Военмех – несекретно. Глава II. Военмеховская школа студенчества (Б. Ф. Щербаков, 2016)

Хмурое раннее утро. Поезд осторожно, со скрежетом на стрелках, меняет один путь на другой, находит свою дорогу в запутанном лабиринте подъездных путей, напоминающих корневую систему. Еще задолго до прибытия в Ленинград и справа и слева неожиданно возникают приземистые нежилые здания, скорее всего, складские помещения либо производственные службы; пригородные станции, на которых мы не останавливались; железнодорожные депо, в окнах которых проглядывались вагоны электричек.

По мосту поезд пересек неширокий водный канал, и, наконец, появились платформы с немногочисленными встречающими. На торце вокзального здания большие круглые часы, стрелки показывают шесть часов утра по московскому времени. Поезда из провинции чаще всего приходят рано утром или ночью.

Довольно большая привокзальная площадь, окруженная многоэтажными зданиями. По совету попутчиков пересекаю Литовский проспект, занимаю место в крупногабаритном трамвае (вагоны американские), и он везет меня на Измайловский проспект. Неподалеку, по адресу Обводный канал, дом 161, стоит шестиэтажное общежитие ЛВМИ. Выхожу на нужной остановке, народу мало, прохладно, ветер шелестит уже опавшими листьями по пустынной мостовой.

Главный вход в общежитие обращен к Обводному каналу, во дворе фонтан, окруженный круглой чашей, под окнами первого этажа зеленые газоны. Вхожу внутрь, слева на двери надпись «Дежурный». За столом сидит средних лет женщина. Предъявляю ей полученные мною документы и паспорт. Она листает пухлый журнал учета, находит мою фамилию, и достает из шкафа постельное белье. Потом ведет меня на второй этаж, открывает ключом небольшую комнату, где стоят три металлические кровати, платяной шкаф, стол у окна и три стула. Я первый, кто поселился в этой комнате. Дежурная пояснила, где можно умыться, позавтракать, предупредила, что при уходе из общежития ключ от комнаты необходимо сдавать на вахту. Так я стал жителем Ленинграда.

После длительного путешествия всегда хочется привести себя в порядок. Вышел в коридор, отыскал мужскую умывальную комнату. Большая, на полу метлахская плитка, вдоль одной стены труба с кранами, под ними металлические раковины. Вода, правда, только холодная.

Поначалу, конечно, все показалось неуютным, казенным, что ли. Но привык быстро, особенно, когда началась учеба. Народу в умывальной комнате по утрам собиралось много, бывало шумно, мылись, брились, чистили зубы, глотали табачный дым и разбегались. Душевые комнаты располагались на первом этаже, там соблюдался установленный график пользования. Еще на первом этаже находилась большая столовая. Первое впечатление от нее у меня было весьма благоприятное. Высокие потолки, в центре зала квадратные колонны, облицованные современным материалом, светлые окна, паркетный пол. При входе в углу – буфет, под стеклом выставлены винегрет, салаты, горячие сосиски, пирожки, бутерброды с колбасой и сыром и тому подобная снедь. Чай, кофе, лимонад в обязательном порядке. За полтинник можно было плотно позавтракать.

Меня одолевала жажда побыстрее увидеть институт и центральную часть города, о котором так много читал. Мне объяснили, как дойти до вуза или доехать на трамвае. Подчеркнули, что если идти пешком, то обязательно нужно заглянуть в гастроном «Стрела», что стоит на Измайловском проспекте. Все живущие в общежитии на

Обводном обязательно ходили туда. Здесь был большой выбор продуктов в мелкой расфасовке, что позволяло студентам решать непростые вопросы домашнего питания.

Поворот на 1-ю Красноармейскую улицу – и уже издали заметно фундаментальное здание темно-серого цвета – главный корпус ЛВМИ, или как было отмечено позже в одном иностранном журнале, – «осиное гнездо советских ракетчиков».

На главном входе немолодая женщина-вахтер, посмотрев мои документы, голосом заботливой матери сказала: «Иди, милый, на второй этаж, там приемная комиссия, и тебе все объяснят». Поднялся по парадной лестнице. Колонны под мрамор, художественное литье решеток, сверкающий мастикой паркетный пол. Впечатляет!

В приемной комиссии сообщили, что 31 августа в 10 часов в аудитории 217 состоится встреча первокурсников с руководителями деканата. На этой встрече вручат студенческие удостоверения, зачетные книжки и будут даны ответы на все вопросы. Оставалось еще два дня до этой встречи, и я посвятил их прогулкам по городу. Маршрут давно обдуман – по Садовой улице до Невского проспекта на трамвае, далее пешком в сторону Дворцовой площади. Вот он знаменитый Невский проспект, воспетый многими мастерами пера, кажется, первым среди них был Николай Васильевич Гоголь.

По Невскому дошел до Малой Морской, которая вывела меня на Исаакиевскую площадь.

Разумеется, главным сооружением на этой площади, доминирующим над всеми компонентами ансамбля, является Исаакиевский собор. Его величие, высота, богатство форм, гармония размеров, осененный крестом, золотой купол, по праву занявший свое высокое место над всеми живущими под ним, колонны, окружающие его стены и придающие этой громаде некую хрупкость и изящество – все это вызывает искреннее волнение и восторг. Возникает вопрос: «Как земной человек мог, создав шедевр в своем воображении, гениально воплотить его в прекрасном монументе»? Архитектору этого чуда света О. Монферрану потребовалось сорок лет, чтобы пройти этот путь!

Прошел по ухоженному Александровскому саду, постоял на площади Декабристов, любуясь Невой и Медным всадником.

Какая сила, какая мощь устремлена в будущее! Властный жест всадника словно указывает ныне живущим и их потомкам грядущий путь великого Отечества! Удивительно, как могут эти немые камни красноречиво и убедительно говорить с нами, вдохновлять на героические свершения во имя жизни на Земле? Скромная табличка возле монумента: «Скульптор Э.Фальконе, 1782 г.»

Дальнейший путь пролег по Адмиралтейской набережной до Дворцового моста, который своей изящной дугой соединил материковую часть города с Васильевским островом, образовав на противоположной стороне Стрелку с Ростральными колоннами. Мой первый выход в исторический центр города оставил в душе глубокое потрясение и восторг.

31 августа 1951 года, 10 часов утра, аудитория 217. Официальная встреча с руководством деканата и своими сокурсниками на пять лет учебы.

Двери аудитории заранее открыты, и участники встречи рассаживались произвольно, почти при полной тишине. Сказывалось то, что мы не были знакомы друг с другом. Основная масса – парни, девушек – человек десять, не больше.

Заместитель декана Михаил Семенович Кукушкин рассказал нам об истории Военмеха. Этот известный вуз был образован 26 февраля 1932 года, и главная его задача – подготовка высококвалифицированных кадров для предприятий оборонной промышленности: конструкторских бюро, заводов, научно-исследовательских институтов и других учреждений, связанных с обороной страны.

Тут докладчик сделал паузу и пристально посмотрел в зал. Тон его стал серьезным и холодным.

– Напомню вам, что в настоящее время геополитическая обстановка в мире характеризуется значительным осложнением. Речь У. Черчилля 5 марта 1946 года в Фултоне, где он провозгласил «Крестовый поход» против коммунизма, высказывание президента США Г. Трумэна в сентябре 1946 года о том, что война против СССР будет «тотальной», разработка планов ядерных бомбардировок городов Советского союза, выступление директора ЦРУ А. Даллеса, где излагается план подрыва СССР изнутри – требует от нас адекватных действий по сохранению мира на земле. С этой целью 8 июня 1946 года в нашем институте был создан конструкторский факультет, предназначенный для подготовки специалистов в области ракетного вооружения (факультет «А»). Вы являетесь студентами этого факультета. Факультет закрытый и ваша учеба по специальности будет организована в этом режиме.

Студенты молчали и внимательно слушали эти слова.

– От вас требуется высокая ответственность, добросовестное отношение к учебе и самостоятельной работе, – продолжал Михаил Семенович.

Вопрос Михаилу Семеновичу был задан единственный: «Как будет организована учеба в закрытом режиме?»

Михаил Семенович ответил так, будто ожидал этого вопроса.

– Спецтетради выносить из института не разрешается,

– сказал он строго. – Работа с секретными тетрадями организована прямо в институте, в специальных аудиториях. Спецтетради каждому студенту можно будет получить в первом отделе.

После этого помощники декана по спискам выдали нам документы. Я узнал, что номер моей академической группы 831-я, а старостой назначен бывший фронтовик Иван Мазанов, приехавший на учебу из Средней Азии.

Утром 1 сентября я побрился, аккуратно надел отглаженную с вечера одежду и вместе со всеми устремился в храм инженерной науки. У главного входа увидел небольшую группу парней и девушек, они смеялись и громко что-то обсуждали.

Отыскал на втором этаже нужную аудиторию, полную студентов с трех разных групп. Все смотрели друг на друга оценивающе, будто задавали вопрос: «Кто ты и кем будешь для меня?»

Первый предмет в расписании – «Металлургия», лектор – доцент Б.А. Крупицкий. В аудиторию он вошел ровно в девять, ни секундой позже. Это полный человек среднего роста. Студенты встали. Он попросил всех сесть и поздравил с зачислением, а потом перешел к своему предмету.

Говорил он интересно и подробно, останавливаясь на деталях.

– Благодаря усилиям тружеников народного хозяйства за годы пятилеток в стране создана мощная металлургическая база, западная часть которой сильно пострадала в период Великой Отечественной войны, но теперь уже восстановлена, – говорил он. – Запомните, металл – это хлеб промышленности. За годы работы ученые открыли в нем массу интересных свойств, структуру, описали состояние металла весьма важными математическими зависимостями и формулами… Но об этом еще все впереди.

Вторым предметом в этот день стояла «Высшая математика», старший преподаватель И.П. Подольный. Иосиф Павлович – поджарый, лысый, подвижный человек среднего роста. Он начал свою речь со слов о том, что математика важна для развития у студентов интеллекта и способностей к логическому и алгоритмическому мышлению.

– Могу вам сказать, – сказал он, – обобщая собственный преподавательский опыт, я заметил, что студенты при изучении математики делятся на две группы. В первой группе знания закрепляются в памяти как сумма отдельных фактов. Во второй – они носят системный характер. В первом случае исследование выстраивается на базе справочного характера, во втором – имеет место расширенное исследование, получение более емкого результата.

Лектор сделал паузу, и все студенты замерли, оторвавшись от конспектов.

– Высокие знания – это сложение усваиваемых фактов в единую, стройную, логически связанную систему! – заключил лектор, а студенты снова принялись записывать за ним.

Следующая пара учебных часов отводилась кафедре химии. Лектор, заведующий кафедрой доктор технических наук, профессор Вениамин Петрович Цыбасов. В аудитории, где читаются лекции по курсу «Химия» на возвышении стоял большой закрытый стол, на одном конце которого установлен вытяжной шкаф. Поздоровавшись с нами, профессор несколько слов сказал о себе, а потом перешел к тому, что в последние годы роль химии в нашей жизни значительно выросла. Химизация производства в нефтепереработке, фармацевтике и других отраслях народного хозяйства стала неотъемлемой чертой современного прогресса.

– Знание химии важно не только для тех, кто будет производить новые вещества и материалы, но и для тех, кто будет использовать их в разрабатываемых конструкциях. Это в значительной мере относится к ракетной технике, где важное значение имеют весовые и прочностные характеристики конструкционных материалов, эксплуатационные и энергетические свойства выбранных ракетных топлив, – сказал он.

На следующее утро первой парой по расписанию было групповое практическое занятие по высшей математике. Ведущим по этому виду занятий оказался наш лекционный преподаватель И.П. Подольный. Мы это посчитали хорошим знаком: кто читает лекции – тот и практику ведет. Занятие было интересным для нас еще и потому, что мы впервые собрались группой № 831 и увидели тех, кто оказался зачисленным в наш учебный коллектив.

Иосиф Павлович, сославшись на то, что по курсу математики еще не начитан необходимый для практических занятий лекционный материал, рассказал нам о некоторых особенностях математического образования в институте.

Я на всю жизнь запомнил его советы.

– Внимательно прослушанная, осознанная и аккуратно законспектированная лекция – первый этап к успешному изучению учебной дисциплины, – говорил Иосиф Павлович. – Непременным условием хорошей успеваемости по математике является домашняя проработка прослушанной лекции. Поэтому никогда не нужно откладывать изучение нового материала до лучших времен, своевременно находить ответы на непонятые вопросы, не оставлять их до экзаменационной сессии. В первые 3–4 месяца учебы необходимо найти для себя такой режим жизни, где самостоятельная работа должна стать обязательной и неотъемлемой частью ежедневного графика.

У него спросили о важности ведения конспектов, и он с радостью ответил, что действительно – правильно конспектировать лекцию умеют далеко не все, ведь в средней школе этому не учат.

– Помните, – сказал преподаватель. – Скорость изложения материала значительно выше, чем скорость его фиксации в конспекте. Поэтому часто конспекты представляют собой набор незаконченных оборванных фраз, сокращений, и это, конечно, не дело. В конспекте должны быть четко отражены название темы, дата ее прочтения, показаны наиболее важные преобразования, приведен необходимый комментарий к ним, сделано заключение по полученным результатам.

Десять минут перерыва, и мы переходим в аудиторию физики, помню ее номер – 310-й. Она своей архитектурой заметно отличается от предыдущих. Посадочные места для студентов здесь круто уходят вверх, так, что с последнего ряда можно рукой прикоснуться к потолку. Внизу длинный преподавательский стол, закрытый спереди сплошной стенкой. На стене учебная доска из двух уравновешенных частей, перемещающихся по вертикальным направляющим.

Прозвучал звонок. После небольшой паузы из препараторской вышел высокий, седой профессор. Как мы потом узнали, это был сын Ивана Петровича Павлова, известного в мире физиолога, лауреата Нобелевской премии. Нашего Павлова звали Владимиром Ивановичем, он был доктором технических наук.

В руке он держал массивную трость, ручка которой была красиво инкрустирована металлическими накладками, как ложа охотничьих ружей. В начале своей лекции он дал определение предмета физики: «Физика изучает простейшие и наиболее общие формы движения материи». Тут же он пояснил, что слово «физика» греческое и в переводе означает «наука о природе». Но второе определение очень общее и для понимания предмета физики целесообразно обратиться к первой формулировке, из которой следует, что объектом исследования является материя в движении.

– В современной физической науке материя представляется в двух ипостасях, в формах микромира и макромира, – говорил Владимир Иванович. – Микромир – это мир элементарных частиц и полей их взаимодействия, мир атомного ядра, мир атома, мир молекул, их взаимных превращений. Макромир – это мир тел, состоящих из большого числа частиц и полей их взаимодействия. Запомните, что на современном этапе физика изучает взаимодействие свойств, явлений и процессов, происходящих как в микро – так и в макромире!

Владимир Иванович сказал, что каждый инженер, каждый научный сотрудник должен в известной мере быть и физиком, должен уметь исследовать проблему с физических позиций, уметь заглянуть в физическую сущность поставленной задачи, и мы хорошо запомнили эти слова.

Следующим, новым для нас лекционным занятием, были «Основы марксизма-ленинизма», – так этот предмет был назван в расписании занятий. Нас ждала большая аудитория на третьем этаже. Рядом с преподавательским столом стояла трибуна. После звонка в аудиторию вошла уже немолодая женщина, седина пробивалась в ее скромной прическе, на ней была простая, но строгая одежда. Представилась: Валентина Георгиевна Русанова.

– Коммунистическая партия и Советское правительство обращают большое внимание на подготовку молодых специалистов для народного хозяйства страны, при этом особую заботу составляет их идейное воспитание, – так начала свою лекцию Валентина Георгиевна. – Овладеть марксизмом-ленинизмом, стать политически грамотным специалистом, уметь применять на практике основные положения марксизма-ленинизма – задача каждого студента нашего института.

Дальше Валентина Георгиевна рассказала о революционной деятельности Ленина и партии большевиков.

– Ленин первым в истории марксизма разработал цельное учение о партии, как руководящей организации рабочего класса, открыл Советскую власть, как высшую политическую форму диктатуры пролетариата. При этой власти был справедливо решен национальный вопрос, что привело к созданию многонационального государства – СССР, – закончила она свою лекцию, которую прервал звонок.

Староста группы Иван Мазанов в перерыве сообщил, что к нему подходили ребята из комитета ВЛКСМ института и просили провести комсомольское собрание, на котором в течение текущей недели нужно было выбрать комсомольского вожака нашей группы. Во вторник у нас по расписанию было только три пары занятий, после чего мы решили собраться и выбрать нашего комсомольского руководителя. Так оно и произошло. Комсоргом нашей группы избрали Валерия Мельникова, который был на пару лет старше нас, уже отслужил в армии и имел некоторый жизненный опыт.

На собрании группы, где обсуждались некоторые кандидатуры среди сокурсников, мы многое узнали друг о друге. Ну, во-первых, у нас в группе было четыре девушки, две ленинградки и две иногородние. Люба Сухоплюе-ва оказалась моей землячкой, а другая девушка – из Пятигорска. Александр Готовко – из Боровичей, добровольцем ушел на фронт, воевал, ему уже было 34 года, состоял в партии. Илья Довженко и Михаил Аистов были на несколько лет старше нас. Виктор Гуркин – из Донецка, Олег Мамалыга – из Краснодара, Борис Спицын – с Камчатки. Остальные ребята – ленинградцы, окончившие среднюю школу.

Мне сразу понравился Аскольд Гулин, симпатичный и спортивный, серьезно занимался лыжами и академической греблей, имевший высокие спортивные разряды. Когда мы познакомились, он пригласил всех ходить на занятия по гребле в гребной клуб «Электрик», но это оказалось довольно сложно совмещать с учебой. Я сначала попробовал, но затем отказался.

Утро третьего дня учебы началось с кузнечной практики. Оказалось, что в составе института имеется свой экспериментальный завод с механическим, радио и деревообрабатывающим цехами, а еще сварочный, литейный, кузнечный участки. Этот завод был предназначен для обслуживания учебного процесса с одной стороны, а с другой – изготовлял оборудование для выполнения сотрудниками института научно-исследовательских работ.

Что касается кузнечного участка, то он представлял собой небольшой цех, в котором был установлен настоящий горн для нагрева металлических заготовок и пневматический молот, с его помощью кузнец придавал своей детали окончательную форму. Отдельно было оборудовано рабочее место кузнеца с наковальней и целым набором разных молотов для ручной ковки разных металлических изделий.

Вначале молодой преподаватель с кафедры металловедения познакомил нас с процессом ковки металлических деталей, оборудованием, на котором все это делается, а затем два кузнеца продемонстрировали этот процесс. Труд кузнеца в России всегда был почетным делом, но на крупных заводах в кузнечных цехах это были обычные рабочие, такие как токари, слесари и фрезеровщики.

Потом нам показали литейный участок, где для получения жидкого металла использовалась настоящая вагранка, и мы собственноручно приготовили опоки – формы, в которые он заливался. Я убедился в том, что будущему инженеру оборонной промышленности знание таких технологий необходимо.

Очередной звонок позвал в ничем не примечательную небольшую аудиторию на занятия иностранным языком. В техникуме я изучал немецкий, полагая, что в институте продолжу им заниматься. Однако когда я приветствовал вошедшую преподавательницу словами: «Guten Taq», в ответ я услышал: «Good afternoon!» К моему удивлению, мне поменяли язык на английский и включили в подгруппу начинающих.

Иностранный язык в Военмехе изучали в подгруппах, чтобы уделить больше внимания каждому студенту. Преподавателем в моей подгруппе оказалась Вера Алексеевна Фиделина. Интеллигентная, обаятельная, с какой-то искоркой в глазах, излучающая теплую энергетику. Она сразу заняла в моем сердце то место, где я берегу образы особо уважаемых людей.

Вера Алексеевна рассказала о том, как будут организованы наши занятия. Она же будет вести с нами уроки по грамматике английского языка и практикум, на котором мы будем представлять наши переводы иностранных статей по будущей ракетной специальности, называемые среди студентов «тысячами». Тысячи знаков текста, который мы должны были представить преподавателю в установленные сроки. О, эти знаки! До сих пор воспоминания о них, как о зубной боли. В конце каждого учебного года в экзаменационную сессию включались экзамены по иностранному языку, которые, наряду с Верой Алексеевной, принимали и старшие педагоги.

Еще один предмет, с которым не приходилось иметь дело в техникуме, назывался «Начертательная геометрия». Н. Тьпценко, – такая фамилия преподавателя была проставлена в расписании напротив этого предмета. Занятия проводились на кафедре графики, которая располагалась на четвертом этаже главного корпуса института. Большая светлая комната с многочисленными чертежными столами вместо парт, на некоторых из них лежали рейсшины.

На столах, расположенных вдоль боковых стен аудитории, были расставлены различные узлы, детали, корпуса многочисленных механизмов. Лектор, по-видимому, в прошлом работник конструкторского бюро, сообщил нам, что начертательная геометрия является ядром теории графических отображений, то есть лежит в основе процесса создания чертежной документации. Чертеж, по его мнению, это тот завершающий документ, в котором, в конечном счете, находит воплощение технический замысел конструктора, проверенный многочисленными расчетами инженера-проектировщика, возможно испытанный на моделях или по узлам инженерами-экс-периментаторами.

– Законченный чертеж, – говорил лектор, – обретает силу закона только после его визирования исполнителями, утверждения главным конструктором или начальниками отделов и групп, уполномоченных на это главным специалистом.

Лектор сказал нам, что на предстоящих занятиях мы ознакомимся с ортогональными проекциями точки, прямой, плоскости, взаимным расположением прямой и плоскости и рассмотрим относительное положение параллельных и взаимно-перпендикулярных плоскостей.

– Если вы обратите внимание на внешние поверхности современного легкового автомобиля, самолета, ракеты и других машин, то на них крайне трудно будет найти плоские поверхности, подавляющее число поверхностей будут кривыми, – продолжал преподаватель. – Поэтому одним из разделов курса начертательной геометрии будет изучение кривых поверхностей, способов их задания на чертежных документах.

Занятия по черчению и техническому рисованию проводились на кафедре графики. Поскольку в техникуме, где я учился до института, черчение преподавалось очень профессионально, этот предмет для меня оказался достаточно легким. Интересно было сопоставлять то, что я знал ранее, с тем, что нам преподавали в институте. Техническое рисование, так называемое скицирование, вообще не представляло труда, позволяло быстро и точно выполнять полученное задание. Основными инструментами для выполнения графических работ в то время были чертежная доска, рейсшина и готовальня. В институте не было организовано обеспечение чертежной бумагой – ватманом, поэтому приходилось приобретать ее в ближайших книжных магазинах. Вместе с ватманом покупались и карандаши для черчения, лучшие из них, я до сих пор помню, были фирмы «Кохинор».

И, конечно, дважды в неделю с нами проводились занятия в спортивных залах и на стадионе. Первая встреча с преподавателем физической культуры Петром Илларионовичем Антоником состоялась в большом спортивном зале в стенах института. Зал был построен уже после войны, и внутри было установлено сменное спортивное оборудование для игры в волейбол и баскетбол, закреплены шведские стенки. На входе по двум противоположным лестницам можно было подняться вверх на балкон, предназначенный для болельщиков.

Петр Илларионович произвел на нас приятное впечатление тем, что команды на построение и выполнение упражнений подавал негромко в уважительном тоне, да и вообще в нем ощущались большой опыт спортивного педагога и человека высокой культуры.

В комнате общежития, в которую меня определили, вскоре появились и соседи. Это были иногородние ребята из нашей группы. Сначала заселился Вадим Чистяков, а несколько позже Илья Довженко. Мы быстро привыкли друг к другу, и жизнь потекла своим чередом. Утром – подъем, зарядку никто не делал, мытье-бритье, чайник уже фыркал кипятком. Кружка чаю с бутербродом (заготавливались заранее и выставлялись за окно), и через 10–15 минут мы выходили на улицу. Последний из нас сдавал ключ от комнаты на вахту.

После завершения дневных занятий и обеда в столовой института иногородние студенты дружными рядами устремлялись обратно в общежитие. По пути следования была обязательная остановка в гастрономе «Стрела», где уже по сложившейся схеме покупались любимая ветчинно-рубленая колбаса или пачка сибирских пельменей, иногда сыр, городской батон (некоторые гурманы уносили с собой куриные полуфабрикаты или мясные порционные пакеты) – и путь до общежития продолжался.

Общежитие чем-то напоминало пчелиные соты, а по образу жизни студентов в нем – «броуновское движение», муравейник с постоянно движущимся населением до самого позднего часа. Слышались громкие голоса, разнообразная музыка (от Баха до Армстронга), а иногда и плач ребенка из женской половины этого большого дома.

В комнате, где мы жили, также существовал свой, в основном стихийный порядок обитания. Кто-то с детективом в руках лежал на своей кровати, другие могли вести довольно бурную дискуссию на тему роли русского народа в трудовых и военных подвигах и послевоенный восстановительный период, а то о четвертом снижении цен на продовольственные и хозяйственные товары. Дискуссии возникали даже по материалам статей, опубликованных в газете ЛВМИ «За инженерные кадры», которую можно было свободно взять со стола у проходной общежития. Вместе с тем, в наших конспектах уже лежали бланки с домашними заданиями и мы еще не забыли, что практически все лекторы предлагали нам внимательно изучать во второй половине дня конспекты лекций, прослушанных в дневное время в аудиториях. Стало понятно, что организовать самостоятельную работу в этих условиях крайне сложно, если вообще возможно.

Для администрации общежития проблема создания условий для самостоятельной работы студентов была далеко не новой, и выход из неё был найден – между пятым и шестым этажами в боковом корпусе работал академический зал. Почему академический, а не читальный? Читальный зал обычно открывается при библиотеках, а академический – значит зал для чисто теоретических занятий в области учебной или научной деятельности.

Академический зал в общежитии Военмеха был самым большим помещением в этом здании, с окнами на две стороны. Здесь в несколько рядов были установлены столы, разделенные поперечными перегородками. Двести человек могли одновременно работать в этом зале. В обычные дни он был заполнен не полностью, но в сессионный период здесь яблоку негде было упасть. Даже в ночное время зал не закрывался.

Надо признать, что во время сессий в этом зале компенсировалось время, упущенное для учебы в течение семестра. На старших курсах студенты приспосабливались – часть времени для самостоятельной работы проводили в жилых комнатах, часть в академическом зале, и в помещениях самого института, в лабораториях и кабинетах кафедр.

В академическом зале соблюдались тишина и порядок. Да и как могло быть иначе, если на самом видном месте находилась скульптура: В.И. Ленин и И.В. Сталин, сидящие на скамейке. Со своего постамента они строго наблюдали за нами.

В этом же академическом зале устраивались интересные встречи со знаменитыми людьми, известными специалистами, профессорами института. Запомнились встречи с капитанами морских судов, которые обошли весь свет, побывали во многих странах. Кстати, Ленинград, по их мнению, самый красивый город мира.

Учебный процесс стабилизировался, план-график своевременно предупреждал о контрольных мероприятиях, представлении отчетов по домашним заданиям, лабораторным работам, напоминал о сдачах тысяч знаков по иностранному языку.

Прошли первые контрольные работы по математике, полученные положительные оценки сняли некоторое напряжение, но в группе четверо отхватили «неуды» с последующим повторным выполнением контрольных работ. Начали осваивать участие в семинарах, которые проводись кафедрой марксизма-ленинизма.

Свободного времени практически не оставалось.

Учебный процесс набрал обороты и как скорый поезд устремился к своему промежуточному финишу – зимней сессии первого года обучения. Это был хорошо отлаженный механизм: читались лекции, проводились разного рода практические занятия, обучающая и обучаемая стороны встречались в бескомпромиссных поединках на контрольных мероприятиях, пострадавшие залечивали раны и вновь боролись за победу.

Вплотную придвинулся декабрь, в котором последняя декада отводилась на получение зачетов по всем дисциплинам семестра. Уже не встретишь беспечно фланирующих молодых людей. На большинстве лиц – маска озабоченности. Число посетителей академического зала общежития многократно возросло.

Среди дисциплин семестра самыми сложными оказались высшая математика и начертательная геометрия, где более всего требовалось абстрактное мышление. Осознавали, как мне кажется, эти затруднения и преподаватели. Было заметно, что они старались разрушить стену непонимания, установившуюся между нами, и в большинстве случаев им это удавалось.

По нашим прикидкам предстояло получить десять зачетов по всем учебным дисциплинам этого семестра. Поскольку в течение семестра особых проблем не возникло, то и получение зачетов произошло с первого захода. Рекордным оказалось 25 декабря, когда в моей зачетной книжке слово «зачет» поставили сразу по четырем дисциплинам.

И вот, зачетная неделя позади. Впереди празднование Нового года. Поток студентов, посещающих гастроном «Стрела», возрастает в геометрической прогрессии. Пакеты продуктов с торчащими головками бутылок почти у каждого входящего, некоторые приносят небольшие елки. Общий бал устраивался в столовой, в центре которой – ярко наряженная елка. Многие встречали Новый год в своих комнатах, без особого шума и гостей, как говорится, по-семейному. Как правило, мужской компанией. Этот Новый год мы тоже встречали в своей комнате.

После Нового года – экзаменационная сессия. Экзаменов три: по высшей математике, начертательной геометрии и химии.

8 января 1952 года в аудитории 401 состоялся экзамен по высшей математике. Очередность вхождения в аудиторию определялась по эту сторону дверей, отличники учебы хотят быть первыми, кто менее уверен – шли во вторую очередь. В аудитории за большим столом сидит И.П. Подольный, перед ним журнал, ведомость и россыпью экзаменационные билеты. Берешь билет и отправляешься к свободной доске, на которой мелом излагаешь ответы на поставленные два вопроса. На подготовку ответа отводится примерно час. Ну, конечно, никаких шпаргалок, потому, что преподаватель все видит, а потом он знает тебя по учебе в семестре. Вопросы понятные, достаточно знакомые, аккуратно выписываешь преобразования, мысленно продумываешь устный ответ.

Ну, вроде все в порядке, готов к ответу. Экзаменатор слушает внимательно, хотя насквозь видит, где можно сильно озадачить отвечающего, но не делает этого, так как уровень знаний студента ему уже понятен.

Два, три вопроса и вот его решение: «твердая четверка». Наверное, надо соглашаться, иначе может все осложниться. Уф, выхожу за дверь.

– Ну, что? – этот вопрос слышат все выходящие с экзамена.

– Четыре.

– Хорошо?

– Хорошо!

Еще не заходившие в аудиторию студенты приободряются – значит, все не так страшно.

По другим предметам экзамены проходили схожим образом: экзаменационный билет, доска, мел, дискуссия с экзаменатором, его вердикт и – гора с плеч.

Последний экзамен в этой сессии прошел 22 января по химии. Мне очень хотелось получить отличную оценку – не вышло. В итоге на «отлично» в той сессии я сдал только начертательную геометрию и получил оценки «хорошо» по математике и химии. Это не техникум, где у меня были сплошные пятерки, здесь, в институте, требования оказались повыше.

Не успел я выбрать, чем бы заняться на каникулах (а в Военмехе студентам предлагали большой выбор спортивных развлечений), как узнал от представителя факультетского бюро ВЛКСМ, что в институте формируется бригада лесорубов. Из нашей группы следовало выбрать двух человек, которые могли бы поехать на эту работу в область. Назвали мою кандидатуру, которую, почему-то, все дружно поддержали. Вторым стал Аскольд Гулин, наш спортсмен.

«Ну что же, учеба слегка утомила, подышать две недели свежим воздухом и физически поразмяться – не вредно», – подумал я.

Через два дня от главного здания института отправился автобус. Минуя Стрельну, Петродворец, Ломоносов, Лебяжье, через два с лишним часа пути, он свернул с асфальтового шоссе и по проселочной заснеженной дороге прибыл в деревню Тентелевка. Здесь к нам присоединился бригадир из местного колхоза, и мы поехали на хутор, где стояла одна деревенская изба – место нашей дислокации.

Всего нас было двенадцать человек, десять парней и две девушки Нина Голубева и Лида Потанина, которые должны были готовить еду на всю команду.

Зашли в избу и увидели комнату с низким потолком, в ней большая русская печь, дощатый пол со щелями, десять металлических кроватей, приставленных передними спинками к длинной стене. Кровати стояли плотно друг к другу, поэтому попасть на них можно было, перелезая через заднюю спинку. А вот для девушек спальное место мы выделили на печи.

На сундуке в углу комнаты были сложены ватники, ватные брюки и валенки. Там же стоял фанерный ящик, в котором хранились продукты: мясные консервы, сахар, крупа, макароны и что-то еще. Бригадир открыл крышку в полу и показал, где в подполье лежит картофель. В сенях на полу сложены топоры, двуручные пилы, молоток, точильный камень и другие инструменты.

В избе было холодно, хозяйка на время нашего пребывания в ее доме, ушла к родственникам в деревню. Двое из наших товарищей взялись растопить печь, принесли дров, приготовили растопку, и огонь весело запрыгал между поленьями. Но, что это? Дым устремился прямо в комнату, хотя одна вьюшка была предварительно открыта. Оказалось, таких вьюшек было две, вторая открывалась сбоку, и надо было встать на приступок, чтобы достать ее. Дым долго не выветривался, но потом все устроилось.

Наши хозяйки, не теряя времени стали готовить еду, а Юра Нестеренко из группы А-827, привезший с собой патефон и пару пластинок, завел его, чему мы вначале страшно обрадовались, но напрасно. Юра сказал, что будет заводить патефон только в момент подъема в восемь часов утра с песней: «Май, цветущий май…» в сопровождении пианиста А. Цфасмана. Откровенно говоря, в конце командировки нас трясло, когда мы утром слышали эту в общем-то неплохую песню. Зато вторая неаполитанская песня: «Скажите, девушки, подружке вашей…» нам нравилась в любое время.

Бригадир, убедившись, что мы устроились, попрощался, сказав, что придет завтра утром и отведет нас на лесную делянку, где можно пилить лес. Легли спать довольно поздно, среди ночи волки устроили концерт на несколько голосов.

Утром гречневая каша с тушенкой, компот из сухофруктов и бригада лесорубов, переодетая в зимнюю одежду, отправилась в лес. В этот год снега выпало больше обычного. Зимний лес в этих краях, укутанный снежным покрывалом, имеет своеобразную красоту, хотя цветовая палитра, по сравнению с летом и осенью, в зимнее время состоит, в основном, из двух цветов – белого и черного. Белого, конечно, больше. На фоне этого белого – изумительная вязь черного: стволов деревьев, сучьев, тонких переплетенных ветвей, сплошные кружева. Тут я убедился, что природа из простых материалов может создать произведения искусства. Лес смешанный – лиственный и хвойный, елки не задерживают снег на своих лапчатых ветвях, зато внизу образуется снежная юбка такого изящества, которому позавидует самая придирчивая модница.

Прошли метров двести. С правой стороны открылась делянка, на которой еще до нас кто-то поработал. Следы гусеничного трактора, разбросанные сучья, вытоптанный снег. Бригадир рассказал, какие деревья можно пилить, как складывать срубленные сучья, что очищенный ствол дерева надо разрезать на части длиной по два метра, складывать их в штабель. Объяснил он и технологию валки дерева. Сначала топором у самой земли вырубать глубокую засечку со стороны, куда дерево должно упасть. На противоположенной стороне двуручной пилой делать запил почти до самой засечки. Обратил наше внимание на меры безопасности, просил при валке дерева учитывать направление ветра, посоветовал разбиться на пары и разойтись на такие расстояния, чтобы при падении дерева было безопасно для нас.

В первый день работы каждая пара лесорубов обработала от трех до четырех деревьев. Штабель складировали между двумя рядом стоящими деревьями. Под штабель положили по два тонких дерева, чтобы напиленные куски не утонули в снегу.

Возвращаясь домой, на отдельно стоящем дереве сделали отметину – первый день отработали. Наши поварихи приготовили обед, и все с удовольствием утолили голод, аппетит был отменный. Так прошла первая неделя.

В выходной день к нам неожиданно пожаловали гости – приехал секретарь комсомольского бюро факультета Лев Горчаков со своим замом. Мы их прилично накормили. Они осмотрели наш быт и внимательно проследили, сколько кубометров древесины удалось заготовить. Цифры их вполне удовлетворили. Впрочем, на следующей неделе производительность нашего труда несколько увеличилась – сказывался приобретенный опыт.

Однажды утром по дороге на делянку мы повстречались с волками. Они шли по своей тропе гуськом, не обращая на нас никакого внимания. Возможно, волки уже привыкли к людям, которые ежедневно работали в лесу. Вечером, после плотного ужина, находясь в постелях, мы долго шутили, кого бы из нас пожелали эти голодные звери. Предложений было много.

Стараясь как-то разнообразить нашу лесную жизнь, девушки однажды приготовили нам соленый чай, но мы их быстро простили, потому, что у них на печке стоял готовый чайник сладкого.

В субботу за нами приехал автобус, чтобы отвезти обратно в город, но перед отправкой наши хлебосольные хозяйки накормили нас торжественным обедом и даже налили по полстакана местного портвейна, за которым Лида Потанина сбегала на лыжах в деревенский магазин, не опасаясь волков.

Руководство колхоза, на угодьях которого мы так славно потрудились, вручило нам благодарственное письмо для передачи его в комитет комсомола.

Быстро промелькнули дни до начала второго семестра, и мы вновь оказались в аудиториях Военмеха.

Изменений немного, к прежним предметам добавился курс «Теоретическая механика», а из практических занятий «Сварочное производство» и слесарная практика на заводе. Программа сварочного производства оказалась интересной. На практике было современное сварочное оборудование и электроды разного назначения, обсуждалось качество сварного шва, и проводилась практическая сварка деталей. Многим студентам можно было смело выдавать удостоверения сварщиков, хоть и не самой высокой квалификации. Корпуса кораблей сваривают автоматически, но там, где нужна ручная сварка, работают обычные специалисты. Кое-кто из нас мог бы рискнуть попробовать себя в этом деле.

– Курс «Теоретическая механика», это, прежде всего, раздел физики, занимающийся механическим движением материальных тел, – сообщил нам лектор этого курса профессор В. Дворжецкий, – то есть, изменением положения материальных тел в пространстве. А в качестве пространства в данном случае принимается евклидово трехмерное пространство. В теоретической механике в подавляющем числе случаев время одинаково во всех точках пространства и всех системах отсчета.

Первые лекции по новым курсам всегда вызывают повышенный интерес, поскольку в них сообщается их предназначение, объясняется та главная задача, которую можно решить, изучив закономерности, содержащиеся во вновь читаемом предмете. В этих условиях в окружающей нас жизни мы можем наблюдать в движении бесчисленное множество инженерных машин и механизмов и их отдельных частей, наземных, водных и воздушных средств транспорта, космических объектов, работающих гидротехнических сооружений, энергетических агрегатов и т. п.

Во всех этих объектах при их создании были применены закономерности теоретической механики. В этом смысле, эта наука является всеобъемлющей, всеохватывающей, всепроникающей, она участвует в каждой точке созданного объекта.

Затем лектор рассказал нам о трех разделах механики: статике, кинематике и динамике. Пообещал он также и практические занятия, на которых будут рассматриваться конкретные примеры, закрепляющие теоретические положения этого предмета – а практические занятия студенты, конечно, любили особенно.

В середине февраля отмечался юбилей института, его двадцатилетие. Поэтому институт и общежитие преображались буквально на глазах: убирались помещения, менялись перегоревшие лампочки, штукатурились облупившиеся стены, кое-где ремонтировались полы.

26 февраля в Розовом зале на стене был вывешен красочный плакат, в котором сообщалось, что ЛВМИ исполнилось 20 лет и что директорат, партком, комитет ВЛКСМ, местком и профком поздравляют всех студентов, преподавателей и сотрудников института с этой замечательной датой и желают всем крепкого здоровья и больших успехов на благо нашей Родины.

29 февраля в актовом зале состоялся торжественный вечер, посвященный юбилею института. На нашу группу деканат выделил три пригласительных билета, один из них достался мне. В актовом зале было много гостей, выпускников института, приехавших из самых разных городов страны, преподавателей, сотрудников и студентов. На сцене актового зала возвышался президиум, но знакомых преподавателей там не было видно.

С речью выступил директор института Алексей Терентьевич Дыков. Он сказал, что наш институт был основан 26 февраля 1932 года приказом народного комиссара тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе.

– Благодаря постоянному вниманию партии и правительства институт за 20 лет деятельности вырос в крупное высшее учебное заведение, воспитавшее тысячи высококвалифицированных специалистов, – говорил Алексей Терентьевич с трибуны. – Наш институт, по праву гордится своими питомцами: Д.Ф. Устиновым, В.М. Рябиковым, Г.Н. Пашковым, Ф.Ф. Погребенко, П.Д. Тропкиным, Н.И. Чмутовым, С.С. Маляровым, Н.А. Бугровым, В.М. Герстом, Н.А. Антоновым, Н.Э. Носовским и десятками других, которые своей работой завоевали высокий авторитет и оправдали высокое звание советского инженера. Более 60 человек удостоены почетного звания лауреата Сталинской премии. Среди них четырежды лауреат Сталинской премии Герой Социалистического труда Ф.Ф. Петров, трижды лауреаты Сталинской премии Е.Г. Рудяк, А.А. Локтев, Г.П. Волосатов, дважды лауреаты Сталинской премии А.Н. Болынев, М.М. Назаров и другие.

Разумеется, доклад директора А.Т. Дыкова был встречен аплодисментами. Потом собравшимся зачитали приказ министра высшего образования об объявлении благодарности и премировании большой группы сотрудников, приветствия от министерств, академий, заводов, научноисследовательских институтов и конструкторских бюро. С теплыми словами поздравления выступили приехавшие выпускники института.

После торжественной части состоялся концерт участников художественной самодеятельности и артистов Ленинградской филармонии. Среди самодеятельных коллективов большой интерес вызвало выступление струнного оркестра, который, среди других произведений, блестяще исполнил «Поэму» Фибиха.

Покидая актовый зал, я услышал восторженные слова о достойной жизни Военмеха, особенно от тех выпускников, которые приехали с Урала, Сибири, Дальнего Востока. «Военмех лучше всех!» – говорили они.

Ну, а учеба продолжалась.

В апреле 1952 года Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) опубликовали материалы по пятому снижению государственных розничных цен на продовольственные товары массового потребления: хлеб, мясо, молочные продукты, сахар и кондитерские изделия, фрукты и овощи на 12, 15 и 20 процентов. Мы, конечно, не бедствовали, у нас высокая стипендия – 450 рублей в месяц, а абонемент на обеды в столовой стоил 180 рублей в месяц. Так что материально мы были обеспечены вполне прилично, можно было покупать книги, ходить в театры и на концерты, приобретать какую-то одежду. Здесь мы ощущали реальную помощь государства. Но нужно было серьезно заниматься учебой, а здесь работы хватало. Много времени тратилось на оформление и сдачу отчетов по лабораторным работам, конспектирование первоисточников, перевод иностранных статей, подготовку к контрольным работам.

Последняя декада мая предназначалась для зачетной сессии, а июнь – для экзаменационной.

В этом семестре предстояло получить зачеты по восьми дисциплинам, а экзамены выдержать по шести предметам, в два раза больше, чем в предыдущую экзаменационную сессию.

Особой тревоги не было, по всем изучаемым предметам, в том числе по наиболее трудоемким, вроде математики, теоретической механики, физики – текущие задания шли без особых напряжений, в запланированные сроки засчитывались мероприятия межсессионного текущего контроля. Все свидетельствовало о скором успешном завершении учебы на I курсе.

Без больших хлопот пролетели майские праздники: 1 Мая, День Победы, пригласительных билетов в актовый зал на этот раз не досталось, но зато ходил на демонстрацию. Было приятно прогуляться по центру города в праздничном окружении.

Зачеты мной были получены до 26 мая, причем по черчению с оценкой «отлично», а по экзаменам соотношение отличных и хороших оценок, как и в прошлый раз, составило один к двум: две отличных и четыре хороших. Я становился твердым «хорошистом». Родители были довольны результатами моей учебы.

Согласно учебному плану, наряду с инженерным образованием, в институте была организована подготовка офицеров запаса для Военно-Морского Флота.

Обеспечением этой задачи в структуре ЛВМИ занималась кафедра военно-морской подготовки (кафедра № 30). Первокурсникам после весенних экзаменов, предстояло пройти курс молодого краснофлотца в закрытом тогда городе Кронштадте.

На общем собрании всех шести групп, организованном кафедрой № 30, начальник кафедры капитан первого ранга Николай Николаевич Зевельт объяснил нам цели и задачи этого этапа учебы, сообщил время и место сбора на одном из причалов на Неве.

Тогда между Ленинградом и Кронштадтом курсировали небольшие теплоходы вместимостью до двухсот пассажиров. И вот – первое морское путешествие в сопровождении двух офицеров кафедры. Хорошо видны северный и южный берега Финского залива, дует умеренный западный ветер, легкая качка, за бортом свинцовые воды Балтики, морские чайки провожают нас как в дальнее плавание.

Полтора часа хода и швартуемся в кронштадтской гавани. Нас встречают офицеры принимающей воинской части, выстраивают в колонну и по старинным улицам крепости ведут в Петровский экипаж.

Во дворе экипажа (старинные здания из красного кирпича), мы получаем застиранную морскую форму, тяжелые флотские ботинки и бескозырки.

Затем нас разводят по казармам, где стоят двухъярусные застеленные металлические кровати и тумбочки для каждого курсанта. Переодеваемся, гражданскую одежду аккуратно складываем в тумбочки. У всех штанов, выданных нам, отвисшие коленки. Что делать? Долго думали, а потом узнали от старослужащих – нужно перед сном укладывать штаны под матрац. Такой на флоте, ставший уже традиционным, способ глажки.

После флотского обеда – сбор в помещении клуба, где командир воинской части, то есть начальник Петровского экипажа, кратко изложил нам программу занятий, правила поведения в экипаже, в городе и на полигоне, где пройдут практические занятия с боевым оружием. Каждая академическая группа преобразуется во взвод, командование которым осуществляет младший командир-старшина из экипажа. Со стороны группы студентов выделен помощник старшины. В нашей группе – это Валерий Мельников, который уже служил в армии.

В программу курса входят занятия в аудиториях по уставам воинской службы, по устройству и обращению с личным оружием – винтовкой Мосина, которая находилась в специальном помещении казармы, строевая подготовка, полевые занятия, стрельбы на полигоне, плавание по заливу на баркасах под парусом. Ну и на десерт – экскурсии по городу.

Курс молодого краснофлотца заканчивался принятием в торжественной обстановке Военной присяги.

Согласно уставу внутренней службы – утром подъем, зарядка на плацу во дворе экипажа, умывание, завтрак, общее построение и развод на занятия.

На вторые сутки мы целый день занимались строевой подготовкой, так как переходы из одного помещения в другое по двору экипажа разрешались только в строю под командованием старшины или его помощника. Надо заметить, что ходить строевым шагом в тяжелых ботинках по булыжной мостовой оказалось непростым делом.

На третий день нашей военно-морской практики, учитывая пожелания курсантов, нам была прочитана лекция о Кронштадте, причем лекцию о городе нам прочитал капитан третьего ранга, замполит одной из воинских частей.

Мы многое узнали об этом городе, который всего лишь на один год младше Петербурга. Нам рассказали, как осенью 1703 года Петр I лично обследовал фарватеры вокруг острова Котлин и решил в самом узком месте южного фарватера построить морскую крепость, которая закрыла бы проход шведским кораблям в Невскую губу и Неву. 7 мая 1704 года Петр I осмотрел её, назвал именем Кроншлот, то есть Коронный замок, и дал указание о размещении двух артиллерийских батарей на южном берегу острова Котлин.

Кронштадт стал сердцем всего российского флота. Он сдержал наступление флота шведов. Отсюда уходили в кругосветные путешествия великие русские мореплаватели. Но самый главный подвиг Кронштадт совершил в годы Великой Отечественной войны, когда, несмотря на постоянные бомбежки, жители города оказали захватчикам упорное сопротивление и артиллерийским огнем кораблей и фортов нанесли врагу значительные потери.

Все без исключения студенты остались под большим впечатлением от этого рассказа.

Ну а учеба шла своим чередом. На одном из занятий мы получили трехлинейные винтовки Мосина, изучили ее устройство и узнали, как пользоваться в боевой обета-новке. Особый акцент был сделан на обслуживание личного оружия – хранение, чистку после стрельбы и так далее. Теория подкрепилась практикой – было приказано провести чистку винтовки. И вот здесь я получил свою первую двойку, по-моему, даже единственную за все время учебы в институте. Плохо удалил грязь из шлица пуговки затвора. В этот шлиц вставляется лезвие плоской отвертки. Мне даже в голову не пришло, что в этой узкой щелочке может быть грязь. Но при всех было сказано, что я небрежно выполнил эту важную операцию. И мне было приказано вычистить оружие еще раз.

На одном из занятий на полигоне мы занимались стрельбой из пистолетов ТТ, винтовок и пулемета Дегтярева. Тут все прошло благополучно. Из пулемета стрелял один человек из взвода. Остальные находились сбоку и сзади, наблюдали за стрельбой, потом у мишени изучали ее результаты.

Затем выдали по одной боевой гранате РГД на два взвода. По команде старшины мы заняли места в окопе. Для броска гранаты выбрали из соседнего взвода Валентина Деранкова. Парень он крепкий, рослый. Но при броске граната выскользнула у него из руки, и, пролетев метров десять, угодила в болото. Что-то булькнуло, потом раздался глухой взрыв, во все стороны разлетелись брызги грязной воды. На этом все кончилось. А мы поняли, зачем наши командиры усадили нас в окопы и выбрали мишенью для броска болото. Всё это были меры безопасности – оружие ведь боевое.

Наступил день, когда мы должны были познать науку ходьбы под парусами. Нас привели на береговую линию в районе поста наблюдения за морской акваторией. Для начала из нашего и соседнего взвода отобрали по пять человек. Посадили в ялики, с нами сели гребцы из числа моряков и очень быстро энергичными движениями доставили нас к двум баркасам, что стояли на якорях метрах в ста от берега. Нам было предложено перебраться в баркасы, на веслах подойти к пирсу, взять на борт группу и затем выйти в море.

Мы с усилием начали грести к берегу. А он от нас все дальше и дальше. Четверо на веслах, один на руле. Та же самая история и с соседним баркасом. По-видимому, на посту наблюдения поняли, что мы не можем преодолеть ветровую нагрузку, а баркасы большие, могут принять на борт до 60 человек, и выслали нам на помощь тех же моряков. Ялики уперлись в транцевые кормовые доски наших баркасов и мы начали приближаться к берегу.

В каждый баркас поместилось по три взвода. По командам старшин парусное вооружение, которое лежало на дне баркасов, было быстро установлено, выстроен стоячий такелаж, ванты натянуты.

Как только рея заняла свое место на мачте, парус перестал хлопать, выгнул свою упругую грудь, и вслед за баркасом потянулась белая полоса вспененной воды. На руле находился наш старшина, впередсмотрящим назначили Александра Готовко. Баркас ходил галсами, так как ветер был боковой.

Основная масса мореходов вскоре улеглась на днище. Морской воздух, яркое солнце – жизнь прекрасна и удивительна. Иногда брызги от волн веером влетали внутрь баркаса – это сильно оживляло публику, слышались шутки, кто-то вспомнил морские рассказы К.М. Станюковича. Вместе с тем, мы внимательно следили за действиями старшины, его маневрами не только рулем, но и парусом.

Время учебы пролетело быстро, завтра принимаем присягу, которая на всю оставшуюся жизнь возложит на нас святую обязанность защищать нашу Родину.

Нас построили на плацу внутреннего двора Петровского экипажа. Вынесли знамена воинской части. Раздались звуки гимна Советского Союза. Офицеры вскинули ладони к козырькам фуражек. Мы стояли по стойке «смирно». Затем через усилитель были озвучены слова солдатской торжественной клятвы. Нас пригласили к столам, где мы подписались под текстом присяги, последние слова которой я помню до сих пор:

«Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

Конечно, на летних каникулах я съездил домой. Как это замечательно после долгой разлуки вновь оказаться в кругу своих родных людей! Рядом мать и отец, и не нужно ни о чем беспокоиться. Наоборот, все только и делают, что заботятся о тебе. Родители довольны, что первый год учебы прошел у меня удачно, и живут надеждой, что и в следующем году все будет благополучно. Подросла сестренка Лида – маленькая барышня, а брат Сергей уехал в Свердловск учиться на металлурга в Уральский политехнический институт. В отпуске успел навестить станцию юных техников, повстречаться со своими учителями. Побывал в техникуме, но своих педагогов не нашел, они в летнем отпуске. А в кармане уже лежал билет на поезд до Ленинграда.

И вот – август, заканчивается лето, вновь общежитие на Обводном канале, второй год учебы, новые задачи. Среди новых учебных предметов появился известный, но очень грозный, по словам старшекурсников, после сдачи экзаменов по нему можно жениться. Конечно же это курс «Сопротивление материалов», в обиходе «сопромат». Я проходил его в техникуме, но там, как я понял чуть позже, были цветочки, а ягодки созрели только в Военмехе. Но кривую Гука я уже знал и упругую линейную часть деформации тоже помнил, но здесь по этому предмету мы получили столько знаний, что физически ощущали тяжесть сопромата.

Мне в жизни часто везло с хорошими педагогами, вот и здесь у нас лектором был назначен доцент Николай Дмитриевич Сергиевский, настоящий профессионал не только в сопромате, но и в педагогике, в отношении к своим молодым слушателям. Мы потом узнали, что в своем журнале он аккумулировал все о каждом студенте: кто родители, какая у них зарплата, как у студента идут практические занятия, какой у него средний балл. Внешне он был неброским человеком, среднего роста, суховатый, всегда сосредоточен, взгляд довольно острый. Мы с удивлением узнали, что Николай Дмитриевич имел хорошее музыкальное образование, был непременным членом струнного оркестра вуза, виртуозно владел мандолиной. Отличительной особенностью его педагогики было обязательное и простое требование – глубокое знание науки о сопротивлении материалов. Возможно, поэтому кафедра «Сопротивление материалов» была одной из самых сильных научных и педагогических школ Военмеха.

Забегая вперед, надо сказать, что экзамен по сопромату начинался в девять часов утра и заканчивался к полуночи. Так как прежде чем получишь экзаменационный билет по теории, ты был обязан показать себя в решении практических задач по разным разделам курса. И только потом, после перерыва, ты получал билет и у доски с мелом доказывал свое знание предмета.

В наше время по рукам ходили шуточные стихи студента Дмитрия Прохорова, которые весьма образно изображали процедуру экзамена по сопромату, принимавшегося преподавателями кафедры Н.Д. Сергиевским, М.Г. Сухаревым, П.И. Ткачевым, Л.А. Швалюком.

Кроме сопромата, появилась в плане и новая технологическая дисциплина «Обработка металла давлением», преподавателем ее была Л.И. Балакина. Такие дисциплины меня не пугали: все, что связано с производством, я преодолевал без особого напряжения, ведь я занимался этим с малых лет.

В расписании сохранились не только высшая математика, теоретическая механика и физика, но и иностранный язык, основы марксизма-ленинизма, черчение, физическая подготовка. Появилась и новая дисциплина – военно-морская подготовка.

Все студенты будто бы ждали начала нового учебного года. Произошли небольшие изменения в комнате общежития, у нас уехал в другой город по семейным обстоятельствам Илья Довженко, а его место занял Росим Галеев мой земляк, с которым мы когда-то вместе учились в техникуме.

Из средств массовой информации стало известно, что в Москве состоялся девятнадцатый съезд ВКП(б). Партия в то время насчитывала более 6 миллионов членов и около 1 миллиона кандидатов в члены. На съезд было выбрано 1369 делегатов. От Военмеха среди них не было никого, но выпускники вуза, конечно, присутствовали.

Мы узнали, что XIX съезд партии утвердил Директивы по пятому пятилетнему плану развития СССР. Предусматривалось повышение уровня промышленного производства за пятилетку на 70 %, планировалось удвоить мощность электростанций. В сельском хозяйстве – поднять механизацию, повысить урожайность и увеличить поголовье скота. К концу пятилетки – значительно повысить материальный и культурный уровень тружеников села.

Важным нам показалось и то, что съезд принял решение устаревшее название партии ВКП(б) отменить и впредь именовать Коммунистической партией Советского Союза – КПСС, которое точнее отражает содержание задач партии. Был принят новый устав КПСС.

Позже я прочитал в воспоминаниях писателя Константина Симонова то, как проходил этот съезд и о том, как

Сталин, выступая перед пленумом, просил освободить его с поста Председателя Совета министров СССР и Генерального секретаря ЦК в связи с возрастом, а делегаты отказались, хотя Сталин настаивал на этом. Но, видимо, никто из собравшихся в тот день в зале не мог себе представить, как это возможно: страна без Сталина. Симонов отмечал, что Сталин молча выслушал ответ маршала С.К. Тимошенко, махнул рукой и сел.

Это был последний при жизни И.В. Сталина Пленум Коммунистической партии СССР.

19 декабря в институте проводилось открытое заседание Ученого Совета, на котором члены совета и многочисленные сотрудники собрались заслушать доклады по работе И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Выступили профессор В.П. Цыбасов, старший преподаватель Н.И. Мании, профессор Б.Б. Гуляев и другие, более детально рассмотревшие некоторые аспекты, затронутые в новом труде руководителя страны.

Мы, студенты, уже обсудили этот труд И.В. Сталина на прошедших семинарах и знали, что в этой работе автор исследования сформулировал основной экономический закон социализма, который в редакции И.В. Сталина звучит следующим образом: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

То есть, целью социалистического производства является не прибыль, а человек с его потребностями. Поэтому среди студентов – участников этого обсуждения, никто не сомневался, что эта работа указывает дальнейший путь развития нашего социалистического государства.

Однако, как выяснилось, на заседании Ученого совета среди выступавших был профессор Борис Николаевич Окунев. Выступил он нестандартно, стал возражать коллегам и критиковать их и при этом цитировал Зинаиду Гиппиус, что было для нас странно. Нам, второкурсникам, было известно, что проф. Б.Н.Окунев выдающийся специалист-баллистик, ученый мирового значения. Потом уже мы узнали подробности его научных достижений. Борис Николаевич Окунев – основатель Ленинградской баллистической школы, автор более двадцати монографий, сорока учебников, два из которых он написал в период блокады Ленинграда, заведующий кафедрами в ЛВМИ и Военно-морской академии, преподающий в ЛГУ и Политехническом институте, консультант множества специалистов оборонных предприятий, участник многих разработок для военно-промышленного комплекса. Докторская степень ученого ему была присуждена без защиты диссертации.

Узнали мы про дискуссию из институтской газеты, где вышла статья с резкой, в духе того времени, критикой Окунева:

«Фальшиво прозвучало на Ученом совете высокомерное, развязное по форме и путаное по существу выступление профессора Б.Н. Окунева.

В своем выступлении профессор Окунев сетовал на то, что у нас приводятся элементарные примеры, повторяющие общеизвестные истины.

Желая продемонстрировать свою «эрудицию», «примитивизм» докладчиков и показать более «сложные», «яркие» и «красочные» примеры из научной деятельности в марксистско-ленинской теории, профессор Окунев использовал трибуну для пропаганды реакционной религиозной мистики и упадничества. Профессор Окунев привлекает в качестве «гиганта» диалектического мышления декадентку Зинаиду Гиппиус, злобную реакционерку, врага советской власти, и со страстным пафосом декламирует с трибуны ее пошлые, мистические стишки.

Профессор Окунев утверждает, что «законы науки являются продуктом нашего сознания». Это же есть чистейший субъективный идеализм Канта, Маха и других старых реакционеров в философии.

Мы бросились в библиотеку, посмотреть, кто такая Зинаида Гиппиус, о которой, естественно, никто из нас не слышал. То, что мы нашли о Зинаиде Гиппиус и её муже Дмитрии Мережковском не могло развеять нашего недоумения: эмигранты, ярые антисоветчики, дружили с Муссолини, поддерживали Гитлера… Только много лет спустя, многое прояснилось. Мережковский и Гиппиус – видные деятели Серебряного века русской поэзии – были религиозными мистиками. После смерти ученого родственники намекали, что до революции Б.Н. Окунев являлся старостой церковного прихода. Тогда стало понятным, почему профессор разделял взгляды 3. Гиппиус. Б.Н. Окунев был к тому же широко образованным интеллигентным человеком с широкими интересами, знал литературу, живопись. После его смерти от него осталась коллекция картин, которую его дочь Кира Борисовна, тоже, кстати, преподававшая в Военмехе на кафедре математики, передала в Русский музей.

Но тогда у многих в институте возникли опасения о самых серьёзных последствиях, которые могли бы появиться после этой полемики.

Статья в газете, подписанная секретарем партбюро Л. Макаровым, мне вначале показалась очень резкой. С Леонидом Андреевичем я был знаком с первых дней учебы в институте. Дело в том, что когда я еще успешно учился в Ижевском индустриальном техникуме и когда нас перевели на новую закрытую специальность ПУАЗО, однажды меня пригласила на беседу член партбюро техникума Лариса Ипатьевна Чуракова. Поговорив со мной о моих текущих делах по учебе и планах на будущее, она сообщила мне, что в партийном бюро техникума сложилось мнение о возможности приема меня в члены ВКП(б). Это было очень неожиданное предложение. В комсомоле я состоял еще со школы, но в этом я мало отличался от сотен и тысяч других юношей. Не быть комсомольцем, значит что-то у тебя, не как у всех… Тогда я сказал Ларисе Ипатьевне, что еще очень молод, на она ответила, что партии нужны и молодые люди и посоветовала поговорить с отцом на эту тему и сообщить ей наше решение.

– Отец у тебя хоть и беспартийный, но оружейник, передовик производства. Он сможет дать тебе правильный совет, – сказала она напоследок.

Отец, после объявления моей новости, долго молчал, несколько раз задумчиво прошелся по комнате, потом сказал, что я должен понять следующее – будучи членом партии надо иметь что-то такое за плечами, чего не имеют другие. Нужно выполнять дополнительную работу, скорее всего, политического характера. Готов ли к этому? Вместе с тем, – добавил он, – нам приятно, что ты на хорошем счету в техникуме. Такие предложения делают не каждому. Думаю, что в твоей будущей жизни это будет необходимо, так как задачи перед страной стоят просто громадные.

Итак, меня в начале четвертого курса техникума приняли кандидатом в члены ВКП(б). По прибытии в ЛВМИ, я должен был встать на партийный учет. Отыскал партбюро института (а оно оказалось в Розовом зале), вошел в помещение, где технический секретарь партбюро пригласила меня на беседу с секретарем партбюро института Леонидом Андреевичем Макаровым. Он тепло со мной побеседовал, в том числе об Ижевске, его оборонной промышленности. Рассказал о выпускниках вуза Д.Ф. Устинове, А.П. Чекинове, занимавшем высокий партийный пост в Ижевске. Об этих людях я тогда еще ничего не знал. «По истечении партийного кандидатского стажа, будем ставить вопрос о приеме тебя в члены КПСС», – сказал мне тогда на прощание Леонид Андреевич.

Срок этот прошел быстро, не успел я оглянуться, как уже оказался на партбюро факультета «А», где секретарем был Г.И. Гордеев. Выглядел он строго, особенно усиливали это впечатление очки с круглыми стеклами. Все шло своим чередом, но вдруг он с неодобрением бросил реплику: «Молодой, еще ничего не сделал, а уж в партию». Я опешил, не знал, что и сказать, а он тем временем спросил: «А что делал твой отец, когда в Ижевске был белогвардейский мятеж?» Я затруднился ответить на этот вопрос. Что там происходило, я не имел никакого представления. Короче говоря, мой прием в члены партии был отложен на целый год. Было решено, чтобы кандидатский стаж я прошел уже в Военмехе. Также я должен был получить письмо от отца с объяснением того, где он был и что делал, когда произошло это событие. Только потом я узнал, что Г.И. Гордеев был из Воткинска – города, расположенного в 60 километрах от Ижевска. А когда состоялся мятеж, меня еще и на свете не было. Вот таким бдительным секретарем оказался Г.И. Гордеев, что задержал мой прием в партию на целый год. Я тогда заходил к Л.А. Макарову, и он сказал: получишь письмо от отца, и мы вернемся к вопросу о твоем приеме.

Много лет спустя я узнал, что после Победы Л.А. Макаров был главным уполномоченным в советской зоне оккупации в Берлине по линии КГБ, и это ощущалось в разговоре с ним, – речь неспешная, негромкая, основательная. Повторный прием в члены КПСС прошел без замечаний, письмо от отца о том, где он был и что делал во время мятежа никаких дополнительных вопросов не вызвало.

А тогда для Б.Н Окунева всё обошлось. Видимо, его научный авторитет и значение для ВУЗа были более важны, чем мнение бывшего главного уполномоченного.

Последняя декада декабря как всегда прошла за получением зачетов. В эту сессию их было девять. Все благополучно, а по черчению даже оценка «отлично».

В теплой компании мы встретили новый 1953 год. У моего земляка Росима Галеева была семиструнная гитара. Конечно, вначале открыли бутылку шампанского, не забыли и про напитки покрепче. Основная закуска по-уральски – пельмени. Для мужской компании это самый подходящий ассортимент.

Вспомнили под гитару любимые песни, меня попросили исполнить романс «Лимонная роща, каскад водопадов…». Отказываться я не стал. В общем, посидели хорошо, по-домашнему.

Уже после Нового года началась экзаменационная сессия. Экзаменов теперь было пять, на этот раз только по курсу «Обработка металлов давлением» я заработал «отлично», а по остальным «хорошо».

В этот раз я знал, чем буду заниматься в зимние каникулы. Дело в том, что еще весной прошлого года к нам в группу приходил Иван Морозов с ребятами из студенческого научного общества.

Разговорились. Я вспомнил, как мы на станции юных техников в Ижевске сами изготовили пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, удачно подобрав марку жаропрочной стали для гибкого клапана, закрывающего входные воздушные отверстия во время горения топлива в камере. Они очень заинтересовались этим, и я пообещал, что на каникулах, когда буду дома, возьму этот двигатель с собой. Если у нас будет такой двигатель, сказали они, мы создадим в институте экспериментальный стенд и начнем на нем отрабатывать оптимальные режимы работы, чтобы усовершенствовать саму конструкцию. Идея показалась мне интересной.

Экспериментальная лаборатория СНО находилась в небольшой комнате на первом этаже в корпусе «Ж». Посередине комнаты был установлен металлический экран, отделяющий экспериментальную зону от экспериментаторов. В нем были проделаны окна, чтобы наблюдать за работой двигателя, через которые можно сделать фотографии струи газа, вытекающую из цилиндрического сопла. Сам двигатель на кронштейнах крепился с обратной стороны экрана. В безопасной зоне находился бачок с топливом, автомобильный карбюратор, регулирующий подачу горючего в камеру сгорания, и электрическая часть, подающая ток на автомобильную свечу, ввернутую в корпус камеры сгорания. Перед головной частью был смонтирован достаточно мощный настольный вентилятор, который обеспечивал наддув двигателя в период его запуска. Трехрежимный вентилятор можно было передвигать, меняя расстояние до двигателя.

После нескольких дней работы мы запустили двигатель, чему все очень обрадовались. Даже старшекурсники с интересом наблюдали работу двигателя. Затем мы начали улучшать эту модель. Следовало оснастить его датчиком давления, термопарами, устройством для измерения тяги двигателя и регулируемой системой подачи топлива. Этим мы и занимались на каникулах, которые завершились очень быстро.

В новом семестре нам добавили курс «Теория машин и механизмов» (ТММ). Студенты шутили над аббревиатурой: «Тут моя могила». Мне же эта дисциплина не показалась сложной. Что страшного в обычном исследовании кинематических характеристик различного рода механизмов?

Хорошо запомнилось, как 14 мая 1953 года состоялось отчетно-выборное партийное собрание института. С докладом о деятельности партийной организации за отчетный период выступил секретарь партийного бюро Л.А. Макаров.

Для меня, недавно принятого в члены КПСС, это было первое отчетно-выборное собрание, и я волновался, входя в актовый зал. На сцене располагался президиум, в котором сидели заслуженные работники института, участники Великой Отечественной войны, работники экспериментального завода.

Доклад я слушал внимательно. Л. А. Макаров сообщил, что в повседневной практической работе партийное бюро руководствовалось решениями XIX съезда партии, важнейшим произведением И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и его речью на заключительном заседании съезда. Он говорил о идеологической работе, развитии критики и самокритики, улучшении учебной, научно-исследовательской, воспитательной деятельности. Было много выступающих, они поднимались на трибуну и надолго привлекали внимание аудитории. Из зала я вышел ощутившим ритм работы партийной организации института.

В конце апреля в институте проходила VI студенческая научно-техническая конференция. Студенты готовили для нее доклады на самые разные темы. Выступающих оказалось немало, ведь, как мы узнали на открытии, в кружках и секциях занимается около 450 студентов, а выступить хотели многие из них. Мне запомнились выступление студента Трусова, который сделал доклад о центробежной муфте с переменным передаточным числом, как позже выяснилось, он сам внес много нового и оригинального в ее конструкцию. Интересный доклад прочитала и студентка Панченко. Ее работа называлась «О касательных напряжениях в сверлах», и она ее готовила по заказу промышленного предприятия.

И снова сессия. Впервые экзаменов в списке оказалось больше, чем зачетов: семь против шести. До 26 мая все зачеты были получены (как всегда по черчению получил «отлично»). По экзаменам две отличные оценки, остальные хорошие.

Так, два курса обучения в Военмехе остались позади.

За эти годы мы получили не только солидный объем знаний по общеобразовательным дисциплинам, но и довольно обширную неофициальную информацию по нашей будущей специальности: куда могут направить на работу, что лучше – идти в цех, либо в конструкторское бюро. Об этом мы разговаривали со студентами старших курсов. От них мы узнали, что учиться лучше в первом потоке нашего курса, так как там готовят специалистов по ракетам с жидкостными ракетными двигателями, а на втором потоке – по ракетам с твердотопливными ракетными двигателями. Вся штука была в том, что ракеты с твердотопливными двигателями, типа «Катюш» военного времени, конструктивно значительно проще, а вот ракеты с жидкостными двигателями – наподобие немецкой ФАУ-2 – массивные и рассчитаны на большую дальность полета. Мы долго обсуждали с сокурсниками, где интереснее учиться. Потом время все расставило по местам. Последующая работа в ракетной технике подтвердила только одно: все ракеты были сложными.

И все же у меня возникло желание перейти в первый поток. Окончательное решение было принято после того, как я нашел единомышленника в лице А. Готовко. Вдвоем мы направились в деканат и изложили нашу просьбу заместителю декана Михаилу Семеновичу Кукушкину. Он нас внимательно выслушал, затем довольно долго перелистывал какие-то журналы, размышлял, но в конце концов сказал: пишите заявления на имя директора.

На наших заявлениях он поставил резолюцию, и я заметил, что на заявлении А. Готовко проставлено обозначение группы А-826, а на моем – А-828. Михаил Семенович обратил наше внимание на то, что первый поток через два дня уезжает на ознакомительную практику в Днепропетровск, и мы должны будем связаться до отъезда со своими новыми академическими группами. Мы это указание выполнили в тот же день.

Нас ждала ознакомительная практика в Днепропетровске. Здесь находились очень крупный завод и конструкторское бюро, где уже работали многие выпускники Военмеха. Настроение было приподнятое – южный город, река Днепр, предприятие по нашей специальности. Лучше ничего не придумать.

В дорожный саквояж, помимо вещей, я положил интересную книгу и солидный пакет съестного. В вагоне внимательно изучил расписание станций, которые предстояло проехать: Москва, Тула, Орел, Курск, Белгород, Харьков и наконец Днепропетровск – вся европейская часть страны с севера на юг. Раньше в этих городах бывать не приходилось, но и теперь меня ждали только непродолжительные остановки, вокзалы и привокзальные площади. Но ничего, успокаивал себя я, впереди еще целая жизнь, все успеем!

В нашем вагоне образовались теплые компании, где-то быстро накрыли столики, ведь в путешествиях пробуждается хороший аппетит. У кого-то пиковые дамы сражались с бубновыми королями, а кто-то негромко исполнял на гитаре болеро. Незаметно, под мерный стук колес улетали часы беззаботной жизни.

Москву проехали около четырех утра, все спали. Так что в тот раз увидеть столицу не довелось. После подъема меня ждал плотный завтрак и обычная вагонная жизнь с шахматами, книгами литературных классиков и детективами и еще, конечно, медленно изменяющимся ландшафтом за окном. Глазу было заметно, как природа медленно, но верно превращается из северной в южную. Следить за этой метаморфозой было интересно. Довольно часто в поле зрения попадали необозримые поля пшеницы, пересеченные лесозащитными полосами, и еще представители южной флоры – пирамидальные тополя.

В Днепропетровск приехали в десятом часу утра. Увидели вокзал с колоннами. Нас встретил представитель отдела кадров предприятия и направил в гостиницу «Южная» недалеко от завода.

Следующим утром на проходной нас всех сфотографировали для пропусков. Бросилось в глаза, что вахтеры на предприятии – военные, призванные из среднеазиатских республик, с непроницаемыми лицами. Глядя на пропуск, они у каждого спрашивали фамилию, отдельно имя и отчество. Данные следовало называть громко и отчетливо. Наконец, все прошли на территорию и собрались у Доски почета. На крупных фотографиях, как водится, были запечатлены передовики производства.

И вдруг (такое бывает только в кино!) из проходной выходит та самая Нина, с которой я так хотел подружиться в Ижевском техникуме. Я чуть не побежал к ней. Но остановился. Было видно, что она ждет ребенка. «Значит, она уже замужем и все твои мечты напрасны», – подумал я грустно. Не заметив меня, она прошла куда-то внутрь завода. Промелькнула мысль, что я теперь знаю, в каком городе она живет, и на каком предприятии работает. Новая вспышка радости – и опять: «Зачем мне это знать? У нее теперь своя семья, ты ей теперь совершенно не нужен».

Впрочем, времени на сердечные страдания не оставалось. Нас разбили по группам и повели на экскурсии по «Южному машиностроительному заводу» (ЮМЗ), так он теперь назывался. По ходу экскурсии нам кратко рассказали об истории возникновения предприятия. Мы слушали, затаив дыхание. Экскурсовод говорил о том, что 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне была успешно испытана атомная бомба. Теперь стояла проблема, как доставить это оружие до территории противника. Традиционный способ доставки – стратегическая авиация. Ею мы не располагали, не было у нас и авиационных баз для ее размещения. Опыт Второй мировой войны подсказывал выход – для доставки ядерного оружия следует использовать баллистические ракеты стратегического назначения.

В СССР был серьезный задел по применению ракет в боевых условиях, но это были ракеты оперативно-тактического назначения ближнего радиуса действия. Тогда наши ученые обратились к наработкам германского вермахта, который в конце прошедшей войны создал баллистические ракеты ФАУ-2, имевшие дальность полета до трехсот километров. Их применяли против англо-американских баз в Европе и против крупных городов Англии, таких как Лондон.

Создание этих ракет тесно связано с именем Вернера фон Брауна, который еще в девятнадцать лет написал работу «Теория дальних ракет», а в 1932 году, являясь студентом университета, стал техническим руководителем ракетной экспериментальной лаборатории при министерстве обороны Германии. В 1937 году были созданы опытные образцы ФАУ-2, для отработки этой ракеты немцы организовали научно-исследовательский центр Пенемюн-де с полигоном на острове Узедом, вблизи балтийского побережья. 3 октября 1942 года состоялся первый успешный пуск ракеты, и в Германии появилась приоритетная ракетная программа по массовому производству этого вида оружия.

В Тюренгене, близ города Нордхаузена, был построен огромный подземный завод «Миттельверке», способный изготовлять тридцать ракет в сутки. На заводе работало более девяти тысяч квалифицированных немецких рабочих и тридцать тысяч заключенных из концлагерей. За два года работы этого завода было изготовлено более четырех тысяч ракет ФАУ-2.

После окончания Второй мировой войны в США и СССР были предприняты чрезвычайные меры по сбору всех материалов, относящихся к этим ракетам. 2 мая 1945 года главный конструктор ракеты ФАУ-2 Вернер фон Браун с группой основных специалистов сдался в плен частям 7-й американской армии. Как в шпионском триллере, американцы отправили за океан всех немецких специалистов, более сотни собранных ракет ФАУ-2 и техническую документацию.

Из СССР также была направлена группа советских ученых, инженеров, военных, впоследствии ставших крупными специалистами в области ракетной техники. Нам назвали несколько имен: С.П. Королев, В.П. Глушко, Н.А. Пилюгин, В.П. Бармин, Б.Е. Черток, В.П. Будник, Ю.А. Победоносцев… Этой группе удалось восстановить конструкторскую и технологическую документацию, собрать девятнадцать ракет, воссоздать наземное оборудование. Двумя поездами, по шестьдесят вагонов в каждом, все оборудование, документация, материалы были вывезены в Подмосковье на территорию завода № 88.

Американцы, располагая ядерным оружием, имея многочисленную бомбардировочную авиацию, разветвленную сеть военных баз по периметру Советского Союза, самый мощный в мире океанский флот, в том числе подводный, не очень спешили с развитием ракетной техники.

Для Советского Союза ракетное оружие стало единственной альтернативой, которую страна могла противопоставить всей мощи Соединенных Штатов Америки. В 1946 году И.В. Сталин подписал постановление, согласно которому в СССР в короткие сроки создавалась военно-промышленная структура, обеспечивающая решение этой стратегической задачи.

Еще 24 июля 1944 года, вскоре после освобождения города Днепропетровска от оккупации, Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве в нем крупного автомобильного завода, способного выпускать семьдесят тысяч автомобилей в год. Уже в 1948 году с конвейера завода стали сходить новые грузовики ДАЗ-150. Но ракеты оказались важнее автомобилей. И.В. Сталин сказал: «Если у нас будут ракеты, то и грузовики наверняка будут тоже, а если ракет не будет, то, возможно, грузовиков не будет также». 9 мая 1951 года автомобильный завод был передан министерству вооружения.

Внешнее впечатление от первых шагов по заводу было очень благоприятным: прямые асфальтированные улицы и дорожки, красивые корпуса цехов, зеленые газоны с живописными деревьями, завод-сад. Кругом таблички с указанием того подразделения, которое отвечает за данный участок зеленого убранства.

Посетили цеха, в которых на станочном оборудовании изготовляются детали ракет. Станки стояли ровными рядами, было светло, чисто, под потолком установлены краны, тельферы, работала вентиляция. Ижевские цеха, где я некоторое время работал паспортизатором по оборудованию, заметно уступали днепропетровским по своему внутреннему порядку, правда стоит сделать скидку на то, что Ижевский завод строился более двух веков тому назад.

В течение следующих дней мы изучали испытательные станции, предназначенные для проверки жидкостных ракетных двигателей (ЖРД) перед их установкой на ракету. Работали в высоком прямоугольном здании, внутри наполненном измерительной аппаратурой. Здесь, на этой станции, испытывали жидкостные ракетные двигатели для ракет Р1 и Р2. Топливом для них являлось горючее: семидесяти пяти процентный спиртовой раствор и окислитель – жидкий кислород. Кстати, топливо с этой парой компонентов было экологически чистым.

Испытания двигателя продолжались шестьдесят секунд. Фотокамеры, стоящие против стрелочных манометров, фиксировали показания этих приборов. Фотопленки затем обрабатывались, и данные вносились в протокол испытаний. По этим результатам оценивалась пригодность двигателей для установки их на ракету.

Но самым впечатляющим этапом этих испытаний было наружное наблюдение за работой двигателей. Двигатели для испытаний устанавливались снаружи этой станции на специальные сооружения соплом вниз. Под соплом был сделан специальный наклонный лоток глубиной не менее двадцати метров, выложенный бетонными плитами. При запуске двигателя из сопла истекала многометровая прозрачная газовая струя, в которой была хорошо различима ударно-волновая структура. Но и, конечно же, здесь стоял невообразимый грохот работающего двигателя. В этот период работы он развивал тягу двадцать пять тонн силы (тс). Когда однажды нас привели для очередного наблюдения за работой двигателя, и уложили за песчаный бруствер около лотка, то случайно забытая кем-то внизу металлическая тачка от удара струи улетела метров на сто.

Энергетика этих ракетных двигателей произвела на нас необычайно сильное впечатление. И, конечно, у многих возникал вопрос: как выглядят ракеты, на которые устанавливаются эти двигатели. Но об этом заводские руководители нас информировать не спешили, сказав, что в сборочный цех мы пока не имеем допуска. На эти вопросы ответ дал наш руководитель М.И. Шевелюк. Он сказал, что привезенные из Германии трофейные ракеты ФАУ-2 были испытаны на Государственном центральном полигоне Министерства обороны в Капустином Яру близ Сталинграда. Запуски этих ракет начались в октябре 1947 года. Однако результаты этих испытаний были неудовлетворительными – половина из десяти ракет до цели не долетели.

Тогда по прямому указанию И.В. Сталина С.П. Королеву было поручено создать на базе немецкой ракеты баллистическую ракету Р1 с использованием отечественных материалов и технологий. Результаты пусков этих ракет были несколько лучше – до цели долетели восемь ракет из десяти, были замечания по их рассеиванию. Конструкторское бюро во главе с С.П. Королевым в короткие сроки спроектировали новую ракету Р2, в которой бак горючего был уже несущим, головная часть ракеты в конце активного участка отделялась от ее корпуса. Были широко применены алюминиевые сплавы, двигатель ракеты работал на горючем из девяносто двух процентного раствора спирта, дальность ее полета была вдвое больше и составила шестьсот километров. Такие ракеты уже могли наносить удары по американским базам, расположенным вокруг Советского Союза. В то время, когда мы находились на практике, их и производил Южный машиностроительный завод.

Практика продолжалась, и нам предоставили возможность ознакомиться с испытательной станцией для жидкостных ракетных двигателей, на так называемых высококипящих компонентах топлива. В тот период времени высококипящими компонентами являлись горючее – керосин типа Т1 и окислитель – азотная кислота. Эти компоненты, в отличие от спирта и жидкого кислорода, будучи заправленными в баки ракеты, могли сохраняться весьма продолжительное время. Такая особенность этой пары компонентов ракетного топлива более всего устраивала военных, так как значительно упрощала эксплуатацию таких ракет в режиме боеготовности.

Здание испытательной станции для ЖРД на высококипящих компонентах было одноэтажным из красного кирпича. Мы сразу обратили внимание на ржавую траву вокруг этого объекта и устойчивый запах, по-видимому от азотной кислоты.

Нашу группу очень любезно встретил руководитель станции Александр Мозговой, выпускник Военмеха. Из его рассказа об этих двигателях и их испытаниях мы поняли, что за те преимущества, которые дают эти компоненты для ракет, нужно расплачиваться особо тщательным обращением с азотной кислотой во всех емкостях, трубопроводах, кранах, многочисленных прокладках на стыках между ними. Кажется, фторопластовые прокладки лучше других обеспечивали им необходимую герметичность.

К тому времени уже отчетливо наблюдалось противостояние между Сергеем Павловичем Королевым – Главным конструктором ОКБ-1 под Москвой и Василием Сергеевичем Будником – Главным конструктором КБ «Юж-маша» в Днепропетровске в вопросе выбора перспективного ракетного топлива. С.П. Королев считал неперспективным применение высококипящих компонентов в баллистических ракетах с большой дальностью стрельбы. В.С. Будник, совместно с военными, занял противоположную позицию и, в конечном счете, выиграл этот спор. Особенно эта позиция укрепилась, когда руководителем ракетного КБ стал М.К. Янгель. А С.П. Королев тогда начал прилагать силы к разработке космической техники, что привело к величайшим результатам – полетам первого спутника и первого космонавта Земли Ю.А. Гагарина…

Мы ежедневно посещали завод, где получали много интересной информации, но нередко возникала мысль о том, как хорошо бы побывать на центральных улицах города и поплавать в теплой днепровской воде. Наконец, наступили выходные дни, и переполненный трамвай устремился вниз, ближе к проспекту Карла Маркса. Староста нашей группы Владимир Басалаев уже знал, куда нужно ехать, мы высадились в парке Шевченко и по аллее вниз отправились к берегу Днепра. Оказалось, что лучшее место для купания – остров Комсомольский в сотне метров от берега. Были лодочники, которые за один рубль перевозили желающих на этот остров. Можно, конечно, переплыть самостоятельно, что мы потом и делали, одной рукой гребешь, другой над водой держишь свои вещи. Но с нами были девушки из нашей группы, и в первый раз мы переплыли на остров на лодке. Остров песчаный, с буйной растительностью в центре. Быстро переодеваемся и – в воду. Какая прекрасная, ласковая вода, дно песчаное, уходит из-под ног, ощущается легкое течение могучей реки. По радио передают песню в исполнении Лидии Руслановой: «Я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака…». А вот облаков почти нет, солнце в зените, греет неистово. До чего же хорошо, настоящий земной рай!

В другие выходные нам удалось познакомиться с городскими достопримечательностями, проспектом Карла Маркса, улицами Ленина и Кирова. Увидели прекрасный парк им. Чкалова, отель «Украина», гостиницу «Астория», памятники Т.Г. Шевченко, М. Горькому, Н.В. Гоголю. А больше всего понравилось то, что город, хотя и является центром горнодобывающей, металлургической, машиностроительной, газовой и химической промышленности Украины, утопает в зелени.

Мы же все это рассматривали под углом зрения будущей работы в этом городе. Наш Военмех уже направил много своих выпускников на ЮМЗ. Все студенты сошлись во мнении, что если и нам представится такая возможность, то такое распределение можно оценивать как удачное.

В конце практики нас уже выпускали через проходную предприятия в обеденный перерыв. Некоторые практиканты, и я в том числе, иногда после обеда не возвращались на завод, а чаще всего, заглянув на рынок и прихватив там свежих овощей, отправлялись на Днепр.

Зачет по практике получили все, и отдел кадров завода уже забронировал билеты на дорогу до Ленинграда. Среди продуктов, взятых на обратный путь, естественно, преобладало украинское сало и колбасы, овощи, кое у кого просматривалась и горилка.

Впереди нас ждали летние каникулы, а затем учеба на третьем курсе.

Программа обучения на третьем курсе претерпела заметные изменения. В расписании занятий появилось много новых предметов: «Станки», «Режущий инструмент», «Допуски и технические измерения», «Металловедение», «Детали машин», «Электротехника», «Теплотехника». Из прежних учебных дисциплин сохранились английский язык, военно-морская подготовка, «Политэкономия», «Теория машин и механизмов».

Таким образом мы приступили к изучению технических наук, относящихся к инженерно-техническому циклу. Зимняя и весенняя зачетные и экзаменационные сессии были пройдены без неожиданностей с положительными оценками.

В период зимних каникул ко мне обратился член агитбригады института Алексей Дегтярев и предложил вместе с ними поучаствовать в лыжном походе по отдаленным деревням и поселкам северной части Ленинградской области, выступить с лекциями и концертами перед местным населением. Маршрут похода выбирался по таким глухим местам, где в зимнее время доступ в эти населенные пункты из-за глубокого снега практически отсутствовал, а настоящие работники искусства там вообще никогда не появлялись.

Предложение показалось мне интересным. Я узнал, что агитбригада образовалась несколько лет назад по инициативе студентов, любящих путешествия, туризм и просто приключения. Кроме этого, они обладали разными талантами – кто пел, кто читал стихи, кто рассказывал смешные истории. Приятель Алексея Дегтярева, к примеру, умел хорошо играть на музыкальных инструментах и плясать. Всем им хотелось выразить себя, найти благодарную публику. Была надежда, что в пределах Ленинградской области такая найдется.

Руководил агитбригадой Борис Смирнов, мой однокашник из группы А-829. Большую роль в бригаде играли старшие товарищи, именно они составляли программу концерта, а также владели, как теперь говорят, важными качествами туроператоров – разрабатывали маршрут похода, способы передвижения из одного населенного пункта в другой, изыскивали материальные средства для обеспечения этого мероприятия и условия для отдыха. К числу таких специалистов из агитбригады можно отнести Константина Смирнова-Васильева, Юрия Морозова, Иосифа Томсинского, Бориса Смирнова, Виктора Денисова, Георгия Энгельке.

Успех выступлений этого молодежного коллектива был обусловлен действительно талантливыми исполнителями, в том числе певцами А. Дегтяревым, В. Тихомировым, А. Часовниковым, мастерами художественного слова А. Кожевниковым (в будущем он станет киноартистом), Р. Гордеевым, танцорами В. Тулявко, В. Серковым, В. Денисовым, С. Косцовым, Н. Косцовой, членами хора Н. Зеляниной, И. Васильевым, Г. Завьяловой, сестрами В. и Л. Алябьевыми, Л. Кругловой, И. Ерминой, Л. Степановой, Л. Погончиком и др. Отдельным номером было выступление Г. Логинова на гуслях и В. Прасолова с акробатическим этюдом. Музыкальное сопровождение всего концерта выполнял блестящий аккордеонист К. Мищенко.

Маршрут предстоящего похода пролегал по северной части Ленинградской области, где проживала малочисленная этническая группа жителей, называемых вепсами. Ученые полагают, что по происхождению вепсы составляют часть прибалтийско-финских народов и что к концу первого тысячелетия нашей эры они расселились в основном в юго-восточном Приладожье. Познакомиться с жизнью этого интересного народа и показать им самодеятельное искусство студентов Военмеха – вот та задача, которая была поставлена перед коллективом агитбригады.

В некоторых случаях наша встреча со зрителем предварялась краткой лекцией о внутренней и внешней политике СССР, часто местные жители интересовались этими вопросами.

Сборы были недолгими, и поезд, в одном из вагонов которого собралась шумная компания с рюкзаками и лыжами, набирая скорость, устремился на север, к городу Подпорожье. Здесь нас встретил представитель управления культуры города, направил в местное кафе, где мы бесплатно плотно пообедали.

После непродолжительного отдыха на лыжах с рюкзаками на плечах двинулись в направлении Винницы, где через два десятка километров находилась первая деревня, в которой мы должны были дать концерт, переночевать и на следующий день совершить переход к новому месту встречи.

Первые километры пути по заснеженной дороге сопровождались веселым смехом, шутками, предложениями молодых парней взять на буксир отстающих девушек, но еще несколько километров пути – и шутки стихли, а вопрос первого привала стал наиболее актуальным.

Командир дал команду: «Сушить весла!» и все с радостью стали освобождаться от лыж, извлекать из рюкзаков термосы с горячим чаем. Плотно наполненные рюкзаки стали удобными креслами.

А кругом был старый дремучий лес, вековые ели в два обхвата с могучими ветвями, пихта под стать елям, редкие березы и сосны. Два-три десятка метров вглубь и уже просвета нет – сплошной темный массив. Косые лучи зимнего солнца не в состоянии пробить этот лесной панцирь, в нем постоянно сумрак. Лес, как медведь в берлоге, в зимней спячке.

Снежный покров, высотой более метра, теплой шубой согревает все, что ожидает летнюю пору. Снежными постелями для ночного отдыха пользуются только некоторые птицы и зайцы, но нам никто из них не встретился.

Через полчаса командир громким голосом приказал: «Подъем!», прервав наш отдых. «Мы прошли около половины пути» – сообщил он.

Дорога, по которой мы двигались, в зимнюю пору использовалась для санных перевозок, но уже несколько дней по ней никто не проезжал. Командир построил нашу команду так: два разведчика на тридцать-сорок метров впереди, затем группа крепких лыжников для прокладки лыжни, за ними шли девушки. Замыкали нашу цепочку ребята, которые следили, не отстал ли кто, не нуждается ли в помощи.

Скорость движения была небольшой, сказывалось отсутствие тренировок. А день в зимнюю пору короткий, стало смеркаться. Впереди было еще километра три. Нам уже не до шуток, слышны лишь удары лыжных палок по плотному снежному насту.

Хотя нашему командиру подробно объясняли маршрут движения, мы все же слегка заблудились. После поворота, за которым рассчитывали увидеть деревенскую околицу, оказались у глубокого оврага, который шел круто вниз. Было уже довольно темно, но мы смело ринулись в эту западню. Особенно рисковал Гена Логинов, который словно дитя держал в руках свой хрупкий инструмент – гусли. К счастью никто не упал, а нас вынесло на лед речки. И вот награда за риск – на другом берегу нам хитро помигивала огоньками деревня. Последний подъем по берегу – и к нам навстречу спешит женщина в полушубке, ведет к дому, где мы будем ночевать. В доме жарко натоплено. На кухонном столе чайник с заваренным чаем, в большом блюде высокая горка выпечки, прикрытая бумагой, глубокая чашка творога с банкой варенья.

Быстро перекусили, переоделись и отправились к избе, где должен был состояться концерт. Наше появление в деревне было для ее жителей, особенно старшего поколения, важным событием и некоторые из них уже давно заняли места. Так что нас ожидал аншлаг.

В начале встречи Юрий Морозов сделал краткий доклад о крупных стройках, развернувшихся по всей территории нашей страны, грандиозных электростанциях, новых каналах, масштабном производстве сельскохозяйственной техники. Жители деревни внимательно слушали докладчика и было видно, что размеры преобразований не оставляют равнодушными слушателей. Но все же больше их волновала вторая половина встречи.

Ведение концерта практически всегда поручалось И. Томсинскому. Глубокое знание законов эстрады, прекрасное музыкальное образование, мы часто слушали его за роялем в актовом зале института и, наконец, умение просто и задушевно разговаривать со зрителями – это тоже талант и большая удача для агитбригады.

Концерт начался с выступления хора «Песней советской молодежи». Зал отреагировал нормально. Вышел Р. Гордеев, прочитал стихи К. Симонова «Рассказ о спрятанном оружии», «Дом в Вязьме». Послышались продолжительные аплодисменты. В. Денисов и В. Синюков исполнили «Румынский танец», «Гопак», «Русскую плясовую». Их приняли тепло. А. Кожевников прочитал басни Михалкова, и зал согласился с моралью. В. Серков и В. Денисов по традиции станцевали матросский танец «Яблочко». Зрители попросили повторить на бис. Несмотря на то, что в комнате очень душно и места танцорам не хватает, танец повторяется. Дружные аплодисменты.

В этот момент я выбрался из избы, чтобы немного подышать свежим воздухом. На улице темень, и только одна лампочка на одиноком столбе вырвала из тьмы круг света, в котором был виден репродуктор, передающий классическую музыку. Слышу объявление: «Эдвард Григ «Шествие маленьких гномов». Вот это настоящая сказка. Кругом дремучий темный лес. И эта сказочная музыка. Где эти гномы? Где? Поворачиваю голову в разные стороны, ищу гномов. Музыка кончилась, гномы остались в лесу.

Возвращаюсь в избу. Уже выступили К. Смирнов-Васильев с рассказами; А. Дегтярев с неаполитанскими песнями; В. Тихомиров с песнями: «Что друзья случилося со мною?», «В мире есть красавица одна…»; прочла стихи Н. Зелянина; на гуслях Гена Логинов исполнил отрывки из произведений финского композитора Яна Сибелиуса. А в самом конце Валентина Тулявко красиво и страстно исполнила венгерский танец «Чардаш Монти».

После концерта началось неофициальное общение. У зрителей было много вопросов, и уйти долго не получалось. Кроме того, председатель колхоза пообещал утром дать нам розвальни, чтобы довезти наше имущество до следующей деревни. Прекрасный подарок!

Несколькими часами позже мы оказались в избе, где должны были провести ночлег. На плите в кухне нас ждала громадная кастрюля с гречневой кашей и тушенкой плюс такая же кастрюля с компотом из сухофруктов. Еда довольно быстро исчезла из тарелок, компот тоже не задержался. Мы почти все съели, когда услышали крик Ивана Васильева – в кастрюле с компотом он подцепил поварешкой чей-то шерстяной носок, который до этого висел на веревке над плитой. Что делать? Посмеялись, конечно, но не пропадать же компоту! С невозмутимым лицом мы опустошили кастрюлю и отправились спать – нам было постелено на полу, устланном домоткаными половиками и матрацами. Под головы положили подушки, набитые душистым сеном.

За окном было еще темно, когда командир скомандовал: «Подъем!». Кто-то сквозь сон предложил избрать нового командира, но Алексей Кожевников, на это ответил просто: командира назначают, а не выбирают, поэтому пришлось подчиниться.

На завтрак нам сварили картофель с рыбой, по-моему, это был судак и, конечно, чай, но уже без шерстяных носков. В качестве деликатеса были поданы две большие чашки соленых грибов. Объедение! К чаю подали лепешки вроде наших шанег, но с творогом. В общем, завтрак получился обильным. Командир отряда в знак признательности за гостеприимство подарил хозяйке дома очень красивый мохеровый шарф.

По-моему, Галина Завьялова, сидевшая у окна, громко сказала: «Такси подано!» И в самом деле, обещанные розвальни уже стояли возле дома. Быстро наполнили термосы чаем, взяли из чашки оставшиеся лепешки, переоделись в походную одежду и вышли на улицу пробовать лыжи. Познакомились с возчиком, Василием. Он стал помогать укладывать в сани наши рюкзаки, музыкальные инструменты и все, что раньше несли на своих плечах. Отсутствие груза за спиной повысило настроение.

Следующая деревня – в двадцати семи километрах, но это нас не пугало, на розвальни можно было посадить самых уставших. Когда прошли половину пути, объявили привал, попили чаю, перекусили и с новыми силами двинулись в путь. Было еще довольно светло, когда мы оказались в новой деревне. Там все повторилось, то же тепло гостеприимства, и наше стремление выложиться до конца. Концерт прошел очень успешно, зрители просили приезжать к ним каждый год.

Командиру удалось договориться о сопровождении нашего перехода с новым возчиком, а спали мы теперь в школе-интернате, на хороших кроватях с чистым бельем.

Таких встреч у нас состоялось девять. Мы видели, что наши выступления приносят местным жителям много радости, и что наша работа полезна и необходима.

На завершающем отрезке мы вновь вышли в Подпорожье, повстречались с работниками городского управления культуры, получили от них благодарность и ближайшим поездом отправились в Ленинград.

Память еще сохраняла богатство впечатлений от лыжного похода по северу Ленинградской области, как политическая жизнь нашего вуза была взволнована состоявшимся в феврале 1956 года XX съездом КПСС. Начало съезда проходило как обычно и не предвещало ничего экстраординарного. Отчетный доклад ЦК КПСС (докладчик Н.С. Хрущев).

Из отчетного доклада следует, что советский народ под руководством Коммунистической партии в тесном сотрудничестве со всеми социалистическими странами достиг больших успехов в борьбе за построение коммунистического общества в СССР, за мир во всем мире.

Съезд отметил значительный рост всех отраслей общественного производства, материального благосостояния и культурного уровня советского народа. Выросли национальный доход, реальная заработная плата, доходы колхозников.

Совершенно неожиданным оказался последний вопрос повестки съезда – о преодолении культа личности Сталина и его последствий.

Однако развеяние заслуг Сталина, как выдающегося руководителя партии и государства привело к сильнейшему психологическому шоку в партии и в обществе. Началась переоценка ценностей, основных черт социализма, возникли идейный разброд и шатание. Наступило время реализации тайных планов ЦРУ, в частности плана Аллена Даллеса (1945 год). Приведу основные положения этого плана:

«Окончится вторая мировая война. Как-то всё утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную мощь на оболванивание русских людей. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить.

Мы найдём своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного угасания его самосознания.

Из литературы и искусства мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс.

Литература, театр, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать, так называемых, художников, которые станут насаждать и вдалбливать в сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности.

В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого.

Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх и вражду народов, прежде всего, вражду и ненависть к русском народу – всё это мы будем ловко и незаметно культивировать.

И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества…

Конец ознакомительного фрагмента.