угасающего костра и подбросил дров. Огонь с радостью принял моё подношение, весело заплясали языки пламени, комната осветилась всполохами света. Макгрегор не шевелился, но всполохи отбрасывали причудливые тени на его лицо, от чего казалось, что сэр Джон исподтишка корчит мне ехидные рожи. Чтобы не видеть этих рож, я пересел спиной к Макгрегору.
Я сидел возле костра и, время от времени подбрасывая дрова, обдумывал дальнейшие планы. Если дождь усилится, то маршрут к периметру зоны придётся менять. Самый кратчайший путь от домика обходчика на кордон, если исключить болота, проходил через станцию Янов. Но соваться на станцию мне было не резон – в Контору тут же бы доложили, что я жив, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Идти же в обход через Затон – слишком долго. Остается – либо через Рыжий лес, либо через Дикие территории. Я мысленно стал восстанавливать в памяти детали обоих маршрутов и взвешивать все за и против.
Всполох молнии, последовавший за ним раскат грома прервали мои размышления. Одновременно с громом по крыше дома застучали крупные капли дождя. Я поднялся и вышел на крыльцо. Рассвело, но всё небо затянуто обложной облачностью. У порога стали образовываться лужи, по лужам поплыли крупные воздушные пузыри. Я поднял с порога крыльца выставленный с ночи котелок, он был почти до краёв полон дождевой водой.
– Холера б их всех задушила с их прогнозами! – тихо выругался я.
За спиной раздался шорох и скрип половых досок. Ко мне подошел Макгрегор.
– Мистер Бирюк, кого это вы так? – спросил он.
– Синоптиков, разумеется. Они были правы на все сто миллиметров осадков за сутки, а дождь с утра и не думает прекращаться, и даже усиливается, – ответил я, показывая Макгрегору котелок.
– Вы думаете это надолго? – спросил Макгрегор.
– Минимум ещё часа на три, а то и до обеда… Но во всём есть свои минусы и плюсы, – ответил я.
– Например? – спросил Макгрегор.
– Плюс – нам можно не экономить питьевую воду, сегодня у нас её будет – хоть залейся, – ответил я.
– А минус?
– Минус? На ближайшие две-три недели болота станут совершенно непроходимы. Когда кончится дождь, нам придётся идти в обход болот, – ответил я.
Макгрегор недовольно поморщился.
– Сэр Джон, тут уж ничего не попишешь – сталкер предполагает, а зона располагает. Пойдёмте в хату, я приготовлю чай, – сказал я.
Вернувшись в дом, я подбросил дров в костер и, вскипятив воду в котелке, заварил душистый бабы Манин чай. Позавтракав чаем с галетами, я назначил Макгрегора «дневальным», а сам устроился недалеко от костра покемарить пару-тройку часиков, но сон так и не шёл.
– Сэр, Джон, я всё хотел спросить, вы прекрасно говорите по-русски, вам раньше приходилось бывать в России? – спросил я.
– Да, первый раз я попал в Россию во время войны американских колоний за свою независимость.
– Интересно, расскажите, – попросил я.
– Это длинная история, – попытался уклониться Макгрегор.
– Сэр Джон, времени у нас теперь воз и маленькая тележка, – возразил я.
– Мистер Бирюк, это действительно длинная история. Если её рассказывать, то придется начать с того, как я попал в Америку, – сказал Макгрегор.
Вместо ответа я повернулся на бок и подпер голову рукой, всем своим видом показывая, что я готов слушать.
– Хорошо, – вздохнув, сказал Макгрегор и, подбросив дров в костёр, начал рассказывать:
– Я уже говорил вам, что я на половину Дварф, но на вторую половину я шотландец, причем клана Макгрегоров. Летом 1745 года внук умершего в изгнании короля Якова I, принц Чарльз Эдвард Стюарт, предпринял попытку отобрать у Георга II английский престол. Впоследствии эту попытку назовут вторым якобитским восстанием. Первое восстание, за тридцать лет до этого, предприняли сторонники его отца, принца Якова III.
– Момент для высадки был выбран удачно, в это время основная часть королевских войск вела войну за «австрийское наследство» на континенте. Когда принц высадился на берег Шотландии, у него было всего 7 сподвижников. Принц рассчитывал получить поддержку у Шотландских кланов. И он её получил в основном от горских кланов, равнинные кланы в основном выжидали. Узнав, что клан Кемпбеллов, наших заклятых врагов, принял сторону Георга II, клан Макгрегоров, как один, встал на сторону принца Чарльза. За какой-то месяц численность его войска перевалила за две тысячи человек.
– Вначале дела у принца Чарльза шли очень успешно. Его армия, например, в местечке Престонпанс наголову разбила превосходящую по численности, к тому же с орудиями и кавалерией, королевскую армию. А к осени армия принца дошла до Дерби, что всего в двухстах километрах от Лондона. Но, наверно, испытывая постоянную нужду в деньгах, вооружении и продовольствии, идти на Лондон принц не решился, а повернул свою армию на зимовку в Глазго.
– Может быть, это было ошибкой со стороны принца. Конечно, к его войску присоединилась Ирландская бригада, и французский король Людовик XV оказал финансовую помощь, но и Георг II не сидел сложа руки, за зиму он подтянул значительные силы с континента. Кроме того, с войсками прибыл опытный военноначальник, герцог Кумберлендский, принц Уильям – сын короля Георга II, это он командовал войсками на континенте.
– Весной 1746 года, а точнее 16 апреля, королевские войска под предводительством герцога при Каллодене нанесли сокрушительное поражение войскам принца Чарльза – около 2000 убитыми и 400 пленными. Сам принц бежал. Я же, тяжело раненный, попал в плен. Оставаться в плену мне было никак нельзя, как Макгрегор, я и так был вне закона, мне грозила не каторга, а виселица. Поэтому вместе с тремя ирландцами я бежал из плена. Но и в горах, нам не было укрытия. После разгрома Шотландской армии король объявил политику «зачистки Шотландского высокогорья» – уничтожение скота, разрушение жилищ, депортацию населения.
– Отвести своих ирландских друзей к Дварфам я не имел права, но и оставаться в горах не было никакой возможности. Потому я ушел вмести со своими товарищами вначале в Ирландию, а затем в Америку, в которой прожил потом более 30 лет.
– В 1774 уже новый король Георг III, готовясь к подавлению мятежа тринадцати американских колоний, для того чтобы заручиться поддержкой шотландцев, как внутри страны, так и в Америке, амнистировал многие шотландские кланы, в том числе и Макгрегоров.
– Об амнистии я узнал только в 1775, когда уже, фактически, воевал за независимость Американских колоний, менять что-либо в своей жизни уже было поздно. Вот во время войны за независимость Америки я впервые и услышал о России, мол, есть такая северная страна, простирающаяся от моря балтийского до моря японского, границы которой охраняют свирепые казаки с цепными медведями. Верилось с трудом, но кто их этих русских знает?
– И вот эта страна объявила политику «вооруженного нейтралитета» – открыла свои морские порты для торговых судов нейтральных государств, что на практике означало снятие морской блокады Англии американских колоний. Товары из колоний выгружались на Кубе, там они перегружались на суда нейтральных стран и шли в Россию.
– Летом 1782 года недалеко от побережья Кубы два Английских капера потопили линкор сопровождения каравана, на котором я служил канониром. Но, как говорится, рождённый для виселицы в море не тонет – на третий день меня подобрало Голландское торговое судно Санта Мария, следующее из Гаваны в Архангельск. Вот так, под именем голландского моряка Яна ван Грега, я впервые и попал в Россию.
Макгрегор умолк. Я, надеясь на продолжение, поднялся и подсел к огню. Дождь по-прежнему барабанил по крыше, а на дворе сверкали молнии, и грохотал гром. Неожиданно Макгрегор коротко хохотнул.
– Что смешного, сэр Джон? – спросил я.
– Да вот вдруг вспомнилось, первый русский, которого я встретил, ступив на русский берег, был разухабистый хмельной мужик с медведем на цепи. Я тогда подумал, значит, не врали про Россию, вот они какие – «свирепые казаки». Только через неделю я узнал, что рядом с портом проводят воскресную Ярмарку, а тот мужик с медведем – просто скоморох, – пояснил Макгрегор.
– А что было потом? – спросил я.
– Потом? – Макгрегор очнулся от воспоминаний, – Атлантические шторма сильно потрепали «Санта Марию», шхуна нуждалась в капитальном ремонте. Только спустя три месяца мы снова вышли в море. На этот раз шхуна взяла курс на Амстердам.
– По прибытию в Амстердам, выяснилось, что «Санта Мария» зафрахтована для рейса в голландскую Капскую колонию, что находится на южной оконечности Африки, а уж оттуда пойдёт на Кубу. Мне такой крюк был не с руки, и вообще я хотел побывать дома. Я решил остаться в Амстердаме, наняться матросом на какое-нибудь судно, идущее в Глазго, а оттуда отправиться в свой родовой замок.
– В ожидании подходящей оказии, я, как и прочие моряки, шлялся по портовым кабакам. И вот однажды в одном из притонов я почувствовал, что кто-то пытается читать мои мысли. Я удивился, откуда в этом опиумном притоне мог оказаться дварф, или как принято в Голландии их называть – кобольд?! Естественно, я поставил блок, стал украдкой осматриваться и обнаружил, что на меня с изумлением смотрит сам хозяин притона. Сердце моё сжалось от страха, я мгновенно осознал, что передо мною не кто иной, как Дроу. С перепуга, я занырнул аж во второй Аффинор пространства-времени. Вынырнув оттуда уже вне стен кабака, я бросился в порт. Я понимал, что в Амстердаме мне от Дроу не спрятаться, по ауре они меня везде отыщут. Единственная моя надежда была – попасть на какой-нибудь отплывающий корабль, всё равно какой. И в порту мне повезло, я заскочил на «Санта Марию», которая готовилась к отплытию и уже отдавала швартовые концы.
– Вот … А второй раз я попал в Россию уже после Англо-Бурской войны. Я воевал на стороне буров в «голландском корпусе» под началом русского фехт-генерала Максимова Евгения Яковлевича, с ним в 1902 году я под именем Ивана Григорьва и вернулся в Россию …
– Подождите, подождите, сэр Джон, – прервал я Макрегора, – Кто такие Дроу?
– Дроу? Тёмные эльфы, – невозмутимо ответил он.
– О господи! Это не сказки, и эльфы существуют?! – воскликнул я.
– Светлые существуют и сейчас, с одним я даже дружен. Он, правда, профессиональный игрок и катало, но всё равно хороший парень. Парень по меркам эльфов, конечно, он почти мой ровесник. А темные… За всю свою жизнь, а я повидал немало стран и городов, встретил только одного. Жив ли он сейчас, один ли он, и живёт ли до сих пор в Амстердаме – не знаю, и проверять как-то не хочется, – ответил Макгрегор.
– А что они собой представляют? – спросил я.
– Темные эльфы – очень древняя раса. Дроу печально известны своей патологической жестокостью и вероломством. Внешне они мало чем отличаются от людей, разве что кожа их имеет нездоровый землистый цвет, у них слегка вытянутые черепа и прямые пепельно-белые волосы, прикрывающие остроконечные уши и ещё своеобразные миндалевидные глаза желтушного оттенка. Продолжительность жизни Дроу весьма высока – где-то 500–750 лет, однако низкая рождаемость, высокая смертность в междоусобных распрях и война с Гоблинами привели их вид на грань вымирания. Некоторые дварфские историки полагают, что Дроу искусственно создали прото-гоблинов из африканских пигмеев в качестве своих рабов. По своим психо-физическим возможностям, таким как телепатия, телекинез, природное электричество и прочие Дроу намного превосходят Гоблинов, вследствие чего, последние много веков находились в рабстве у Дроу. Однако, как гласят старинные легенды, примерно пять тысяч лет назад Гоблины восстали против своих хозяев. В результате – Дроу были почти полностью истреблены, не многим тогда удалось спастись. Но и Гоблины, задавившие Дроу фактически своим численным превосходством, понесли огромные потери. В результате, они уже не могли контролировать дельту Нила, кочевники-люди теснили их со всех сторон. Гоблинам пришлось вначале отступить к Эфиопскому нагорью, а потом и вовсе уйти в подземные горные пещеры, где они и сформировались, как раса или нация Дварфов. Кстати, разрушить построенные для Дроу и ненавистные Гоблинам пирамиды они не успели, лишь перед исходом «казнили» сфинкса – срубили ему нос и бороду.
«Ну, Макгрегор даёт! – подумалось мне, – Свалил в кучу и пирамиды, и Сфинкса, и Гоблинов, а теперь ещё и Дроу. Пойди теперь разберись, кто кого «строил», и кто кому бороды рубил».
– Сэр Джон, с чего вы решили, что вы встретили Темного эльфа, если до этого вы их ни разу не видели? – спросил я.
– Все Дварфы обладают экстрасенсорными способностями, кто больше, кто меньше. В плане телепатии я мало преуспел – читать чужие мысли я не умею, разве что улавливаю обертоны эмоций, «ридер» из меня никудышный. Зато в эмпатическом плане мне повезло больше, я чувствую малейшие попытки сканирования собственного мозга и могу успешно их блокировать. В тот раз я был пьян, поэтому не сразу почувствовал, что кто-то тихонечко копается у меня в голове, а почувствовав, тут же поставил блок. Оглядев кабак, я вычислил «ридера». Это был не гоблин, как я вначале подумал, а человек. Вслед за этим я почувствовал мощную эманацию изумления и ощутил новую попытку, на этот раз грубо вломиться ко мне в мозг, от которой у меня заныли виски и заложило уши. Я блокировал и эту попытку, а в памяти всплыли страшилки из детства о чёрном Дроу, уводящем из дома гоблинских детей с помощью магической флейты. И тут я понял – никакой это не человек, предо мной именно Дроу. Осознав это, я не по-детски испугался – биться хотя бы на равных, на ментальном и физическом уровнях в одиночку я был просто не способен, а времени изготовится – не было. Дело в том, что о реальных ментальных возможностях Дроу доподлинно уже давно никому ничего неизвестно – одни легенды, а на физическом уровне известно точно – фехтовальщики они первоклассные. Сотворив «заклятие Аффинора», я смылся из кабака. Дроу, по-видимому, растерялся и сразу не бросился вслед за мной. Похоже, и ему раньше не приходилось встречать светлых Дварфов.
– Ага, значит, Магия всё-таки существует! Всевозможные руны, амулеты и магические заклятия – не выдумка! – воскликнул я.
В ответ на моё восклицание Макгрегор прыснул смехом.
– Простите, мистер Бирюк, я просто неудачно выразился? Конечно, и руны, и амулеты и заклятья существуют – надо же как-то настраиваться, на чём-то концентрировать внутреннюю энергию. А вот самой Магии, как таковой – нет. Есть, как сейчас принято их называть, ПИСП, «Практики Использования Силовых Полей». Просто в моё время, когда я осваивал эти «Практики» – это называлось Магией, – улыбаясь, ответил Макгрегор.
– И что собой представляет «заклятие Аффинора»? – спросил я.
– Мистер Бирюк, я не физик-теоретик, я практик. Поэтому я постараюсь описать эту «магию», простите «практику», как смогу. Наш мир, наше пространство дискретно-непрерывно связано со временем. Время непрерывно, но оно же и дискретно. Время можно рассматривать как пучок разнонапряженных струн, причем каждая из струн связана с пространством самостоятельно, образуя своё подпространство, свой мир, свой аффинор. Исходя из этого – наш мир представляется мультимиром. В каждой струне ход времени различен, и чем больше напряжена струна, тем быстрее в ней ход времени. Мы обитаем в аффиноре «нулевой» струны, находиться в нём нам энергетически почти ничего не стоит. Чтобы шагнуть в мир «первой» струны надо затратить значительное количество внутренней энергии, а чем дальше – тем больше. Уже в мире «первой» струны из-за «красного смещения» небо не голубое, а багряное, солнце не жёлтое, как у нас, а красноватое. И чем «выше» струна, тем сильней. Живые существа уже в мире «первой» струны – всего лишь тени, деревья не имеют листвы, незыблемы только камни и металл. В мире «второй» струны вода имеет такое поверхностное натяжение, что по ней можно бежать. Кстати, пирамиды использовались Дроу, как накопители энергии, с помощью которой они могли перемещаться в подпространстве на другие континенты, а может и ещё куда. Техника таких перемещений утрачена, секрет этой «практики» Дроу унесли с собой.
– А жизнь в мультимирах есть? – спросил я.
– Нет, жизни там нет, да это и понятно, «жизни» и в нашем мире приходится бороться за жизнь, простите за каламбур, «жизни» ни к чему лишние траты энергии. Однако, мистер Бирюк, посмотрите, пока мы с вами разговоры разговаривали – дождь окончился, – сказал Макгрегор.
Я поднялся и вышел на крыльцо. Глянул на небо, тучи рассеивались, вот-вот выглянет солнце.
– Вы правы, сэр Джон, скоро можно будет отправляться, надо плотнее перекусить перед выходом, – согласился я.