Воспоминания о Гражданской войне
Врангель
Четвертой и последней (Колчак, Деникин, Юденич, Врангель) возглавляющей российскую контрреволюцию фигурой является барон Петр Врангель.
Его репутация как одного из виднейших представителей белого лагеря впервые начинает создаваться на Кубани и Тереке в течение конца 1918 г. Поставленный во главе Кавказской армии, Врангель развивает кипучую деятельность и в короткое время успевает создать из контрреволюционных элементов казачества и бежавшей на юг огромной массы белых серьезную военную силу. Одновременно с этим под его руководством шла энергичная работа по организации и объединению всех недовольных Советской властью местных элементов Северо-Кавказского края.
В результате этой работы мы теряем на Северном Кавказе одну позицию за другой, и, в конце концов, наши войска Северо-Кавказского фронта, потеряв почти всю материальную часть и понеся огромный урон (главным образом от болезней) в людском составе, с трудом пробились к концу 1918 г. в район Астрахани.
Эта операция, а также последовавшее за ней занятие белыми всей Ставропольской губернии и восточной части области Войска Донского, вплоть до Царицына, составили Врангелю репутацию энергичного, смелого и решительного боевого начальника, а также идейного организатора. Ликвидация нами к началу 1920 г. деникинского фронта открыла Врангелю новые перспективы дальнейшего возвышения.
Еще в 1919 г., в самый разгар ожесточенной борьбы с наступавшими с севера нашими войсками, барон Врангель выступает в качестве соперника и конкурента тогдашнему главе южнорусской контрреволюции – Деникину. В руководящих верхушках белого лагеря разгорается ожесточенная борьба за власть, полная взаимных интриг, подкопов и сплетен. Здесь ярко выявилось все внутреннее разложение российской белогвардейщины. Вместо тесно сплоченного, организованного и сознающего свою социальную силу класса буржуазии мы видим отдельных претендентов на власть, действующих в своих личных целях и не сдерживаемых в склоке между собой организованным воздействием представляемого ими класса.
Общая обстановка благоприятствует Врангелю. Разгром армии, потеря Новочеркасска, Ростова, а в марте 1920 г. и Кубани с Екатеринодаром и Новороссийском окончательно дискредитируют Деникина в глазах уцелевших от разгрома белых войск. Как обычно бывает в подобных случаях, на него взвалилась главная вина за понесенные поражения. Последовавшие за этим ожесточенная склока и грызня в «высших сферах» белого лагеря закончились, под давлением Антанты, отказом от власти генерала Деникина и передачей им всех своих прав барону Врангелю.
В апреле 1920 г. последний становится, таким образом, «правителем юга России» и главнокомандующим всеми вооруженными силами. Начинается новый, но в то же время и последний и заключительный аккорд долгой и кровавой борьбы труда с капиталом в России. К этому моменту в руках белогвардейцев оставался только ничтожный клочок российской территории – Крымский полуостров. Сюда в конце декабря 1919 г. и в начале января 1920 г., под прикрытием судов Черноморского флота, сумели отойти войска средней группы Деникина, находившиеся под командой генерала Слащова. После использования всех стратегических и тактических возможностей, создаваемых фактом господства на море и трудностью вторжения в Крым с суши, генералу Слащову удается в результате упорных сражений в течение января, февраля и марта 1920 г. удержаться на Перекопском и Сивашском перешейках. Это дало возможность перевести весной 1920 г. в Крым остатки белых войск из Кубани и Одесского района и обеспечить сохранение и развитие нового центра активной контрреволюции. Нет сомнения, что этому в значительной мере помогла недостаточная оценка нами оперативно-политической важности крымского направления. Для действий на подступах к Крыму первоначально были выделены совершенно недостаточные силы, что и привело вместо быстрого овладения им сначала к длительному беспомощному топтанию на месте у перешейка, а впоследствии к отходу на север и необходимости нового, огромного напряжения наших сил.
Сделавшись главнокомандующим белой армией и главой правительств, барон Врангель, начиная с апреля месяца, развертывает в Крыму колоссальнейшую работу. Расправившись прежде всего решительно с оппозицией со стороны ряда генералов, в свою очередь метивших в «правители», Врангель, опираясь на помощь Антанты, взялся за реорганизацию всего военного аппарата.
Число крупных войсковых соединений сокращается; освободившиеся благодаря этому людские и материальные ресурсы идут на пополнение остальных частей. Упраздняются многочисленные мелкие части. Производится тщательный подбор командного состава как старшего, так и низшего, причем не обращается внимание на чины и возрастной ценз. С тыловых учреждений снимается в строй кадровое офицерство. Путем суровых репрессивных мер (до массовых повешений включительно) производится основательная чистка всего состава армии. Так, в ставке генерала Слащова целыми днями на виду у всех болтались на виселицах трупы повешенных им офицеров, чиновников и солдат.
Щедрые подачки союзников позволяют улучшить обмундирование, питание армии и снабжение ее материальной частью. В результате этой лихорадочной деятельности Врангелю удается превратить разложившиеся, деморализованные, утратившие боеспособность банды в крепко сколоченные, хорошо снабженные и руководимые опытным командным составом войсковые части. К началу июня 1920 г. эта реформаторская деятельность в основных чертах заканчивается, и в распоряжении Врангеля оказывается внушительная боевая сила, приблизительно в 30 000 штыков и сабель. С этой армией в начале июня месяца он и переходит от обороны к наступлению.
6 июня в 10 часов утра у юго-западной окраины озера Молочное, в районе к югу от г. Мелитополя, высаживается в качестве десанта армейский корпус генерала Слащова. Движение десанта по большаку село Кирилловка – Мелитополь ставит под удар единственную коммуникационную железнодорожную линию Сиваш – Мелитополь – Александровск, одновременно создавая величайшую угрозу левому флангу всего нашего боевого расположения, тянувшегося от г. Геническа до Перекопа и Хорлов по северному побережью Сивашского озера. С рассветом 7 июня тяжелая и легкая артиллерия белых открыла ураганный огонь по нашим укрепленным позициям на крымских перешейках и, разрушив их, подготовила штурм своей пехоте, которую поддерживают многочисленные броневики, танки и бронепоезда. Вся линия нашего фронта опрокидывается, и командование белых обеспечивает себе плацдарм на континенте для развития дальнейших действий.
Только по линии р. Днепр (начиная от устья до г. Никополя) – Днепровские плавни – Ногайск окончательно останавливаются наши части и приступают к подготовке дальнейшей борьбы.
В связи с изменением стратегической обстановки меняется и характер ближайших целей боевых операций с нашей стороны. Занятое нами охватывающее положение по отношению к армии белых позволяет первоначально поставить задачу уничтожения белых войск к северу от перешейка и потом уже овладение Крымом. Эта идея и становится руководящей для последующих наших операций. Что касается Врангеля, то его задачей являются дальнейшее расширение занятой им территории и подготовка сил и средств для окончательного доведения борьбы до конца. Особенное внимание обращается им на области с казачьим населением – Дон, Кубань, Терек. В течение лета 1920 г. организуются и выполняются две десантные операции, имеющие целью поднятие восстания на Дону и Кубани и захват этих областей. Первый десант во главе с полковником Назаровым производится на побережье Азовского моря в районе Таганрога; второй под начальством генерала Улагая – на побережье Кубани. Обе попытки, после некоторых первоначальных успехов, кончаются крахом, и большинство высадившихся гибнет. Остатки перевозятся обратно в Крым, и борьба, таким образом, опять локализируется к северу от перешейков.
Наступление поляков, начавшееся весной, в значительной степени облегчило задачи Врангеля. Отвлечение наших сил на польский фронт не позволило быстро собрать достаточные силы и ликвидировать в самом начале внезапно выросшую угрозу новой серьезной контрреволюционной опасности.
Две наши попытки разгрома армии Врангеля в Северной Таврии, предпринятые в июле и августе, кончаются неудачей. После этого принимается решение подготовить для ликвидации врангелевщины вполне достаточный кулак и тогда уже обрушиться на него. В сентябре месяце из состава Юго-Западного фронта выделяется Южный фронт. Начинается интенсивная подготовка общего наступления. Врангель, чувствуя надвигающуюся опасность, со своей стороны развивает кипучую боевую деятельность. Неблагоприятная для белых политическая обстановка, создавшаяся с заключением нами перемирия с Польшей, заставляет Врангеля на время отказаться от выполнения широких планов и в ожидании более благоприятной обстановки поставить задачей обеспечение занимаемого им положения. Им принимается правильное решение достичь обеспечения путем активных отдельных операций, ставящих своей целью уничтожение наших сил по частям, недопущение перегруппировок и срыв нашей наступательной операции крупного, решающего масштаба.
Сентябрь 1920 г. и начало октября заполнены как раз операциями подобного рода, В середине сентября Врангелем наносится сильный удар на севере в александровском направлении. В результате ряда упорных боев наши части, прикрывающие это направление, опрокидываются и к 20 сентября с большими потерями, оставив г. Александровск, переправляются на правый берег Днепра. С занятием станции Синельниково Врангелю открывается беспрепятственный путь на север, где у нас не было тогда совершенно войск. Но, не соблазняясь этим, его дальнейший удар направляется на восток, против наших частей, прикрывающих подступы к Донбассу. В общем итоге бои в этом направлении окончились с несомненным тактическим перевесом на стороне белых, но в то же время с полным удержанием нами способности к активной деятельности. По-видимому, Врангелем здесь была допущена известная переоценка своих успехов. Об этом заставляет думать начало третьего удара, предпринятого лучшими его силами 8 октября в западном направлении на правый берег Днепра. Удар этот мог быть предпринят лишь при наличии абсолютной уверенности в том, что никакой серьезной опасности ни с севера, ни с востока не угрожает. Это оказалось неверным, и в результате – бои на правом берегу Днепра 8—14 октября в районе Кичкас – Никополь – ст. Ток – Грушевка кончились полным поражением Врангеля.
Именно в этот момент определилось стратегическое крушение Врангеля. Удайся ему этот удар, тогда поколебалось бы все наше положение на Правобережье, и стягивавшиеся здесь ударные массы могли бы быть опрокинутыми. Конечно, этим исход борьбы в пользу Врангеля не решался, но самый процесс ликвидации мог затянуться на неопределенно долгое время.
С момента же крушения этой попытки разгрома нашей правобережной группы стало ясно, что песенка Врангеля спета. Инициатива из его рук уходит окончательно, он едва успевает совершить соответствующие перегруппировки, как началось наше последнее решающее наступление, предпринятое всеми силами фронта.
Начавшись 25 октября нажимом с востока и севера, поддержанное далее… ударом от Никополя, оно завершается стремительным наступлением от Каховки, ведшимся в двух направлениях: к югу на Перекоп и к северо-востоку для окружения всех войск, действовавших к северу от перешейков. К 3 ноября генеральное сражение закончилось. Только ядро врангелевской армии проскользнуло в Крым, все остальное или осталось на месте боя, или попало к нам.
8 ноября начинается заключительный аккорд «врангелиады».
Наши части начинают штурм Перекопа и Чонгара. 11-го мы врываемся в Крым. 13-го садятся на суда последние остатки белой армии во главе с Врангелем, и этим кончается страшная и грозная эпопея вооруженной борьбы труда с капиталом.
Оглядываясь сейчас на минувшие дни славной борьбы и пытаясь дать им историческую оценку, невольно приходишь к выводу, что в лице Врангеля и руководимой им армии наша родина, несомненно, имела чрезвычайно опасную силу. Во всех операциях полугодичной борьбы Врангель как командующий и большинстве случаев проявил и выдающуюся энергию, и понимание обстановки. Что касается подчиненных ему войск, то и о них приходится дать безусловно положительный отзыв.
Особенно замечательным приходится признать отход основного ядра в Крым 2 и 3 ноября. Окруженные нами со всех сторон, отрезанные от перешейков, врангелевцы все-таки не потеряли присутствия духа и хотя бы с колоссальными жертвами, но пробились на полуостров. Тем более чести приходится на долю славных бойцов Южного фронта, сумевших раздавить опасного и сильного врага. Как раз год прошел со времени героических событий борьбы с защитниками южнорусской контрреволюции; год с тех пор, как заглохли последние раскаты пушечной пальбы на нолях Северной Таврии и в теснинах Перекопа и Сиваша.
По всему лицу великой Советской земли рассеялись герои-бойцы, решившие участь Врангеля. Вероятно, каждый из них вспомнит былое, вспомнит о жертвах и страданиях Красной Армии, бившейся за счастье трудового народа. Пусть же и к ним, героям-бойцам, отнесутся с должным вниманием и любовью рабочие и крестьяне. Пусть память об этих днях, совпадающая с памятью о великой Октябрьской революции, послужит новой связью, новым скреплением всей рабоче-крестьянской семьи и ее вооруженной силы в одно великое, могучее, непреодолимое целое. Пусть также вспомнит каждый из нас о тех десятках тысяч бойцов, которые закрыли глаза навсегда в дни славных сражений, которые жизнью и кровью своей закрепили торжество труда.
Вечная память и слава им всем!
Еще два слова о Врангеле. Он все еще жив. Живы и целы и остатки его армии. Рассеянные по разным странам Балканского полуострова, они продолжают сохранять военную организацию в ожидании удобного момента для новых попыток переворота. У всех их порваны связи с трудовою жизнью; это типичные наемные банды, которым нечего терять, которым живется плохо теперь и которые надеются все приобрести в случае удачи контрреволюции. Об этом нужно твердо помнить и нужно быть готовыми в любой момент в самом зародыше раздавить возможную опасность. Да послужит нам в этом отношении добрым уроком история врангелевщины, которую так легко могли бы уничтожить в зародыше и которую с таким трудом и с такими неоценимыми утратами для нас пришлось преодолевать на деле. Пусть еще и еще раз каждый рабочий, каждый крестьянин подумает о том, что время полного отдыха, свободного от всяких внешних угроз, еще не настало.
Враг начеку. Будем же на страже и мы.
1921 г.
Памяти Перекопа и Чонгара
Сейчас, когда пишутся эти строки, – 3 ноября.
В этот день, два года тому назад, завершился отходом врангелевских войск за крымские перешейки первый акт кровавой трагедии, известной под именем борьбы с южнорусской контрреволюцией. Невольно мысль переносится к этим незабвенным дням, становящимся уже историческим прошлым, и в сознании одна за другой всплывают картины этого одного из наиболее драматических периодов истории нашей борьбы.
Армии Южного фронта, выполнив с успехом поставленную им первоначальную задачу – разгрома живых сил противника к северу от перешейков, к вечеру 3 ноября стали вплотную у берегов Сиваша, начиная от Геническа и кончая районом Хорлы.
Началась кипучая, лихорадочная работа по подготовке форсирования Чонгарского и Перекопского перешейков и овладения Крымом.
Так как вследствие стремительного продвижения наших армий вперед и неналаженности новых линии связи управление войсками из места расположения штаба фронта (гор. Харьков) было невозможно, я с полевым штабом и членами Реввоенсовета выехал 3 ноября на фронт. Местом расположения полевого штаба мной был намечен Мелитополь, куда мы и поставили задачей добраться в кратчайший срок.
Задача эта была не из легких. Дело в том, что белые, отступая, сожгли и взорвали все железнодорожные мосты, и восстановить их, несмотря на все применявшиеся старания и героические усилия ремонтных отрядов, так скоро было нельзя. В результате уже перед Александровском пришлось бросить поезд и двигаться дальше на автомобилях. Но и этот способ передвижения оказался ненадежен, так как в районе Васильевки (к югу от Александровска), вследствие отсутствия переправы через реку Янчокрак, пришлось машины оставить и двигаться дальше по способу пешего хождения.
Еще в Александровске мной было приказано подать из Мелитополя паровоз с вагоном, и в ожидании его мы расположились на ближайшей от реки станции.
Ждать пришлось немало, так как весь железнодорожный путь до Мелитополя был в разрушенном состоянии, затем не хватало топлива и топить приходилось чем попало. Но, наконец, так долгожданный паровоз явился, и вся наша компания расположилась в вагоне, взятом из только что отбитого от белых бронепоезда.
К Мелитополю подвигаемся очень медленно. Всюду по дороге – следы разрушений, огромные массы брошенного белыми военного имущества: снаряды, пушки, лафеты, сломанные повозки и пр. Поздней ночью с грехом пополам добираемся до Мелитополя.
Отдав необходимые организационные распоряжения по налаживанию связи с армиями и дождавшись наших автомобилей, мы трогаемся дальше с целью лично ориентироваться в обстановке на местах и объехать штабы всех армии.
До ст. Большой Утлюг доехали по железной дороге, а отсюда двинулись на машинах, ибо дальнейшему продвижению поездов мешал взорванный на р. Большой Утлюг железнодорожный мост.
У самой станции находились огромные пакгаузы, в значительной части заполненные хлебом, пшеницей и ячменем. За мостом и перед ним – груды обломков вагонов, паровозов и всякого военного имущества и снаряжения. Здесь, как оказалось, белыми было взорвано и сожжено несколько составов с боевыми припасами, вывезти которые они не успели вследствие стремительного продвижения вперед нашей конницы (3-го кавалерийского корпуса).
Маршрут был намечен следующий: ст. Юрицыно, ст. Юзкуя (местопребывание штаба 3-го кавалерийского корпуса), Геническ и ст. Рыково (полевой штаб 4‑й армии).
Дорога все время идет по ровной, лишь местами пересекаемой неглубокими балками местности ярко выраженного степного характера. Населенные места сравнительно редки. Сама дорога была в превосходном для езды состоянии. Уже несколько дней как стояла ясная, довольно морозная погода, и о распутице, которой я так опасался при начале нашего наступления, не было и помину.
Все проселочные дороги, шедшие в направлении с севера на юг, полны следов только что разыгравшихся кровавых событий. Прежде всего бросилось в глаза огромное количество павших лошадей. Вся степь и особенно вблизи дороги буквально была покрыта конскими трупами. Я помню, несколько раз принимался считать, – сколько трупов проедем мы в течение 2–3 минут, и всякий раз получал цифры, начинавшиеся десятками. При виде этих кладбищ ближайших друзей нашего пахаря как-то особенно больно становилось на душе, и перед сознанием вставал вопрос: каково-то будет впоследствии, и как будем справляться мы с фактами такой колоссальной убыли конского состава.
Участок железной дороги от ст. Большой Утлюг и вплоть до ст. Рыково представлял картину хаотического разрушения.
Почти на всем протяжении он был забит остатками многочисленных железнодорожных составов, выброшенными белыми с севера, но не успевшими проскочить в Крым. Большинство из них было уничтожено огнем и взрывами, но большое количество и уцелело. Многие составы продолжали гореть, и оттуда то и дело раздавались глухие снарядные взрывы и треск взрывающихся патронов. Все пространство на протяжении 15–20 сажен от пути было усеяно гильзами от патронов и снарядов разных калибров.
К вечеру 3 ноября приезжаем на ст. Рыково.
Станция сплошь забита вагонами. Станционные постройки сильно пострадали: это место было свидетелем целого ряда боевых схваток. Полевой штаб армии с командармом 4‑й и членом Реввоенсовета помещался в комнате одной из сравнительно уцелевших станционных построек.
В штабе шла кипучая работа. Надо было прежде всего обеспечить размещение частей и их снабжение. Задача же эта при сравнительно слабой населенности района, отсутствии или крайнем недостатке фуража, полном отсутствии топлива, отсутствии – местами (весь Чонгарский полуостров и целый ряд районов, прилегающих к Сивашу) даже питьевой воды – была необычайно тяжелой. К этому надо добавить установившуюся необычайно холодную погоду – морозы доходили до 10°, тогда как огромное большинство войск не имело теплого обмундирования, вынуждено в то же время сплошь и рядом располагаться под открытым небом.
Такова была внешняя, материальная обстановка, в условиях которой шла с напряженной энергией работа по подготовке последнего решительного наступления.
Наряду с этим штабу приходилось спешно проводить реорганизацию частей. Некоторые дивизии, крайне ослабленные предыдущими боями, имели почти одни тылы. В это же время другие, наспех перекинутые на фронт с разных сторон, не имели достаточной материальной части и положенных обслуживающих аппаратов. Ввиду этого, согласно отданным мной указаниям, спешно производилось слияние некоторых частей. Вообще говоря, с военной точки зрения, такая мера, особенно в разгаре боевых операций, является нецелесообразной, ибо не дает времени вновь сливающимся элементам освоиться друг с другом и слиться в единое органическое целое. Но при создавшейся обстановке и особенно при обилии скопившихся на ограниченной территории войсковых частей, штабов и учреждений эта мера являлась вполне целесообразной.
И, наконец, шла самая энергичная работа по подготовке штурма Чонгарского перешейка.
Для этой цели все время по ночам производились поиски наших разведывательных отрядов на тот берег, причем отряды переправлялись через Сиваш или на лодках, или на скоро сколоченных плотах; со всех сторон побережья и, главным образом, из Геническа свозились перевозочные средства (лес, лодки и пр.), совершенно отсутствовавшие в намеченных для удара районах; устанавливались береговые батареи для прикрытия штурма, приводились в оборонительное состояние позиции и пр.
Чтобы оценить всю грандиозность производившейся работы, надо, как я уже отметил, помнить, во-первых, что никаких технических средств у войск под рукой не было, и, во-вторых, что работу эту производили люди в условиях страшной стужи, полураздетые и разутые, лишенные возможности хоть где-нибудь обогреться и не получавшие даже горячей пищи и питья. Дело в том, что налицо были лишь боевые части; что же касается войсковых тылов, технических средств и пр., то все это оставалось далеко в тылу, ввиду полной невозможности поспеть за полками при том темпе нашего наступления, который имел место, и при абсолютном отсутствии перевозочных средств.
Только небывалый подъем настроения и величайший героизм всего состава армий фронта позволяли не только совершать невозможное, но и делать то, что почти не было слышно жалоб на вопиющие условия боевой работы. Каждый красноармеец, и командир, и политработник, держались лишь крепко засевшей в сознании всех мыслью: во что бы то ни стало ворваться в Крым, ибо там конец всем лишениям…
В этот период времени (1–5 ноября) фронтовое командование уделяло очень большое внимание левому флангу нашего боевого расположения, занимавшемуся войсками 4‑й армии (от Геническа до района Воскресенска, что, примерно, на середине общего протяжения Сиваша).
Это вытекало из общего плана намечавшейся операции.
Как известно, Крым соединяется с материковой частью тремя пунктами: 1) Перекопским перешейком, имеющим около 8 верст ширины, 2) Сальковским и Чонгарским мостами (первый железнодорожный), представляющими ниточки мостовых сооружений, возведенных частью на дамбе до 8 метров шириной и протяжением до 5 верст, и 3) так называемой Арабатской стрелкой, идущей от Геническа и имеющей протяжение до 120 верст при ширине от полуверсты до 3 верст.
Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естественными и искусственными препятствиями и заграждениями. Начатые постройкой еще в период Добровольческой армии Деникина, позиции эти были с особенным вниманием и заботой усовершенствованы Врангелем. В сооружении их принимали участие как русские, так, по данным нашей разведки, и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империалистической войны. Бетонированные орудийные позиции, заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, все это в одной общей системе создало укрепленную полосу, недоступную, казалось бы, для атаки открытой силой.
Наиболее сильно укреплены были участки Перекопский и Чонгарский, особенно первый, имевшие по нескольку укрепленных линий, богато вооруженных тяжелой и легкой артиллерией и пулеметами.
На Перекопском перешейке наши части 6‑й армии, еще до 30 октября, развивая достигнутый в боях к северу от перешейков успех, овладели с налета двумя укрепленными линиями обороны и г. Перекопом, но дальше продвинуться не смогли и задержались перед третьей, наиболее сильно укрепленной линией так называемого Турецкого вала (земляной вал высотой в несколько сажен, сооруженный еще во времена турецкого владычества и замыкавший перешеек в самом узком его месте).
Между прочим, в тылу этой позиции на расстоянии 15–20 верст к югу была возведена еще одна полоса укреплений, известная под именем Юшунских позиций.
На Чонгаре мы, овладев всеми укреплениями Чонгарского полуострова, стояли вплотную у взорванного Сальковского железнодорожного моста и сожженного Чонгарского.
Таким образом, при определении направления главного удара надо было выбирать между Чонгаром и Перекопом. Так как Перекоп, в силу большей ширины, открывал более широкие возможности в смысле развертывания войск и вообще представлял больше удобства для маневрирования, то, естественно, наш решающий удар был нацелен сюда.
Для выполнения его были предназначены дивизии 6‑й армии. В непосредственном тылу 6‑й армии и, отчасти, 4‑й были сосредоточены конные массы 1‑й и 2‑й конных армий.
Но так как, с другой стороны, здесь перед нами были очень сильные фортификационные сооружения противника, а также, естественно, здесь должны были сосредоточиться его лучшие части, то внимание фронтового командования было обращено на изыскание путей преодоления линии сопротивления противника ударом со стороны нашего левого фланга.
В этих видах мной намечался обход по Арабатской стрелке Чонгарских позиций с переправой на полуостров у устья реки Салгира, что верстах в 30 к югу от Геническа.
Этот маневр в сторону в 1732 г. был проделан фельдмаршалом Ласси. Армии Ласси, обманув крымского хана, стоявшего с главными своими силами у Перекопа, двинулись по Арабатской стрелке и, переправившись на полуостров в устье Салгира, вышли в тыл войскам хана и быстро овладели Крымом.
Наша предварительная разведка в направлении к югу от Геническа показала, что здесь противник имел лишь слабое охранение из конных частей.
Оставалось обеспечить операцию со стороны Азовского моря, где действовала флотилия мелких судов противника, иногда подходившая к Геническу и обстреливавшая там наше расположение. Эта задача была возложена мной на Азовскую флотилию, стоявшую в Таганроге.
Командующему флотилией приказано было идти на Геническ. Приказ должен был быть выполнен не позднее 8 ноября. К сожалению, наш флот не явился. Как оказалось, он не мог пробиться через льды, сковавшие, благодаря наступившим морозам, Таганрогскую бухту. Напротив того, неприятельская флотилия продолжала навещать район Геническа и тем мешала всяким операциям в этом направлении.
Лично обрекогносцировав все побережье и убедившись, что на скорое прибытие нашего флота надежд нет, время же не терпело, я с величайшим сожалением отказался от намерения использовать для удара Арабатскую стрелку. Если бы наш флот смог прибыть своевременно, то нет ни малейших сомнений в том, что из Крыма армия Врангеля не ушла бы. Как бы то ни было, но ныне приходилось возлагать все надежды на прямую атаку в лоб Перекопских и Чонгарских позиций.
В связи с изложенным решающим направлением отныне являлось исключительно Перекопское, и туда направилось наше главное внимание.
5 ноября на ст. Рыково мною отдается директива, согласно которой на войска 6‑й армии (51, 52, 15-я и Латышская дивизии) возлагалась задача не позднее 8 ноября, переправившись на участке Владимировка – Строгановка – Малый Курган через Сиваш, ударить во фланг и тыл Перекопских позиций, одновременно атакуя с фронта Турецкий вал. Для обеспечения операций и немедленного развития успеха в подчинение командарма 6‑й была передана 2-я конная армия в составе трех кавалерийских дивизий, одной бригады и группы повстанческих войск Махно, насчитывавшей около 2000 бойцов при большом количестве пулеметов. 6 ноября я выехал лично в район расположения частей 6‑й армии. Попутно мы объехали штабы 1‑й и 2‑й конных армий, где непосредственно подробно договорились с командованием этих армий относительно плана и способа проведения в жизнь намеченной операции.
7 и 8 ноября мы провели в расположении частей 6‑й армии, 8-го, около 4 часов дня, захватив с собой командующего 6‑й армией, мы приехали в штаб 51‑й дивизии, на которую была возложена задача штурма в лоб Перекопского вала. Штаб стоял в селе Чаплинке. Настроение в штабе и у начдива было приподнятое и в то же время несколько нервное. Всеми сознавалась абсолютная необходимость попытки штурма – и в то же время давался ясный отчет в том, что такая попытка будет стоить немалых жертв. В связи с этим у командования дивизии чувствовалось некоторое колебание в отношении выполнимости приказа о ночном штурме в предстоящую ночь. В присутствии командарма мною было непосредственно, в самой категорической форме, приказано начдиву штурм произвести.
Надо признать, что действительно на войска дивизии возлагалась задача неимоверной трудности. Нужно было без сколько-нибудь значительной артиллерийской подготовки, на самом узком пространстве и по абсолютно ровной, лишенной всяких следов местности атаковать сильно укрепленную позицию.
Отдав все необходимые указания, мы двинулись дальше по направлению к Перекопу. Были уже сумерки. Когда мы приблизились к берегу Перекопского залива, поднялся туман, закрывший на расстоянии нескольких шагов все предметы. На юге и юго-востоке непрерывно раздавался грохот орудийной пальбы. Подвигались мы довольно медленно, с каждым шагом вперед пушечная канонада становилась все слышнее и слышнее. Скоро впереди и вправо от нас мы стали различать огневые вспышки орудийных залпов.
Линия неприятельского расположения обнаруживалась непрерывными снопами лучей прожекторов, старавшихся пронзить мрак и раскрыть движения наших частей. На огонь противника отвечали сильным огнем и наши батареи, расположенные перед Перекопской позицией.
Приезжаем в линию расположения резервных полков 51‑й дивизии. В них идет подготовка к последнему решающему акту. Настроение у красноармейцев спокойное и лишь несколько приподнятое. Полки ждут приказа двигаться на подкрепление своих товарищей, занимающих передовые исходные для атаки позиции. Холодно. Огни разводить запрещено. Даже курить приказано, тщательно укрываясь. Озябшие красноармейцы прыгают на месте, стараясь хоть сколько-нибудь согреться. Едем дальше, наталкиваемся на новые части: это подходящие к полю боя полки армейского резерва – Латышской дивизии. Огонь со стороны противника усиливается, отдельные снаряды попадают в район дороги, идущей по северному берегу Сиваша, по которой едем мы. Впереди и несколько влево от нас вспыхивает сильный пожар. Это неприятельские снаряды зажгли скирды соломы у какого-то хуторка возле с. Перво-Константиновка.
Ближайшей своей целью мы ставим добраться до ст. Владимировка, где стоит штаб 52‑й дивизии. Приезжаем, наконец, в штаб дивизии. Начдива 52‑й в штабе нет. Он со своими полками уже переправился в город через Сиваш и ведет бой в районе деревни Кара-Дженай, что к юго-востоку от Перекопского вала. Части дивизии переправились еще ночью с 7 на 8 и энергично проведенной атакой на рассвете овладели укреплениями так называемого Литовского полуострова. Развивая свое наступление дальше во фланг и тыл Перекопским позициям противника, дивизия после первых успехов натолкнулась в районе Кара-Дженая на упорное сопротивление противника, бросившего в контратаку одну из своих лучших дивизий – Дроздовскую, подкрепленную отрядом бронемашин. По отрывочным сведениям, поступившим в штадив, можно было сделать тот вывод, что части дивизии несколько отброшены назад и обороняются на линии, составляющей южную границу Литовского полуострова. Бой идет непрерывно с предыдущей ночи. Бойцы все время не ели, имеются жалобы на полное отсутствие питьевой воды. Все обозы находятся на северном берегу, и о налаживании хоть сколько-нибудь сносного снабжения в условиях боя не может быть и речи.
Очень выгодным для нас обстоятельством, чрезвычайно облегчившим задачу форсирования Сиваша, было сильное понижение уровня воды в западной части Сиваша. Благодаря ветрам, дувшим с запада, вся масса воды была угнана на восток, и в результате в ряде мест образовались броды, – правда, очень топкие и вязкие, но все же позволявшие передвижение не только пехоты, но и конницы, а местами даже артиллерии. С другой стороны, этот момент совершенно выпал из расчетов командования белых, считавшего Сиваш непроходимым и поэтому державшего на участках наших переправ сравнительно незначительные и притом мало обстрелянные части, – преимущественно из числа вновь сформированных.
В результате первых боев была сдача нам в плен целой Кубанской бригады ген. Фостикова, только что прибывшего из Феодосии. Ознакомившись с обстановкой и отдав все вызывавшиеся ею распоряжения, мы поехали дальше в штаб 15‑й дивизии, стоявшей в с. Строгановка.
В штаб добрались уже к полуночи. Начальник дивизии точно так же был при своих полках, уже закрепившихся на южном берегу Сиваша и выдержавших там яростные контратаки противника.
Из поступивших за ночь и за день донесений было ясно, как правильно поступали мы, решившись идти на штурм без всяких проволочек и даже не дождавшись прибытия отставшей сзади тяжелой артиллерии. Противник совершенно не ожидал такого быстрого удара с нашей стороны. Уверенный в безопасности, он к моменту нашей атаки производил перегруппировку войск, заменяя на Перекопском направлении сильно потрепанные части своих 13‑й и 34‑й дивизий 2-го армейского корпуса добровольцами, марковцами и корниловцами из состава своего лучшего 1-го армейского корпуса. В результате часть позиций занималась еще прежними гарнизонами, а часть – новыми, еще не успевшими даже ознакомиться с местностью.
Бои на участке 15‑й дивизии протекали успешно. Ею было захвачено несколько орудий, и части дивизии, не встречая особого сопротивления, продвигались вперед. Так же, как и в 52‑й дивизии, главным неудобством были оторванность от обозов и полное отсутствие воды, фуража и провианта по ту сторону Сиваша.
Не больше чем через полчаса после нашего приезда в дивизию с линии связи, проложенной через Сиваш к боевому участку, поступают донесения о повышении уровня воды, начинавшей медленно затапливать брод. Проверили, оказалось действительно так. Положение создавалось чрезвычайно опасное. Стоило воде подняться еще немного, и тогда полки 15‑й, а вслед за тем и 52‑й дивизии окажутся отрезанными по ту сторону Сиваша. Надо было немедленно же принимать самые решительные меры, – иначе все дело могло погибнуть.
Такими мерами явились следующие мои распоряжения, отданные к немедленному исполнению: 1) подтверждение немедленной атаки в лоб частями 51‑й дивизии Перекопского вала под угрозой самых суровых репрессий в случае оттяжки в исполнении; 2) мобилизация всех жителей селений Строгановки, Владимировки и пр. для предохранительных работ на бродах; 3) приказ 7‑й кавалерийской дивизии и Повстанческой группе, стоявшим в 10 верстах от Строгановки, сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш для подкрепления 15‑й и 52‑й дивизий.
Отдав изложенные распоряжения и установив наблюдение за их исполнением, мы решили оставаться в Строгановке впредь до выяснения обстановки.
Примерно в 3 часа ночи в Строгановку прибыла 7-я кавалерийская дивизия, которая после осмотра тотчас же была отправлена к боевым линиям. Вода за это время уже сильно испортила брод, но переправа все же еще была возможна. Часам к 4 явились и махновцы. Вызвав к себе их командующего Каретникова и начальника штаба, фамилию которого сейчас не помню, я изложил им обстановку и потребовал немедленного отправления на тот берег. На переговоры пришлось потратить целый час.
Видимо, махновцы не совсем доверяли мне и страшно не хотели двигаться в поход, опасаясь, быть может, какой-нибудь ловушки. Несколько раз Каретников и начальник штаба то уходили, то вновь приходили ко мне под предлогом получения тех или иных данных. Только под утро, часам к 5, удалось и их переправить к месту боя.
В это же время я получаю донесение из штаба 51‑й дивизии, переданное через штадив 52‑й, о том, что части 51‑й дивизии в 3 часа 30 минут пополуночи овладели штурмом Перекопским валом и продолжают наступление на Армянский базар. Прочитал донесения, и с плеч словно гора свалилась. Правда, это еще не означало окончания задачи, ибо дальше путь в Крым преграждали сильные Юшунские позиции и главная развязка всей операции должна была произойти там, но все же со взятием Перекопа для нас в значительной мере ослабела опасность погубить целиком две дивизии, отрезываемые водами Сиваша. Теперь являлась возможность установления с ними связи по твердому грунту, что резко улучшало всю обстановку.
Дав директиву командованию 6‑й армии об энергичном продолжении дальнейшего наступления, я со спокойной совестью направился отдохнуть.
На другой день, убедившись, что события на фронте 6‑й армии развиваются нормально, мы выехали к ст. Рыково, в штаб 4‑й армии, дабы ускорить наш удар отсюда и тем не дать противнику возможности обрушиться всеми силами на Перекопское направление.
В Рыково приехали поздно ночью. Здесь узнал, что наше продвижение к югу от Геническа по Арабатской стрелке, начавшееся 8 ноября и протекавшее вполне благополучно, было ликвидировано огнем нескольких подоспевших судов противника. Двигавшийся в авангарде полк 9‑й стрелковой дивизии, подвергнувшийся ожесточенному обстрелу, не имея никакой возможности укрыться от огня на узенькой и совершенно открытой стрелке, был вынужден с большими потерями отойти назад.
В районе мостов заканчивались спешные приготовления полков 30‑й стрелковой дивизии к ночному штурму. Настроение полков было выше всяких похвал. Переданное мною частям сообщение о взятии 6‑й армией Перекопа еще более подняло настроение и вызвало горячий дух соревнования…Через несколько часов начался знаменитый ночной штурм полками 30‑й дивизии Чонгарских позиций противника. Утром 11 ноября, после кровопролитного боя, части дивизии уже были на том берегу и, опрокинув противника, стремительно наступали на Джанкой.
Так решилась участь Крыма, а с ним и судьба всей южнорусской контрреволюции.
Победа, и победа блестящая, была одержана по всей линии. Но досталась она нам дорогой ценой. Кровью десяти тысяч своих лучших сынов оплатили рабочий класс и крестьянство свой последний, смертельный удар контрреволюции. Революционный порыв оказался сильнее соединенных усилий природы, техники и смертоносного огня.
Память об этих десяти тысячах красных героев, легших у входов в Крым за рабочее и крестьянское дело, должна быть вечно светла и жива в сознании всех трудящихся. Если нам теперь легче, если мы, наконец, окончательно закрепили торжество труда не только на военном, но и на хозяйственном фронте, то не забудем, что этим мы в значительной мере обязаны героям Перекопа и Чонгара. Их незабвенной памяти посвящаю эти строки и перед ними склоняюсь обнаженной головой.
1922 г.