Внешнеэкономическое измерение новой индустриализации России. Раздел I. Глобальные тенденции перехода к новой индустриализации и внешнеэкономические ресурсы его обеспечения в России ( Коллектив авторов, 2015)

Глава 1. Технологическая модернизация в условиях посткризисного развития мировой экономики

Как и в начале века, роль главных факторов развития мировой экономики, все еще ощущающей последствия глобального кризиса, играют глобализация рынков товаров, услуг и капитала, а также интенсификация инновационных процессов, способствующих повышению технологичности и конкурентоспособности национальных экономик. В наиболее развитых странах мира переход к экономическому развитию, опирающемуся на высокие технологии и инновации, приобретает все более устойчивый характер.

В основных экономических центрах мира параллельно с решением тактических задач – выполнением антикризисных программ – исследуются вопросы, связанные с определением среднесрочных стратегических приоритетов посткризисного развития и созданием предпосылок для их реализации. Развитые и наиболее успешные развивающиеся страны видят залог своей конкурентоспособности в обозримой перспективе в технологическом обновлении сферы энергетики, транспортных, информационных и телекоммуникационных систем, здравоохранения и охраны окружающей среды. США, ЕС, Япония не без оснований рассчитывают, что современные технологии в перечисленных сферах позволят им сформировать новый, посткризисный технологический уклад, благодаря которому может быть создан фундамент для устойчивого экономического роста, сохранения их лидирующих позиций в мировой экономике и решения социальных проблем, в первую очередь, повышения уровня занятости.

Правительства стран-лидеров демонстрируют готовность продолжать поддерживать фундаментальную науку и стимулировать высокотехнологичные отрасли экономики, только которые и могут создать предпосылки для развития в долгосрочной перспективе. В этих странах даже в условиях осложнившегося финансирования инвестиционных и инновационных проектов тратились значительные средства на исследования и разработки (ИР). В Израиле, например, они составили 4,3 % ВВП, Финляндии – 4,0, Швеции – 3,6, Японии – 3,5, Республике Корея – 3,4, Дании и Швейцарии – 3,0, Австрии и США – 2,8, Китае – 1,8 % ВВП (затраты на ИР в среднем в мире составляли 2,2 % ВВП)[3].

С помощью разнообразных инструментов государственной политики расширяется круг участников инновационных процессов. В них весьма активную роль играет бизнес, вкладывающий средства в поиск новых и оптимизацию существующих технологий, что позволяет ему беспрерывно выводить на рынок новые продукты и услуги. Как и ожидалось, кризис стал импульсом к усилению конкуренции и реструктуризации компаний и целых отраслей.

В США в силу ужесточения конкуренции на мировых рынках высоких технологий, необходимости модернизации традиционных отраслей (реиндустриализации) и создания новых подотраслей высоких технологий актуальной стала выработка новых подходов к инновационной политике. Поставлена задача повышения наукоемкости американской экономики и улучшения ресурсного обеспечения сектора науки и технологий. Целевым ориентиром избрано повышение расходов на ИР и технологии до 3 % ВВП.

Ключевым вопросом стало переосмысление роли государства в национальной инновационной системе (НИС), которое в докризисный период традиционно считалось лишь «садовником инноваций», обеспечивающим развитие науки, взаимодействие между акторами НИС, преференциальные режимы инновационного предпринимательства. Американская администрация осознала, что при сбое механизмов НИС по-настоящему радикальные инновации могут оказаться незамеченными и не будут должным образом поддержаны, поскольку крупный бизнес – ключевой игрок в либеральной модели НИС – сосредоточен, прежде всего, на решении своих краткосрочных и среднесрочных задач, что неминуемо ведет к ориентации на текущий спрос крупного бизнеса в основных разработках и в академическом, и в венчурном секторах.

Чтобы обеспечить переход экономики на новый технологический уклад, правительство США в соответствии с принятым на вооружение подходом должно выступать теперь в двойственной роли: функционального заказчика радикальных инноваций и оператора их развития. Оно в партнерстве с бизнесом и научным сообществом приступило к «выращиванию» системы инноваций, последовательно охватывающей все стадии инновационного процесса – от проведения ИР до формирования зрелого рынка. Схематично эта система включает в себя следующие элементы:

• рост финансирования фундаментальной и прикладной науки по линии существующих институтов;

• проведение в партнерстве с бизнесом ИР и разработка базовых технологий на доконкурентной стадии;

• организация производства новой технологической продукции и физической инфраструктуры (грантов, гарантий по кредитам, льготного кредитования);

• стимулирование спроса до стадии зрелости рынка путем налогового стимулирования, поощрения внедрения инновационной продукции.

Основной функцией управления инновационными процессами на каждом из этапов становится ликвидация с помощью федеральных ресурсов различных «провалов» рынка, рисков, возникающих на начальной стадии проектов, и пр. При этом действия администрации направляются не только на дополнение усилий акторов в рамках того либо другого этапов, но и на создание условий для концентрации и фокусирования национальных ресурсов на наиболее важных точках жизненного цикла инноваций.

Дополнением данной системы служат меры, направленные на дестимулирование вывода инновационных производств за пределы США и обеспечивающие их локализацию в Америке (закрытие налоговых «лазеек», выделение федеральных средств только на проекты, реализуемые на национальной территории и пр.).

Современный подход США к управлению технологическим развитием характеризуется концентрацией усилий на наиболее перспективных разработках, инновациях и инновационных компетенциях, узкой группе важнейших сложных производств. Это позволяет им оставаться безусловным мировым лидером, стабильно сохраняя свой высокий удельный вес в мировой добавленной стоимости, произведенной сектором хай-тек. По высокотехнологичной продукции он составляет 31 %, по сегменту наукоемких услуг – 34 %[4]. Вместе с тем в результате такого подхода происходит неизбежное «вымывание» из экономики не отнесенных к приоритетам технологичных производств и сокращение рабочих мест.

Важнейшими, определяющими общие перспективы инновационного и научно-технического развития страны признаны новые энергетические и транспортные технологии. До кризиса американская администрация делала основной акцент на развитие альтернативной энергетики, в первую очередь солнечной и ветровой, информатизации и автоматизации магистральных и распределительных электросетей и связанных с ними потребительских решений. При этом она негативно оценивала возможности использования «чистого угля» – угольных теплоэлектростанций с системами улавливания и захоронения углекислого газа, атомной и водородной энергетики, биотоплива. Но в течение 2010–2011 гг. все эти энергетические технологии были включены в число приоритетов. В области транспорта предпочтение отдается автомобилям с гибридными и электрическими силовыми установками и сопровождающими их технологиями изготовления аккумуляторных батарей.

Такая корректировка научно-технической политики связана с убежденностью администрации США в том, что именно упомянутые отрасли станут основой промышленного потенциала следующего технологического уклада. Основанием для такого вывода служат многочисленные экспертные прогнозы, в которых отмечается, что мировая энергетика и автотранспорт уже подходят к определенному пределу в развитии в связи с растущими ограничениями ресурсного, инфраструктурного и экологического характера, предопределяющими необходимость их перехода на новые технологические платформы. Ситуацию не меняет обнаружение в США и в некоторых других странах, включая Россию, перспективных запасов сланцевых нефти и газа, а также наличие технических решений, позволяющих вести их масштабную добычу.

С учетом того, что избранные технологические приоритеты пока не достигли стадии наполнения, администрация полагает целесообразным оказание их развитию массированной федеральной поддержки, имеющей целью обеспечить технологический прорыв, сформировать профильные бизнесы и рынки. Предполагается, что эта поддержка будет способствовать укреплению ведущих позиций США в соответствующих отраслях, обновлению индустриального потенциала страны, экономическому росту, увеличению занятости. Вместе с тем ожидается, что в связи с высокой технологичностью и сложностью обновленные отрасли производства не смогут выводиться за рубеж, что будет служить определенной гарантией сохранения за Соединенными Штатами позиции лидера мировой экономики и научно-технического прогресса.

Поддержка «новой» энергетики и транспорта будущего осуществляется по нескольким направлениям. Во-первых, увеличиваются объемы финансирования и расширяется число программ, касающихся проведения соответствующих исследований и разработок. При Минэнерго США создаются центры по исследованиям в области передовой энергетики с участием бизнеса, академического сообщества и национальных лабораторий. Помимо этого, в соответствии с Законом о конкурентоспособности, в министерстве создана новая структура – Агентство передовых исследовательских проектов в сфере энергетики – для поддержки наиболее рискованных и многообещающих технологических разработок. Начальный бюджет агентства составил 400 млн долл. В процессе реализации находятся проекты научных парков и региональных инновационных энергетических кластеров, для которых выделены существенные, хотя и менее значительные средства.

Другой значимый элемент поддержки – формирование рынков путем стимулирования спроса на новые энергетические и транспортные системы, «чистое» электричество. Для этого используются главным образом налоговые кредиты. В частности, в отношении альтернативной энергетики применяются производственный налоговый кредит, величина которого связана с затратами на выработку КВт ч электроэнергии, а также инвестиционный налоговый кредит, определяемый в зависимости от величины капитальных вложений. Применительно к транспортным средствам налоговые кредиты предоставляются конечным покупателям в пределах 4,5–7,5 тыс долл. за автомобиль в зависимости от типа двигателя.

Несмотря на усилившийся со стороны администрации интерес к промышленному сектору, набольший акцент делается ею на опережающее развитие наукоемких услуг и нематериальных активов, которые рассматриваются как основной фактор конкурентоспособности и инновационности.

В Европейском союзе глобальный кризис актуализировал задачу форсированного развития науки, национальных инновационных систем, поиска новых институциональных и организационных форм обеспечения инновационного процесса. В то же время он не стал поводом для кардинальных изменений в формировании инновационной стратегии. Ответом на кризис явились осуществляемые на паневропейском, национальном и региональном уровнях меры инновационной политики следующего характера:

• системного, связанные с созданием или совершенствованием институтов НИС и формированием благоприятных условий для их развития;

• целевого, заключающиеся в поддержке избранных направлений научно-технического прогресса и отраслей, способных создать базовые предпосылки для будущего роста экономик стран-членов;

• организационного, представляющие собой конкретные способы и инструменты осуществления инновационной политики.

Инновационная политика ЕС носит сложный и комплексный характер и реализуется на основе большого числа стратегий, программ и планов[5]. План развития технологий новых источников энергии, например, предусматривает развитие восьми областей низкоуглеродной энергетики, «Стратегия 2020» – обеспечение «мягкого» роста (стимулирование знаний, инноваций, образования и цифрового общества), устойчивого роста (с упором на климат, энергетику и мобильность) и социального роста (обеспечение занятости и профессионального роста, борьба с бедностью). В целях реализации указанной Стратегии предложено несколько инициатив, которые предстоит скоординированно осуществлять на паневропейском и национальном уровнях, в том числе такие, как: «Электронная стратегия»; «Европа эффективных ресурсов»; «Промышленная политика эры глобализации».

Центральное место среди них занимает инициатива «Инновационный союз», фактически представляющая собой комплексный план по реализации инновационной стратегии ЕС, направленной на стимулирование полной цепочки инновационного процесса – от идеи до рынка. В плане сохранен прежний целевой ориентир – достижение 3 %-ной доли ИР в ВВП для ЕС-27. Он затрагивает широкий круг секторов, включая промышленность и сферу услуг, государственный и частный сектор, высшее образование. С учетом этого в ЕС инновационную деятельность будет принято трактовать более широко, чем это делается обычно, к ней станут относить разработку не только новых технологий, но и бизнес-моделей, дизайна, брендинга и услуг.

В рамках Евросоюза после кризиса продолжалась реализация рамочной программы по конкурентоспособности и инновациям (2007–2013 гг.), которая включала три направления: стимулирование инновационного предпринимательства, поддержка ИКТ и развитие «умной» энергетики. Значимую роль в осуществлении программы играли европейские техно-логические платформы (ТП), которые позволяли обеспечивать выбор стратегических научных направлений, анализ рыночного потенциала технологий, учет интересов государства, промышленных кругов, научного сообщества, пользователей и потребителей, а также мобилизацию государственных и частных источников финансирования. В настоящее время действуют 36 европейских ТП в следующих секторах: энергетике (7 ТП), ИКТ (9), биоэкономике (6), промышленности (9), на транспорте (5 ТП). ТП постепенно превращаются в инструмент формирования стратегических направлений промышленной политики ЕС, используемый для разработки «стратегического видения». Выдвигаются предложения сконцентрировать их деятельность на решении глобальных и наиболее важных для Европы проблем – изменение климата и необходимость развития «чистой» энергетики, «устойчивые» технологии транспорта, производства и потребления, энергетическая и продуктовая безопасность.

В инновационной политике ЕС в качестве ключевого механизма стимулирования научной и инновационной деятельности все чаще выступают налоговые льготы. За счет либерализации налогового режима Евросоюз рассчитывает не только способствовать поддержанию инновационной активности европейских производителей, но и привлечь на свою территорию лучшие лаборатории, научные коллективы, отдельных специалистов, передовые наукоемкие предприятия. Следует, правда, отметить, что в отдельных странах, в том числе с высокими относительными расходами на ИР (Швеция, Финляндия, Германия), налоговые стимулы вообще не применяются.

В большинстве стран, осуществляющих налоговое стимулирование, основным его видом является налоговый исследовательский кредит. Он рассчитывается тремя способами: применительно к общим расходам предприятия на ИР; применительно к величине превышения расходов на ИР в сравнении со среднегодовыми затратами в предыдущий период; комбинированно, т. е. сочетая оба предыдущих способа. В ряде стран предприятия могут вычитать из налогооблагаемой базы до 100 % затрат на ИР.

В КНР продолжается реализация двух крупных общегосударственных программ, связанных с планированием развития науки и повышением ее качества. В случае их успешного выполнения затраты на ИР в Китае к 2020 г. вырастут до 2,5 % ВВП.

Высокие технологии, инновации, знания рассматриваются руководством страны как главный источник экономического роста и инструмент нового этапа индустриализации. Но пока продвижение страны по пути инновационного развития определяется не столько результатами исследований и разработок в национальных научных центрах и на китайских предприятиях, сколько взаимовыгодными отношениями с транснациональными компаниями. ТНК, оценивая китайский рынок как перспективный, стремятся как можно больше расширить свое присутствие в Китае. КНР, применяя тактику привлечения иностранного капитала и его ограничений, осуществляет заимствование технологий и продвигает развитие высокотехнологичного сектора.

Заимствование зарубежных технологий активно осуществляют и другие быстро развивающиеся страны, включая Бразилию и Индию.

Глава 2. Оценка состояния конкурентоспособности российской промышленности на мировых рынках высокотехнологичной продукции

Произошедшая в постсоветские годы деиндустриализация российской экономики и деградации наукоемких секторов отечественной экономики в результате резкого сокращения государственных заказов на разработку новой техники существенно уменьшили экспортный потенциал российской обрабатывающей промышлености. Низкий уровень исследовательской и инновационной активности предприятий, во многом объясняемый недостатками конкурентной среды и отсутствием действенных стимулов к инновациям со стороны частного бизнеса; несовершенство российской инновационной системы, организационный отрыв сектора исследований и разработок от производства; недостаточный уровень ассигнований на ИР – все это сдерживает перевод отечественной экономики на новую технологическую базу, неблагоприятно отражается на конкурентоспособности отечественной обрабатывающей промышленности, в том числе ее высокотехнологичных отраслей, накладывает серьезные ограничения на возможности российского экспорта высокотехнологичных изделий.

Другими причинами являются несовершенство государственной поддержки экспорта и недостаточная адаптированность многих отечественных предприятий к условиям жесткой конкуренции на мировых рынках. Поэтому в основе их внешнеэкономической стратегии скорее наблюдается стремление к выживанию, чем к завоеванию прочных позиций на международных рынках. В результате выход на эти рынки обычно сводится к разовым продажам, при этом не обеспечиваются необходимый технический сервис, снабжение запасными частями и вспомогательным оборудованием; недостаточное внимание уделяется модернизации поставленной техники и созданию новых моделей. Нередки случаи, когда сервисные функции у российских поставщиков перехватывают конкуренты из стран СНГ, Центральной и Восточной Европы, Израиля.

Как следствие, объем российского высокотехнологичного экспорта невелик. Основу его составляет продукция предприятий ОПК, авиаракетнокосмического комплекса, атомной промышленности. Продукция же информационно-телекоммуникационных технологий, достигающая в мировом высокотехнологичном экспорте ³/₄ его объема, в российском экспорте представлена крайне скромно.

Официальная таможенная статистика РФ не содержит данных, характеризующих технологический уровень вывозимых и ввозимых товаров, и, как правило, не дает расшифровки ряда товарных групп, в составе которых могут находиться высокотехнологичные виды продукции. Это, естественно, затрудняет точную оценку размеров российского экспорта высокотехнологичных изделий. Тем не менее, можно выделить отдельные позиции, которые с известной приближенностью можно отнести к высокотехнологичным видам продукции. Анализ динамики выделенных позиций показал, что за период 2000–2012 гг. российский высокотехнологичный экспорт вырос в 3 раза, причем произошло это преимущественно за счет так называемых «традиционных» товаров. Несмотря на то, что темпы роста «новых» высокотехнологичных изделий (связанных с информационно-телекоммуникационными технологиями) были достаточно высоки, их доля в российском высокотехнологичном экспорте осталась незначительной, а это свидетельствует об их низкой конкурентоспособности. Об этом же говорит и соотношение экспорта и импорта новых высокотехнологичных товаров. Так, в 2012 г. объем их импорта превышал объем экспорта в 9 раз (табл. 2.1).

Таблица 2.1. Внешняя торговля России высокотехнологичными видами продукции (млн долл.)

Источник: Таможенная статистика РФ за 2000, 2011 и 2012 гг.

Из данных табл. 2.1 вытекает, что конкурентоспособность российской фармацевтической продукции очень низка. Здесь импорт более чем в 60 раз больше экспорта. Что же касается продукции «традиционных» отраслей, то соотношение экспорта и импорта свидетельствует об их достаточно высокой конкурентоспособности. Да и сам факт того, что многие из этих товаров экспортируются не только в развивающиеся страны, но и в развитые, подтверждает это. Отрицательным моментом является узость номенклатуры этих товаров.

Малые объемы экспорта высокотехнологичных изделий предопределяют их весьма скромное место в российском товарном экспорте и на соответствующих мировых рынках. Более того, их доля в российском товарном экспорте в период с 2000 по 2012 гг. сократилось с 3 до 2 %[6]. Подобный сдвиг в структуре экспорта красноречиво показывает, что наша страна не использовала возможности, открывшиеся перед ней в годы «сырьевого бума», для ускорения перевода экономики на инновационный путь развития.

Низкая доля высокотехнологичной продукции в экспорте заметно отличает Россию не только от большинства развитых стран, но и от многих развивающихся. Так, в экспорте Китая доля высокотехнологичных товаров составляла в 2011 г. 24 %, Мексике – 12 %, Южной Кореи – 22 %, Малайзии – 27 %, Сингапура – 31 %[7].

Очень низкой оставалась в течение 2000–2011 гг. и доля России на мировых рынках высокотехнологичной продукции (0,3–0,5 %). Среди экспортеров подобной продукции она занимает 22–25 место, серьезно отставая от лидеров (табл. 2.2). В отношении страны, располагающей крупной научной базой, подобные показатели могут говорить о несостоятельности научно-технической политики государства.

Мировая торговля высокотехнологичными товарами в течение последних 20 лет претерпела значительные изменения. Во-первых, темпы ее роста в новом столетии оказались заметно ниже, чем в последнее десятилетие XX в., когда они составляли порядка 12 %[8]. В 2001–2007 гг. темпы роста мировой торговли высокотехнологичными изделиями упали до 8,6 %.

Таблица 2.2. Экспорт высокотехнологичной продукции некоторых стран (млрд долл.)

Источники: World Development Indicators 2002, 2009, 2013. The World Bank; Таможенная статистика РФ за 2000–2011 гг.

В 2008–2009 гг. ее рост практически прекратился, а в 2010 г. она пережила серьезный спад (порядка 15 %). Последние данные Мирового банка свидетельствуют о том, что в 2011 г. мировая торговля высокотехнологичными товарами не восстановилась до предкризисного уровня. В эти же годы в ней произошла смена лидеров. Крупнейшим поставщиком этих товаров стал Китай. США и Япония утратили свои лидирующие позиции. Германии удалось их сохранить. В крупных поставщиков высокотехнологичных товаров превратились Южная Корея и Сингапур. При этом Китай, Южная Корея и Сингапур специализируются преимущественно на поставках электроники, компьютерной и телекоммуникационной техники, а США, Франция, Германия – продукции энергетического машиностроения, авиастроения, химии и фармацевтики.

В ближайшей перспективе возможности существенного наращивания российского экспорта высокотехнологичной продукции представляются достаточно ограниченными. Этому препятствуют несовершенство национальной инновационной системы и сохраняющийся недостаточно благоприятный инвестиционный климат.

Существенное расширение российского экспорта высокотехнологичной продукции возможно, по нашему мнению, только на основе масштабных преобразований отечественной экономики, предусматривающих реальное и последовательное осуществление курса на инновационное развитие страны, перевод всей экономики на новую технологическую базу и радикальное улучшение инвестиционного климата. Мы полагаем, что реальную помощь в решении этой задачи может оказать массированный перелив в национальную экономику зарубежных технологий.

Глава 3. Проблемы нейтрализации угроз технологической безопасности в условиях активизации инвестиционно-технологического сотрудничества России с зарубежными странами

Рассматривая необходимость формирования новой промышленной базы для роста российской экономики и диверсификации экспортного потенциала, представляется необходимым решить ряд вопросов принципиального значения, определяющих направленность и логику процессов. Прежде всего, восстановление и поддержание высоких темпов промышленной динамики потребует формирования новых стабильных конкурентных рынков для развивающихся секторов промышленного производства. Такие рынки могут быть ориентированы либо преимущественно на внутренний спрос трех интегрирующихся экономик в рамках Таможенного союза, заполняя имеющиеся товарные ниши на основе активного импортозамещения, либо – за его пределы.

Необходимость диверсификации экспортного потенциала российской экономики является важнейшим условием сокращения зависимости финансовой системы экономики от экспорта энергоресурсов. На это постоянно указывается во всех программных документах и заявлениях российского руководства, начиная со второй половины нулевых годов. Однако практическое решение этой проблемы требует конкретных представлений о направлениях наращивания экспортных возможностей.

Теоретически существуют два сценария решения этой структурной задачи. Традиционный – ориентируется на улучшение использования собственного научного и технологического потенциала, наращивание имеющихся конкурентных преимуществ на основе последовательной ликвидации возникших структурных диспропорций, росте эффективности национальной инновационной системы и повышении конкурентоспособности экономики, что позволяет расширить экспортные возможности в наиболее продвинутых областях научно-технического прогресса, расширить позиции на отдельных технологически емких рынках. По сути, это традиционный путь, по которому идут лидеры мирового технологического прогресса, осваивая рынки перспективной инновационной продукции.

В рамках догоняющего сценария на первом этапе осуществляется выход на рынки с достаточно традиционной продукцией, при этом конкурентные преимущества обеспечиваются исходя из категории цена – качество преимущественно за счет дешевизны рабочей силы и при наличии ряда качественных характеристик последней. Такая модель опирается на привлечение иностранных инвестиций для организации экспортно-ориентированного производства трудоемкой продукции массового спроса, позволяя занять свободное население в промышленном секторе и при жесткой валютной политике накопить определенные ресурсы для наращивания собственного промышленного и технологического потенциала, претендуя на лидирующие позиции в мировом технологическом процессе. Успешный пример такого пути продемонстрировали послевоенная Япония, Южная Корея и ряд других стран АТР. В последние десятилетия по этому пути развивался Китай, который осуществив масштабное тиражирование иностранных технологий, провел широкомасштабную реиндустриализацию национальной экономики и, став «мировой фабрикой», приступил к решению задачи превращения страны в одного из лидеров мирового технологического прогресса.

Россия в ходе двадцатилетнего перманентного углубления рыночных реформ упустила возможности для реализации «восточного» пути модернизации, не использовала имеющиеся условия для наращивания технологического и инновационного потенциала и расширения экспортных возможностей хотя бы в секторе среднетехнологичного машиностроения. В результате российская экономика оказалась в «ловушке неконкурентоспособности», проигрывая по затратам производства продукции развивающимся экономикам, а по ее технологическому уровню странам – лидерам технологического прогресса.

Состояние технологического потенциала отечественной промышленности является важнейшим ограничителем повышения конкурентоспособности выпускаемой продукции и расширения рынков сбыта как внутри страны, так и за рубежом. В таких условиях новая широкомасштабная индустриализация, основу которой должны составить технологическая модернизация и структурная диверсификация промышленного потенциала, становится необходимым и обязательным условием обновления производственного аппарата основных секторов национального хозяйства и перехода на несырьевую модель экономического роста.

В контексте сложившихся условий развития российской экономики речь, прежде всего, идет о разработке и реализации государственной стратегии новой индустриализации, содержание которой для страны имеет свое особое значение. Для России новая индустриализация означает необходимость преломления ярко выраженных тенденций деиндустриализации и примитивизации структуры экономики и обеспечение восстановления отраслей промышленности традиционных укладов на новой технологической основе (т. е. речь идет о реиндустриализации).

Помимо этого, необходимо также сосредоточить усилия в части создания конкурентного сектора, связанного с развитием прорывных технологий, формирующих производственное ядро перспективного технологического уклада (нано-, био-, информационных и когнитивных технологий) и направленных на обеспечение глобальной конкурентоспособности российской экономики в перспективном периоде. Таким образом, речь идет о восстановлении и последующем развитии национальной промышленности на новой высокотехнологической основе, открывающей путь для формирования устойчивой, сбалансированной, независимой от внешнего влияния отечественной экономики.

Для осмысленного движения вперед в данном направлении необходимо формирование долгосрочной выверенной государственной промышленной политики, важнейшей задачей которой должно стать построение государственной системы законодательного, финансового, институционального и кадрового обеспечения «новой индустриализации». Такая политика за счет разработки и проведения комплекса мер государственного регулирования экономических процессов на макро-, мезо- и микроуровнях призвана обеспечить создание гармоничных пропорциональных соотношений в экономике страны, обеспечивающих структурную перестройку экономики и стабильный экономический рост. Такой комплекс мер должен быть представлен в качестве поэтапных задач, сформулированных исходя из мировых трендов и внутренних особенностей хозяйствования.

Следует отметить, что в последние годы тема общественного внимания к проблематике промышленной политики перестала быть запретной, но требования к ее активизации как двигателю экономического роста руководством страны не выдвигались. Ставка по-прежнему делалась на макроэкономическое регулирование в русле финансовой стабилизации и, позднее, пресловутой «стерилизации» нефте-газовых доходов в форме якобы их безрискового резервирования в соответствующих фондах, размещенных в ценных бумагах США. В инвестиционной политике упор делался на привлечение прямых портфельных инвестиций и кредитов. И только с середины минувшего десятилетия на государственном уровне стали приниматься отдельные решения по сохранению и развитию отечественной промышленности. К таким решениям относятся, прежде всего, действия по созданию крупных госкорпораций и вертикально-интегрированных холдингов – от «Ростехнологий» и «Росатома» до Объединенной авиастроительной корпорации и Объединенной судостроительной корпорации. Была поставлена цель – остановить развал высокотехнологичных отраслей российской промышленности, сохранить научный и производственный потенциал за счет консолидации ресурсов и централизации управления.

Новым компонентом промышленной политики в России должны были стать отраслевые стратегии развития. В 2004–2011 гг. было разработано и утверждено 13 таких документов. Отраслевые стратегии призваны определять приоритетные направления развития соответствующих отраслей промышленности и пути их реализации; служить концептуальной основой для государственно-частного партнерства в системе структуроопределяющих проектов; обеспечивать согласованность действий органов государственной власти различных уровней по направлениям развития отрасли в долгосрочной перспективе.

Однако практическое назначение таких отраслевых стратегий остается не вполне понятным. Во-первых, не ясна их взаимосвязь с общими задачами структурной и технологической модернизации национальной экономики, как необходимого условия роста ее эффективности и конкурентоспособности. Во-вторых, остаются не выстроенными механизмы реализации отраслевых стратегий, они до сих пор не трансформированы в конкретные программы развития соответствующих отраслей.

Сформировать системный взгляд на перспективы развития российской экономики и промышленности должна была Концепция долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 г., принятая в 2008 г. и закрепившая инновационный сценарий развития российской экономики в качестве базового.

Перспективы структурной перестройки промышленности и ее диверсификации определялись в Концепции–2020 необходимостью решения триединой задачи: обеспечения поступательного развития нефтегазового комплекса, перехода к новым технологиям добычи и переработки топлива, увеличения спроса со стороны нефтегазового комплекса на отечественные машины и оборудование. Модернизация сырьевых производств, увеличение глубины переработки сырья и снижение энергоемкости производства (к 2020 г. прогнозируется снижение энергоемкости на 30–46 %), повышение экологичности производства должны способствовать увеличению объемов экспорта при опережающих поставках на внутренний рынок.

Что касается собственно машиностроительного комплекса, то в качестве приоритетных в Концепции–2020 выделялся довольно усеченный набор отраслей: авиационная промышленность (гражданский сектор); ракетно-космическая промышленность; судостроение; электронная промышленность, сельскохозяйственное, транспортное машиностроение; легковое и грузовое автомобилестроение. При этом в Концепции в качестве приоритета нигде не выделялась разработка и освоение в производстве современного технологического оборудования для важнейших секторов национального хозяйства, включая обозначенные отраслевые приоритеты, хотя очевидно что без наличия собственного производства такого оборудования для важнейших секторов национального хозяйства страна будет оставаться технологически неполноценной, зависимой от источников и условий получения технологий и иностранных инвестиций.

К сожалению, отмеченные недостатки выбранных структурных приоритетов для реиндустриализации российской экономики продолжают воспроизводиться до сих пор. Так, обновленный к лету 2012 г. вариант Стратегии долгосрочного социально-экономического развития страны на период до 2020 г. (с учетом последствий мирового финансового кризиса) вообще не касался структурных аспектов перехода на новую модель экономического роста, сконцентрировавшись на необходимости динамичного реформирования институциональной среды как непременного условия оживления инвестиционной активности и общей экономической динамики.

Не внесло ясность в определение структурных приоритетов развития российской промышленности и принятие в 2012 г. государственной программы «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности» на период 2012–2020 гг. (далее Госпрограмма), хотя целью ее разработки и реализации как раз и декларировалось создание устойчивой, структурно сбалансированной промышленности, способной к эффективному саморазвитию на основе интеграции в мировую технологическую среду и формированию передовых промышленных технологий, нацеленной на образование новых рынков инновационной продукции, эффективно решающей задачи обеспечения обороноспособности страны[9]. Госпрограмма развития промышленности включает 17 подпрограмм, направленных на развитие четырнадцати гражданских отраслей обрабатывающей промышленности и ряд производств оборонно-промышленного комплекса. При этом она не охватывает ряд важных отраслей (авиастроение, судостроение, атомная промышленность, ракетно-космическая промышленность, электронная промышленность), которые определялись как приоритетные в предшествующих документах, господдержка которых осуществлялась в рамках федеральных целевых программ (ФЦП), принятых во второй половине 2000-х гг.[10]. В основу приоритетов государственной политики в сфере реализации Госпрограммы был заложен отраслевой принцип с критериями их определения по типу рынков.

На реализацию мероприятий Госпрограммы на период до 2020 г. предполагается выделить 234,6 млрд руб., которые главным образом будут использоваться на финансирование отраслевых НИОКР по созданию новых видов продукции и субсидирование процентной ставки инвестиционных кредитов. Следует отметить, что такой объем финансирования лишь в 1,7 раз превышает объем бюджетных ресурсов, выделяемых на поддержку «Сколково»[11].

В соответствии с целевыми показателями Госпрограммы, к 2020 г. рост объемов производства по включенным в нее отраслям увеличится в 1,8 раза по сравнению с уровнем 2011 г. Такая динамика производства продукции должна быть обеспечена значительным ростом инвестиций в промышленное производство (более чем на 93 % к 2011 г.) и производительности труда в отраслях промышленности (на 158 % к 2011 г.)[12].

При этом предлагаемая в Госпрограмме динамика роста промышленного производства позволит повысить долю включенных в нее отраслей промышленности лишь с 5,5 % ВВП до 5,7 % в 2020 г., что вряд ли сможет заметно изменить промышленный статус России. Более того, реализация намеченных в Госпрограмме параметров промышленного развития не позволяет достигнуть и необходимый уровень самообеспеченности по важнейшим видам промышленной продукции (см. табл. 3.1).

Очевидно, что при таких параметрах ни о какой устойчивости и сбалансированности промышленного развития речи быть не может. Приемлемый уровень самодостаточности предлагается обеспечить только в автомобилестроении, сохранив высокую импортную зависимость в таких важнейших для экономического роста и экспортного потенциала России секторах, как оборудование для нефтегазодобычи, горном и металлургическом оборудовании, строительной и сельскохозяйственной техники.

Таблица 3.1. Уровень самообеспеченности отечественного рынка отдельными видами промышленной продукции (%)

Источник: Госпрограмма РФ «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности» на период 2012–2020 гг. Утверждена Распоряжением Правительства РФ от 19 июня 2013 г. N 997-р (http://www.minpromtorg.gov.ru/ reposit/minprom/ministry/fcp/8/Gos._programma_RF.pdf).

Особую тревогу может вызывать сохранение крайне низкой степени самообеспеченности металлообрабатывающим оборудованием (металлорежущие станки и кузнечно-прессовые машины), которое формирует ядро всего машиностроительного комплекса. По сути, принятая программа развития станкоинструментальной промышленности (как одна из подпрограмм ФЦП «Национальная технологическая база») ориентируется на обеспечение современным металлообрабатывающим оборудованием лишь отраслей ОПК, а не на восстановление диверсифицированного машиностроительного комплекса страны, без чего не удастся обеспечить необходимый уровень технологической самодостаточности в основных секторах национальной экономики, включая экспортно-ориентированные. Кроме того, за рамками Госпрограммы остались важные секторы машиностроения, например, производство оборудования для текстильной и швейной промышленности, лесной и целлюлозно-бумажной, химической промышленности.

Слабо увязаны задачи новой индустриализации и с реализуемой научно-технической политикой. Утвержденный перечень приоритетных направлений научно-технического развития и список критических технологий ориентированы на поддержку отраслей перспективного технологического уклада, а не на технологическое обеспечение масштабной реиндустриализации промышленности. Об этом свидетельствует сопоставление перечня критических технологий и преимущественных секторов их применения (табл. 3.2).

Таблица 3.2. Отрасли и секторы использования критических технологий

Источники: Указ Президента РФ от 7 июля 2011 г. № 899 «Об утверждении приоритетных направлений развития науки, технологий и техники и перечня критических технологий Российской Федерации».

Сформированные перечни научно-технологических приоритетов практически не затрагивают модернизацию основных производств сложившейся промышленной структуры (добыча полезных ископаемых, включая ТЭК, металлургия, химия и нефтехимия, металлообработка, станкостроение, автомобильная промышленность, сельское хозяйство и т. д.), которые выступают фундаментом для становления экономики будущего.

В долгосрочной перспективе перед Россией будет сохраняться задача поддержания достаточного уровня обороноспособности страны. Это означает, что она должна иметь собственный оборонно-промышленный комплекс, использующий передовые конкурентные технологии в самых различных областях знаний, обладать развитым машиностроительным и приборостроительным потенциалом, способным удовлетворить потребности не только гражданского, но и военного сектора.

Обладая определенным научным потенциалом в таких приоритетных областях, как ядерная энергетика, космос, авиастроение, информационно-коммуникационные технологии, нанотехнологии, энергоэффективность и энергосбережение, военные технологии, Россия все-таки не является в них мировым лидером. За исключением авиастроения и ядерной энергетики, Россия вряд ли сможет в ближайшее время предложить действительно интересные инновационные проекты и существенно расширить свои позиции на мировых наукоемких рынках. В лучшем случае успешная реализация отмеченных направлений на прикладном технологическом уровне позволит снизить импортную зависимость и поддерживать реальную технологическую независимость в ряде сфер, что, конечно, важно, в том числе и для поддержания обороноспособности страны, но недостаточно для широкомасштабной модернизации экономики. В этой связи возникает сомнение, что она позволит сформировать критическую массу новых инвестиционных проектов, достаточную для поддержания высокой динамики промышленного производства и сокращения разрыва с ведущими экономическими державами в общем уровне экономического развития.

Таким образом, выбранные направления технологического прорыва недостаточно увязаны с провозглашенной целью социально-экономического развития РФ – достижение устойчивых высоких темпов экономического роста, и не в полной мере совпадают с задачами широкомасштабной технологической модернизации основных отраслей российской промышленности, ориентированных на внутренний рынок.

Кроме того, сама реализация на практическом технологическом уровне инновационных результатов в заявленных приоритетных направлениях перспективного технологического уклада вряд ли возможна без достаточно развитой технологической базы в смежных отраслях, прежде всего в машиностроении и приборостроении.

Следует отметить, что сегодня идут активные дискуссии среди экономистов о выборе структурных приоритетов новой промышленной политики. Так, например академик В. В. Ивантер полагает, что новую индустриализацию необходимо начать с воссоздания военно-промышленного комплекса, который мультипликатором потянет за собой все остальное. При этом обеспечить промышленный подъем следует не за счет населения, а используя накопленные серьезные финансовые ресурсы. Значительная их часть должна быть направлена на развитие инфраструктуры.

Существуют и другие точки зрения на приоритеты новой волны индустриализации российской экономики. Так член-корреспондент РАН В. Цветков считает, что отправной точкой модернизации должен стать топливно-энергетический комплекс России. Отмечая, что устарелых производств нет, а есть устарелые способы производства (технологии), он предлагает выбрать в качестве наиболее «прорывных» отрасли добывающей промышленности (в первую очередь, топливно-энергетический комплекс) и национальной инфраструктуры (транспортной, телекоммуникационной, энергетической). По его мнению, во-первых, они обладают внешней конкурентоспособностью, во-вторых, необходимыми и достаточными условиями для трансформации, в-третьих, имеют кумулятивно-синергетический эффект развития и при этом служат мощнейшими локомотивами внедрения инноваций[13].

Близкую точку зрения высказывает В. Иноземцев, отмечая, что во всем мире добыча полезных ископаемых – сектор, отличающийся высокими технологическими стандартами и исключительной фондовооруженностью. Энергетические компании сегодня вкладывают миллиарды в новейшие технологии, направляя на это от 4 до 7 % совокупной прибыли. По его мнению, в России именно «сырьевая экономика способна предъявить основной платежеспособный спрос на новые технологии и оборудование, т. е. стать локомотивом всего народного хозяйства»[14].

С нашей точки зрения, страна, с достаточно емким рынком, претендующая на роль одного из субъектов в мировой экономике, не может специализироваться на двух или трех продвинутых отраслях или технологиях. Она должна занимать достойные позиции в широком круге отраслей. При этом следует согласиться К. Перес, которая указывает, что «развитие отраслей разных технологических укладов решают разные задачи: отрасли будущей волны гарантируют независимость и самодостаточность в будущем, отрасли текущей волны обеспечивают базовую инфраструктуру и техническую поддержку экономики, «старые» отрасли представляют собой основной источник занятости»[15].

Понимание логики такого развития чрезвычайно важно в контексте задачи, определенной Президентом РФ В. В. Путиным, – о необходимости создания 25 млн рабочих мест к 2020 г., источником которых в первую очередь могут стать технологически обновленные традиционные отрасли промышленности.

Однако, несмотря на отсутствие единой точки зрения по поводу приоритетных секторов экономики, которые могли бы стать локомотивами экономического роста в посткризисный период, ясно одно – в условиях обеспечения новой индустриализации, предполагающей создание высокотехнологичного базиса российской промышленности, важнейшим приоритетом должно стать возрождение и развитие диверсифицированного отечественного машиностроения, которое всегда обеспечено конечным спросом. В частности, специалисты ИНП РАН указывают на возможную реализацию следующих разнообразных цепочек повышения комплексности развития[16]:

• оборонно-промышленный комплекс (ОПК) – станкостроение и отрасли его комплектующие, современное приборостроение;

• отрасли топливно-сырьевого сектора и энергетика – тяжелое и энергетическое машиностроение – станкостроение;

• транспортное машиностроение – станкостроение;

• АПК – сельскохозяйственная техника-станкостроение;

• лесной комплекс – оборудование для заготовки, переработки и обработки древесины – станкостроение;

• текстильная и легкая промышленность – оборудование для текстильной, швейной и обувной промышленности – станкостроение;

• строительный комплекс – производство современных стройматериалов – строительная техника различного назначения – станкостроение.

Выход из «ловушки неконкурентоспособности» для России возможен на основе разработки и продвижения на внешние рынки прорывной инновационной продукции, что должно способствовать диверсификации экспортной базы национальной экономики при одновременном наращивании конкурентных преимуществ отечественных производителей массовой продукции потребительского и производственного назначения, ориентированных на внутренний рынок, перенасыщенный импортной продукцией. Такие конкурентные преимущества могут наращиваться за счет удешевления сырьевой и энергетической составляющей в затратах. Собственно вывод внутренних цен на энергоносители и металл на мировой уровень и стал одним из важнейших факторов потери российской промышленностью конкурентоспособности с развивающимися экономиками в секторе среднетехнологичной продукции.

Таким образом, в российском варианте «новая индустриализация» должна иметь двойственную направленность – обеспечение повышения экспортных возможностей в секторе передовой высокотехнологичной продукции, потенциал для которой в настоящее время сосредоточен преимущественно в отраслях ОПК, и сокращение импортной зависимости в секторе массовой среднетехнологичной продукции для различных отраслей национальной экономики.

Если говорить о совершенствовании государственной политики поддержки и стимулирования инвестиционно-технологического сотрудничества России с зарубежными странами, то в качестве первоочередных мер было бы целесообразно:

• включить в системный пакет законодательных инициатив по инновационной деятельности закон «Об основах политики в области привлечения прямых иностранных инвестиций в инновационные производства», устанавливающий нормативно-правовую базу, а также определяющий структуры, ответственные за разработку ключевых направлений политики регулирования иностранных инвестиций в соответствии со стратегическими целями перевода национальной экономики на инновационный путь развития;

• периодически (не реже, чем раз в три и года) выделять перечни приоритетных отраслей промышленности, требующих инвестиций на федеральном и региональном уровнях, продолжить совершенствование процедуры отбора проектов инвестиционного сотрудничества, подчинив ее задачам модернизации российской экономики на новой инновационной основе;

• проводить государственную экспертизу всех крупных инвестиционных проектов независимо от участия или неучастия в них государства;

• разработать программы технологической переподготовки кадров, институциональной базой которых могли бы стать центры технологического обучения, создаваемые вузами совместно с международными инжиниринговыми компаниями – поставщиками технологических решений на российский рынок. Необходимым условием эффективности новых подходов в техническом образовании должно стать широкое привлечение к преподаванию иностранных специалистов – носителей современной технологической культуры – с одновременной массовой переподготовкой преподавателей российских техникумов, училищ и вузов технического профиля.

• повысить уровень гармонизации российских и международных технических норм и правил, в том числе сформировать систему взаимного признания сертификатов, выдаваемых сертификационными органами одной и другой стороны, трансформировать существующее множество отраслевых систем в единый комплекс, гармонизированный с международными нормами;

• создать национальную систему мониторинга инвестиционного климата в России с целью проведения постоянной работы по его обеспечению в стране и улучшению имиджа страны за рубежом.

Вместе с тем России необходимо диверсифицировать круг своих внешнеэкономических партнеров, которые позволят найти новые «ниши» для конструктивного сотрудничества в области разработки и масштабного обновления инноваций. Повышение конкурентоспособности в высокотехнологичных секторах для России и других стран «технологического прорыва» на деле означает ее рост с ведущими ТНК, обладающими громадными производственными и финансовыми возможностями. Для развивающихся экономик, включая российскую, такая ситуация означает реализацию двух возможностей – либо присоединение к сетям действующих западных ТНК, либо выращивание конкурентных структур аналогичного транснационального масштаба. В контексте формирования технологического задела нового технологического уклада (НБИК-технологии) развитие научно-технологического и промышленного сотрудничества стран БРИКС может способствовать росту их конкурентоспособности в производствах ядра перспективного технологического уклада. Так, например, развертывание в странах БРИКС массового производства высокотехнологичных промышленных изделий российской разработки, при сравнительно слабо развитой собственной базе фундаментальных исследований, усиливает их заинтересованность в использовании достижений российской науки. В свою очередь, для российской стороны представляют растущий интерес инвестиционный потенциал этих стран, позволяющий совместно осуществлять крупномасштабные проекты, а также создаваемые в регионе технологические процессы и продукты, которые нередко оказываются более доступными по ценовым и качественным параметрам, чем приобретаемые на Западе. Немалые возможности для налаживания активного взаимодействия в научно-технологической сфере существуют и в других регионах мира.

В целом представляется, что реализация указанных мер позволит повысить ответственность государства за активизацию инвестиционно-технологического сотрудничества с зарубежными странами (в первую очередь, ПИИ), имея ввиду его растущую роль в технологической модернизации российской экономики, на основе разработки и реализации крупных приоритетных проектов, формирования эффективных механизмов стимулирования партнерских связей и гармонизации условий вхождения России в общеевропейское и мировое технологическое пространство.

Глава 4. Внешнеэкономические источники ресурсного обеспечения технологической модернизации России

Зарубежный опыт показывает, что одним из важнейших условий успешных индустриальных рывков и радикальной перестройки экономики является форсированный и поощряемый государством приток передовых технологий. Такой приток может основываться как на собственных научных достижениях и разработках, так и на заимствовании передовых зарубежных технологий. Сценарий догоняющего развития обычно основывается на привлечении передовых зарубежных технологических достижений с их последующим тиражированием и усовершенствованием. Главным несомненным достоинством выбора зарубежных технологий является экономия времени. Действительно, приобретая зарубежную технологию, национальные предприятия могут за относительно короткий срок освоить производство новой продукции, поднять уровень конкурентоспособности и выйти на новые рынки сбыта. Однако, такой трансферт технологий становится успешным, если может опираться на сеть национальных центров технологических компетенций, включая производственные мощности, способных осуществлять масштабное тиражирование и качественное совершенствование полученных технологий.

Мировой рынок технологий многообразен. Он включает в себя технологии как в овеществленной форме (оборудование, инструменты, приборы, материалы и др.), так и неовеществленной (техническая документация, знания, опыт, услуги и др. в виде лицензий, ноу-хау и пр.). Существует также целая система способов передачи технологий, главным из которых, позволяющим различным по уровню развития странам приобщаться к мировому научно-техническому опыту, выступает международная торговля. Именно по этому каналу в мире в настоящее время передается подавляющая часть «овеществленных» технологий. Следующим по важности каналом являются лицензионные соглашения. Помимо этого, технологии могут поступать в страны-реципиенты вместе с прямыми иностранными инвестициями (ПИИ) в процессе создания совместных предприятий, организации совместных научно-исследовательских проектов и альянсов, а также участия в глобальных производственных сетях. Эти формы зачастую подкрепляются другими, в том числе нерыночными, средствами, такими как копирование, обратное конструирование, промышленный шпионаж, вербовка специалистов.

Все виды технологий и формы их трансферта имеют свои плюсы и минусы. Наиболее простым и надежным способом импорта технологий, безусловно, является заключение соглашений об импорте комплектного оборудования на условиях «под ключ» (поставка технологического оборудования, его установка, передача навыков обслуживания и определенных управленческих знаний). Подобная форма позволяет значительно ускорить освоение новых товаров и ликвидацию технологического отставания в отдельных отраслях экономики. Она лишена экономических и технологических рисков, свойственных другим способам трансферта технологий, однако заметно увеличивает валютные затраты. Кроме того, импорт комплектного оборудования, строительство заводов «под ключ» не всегда позволяют создавать на их базе последующие поколения новой техники, так как при таких закупках, как правило, не передаются права на использование заложенных в них изобретений и секретов производства. Анализ географии заключения соглашений «под ключ» показывает, что чем выше технологический уровень страны, тем реже она прибегает к подобной форме импорта технологий.

Импорт некомплектного технологического оборудования в гораздо большей степени отвечает экономическим и технологическим условиям страны с достаточно развитой машиностроительной промышленностью. Сохраняя такое важное преимущество импорта технологий, как экономия времени, эта форма в то же время гораздо менее затратна. Она позволяет, в частности, путем замены отдельного узла или рабочего механизма добиться значительной модификации всей технологической линии, повысить ее производительность и получить весомый экономический эффект. Помимо этого, такая форма облегчает загрузку мощностей национальной машиностроительной промышленности.

Как показывает мировой опыт, в отдельных случаях импорт технологий в «чистом» виде, прежде всего в форме патентов, лицензий и ноу-хау, имеет ряд преимуществ по сравнению с импортом «овеществленной» технологии. Лицензионные соглашения, помимо экономии валютных средств, позволяют, как правило, получать от продавца ценные ноу-хау и содействие в совершенствовании лицензионной продукции, а иногда в ее реализации на зарубежных рынках. Кроме того, подобное соглашение может стать исходной базой для новых отечественных разработок. По оценкам экспертов, в середине прошлого десятилетия на базе лицензионных соглашений производилось свыше половины выпускаемой в мире продукции машиностроения[17]. Стоит напомнить также, что именно за счет лицензий и ноу-хау Япония, Южная Корея, Сингапур и другие страны ЮВА преодолели технико-экономическое отставание от развитых стран.

Особенно эффективно приобретение лицензий, не внедренных их создателями в производство. При таких сделках продавцы технологии не становятся конкурентами для ее покупателей, в результате чего снимаются многочисленные экономические и юридические проблемы, нередко возникающие при заключении лицензионных соглашений. Необходимо, однако, помнить, что доработка и доведение технологий до стадий, когда становится возможным тиражирование продукта, обеспечивающее получение дополнительного дохода, требуют значительных вложений капитала (финансового и интеллектуального), что под силу, конечно, только крупным компаниям. Кроме того, таким сделкам должна предшествовать значительная маркетинговая работа по выявлению потенциальных рынков сбыта готового продукта.

Впрочем, в современном бизнесе реализация лицензий гораздо чаще осуществляется по другому сценарию, когда перспективные технологии в период от создания до зрелости, т. е. на срок около пяти лет, обычно удерживаются внутри корпорации, где они созданы, и только затем передаются в собственные филиалы при ограничении доступа к ним «чужих» фирм. Например, доля продаж технологий своим филиалам в США составляет 75–80 %. Таким образом, независимая компания может приобрести подобную технологию только через несколько лет после ее создания.

Анализ рынка технических новинок свидетельствует о том, что в эффективно развивающихся экономиках в структуре импорта «чистых» технологий характерно преобладание патентов и лицензий (т. е. новых наукоемких технологий), а в структуре экспорта – наоборот, доминирование инжиниринговых услуг (сбыт зрелых технологий). Обратное соотношение говорит о слабой эффективности импорта технологий в эту страну.

Мировой рынок технологий существенно отличается от товарных рынков. Если производители товаров, как правило, стремятся расширить свой экспорт и всячески поддерживают его, то обладатели технологий, особенно в неовеществленном виде, отнюдь не стремятся поделиться ими с «чужаками», прекрасно отдавая себе отчет в том, что любая инновационная технология предоставляет конкурентное преимущество на рынке. Желание передать технологию вовне появляется только после того, как абсорбированная рынком технология переходит из ранней стадии в более зрелую и не дает возможности владельцу продолжать «снимать сливки» с рынка. В этот момент наиболее рациональным решением становится ее продажа и получение дополнительных прибылей за счет оказания профессионального комплекса услуг по техподдержке, эксплуатационному обслуживанию, ремонту и т. п.

За последние 10–15 лет круг мировых экспортеров технологий в овеществленном виде (в форме машин, оборудования, инструментов, различных приборов и т. п.) значительно расширился. К развитым странам присоединилась большая группа развивающихся стран (Южная Корея, Сингапур, Малайзия, Таиланд, Китай, Бразилия, Мексика и др.). В 2011 г. на долю развивающихся стран приходилось более 40 % мирового экспорта машин и оборудования[18]. Однако в экспорте технологического оборудования для различных отраслей обрабатывающей промышленности лидирующие позиции по-прежнему принадлежат развитым странам, а среди них Германии и Японии. Достаточно сильные позиции в экспорте технологического оборудования занимают также США, Италия и Швейцария. Среди развивающихся стран крупными экспортерами технологического оборудования являются Китай и Южная Корея. В частности, Китай – второй в мире экспортер оборудования для текстильной и кожевенной промышленности. Однако экспортерами наиболее сложного технологического оборудования, безусловно, являются Германия и Япония. Так, к примеру, около половины мирового экспорта металлообрабатывающего оборудования приходится на эти две страны.

Рынок неовеществленных технологий, в отличие от рынка машин и оборудования, практически полностью принадлежит развитым странам. Более того, около 75 % экспорта чистых технологий приходится на пять стран (США, Япония, Германия, Великобритания, Франция), в том числе на США – около 45 % (в 2010 г. – 50 %)[19].

США задают тон в международной торговле технологиями. Именно под их давлением, а также ЕС и Японии, в 1995 г. было подписано Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (TRIPS), которое затем было инкорпорировано в свод правил ВТО, и сейчас является основным регулятором в этой сфере. В настоящее время законодательство любой страны, вступающей в ВТО, должно соответствовать базовым правилам, установленным TRIPS. Под влиянием тех же США в международной торговле технологиями начал утверждаться принцип, согласно которому трансферт технологий невозможен без наличия у принимающей стороны эффективной системы защиты прав интеллектуальной собственности.

Помимо TRIPS торговля технологиями подпадает под действие Вассенаарского соглашения по контролю за экспортом обычных вооружений и высоких технологий (товаров и технологий «двойного применения»), в соответствии с которым каждое государство само определяет, что из подобных товаров и технологий оно готово продавать и кому. Фактически это новая форма пресловутого КОКОМ (Координационного комитета по экспортному контролю). Опираясь на это соглашение, США регулярно определяют список критических технологий, трансферт которых ограничен (табл. 4.1. и 4.2).

Таблица 4.1. Критические технологии США, трансферт которых ограничен

Таблица 4.2. Ограничительная деловая практика при передаче технологий, применяемая американскими корпорациями

Но что еще опаснее – нарушение какой-либо компанией Правил экспортного контроля США может повлечь за собой ее включение в «черный» список. Последнее означает, что для нее устанавливается «презумпция запрета» на получение лицензий на экспорт, реэкспорт и трансферт любых товаров и изделий, изготавливаемых в США или по американским технологиям в других странах мира. На практике это равносильно полному перекрытию передачи технологий этой компании.

В марте 2013 г. в подобную ситуацию попала российская компания «Т-Платформы», крупнейший национальный производитель суперкомпьютеров. Наложенные на нее ограничения закрывают возможность не только для приобретения электронных компонентов в США, но и для заказа на любой фабрике мира чипов, самостоятельно разработанных специалистами «Т-Платформы», поскольку все фабрики подобного профиля используют американские технологии. Это означает фактически «запрет на профессию». Без соответствующей элементной базы, которая находится под полным контролем США, создание суперкомпьютеров невозможно.

Данный инцидент не единичен, за ним кроется системная проблема. В мире высоких технологий США, используя свои технологические достижения, заложили огромное количество пороговых ограничителей, благодаря которым в любой момент любое ненужное для них развитие может быть перекрыто. США держат под своим контролем большую часть технологий микроэлектроники и решают, кого и в какой мере к ним допустить. И миру придется в обозримом будущем жить с этими глобальными ограничителями.

Эффективным способом приобщения к иностранным научным достижениям и получения новейших технологий являются совместные научные исследования и ОКР. Их главное преимущество состоит в том, что результатом подобного взаимодействия могут стать самые современные «молодые» технологии, дающие наибольший экономический эффект. Другим их плюсом является то, что получение иностранной технологии сочетается здесь с распространением собственных. И, наконец, главное – подобное сотрудничество способствует усилению научного потенциала всех участников этого процесса.

Существует несколько уровней международного научно-технического сотрудничества: на двусторонней и многосторонней основе, в рамках межправительственных и межведомственных соглашений, соглашений между национальными академиями наук, различными университетами и другими научными организациями. Подобное сотрудничество охватывает как фундаментальные, так и прикладные исследования. Совместные же корпоративные НИОКР концентрируются преимущественно в сфере прикладных исследований. Тенденция к глобализации корпоративных НИОКР начала ощущаться в последней четверти прошлого века. Проявляется это в растущей доле зарубежного финансирования научных исследований в большинстве развитых и новых индустриальных стран, в создании исследовательских подразделений ТНК в благоприятных для такой деятельности странах.

ТНК открывают зарубежные исследовательские подразделения прежде всего для обеспечения потребностей собственных производственных мощностей, созданных в соответствующих странах. Основная функция таких центров – адаптация или усовершенствование продуктов и технологий ТНК к местным условиям. Впрочем, в последние годы деятельность зарубежных научных подразделений все чаще нацелена на использование глобального научного-исследовательского потенциала за счет включения в исследования научного потенциала принимающих стран. Размещение за границей НИОКР становится ключевым звеном в распространении своей технологии и в использовании иностранной.

Еще одним направлением интернационализации научных исследований становятся стратегические альянсы крупных ТНК. Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) также имеют свои достоинства в качестве канала получения зарубежных технологий. В рамках подобного взаимодействия страна-реципиент получает не только инвестиции, технологии и опыт управления, но и ряд других высокотехнологичных услуг (консалтинга, маркетинга, подготовки персонала).

К сожалению, этот канал за последние годы несколько оскудел. Глобальный кризис сильнейшим образом отразился на ПИИ. Их объем в 2009 г. сократился почти вдвое по сравнению с пиковым 2007 г. Несмотря на то, что в 2010–2011 гг. наблюдался некоторый рост ПИИ, их объем (1,6 трлн долл. в 2011 г.) был далек от докризисного уровня. Более того, по данным ЮНКТАД, в 2012 г. объем ПИИ вновь резко сократился (до 1,35 трлн долл.). По прогнозам, в 2013 г. объем ПИИ может вырасти до 1,45 трлн долл., к 2014 г. – до 1,6, а к 2015 г. – до 1,8 трлн долл[20]. Очевидно, что в этих условиях конкурентная борьба за ПИИ между отдельными странами значительно обострится.

По итогам 2012 г. среди двадцатки стран – крупнейших получателей ПИИ, по версии Центробанка, Россия заняла девятое место (51 млрд долл.). Среди экспортеров ПИИ она на восьмом месте (51 млрд долл.). Крупнейшими экспортерами ПИИ в этом году были США – 329 млрд долл., Япония – 123, Китай – 84, Великобритания – 71, Германия – 67 млрд долл. Вместе с тем, рассматривая роль ПИИ в российской экономике необходимо учитывать ряд моментов. Во-первых, такие инвестиции не смогут стать ни решающим драйвером масштабного технологического обновления российской промышленности, ни выступить локомотивом инвестиционного процесса в целом. В 2012 г. по оценке Росстата, в российскую экономику поступило 18,66 млрд долл. США прямых иностранных инвестиций, что составляло лишь 5 % от общего объема инвестиций в основной капитал. При этом, в добывающие отрасли (добыча полезных ископаемых) было вложено 11,7 % из всего объема ПИИ, а в отрасли обрабатывающей промышленности – 31,9 %. Из обрабатывающих производств наибольший удельный вес по вложениям ПИИ занимают производство кокса и нефтепродуктов (12,5 %) и металлургическое производство (8,2 %). В производство машин и оборудования поступило лишь 0,9 % ПИИ, в производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования – 0,6 % в производства транспортных средств и оборудования – 2,9 % (2,6 % в производство автотранспорта)[21]. Совокупный модернизационный эффект от ПИИ в российскую экономику выглядит достаточно скромным, поскольку лишь в самой незначительной степени касается отраслей, производящих продукцию инвестиционного назначения. ПИИ в другие отрасли основываются преимущественно на экспорте импортируемых технологий и оборудовании и вряд ли оказывают заметное влияние на развитие российского технологического потенциала.

Нетрудно оценить, что для увеличения доли инвестиций в российском ВВП хотя бы на 10 %,т. е. до 30 % ВВП, что является минимальным условием повышения темпов экономической динамики до 5,5–6 % годового прироста ВВП, необходимо дополнительно привлечь в российскую экономику порядка 200 млрд долл. США ПИИ, что находится за гранью реальности.

Ориентация российского правительства на широкомасштабное привлечение иностранных инвестиций для структурной модернизации национальной экономики выглядит достаточно странной, хотя и вписывается в логику «российского периферийного капитализма» в духе Вашингтонского консенсуса. В самом деле, какие, собственно, конкурентные преимущества для иностранных инвесторов может предложить Россия, благодаря каким макроэкономическим факторам национальная экономика может стать привлекательна для иностранных инвесторов по сравнению с другими центрами притяжения ПИИ? Такими факторами могут быть емкий рынок (как в Китае или Индии, но не в России), низкая стоимость рабочей силы при ее избытке и низких стандартах социального обеспечения (как в Китае или Индии, но уже не в России), низкая стоимость других факторов производства (энергетическая и сырьевая составляющая издержек). Действительно, высокая привлекательность России для иностранных инвесторов в обрабатывающем секторе промышленности, прежде всего в машиностроении, могла бы обеспечиваться за счет более низких внутренних цен на энергию, металл, пластмассы, которые формируют до 70 % издержек в крупносерийном машиностроении (автомобилестроение, производство строительной и сельскохозяйственной техники). Однако, в результате «свободного ценообразования по-российски» ценовые преимущества по металлам уже утеряны, а вывод на мировой уровень внутренних цен на газ и электроэнергию, скорее всего, «закроет» возможности окончательно[22].

На самом деле трудно представить в силу каких условий иностранные инвесторы должны наращивать инвестиционную активность в наименее привлекательных секторах российской экономики, где пассивны национальные предприниматели, сокращая, при этом, свою долю рынка аналогичных готовых изделий. Кроме того, приход ПИИ в обрабатывающей сектор национальной промышленности, как правило, связан с импортозамещением, перспективы которого, скорее всего, будут ограничиваться по мере наращивания присутствия России в ВТО.

В этой связи оживление прихода ПИИ в высокотехнологичный сектор российской промышленности скорее должно быть связано с устранением общих проблем, сдерживающих активизацию инвестиционной деятельности в этом секторе национальной экономики, а также с привлечением иностранных инвесторов к реализации конкретных инвестиционных проектов, инициируемых российской стороной, исходя из собственного понимания задач и приоритетов модернизации различных секторов национального хозяйства. В таком контексте важно сформировать эффективную систему приема иностранного капитала в приоритетные секторы национальной промышленности, включающую широкую и конкурентную сеть государственных институтов, коммерческих банков и страховых компаний, защищающих иностранный капитал от политических и коммерческих рисков, а также информационно-посреднических центров, занимающихся подбором и заказом актуальных для России проектов, поиском заинтересованных в их реализации инвесторов и оперативном оформлении сделок «под ключ».

Важным шагом в рамках мер по привлечению в страну иностранных инвесторов является решение о создании в начале 2011 г. нового фонда (Российский фонд прямых инвестиций, РФПИ) для совместных с иностранными инвесторами вложений в крупные российские проекты на сумму до 50 млрд долл. Таким образом, риски за вложения будут делить между собой государство и частники. Это должно развеять опасения инвесторов, которых пока отпугивает непрозрачность инвестиционного климата в России. Ожидается, что объем фонда составит 10 млрд долл., а распоряжаться им будет не государство, а профессиональное сообщество. При этом государство гарантирует свой выход из капитала фонда через семь – восемь лет.

РФПИ будет инвестировать от 50 до 500 млн долл. в каждый из инвестпроектов и рассчитывает обеспечить доходность в 10–15 % для суверенных фондов и 20–30 % для тех, кто готов к более рискованным вложениям. Приоритетными объектами для вложений определены, во-первых, российские медицинские и фармацевтические компании, которые обладают огромным потенциалом роста – объем потребления соответствующих товаров и услуг в России составляет в 7 раз меньше, чем в Европе, причем 80 % потребностей в лекарствах удовлетворяется за счет импорта. Во-вторых – объекты российской инфраструктуры, которая сильно нуждается в таких вложениях. Если целесообразность развития фармацевтики как приоритета для привлечения иностранных инвесторов в Россию не вызывает сомнений, то инфраструктурная направленность привлечения ПИИ вызывает вопросы, поскольку в мировой практике развитая инфраструктурная обустроенность регионов выступает одним из важнейших факторов привлечения прямых иностранных инвестиций. Собственно знаменитые китайские СЭЗ и решали эти вопросы. Другое дело, что основной технологический эффект от привлечения ПИИ может обеспечиваться за счет их динамичного тиражирования и наращивания собственного производственного потенциала. А это, в свою очередь, требует создания целой системы встраивания проектов ПИИ в национальную промышленную политику с ее собственными технологическими и структурными приоритетами, что успешно удается делать в КНР, но никак не удается запустить в постсоветской России.

Глава 5. Технологическая модернизация российской экономики и правила ВТО

Присоединение к ВТО, как утверждают некоторые отечественные эксперты, является серьезным препятствием для структурной перестройки российской экономики и осуществления промышленной политики. Отмечается, например, что правила этой организации предусматривают жесткие ограничения «на использование промышленной политики, необходимой, прежде всего, догоняющим странам», что такие ограничения невозможно обойти без опоры на государственную собственность, которая играла бы роль проводника этой политики[23]. Это и подобные ему утверждения, по меньшей мере, спорны. И вот почему.

В преамбуле соглашения о создании ВТО есть упоминание о характере экономической политики, проводимой странами-членами. В ней, в частности, указывается, что отношения стран-членов «в области торговли и экономическая политика должны осуществляться с целью повышения жизненного уровня, обеспечения полной занятости и значительного и постоянного роста уровня реальных доходов и эффективного спроса, а также расширения производства и торговли товарами и услугами при оптимальном использовании мировых ресурсов в соответствии с целями устойчивого развития…»[24].

В правовой пакет ВТО входят около шестидесяти многосторонних соглашений и других документов. Но среди них нет специальных соглашений, каким-либо образом стандартизирующих проведение правительствами стран-членов промышленной политики. В документах ВТО зафиксированы нормы, которыми прежде всего и преимущественно должны руководствоваться национальные правительства при использовании инструментов регулирования внешней торговли товарами и услугами, защиты прав интеллектуальной собственности. В какой-то мере связанные с промышленной политикой вопросы затрагиваются несколькими соглашениями ВТО, в которых излагаются правила применения субсидий, технических регламентов и стандартов, а также запреты, относящиеся к регулированию прямых иностранных инвестиций.

Очевидно, что при реализации мер промышленной политики в соответствии с обязательствами, принятыми на себя Россией, в первую очередь потребуется учитывать положения ВТО в отношении промышленных субсидий. Субсидия определяется этой организацией как финансовое содействие со стороны правительства предприятию или отрасли производства, содержащее в себе льготу и дающее известное конкурентное преимущество этому предприятию или отрасли. Любое действие правительства или правительственного органа, которые предоставляют финансовые средства, товары, услуги и т. п. предприятию на условиях лучших, чем те, что существуют на рынке, содержит в себе льготу и, следовательно, может рассматриваться как субсидия.

Все субсидии ВТО делит на два вида: специфические и неспецифические. Субсидия является специфической, если субсидирующий орган предоставляет ее только отдельным предприятиям, группам предприятий или отдельным отраслям промышленности, т. е. носит избирательный характер. Но субсидия не рассматривается как специфическая, если установлены объективные критерии или условия получения субсидии, а само право на ее получение является общедоступным и автоматически действующим. Использование специфических субсидий может рассматриваться другими странами как основание для проведения расследований и принятия специальных ограничительных мер в отношении импорта субсидируемой продукции, применение же неспецифических субсидий таким основанием быть не может.

Правила ВТО направлены на ограничение или запрещение применения исключительно субсидий, которые оказывают неблагоприятное влияние на торговлю, давая конкурентное преимущество экспортеру или производителю субсидируемой продукции.

В зависимости от степени влияния на торговлю субсидии подразделяются на три условные группы (соответственно цветам светофора):

• категорически запрещенные субсидии (красный цвет), к которым относятся экспортные и импортозамещающие, т. е. предоставляемые на цели приобретения отечественной продукции взамен импортной. Против этих субсидий правительства стран, производители которых несут ущерб от субсидирования, могут в ускоренном порядке и по упрощенной процедуре применять ответные меры, в том числе вводить компенсационные пошлины;

• субсидии, «дающие основание для разбирательства» (желтый цвет). При установлении факта субсидирования использующая ее страна должна отозвать субсидию, а страна, которой наносится ущерб, может ввести компенсационную пошлину;

• субсидии, «не дающие основания для преследования» (зеленый цвет), или, другими словами, разрешенные субсидии. Они могут предоставляться государством неограниченно, в частности, на финансирование НИОКР, регионального развития, адаптации предприятий к новым требованиям по охране окружающей среды и в ряде других случаев.

Таким образом, в действительности правила ВТО по существу накладывают жесткие ограничения только на применение мер промышленной политики, имеющих своей целью финансовую поддержку государством либо экспорта, либо импортозамещения. Использовать такие субсидии Россия теперь не имеет права.

Нормы ВТО, касающиеся технического регулирования, направлены на то, чтобы не допустить использования национальных технических регламентов и стандартов в качестве нетарифных барьеров и максимально уменьшить их ограничительное воздействие на внешнюю торговлю. В связи с этим предусматривается, что упомянутые регламенты и стандарты должны основываться на международных стандартах, базироваться на научно обоснованных данных и информации. Вместе с тем ВТО разрешает странам-членам отклоняться от международных стандартов, если этого требуют фундаментальные географические или климатические факторы, либо фундаментальные технологические проблемы. С учетом всего этого можно предположить, что выполнение нашей страной обязательств в области технического регулирования каких-либо дополнительных проблем в реализации промышленной политики не вызовет.

Правила ВТО в определенной мере ограничивают регуляторную роль государства в отношении деятельности предприятий с иностранным участием. Они не позволяют устанавливать для таких предприятий какие-либо нормативы, которые определяли бы долю в их конечной продукции товаров местного производства, долю импорта в закупаемых ими материальных ресурсах, долю экспорта в общем объеме их продаж и т. д., трактуя эти нормативы как количественные ограничения.

Российской делегации удалось договориться о сохранении до 1 июля 2018 г. условий соглашений с ведущими мировыми концернами о промышленной сборке автомобилей на территории России, не соответствующих упомянутым нормам ВТО. В соответствии с этими соглашениями при ввозе в РФ автокомпонентов для сборки по-прежнему будут применяться льготные таможенные пошлины – от 0 до 5 %. Сохранятся и обязательства иностранных автопроизводителей довести к окончанию срока действия соглашений уровень комплектации автомобилей деталями, произведенными на территории России, до 60 %, наладить на предприятиях штамповку, сварку и окраску кузовов, установление на машинах 30 % двигателей и коробок передач российского производства, создать в России центры научно-исследовательских разработок. Но с середины 2018 г. упомянутые соглашения потеряют свою силу, и государству придется придерживаться норм ВТО, касающихся регулирования деятельности предприятий с участием иностранного капитала.

Отдельные российские исследователи также отмечают, что проведение промышленной политики в странах догоняющего развития (включая, видимо, и Россию) в настоящее время серьезно затруднено, поскольку возможности таможенного регулирования импорта в немалой своей части ограничены правилами ВТО. Из этого, по их мнению, вытекает, что «правила ВТО фактически перекрывают возможность создания национальных народнохозяйственных комплексов, сердцевину которых, как известно, образует обрабатывающая промышленность»[25]. Данное утверждение представляется излишне категоричным.

Следует напомнить, что обязательства по либерализации тарифных барьеров, действующие в настоящее время, взяты большинством стран-членов ВТО еще в ходе Уругвайского раунда многосторонних торговых переговоров, который завершился двадцать лет назад. Тогда участники переговоров договорились, что в течение пяти лет развитые страны снизят средний уровень таможенных пошлин на промышленные товары на 40 %, а развивающиеся – на ²/₃ от этого уровня. Они также взяли на себя обязательства «связать» подавляющую часть импортных пошлин, то есть не повышать их в будущем в одностороннем порядке. Развитым странам предстояло довести долю «связанных» пошлин в общем их количестве до 97 %, а развивающимся – до 91 %. Кроме того, США, Япония, ЕС и Канада обязались ликвидировать пошлины на лекарственные препараты, медицинские инструменты, строительное оборудование, сельскохозяйственную технику, черные металлы, мебель, бумагу, пиво, крепкие алкогольные напитки и игрушки[26]. С тех пор обязательства по снижению пошлин принимали на себя только страны, присоединявшиеся к ВТО после ее создания.

Анализ действующих таможенных режимов стран-членов ВТО и стран-наблюдателей, ведущих переговоры о присоединении к этой организации, показывает, что в подавляющем большинстве развивающихся стран ставки импортных пошлин на готовую продукцию остаются заметно более высокими, чем в странах развитых. В отдельных случаях разница по готовой продукции в целом составляет 15 раз, по машинотехнической продукции – 30 раз. Во многих развивающихся странах величины пошлин на ввоз машин, оборудования и транспортных средств достигают двузначных значений, тогда как в Норвегии и Японии такие пошлины вообще не взимаются (табл. 5.1).

Таблица 5.1. Средневзвешенные ставки импортных пошлин на готовую продукцию в отдельных странах (%)

Составлено по: данные UNCTAD Handbook of Statistics 2012. P. 256–271. (www.unctad.org).

Подсчеты показывают, что во включенных в таблицу развивающихся странах средний уровень таможенного обложения ввозимой химической продукции составляет 11,5 %, машинотехнической – 16,6, другой готовой продукции – 39,3 %. Эти страны, следовательно, располагают вполне реальными возможностями протекционистской защиты своих производителей с помощью ставок импортного тарифа. Кроме того, как показывает практика, большинство развивающихся стран заметно занижает официальные курсы своих национальных валют относительно ППС, что служит для них дополнительным средством защиты внутреннего рынка. Однако использование высоких импортных пошлин в целях защиты национального производства оборачивается для предприятий стран догоняющего развития возникновением финансовых трудностей в осуществлении импорта промышленного оборудования, с помощью которого можно было бы осуществлять их техническое оснащение. Другими словами, тарифный протекционизм выступает не только инструментом защиты отраслей национальной промышленности, но и определенным тормозом индустриализации, в том числе создания обрабатывающих отраслей.

Россия, в отличие от развивающихся стран, до присоединения к ВТО не применяла в отношении ввоза готовой продукции чрезмерно высокие импортные пошлины. Ставки этих пошлин были умеренными, что позволяло, с одной стороны, защищать внутренний рынок, а с другой – не перекрывало отечественным предприятиям обрабатывающих отраслей возможность модернизировать производственные процессы с помощью оборудования иностранного производства. До глобального кризиса правительство пошло даже на то, чтобы обнулить импортные пошлины на оборудование, непроизводимое в нашей стране. По условиям присоединения к ВТО, согласно сложившейся в этой организации практике, нашей стране пришлось пойти на определенную либерализацию импортного тарифа, и к окончанию переходного периода средневзвешенная ставка пошлины на промышленную продукцию должна быть снижена до 6,4 % (11,3 % – до присоединения).

Для адаптации к деятельности в рамках норм и правил ВТО государству и бизнесу в соответствии с документам о присоединении отпущено семь лет. За это время государственные органы должны научиться строить промышленную политику так, чтобы она не противоречила принципам открытой и справедливой торговли, исповедуемым многосторонней торговой системой.

Следует иметь в виду, что договоренности о снижении тарифных ставок, достигавшиеся в рамках ГАТТ/ВТО, также как и односторонние меры отдельных правительств, направленные на облегчение режимов, не всегда и не во всем устраивали участников многосторонней торговой системы. Часть из них стремилась, как формулируют эксперты ВТО, «идти дальше и быстрее», чем это предусматривали обязательства в ГАТТ/ВТО. Результатом неудовлетворенности участников международной торговли масштабами и темпами многосторонней либерализации стал всплеск интереса к заключению региональных (двусторонних и многосторонних), а потом и трансконтинентальных соглашений об экономическом сотрудничестве, в том числе и выходящим за рамки соглашений ВТО по охвату областей взаимодействия[27]. В ВТО они получили название региональных торговых соглашений – РТС. Членов ГАТТ также подталкивал пример опережающей либерализации торговли Европы, где последовательно и успешно осуществлялось продвижение по пути экономической интеграции.

В последнее десятилетие число РТС стало расти лавинообразно, не прекратившись и даже усилившись в период глобального кризиса. Связано это, помимо отмеченных выше причин, в том числе и с возрастающей остротой противоречий между ведущими странами, проявляющихся в ходе переговоров Дохийского раунда, утратой участниками переговоров уверенности в возможностях ВТО прийти к консенсусу в отношении содержания соглашений, которые намечалось принять по его итогам.

В целом за время существования многосторонней торговой системы в секретариат ГАТТ/ВТО поступило 546 нотификаций о заключении РТС[28], из которых 363 относятся к числу действующих (данные на начало 2013 г.). В этих соглашениях участвуют все члены ВТО, за исключением Монголии, каждый член ВТО входит в число участников примерно 13 соглашений.

Быстрое развитие сети региональных торговых соглашений закономерно привело к усилению их роли в международной торговле. Объем экспорта стран-участниц РТС на рынки партнеров по этим соглашениям в течение 1990–2008 г. рос быстрее, чем мировой экспорт в целом, а удельный вес внутрирегиональных поставок в общемировом экспорте увеличился за указанный период с 28 до 51 %, т. е. в 1,8 раза[29].

Отличительная особенность данных соглашений – их либерализационный характер, при котором два или более партнера предоставляют друг другу взаимные преференции. Среди нотифицированных и вступивших в силу преобладают соглашения о свободной торговле (58 % всех соглашений) и экономической интеграции (31 %). Заметно меньший удельный вес приходится на соглашения о таможенных союзах (7 %) и о либерализации условий торговли с частичным охватом товарной номенклатуры либо секторов экономики (4 %). При этом все соглашения, как отмечают эксперты ВТО, можно разделить на две условные группы. К первой из них относятся так называемые соглашения «ВТО плюс», в которых партнеры договорились о преференциях в областях, регламентируемых правилами ВТО (например, в отношении антидемпинга, компенсационных пошлин, технических барьеров, санитарных и фитосанитарных мер, деятельности государственных торговых предприятий и т. д., всего в 14 областях). Во вторую группу входят соглашения, в которых намечаются согласованные действия в сферах, не входящих в компетенцию ВТО, – политика конкуренции, движение капиталов, законодательство по охране окружающей среды, борьба с коррупцией и пр., всего 38 сфер. Они получили название «ВТО-Х».

Многие экономисты видят в РТС реальную угрозу многосторонней торговой системе, поскольку пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга региональные соглашения образуют, по их мнению, так называемые «клубки спагетти», содержащие в себе зачатки хаоса.

В последние годы в развитии сети РТС проявляется новая тенденция. Идеология пространственно ограниченного регионализма, покоящаяся на классической теории международной интеграции Б. Балашши, перестает быть господствующей. Из 75 РТС, нотифицированных в ВТО в 2008–2009 гг., более половины составили межрегиональные, преимущественно трансконтинентальные РТС. Наибольшую активность в создании таких соглашений проявляют ЕС, ЕАСТ, страны ЮВА, США, Канада, которые ставят своей главной задачей достижение наибольшего эффекта от участия в таких формах интеграции в условиях посткризисных экономических трудностей.

При активном участии США идет подготовка детального проекта соглашения о создании Транстихоокеанского партнерства (Trans-Pacific Partnership, TPP). Завершить переговоры намечалось в 2013 г., однако они все еще продолжаются. Проект ТРР выстраивается не с нуля. Начало ему было положено четырьмя странами – Чили, Сингапуром, Новой Зеландией и Брунеем, которые в середине нулевых годов подписали соглашение о Транстихоокеанском стратегическом и экономическом партнерстве, предполагавшее улучшение условий для торговли и инвестиций, создание механизма разрешения спорных вопросов, взаимодействие в защите интеллектуальной собственности, сфере образования и пр. В 2009 г. к данной инициативе присоединились США, а затем Австралия, Перу, Вьетнам и Малайзия. На саммите АТЭС в Гонолулу (ноябрь 2011 г.) участники ТРР продекларировали общее стремление и дальше развивать избранный ими формат сотрудничества, позиционируя его как образец для будущих торговых соглашений не только между экономиками АТР, но и за пределами региона. Там же о готовности присоединиться к ТРР заявили Канада, Мексика и Япония.

Своеобразной ответной реакцией на создание Транстихоокеанского партнерства стала достигнутая на саммите стран Восточной Азии в Пномпене (ноябрь 2012 г.) договоренность о начале переговоров по созданию Всестороннего регионального экономического партнерства (Regional Comprehensive Economic Partnership, RCEP). В проектируемое объединение предполагают войти страны АСЕАН, Китай, Япония, Южная Корея, Индия, Австралия и Новая Зеландия, что позволит сформировать крупнейшую в мире зону свободной торговли. Переговоры намечается завершить к 2015 г.

Всего в обоих намечаемых соглашениях, которые можно пока рассматривать как в какой-то мере альтернативные проекты, насчитывается 28 участников, 7 из них задействованы в переговорах по тому и другому соглашению. Таким образом, ТРР и RCEP охватывают 21 страну, на долю которых приходится почти 42 % международной торговли. Вполне очевидно, что у участников того и другого проектируемых торговых блоков немало политических и экономических разногласий, в том числе и по конструкции ЗСТ, что оставляет открытым вопрос о завершении переговоров в намеченные сроки.

Подтверждением тенденции к глобализации РТС является начало в июле 2013 г. переговоров между Соединенными Штатами и Евросоюзом о создании трансатлантической зоны свободной торговли (ТАЗСТ), призванной помочь европейскому и американскому бизнесу добиться успеха в глобальной конкуренции. В настоящее время на США и ЕС приходится половина мирового производства, объем их взаимной торговли товарами и услугами достигает почти 1 трлн долл. в год. Для Евросоюза США – главный рынок сбыта, а также третий по значению поставщик импортных товаров, для США Евросоюз – партнер номер один и как потребитель, и как поставщик разнообразной продукции. Соглашение о ЗСТ, как ожидается, позволит предпринимателям обоих регионов заметно снизить затраты, связанные с осуществлением торговых операций.

Разработка данных проектов в любом случае ускоряет движение мирового сообщества к совершенствованию действующих и внедрению выходящих за пределы компетенции ВТО норм и правил международной торговли. В результате формирования транстихоокеанской, восточноазиатской и трансатлантической зон свободной торговли сложится новая конфигурация мирового экономического пространства, на котором будет разворачиваться в ближайшие годы международный обмен.

При таком размахе торговли на преференциальных условиях важнейший принцип ВТО – режим наибольшего благоприятствования (РНБ, принцип равного отношения ко всем торговым партнерам) – все больше теряет свое значение как средство обеспечения недискриминации, а сами РТС выступают в качестве инструмента, ограничивающего конкуренцию на рынках участников соглашений для производителей тех стран, которые в соглашения не входят. Есть основания говорить о том, что этот главнейший принцип международной торговли начинает замещаться своей противоположностью – режимом наименьшего благоприятствования для стран, не являющихся участниками РТС.

Конец ознакомительного фрагмента.