Глава 6
Несмотря на собравшиеся к вечеру темные тучи, настроение было отличным: планировалась семейная поездка вверх по реке, на плантацию Веррет, где гостей ожидали на бал. Селина не могла припомнить, когда еще испытывала подобное радостное возбуждение.
Сгорая от нетерпения, она сидела за туалетным столиком, пока Мари занималась прической. Собравшись с духом и стараясь говорить небрежно, попросила:
– Расскажи о вдове Бодерье.
– О, это та еще женщина, доложу вам, – пробормотала Мари, сжимая губами шпильки, и посмотрела на госпожу в зеркало, не в силах сдержать улыбку. – Больше чем в два раза моложе покойного супруга, мистера Бодерье.
Она подобрала последний локон, нашла ему должное место в прическе, закрепила, вытащила изо рта оставшиеся шпильки и уже внятно произнесла:
– Теперь займемся платьем.
Селина встала, подошла к большому зеркалу и скинула пеньюар.
– Если хотите знать мое мнение, – продолжила Мари начатый разговор, – то ей нужны были его деньги, а вовсе не он сам. Не очень-то она печалится сейчас, после его смерти. Да-да. Не успели похоронить беднягу, как она бросилась тратить состояние направо и налево.
– А она хороша собой?
– Ну-у… – с явным удовольствием протянула Мари, словно стараясь продлить вкус. – На мой взгляд, вполне симпатичная дамочка. Жаль только, что знает это, а потому не может произвести того впечатления, к которому стремится. Да и одевается совсем иначе, чем пристало вдове. Даже на похороны явилась с таким глубоким декольте, что при каждом наклоне можно было рассмотреть туфли. А наклонялась она в тот день не один раз.
Мари улыбнулась, а потом рассмеялась.
Ах, Селина не должна была смеяться вместе с Мари, но все же не смогла удержаться и тоже расхохоталась.
– Ты там была?
Блестя глазами и сияя белозубой улыбкой, Мари кивнула.
– Стойте смирно, мадам. Не крутитесь, а то не затяну тесемки на корсете. Поверьте: знаю, о чем говорю, потому что все мы ходили на похороны. Только Золя оставалась готовить для поминок. Мадам Бодерье все время лила слезы, а мужчины ее обнимали и уговаривали: «Ну-ну, не надо так плакать». И старались заглянуть в декольте… – Мари лукаво подмигнула, – чтобы посмотреть на туфли.
Селина снова засмеялась.
– Значит, она очень хорошенькая.
Мари подала платье.
– Хорошенькая, ничего не скажешь. Да и сложена недурно. Вот только выражение лица все портит.
– И что же это за выражение?
– Как будто только и ждет, когда что-нибудь воткнется между ног.
От внезапной грубой откровенности Селина на миг оторопела.
– Мари!
И тут же принялась неудержимо хохотать.
– Но до вашей красоты ей очень далеко, мадам.
Горничная расправила пышные рукава, показывая, что туалет завершен.
– Ну вот. Восхитительно.
– Спасибо за комплимент, Мари, вот только вряд ли я способна кого-то восхитить.
– Еще как! Посмотрите в зеркало.
Селина подошла ближе и остановилась, внимательно изучая темно-бирюзовое муаровое платье с прямоугольным вырезом – таким глубоким, что вряд ли удалось бы наклониться, не продемонстрировав окружающим туфли. Корсаж плотно облегал фигуру до талии и переходил в пышную юбку. В собранных на затылке локонах мерцала нитка жемчуга.
– О, платье и вправду чудесное.
В дверь постучали. Мари открыла, и в комнату заглянул Линдзи.
– О, ты просто… просто потрясающая, – пролепетал он, краснея.
Селина важно взяла мальчика под руку и попрощалась с горничной.
Внизу ждал Кэмерон.
– Мне предстоит сопровождать кузину, в то время как Линдзи получил вас? Несправедливо!
Селина спустилась по лестнице и протянула затянутую в перчатку руку для светского поцелуя.
– Мадам, позволите хотя бы ехать в одном с вами экипаже?
– Разумеется, – с улыбкой ответила Селина. – Удивляюсь, как до сих пор мне удавалось обходиться без вашего приятого общества.
Обжигая взглядом, подошел Тревор.
– Вы прелестны, Селина. Платье оттеняет необыкновенный цвет глаз.
Кэмерон с интересом посмотрел сначала на платье, а потом в глаза. Вопросительно приподнял бровь в сторону кузена, однако от комментария воздержался.
Перед особняком стояли наготове два закрытых экипажа. Джастин помог Фелиции и Селине подняться в первый и перешел ко второму.
Девочка тут же начала что-то оживленно рассказывать. Селина наклонилась и прошептала:
– Не забывай, что хорошо воспитанные юные леди не позволяют себе слишком много болтать.
Джастин нередко жаловался, что в шестнадцать лет дочка и выглядит, и ведет себя как двенадцатилетняя; порой казалось, что он прав.
Тревор легко, с кошачьей грацией скользнул на сиденье рядом с Селиной.
Голова мгновенно закружилась.
– Разве это место не предназначено Линдзи?
Тревор подвинулся глубже, чтобы широкие плечи не занимали слишком много места.
– Линдзи соскучился по папе. – С этими словами хитрец положил руку на спинку дивана и, внимательно разглядывая спутницу, принялся легко поглаживать обнаженное плечо.
Несмотря на явственно ощутимый жар мужественного тела, Селина задрожала.
Появился Кэмерон и сел рядом с Фелицией, смерив кузена критическим взглядом.
– Интересно, старина, сколько пришлось заплатить братишке за сговорчивость?
В шутливых словах слышалась язвительная ирония, а улыбка обдавала холодом.
Тем временем небо угрожающе потемнело. Селина в страхе закуталась в плащ и даже накинула капюшон. Фелиция склонилась, тронула ее за колено и посмотрела с особым участием и пониманием. В ответ Селина молча покачала головой.
– Замерзли? – учтиво осведомился Тревор.
– Все в порядке, благодарю. – Оставалось надеяться, что дорога окажется недолгой. Воздух опасно сгустился, а в какой-то момент даже послышался отдаленный громовой раскат.
Ехали молча. При каждом толчке мускулистое бедро Тревора прижималось, обжигая даже сквозь слои одежды и заставляя неудержимо краснеть Селину. Сегодня Тревор мог соперничать с самим Сатаной – весь в черном, если не считать белой рубашки и белого шелкового галстука. Темные волосы и глаза придавали красивому лицу почти зловещий ореол. А главное, сегодня еще острее, чем обычно, ощущалась сила его натуры и определенность намерений.
Селина подумала о чувственных губах.
Сердце забилось быстрее.
И снова мысли утратили ясность, а в сознании воцарился хаос.
Наконец приехали, и спустя мгновение Селина уже стояла в ярко освещенном зале между Кэмероном и Тревором. Все остальные собрались чуть поодаль, ожидая торжественного приглашения.
Едва Тревор снял со спутницы плащ и отдал лакею, взгляды присутствующих сосредоточились на гостье. Гул голосов усилился. Селина замерла в величавой неподвижности, слушая, как распорядитель звучно объявляет о ее прибытии. Так учила бабушка. Хорошо, что никто не догадывается, как у нее дрожат колени и немеют от страха руки.
– Держитесь, – процедил сквозь зубы Кэмерон. – Вдова Бодерье движется прямо к нам, заранее выпустив когти.
Жизель Бодерье подошла и улыбнулась, продемонстрировав ровные белые зубы.
– Кэмерон, Тревор, как приятно вас видеть. А вы, должно быть, и есть та самая миссис Керкленд. Много о вас слышала, дорогая. Вдовы должны держаться вместе, не так ли?
Снисходительный тон не смог скрыть ревности и враждебного отношения. Холодные голубые глаза пронзили как два копья.
Особа оказалась более миловидной, чем хотелось бы: прекрасная, с кремовым оттенком кожа, светлые волосы. Черное, с глубоким декольте платье смело подчеркивало достоинства фигуры и откровенно выставляло напоказ большой бюст.
Краем глаза Селина заметила, что прелести Жизель не остались без благосклонного внимания со стороны Тревора. О, эта ленивая оценивающая улыбка говорит о многом! Селина заставила себя сохранить спокойствие и даже слегка улыбнуться. Да, Мари, как всегда, высказалась точно: вдова действительно выглядела так, как будто ждала, «когда что-нибудь воткнется между ног».
Пристальный взгляд новой гостьи поверг мадам Бодерье в замешательство. Она слегка нахмурилась и даже на шаг отступила, а в следующее мгновение глаза вспыхнули яростью, а щеки покрылись красными пятнами.
Тревор тут же встал между женщинами, прикрыв Селину от неминуемого нападения. Жизель взяла его под руку и заносчиво вскинула голову.
– Будьте добры, дорогой, отведите меня в буфет.
Весь вечер она бесстыдно держала джентльмена в плену, в то время как многочисленные соискатели наперебой приглашали Селину танцевать. Кэмерону и Линдзи пришлось занимать очередь в цепочке претендентов и терпеливо дожидаться своей доли внимания.
Мишель и Фелиция вращались в кругу собственных друзей и почти не обращали внимания на родственников. Селина прекрасно проводила время, хотя раздражалась всякий раз, когда Тревор танцевал с Жизель. Казалось, он абсолютно не замечал ее присутствия.
Но какое ей дело? Эти двое стоят друг друга. Бык и корова в пору спаривания. И все же чем дальше продвигался вечер, тем тяжелее становилось на душе.
Джастин, не спускавший со своей подопечной внимательного взгляда, должно быть, заметил усталость. На правах опекуна без лишних церемоний отправил восвояси очередного кавалера и повел Селину на террасу – прогуляться и подышать свежим воздухом.
– Спасибо моему рыцарю в сияющих доспехах, – поблагодарила она и тут же испуганно замерла: тяжелая черная туча несла неминуемую грозу.
Джастин тоже заметил опасность.
– Подождите здесь, а я быстро соберу остальных. Скоро полночь; не хватало еще угодить в ливень.
Он знал, что Селина по-прежнему боится бури; сама же она, не желая стать причиной раннего отъезда, с благодарностью приняла мудрое решение мистера Андруза. Она посмотрела на небо в надежде найти луну, но не увидела ничего, кроме низко нависших облаков. Стараясь подавить страх и побороть внезапно нахлынувшее одиночество, зябко обхватила плечи руками.
И вдруг на талию бережно легла теплая ладонь. Селина вздрогнула. Горячее дыхание обожгло шею. Как он смеет? Как может вновь расточать свои чары, проведя весь вечер с этой… с этой глупой коровой? Она сбросила руку и ледяным тоном приказала:
– Не прикасайтесь ко мне.
– Но ведь на самом деле вы так не думаете, правда?
– Еще как думаю! – Она шагнула в сторону.
– Говорите так, словно проглотили кусок льда. – Тревор схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. – Посмотрите на меня, малышка.
– Подозреваю, вы слишком много выпили. – Селина попыталась освободиться, оттолкнуть, однако Тревор стоял неподвижно, как скала. – К тому же, никто не разрешал вам использовать столь интимное обращение.
Его горячие губы накрыли ее рот и заставили замолчать. От крепкого запаха бренди закружилась голова. Селина сдавленно вскрикнула и попыталась освободиться, однако чем отчаяннее сопротивлялась, тем крепче он держал. Еще немного, и задушит! Она сдалась. Горячий язык раздвинул губы и дерзко проник в дрожащий рот. Каждое прикосновение отзывалось трепетом. Первобытное вожделение – безжалостное и непреодолимое – пронзило насквозь.
О господи, что же он творит? И откуда этот немыслимый, непостижимый ответ? Рука скользнула ей напоясницу, притянула и откровенно прижала к недвусмысленно жесткому бугру – точно так же, как тогда, в кухне. Он на миг отстранился и требовательно взглянул в лицо.
– Оставьте, Тревор. Вы мне не нужны.
– Я нужен вам, точно так же как вы нужны мне, – проговорил он, стараясь выровнять судорожное дыхание.
– Полагаете, каждая женщина готова уступить вашей настойчивости? Я не готова.
На губах у него промелькнула улыбка.
– Готовы, и отлично это понимаете. Так почему бы не признать очевидное? Жизнь слишком коротка, чтобы изображать девственницу, которой, как мы оба знаем, вы не являетесь.
Селина вспыхнула и резко ответила:
– Если ищете низменных утех, то весь вечер у вас была прекрасная партнерша. Отправляйтесь к ней и продолжайте свои грязные игры!
Тревор резко развернулся, чтобы уйти, но на миг остановился.
– Дурочка. Весь вечер я только тем и занимался, что мешал ревнивой миссис Бодерье вонзить в вас острые когти.
Спустя несколько минут подошел Джастин, и вскоре все семейство отправилось домой под угрожающе сгустившимися тучами. Селина попыталась сесть рядом с Линдзи, однако на этот раз вмешался мистер Андруз. Посмотрел на небо и не терпящим возражения тоном заявил:
– Селина, вы поедете со мной. Тревор и Фелиция, садитесь вместе с нами. Все остальные – быстро в другой экипаж!
Тревор с недоумением наблюдал за встревоженным отцом.
Вдалеке раздался раскат грома, и по крыше застучали тяжелые капли. Внезапно поднявшийся ветер завыл, как голодный волк.
Селина окаменела. Джастин крепко обнял ее за плечи.
– Не волнуйтесь, все в порядке.
Какого черта?
Ослепительно вспыхнула молния, и тут же прямо над головой ударил гром.
Селина заплакала. Джастин прижал ее к груди.
Молния снова прорезала небо; лошади испуганно заржали и остановились, отказываясь продолжать путь. Экипаж накренился. Селина в ужасе закричала.
Тревор озадаченно склонился, чтобы спросить, что происходит, однако отец его не замечал, пытаясь успокоить спутницу.
– Не бойтесь, – ласково уговаривал Джастин. – Ничего страшного. – Он укачивал ее как маленькую девочку, а гроза тем временем продолжала бушевать. Постепенно крики стихли и превратились в жалобные стоны.
Буря не сдавалась, а, казалось, лишь набирала силу. С каждой вспышкой, с каждым ударом Селина теряла силы. Тревор уже понял, что происходит что-то неладное.
Возле дома он опередил отца, подхватил Селину на руки и бегом понес к двери, которую заботливо распахнула Мари.
– Я уже жду. Быстрее в комнату!
В три прыжка Тревор поднялся по лестнице. Положил Селину на кровать, снял мокрый плащ.
Мари грубо оттолкнула его.
– Прочь отсюда! – скомандовала она и захлопнула дверь.
– Что, черт возьми, все это значит? – озадаченно спросил Тревор подошедшего отца.
Джастин дождался, пока все разойдутся по комнатам, и только тогда посмотрел на сына. Неторопливо, не упуская ужасных подробностей, рассказал о том, как конюх нашел Селину в страшную грозу; о том, что, если бы не старик Джим, ее не было бы в живых.
– Все ее кровные родственники давно умерли, а после этой трагедии бедняжка осталась одна на всем белом свете. Поэтому я взял ее к себе.
От потрясения Тревор онемел.
– Свекра мы так и не нашли, но Джим все равно выкопал для него могилу рядом с могилой мужа Селины и насыпал холм, чтобы она думала, что он там похоронен.
Джастин помолчал, словно собираясь с духом, а потом тяжело вздохнул и совсем тихо произнес:
– И ребенка тоже похоронил.
– Ребенка? – Тревор вздрогнул.
Джастин коротко кивнул.
– Трудно представить что-нибудь страшнее. Младенец должен был появиться на свет не раньше чем через три месяца, однако родился под повозкой, в ледяной воде. Джим перерезал пуповину, завернул тельце в одеяло и похоронил рядом с отцом. Доктор сказал, что мать пострадала настолько серьезно, что больше у нее детей не будет.
Ослабевшей, дрожащей рукой Тревор провел по волосам, пытаясь убрать со лба непослушные мокрые пряди.
– Боже мой, я понятия не имел, что все настолько ужасно! Ты сказал, что она вдова, вот я и подумал…
– Что подумал, сын? Что она такая же, как твоя мадам Бодерье или другие сомнительные женщины, с которыми ты водишь дружбу? Решил, что, подобно им, Селина вышла замуж за богатого старика и благополучно помогла ему сойти в могилу, чтобы потом веселиться с такими, как ты? Признайся, ведь так? Нет, Селина устроена значительно тоньше и сложнее, а потому даже не пытайся испытывать на ней свои чары.
Отец выпрямился, шумно перевел дух и смерил сына взглядом, способным заморозить. Тревор молча проглотил резкий ответ. После смерти матери, когда он осмелился обвинить отца в том, что тот недостаточно быстро вызвал доктора, Джастин ни разу не разговаривал со столь откровенной враждебностью. Но ведь тогда ему было всего пятнадцать лет! Когда же, наконец, прошлое оставит его в покое? Тревор долго стоял, опустив голову, не зная, что делать с нахлынувшим раскаянием. Одно было ясно: надо немедленно идти к Селине.
Мари открыла дверь. Тревор переступил порог первым, а отец следом за ним. Одного взгляда хватило, чтобы сердце сжалось от жалости и тревоги.
Селина лежала бледная как полотно, с закрытыми глазами.
– Я дала изрядную дозу настойки опия, и бедняжка быстро уснула. Вот только буря, кажется, затянется до утра. Нельзя оставлять ее одну, так что я переночую здесь. Трудно угадать, когда действие снотворного иссякнет.
Горничная взглянула на больную и покачала головой.
– Несчастная. Подумать только, что ей пришлось пережить.
Тревор почувствовал, что не должен уходить.
– Ложись у себя, Мари, и не беспокойся. Я о ней позабочусь.
От изумления та на миг онемела, посмотрев сначала на Тревора, потом на Джастина и нахмурилась.
Тревор предостерегающе поднял руку.
– Боже мой, женщина! За кого ты меня принимаешь?
Его гнев испугал даже бесстрашную Мари.
– Тревор прав, – устало вздохнув, вступил в разговор мистер Андруз. – С его физической силой легче будет справиться, если вдруг снова начнется истерика. Помнишь, как однажды мы еле-еле совладали вдвоем? Если вдруг понадобится помощь, он тут же подоспеет, тем более что его комната расположена совсем близко. К тому же в доме полно гостей и завтра с раннего утра тебя ждет работа. А Тревор может спать хоть весь день.
Мари неодобрительно покачала головой, однако плотно закрыла окно и принялась старательно задергивать шторы.
– Лучше, чтобы молния светила как можно меньше. И не забудьте запереть дверь, чтобы не скрипела и не стучала от ветра. Все эти звуки ее очень пугают. – Она кивнула на кресло у камина. – Обычно придвигаю его к кровати и, когда требуется, беру ее за руку.
Мари пристально посмотрела на мужчин.
– Ах господи! Вы же совсем мокрые! Скорее переоденьтесь, а не то простудитесь насмерть! Сейчас принесу вам халат, мисчи Тревор. – Качая головой и что-то тихо бормоча, она вышла из комнаты.
– Слишком много говорит, особенно когда нервничает. Правда, пап?
Джастин слабо улыбнулся, понимая, что сын старается навести хотя бы хлипкую переправу через разделяющую их пропасть. Ничего не ответив, задумчиво посмотрел и коротко пожелал спокойной ночи.
А Тревор с надеждой подумал, что холод, возникший в отношениях после смерти матери, не вечен.
К тому времени как Мари вернулась с полотенцем и халатом в руках, Тревор уже развел в камине огонь, а теперь стоял по пояс голый и грел руки. Горничная бросила вещи на стул и поспешила к кровати, как будто хотела защитить госпожу от непристойного зрелища.
– Не переживай, она спит, – раздраженным шепотом произнес Тревор, схватил полотенце и принялся энергично вытирать волосы и руки. – Отвернись, пока переоденусь, или выйди.
Мари обиженно встала к нему спиной.
– Я, можно сказать, вас вырастила и успела насмотреться.
Тревор едва заметно улыбнулся, снял насквозь промокшие брюки и накинул халат.
– А я так ни разу и не поблагодарил тебя за бессонные ночи. Ты всегда меня ждала и придумывала самые невероятные оправдания поздним возвращениям.
Мари не потрудилась ответить, и господин распорядился:
– Можешь идти. Заодно забери мокрые вещи.
Она подошла к куче одежды, собрала, завернула в полотенце и молча направилась к двери.
– И все-таки почему?
Горничная остановилась и обернулась.
– Что «почему»?
– Почему ты меня защищала? Я же был совсем ненормальный: злой, вечно пьяный мальчишка.
Мари неожиданно улыбнулась и кивнула.
– Добавьте к этому еще и зов плоти.
– Несколько раз ты буквально спасала мою шкуру, а я до сих пор ни разу не поблагодарил.
– Спасала вашу шкуру, рискуя собственной задницей? Можете поверить, что все это я делала не ради вас, а ради вашего отца.
– Ради отца?
– Помните ту ночь, когда муж Терезы Дюбуа едва не поджег факелом дом, разыскивая вас? Всегда боялась, что однажды мистер Андруз проснется от целой факельной процессии, поэтому при каждом появлении шерифа изворачивалась, как могла.
Через плечо Тревора мудрая женщина взглянула на спящую Селину.
– Мы живем здесь тихо и спокойно. Почему бы вам не вернуться в Новый Орлеан, к своим делам? У моей госпожи от вас одни неприятности.
– Не исключено, что я изменился, – возразил Тревор.
– С трудом верится.
Он посмотрел на кровать. Стремление защитить, окружить заботой становилось сильнее с каждой секундой. Да и бесконечные кутежи уже успели изрядно надоесть.
– Что, если исправлю в себе все, что необходимо?
Мари уже собралась выйти, но помедлила.
– А что, если не сможете?
Как только дверь закрылась, Тревор переставил кресло к кровати и удобно устроился. Посмотрел на спящую Селину и спросил себя, что в ней так возбуждает. Желание просыпалось от одного лишь близкого присутствия. Он поднял ее безвольную руку и прикоснулся губами. Ощутил запах кожи и поспешно поправил одеяло.
Откинулся на спинку кресла. Вожделение казалось непреодолимым. Как и почему она покорила его настолько быстро? Что рождало неутолимую, почти болезненную, страсть? Возможно, причина всего лишь в растущем беспокойстве, охватившем его в последнее время. Порой он и самого себя не понимал.
От порыва ветра стукнула ставня, и Селина тихо застонала.
– Все хорошо, – вполголоса успокоил Тревор. – Я здесь. Хотелось верить, что буря действительно закончилась, а не обманчиво стихла, чтобы ударить с новой силой, как это иногда случалось.
Тревору вспомнилось, как в детстве он сломал ногу. Тогда, чтобы облегчить боль, доктор прописал ему настойку опия. Испуганный и растерянный, он хотел одного: чтобы кто-нибудь обнял, пожалел, разделил с ним боль и успокоил. Затуманенный мозг продолжал действовать, глаза по-прежнему исправно служили, но распухший язык отказывался слушаться, поэтому он лежал в безмолвном ужасе, беспомощно глядя на мать и невыносимо страдая. Что, если Селина тоже испытывает нечто подобное?
Его беспокойство переросло в тревогу. Присев на краешек кровати, он принялся гладить по ее голове, без конца нашептывая нежные слова.
В щелях ставен вспыхнула молния, а следом раздался мощный громовой удар. Все-таки стихия не сжалилась, а продолжала бушевать. Худшее еще предстояло пережить.
Ставня оторвалась и, подобно молоту, застучала по стене. Снова сверкнула молния и раздались раскаты грома. Селина открыла полные ужаса невидящие глаза.
– Тише, тише. Все хорошо. Мы дома. – Тревор склонился и снова сжал ее руку.
Селина задрожала так, что застучали зубы.
– Не бойся. – Он натянул одеяло до подбородка и погладил по лбу, пытаясь прогнать страх.
С губ снова сорвался стон.
– Селина, послушай меня. Ты в безопасности. Ничего страшного нет.
Однако паника передалась и ему. Может быть, не стоило брать на себя обязанности сиделки? Мари наверняка справилась бы лучше. По крайней мере она знает, что делать в подобных случаях.
Селина сжалась, словно младенец, громко застонала и заметалась. От сознания собственной беспомощности Тревор приподнял одеяло и, не переставая уговаривать, прилег рядом. Медленно, с усилием распрямил дрожавшую в забытьи Селину, повернул на бок, положил голову себе на грудь и крепко обнял. Дрожь не проходила. Зубы стучали, как будто от холода, но кожа обдавала жаром.
– Не бойся, малышка. Я не дам тебя в обиду. – Он снова погладил ее по волосам и нежно поцеловал в закрытые глаза. – Любовь моя, все будет хорошо.
Селина прижалась к нему с неожиданной силой и потянула на себя, как будто хотела, чтобы ее лег сверху, однако он удержал ее рядом, унимая дрожь силой и теплом своего тела.
Тревор? Это Тревор? Нет, должно быть, мерещится в забытьи. Стало лучше, уютнее, спокойнее. Теплый ветер согревал лоб, веки, шептал ее имя.
– Любовь моя, все будет хорошо.
Густой туман медленно спустился, окутал тело и душу. Теплые, мягкие, похожие на хлопок облака согрели и успокоили. Теперь уже казалось, что гроза не так ужасна, как прежде, потому что Тревор рядом – обнимает, защищает, жалеет. Страх постепенно прошел, хотя буря сдаваться не собиралась.
Селина уступила ласковой силе, позволила теплу окружить ее со всех сторон, с благодарностью приняла нежность, закуталась в заботу, утонула в ласке. Она слышала, что стонет, пытаясь привлечь еще больше тепла, заставить его проникнуть в сокровенную глубину, стать частью ее существа. Ветер продолжал нашептывать имя. Селина медленно запрокинула голову. Молния ударила в губы. Ласковая, прохладная, сладкая, наполнила бархатистым светом. Как хорошо, уютно, спокойно! Гром ревел в ночи, как рассвирепевший зверь. Буря – голодный волк – завывала и царапала когтями ставни. Селина заплакала, и Тревор обнял еще крепче. Это сон? Или Тревор действительно что-то шепчет и с силой прижимает ее к груди, чтобы защитить? Ветер завыл громче и принялся биться в стены. Шепот успокаивал, объятие согревало. Да, это всего лишь сон, мечта. Но пусть чудесное видение продолжается, пусть подарит покой и тепло. Селина прильнула к нему, и дрожь отступила. Кажется, он только что сказал, что страстно ее желает? Что мечтает сделать ее своей, но только не сейчас, не этой ночью? В глубине замутненного сознания снова родилось сомнение: а вдруг это только видение? Какая разница? Она явственно ощутила мужественную плоть и раздвинула ноги, приглашая переступить черту.
– Нет, Селина. Нет.
Это снова ветер?
Нет, не может быть. Тревор прошептал ее имя и нашел губами ее губы. Поцеловал нежно, бережно. А потом обнял, как маленькую, и начал укачивать. Вот так, в тепле сильных рук, страхи бесследно рассеялись, и мир скользнул в небытие.