Глава 3
Находим его достаточно быстро, гансы сами себя обнаруживают. Ефрейтор, оставшийся за старшего машины, помогал бедному водиле, пока тот копался под капотом, как мог. Голосом. Сидя на подножке и время от времени пуская дымок из короткой трубки, этот боров, не смолкая, давал очень нелестную характеристику своему подчиненному. Лежа в кювете в пяти метрах от них, аж заслушался этого цицерона. Не так стоишь, не так свистишь, как тебя только подпустили к автомобилю, лучше бы ты в детстве сломал себе шею и не позорил бы сейчас доблестные войска кайзера, даже пьяный русский медведь уже отремонтировал бы мотор, потому что у него мозгов побольше, чем у тебя под фуражкой… Ну и в том же духе.
Ну, русских медведей мы вам устроим, только чуть позже, когда авто отремонтируете… Оп-па, а похоже, этот миг сейчас наступит. Водила вылезает наружу, бросает на ефрейтора такой испепеляющий взгляд, пользуясь тем, что тот отвернулся, что я начинаю опасаться, как бы кабина не загорелась. Берется за «кривой стартер» и пытается завести чудо немецкого автопрома. И, что характерно, после четвертой попытки ему это удается. Движок пару раз чихает, потом уверенно держит обороты… Пора!.. Хлопаю по плечу правого бойца, показываю на шофера и вылетаю на дорогу прямо перед ошарашенным оратором. Удар с ноги в солнечное сплетение – немец, позабыв обо всем, сгибается, нож входит между шеей и ключицей. Водитель, спустя секунду, падает перед колесами со сломанной шеей. Вытираем клинок, прячем в сапог, выключаем двигатель, трупы оттаскиваем подальше от дороги, закидываем ветками…
Отправляю посыльного в лагерь с наказом: «Срочно сюда, попутку поймал». Пока добежит, пока все здесь появятся, с полчаса пройдет. Значит, будем играть спектакль, если на дороге кто-нибудь нарисуется. Переодеваться полностью не стал, кое-как натянул поверх формы ефрейторский китель, благо, предыдущий владелец был на десяток килограммов пошире, да на голову нацепил противопыльные очки. Оружие на изготовку, второй боец страхует из кустов, ждем-с.
Время пролетает незаметно, из кустов слышится знакомый «чирик», появляются запыхавшиеся «пассажиры» в окружении бойцов, двое из которых тут же убегают за полсотни шагов к повороту в тыловое охранение. Народ начинает выкидывать из кузова какие-то тюки и ящики. Ну, это они и без меня справятся, иду заводить машину. Получается со второй попытки. Кузов уже освободили, можно грузиться… И в этот момент слышится «Тревога!» Пистолет прыгает в руку, ломлюсь к заднему борту. От поворота по обочинам несутся бойцы, а за ними появляются трое гансов на велосипедах. Самокатчики! Устроили, бл…, себе тут Тур-де-Франс! Какой леший вас сюда принес так не вовремя!.. Сибиряки почти синхронно садятся на колено, прячась за скинутыми ящиками, винтовки уже у плеча. Три выстрела сливаются в очередь, на дороге появляется небольшая куча велосипедов и их мертвых владельцев. Половина группы уже в кузове, помогает забираться оставшимся… И начинаются неприятности.
Из-за поворота появляется следующая порция немцев, только теперь их уже с десяток, и они готовы к бою! Кинув байки на дорогу, они грамотно рассыпаются за импровизированной баррикадой из тел своих камрадов и открывают огонь… В ответ работают снайперки, и к ним с другой обочины присоединяется «мадсен» Зингера. Остальные, подбадриваемые моими воплями, очень шустро грузятся в машину. И тут же у нас появляется очень большая проблема… Матвей Синельников, уже забросивший в кузов «сидор» с пожитками, получает пулю в бедро и оседает вниз на дорогу. Пытается подняться, цепляясь руками за задний борт, но не может. Штанина быстро пропитывается кровью, по земле начинает растекаться вишнево-красная лужица, быстро увеличиваясь в размерах.
Ёпрст!.. Твою мать!.. В два шага оказываюсь возле него, хватаю под мышки, приподнимаю навстречу тянущимся из кузова рукам. Ору: «Жгут наложите!» Его втаскивают внутрь, рядом уже Егор, срывающий с себя ремень, и медсестричка с бинтами в руках. Рядом с ними появляется еще один «мадсен», начинающий огнем прикрывать снайперов и Андрейку, которые лезут в кузов. Вроде все. Бросаюсь к кабине. Педаль, рычаг, педаль, газ. Машина с ревом трогается с места, ускоряясь изо всех сил… Ну, давай, родная, давай, жми!.. Сзади сквозь шум мотора стучит пулемет, отсекая преследователей… Педаль, скорость, педаль, газ… Даже если кинутся догонять, ничего не получится. Мы уже выжимаем километров двадцать в час и еще прибавим. Хорошо, что дорога более-менее укатана, не так сильно трясет. Выстрелы сзади больше не слышны, значит, оторвались. Теперь главное – укатить подальше от этого места, пока немцы не очухались и не организовали погоню. Будем двигаться, пока хватит горючки…
Через несколько верст торможу машину и бегу смотреть, как там дела в кузове. Дела оказываются не очень. Двое раненых. Но если моего бойца только задело по касательной в плечо, то с Матвеем все гораздо серьезней. Лежит на подстеленных шинелях, белый как мел, губы прикушены. Нога перетянута ремнем, на ране – повязка. Рядом медсестричка пытается посчитать пульс, держа его за руку. Потом поднимает на меня глаза и спокойно, деловито сообщает:
– Ранение сквозное, но пуля прошла, видимо, очень близко к кости. Перелома нет, но может быть трещина. Пульс учащенный… Ему должно быть больно, а он не стонет… Только губы кусает. А обезболивающего нет…
– Как это нет?.. Николай Павлович, будьте так добры, дайте вашу флягу. В ней водка?
– Коньяк! – Бер лихорадочно пытается отстегнуть посудину, наконец ему это удается, и он протягивает ее мне.
– Матвей, вы меня слышите? Сделайте три-четыре хороших глотка, считайте, что это лекарство… Мы сейчас поедем, будет трясти, но надо потерпеть. Я постараюсь вести автомобиль аккуратно.
Анна Сергеевна приподнимает голову Синельникова, подносит горлышко к его губам. Прапор глотает через силу, затем закашливается, пытаясь отдышаться. Придя в себя, слабо улыбается и извиняюще просит:
– Мне бы… Папиросу… Если можно…
Пока Бер нервно шарит по карманам, Стефанов достает из портсигара требуемое, протягивает Матвею и щелкает пижонской зажигалкой. Не докуренная и до половины папироса выпадает из ослабших пальцев, Синельников расслабляется, глаза полузакрыты, на губах даже подобие улыбки:
– Почти, как во Франции… Перед гильотиной…
Ну, про ампутацию пока думать не будем, а вот после ранения и болевого шока граммов сто пятьдесят чего-нибудь крепкого, да закусить папироской, – лучше анестезии не придумаешь…
Часа через полтора останавливаюсь. Скоро совсем стемнеет, надо зажечь фонари. Да и ехать на автомобиле со слабой пародией на амортизаторы, без гидроусилителя, да по грунтовке, предназначенной для повозок, – удовольствие еще то! Очень хорошее упражнение для мышц спины и плечевого пояса, никакой качалки не надо. Одно радует – дорога безлюдна. Специально на нее и свернули, чтобы не встречаться ни с кем. Первым делом заглядываю в кузов.
– Анна Сергеевна, ослабьте жгут на полминуты, надо восстановить кровоток в ноге. Иначе возможно омертвение тканей.
– Да, конечно, сейчас. Мы долго стоять будем? Я бы хотела повязку поменять. – Медсестричка начинает распускать ремень у Матвея на ноге. – А откуда у вас такие познания в медицине?
– Пришлось в госпитале поваляться, знакомый доктор рассказывал. Делайте перевязку. Клим, выставляй охранение. Мне минут двадцать с фарами повозиться надо.
М-да, это вам не подрулевым переключателем щелкнуть. Находим жестяную коробочку с карбидом, засыпаем, заливаем водой, закрываем, ждем. Потом помаленьку открываем вентиль, подносим спичку, пытаемся отрегулировать яркость. Потом то же самое делаем со второй фарой. Хорошо, опыт уже есть. А первые разы боялся, как бы не рвануло. И не без основания – детские дворовые шалости с карбидом помню очень даже хорошо… Ну, вот теперь мы – с освещением. Осталось вылить в бак остатки бензина из канистры, и можно ехать дальше. Пока либо горючка, либо дорога не кончится. Синельникова уже перевязали, можно трогаться…
Наше авторалли закончилось быстрее, чем предполагал. Еще с полчаса вел машину, стараясь разобрать дорогу в смутном свете фар, пока по кабине не постучали. Останавливаюсь, чтобы узнать, что случилось. Бер со Стефановым объясняют, что далеко сзади и немного левее только что был виден яркий вертикальный луч света, который погас через несколько секунд. Так, плохо дело. Скорее всего, дирижабли нас продолжают искать и ночью. Узнав об угнанной машине, немцы будут идти вдоль дорог, подсвечивая прожектором все подозрительные места. Пока рассуждаю, луч появляется вновь, пока что далеко, но ключевое слово здесь – «пока». Скорость у «колбасы» побольше нашей будет. Отсвет фонарей ночью виден очень даже хорошо, наведутся на раз. И подмогу по земле вызовут, в кольцо возьмут. Стучу по баку – почти пустой. Значит, надо бросать машину и дальше снова двигаться пешком.
Бойцы из нарубленных жердей и куска тента делают носилки, аккуратно перекладывают на них Синельникова. В качестве мелкой пакости портим в грузовике все, что можно испортить в темноте, сталкиваем в кювет и уходим дальше по дороге. Одна «пятерка» несет носилки с раненым, другая – в охранении спереди и сзади. Через полчаса меняются местами. Стефанов и Бер идут рядом с медсестрой, пытаясь оберегать ее в темноте.
Теперь немного порассуждаем на ходу. Если гансы и пытались выставить заслоны, исходили они из скорости пешей группы. Это значит, что сегодня, проехав на машине около сорока – пятидесяти верст, мы за кольцо оцепления, скорее всего, вышли и имеем фору по времени. Даже если обнаружена пропажа автомобиля, немцам нужно будет время на создание нового заслона. Учитывая, что здесь относительно глубокий тыл, этот процесс займет какое-то время. Значит, будем двигаться дальше, но уже днем, учитывая раненого на носилках…
Ход мыслей прерывается сдавленным «Ой» и неясной возней в темноте. Подхожу ближе и понимаю, что планировать и фантазировать можно хоть до посинения, а реальность иногда живет по своим законам. Твою ж!.. Б…!.. Ё…!.. На этом все матерные мысли быстро кончаются. Анна Сергеевна сидит на земле, обхватив обеими руками правый голеностоп.
– Я, кажется, ногу подвернула. – Голос виноватый и растерянный, чувствуется, что еще немного и расплачется то ли от боли, то ли от обиды на саму себя.
Так, похоже, сегодня мы уже никуда не идем. Кроме, как в поисках места для ночевки.
– Анна Сергеевна, ногу чувствуете? Где болит? Двигать ей можете? – Надо загрузить ее вопросами, чтобы не сорвалась в истерику. – Сейчас больно?.. Нет?.. Давайте попробуем встать.
Стефанов и Бер помогают ей подняться, поддерживая под локти. Вроде стоит, правда, опираясь на помощников. Дай бог, чтобы это было растяжение или вывих! О переломе и думать не хочу! Ну, вот, делаем шажок, другой…
– Наступать больно, но кости, кажется, целы. – Медсестренка потихоньку приходит в себя и виновато добавляет: – Только идти сама не смогу…
Понятно… Зову своих «артельщиков» и ставлю задачу:
– Значит так, братцы. Нужно найти место для ночлега. Там пересидим до утра и будем искать лежбище понадежней. Задача ясна?
Молча кивнув, сибиряки растворяются во тьме. Надеюсь, что не подведут. А пока всех остальных с дороги – в кусты, и ждем. Придется еще на денек задержаться, пока наша барышня ходить сможет. Нет, можно, конечно, и двоих тащить, вон, господ офицеров приставлю к ней носильщиками, но это – на крайний случай. К тому же сейчас бесполезно, а вот с утра надо будет Синельникова глянуть. Вот с ним-то точно задерживаться никак нельзя. Даже если ранение мягких тканей, то все равно – большая кровопотеря и риск инфицирования.
Далее, с утра проверить остаток продуктов. И, скорее всего, отправлять народ на охоту за консервами. Вскоре появляются Семен с Гордеем, которые нашли подходящую полянку неподалеку, и мы отправляемся на ночлег…
Утром, дождавшись рассвета, узнаю, как дела у Матвея и Анны.
Мадемуазель уже оказала себе первую помощь, туго забинтовав ногу и обмотав ее куском брезента. Сейчас сидит возле Синельникова, который, по ее словам, часа три назад сумел заснуть, глотнув очередную дозу коньяка. Прапор спит неспокойно, лицо, белое от потери крови и покрытое пробивающейся щетиной, выглядит изможденным.
– Денис Анатольевич. Пусть он поспит еще немного. – Она трет покрасневшие от бессонной ночи и пережитых приключений глаза. – Когда проснется, я сделаю ему перевязку. Только вот бинтов почти совсем не осталось… Как же мы теперь пробираться будем? Матюша ранен, да и я, раззява, всех подвела… Извините меня, если можете…
Вот только самокопаний с переходом в тяжелую меланхолию мне тут не хватало для полного счастья. Где ж я столько коньячного антидепрессанта найду?
– Анна Сергеевна, извиняться не за что. Вы ни в чем не виноваты, такое может случиться с каждым. Все под Богом ходим. Надо будет – на руках донесем. Или выкрадем из какого-нибудь госпиталя самого лучшего хирурга, и я смогу найти для него очень убедительные доказательства, что его здоровье полностью зависит от вашего с Матвеем состояния.
– Все равно, очень тяжело чувствовать себя никчемной обузой. – Она слабо улыбается. – И не шутите так, от ваших слов веет кровожадностью.
– А кто сказал слово «обуза»? Вы – единственный медик в отряде, ухаживаете за раненым. Так что не изводите себя ненужными раздумьями. Мы скоро переберемся в другое место, понадежней. Там и будем думать, как дальше быть. Извините, я вас покину, пойду проверю посты…
А пока буду проверять, дождусь Семена с Гордеем, которые, едва начало светать, ушли на поиски места для дневки поспокойней и подальше отсюда. По дороге меня перехватывает Стефанов.
– Денис Анатольевич, могу я с вами переговорить?
– Конечно, слушаю вас внимательно, Димитр Любомирович.
– Мы тут с Николаем поговорили… Не хотим быть обузой в отряде. С вашими солдатами нам, конечно, не сравниться, но… Взять на себя заботу об Анне Сергеевне нам вполне по силам. Мы даже придумали, как сможем ее нести вдвоем. Или можем подменять солдат на носилках, если возникнет к тому необходимость…
Во как, и уговаривать не надо. Это хорошо, что они такие сознательные. Особенно в отношении барышни. И у меня одной головной болью меньше. Только вот слово «обуза» слишком часто повторяется сегодня утром. Они что, думают, что мы их бросим и уйдем? Ага, щ-щас!
– Возражать не буду, весьма вам благодарен за помощь. Но поговорите с Анной Сергеевной, вдруг она будет против…
Разговор прерывает появление лесовиков-разведчиков. Судя по довольным лицам, нашли подходящее место.
– Есть подходящее местечко в паре верст отсюда. Там, как идти, сначала низинка будет, рощицу небольшую окружает. – Семен довольно ухмыляется. – С виду болото болотом, но пробраться можно. Там и спрячемся.
– Добро, сейчас снимаемся и уходим…