Иллюзия первая. Зуев
1957
…В конце августа на открытой сцене Летнего театра Зуевского парка культуры и отдыха проводил гипнотические сеансы артист Мосэстрады – медиум и спирит – Фантас Гипно́сович Дельфийский. По его же заверению – чистокровный грек. Это был высокий мужчина неопределенных лет, с чёрными навыкате глазами и орлиным носом. Одет он был в чёрный фрак и белую манишку на груди. Он уже усыпил молодого человека, который теперь сладко дремал в кресле на глазах немногочисленной публики. Артист оригинального жанра простёр над ним свои длинные руки с тонкими костлявыми пальцами.
– А теперь – проснитесь! – приказал гипнотизёр.
Молодой человек тут же открыл глаза:
– Что, уже?… – Он недоумённо посмотрел в зал. – Трёна-Матрёна!..
Немногочисленная публика нестройно зааплодировала. В основном это были те, кто зашёл сюда, чтобы просто переждать августовский дождь, что моросил над парком – над залом Летнего театра был натянут брезент.
В основном здесь собралась случайная молодёжь, а точнее, её женская часть. Было, правда, ещё несколько пенсионеров, но Автор остановил свой взгляд на симпатичной молодой девушке в легком сарафане, сидевшей в пятом ряду с двумя подружками. Звали её, скажем… Светлана.
– Спасибо, вы свободны! – сказал гипнотизёр молодому человеку.
Тот стал спускаться по ступенькам. Одна из подруг девушки, по имени Екатерина, крикнула ему через весь зал:
– Ген, а ты, оказывается, храпишь!..
Публика развеселилась. В это время ударил гром, сцену осветила молния, в один миг превратившись в шаровую. Светящийся шар облетел немногочисленных зрителей и, застыв над головами девушек в пятом ряду, вдруг тут же с громким треском разлетелся на тысячу искр – и пропал!..
Девушки завизжали от неожиданности и вскочили на ноги.
– Не пугайтесь! – крикнул им гипнотизёр со сцены. – Это не шаровая молния, а продолжение моего номера!..
Зрители нестройно зааплодировали. Московский артист раскланялся в разные стороны. Девушки опасливо сели на свои места.
– Кто ещё желает испробовать на себе силу мысленной энергии? – спросил медиум у зрителей, задержав свой тяжёлый взгляд на Светлане.
Рыжая Вера толкнула её в бок:
– На тебя вытаращился!..
– Пожалте на сцену! – обратился спирит к девушкам. – Вы, вы! В сарафане!..
– Иди, Светик! – жарко зашептала Екатерина.
– Сама иди! – смутилась Светлана. – Очень нужно уснуть на глазах у всех!
Гипнотизёр словно услышал её слова:
– Не буду я вас усыплять, девушка! Просто предскажу скорое знакомство с одним хорошим человеком…
– А я не верю гаданьям! – храбро ответила ему Светлана.
– А я, Светлана Аполлинарьевна, не гадальщик, я – предсказатель!
– Ты гляди: и.о. знает!.. – изумилась Екатерина.
– Я и фамилию могу назвать… – продолжил медиум. – Большакова!.. Верно?…
Он сделал паузу. Зал притих. Парень, который только что спустился со сцены, с любопытством глянул на Светлану.
– Ну, Большакова!.. – задиристо ответила она.
– Вам, пардон, двадцать два года… – продолжал мастер гипноза. – Работаете на ткацкой фабрике…
Екатерина в изумлении раскрыла глаза:
– Во, шпарит!.. А где живет, знаете?! – крикнула она.
– Улица Черемуховая, дом десять, – без паузы ответил артист эстрады.
Публика шумно зааплодировала.
– Вы, случайно, не из «Адресного стола»?… – съехидничала Светлана.
Гипнотизёр обиделся:
– Я артист Москонцерта, голубушка, о чём свидетельствует афиша. Так вот, Светлана Аполлинариевна, сегодня вы встретите того, кто подарит вам сына.
Публика загрохотала громкими аплодисментами.
– Может, он из женской консультации?… – спросила Веру Екатерина.
– В нашей, как будто, одни врачихи… – сказала Вера.
– А если будет дочь?! – с вызовом спросила Светлана.
– Сын, сын! – уверенно ответил медиум. – Он родится десятого мая будущего года. – И звонко щёлкнул пальцами.
Сразу же в небе сверкнула молния, и загрохотал гром.
…Три подруги бежали домой под одним зонтом. Дождь припустил вовсю.
– И откуда он про тебя знает?… – спросила Светлану Вера.
– Небось, ещё до концерта собрал анкету, – уверенно сказала Екатерина. – У них это так делается. У того же Генки, например! А мы уши развесили!
– Да чепуха всё это! – с деланным равнодушием произнесла Светлана.
– Никакая не чепуха! – возразила ей Вера. – Моей матери одна цыганка тоже судьбу нагадала!
– И всё сбылось?…
– До копейки!
Девушки добежали до парковых ворот. Там стоял большой стенд: «План работы Зуевского парка культуры и отдыха на 1957 год».
– Всё, девчонки, по домам! – объявила Светлана.
– Ой, как не хочется на работу! – заныла Екатерина. – Да ещё в первую смену!..
– Может тебя проводить? – спросила у Светланы Вера.
– Вас самих в общагу не пустят, – ответила та.
– Ты ж без зонта!
– Не сахарная!
– Тогда до завтра! Бежим, Катька!
– Главное, не проспи любимого! – присоветовала Светлане Екатерина. – И чтобы всё рассказала! Со всеми подробностями!..
– Да ну вас! – рассмеялась та.
Светлана скинула босоножки и побежала по улице.
Едва она свернула за угол, как от стены оторвалась мужская тень – в шляпе и большим чёрным зонтом. Светлана остановилась. Из-под шляпы по-волчьи сверкнули красные искры чьих-то глаз. Не говоря ни слова, девушка, как во сне, направилась под зонт к Незнакомцу…
…Ранним утром у проходной фабрики подруги встретились вновь.
Заметив Светлану, они махнули ей рукой и побежали навстречу.
– Ну, что, встретила принца? – спросила Екатерина.
– Ага! Сразу двоих!
Подруги разочарованно переглянулись.
– Выходит, гипнотизёр треплом оказался?… – строго по-прокурорски заметила Вера.
– Халтурщик!.. – с негодованием произнесла Екатерина.
– Надо письмо в Москонцерт написать! – предложила Вера.
– Ага! – фыркнула Светлана. – Так, мол, и так, мы – зуевские ткачихи – обижены за свою подругу, которая не повстречала обещанного товарищем гипнотизёром хорошего человека!.. Очень просим вас…
Её слова перекрыл фабричный гудок.
– Ой, девчонки, опоздаем!.. – заволновалась Светлана.
Они вбежали в ворота фабрики.
…Прошло два месяца.
Подруги стояли у входа в осенний парк. Светлана была растеряна. Екатерина и Вера – изумлены.
– Вот это номер! – твердила Екатерина. – Восемь недель!
– И ты ничего не знала?! – спросила Вера.
– Ничегошеньки! – твердила Светлана.
– Да как это может быть?! – не поверила Екатерина. – А «дела»?…
– У меня с ними всегда проблемы – не знаешь, когда начнутся, не знаешь, когда придут…
– Та-а-к!.. – тем же прокурорским тоном произнесла Екатерина. – А мужики?
– Что, мужики?… – испуганно спросила Светлана.
– В последнее время мужики были?…
– Не было…
– Феномен какой-то!.. – прошептала Вера.
– А может, тебя кто споил и изнасильничал? – предположила Екатерина.
– Да я, что, ненормальная?! – громким шёпотом завозмущалась Светлана.
– Тогда как?…
– Слушайте, девчонки! – предложила Вера. – А может, письмо в Академию наук написать?
– Уж лучше свечу в Церкви поставить! – хмыкнула Екатерина. – В благодарность Святому Духу! Ой, Большакова, что-то тут не так!..
– Да клянусь вам! Было бы что – давно сама рассказала!
– От тебя дождёшься! – тряхнула чёлкой Екатерина.
– Дальше что делать будешь? – по-деловому спросила Вера.
Светлана опустила голову:
– Не знаю…
– А тут и знать нечего! – решительным тоном сказала Екатерина.
– Нельзя мне… – тихо произнесла Светлана.
– Это почему? – спросила Вера.
– Доктор сказал: риск большой. У меня два уже было… Если ещё и этот, то о детях можно не беспокоиться…
…В город пришла зима на постой.
Екатерина и Вера вошли в калитку, на которой висела жестяная табличка: «Черемуховая улица, дом 10, Большаков А. Н.» Поднялись на засыпанное снегом крыльцо большого частного дома, постучали. Из собачьей будки вышел старый пёс на цепи и лениво пролаял несколько раз хриплым голосом.
– Свои, Дракон!.. – поприветствовала его Вера.
Пёс был почти слепым из-за старости, но по голосу узнал гостей и скрылся в будке, звеня тяжёлой цепью. Дверь открыла мать Светланы.
– Здравствуйте, Надежда Васильевна! – хором сказали Вера с Екатериной.
Зашли в дом.
– Ну как она?… – спросила Вера.
– Да никак, – вздохнула мать Светы. – Я и так, и этак – молчит целыми днями, как пугало в огороде!..
Гостьи вошли в комнату. Светлана сидела у телевизора и смотрела эстрадный концерт. Её округлый живот выделялся на фоне окна.
– Привет ткачихам! – поприветствовала она гостей, не обернувшись – Я вас в окно увидела… – И выключила телевизор. – Садитесь!..
Подруги присели к столу.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила Вера.
– Уже чувствую, – ответила Светлана. – Толкается вовсю! Во, опять!..
Екатерина даже прислушалась, а Вера подбежала, положила ладонь на живот подруги.
– Ой, и вправду, толкается… Сколько осталось?
– Полсрока отсидела, – сказала Светлана.
– Не успеете выполнить квартальный план! – едко заметила Надежда Васильевна. – Только бы знать – в чью честь!..
– Слёзы подбери! – подняла на мать голос Светлана. – Всё об одном и том же! Лучше чаю поставь…
Надежда Васильевна обиженно поджала губы и вышла из комнаты.
– Достала уже! – призналась Света подругам. – Лучше расскажите, как дела в бригаде.
– Нормально всё! – с оптимизмом в голосе просветила её Вера. – Боремся за звание лучшей бригады на фабрике! Все о тебе спрашивают и передают горячий привет!
– Не обжечься бы! – усмехнулась Светлана. – Чего сами не заходят?
Гостьи переглянулись.
– Стесняются… – ответила Вера.
– А слухи пускать не стесняются! Хоть бы вы им – платок на роток! Лучшие подруги, называется!
– Так ведь нам – чего говорить?… – стала оправдываться Вера. – Сама ж запретила!
Дверь комнаты бесшумно приоткрылась.
– Сказать как есть – не поймут! – добавила Екатерина. – Всё о нём интересуются! А кто он – хрен его знает!
– Тайна природы!.. – вздохнула Вера.
За приоткрытой дверью комнаты Надежда Васильевна перекрестилась.
1958
…Была середина мая. У дверей роддома Екатерина, Вера и Надежда Васильевна ждали выхода Светланы с ребёнком. Рядом у «Москвича» крутился водитель Гена – тот самый парень, с «психологических опытов» в парке.
– …А ведь угадал, день в день! – с изумленьем вспомнила Вера. – Именно десятого мая!
– Назвал бы лучше имя отца, – сказала Екатерина.
Вера толкнула её локтем в бок и обратилась к Надежде Васильевне:
– Не придумали ещё, как назовёте?…
– А чего тут думать? – ответила мать Светланы. – Аполлинарием! В честь деда!
– А с отчеством как? – спросила её Вера. – Без отчества не запишут.
– Об отчестве пусть Светка волнуется. Ох, не маяться бы ему в жизни!
На пороге крыльца, в сопровождении нянечки, появилась Светлана с новорожденным на руках, упакованным в нарядный свёрток с голубой лентой. Женщины с радостным криком кинулись обнимать молодую мамашу.
– Дай посмотреть!.. – Вера приподняла уголок одеяла: – Ой! Какой хорошенький!.. На тебя похож!
Надежда Васильевна глянула тоже и по привычке прослезилась:
– «Большаковская» порода!
Светлана тут же её остановила:
– Слёзы подбери!
Екатерина побежала к машине и достала из багажника бутылку шампанского и «Киевский» торт» – для нянечки. Та по-свойски забрала подарки:
– Растите на радость!
И скрылась за дверью роддома.
Все подошли к машине.
– Ген! Открывай ворота! – скомандовала Екатерина.
Улыбчивый водитель распахнул заднюю дверцу. Светлана с живым свёртком влезла в салон. Он заглянул ей через плечо:
– Отличный пацан, трёна-Матрёна! Поздравляю!
Она молча улыбнулась.
– Слышь, Ген! – сказала Катя, усаживаясь рядом. – Может, усыновишь?
Вера толкнула подругу в бок.
– А чего?… – продолжала Екатерина. – Двойная выгода: ему – готовый сын, а парню – готовое отчество!
Надежда Васильевна села на переднее сиденье и оценивающе посмотрела на водителя.
…Спустя час Светлана уже дома кормила ребёнка. Мать развешивала у печки простиранные пелёнки.
– Он кто? – спросила она дочку.
– Опять двадцать пять!? – вспыхнула Светлана.
– Я об водителе… – успокоила её Надежда Васильевна.
– Генка это, Пастухов! Из Детского дома, неужели не помнишь?… Вечно в нашу школу бегал, в кружок автомобилистов.
– Нет, не помню…
– Тебе-то он зачем?
– Да так… – загадочно ответила Надежда Васильевна и чуть помолчав, добавила. – Небось, женат?
– Не женат, мама! В общаге живёт.
– Самостоятельный парень, – с уважением добавила мать.
…Было лето. На берегу Искры стоял полуразрушенный храм – без купола и креста, с осевшими в землю стенами. Светлана и Геннадий сидели на пригорке. В тени под дубом стояла коляска.
– …Родных не знаю… – рассказывал о своей жизни Геннадий. – Меня в Детский дом тетка сдала. Мне тогда и двух лет не было. Сама уже давно померла…
– А закончил что?… – спросила Светлана, поминутно кидая взгляд на коляску.
– Автотехникум… После – в армии три года замполита возил. Потом – счастья на разных стройках искал.
– Не нашёл?…
Геннадий серьезно на неё посмотрел:
– А чего за ним по дальним землям бегать?…
Светлана тут же вскочила со скамейки и кинула взгляд на спящего сына:
– Ой, сейчас проснётся! Мне его кормить надо…
Геннадий вдруг решительно обнял её и поцеловал. Светлана не сопротивлялась.
Внезапно возмущённый хриплый крик раздался рядом. Они разом обернулись. На ручке коляски сидел большой чёрный ворон с белой грудкой.
Светлана в страхе бросилась к сыну:
– Кыш, отсюда! Кыш!
Ворон взлетел на нижнюю ветку дерева, продолжая мрачно каркать. Она взяла на руки проснувшегося ребёнка. Маленький Аполлинарий улыбался. Ворон улетел.
– Ты, гляди, не испугался, трёна-Матрёна! – удивился Геннадий.
Внезапно рядом появился фотограф, чем-то похожий на гипнотизёра из Москонцерта – с таким же орлиным носом и чёрными навыкате глазами:
– На память не желаете?…
…И была осенняя свадьба – с накрытыми во дворе столами, с шумными гостями и с аккордеоном. Молодёжь отдельно танцевала под пластинки. Среди толпы отплясывал сам жених. Надежда Васильевна вынесла из дому большое блюдо с пирогами.
– Не топочите так, – сказала она гостям. – Полю разбудите! Еле заснул.
Подруги сидели рядом с невестой.
Екатерина одна выпила бокал до дна и спросила Веру:
– Тебе когда рожать?
– В феврале! – гордо сказала она.
– Не боишься?
– Светка ж не побоялась!..
– Она у нас девушка смелая!.. – прокомментировала Екатерина. – Ой, не понимаю я вас, девки! Ну, тебе Генка попался – обещал усыновить! Спасибочки ему! А ей?… Нашкодил инженеришка, и – обратно в семью! А она, дурочка, счастлива!
– Бог ему судья! – ответила Вера и вновь улыбнулась: – Для себя рожаю… Я его любила! Память на всю жизнь останется!
Екатерина вновь наполнила свой бокал шампанским:
– Сумасшедшие вы обе! Давай, Светик, за вас и выпьем!
Светлана тут же прикрыла свой бокал ладонью и произнесла интригующе:
– А мне тоже нельзя…
Изумлённые подруги широко раскрыли глаза.
– Ага! – рассмеялась Светлана. – Аккурат, в мае второй сын родится!
1959
…Молодые родители стояли перед заведующей ЗАГСа. На руках у Геннадия лежал «живой» сверток, перевязанный голубой лентой. Надежда Васильевна держала на руках годовалого Аполлинария. Стену за спиной заведующей украшал портрет Хрущева.
– Поздравляю вас с рождением Ивана Геннадьевича Пастухова – нового гражданина Советского Союза! – с официальной радостью отбарабанила заведующая, обращаясь к родителям. – Желаю вашей семье здоровья, счастья и трудовых успехов!
Екатерина с Верой бурно зааплодировали. Вера была уже на сносях. Заведующая поставила звукосниматель на пластинку.
Заиграла торжественная музыка.
Вера сказала Екатерине на ухо:
– А похожи-то как! Да ещё оба – десятого мая!.. Во, подгадали!
– Зато про отца теперь можно не гадать! – шёпотом ответила Катя.
На окно ЗАГСа сел чёрный ворон с белой грудкой. Светлана его узнала. Улыбка мигом слетела… Но белогрудый каркнул всего три раза и улетел.
1969
…Было начало мая. Девятилетний Иван читал на крыльце книгу. Во двор Пастуховых вбежал Аполлинарий. Хотя он был на год старше Ивана, да и отцы у них были разные – те, кто не знал про это, с уверенностью мог бы сказать – близнецы.
– Ванька! – крикнул Апполинарий брату. – Айда, в «крепость» играть!
Иван поднял голову от книги:
– Да ну!..
Аполлинарий достал из сарая игрушечный автомат:
– Кончай глаза в книгу пялить! Нашим подмога нужна!
…«Крепостью» служил полуразрушенный храм на берегу реки Искры. Нападавшие осаждали крепость, защитники держали оборону. Пастуховы были на стороне нападавших.
– Улька! – крикнул Аполлинарий похожей на Веру девочке с ярко-рыжими волосами – однолетке Ивана. – Заходи слева! Там в стене лаз.
Нападавшие перелезли через груду камней и очутились внутри. Сквозь круглую дыру, где раньше был купол, в синеве небес летали стрижи да ласточки, голуби да воробьи. На облупленных стенах сохранились фрагменты фресок. Защитники не ожидали нападения с тыла. С ликующим визгом их обстреляли осколками кирпичей и щепками.
– Полька, ты, чо, взбесился!? – раздались голоса защищавшихся. – Чуть в глаз не попал!
– Защищаться не умеете! – ответил тот. – Всё! Вам хана! Сдавайтесь!
И потряс над головой знаменем – длинной палкой, к которой был привязан кусок обгоревшего по краям церковного полотнища. Участь «крепости» была решена. Сквозь дыру в куполе пролился в храм яркий солнечный луч. Он зажёг копну рыжих волос Ульяны. Иван зачарованно загляделся на это видение. А со стен на детей скорбно смотрели глаза чудом уцелевших ангелов да святых.
…Утром десятого мая дверь в комнату мальчиков со скрипом отворилась.
Аполлинарий открыл глаза. Иван продолжал спать.
Заговорщически перешёптываясь, вошли мама с бабушкой, несущие два праздничных пирога: один – с одиннадцатью зажжёнными свечами, другой – с десятью. Отец держал в руках подарки.
Аполлинарий вскочил на кровати:
– Ванька, просыпайся! Нас поздравлять пришли!
Иван открыл сначала один заспанный глаз, затем другой и сел в постели.
– С днём рожденья, внучки́! – торжественно сказала Надежда Васильевна и тут же всплакнула по привычке.
Мальчики наперегонки задули свечи.
– Ура-а-а!.. – прокричал Геннадий.
Мама с бабушкой поцеловали мальчуганов. Те принялись рассматривать подарки. Светлана незаметно толкнула Геннадия, и он торжественно объявил:
– Но это ещё не всё!..
Мальчишки подняли головы.
Геннадий достал из кармана четыре цирковых билета и произнёс голосом шпрехшталмейстера:
– Великий Гудини Второй приглашает нас в воскресенье на представленье!..
…За столом вся семья пила чай с праздничными пирогами. В раскрытые настежь окна по-хозяйски ввалились цветущие ветки сирени, тёплое майское солнце весёлыми зайчиками скакало по комнате.
– А что такое «шапито»? – поинтересовался Иван.
– Передвижной цирк! – объяснил ему Аполлинарий. – Ты, что, не знаешь?! Его на Рыночной площади строят. Гастроли до конца лета. Да, пап?
– Он, что, движется?! – удивился Иван. – Как поезд?…
Все дружно рассмеялись.
– Можно сказать и так! – ответил мальчикам отец. – Под большим полотняным шатром проходят цирковые представления. А когда они заканчиваются – шатёр складывают и перевозят в другой город для новых выступлений. Кстати, по-французски слово «шатёр» и означает «шапито».
На подоконник присел белогрудый ворон и принялся гнусно каркать.
– О, Господи! – перекрестилась Надежда Васильевна.
Светлана подбежала к окну и замахала на него руками:
– Кыш отсюда! Кыш!
Ворон взлетел на угол раскрытой оконной рамы. Геннадий выскочил из-за стола и тоже замахнулся на него рукой:
– Пошёл прочь!
Ворон не улетал, а только зловеще каркал.
– Может, он из цирка? – спросил Аполлинарий.
– Может из цирка, – ответил отец. – Улетай, давай! Кыш!.. Нужно пойти сообщить!
– Он не из цирка, – сказала Светлана. – Это тот!.. Помнишь, у реки?…
Белогрудый каркнул последний раз и улетел.
– И чего он к нам привязался?… – она вновь села за стол.
– Чёрный ворон – плохое знамение! – вновь перекрестилась Надежда Васильевна.
– Хоть ты не каркай, мама! – в сердцах сказала Светлана.
Та обиженно поднялась из-за стола:
– Давно говорила: крестить детей надо!
– А мы не суеверны! – бодро ответил за остальных Геннадий. – Верно, мужики?…
…В середине лета, сидя на крыльце, Надежда Васильевна читала мальчикам отрывок из Евангелия. Иван внимательно слушал, Аполлинарий же не отрывал глаз от ворот, за которыми доносились крики мальчишек, играющих в футбол. Геннадий чинил в сарае «Москвич», изредка бросая на тёщу недовольные взгляды.
– … «И сказал Христос Петру…», – читала детям бабушка, – «Истинно говорю тебе: не пропоёт петух, как отречёшься от меня трижды».
– У, предатель! – сжал кулаки Иван.
Надежда Васильевна легонько шлёпнула его по шее:
– Не тебе судить!
За забором раздались ликующие голоса.
Тут уже Аполлинарий не выдержал:
– Го-о-ол!..
И сразу же получил от бабки затрещину.
– И что петух? Пропел? – спросил Иван.
Из курятника раздался петушиный крик. Иван замер. Надежда Васильевна торжественно подняла лицо:
– Воистину!..
На веранде появилась Светлана с мусорным ведром:
– Опять ты им голову чепухой морочишь?! Ведь сама же в Бога никогда не верила!
– Потому что слепая была! – ответила мать. – Перед смертью твоего отца мне во сне Видение было – ангел приснился, его на Небеса звал…
Светлана спустилась во двор и выбросила мусор в большой чан, стоящий у забора:
– Видения, мам, бывают только в одном случае…
– А ты упрячь меня в «дурку», упрячь! – обиженно запричитала Надежда Васильевна.
– Опять – двадцать пять! Перед людьми стыдно! Прошу тебя, прошу: сними икону! Будто живём в прошлом веке! Вон, даже американцы в Космосе побывали – и то Бога не нашли!
– У этих американцев свой бог – доллар! – сурово ответила мать. – А у русских – Христос!
Геннадий оторвался от машины и с улыбкой заметил:
– Между прочим, Христос евреем был!
– Глупый ты, Гена, под стать своей жене! – жёстко ответствовала ему тёща. – «И не будет ни иудеев, ни Эллинов!» – вот что сказал Христос!
– О-ёй! – сказала Светлана, направляясь в дом. – Ты сама это слышала?…
– Так в Святом Писании сказано! – торжественно произнесла Надежда Васильевна.
– Пап, я в футбол поиграю?… – Аполлинарию надоел ежедневный спор родителей с бабкой.
– Беги, Поля, – разрешил отец. – А то второй гол без тебя забьют!
Аполлинарий сорвался с места.
– А вы, Надежда Васильевна, – как можно деликатней сказал ей Геннадий, – лучше бы газеты внукам читали! Зря, что ли, «Пионерскую правду» выписали?
На что Надежда Васильевна тут же ответила:
– Есть одна правда – Божья!
Светлана огорчённо развела руками.
– Напрасно так считаете, – парировал зять, возвращаясь к ремонту «Москвича». – Пресса – зеркало жизни!
– Вот и любуйтесь в неё! – Надежда Васильевна забрала Евангелие и, обиженно бормоча, скрылась в доме.
– А ты что притих? – строго спросила Светлана у младшего сына. – Домашнее задание на лето сделал?
– Ещё вчера, – ответил Иван.
– Давай тетрадки! – Мать оставила ведро у крыльца, сама присела на верхнюю ступеньку. – Хоть одну ошибку найду – в цирк не пойдёшь!
…Над полотняным куполом весело развевались на ветру цирковые флажки. К кассам, вокруг всего забора, сплошь обклеенного цветными афишами «Гудини Второго», шумно вилась нескончаемая очередь. К контролёру подошла семья Пастуховых. Геннадий протянул четыре билета.
Они вошли в балаган. Внутри всё было, как в настоящем цирке.
Сели на свои места.
Почти сразу же погас свет в зале, вспыхнули прожектора, заиграла весёлая музыка, и на арене появился шпрехшталмейстер.
– Уважаемая публика! – громко возгласил он. – Всем на удивление начинаем представление! Сильно рты не разевайте! Глаза не закрывайте! Выступает великий артист! Фокусник-иллюзионист! Любимец Москвы и Ленинграда и прочего града! Великий Гудини Второй!
Зрители громко и весело захлопали.
На арене появился фокусник, в чалме и восточном халате.
И начались чудеса.
Всё, до чего дотрагивался Гудини Второй – исчезало, меняло цвет и размеры, растворялось в воздухе и появлялось вновь, но уже совсем другим предметом. Кот становился собакой, собака курицей. Вот она «снесла» яйцо, фокусник постучал по нему «волшебной палочкой», и на глазах зрителей разбил его – из яйца появился живой цыплёнок.
Зрители вновь зааплодировали, не жалея ладоней.
Братья Пастуховы смотрели на фокус, во всю раскрыв глаза. Особенно Аполлинарий…
…Вернувшись домой, мальчики пытались повторить номер, увиденный в цирке.
Аполлинарий стучал по куриным яйцам карандашом, заменявший ему «волшебную палочку», а Иван разбивал их о край клетки, но вместо цыплят из них, как и положено, плюхались на пол желток с белком.
В курятник заглянула Надежда Васильевна. Увидев неудавшийся фокус, она ахнула и схватила внуков за шиворот:
– Изверги! Вы что делаете!
– Это не я, это он!.. – в один голос закричали мальчики, кивая друг на друга.
Они вырвались и выбежали во двор. Бабка помчалась следом.
Геннадий подкачивал насосом «запаску». Бабка и внуки кругами забегали вокруг «Москвича». Отец в сердцах бросил насос на землю:
– Что за хоровод, трёна-Матрёна?!
– Сам полюбуйся!.. – сказала тёща. – С чем теперь на рынок идти?!
Бабка бегом вернулась в курятник.
– Ой, чего наделали, варвары! – раздались оттуда её причитания. – Ой, чем торговать буду?!.. А какие яйца были! Каждое с кулак!
Геннадий заглянул в раскрытые двери.
– Ну, молодцы-ы!.. – И стал расстёгивать ремень. – Кто зачинщик?
– Ванька это-а-а! – громко захныкал Аполлинарий.
– Та-ак!.. А за слёзы – ещё пук рогозы!..
– Врёт он всё! – заступился за себя Иван. – Полька первый сказал: давай яйца бить, фокусы показывать!
– А за ложь – ещё приложь!.. – мрачным тоном продолжал рифмовать Геннадий.
Он крепко взял сыновей за руки и повёл в сарай. Аполлинарий волчонком посмотрел на отца.
…Ночью окно в сад было раскрыто настежь. Иван крепко спал.
Аполлинарий смотрел на звёзды. По щекам катились слёзы. На подоконнике бесшумно появился белогрудый ворон. Он взмахнул крыльями – и сразу вся комната вспыхнула синим светом. Аполлинарий замер, не смея пошевельнуться. Ворон перелетел на спинку его кровати, повертел головой, три раза каркнул и улетел. И сразу синий свет погас…
…Светлана готовила обед в летней кухне, возле гаража. Геннадий продолжал чинить автомобиль. Аполлинарий показывал фокусы с куриными яйцами соседской ребятне. Среди зрителей была и Ульяна. На этот раз куриное яйцо без следа исчезло в руках Аполлинария. Он тут же достал его из кармана ульяниного платья. Девочка изумлённо засмеялась.
Иван помогал отцу, тайком бросая на Ульяну первые влюблённые взгляды.
– Во, работенка – людей дурить! – сказал Геннадий, недовольно покачав головой. – Меня в детском доме учили, что нельзя обманом людям служить.
– А вдруг он знаменитым фокусником станет? – заметила Светлана.
– Ага, Игорем Кио! Шёл бы лучше отцу помогать. Совсем за лето от рук отбился! Это же какая профессия в моих руках, трёна-Матрёна!
– Оно и видно: что ни день, то поломка!.. – усмехнулась Светлана.
…Днём Аполлинарий подошёл к воротам циркового дворика. На заборе висели афиши знаменитого иллюзиониста, с наклеенными на них наискосок полосками текста: «31 августа – прощальное выступление!» Служащие кормили лошадей, красили булавы, жонглёр репетировал номер с шарами. Аполлинарий замер у забора. Его заметил паренёк в клетчатой кепке, подметавший двор.
– Эй, шпана, тебе кто нужен? – миролюбиво спросил он, подойдя к калитке.
– Гудини Второй, – насупился Аполлинарий.
Парень ухмыльнулся:
– А, может быть, Первый?
– Их разве два?! – удивился Аполлинарий.
– Раз есть Второй, значит есть и Первый… Правда, тот, настоящий, умер сто лет назад! – расхохотался парень с метлой.
– А этот, Второй… ненастоящий?… – растерянно спросил Аполлинарий.
– Самый настоящий!.. Тебя МАГ в гости позвал?
– Какой ещё МАГ?…
– МАГ – это Макар Андреевич Гуденко. А Гудини Второй – его цирковая фамилия!
– Я думал, он итальянец… – обескуражено сказал Аполлинарий.
– Из Харькова! – раскрыл секрет парень.
Аполлинарий вытаращил глаза:
– Откуда?!..
– У нас, у цирковых, – объяснил паренёк в кепке, – заграничные фамилии – сплошь и рядом!
– Зачем? – не понял Аполлинарий.
– Для афиши! Звучит красиво!
Он кивнул на жонглёра, который упорно оттачивал мастерство на шарах.
– Семья Паринаго! А на самом деле, Сидоркины. Наш клоун Крюшон – по паспорту Оганнезов. – Парень поправил набок козырёк своей кепки и добавил: – Я, например, тоже на афише – Артур Эдройт, что значит – ловкий!
– А взаправду? – спросил Аполлинарий.
– Миша Капник… – смущённо хмыкнул парень с метлой. – Акробат…
И протянул Аполлинарию руку. Тот пожал её в ответ:
– Аполлинарий!.. Пастухов.
– Чего-о? – рассмеялся Михаил. – Да с такой фамилией только коров пасти!
Аполлинарий нахохлился.
– Не обижайся! Вот был бы ты «Пасс» или «Пастэ» – это я понимаю, по-цирковому!.. А зачем тебе МАГ?
– Я… новый фокус придумал… – смутился Пастухов.
– Продать хочешь?
Аполлинарий пожал плечами.
– Если классный – он секрет купит!
– Да я не продать…
– Тогда покажи!.. – раздался за их спинами мужской голос.
Мальчики обернулись. Рядом стоял знаменитый иллюзионист.
…В его вагончике Аполлинарий набросил на пустой стакан платок, взятый тут же напрокат у фокусника, и пристально посмотрел ему в глаза. Гудини Второй иронично прищурился. Аполлинарий сдёрнул платок – в стакане оказалась алая жидкость. Фокусник поднял брови, взял в руку стакан, нюхнул:
– Портвейн?…
Аполлинарий кивнул. Фокусник тут же опрокинул стакан до дна.
– Хо! «Три семёрки»!.. Мой любимый! Откуда узнал?
Мальчик пожал плечами.
– Давай на «бис»!
Фокусник налил воду из умывальника.
Аполлинарий с успехом повторил номер. На сей раз Гудини Второй не стал пить, а с изумленьем принялся разглядывать стакан со всех сторон.
– Вундеркинд!.. И как ты это делаешь?…
Гость не ответил. Иллюзионист усмехнулся, достал из портмоне сторублевую купюру и накрыл стакан. Аполлинарий помотал головой. Гудини Второй достал ещё сотню. Мальчик презрительно скривил губы и выбежал из вагончика.
У крыльца его уже поджидал Миша Капник:
– Ну что, продал?…
– Как же! – фыркнул Аполлинарий. – У него денег не хватит!
И поспешил прочь с циркового дворика. Миша озадаченно посмотрел ему вслед.
Фокусник тоже видел в окне убегающего Аполлинария. Усмехнулся. Кинул взгляд на стакан. Но вместо портвейна в нём оказалась обыкновенная вода.
…Едва Аполлинарий вошёл в калитку, его тут же схватил за руку отец:
– Ты где шатался?
– Гулял… – соврал Аполлинарий.
– Врёшь! Тебя у шапито видели. Опять фокусы?…
Он стал одной рукой расстегивать ремень. Аполлинарий с ненавистью на него посмотрел:
– А что, нельзя?!
– Поговори у меня ещё!..
…Ночью Светлана и Геннадий вели неуютный разговор в постели.
– Не любишь ты его… – глухо сказала Светлана.
– Глупости! – возразил Геннадий. – Он для меня, как сын.
– В том-то и дело, что «как»!
– Ну, не выношу я эти фокусы, Свет! Делом пора заняться! Я в одиннадцать лет перроны подметал! Кирпичи подносил на стройке!..
– Все – «я», я»! Ты – такой, а он – другой!
Геннадий присел на кровати:
– Какой – другой? Может, наконец, скажешь, в кого он такой!
– Ты же обещал никогда об этом не спрашивать!
– Я и не спрашивал! Двенадцать лет молчал!.. Но теперь-то я могу всё узнать?!
Конец ознакомительного фрагмента.